Первое возвращение.
Просыпаясь, я обнимал одну из них, но никак не мог нащупать у неё грудь. Приходя в сознание, всё больше понимал, что это не женщина. Когда открыл глаза, понял, что тискаю скомканное одеяло. Оглядевшись, понял, что оказался в железной клетке лаборатории профессора. Лаборатория была той же, но на стенах и приборах были размазаны остатки еды, на полу лужи первых блюд. Профессор смотрел на меня.
-- Дим! Как ты себя чувствуешь? Может, поешь? Пять дней без еды. Так и умереть можно.
-- Пять дней? А мне показалось только три. Там что, время иначе идёт?
-- Ну, слава богу, ты вернулся. Дима, это ты?
-- Я, профессор. Что здесь случилось? Что тут была за война? Почему я голый?
Моя одежда была клочьями разбросана не только по клетке, но и за её пределами. Дверь распахнулась, и в помещение вошла невысокая женщина с ведром и шваброй. Она чем-то напомнила мне Аю в том времени.
-- Вот, видите, что здесь творится? Он уже стал прежним, поэтому его можно не бояться.
Я совсем забыл, что уже не в том прошлом, где люди прикрывались шкурами не для того, чтобы скрыть свои срамные места, а из-за холода летающих кровопийцев-насекомых и колючих кустов. Да и хищник, прежде чем прокусить вашу кожу должен сначала прокусить шкуру.
Совсем не смущаясь наготы, я закричал профессору:
-- Чёрт побери! Что Вы сделали с моей одеждой? Что за бардак в помещении? Почему меня так долго держали в том страшном мире?
-- Точно он вернулся! Девушка! Вы убирайте, пожалуйста, пока мы с ним разберёмся. Вы что, голых мужчин не видали?
Девушка отрицательно мотнула головой и смущённо опустила глаза. Боже! Как она похожа на Ою! Ну, просто копия! Если её раздеть, растрепать и удлинить волосы, то она будет абсолютной копией моей подружки!
Вроде бы немного пробыл в другом мире, но уже привык не стесняться своей наготы. Вопрос о голых мужчинах вызвал у меня смущение. Но отворачиваясь, заметил достаточно любопытный взгляд уборщицы – действительно, не видала! В последнее мгновение осознал, что во сне я был с женщиной, и моё добро было достаточно возбуждено. Вот, наверно, что вызвало её любопытство?
Профессор вышел, а уборщица начала работу со стен, покрытых высохшими следами еды. Я не знал что делать. Сел на прикрученный к полу железный стул, повернувшись к девушке спиной и поглядывал на неё через плечо. Уборщица, умело орудуя шваброй, убирала следы буйства моего «сменщика».
-- Это Вы так буянили? Зачем?
-- Не я, а тот, кто был в моём теле.
-- Как это? Разве такое возможно? И кто это был?
-- Как видите. Дикарь из далёкого прошлого. Мы с ним поменялись местами.
-- Как это поменялись?
-- Я оказался в его теле в том времени, а он в моём в этом.
-- Как интересно! И что вы там делали?
-- Жил вместо него.
-- А чем там занимаются?
-- Занимались. Это время уже давно прошло. Там главным занятием был поиск еды.
-- И больше ничего?
-- Ничего.
-- А чем кроме этого занимались? Ну, отдыхали же как-то?
-- Там нет ни баров, ни ночных клубов. И все в шкурах ходят.
-- А женщины там были?
-- А как же без них? И дети были. И старики.
-- Они тоже еду искали? И малыши?
-- Они еду у нас зарабатывали. Старики смотрели за костром, охраняли стоянку с женщинами и детьми.
-- А женщины?
-- Женщины рожали, готовили еду и одежду, убирали помещения.
-- Вы в домах жили?
-- Ага! С кондиционерами и канализацией. Если сами в шкурах бегали, то какие могут быть дома? Жили в землянках.
-- А как же с женщинами спали?
-- Так и спали. Там никто никого не стесняется.
-- У вашей…, его жены дети были?
-- Там нет жён. Там женщины, которых мы за еду или другую добычу выкупали. На одну ночь. Кто-то пользовался одной и той же, кто-то разными. Кто какую сумеет выкупить.
-- Вы тоже выкупали?
-- А чем ещё там заниматься? Там все так делают. Одному и спать холодно. Там как раз весна была.
-- А любовь? Как же без любви?
-- Какая любовь? Кто голодным о любви думает? Мужикам надо наслаждение, отдых от дневной усталости, женщинам – еду. Ей же надо детей кормить, пока взрослыми не станут.
-- У Вас тоже разные женщины были?
-- Ну, в принципе, да. Одна спала со мной, видимо, по привычке. Тело-то было не моё, а она же это не знала. А другая, кажется влюбилась. Если у меня еды было мало, она днём её у других зарабатывала, чтобы её ко мне отпустили.
-- Как это «у других»?
-- Так же, как все. Она молоденькая и красивая. Желающих много было, поэтому цена за неё большая была.
-- И сколько ей лет было?
-- Там не летами считают, а по созреванию. На лобке волосы появились и месячные пошли, значит созрела. Проводят ритуал инициализации – и вперёд!
-- Она же совсем девочка!!!
-- Там это не считается. Может принять мужика, значит – в дело.
-- Она же может забеременеть!
-- Беременеют. Там в 13 – 14 лет уже все беременные.
-- А если не сможет родить?
-- Значит, съедят.
-- Как это съедят?
-- Разрежут на куски и съедят. Там еды не хватает. Зачем добру пропадать?
-- Вы тоже ели?
-- Нет. При мне еды уже прибавляться стало. Мимо стоянки стали проходить кочующие стада животных, съедобные растения начали прорастать.
-- Не понимаю! Вчера мужчина спал с женщиной, а завтра будет её есть!? Как это возможно?
-- Голод не тётка.
-- Ужас!
Я забыл, что голый и уже давно повернулся к ней лицом. Девчонку передёрнуло. Её глаза опять смотрели под мой живот. Я даже не понял на что она так среагировала: на мысль быть съеденной или на вид моего добра. Смутившись, отвернулся.
Девушка опять занялась чисткой стены.
-- А Вашим женщинам сколько лет было?
-- Трудно сказать. У той, которой до меня пользовался хозяин тела, было шесть родов. Если посчитать, что женщину использовали с тринадцати лет, то, судя по родам, ей было лет 20 – 25.
-- Если каждый год рожала, то 19.
-- От пользования разными мужчинами могут пропуски быть. Сперма одного старается убить сперму другого. По виду ей было лет 30 – 40.
-- Да ну!
-- Это сейчас всякий массаж, макияж и прочее. А там даже умывались не всегда.
-- И вы не брезговали?
-- Зачем? Тело-то не моё. Моё здесь было.
-- Вон Вы какой!
Ни ответить, ни возразить я уже не успел – вернулся профессор с узлом. Когда он развязал узел, я увидел почти полный набор одежды и лабораторный халат. Кроме халата мне ничего не подошло. Остальное было слишком маленьким. С профессором мы были значительно разных размеров.
-- Я заказал пиццу. Для начала тебе хватит, а остальное сам купишь.
Едва он сказал, как в дверь постучали. Вошла разносчица пиццы. Я чуть не рухнул на пол – это была Ая в нынешнем обличии. Располневшая, накрашенная, но Ая. Её трудно было не узнать. Не красавица, но с каким-то запоминающимся лицом. Если бы не полнота, то полная копия женщины из того прошлого.
-- Ая!?
-- Узнал! А все говорят, что я не похожа на школьную фотографию.
В моих мозгах завертелись воспоминания. Как ни напрягался, узнать в ней одноклассницу(?) не мог.
-- Не узнаю….
-- Ты же имя вспомнил.
Я стал перебирать в памяти одноклассниц. Вспомнилась только щуплая Аля Неходова. А это женщина была довольно объёмной.
-- Неходова? Неужели ты?
-- Вспомнил-таки! Кроме меня же в классе Аль не было.
-- Какая ты стала! И не обнять!
-- Дим. Мне бежать надо. Давай после работы встретимся. Ко мне нельзя, я у сестры живу. У неё и без меня, как на базаре. Может, в кафе каком?
-- Вечером все кафе переполнены. Приходи ко мне. Я что-нибудь приготовлю. Думаю, профессор меня часам к пяти отпустит.
-- Конечно! Конечно! После такой встряски надо расслабиться, отдохнуть. Но завтра в восемь должен быть здесь: будем записывать, что ты видел.
-- Как-то не принято к мужчине приходить.
-- Условности! Не обращай внимания. Вот адрес.
Черкнув на бумажке адрес, я выпрямился и тут же почувствовал, что под животом произошло что-то не совсем нормальное. Так как на мне был только халат, а после воспоминаний о близости с женщинами прошлого я ещё не совсем успокоился, член попал между полами халата как раз над пуговицей. Когда выпрямлялся, его почти весь выбросило наружу.
Прямо рукой с бумажкой попытался упрятать его обратно. Ожидавшая записку Аля невольно проследила за бумажкой. Не увидеть выскочившее наружу добро было невозможно. Да ещё как назло халат оказался слишком узким – не пустил на место. Пришлось дёрнуть полу в сторону.
-- Извини! Я после эксперимента ещё не пришёл в себя.
Аля вспыхнула краской, чуть-чуть смутилась. Выхватив бумажку с адресом, выскочила из лаборатории. Закончившая очистку стен Оля стояла в стороне, ожидая, когда мы освободим проход между лабораторными столами – другого пути не было. Профессор, едва не задевая пиццу носом, резал её на куски. По всему, Оля видела весь инцидент в профиль. Она уткнулась лицом в резиновую перчатку, в которой работала, и вздрагивала плечами. Смешно!
-- Пожалуйте к столу! Стаканов нет, будем пить из мензурок.
На столе стояли три лабораторных стакана наполненных розовой жидкостью, на бумажных салфетках лежали куски пиццы.
-- И мне тоже?
-- Ну, не будем же мы при столь красивой девушке есть без неё. Пожалуйста, будьте так любезны откушать с нами столь замечательную еду.
Оля в ответ сделала книксен, чуть растянув в стороны полы халата.
-- За возвращения с того света! За удавшийся эксперимент!
Оказалось, вино. Оно показалось слабым и приятным. Но через пару минут понял, что стремительно пьянею. Во время еды отвечал на перекрёстные вопросы профессора и уборщицы. Если Николая Максимовича я знал давно, то Оля удивляла меня своим умом. Ни одного глупого вопроса. Её интересовал быт, еда, межличностные отношения. Максимыч пытался определить, в какое время я попал.
Пицца ещё не кончилась, а у меня стал заплетаться язык. Видимо, сказывалась усталость и стресс от смены эпох. Да ещё столь невероятная встреча Оли-Ои и Али-Аи.
-- Дима! Вы спите?
Я с усилием открыл глаза. Не сразу понял обстановку. Во время дрёмы моя голова отпустилась на край стола. Прямо перед глазами между полами халата снова торчало моё имущество. Надо было сесть на сторону профессора, но я же не знал, что халат будет таким подлым. Тут не приходилось сомневаться, что Оля достаточно налюбовалась его видом (если ей было это интересно). Похоже, что было. По раскрасневшемуся лицу и быстрым движениям глаз в сторону моей оплошности было понятно, что ей было интересно. Профессор не заметил, что я на время отключался. Он рассказывал Оле суть работы его установки. Это было его самым любимым занятием. Вряд ли девушка понимала все эти торсионные пси-волны, фазогенераторы и волноизлучатели. Но делала вид, что очень ими заинтересована. А разгорячённый своим рассказам Николай Максимович даже не обращал внимание, на сколько внимательно его слушают.
-- Николай Максимович! Дима на ходу засыпает. Надо бы ему дать отдохнуть.
-- Да! Да! Извиняюсь! Заболтался маленько. Сейчас такси вызову.
-- Я на машине, отвезу. Только дорогу не знаю. Куда его на такси в таком состоянии отправлять?
-- Пожалуй, ты права. Переодевайся. Завтра закончишь.
Я хоть и не имел машины, был водителем. Водителю немного сложно быть пассажиром, тем более у водителя-женщины. Оля вела машину столь уверенно, что я несколько раз прощался с жизнью.
-- Приехали. Или Вам ещё покататься хочется?
-- Нет-нет! Я слишком издалека прибыл – устал.
-- До квартиры проводить?
-- Не знаю…. Может быть…. Меня от вина развезло….
-- Какое это вино? Сок. Я даже не побоялась за руль сесть.
-- Ты смелая девушка.
Я посмотрел на неё. Она опять смотрела «не туда». Проклятый халат! Он снова меня подвёл! Из машины я выскочил, как пробка из шампанского. На ходу поправил имущество. Как бы не опростоволоситься перед соседями!? По-настоящему смущаться девушки я почему-то перестал. Она казалась мне той Оей, с которой было всё просто и открыто. Осознавая, что я могу сделать оплошность, перед дверью, когда открыл замок, быстро поцеловал её, как бы в знак благодарности за доставку, и заскочил в квартиру.
Это было, конечно, неприлично, но я был слишком усталым. Наверно мой партнёр не спал несколько ночей – меня неудержимо морил сон.
Добравшись до койки, рухнул в неё.
Не знаю, сколько спал. Разбудил меня очень настойчивый звонок в дверь.
-- Я не помешала? Ты не один? Мы, вроде, договаривались.
-- Заходи. Один. Устал что-то от профессорского эксперимента.
-- Может, мне завтра придти?
-- Да брось! Сейчас умоюсь, оденусь. Я даже переодеться не смог, извини.
-- А что за эксперимент был?
-- Путешествие во времени. Долго рассказывать. Пока посмотри в холодильнике, что можно поесть, там и бутылочка вина была. Я хоть слегка сполоснусь.
Набрав нужной одежды, заскочил в ванную комнату. Проклятый халат опять выставил моего молодца напоказ. Я даже не заметил, до встречи Али это случилось, или когда собирал одежду. На кухне уже что-то шинковала Аля, барабанной дробью рассыпая стук ножа. Хотя моё тело было здесь, вымыться хотелось, будто вернулся «оттуда». После шкур одежда казалась удивительно мягкой и удобной.
-- Я предполагала, что у тебя будут проблемы с закусью. Вы, мужики, все довольно одинаковые. Так что не возмущайся, что принесла кое-что с собой.
Кое-чего было довольно много. Из овощей в моём холодильнике были только картошка и капуста. А тут салатов разных пять сортов. Столовой свёклы у меня точно не было, а на столе коричнево-фиолетовое чудо. Да всё ещё так уложено, что трогать не хочется – слишком красиво. В центре стояла литровая бутылка водки.
-- Ну что? За встречу? Потом расскажешь про эксперимент, про свою жизнь. Я – про свою. Идёт?
-- Идёт.
Вроде бы только сели за стол, а уже и салаты почти все съедены, и водки осталось только на похмелку. Аля оказалась хорошим рассказчиком. Она и в школе на уроках так отвечала. А теперь ещё опыта набралась. Очнулись мы в 12 ночи. Аля засобиралась было домой.
-- Куда на ночь глядя? Позвони своим, что у подруги ночуешь. У меня две комнаты – места хватит. Не бойся, не трону, если тебе не надо.
-- А вдруг надо будет?
До путешествия во времени я бы смутился и обиделся. Но теперь как-то стало вроде как привычно. Там мы покупали женщин, каких хотели, если хватало для этого еды. Поэтому начал привыкать к тому, что согласную женщину надо использовать, даже если она не готова к этому.
-- Я предупредила своих, что могу задержаться. Сестра даже довольна будет, что на одного человека в квартире меньше окажется. Мы там вповалку спим.
-- А муж что скажет?
-- Муж? Объелся груш. Не знаю, что вам, мужикам надо. Вроде готовлю вкусно, выгляжу не совсем плохо, в постели не бревно. Шесть мужей уже сбежало. Может, ты скажешь, что им не хватает? Ну, на правах одноклассника, не стесняясь.
-- Хм. Для этого тогда надо переспать. От постели тоже много зависит. А пока, как к женщине, претензий нет.
-- Думаешь, я ломаться буду? Лет десять назад и поломалась бы. Замуж за тебя не собираюсь. Главное, чтобы ты мне причину моих неудач подсказал. Ты же в классе самый честный был. Другие про что-нибудь скромное сказать стеснялись, а ты всегда в глаза всё говорил. Когда я ещё с тобой встречусь? Ещё столько же лет пройдёт – и я старуха. Тогда и разбираться не надо будет. А ведь хочется успеть побыть счастливой.
-- А если залетишь?
-- Не бойся. Завтра месячные начнутся. Сегодня самый безопасный период.
-- Ну, если без последствий, то я не против.
Ночь прошла в бурной возне. Хотя у меня был не очень богатый опыт, в постели она не понравилась. Я не знаю чем. Как ни старался, понять не мог. С ней почему-то никак не мог кончить. Вроде и родовые пути не очень широки, и бревном не лежит. Думаю, слишком мокрая. Мужики таких называют сопливыми. У неё смазка густая, как сопли. Может, из-за этого? Попробовали с ней все приемлемые позы. Она раз пять кончит, если не больше, а у меня не оргазм, а щекотка какая-то раз получится. Наверно из-за этого до самого утра с ней провозились. Не столько от близости с ней, сколько усилием воли заставил себя кончить пару раз. Иначе боялся, что от такого неоконченного баловства яйца разболятся. Мужикам это вредно.
Измученный столь ненасытной дамой, я едва моргал глазами. Как во сне слышал, что она забила в мой сотовый свой номер, и я могу её позвать, когда мне потребуется. Что она ещё говорила ещё, я, кажется, не помню – уснул.
Вновь меня разбудил дверной звонок. За окном ярко светило солнце. Часы показывали первый час. Я сначала кинулся в другую комнату, потом на кухню. Али нигде не было. Всюду был полный порядок. Я даже подумал, что она приснилась. Но в квартире было слишком чисто.
В дверь звонил Николай Максимович, из-за его плеча выглядывала Оля.
-- Мы подумали, что с тобой что-то случилось. С тобой всё нормально?
-- Нормально. Выспаться что-то не могу.
-- Не мудрено. Твой сменщик уснул только в последнюю ночь. Я уж боялся, что он тебя надолго там задержит. Я назавтра собираю специалистов-историков, физиков-теоретиков, ну, и пару-тройку корреспондентов. Ты отдохни хорошенько, чтобы завтра был как огурчик.
-- Постараюсь.
Я не стану рассказывать подробности той конференции. Меня чуть не десять часов мучили всякими вопросами. Часть вопросов досталась профессору по конструкции и физике конструкции. От этого форума я устал больше, чем от вчерашнего дня вместе с ночью с Алей. К своему удивлению сам понял, что в памяти от путешествия осталось довольно мало. Видимо, забытое осталось в памяти того тела. Но как вспомнить забытое, не знал. А профессор и те, кто ему верил, предлагали различные варианты. Остановились на гипнозе. У кого-то был знакомый врач-гипнолог. Я всех заверил, что не поддаюсь гипнозу, это не раз проверялось при спец-тренировках. Из всех ребят нашей группы только со мной не могли справиться экстрасенсы и гипнотизёры центра. Одни из коллег сдавались гипнотизёрам одной школы, другие – другой. Меня не могли отключить даже втроём. Но учёные заявили, что надо всегда проверять возможное.
Домой меня отвезла Оля. По пути мы заехали в магазин и накупили припасов. Под женским руководством пришлось взять не совсем то, что я брал обычно. Всячески отказывался, пытаясь убедить, что мне некогда готовить, да я это и не люблю. Переубедить девчонку не получилось. Она пообещала сама приготовить, раз я не хочу. Мы почти поссорились.
У подъезда предложил ей зайти на кофе. Девушка легко согласилась.
Пока я купался, а потом смотрел новости по телевизору из кухни пошли такие ароматы, каких я не улавливал даже в лучших ресторанах.
Новости кончились. Я пошёл на кухню и… замер в дверях. Без свитерка, в котором всегда видел Олю, она ещё больше походила на Ою. Тоненькая трикотажная блузка скрывала мелкие детали тела, но так обрисовывала фигурку, что я легко представлял остальное. Коротенькая юбочка была такой же, как шкура у Ои. Только меха не хватало. Даже цвет соответствовал. Крепкие ручки и фигуристые ножки, казалось, были теми же самыми. Вся разница была лишь в том, что у Ои они были грязными. Девочка специально пачкала себя, чтобы желающих «купить» её было меньше.
Чем дольше я смотрел, тем больше она представлялась древней подружкой. Пока она была рядом, казалось, надоедала. А прошло лишь двое суток, и мне её стало не хватать. Не смотря на частую связь с другими мужчинами, её душа была кристально чистой. Там жизнь была такая. Иначе, не выжить. В её отношении ко мне была именно та чистота, которая меня и смущала теперь. За свою сознательную взрослую жизнь я не встречал более нежного и влюблённого в меня человека.
-- Что? Что-то не так?
Я тряхнул головой. На девушку тут же вернулась блузка, скрывшая идеальные круглые груди с маленькими сосками и юбочка не из шкуры.
-- Ты…. Ты так похожа…. На ту…. На Ою…. Мне показалось, что ты это она.
Девчонка расхохоталась. Господи! Даже голос и смех идеально похожи!
-- Ну, это я и есть. Там меня звали Оя, а здесь – Оля. Так что веди себя со мной, как с ней.
-- Но я…, я же с ней спал!
-- Это можно не делать. А в остальном?
-- Мы ходили корни собирать. Но там тоже….
-- И всё?
-- Больше ничего не помню. Наверно с тем бугаём осталось. Слышала же, что про это учёные говорили?
-- А в твоей памяти только это осталось?
-- Ну, да. Там же иначе нельзя. Там жизнь такая. Она днём отдавалась другим, чтобы ночь провести со мной. Мне она отдавалась так, что невозможно не поверить, что это не настоящая любовь. На её заработок можно было прокормить трёх-четырёх беременных, которые этим не могли зарабатывать.
-- А что отцы? Они почему не обеспечивали своих детей и их матерей?
-- А кто отец? Чтобы заработать еду, одного мужчину обслужить мало. А как определить, чьё семя оплодотворило яйцеклетку? Даже в сформировавшейся паре женщине приходилось зарабатывать еду у других мужчин. Как ни дики те люди, они понимали, что отец ребёнка неизвестен.
-- Но ведь так и инцест может получиться? Не зная, что он отец, мужчина может покрыть дочь. Или сын оплодотворить мать.
-- Отец может, а сын нет. Мать всегда знает, что это её сын. Хотя, там такое тоже было. Мальчики себя-то едва могли обеспечить пищей. Вот матери иногда и жалели их. За одно и подучивали, что и как с вами делать надо.
-- Согласна. Как-то не подумала. А брат с сестрой?
-- Пока мужчина молод и здоров, он может покрыть довольно много женщин не только своего, но и другого племени. Но с этими женщинами могут совокупиться за еду или шкуры ещё несколько десятков мужчин. Пойди, разберись теперь, от которого мужчины она залетела. Там тридцатилетние старушки беременеют, и от молоденьких, и от старичков.
-- Тридцатилетние старушки?
-- Больше сорока лет там вряд ли живут.
-- При такой жизни – пожалуй. И по сколько у них детей?
-- Не знаю, не считал. Размышляя логически – родов должно быть 15 – 20. не меньше, если женщина не заболеет до старости.
-- Тогда племя должно расти, как на дрожжах.
-- Их сколько рождается, столько и умирает. У старушек живых детей остаётся не больше пяти. Остальных съедают хищники, убивают враги, многие умирают от болезней. Там ведь нет даже лекарей.
-- Ужас! Кто может оплодотворить старуху? Неужели и на них есть желающие?
-- Есть. Неопытные молодые люди не могут заготовить достаточно еды, чтобы заплатить за молодку. А старушки согласны и за хвост крысы отдать себя, чтобы хоть что-то поесть. Даже при слабой яйцеклетке молодая сперма может зародить жизнь. Дети старух чаще всего идут на еду – в голодное время иначе не выжить. А у них всё равно дети слабыми рождаются. Да и молока у них почти не бывает – изношен организм.
-- Страх божий!
-- Для нас страх, а для них естественное явление. Там женщины настолько привыкают к смерти своих детей, что, порой, радуются, что есть что поесть.
-- Дима. Давай прекратим этот разговор, а то кусок в глотку не полезет. Садись ужинать.
-- А ты?
-- Если ты не против.
Для полного комплекта стола я достал так и не распечатанную вчера бутылку вина. Оля сначала отказывалась, но я уговорил её пригубить хотя бы. Вино девушке так понравилось, что потом, слушая мои рассказы, она незаметно для себя отпивала глоток за глотком. Видимо, она редко пила даже вино. К концу ужина так опьянела, что после ужина мы вовсю целовались. Как обычный мужик, я не удержался и полез в интимные места.
И груди, и живот, и даже между ног всё было, как у Ои. Мужчины, перепробовавшие много женщин, знают, что редко встретится женщина, у которой всё абсолютно такое же, как у другой. Оля была неотличима от Ои. Даже их соки казались мне абсолютно одинаковыми. Запах и упругость тела, страсть и реакция на касание, как интимных мест, так и далёких от них, голос, волосы, губы, щёки – всё было неотличимым.
Распалив девчонку, я сам дошёл до того, что не смог сдержаться. Мы оказались в постели.
И тут Оля ничем не отличалась от Ои. Она так же была не девственницей. Только первые мои движения были безответными. Зато потом пошла такая ярость, на которую Оя не была способна. Это было понятно – та уставала от большого количества мужчин.
Ко времени созревания Оли я едва не кончил сам. Лёжа рядом с ней, в мыслях я радовался, что бог удержал меня от извержения. Это позволит подольше насладиться ею. Как и с Оей, я впервые после Тайланда и путешествия во времени получал истинное наслаждение от секса.
Это был не просто трах, а секс возбуждающий любовь. Можете не верить, но так бывает. Перед совокуплением в тебе играют гормоны, а после – чувства. Если с Оей я понял это, когда потерял её, то сейчас чувство родилось уже в процессе. И я с небывалым прежде наслаждением целовал очаровательные груди, упругие губы, плоский маленький животик. В мыслях, в подсознании Оля и Оя в этот момент были для меня одним созданием. Оля не позволяла целовать ниже лобка.
-- Дима! Хватит! Отдохни! Мне и так хорошо. Давай, теперь я тебя поласкаю.
Оя не говорила таких слов. Но всё остальное было таким же. Нежные ручки девушки снова вернули меня в то далёкое прошлое.
Оля оказалась в позе наездницы, потом я был сзади, потом….
К утру трижды не смог удержаться. Некоторые мужчины хвастаются многократными оргазмами. У меня больше трёх не получается.
Проснувшись, хотел встать, чтобы сварить подруге кофе, но оказалась, что мы не расцепились ночью. Как занимались любовью на боку, так и уснули. Высохшее за ночь влагалище теперь не хотело меня отпускать.
-- Попался? А если не отпущу?
-- Значит, так и будем всю жизнь строем ходить. В ногу. Иначе не получится.
-- Ладно уж, потерпи немного.
-- А если помогу?
-- Я не против.
Помощь стала утренней близостью.
Прежде, в том числе и вчера с Алей, после секса появлялась какая-то холодность к любовнице. Оля, наоборот, разожгла ещё большую нежность и страсть. Я был готов весь день заниматься ею.
-- Хватит, а то ходить не смогу.
-- Я тебя не обидел? Больно не делал?
-- Нет. Всё было изумительно.
-- Ещё придёшь?
-- Много не будет?
-- С тобой – нет. Я влюбился в тебя.
-- Вы все так говорите. Встаём, а то к профессору опоздаешь.
Разогретое влагалище девушки легко отпустило меня. Оля так быстро соскочила с постели, что я не успел её поймать. Хотел, просто, поцеловать. Будто угадав мои желания, Оля повернулась ко мне и, запахивая халат, крепко поцеловала в губы. И снова не дала поймать себя.
После завтрака отвезла меня в лабораторию, а сама уехала в свою фирму. Всё утро не позволяла ни обнять, ни поцеловать себя. Меня удивляла такая своеобразная холодность, но в глазах была беспредельная ласка. Редкий человек может управлять выражением глаз. Хотя, сильно жаждущий этого, в любом выражении может увидеть желаемое. А мне впервые захотелось быть так любимым, как это получалось у Оли с Оей.
У профессора в лаборатории было двое, кроме него. Меня посадили напротив блестящего небольшого шара, лежащего на столе. Я сразу повторил, что не поддаюсь гипнозу.
-- А мы и не собираемся гипнотизировать. Это диктофон. Извини, другого не нашли такой емкости. А «раздевать» его было поздно. Расскажи под запись всё, что помнишь. Если шар изменит цвет, значит, его память закончилась. Сменим флэшку.
Я стал рассказывать. Во время рассказа вновь переживал прожитое. К моему неявному удивлению я вспомнил много пропущенных ранее подробностей. Впечатления были такими, что потерял ход времени и не осознавал, где нахожусь. Это наваждение кончилось, когда шар покраснел.
-- Ну вот! А говорил, что гипнозу не поддаёшься. За 6 часов рассказал все подробности первого дня. Пошли в ресторан. Ты дал бесценные сведения! Заслуживаешь большего, но финансирования нет. Сегодня отдыхай, а завтра продолжим.
Три дня гипнологи выкачивали из меня исчезнувшую память. В моей открытой памяти было трое суток пребывания в том мире, а, на самом деле, их оказалось шесть. Вместо двух-трёх использованных мной женщин оказалось одиннадцать. В открытой памяти не оказалось охоты на огромного «слонопотама», попавшего в яму, образовавшуюся то ли при взрыве чего-то, то ли при ударе метеорита. В четвёртый день из меня сделали художника, нарисовавшего того самого «слонопотама», полторы сотни растений и листьев деревьев, произраставших тогда. Среди тех рисунков были портреты нескольких человек того времени. В глаза бросались несколько рисунков Ои, как в юбочке из шкуры, так и совершенно голой. Приехавшая за мной Оля сначала подумала, что была нарисована она. Спасибо Максимычу, он сумел убедить, что все рисунки из «того» времени.
Целую неделю после этого меня просили уточнить рисунки листьев. Два дерева могли бы определить время, в котором я побывал, но они оказались из разных эпох. Уточнение формы и размера сделало это различие ещё больше. Создавалось впечатление, что я был не на Земле. А это только ухудшало ценность моей информации. Однако, рисунки людей были слишком земными. Друзья-коллеги профессора до хрипоты спорили, пытаясь разобраться.
На два месяца после этих «пыток» профессор исчез из поля моего внимания. Кто-то из его коллег сказал мне, что он уехал в какую-то глушь обрабатывать полученный материал, чтобы ни на что не отвлекаться. В институте меня оформили его ассистентом и исправно платили зарплату. Это было хорошим довеском к моей военной пенсии.
Оля переселилась ко мне. После аборта, сделанном ещё в школьные годы, она была бесплодной, наверно поэтому наш медовый месяц не кончался. Каждая ночь теперь была из медового месяца. Я даже не предполагал, что я мог столько «работать», а она столько «терпеть». Но, и «работа», и «терпение» обоим были в радость. Мои сорок и её двадцать лет породили удивительную совместимость и непроходящую страсть. Правда, больше нас ничего не связывало. Встретившись вечером, мы почти не разговаривали – не о чем. Зато в постели понимали друг друга без слов. Каждую ночь не засыпали по три-четыре часа, пока не отключались в изнеможении.
Как и Оя, Оля была, казалось, для меня слишком миниатюрной. Но к моему удивлению принимала моего «молодца» всего без остатка. Я не переставал удивляться, как в таком маленьком животике могло быть столько места, как столь тоненькое тело могло принимать такие размеры. Оля лишь усмехалась: головка у младенца значительно больше, да и длина малыша при рождении около 50 сантиметров. Моему добру далеко до этого.
Научную работу профессора учёное сообщество не приняло. Выдвинутые им идеи разрушали существующую модель истории первобытного времени едва ли не до основания. А на ней строились работы почти всех мэтров науки. В конце концов профессор с коллегами сделали вывод, что я был на затонувшем в Тихом океане материке. Это многое объясняет: и исчезнувшие растения и животные, и неизвестные территории и природные особенности, и даже специфический вид ночного неба. Единственное, что не могли у меня получить, была ли на небе луна. Я её ни разу не видел даже подсознательно.
Теперь пора, наверно, рассказать о моей тайландской учительнице.
Для меня это была вторая в жизни заграничная спецоперация. Если в первой я принимал минимальное участие, то в этой был активным участником. Не стану говорить, ни о её целях и задачах, ни о ходе операции. До сих пор она под грифом «Особо секретно».
Операцию мы выполнили, но группа оказалась на грани провала. Из центра нам приказали «залечь на дно». Дня три мы должны были ждать прихода теплохода и скрываться. Мне был определён адрес, под которым оказался публичный дом для людей среднего достатка. Хозяйкой его была русская женщина лет пятидесяти из детей, предки которых эмигрировали за границу. Назовём её условно Маргарита. Родители не смогли адаптироваться к той жизни и скоро остались без средств к существованию. Дочери пришлось пойти на панель. Местная мафия скоро прибрала её и пристроила в их публичный портовой дом, обслуживавший моряков. Побывав в руках сотен мужчин разных стран и национальностей, Марго скоро стала настолько умелой в обольщении, что поднялась на уровень элитных проституток. Тогда она и оказалась в рядах нашей внешней разведки в качестве резервного агента. Обстоятельства сложились так, что мафиозная группа оказалась разгромленной, а публичный дом, руководимый теперь нашим агентом, стал ничейным. С помощью собственных связей женщина оформила его в собственность. Но связываться с мужчинами низкого уровня интеллекта не стала. Под её руководством заведение стало обслуживать средний класс. Посетителей стало меньше, а доход не убавился.
Широкая русская душа не позволяла нещадно эксплуатировать «девочек». Марго нашла тренера по фитнесу, приобрела оборудование для тренажёрного зала, подобрала хорошего женского врача. Сравнивая свои условия с условиями в других публичных домах, её «девочки» работали с удовольствием и душой, поэтому, не смотря на большие расходы, доход позволял безбедно существовать.
Меня Марго приняла как родного. Она не была в России, тогда СССР, но очень хорошо знала по фото и рассказам родителей. В её личном жилище была целая библиотека русской литературы. Она как бы заочно любила родину предков, хотя не представляла, как там живут. На полках и стенах были сувениры из России, заднюю стенку шифоньера обрамлял российский флаг. В самый критичный момент, когда в дверь постучали полицейские, женщина приказала раздеться и лечь в её постель, разделась сама. Глядя на её фигуру, почему-то возбудился. Ворвавшиеся полицейские увидели голую женщину, прикрывающуюся халатом, и возбуждённого молодца, который не успевал надеть штаны. Все признаки близости были налицо.
Марго набросилась на них с криками и угрозами. Её связь с начальником полиции была известна. Командир группы обыска многократно извинялся, когда женщина набрала номер телефона префекта. Так я был спасён от проверки документов и возможного ареста.
Когда полицейские ушли, опытная в этих делах Марго, видевшая моё возбуждение, догадалась, что не очень много у меня было связей с женщинами. Задав несколько наводящих вопросов, пришла к выводу, что я полный профан в вопросах близости и вряд ли доставлял своим партнёршам достаточно удовольствия. Я честно согласился с её выводами. Марго предложила меня научить всему, что должен знать настоящий мужчина.
Трое суток продолжалось обучение. Утром Марго уходила на час для оформления и инкассации выручки, вечером – для выдачи распоряжений. Всё остальное время было посвящено теории и практике секса. Мне показалось, что я тогда узнал больше, чем когда-то знаменитый Казанова. Я прежде представить не мог, что, казалось бы, в столь элементарном деле может быть такое разнообразие поз, движений и особенностей. Марго научила меня готовить женщину к близости и расставаться с ней так, чтобы той ещё захотелось повторения. Прослушав теоретическую часть, она обязательно сама проверяла усвоенный материал на практике. Я в те дни был пресыщен сексом и готов был жениться на ней, не смотря на то, что она была в два раза старше меня и годилась мне в матери. Я был влюблён в эту женщину, а она устроила мне экзамен, пригласив для проверки разных женщин из своего борделя. Под её руководством я узнал разницу между рожавшими и нерожавшими, между толстушками и тощими, разницу в правилах близости с тем или иным типом женщин. После её обучения я мог измотать женщину до изнеможения или добиться одновременного оргазма с ней, мог оставить её с желанием повторить такое свидание и даже удовлетворённую, но без подобного желания. Если бы я занялся только этим, то был бы ас секса.
Но я занимался другим делом. Повторение – мать ученья. Служба не давала возможности заниматься этим так часто, как было бы можно. Не частые командировки за границу позволяли встречаться с женщинами разных стран. Возможно, они родили от меня и детей, но мы никогда не возвращались в места проведённых операций. Редкое использование этих знаний притупило память. Однако многое и осталось, особенно общие для большинства женщин приёмы и позы. Вот ими я и пользовался, когда хотел женщине сделать приятное.
Память о Марго, как о самой темпераментной и умелой, как о самой доброй и умной до сих пор тревожит сердце. Мы расставались с ней в слезах. Последняя ночь перед расставанием была самой безумной в моей жизни. Но больше никаких сведений о ней я не знал. Да и не положено было по статусу. Сейчас, если она жива, ей за 70. Думаю, с её способностями и умением она и теперь должна уметь в постели свести мужчину с ума.
В состоянии необычной эйфории два месяца пролетели одним мигом. Я был счастлив и несчастен одновременно. Счастлив, потому что у меня была очень красивая, страшно сексуальная и умная, пусть и гражданская жена. К себе она подпускала только ночью, не давая возможности даже думать о близости днём. Зато ночью буквально бросалась в мои объятия. Пару раз мы ссорились по какой-то, теперь уже не помню, причине. Напряжение было таким, что, казалось, готовы были растерзать друг друга. И, не смотря на это, в постели Оля будто забыла о своём противостоянии. Стараясь выразить свою обиду, я попытался быть холодным, не желающим близости. Моя подружка легко возбудила мой член, лаская его нежной ручкой, страстно целуя, сама надвинулась на него и выдала такой секс, что я и представить прежде не мог. Правда, кончила она сама. Мне показалось, даже более яростно, чем обычно. В состоянии бешенного оргазма до отёка нацеловала мне губы, поставила на груди около десятка засосов и расцарапала мне спину. Я и подумать не мог, что в столь тщедушном тельце может быть такая сексуальная страсть.
Несчастье было в том, что во всём остальном мы были антогонистами. Мне нравилось то, чего она ненавидела. И, наоборот, я с трудом сдерживался от взрыва чувств от её привычек и поступков. Мы даже не разговаривали, так как это так или иначе приводило к ссоре. На весь вечер нам хватало пары слов. До постели мы даже не прикасались друг к другу. Это не было любовью, но не походило и на ненависть. Сколько бы ни обдумывал ситуацию, никакого реального вывода сделать не мог. Любые попытки оговорить ситуацию приводили к бурной ссоре, завершавшуюся иногда битьём посуды. Однако, ни она, ни я при этом не делали попыток ударить друг друга. Попытка спать отдельно приводила к такой бессоннице, что, в конечном итоге мы оказывались в объятиях друг друга. И, как обычно, засыпали, даже не разъединившись после трёх-четырёх часов бурного секса. Несколько раз, проснувшись среди ночи, мы вновь начинали бурный секс, чтобы после него проспать до утра. И не только я в таких случаях был инициатором. Она не меньшее количество раз начинала ночную атаку, заставляя этим меня проснуться.
Мы оба тяжело переживали её месячные, когда сексуальное соединение было неприятным. Зато две следующие две ночи были полностью бессонными. Мы будто пытались компенсировать упущенное. И всё это без единого слова общения.
Аля, не вовремя оставившая меня из-за своих месячных, пару раз попыталась стать моей любовницей, но, получив вежливый отказ, лишь изредка встречалась на улице. Но о нашей единственной встрече ни разу не напоминала. Она ещё больше утвердилась в своей несчастной судьбе.
Я очень обрадовался, когда профессор предложил ещё раз побывать в путешествии во времени. Иного способа оторваться от Оли хотя бы на одну ночь возможности не было. Едва её обнажённое тело оказывалось в моей постели, как я становился будто околдованным. Такое же состояние тянуло её ко мне.