В проеме тайного хода возник карлик, хотя свет свечей придавал ему такой рост, что казалось, будто голова его задевает камни вверху проема. Но Нокс точно знал, кто это. За много десятков лет, которые они прожили вместе, каждый из них знал другого не только по фигуре, по звуку шагов, но и по запаху, по мыслям, которые можно было прочесть, даже если эти люди находились по разные стороны стены.
- Матеус, ты принес мне то, что я просил?
- Нет, господин.
Нокс нахмурился и положил на стол отсвечивавшую бронзой астролябию, которую он приводил в порядок.
Дневной свет никогда не касался этих стен, но свечей, располагавшихся на них, было так много, что камни стен не подавляли своим духом даже впервые сюда попавшего. Но сюда не попадал никто, кроме этих двоих людей. Помещение находилось в верхней части башни, и вел в него только тайный ход. Еще выше находилась обсерватория Нокса.
- Ты все объяснил герцогу?
- Да, он не отдает его.
- Дьявол! Это последняя ночь. Дальше ждать нечего - придется просить Вирула.
С потолка упал небольшой камень.
- Вирул, ты разобьешь мои инструменты, - сердито сказал Нокс. - Где теперь найдешь хороший материал и мастера, не могу же я столько времени тратить на простую работу ремесленника.
- Ты же знаешь, что это не так, - ответил Вирул, отряхиваясь от пыли.
- Ты принесешь мне алмаз?
- Я удивляюсь, почему ты раньше об этом не попросил! Для меня это сущий пустяк, как для тебя открыть новую звезду.
- Но я же не могу пользоваться такими способами. Это вносит сильные искажения. Вот и сейчас я опасаюсь, что ты мне все испортишь.
- Ну, спасибо, дружище! Не ожидал. - Вирул, нахохлившись, отвернулся. - Во всяком случае, я гарантирую его возвращение на прежнее место, герцог и не заметит временное его отсутствие.
- Я не об этом… Чертов скряга! Всего за одну ночь обладания алмазом я обещал ему несколько лет отчаянной молодости, а он до того отупел… а ты не проболтался ему, Матеус?
Матеус, не обращая внимания на Нокса, делал себе грог, похрюкивая что-то недовольно себе под нос.
- Ну да, извини. А ты, друг, прошу, поторопись, у нас не так много времени.
- Разве можно делать грог с такой кислой физиономией! - пробурчал Вирул и исчез.
Нокс подошел к одной из стен, коснулся ее ладонями и прочертил ими на стене какие-то знаки – в стене со скрежетом открылась ниша. Нокс глубоко засунул руку в узкое отверстие и извлек на свет лист бумаги, свернутый в рулон. Ниша закрылась.
- Одни воспринимают их как заповеди, следуя которым можно попасть в царствие бессмертных душ, другие – как писания закона, на основании которых можно казнить и миловать, третьи как прощение за глупость и злобу человеческую, на основании которого можно творить преступления. Но и те, и другие говорят, что слова эти божьи. И только в этом единстве они правы - это дал нам всевышний разум, но он дал нам только очертания, ничего не осветив в сути явлений. Я разложил этот контур на составляющие. Звучат они не так, как их излагают притязающие на власть, ибо цель догматов – низвергнуть человека, а не поднять его, помочь ему превзойти рожденное в нем плотью. Да, это богохульство, за это инквизиторы готовы растерзать меня. Но я не отступлюсь, как не отступил тот, кого они превозносят выше всех и именем которого оправдывают свои преступления, хотя сам он страдал от таких же изуверов. Боже! Что сказал бы ты, когда б увидел, кто придет за тобой, кто будет называть себя твоими слугами, и что они будут превозносить как благодеяние, а что осуждать как величайший грех!
Нокс развернул лист.
- Вот они, эти нервы. И суть их в том, что они неизменны, так же как и неизменен сам человек. Даже познание не может изменить человека, если он сам есть только отражение. Для того чтобы измениться, ему надо забыть о себе, как о человеке. Но не так, как этого хотят Эти - чтобы подчинить свою волю, стать ничтожным, стать рабом. А для того, чтобы возвыситься над со-бой и над миром, да над миром, потому что человек не должен быть рабом Ничего. Человек должен творить мир, а не подчиняться ему, он должен искать законы этого мира, чтобы переделывать их, когда мир будет изменен…
- Человек хочет стать богом? - спросил Матеус, внимательно слушавший рассуждения хозяина.
- Человек и есть бог, только он боится этого откровения, ибо тогда он станет подобен змее, пожирающей самое себя.
- Как же быть? И так нельзя, и это невозможно!
- Да, мы еще не достигли того знания…
- Только знания? - хитро усмехнулся Матеус.
- Замолчи! Не об этом думаю я сейчас.
NERVUS RERUM*1
Нерв 1. Рождение
Нас рождают, и мы рождаемся сами.
Нерв 2. Одиночество
Если бы не корни, оставалось только одиночество.
Нерв 3. Разум
Время не останавливается, но
Tantum possumus, quantum scimus*2.
Нерв 4. Закон
Summum jus, summa injuria*3.
Нерв 5. Любовь
Любовь побеждает все, даже тебя самого.
Нерв 6. Зависть
Зависть и слепота питают друг друга.
Нерв 7. Тело
Тело живет удовольствиями, жертвуя волей.
Нерв 8. Совесть
Зло на совести.
Нерв 9. Боль
Боль ото лжи.
Нерв 10. Смерть
Смерть войдет, когда нас уже не будет,
но мы не можем забыть, что она готова войти в любой миг.
*1 - Нерв, суть вещей (лат.)
*2 - Мы можем столько, сколько мы знаем (лат.)
*3 - Высшее право – высшая несправедливость, высшая законность – высшее беззаконие (лат.)
- Но теперь их нужно связать Узлами, и тогда они дадут истинную границу, познав которую человек приобретет живую связь с всевышним разумом и сможет, преодолев свое ничтожество, стать всемогущим - истинно реку я эти страшные слова для моего злейшего врага - инквизиции. Только эта башня разделяет нас. А проходы в ней ведомы только мне и Матеусу, но я знаю: придет час, и никакие камни не удержат врагов - они обратят нас в пыль. Только я должен успеть закончить свое дело, и тогда их власть окажется пылью. Кто-то из нас обязательно опередит другого.
- Матеус, давай свечи. Пришло время.
Матеус с подсвечником подошел к стене и, выставив вперед ладонь, прочертил в воздухе какой-то знак. Раздался ужасный скрежет, и стена раздвинулась, образовав узкий проем.
- Я же просил тебя смазать колесо, - недовольно сказал Нокс. - Только и знаешь, что пить грог и смотреть в трубу на звезды. - Проворчал он, исчезая в темноте. - Ну, пошли живей. - Нокс вернулся. - Иди ты впереди.
Они нырнули в темноту. Железная лестница гулко резонировала в узкой и длинной шахте, по которой они поднимались высоко вверх. Нокс тяжело дышал. Ежедневный подъем в обсерваторию стал для него уже невозможным. Этот подъем отнимал очень много времени и сил. Наконец, Нокс увидел, что Матеус остановился, ожидая его. И едва Нокс забрался на площадку, Матеус отворил дверь, и они вошли в самое верхнее помещение башни. Нокс опустился на деревянную лавку. Ему требовался отдых, причем основательный, прежде чем он прикоснется к инструментам, требующим точной настройки. Матеус поставил подсвечник в дальнем углу, так что едва можно было различить окружающие предметы.
- Постой-ка, - вдруг Нокс заволновался, - а ты не трогал вчера трубу, а ну-ка сознавайся!
- Кажется, нет. Не зажечь ли больше света?
- Что значит, кажется! Я же вчера выверил все, чтобы сегодня поймать звезду! Негодник! - Нокс бросился к трубе и, дрожа, заглянул в нее. - Так и есть, ее нет! Не может же она погаснуть так быстро… этого не может быть! Еще сегодня ее свет должен обладать той силой, которая может дать мне еще один узел. Нет, ты все-таки вертел трубу! За кем ты на сей раз подглядывал?
Матеус скорчил то ли обиду, то ли равнодушие и уселся, отвернувшись.
- Ну, ну, - усмехнулся Нокс. - Как же, обиделся. Впрочем, постой, по-стой… почему-то сдвинулись линзы. Вот она «звезда-гостья»!* Она пришла из небытия и уйдет во мрак. Она сожмется в Ничто, умирая, и ничто не воз-родит ее, и в это Ничто устремятся призраки и нелюди, потому что человек не сможет проникнуть туда. О! даже если бы ему это удалось, никогда бы он не смог вернуться. Да и зачем!
* - В 1572 и 1604 годах в созвездии Кассиопеи были зарегистрированы сверхновые (видны в широтах северной Европы). По одной из гипотез взрывом сверхновой сопровож-дается заключительная стадия коллапса звезды, превращающейся в черную дыру.
Внезапно звезды исчезли, чрево трубы наполнилось мглой, послышался шорох, и что-то влетело в башню через отверстие для трубы, подняв пыль и едва не загасив свечи.
Нокс отпрянул.
- Это ты, Вирул?
- Я, я, - «каркнул» Вирул.
- Похоже, если меня кто-то и убьет, так это, скорее всего, будешь ты.
Вирул хмыкнул, если это так можно назвать.
- Однако я принес, - проворчал он.
- Давай…нет, я сам. - Нокс подошел к нему и подставил ладони.
Из клюва Вирула упал алмаз. Нокс выпрямился, отошел к трубе и поднес алмаз к глазам. – Да, это он, десять граней неправильной формы. Кто-то считает его уродливым… глупцы, если бы они понимали, что питает жизнь…
Движение начинается тогда, когда нарушается равновесие, когда нарушается равенство, происходит нечто, что меняет установленный распорядок. Равновесие кажется осмысленным, но именно оно есть непреодолимая преграда, непреодолимая, если считать это равновесие необходимым. Симметричная снежинка или кристалл - принадлежность неживой материи. Неживой? Но ведь кристалл может расти, а разновидностей формы снежинок - как звезд на небе! Мой друг Кеплер* готовит работу, посвященную шестигранной форме снега, но он естествоиспытатель, а меня интересует другое. Сне-жинку уничтожает тепло, кристалл – активное вещество и давление. Человека - время. Человек умеет разрушать, но и вода, и ветер разрушают камень. Но сколько еще не понятого им создано Природой! Да и он сам… человек симметричен только внешне, да и то, если приглядеться…вот на моем лице складки по сторонам носа, они похожи, но они разные, и если расположить рядом два изображения, реальное и зеркальное, можно отличить одно от другого. Мы существуем благодаря асимметрии – одно воспринимает, другое реагирует, некое заботится о самосохранении, иное сохраняет остальных жертвой одного. Симметрия привлекает взгляд законченностью и благотворным повторением. Восприятие быстро к этому привыкает, не отображаясь на сознании, не побуждая, лишь релаксируя на первом уровне подсознания. Она красива, по-своему. Но красота ее завораживает, не пробуждая чувство сомнения, несогласия, истинно двигающее человека. Она даже способна породить угнетение от сознания недостижимости и неповторимости этой красоты. Асимметрия же способна проникнуть на самые верхние уровни. Словно чаша весов поднимается вверх, отбрасывая от себя все лишнее, ложное, всасываясь в окружающую среду, проникая во все случайные от-ветвления. Стремясь к абсолютному меньшинству свободного остатка, она стремится к абсолютному большинству связанного. Связанное, накапливаясь и перемешивая неживую симметрию, рождает новое свободное большинство асимметрии. Симметрия дублирует и повторяет, асимметрия изменяет и пробует новые варианты. Симметрия – однообразие вариантов, упорядоченный хаос.
* - Иоганн Кеплер (1571-1630) – немецкий астроном, естествоиспытатель, писатель. Речь идет о трактате «О шестиугольных снежинках», опубликованном в 1611 г. – фактически первой научной работе в кристаллографии.
Асимметрия – инварианта типовых элементов, хаос неуравновешенный, в котором непредсказуемость будущего служит источником стремления к этому будущему. Это хаос, из которого может возникнуть жизнь. Да, она может вернуться в хаос, но сможет родиться и вновь, тогда как уравновешенный хаос означает смерть, необратимую, как течение времени. Асимметрия поворачивает время, потому что для нее нет течения времени, это вихрь, который сметает все на своем пути, но борьба с которым есть высшее наслаждение для человека, борьба, ради которой он готов пожертвовать самой своей жизнью, просто так, потому что это его борьба, в которой он не только живет, но и которая становится рождением новой для него жизни, непознанной, в которой любовь не есть повторение чувства с другой женщиной, а нечто неизведанное ранее, способное переродить человека.
Тонкий луч протянулся к камню. Нокс затаил дыхание, взгляд его скользил вслед за лучом, стараясь задержать его продвижение, продлить это сладостное мгновенье ожидания, вот-вот это должно было свершиться, как сладостен этот последний миг! И вот он достигает алмаза, еще мгновение, и луч распадается на множество тонких нитей, которые устремляются в разные стороны и…
- Проклятье! - выдохнул Нокс. Он вмиг сгорбился и превратился в несчастного старика, для которого, кажется, все окончено в этой жизни.
Еле различимые, неясные следы преломленного и отраженного луча от-печатались на стенах.
- Это не он, луч не смог пройти через этот камень. - Тихо сказал Нокс. - Быть может, я ничего больше не успею.
- Ты сделал, что дано было сделать тебе, - сказал нравоучительно Вирул, - остальное сделают другие.
Нокс со страхом взглянул на него.
- Что ты хочешь сказать?
- Успокойся, старик, ты сам стремился к этому, я лишь помогал, чем мог.
- Вот, ты уже называешь меня стариком, ведь всегда ты называл меня другом.
- Да, прости, чего-то я не то понес. Забудь.
- Забудь! Нет, это не просто так у тебя вырвалось.
- Но ты же не хочешь, чтобы твое дело погибло, - Вирул попытался перевести разговор в другое направление.
- Для меня нет другого выхода, как, возможно, нет выхода из этой башни. И кто-то устроит пиршество на моих костях, думаешь, мне приятнее думать, что это будут не враги, а последователи?
- Слишком мрачно. И вообще, о чем ты? Мы еще поборемся. Надо только найти, в чем заключалась наша ошибка.
Нокс облегченно вздохнул и взял в руки алмаз.
- Отнеси это обратно. Сокровища герцога не стоят ничего, поэтому он и не показывает его.
- Я как-то об этом не подумал, - удивленно сказал Вирул.
- Такое впечатление, как будто вы с Матеусом на пару любите подглядывать в трубу.
- Вот это мне нравится! - крякнул Вирул.
Что он этим хотел сказать?