Поездом регионального экспресса я доехала до станции Шатле-Ле-Аль. От неё до моего дома на улице Люлли ходьбы прогулочным шагом не более пятнадцати минут. К тому же это был маршрут, которым я следовала очень редко, а значит возможность того, что кто-нибудь из соглядатаев Дирекции безопасности отслеживает и его, практически отсутствовала.
Мое преимущество заключалось и в том, что прямо с перрона станции можно попасть в подземный торговый центр, где можно легко затеряться среди многочисленных посетителей «Форума», построенного еще в прошлом веке на месте рынка «Чрево Парижа».
Я так и сделала, хотя, наверное, это было излишней мерой предосторожности. Впрочем, меня беспокоила не собственная безопасность, а скорее не давал покоя мой поступок.
Прибегнув к помощи древней «магической» силы я, ведь, не раздумывая, применила её против человека, игравшего в моей жизни далеко не второстепенную роль. Совесть моя была не на месте и явно испытывала мучительные угрызения. Это с одной стороны…
С другой…
Должна признаться, что в те минуты испытывала нечто в высшей степени необычное, волнующее и будоражащее мое сознание. Такое происходит, когда однажды, вкусив немного запретного плода, остановиться уже не можешь. Хочется попробовать его еще раз, и насладиться сполна.
Меня так и тянуло повторить эксперимент, но уже на себе.
Проходя по залу мимо декоративного фонтанчика, я зачерпнула в ладонь немного воды, и прошептала еще одно древнее «заклинание», извлеченное из доселе «запретных» глубин памяти.
Сняла очки и провела мокрой ладонью там, где «красовался» «автограф Этьена».
Вместо холодной влаги ощутила обжигающее пульсирующее покалывание, как от касания щупальцев медузы. Рефлекторно я едва не отдернула ладонь, но не успела ахнуть, как неприятное ощущение пропало. К удивлению, обнаружила, что моя ладонь суха, а место прикосновения слегка зудит.
Что же «фонарик» под глазом, все еще «светит»?
Не задерживаясь не на минуту, прямо на ходу, отыскала в сумочке косметическое зеркальце.
Не вероятно! Не осталось никаких следов.
«Чудеса, - подумала я, - стало быть, умею не только усыплять, но еще и исцелять». Оставалось избавиться от раны на бедре, которая хоть и не досаждала, как прежде, но каждый раз напоминала о себе при резких движениях. О ней я решила «позаботиться» уже дома.
Зеркальце отправилось в сумочку, а вслед за ним за ненадобностью и очки Николь.
«Жаль, что даже у древних нет магических слов, возвращающих жизнь», - с сожалением вздохнула я в мыслях.
Когда я поднялась на улицу Рамбюто, оказалось, что солнце успело спрятаться за дома. Сумерки сгущались, а вместе с ними и тучи в небесах, обещая скорый дождь.
К счастью, первые капли настигли меня на Шабаё, в каких-то несколько сотен шагов от дома. Я подняла воротник плаща, ускорила шаг, лавируя по узкому тротуаре среди таких же, как и я торопившихся укрыться от дождя, прохожих. Наиболее предусмотрительные из них, в спешке раскрывали зонты.
В отличие от них, меня волновал вовсе не усиливающийся дождь, вымокнуть я не боялась.
По мере приближения к дому, усиливалось необъяснимое ощущение тревожного беспокойства. В душе явно творилось что-то неладное, и у меня никак не получалось разобраться, с чем это связано.
На всякий случай я задержалась у ресторанчика тайской кухни, что на углу Рамо и Шабаё, чтобы оглядеться и проверить - не стоит ли где поблизости знакомый фургончик цветочной компании, и не поджидают ли меня у подъезда месье Годар с мсье Журденом.
Фургончик не стоял, мсье Годар с мсье Журденом тоже. Однако и волнение никуда не делось, а только усилилось, проникая в сердце пылкими импульсами разгоряченной крови.
Внезапно ударившие по плечам и голове холодные, тугие струи дождя вмиг охладили мое воспылавшее сознание и подстегнули кинуться вперед к спасительному подъезду.
Перевела дух, лишь тогда, когда закрыла за собой дверь. Волосы и плащ успели намокнуть и теперь на плиточный пол с них капали крупные капли. Я вызвала лифт и поднялась на свой этаж. Отыскала в сумочке ключи, и уже было собиралась отпереть замок, как обнаружила, что дверь в квартиру слегка приоткрыта.
Сердце так и замерло. Я остановилась в нерешительности, соображая, чтобы это могло значить. Мой слух напрягся до предела, надеясь уловить хоть какой-то посторонний звук за дверью. Ничего…
Только шум дождя, доносился с улицы.
Мне бы развернуться и уйти, но вместо этого, пресловутое женское любопытство заставило толкнуть дверь.
Я осторожно зажгла свет. Ничего не произошло. За исключением того, что я увидела в комнате ноги человека, который очевидно лежал на полу. Еще не поздно было просто исчезнуть с этого места, да поскорее. Но, нет же…
Я сглотнула образовавшийся в горле ком, и с величайшей осторожностью шагнула вперед.
В следующую минуту, едва сдержалась, чтобы не рухнуть рядом с лежавшим телом – мертвым телом. Телом Этьена в луже крови. У него было перерезано горло, а на полу возле него валялся нож. Между прочим, это был мой нож из набора для разделки мяса, которым я никогда не пользовалась.
Я в ужасе отпрянула назад в прихожую, изо всех сил борясь с теми же позывами, что и в подвале деревенской церкви.
Первое, что пришло на ум – нужно срочно позвонить в полицию. Да, но что я им скажу и как все объясню?
Тут же вспомнила разговор с Журденом об инсценировках спецслужб и поняла, что попала в переплет.
«Зачем мне только пришла в голову глупая мысль сменить деловой костюм на куртку и джинсы?» – с досадой подумала я.
Хотела явиться к агентам безопасности в более «практичной» одежде.
Теперь же у меня складывалась «великолепная» перспектива сменить жакет и юбку на более «практичную» la tenue de la prison*.
Надо было все-таки послушать Годара, а не заниматься самодеятельностью. В результате моего легкомыслия и излишней самоуверенности, сама увязла по уши и Гаспару не помогла.
«Может все-таки бежать, пока есть еще возможность?», - пришла безумная мысль.
Я не решительно вышла на лестничную клетку.
Оказалось, поздно. Со стороны улицы послышались завывания полицейских сирен, а спустя пару минут топот ног по ступеням лестницы и характерный шум поднимавшегося лифта. Вот и все, ловушка захлопнулась.
Из открывшихся дверей лифта вышел среднего возраста человек в штатском в сопровождении двух полицейских в форме, одним из которых была женщина, еще двое молодых людей в штатском поднялись по лестнице.
- Добрый вечер. – Поздоровался тот, кто первым вышел из лифта. Мадемуазель?..
- Максина Оржеховская, - назвала я себя.
- Так-так, очень хорошо. Комиссар Ренар**, криминальная полиция.
Внешность его полностью соответствовала фамилии – рыжая шевелюра и хитрый прищур глаз, взгляд которых мгновенно просветил меня подобно рентгеновскому аппарату.
- Так-так, мадемуазель. Это Ваша квартира? – Указал он на открытую дверь за моей спиной.
- Да, - ответила я, стараясь все-таки сохранять самообладание.
- Так-так. Что там у Вас?
- Там мертвый человек, - чистосердечно призналась я.
- Так-так, любопытно. Пройдем внутрь?
- Пожалуйста. – Я отступила в сторону.
Комиссар вошел первым, я за ним, а за нами и остальные. Жестом ладони он остановил всю компанию включая меня в тесной прихожей, а сам прошел в комнату.
Снова прозвучало это его отличительное «так-так».
- Что он тут делает? - Обратился он ко мне.
- Лежит, - со всей очевидностью в голосе ответила я, и зачем-то добавила, - не живой, совсем.
- Хм. Очень, очень остроумно, мадемуазель. Вы находите это смешным?
- Вовсе нет. На самом деле, мне не до юмора, господин комиссар, но он лежит.
Ренар вышел из комнаты и в упор посмотрел на меня всепроникающим взглядом.
- Вы знакомы с покойником?
Я едва не ответила, что предпочитаю знакомиться с живыми, но решила, что в сложившейся ситуации лучше не дразнить «хитрого» комиссара, тем более уже получила предупреждение насчет остроумия.
- Его звали Этьен Ламберт.
- Так-так. Он Ваш приятель?
- Был им. Мы недавно расстались с ним.
- Так-так, интересно, - задумчиво произнес он, и отдал распоряжение своим коллегам, – Приступайте, господа!
Я заметила, что женщина-полицейский при этом осталась на лестничной клетке. Очевидно, на тот случай, если я попытаюсь сбежать.
- Мы же с Вами мадемуазель немного побеседуем здесь. Расскажите, что Вам известно о происшествии?
Сказала, как есть, что в сущности мне ничего не известно, потому, что только вернулась с работы и обнаружив дверь открытой, поддалась соблазну выяснить причину. Увидев страшную картину, просто растерялась.
- Так-так, мадемуазель, и Вы хотите сказать, что мысль, скажем, о грабителе Вас не остановила, не испугала?
- Признаюсь, я хотела сразу позвонить в полицию, но… Не знаю, как сказать… Я настолько была потрясена увиденным, и сейчас тоже, что…
Видя мое замешательство, комиссар снисходительно сменил тему.
- Хорошо, допустим. Где Вы работаете?
Я понимала, что это тоже отнюдь не праздное любопытство. Он, наверняка, выяснит время моего убытия из редакции, а это никак не способствовало моему алиби.
Я ответила, что работаю в редакции Монд журналистом криминальной хроники в отделе Жерома Годара.
- Так-так, скверненько, - подытожил он.
Хотела спросить, что он имеет в виду под словом «скверненько», но в нашу беседу вмешался один из полицейских.
- Комиссар, похоже - это орудие убийства. Полицейский отдал своему шефу окровавленный нож, запечатанный в «гриппер».
- Вам знаком этот предмет?
- Да, это нож из набора для разделки мяса.
- Я так полагаю, из Вашего набора?
- Да.
- Так-так. Будет не хорошо, если эксперты обнаружат на нем Ваши отпечатки.
- Это вполне закономерно, господин комиссар. Если это мой нож, то и отпечатки на нем могут быть моими.
- Я хотел сказать, только Ваши отпечатки, мадемуазель.
- Я не убивала, Этьена, если Вы подразумеваете это.
Из комнаты снова вышел полицейский.
- Комиссар, похоже, у нашего покойника к тому же сломана переносица, но криминалист предполагает, что нос ему свернули несколько раньше.
- Спасибо сержант. Что-нибудь еще?
- Да, в карманах пиджака найден телефон, ключи от машины, ключи от квартиры и бумажник с кучей кредиток, две из которых платиновые, и водительским удостоверением на имя Этьена Ламберта.
- Так-так, версию об убийстве с целью ограбления я поставил бы под сомнение. Все включите в опись.
Сержант согласно кивнул головой и вернулся в комнату для продолжения своей работы.
- Нос Этьену, сломала я несколько дней назад, когда мы с ним расстались, - решила признаться я, понимая, что впоследствии комиссар все равно об этом узнает.
- Так-так, мадемуазель. Вы хотите сделать официальное заявление?
- Нет, господин комиссар, Вы меня неправильно поняли. Мы поссорились. Этьен был пьян и ударил меня. Его задержала полиция. Потом… Не знаю, что на меня нашло. Мне стало очень обидно, и я ударила его в ответ.
- Ударили так, что нос сломали? Комиссар оценивающе посмотрел на меня. – Так-так…
- Наверное, я была слишком зла и не рассчитала силу удара.
- Вы, боксом занимаетесь?
- Нет, мсье, я посещаю курсы самообороны .
- Так-так… Это тоже скверненько. Вы хоть понимаете, мадемуазель, что общая картинка складывается совсем не в Вашу пользу, и правосудие наверняка будет не на Вашей стороне?
- Понимаю, господин комиссар.
- Вы так спокойно об этом говорите, как будто Вам абсолютно безразлична Ваша судьба.
- Не безразлична, но алиби, говоря вашим языком, у меня нет.
- Это печально, мадемуазель. Поскольку совершено убийство, а Вы вот - единственный подозреваемый. По закону, я обязан Вас задержать до выяснения всех обстоятельств.
«Сержант, - он обратился к полицейской, - зачитайте мадемуазель её права, заберите сумочку и ключи, и не забудьте надеть наручники. Затем сопроводите в машину».
Щёлкнувшие на моих запястьях «браслеты» заставили меня вздрогнуть, не то от звука, не то от прикосновения холодного металла. После этого, я делала, только, то, что мне велели.
- Так-так, это очень печально, - с каким-то искренним сожалением повторил комиссар.
- Пройдемте, мадемуазель, - полицейская взяла меня под локоть, и мы направились к лифту.
Кнопку вызова кабины она нажать не успела. Её остановил чей-то властный мужской оклик: «Стойте!»
- Так-так, - проговорил комиссар Ренар, вышедший навстречу двоим, поднявшимся по лестнице субъектам в мокрых от дождя плащах. – Чем обязан агентам Дирекции безопасности?
Один из двоих шагнул к комиссару и вынул из черной кожаной папки листок бумаги.
- Прочтите, комиссар, и у Вас больше не будет никаких вопросов.
- Хм… Так-так. – Комиссар явно выглядел озадаченным. После беглого просмотра, он вернул письмо агенту. – Если сам… Впрочем… Сержант, передайте мадемуазель, этим двум мсье.
- Снимите с неё наручники, - потребовал второй агент. – У нас на этот случай свои имеются.
На свободе я побыла совсем чуть-чуть и, разумеется, насладиться ею не успела.
- Сумочку, - продолжал агент. Отзывайте своих людей, комиссар, все улики должны остаться на месте. Теперь это наша работа.
- Конечно, ребята, конечно. Мы умываем руки, - натянуто улыбнулся комиссар.
- Пройдемте, мадемуазель.
Я повиновалась.
Вместо того, чтобы отправиться к лифту или к лестнице, агенты безопасности повели меня к черному ходу, который выходил во внутренний дворик здания.
Когда мы спускались вниз, я обратилась к своим сопровождающим, с просьбой снять наручники.
- Послушайте господа, совсем не нужно так крепко держать меня за локти. Во-первых - мне больно, а во-вторых, поверьте, я не сбегу.
- Разумеется, мы Вам верим, мадемуазель. Просьбу о наручниках они попросту проигнорировали.
В следующее мгновение в памяти успела запечатлеться только коварная усмешка одного из агентов. Он распылил мне в лицо какой-то аэрозоль, причем, абсолютно без запаха. Такое вероломство застало меня врасплох, и я совершенно не осознано вдохнула пары всей грудью.
Отключилась моментально, провалившись в глубокую бездну сна.
*la tenue de la prison – тюремная одежда.
**Ренар – в буквальном смысле переводится, как лисица.