За окном мелькали деревья и дома – заканчивались предместья Труа. Природа пахла весной, оставляя за спиной зимнюю стужу и мартовскую слякоть. Скоро на деревьях станут набухать почки, после чего полесья будут окутаны нежно-зеленой дымкой, легкой поволокой самого прекрасного цвета на земле. Пейзажи проплывали все быстрее и быстрее, и то, что еще вчера казалось унылым и скучным, сегодня готовилось к тому, чтобы завтра расцвести свежими и яркими красками.
Путешественник смотрел в окно, но ничего не видел. «Скоро будет год», - думал он. На душе было так тяжело, что даже дышалось с трудом.
Да, скоро должен быть год, как началась вся эта история, и если бы только можно было повернуть время вспять, чтобы прожить ее иначе. Оставить страх, превозмочь малодушие и не убояться сказать всему миру о том, о чем хотелось кричать. Тогда бы точно трагедии можно было избежать. Он чувствовал себя раскаявшимся преступником, к которому слишком поздно пришло осознание. Чьи-то таинственные руки были в крови, а ему казалось, что он видит кровь на своих ладонях. Наверное, она действительно была на них.
Себастьен еще раз достал из кармана свернутый вчетверо листок, и снова ему почудился исходящий от него запах смерти. Он запомнил наизусть каждое написанное слово, а еще лучше запомнил почерк, тот самый почерк, что однажды заставил его самого проститься с настоящей жизнью. Себастьен закрыл глаза. Тело бил озноб. Вот уже несколько дней, как его не отпускала эта мрачная дрожь, как будто он все еще находился в том жутком подземелье. Себастьен тихонько застонал, пытаясь избавиться от картины, что до сих пор стояла перед глазами, но у него ничего не получалось. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы не поддался.
На следующее утро после венчания еще на рассвете Себастьен Мерсье покинул Труа. Оставляя приход, у него не было никакого определенного плана. Ему было все равно, куда ехать и где жить, лишь бы оказаться подальше от мест, где все превратилось для него в мучительное напоминание. Ясно было одно – он уже перестал быть тем Себастьеном, каким желал когда-то прожить всю жизнь. Что-то, пошатнувшись в нем раз, больше не становилось на прежнее место. Он продолжал молиться все так же искренне и рьяно, но неизбежно понимал, что мысли его и душа раздвоились навсегда, и им уже не слиться воедино. Он слишком любил Бога, чтобы служить Ему только одной своей половиной, поэтому все закончилось тем, чем и должно было закончиться. Себастьен оставил святую церковь, перестав называться святым отцом, но, не представляя себя ни в какой другой стезе, решил продолжать дело своей жизни несколько в ином качестве. Он открыл детскую воскресную школу в Шалон-сюр-Марн, став, наконец, долгожданным утешением своим родителям. С самого первого дня он погрузился с головой в свое новое занятие, стараясь занять им все свои мысли и время. Он отдавался работе, находя радость в общении с детьми. Они заражали его своей открытостью и непосредственностью, забрасывая нескончаемыми вопросами. Так, Себастьен стал понемногу отходить душой, но все же груз воспоминаний, на время отходя на второй план, каждый раз наступал вновь, придавливая его своей тяжестью. Сколько всего он успел передумать за множество бессонных ночей, но ни в одной из дум не находил себе оправдания. Призванный бороться со злом, он сам пошел у того на поводу. Мир стал бы счастливее на двух людей (и это немало!), если бы он открыто посмотрел злу в глаза. Увы, ему ничуть не стало легче после того, как он толкнул Изабель в объятия нелюбимого человека, да и ей это едва ли принесло счастье. Стоило один раз промелькнуть в его мыслях ее имени, как оно больше не отпускало его, и тогда не выручала даже школа. Он не открыл дома своей тайны, и потому здесь не у кого было облегчить душу. Единственный человек, который смог бы его понять, был отец Бернар, но он остался в Труа. Чем больше проходило времени, тем все чаще этот город вставал в памяти Себастьена.
Пришел март. Вот уже полгода, как Себастьен преподавал в школе. Недавно он нанял еще двух учителей, и у него появилось больше свободного времени. Вот тогда-то воспоминания стали просто изводить его. Он открывал книгу и видел на страницах ее лицо. Ему снилось по ночам, как он венчает ее с другим, после чего просыпался в холодном поту, не в силах уснуть до самого утра. Все чаще в душу к нему закрадывалось неприятное чувство, что-то вроде беспричинного страха. Что-то, кольнув раз в самое сердце, больше не отпускало, продолжая ныть и беспокоить странным волнением. Это и изводило сильнее всего Себастьена. Он молился, но даже молитвы не приносили ему былого облегчения. Тогда, более не справляясь с собой, Себастьен решил взять отпуск и отправится в Труа. «Я всего лишь навещу отца Бернара», - думал он, пряча от себя самую мысль о том, зачем на самом деле его как магнитом тянуло в этот город.
Он приехал в Труа, но только через несколько дней после приезда решил отправиться в Сен-Мадлен. Себастьен бродил по знакомым улицам, выходил на набережную, два раза оказывался у ворот особняка де Монферраков, сам не понимая, как очутился там. Его неизбежно влекло туда, где, как казалось ему, могла остаться частичка Изабель. Он продолжал бредить ею, и это чувство возросло во сто крат, стоило ему вновь оказаться в городе, где почти год назад началась их несчастливая история. В Труа Себастьена ждала дурная новость – три месяца тому назад скончался отец Бернар. Этот новый удар был сравним для Себастьена с неким знамением свыше. «Значит, здесь мне больше нечего делать», - сказал он себе, когда ноги сами несли его к Сен-Урбен – единственному месту, которое он обходил стороной, вернувшись в город. Отчего-то он боялся оказаться у стен базилики. Она перестала быть для него алтарем Бога, став напоминанием всех произошедших событий. Себастьен пришел сюда накануне своего отъезда, желая проститься с этим местом, а вместе с ним и с прошлой жизнью. «Я попрощаюсь, и она отпустит меня», - думал он, подняв глаза на башни Сен-Урбен.
Стоял тихий мартовский вечер. На улице еще было светло, но в воздухе уже витало предчувствие сумерек. Поднявшись на крыльцо, Себастьен толкнул незапертую дверь. Далеко на амвоне, лицом к алтарю стоял другой святой отец. Себастьен хотел войти, но вдруг понял, что какая-то неведомая сила не позволяет ему сделать и шагу, упорно держа на месте. Он помедлил на пороге, но, не справившись с собой, развернулся и хотел уже совсем покинуть пределы Сен-Урбен, как что-то заставило его остаться. Он направился в сторону старой часовни.
Он вошел сюда, как заходил всегда, через отверстие в ограде. Здесь ничего не изменилось – редкостное постоянство. В свое время он облазил часовню вдоль и поперек, точно юный искатель приключений. Вот и сейчас он поднялся на звонницу, преодолевая опасные ступеньки. Он помнил все до мелочей из событий той страшной июньской ночи, когда только волей случая или судьбы не дал свершиться непоправимому. Он нес Изабель на руках, зная уже тогда, что несет самое драгоценное сокровище своей жизни. Опершись руками на парапет звонницы, Себастьен долго смотрел вниз, не боясь головокружения. В прошлый раз, покидая Труа, он бежал, не задумываясь ни о чем, теперь же желал навсегда похоронить здесь ту часть себя, что не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Устав от тягот воспоминаний и чувства, которому не суждено больше продолжиться, он всем сердцем желал оставить в стенах полуразрушенной часовни все свои горести, чтобы выйти отсюда новым человеком. В те минуты он даже не подозревал о том, что это возвращение еще сильнее привяжет его к прошлому. Не считая минут, сколько простоял вот так, Себастьен пошел вниз, все еще не чувствуя никакого облегчения.
Оказавшись внизу, он не пошел к выходу. У двери слева в одной из маленьких ниш в стене все так же стоял огарок. Оно и неудивительно – кого понесет в такую глушь? Себастьен отодвинул тяжелый засов. Он спускался медленно и осторожно, освещая себе путь дрожащим огоньком свечи. У нижней двери он замер, обомлев: на последней ступеньке лежало то, что раньше было букетом. Осторожно подняв засушенные ветки, Себастьен увидел, что некогда это была охапка роз – они так и завяли, с лепестками, засохшими в тугих бутонах. Нечаянно уколов палец о шипы, он положил букет на пол, полный недоумения. Себастьена вдруг охватил страх, и он уже готов был развернуться и уйти, но таинственный букет, несомненно, оказался здесь неспроста, и Себастьен не мог позволить себе не разгадать этой загадки. Затаив дыхание, он открыл дверь, и в следующее же мгновение стены часовни разверз крик дикого ужаса. У самой двери лежали останки мужчины.
Себастьен отпрянул, но, пересилив себя, остался на месте, продолжая холодеть от страха. Судя по всему, несчастный пролежал здесь уже несколько месяцев (насколько мог судить Себастьен), и можно было только представить, что за участь настигла его. Он лежал, согнувшись, на земле у самой двери. Одежда его была изодрана, а черт лица невозможно было разобрать, да и едва ли Себастьен мог знать незнакомца. На правом виске виднелся след от выстрела – должно быть, не вынеся мук, пленник подземелья застрелился. Все еще сам не свой от ужаса, Себастьен наклонился, чтобы, осветив свечой то, что осталось от погибшего, лучше разглядеть. Подавляя приступы подступающей тошноты при виде ужасающей картины, Себастьен присмотрелся и поймал себя на мысли, будто что-то в облике несчастного кажется ему как будто знакомым. «Бред, - прогнал он эту мысль. – Нужно поскорее выбираться отсюда. Господи, но как же он оказался здесь? – слыша, как стучат собственные зубы, думал Себастьен. – Странно, но где же револьвер?» Превозмогая отвращение и дурноту, Себастьен протянул руку, чтобы посмотреть, не было ли оружия под покойником, сам не зная, к чему ему все это. Взять и уйти прямо сейчас, забыть все увиденное, вот только сможет ли забыть? Начиная задыхаться от тяжелого запаха, Себастьен поднялся. Протянув вперед руку со свечой, он стал внимательно осматриваться по сторонам, пытаясь найти что-то. Револьвера так нигде и не было, и Себастьен почти уверился в том, что не был первым, кто посетил это место. От одной этой догадки его прошиб холодный пот – какой неимоверной жестокостью нужно обладать, чтобы уготовить подобный исход. «Посмотреть в карманах? Может быть, там остался какой-нибудь документ?» - подумал Себастьен, но тут же отказался от этой идеи, понимая, что не сможет и дотронуться до останков, да и едва ли там могло что-то остаться. Сообщить в полицию! Вот, что сделает он. Убраться отсюда побыстрее и сообщить в полицию. Остальное – уже будет не его задача. Или все же промолчать? Ведь это не его история, а он невольно окажется замешанным. Оставить все, как есть, и пусть дело решает Божий суд. Он решил подумать, стремясь как можно скорее подняться наверх. «Главное – выбраться отсюда, пока и за моей спиной не захлопнулась эта мышеловка», - подумал Себастьен. Он еще раз огляделся, и в тот момент, когда уже собирался направиться к выходу, что-то привлекло его внимание. Это «что-то» лежало у одной из колонн так, что его нельзя было увидеть со стороны входа. Себастьен подошел и понял, что это брошенный плащ. Должно быть, несчастный сбросил его с себя, безуспешно пытаясь выбраться из своего плена. Ощупывая карманы в поисках чего-нибудь, что подсказало бы личность незнакомца, Себастьен вдруг наткнулся на сложенный вчетверо листок. Света одной свечи в темном подземелье хватило на то, чтобы он смог разобрать нисколько не испорченные временем строчки: «Многоуважаемая мадам де Монферрак…» Себастьен в ужасе отбросил письмо, точно у него в руках оказалась змея, но, совладав с собой, поднял его. В том же кармане плаща он нашел часы. Он даже не стал открывать их здесь – пальцы дрожали, не желая слушаться. Поняв, что больше ничего не найти, Себастьен завернул находки в плащ и, чуть дыша от страха, бросился к выходу с такой поспешностью, будто мгновение промедления – и он сам мог оказаться в ловушке. Бросив еще один взгляд на того, кого оставлял внизу, он запер дверь на засов, взлетая вверх по лестнице. Ему показалось, что уже через секунду он закрыл за собой и вторую дверь, переводя дыхание. Бросаясь вон из часовни, Себастьен спрыгнул со ступенек крыльца, желая как можно скорее оказаться за пределами ограды. Только очутившись в саду, он смог вздохнуть полной грудью, хотя в носу все еще стоял жуткий смрад подземелья, ставшего могилой.
Себастьен устало прислонился к дереву, чувствуя, как все еще дрожат колени. Он раскрыл письмо. Этот почерк он узнал бы, пройди хоть сто лет. Себастьен не заметил, что больше не сдерживал слез – они сами лились из его глаз прямо на письмо, на котором черным по белому такой знакомый слог и тот же самый почерк. «Не может быть», - шептал он себе, думая, что, вероятно, помутился умом, ведь не может же быть правдой эта чудовищная история. Он посмотрел на часы – это была дорогая золотая вещь, произведение ювелирного искусства. На крышке были выгравированы слова: любимому мужу Марселю от Франсуазы. Себастьен раскрыл часы: на внутренней стороне крышки был вставлен свадебный портрет, на котором в лице невесты он тотчас узнал Франсуазу де Монферрак. Патрик! Догадаться было несложно. Себастьен зажмурился, стиснув зубы, чтобы не закричать. Развернувшись лицом к дереву, он уткнулся лбом в холодный сырой ствол. Он не знал, как до сих пор еще держался на ногах, не в силах сдвинуться с места.
Вечером, придя в гостиницу, Себастьен почувствовал недомогание. Тело охватил озноб, в глазах стало мутиться, голова кружилась. Начинался жар. Пришлось вызвать врача, который так и не смог определить причину болезни. «Такое бывает иногда после сильных потрясений или смены климата», - сказал недоумевающий врач. Жар продолжался всю ночь. Себастьен плохо помнил, как пережил ее. Он был почти уверен, что бредил. По крайней мере, ему все время виделся Патрик, вернее, то, во что тот превратился, а еще перед глазами все время кружились письма и строчки, как если бы безобидная бумага могла быть в чем-то повинна.
Себастьен встал на ноги только на третий день. Все это время от него не отходила сиделка, его несколько раз навещал врач, так и не сумевший поставить точного диагноза. После странной болезни Себастьен был измотан и ослаблен, но в голове его уже жил твердый план, намерение, от которого он не имел права отказаться. Глаза его все время невольно устремлялись на один из ящиков комода, в котором лежали страшные находки. Теперь он знал, что отпуск его затянется, потому как со дня на день он собирался отправиться в Париж. В особняке де Монферраков он без труда узнал парижский адрес Франсуазы, но признаться честно, пока он боялся и представить, как сообщит матери о гибели сына.
- Мадам де Монферрак, поймите, ошибки быть не может. В течение последнего года ваш сын не приезжал в Алжир. Он вообще не пересекал границы Франции, - уже не в первый раз говорил нанятый сыщик.
- А как же письма? – продолжала настаивать Франсуаза.
- Вы все еще уверены в том, что это рука вашего сына?
- Вы считаете, что это подделка? – прошептала она, глядя на человека так, будто это была ее последняя и единственная надежда. – Да, конечно, мне оно тоже показалось странным, каким-то размытым местами, но вы же знаете, что такое случается иногда, - больше для собственного успокоения продолжала рассуждать Франсуаза, опасаясь встречаться глазами со своим собеседником.
- Вы сами-то верите в то, что говорите? – покачал головой гость.
Франсуаза опустила голову, не зная, что отвечать.
- Вы утверждаете, что он не покидал Труа? – наконец, смогла она произнести.
- Если, конечно, он не сделал это по подложным документам. Если так, то он мог уехать куда угодно, и это немало осложнит нашу задачу.
- По подложным документам? – воскликнула Франсуаза. – Но зачем? Нет, это не похоже на моего сына.
- Всякое бывает, мадам де Монферрак. Поверьте, мы ни на один день не прекращаем поисков.
- Значит, вы найдете его? – она подняла на сыщика взгляд, полный надежды.
Человек замялся, но, желая сохранить бодрость духа себе и своей клиентке, уверенно кивнул.
Франсуаза проводила гостя. Где она сама только ни искала. По всем родственникам и друзьям, по всем знакомым, но никто ничего не знал. Сколько месяцев – и все впустую. Патрик точно в воду канул. Она забыла, что такое покой и сон, но да ничего, она вынесет и не такое, только бы с ним было все в порядке. Разве может быть все в порядке, когда человек в течение многих месяцев не дает о себе знать? Франсуаза снова и снова просматривала письма сына, и каждый раз уверялась все больше – лишь на первый взгляд ей показалось, что это был его почерк.
Закрыв дверь за сыщиком, Франсуаза все продолжала стоять посреди холла, не зная, куда пойти. Она пыталась отследить в своей памяти тот момент, когда в ее семье одно за другим стали происходить несчастья. «Скоро будет год», - подумала она. Нужно было пойти к Изабель. Конечно, минуло уже больше двух недель, и дочь вполне оправилось, во всяком случае ее физическое состояние не вызывало опасений. Она даже стала расцветать после случившегося. «Может оно и к лучшему», - грешным делом думала Франсуаза. О большем она могла лишь предполагать, поскольку Изабель не спешила посвящать ее в подробности своей жизни. Стоило мадам де Монферрак появиться в особняке Бальмонтов, как ее глазам представала картина самого безоблачного счастья. Франсуаза уходила, каждый раз думая все об одном: «Ловко сыграно». С Патриком все было иначе. Он никогда не умел играть, а если и пытался, то это получалось у него из рук вон плохо. «Не все же грустить, мамочка», - сказал он ей накануне расставания, и каким же он был тогда счастливым. Он пообещал ей, что она все узнает, нужно только набраться терпения. Вот в чем разгадка! Она все узнает, он сам ей расскажет, нужно лишь немного подождать. Франсуаза вытерла глаза. Она свято верила, что сын отыщется со дня на день, потому было непозволительно раскисать. Что подумает он, застав мать в слезах?
В голове Себастьена крутился один единственный вопрос: кто? Кто скрывался за таинственными подписями «тайный друг» и «благожелатель»? Убийца! За ними скрывался убийца, действующий по четко намеченному плану. Тот, кто ненавидел Франсуазу, кто желал разлучить его с Изабель. Какие разные и странные мотивы, но все они сводились к одному – разрушить жизнь де Монферраков.
Именно этим вопросом продолжал терзаться Себастьен, подходя к улице Севр, где, недалеко от пересечения с бульваром Сен-Жермен стоял особняк де Монферраков. «Господи, дай мне силы», - молился Себастьен, крепко держа в руке маленький саквояж, в котором было свернуто то, что он нашел в страшном подземелье. Остановившись перед воротами, Себастьен вдруг заколебался, но все же решился. Он был уверен в том, что тот, кто задумал свое черное дело, не остановится, пока цель не окажется достигнутой.
Франсуаза все еще продолжала в растерянности стоять в холле, когда доложили о визите. Она не успела даже удивиться, как на пороге появился Себастьен.
- Себастьен! – ахнула она, не веря своим глазам.
Она раскрыла объятия, не скрывая слез счастья.
- Как же я рада видеть вас, - сказала она, увлекая молодого человека за собой в гостиную.
- Вы ничуть не изменились, мадам де Монферрак, - улыбнулся Себастьен, пропуская вперед хозяйку.
- Вы расскажете мне все, - она усадила его подле себя, беря его ладони в свои руки. – Вы похорошели, святой отец, - добавила она, смахивая с пушистого воротника его пальто капли первого весеннего дождя.
Впервые за долгое время ее глаза светились искренней радостью.
- Не называйте меня так больше, - с некоторым смущением произнес Себастьен.
- Вот как? – изумилась Франсуаза.
Себастьен вкратце рассказал ей о том, как жил все эти месяцы. Франсуаза слушала, понимающе кивая ему в ответ.
- Бедный мой мальчик, - она сочувственно покачала головой. – Стоило ли тогда так ломать себя?
- Тогда мне это казалось единственно возможным, - ответил он, опуская глаза.
- Сомнения? Знаете, Себастьен, еще смолоду я поняла одну вещь. Чем больше мы сомневаемся, тем дальше уходим от правильного решения. Раздумья, опасения, страхи – все происки малодушия. Мы можем послушаться их, а что в итоге? Сожаления о том, что мы сделали или нет.
- Все-таки вы удивительная женщина, мадам де Монферрак. Вы говорите, как в воду глядите.
- Думаете, мне есть от того какой-нибудь прок? – невесело засмеялась она. – Я очень часто вспоминала о вас, Себастьен, - вдруг сказала она. – Думала, как вы и где вы. Я очень рада, что и вы не забыли обо мне. Вы уже где-нибудь остановились?
- Да, в гостинице. Я приехал в Париж сегодня рано утром.
- И сегодня же вы перевезете свои вещи в этот дом. Я не принимаю возражений.
Они перешли в столовую – близился час обеда. После обеда и бокала вина Франсуаза стала еще более разговорчивой, Себастьен же все оставался каким-то напряженным. Сидя напротив своего гостя, Франсуаза бросала на него многозначительные взгляды, считая, что прекрасно понимает причину его таинственной грусти.
- Признайтесь честно, - она подалась вперед, вдруг заговорив полушепотом. – Вы же приехали в Париж из-за Изабель? Я прекрасно понимаю вас и ничуть не осуждаю. Хотите увидеть ее? Хотите, я расскажу вам о ней?
- Да, конечно, - смутился Себастьен, потупив взор.
- О, бывший святой отец, - не скрывая усмешки, протянула Франсуаза. – Не лгите мне. Конечно, я многому не была свидетелем, но что-то подсказывает мне, что именно вы заварили всю эту кашу, а бедняга Альфред просто подвернулся под руку.
Зачем вы отказались, Себастьен? Испугались?
- Я все расскажу вам, мадам де Монферрак. Именно для этого я и приехал в Париж, - произнес Себастьен, до сих пор не отваживаясь взглянуть Франсуазе в глаза.
- Любопытно будет узнать, - ответила она, вставая из-за стола. – Пойдемте и выпьем кофе в гостиной. – Господи, сколько же мне хочется вам сказать, - вздохнула она на ходу. – Ничего, у нас еще будет много вечеров. Так просто вам от меня не улизнуть.
Они сидели в гостиной в креслах друг напротив друга. Рядом горел камин. Выпив по одной чашке, Франсуаза потянулась к кофейнику, чтобы налить еще. Она продолжала рассказ о том времени, что жила в Париже. Она не умолкала почти ни на минуту, изредка поворачиваясь к Себастьену, чтобы подкрепить то или иное слово выразительным взглядом глаза в глаза. Себастьен слушал, сидя как на иголках. Всего несколько дней тому назад он не мог и подумать, что ему на голову свалится все это. Раз или два он поймал себя на странном ощущении. Он как будто забыл, зачем приехал, и в мыслях его снова жило единственное желание – увидеть Изабель.
- Боюсь, я не расскажу вам всего. Много я и сама не знаю. У моей дочери, видите ли, есть для откровений другой человек. О, стоит той не прийти день или два, как Изабель ждет ее не иначе как самого миссию, - усмехнулась Франсуаза. – Уж простите мне такое сравнение. – Только мне-то что? Я не слепа и не глуха. В этой семье не было и нет настоящей любви. Оттого и все беды. Согласитесь, Себастьен, не может женщина вот так вдруг потерять ребенка.
- Изабель потеряла ребенка? – изменившись в лице, переспросил Себастьен.
- Скоро три недели. Я вижу в том определенный знак. Она же была сама не своя, пока это, наконец, не произошло.
- Мадам де Монферрак, я не ослышался? Вы никак рады тому, что случилось?
- Я рада всему, что приносит радость моим детям, - твердо произнесла Франсуаза. – Хотите увидеть ее? – внезапно спросила она.
- Да, но чуть позже, - уклонился Себастьен.
- А-а, понимаю, - улыбнулась Франсуаза. – Вы пока не желаете открывать своего пребывания в Париже? Вы все еще чего-то опасаетесь, Себастьен? – она выжидающе смотрела на молодого человека.
- Вы угадали, мадам де Монферрак, - ответил он. – Я бы хотел, чтобы до поры до времени никто не знал, что я здесь. Удобно ли в таком случае мне оставаться у вас?
- Думаете, я нужна кому-то? Да сюда уже давно забыли дорогу. Учтите, я не отпущу вас, Себастьен, пока не выведаю у вас все тайны, а я смотрю, их у вас немало, - прищурив глаза, произнесла Франсуаза. – У вас странные мотивы, да и ведете вы себя весьма загадочно. Нет, теперь-то я вижу ясно, что не только мысль о моей дочери привела вас в столицу.
- Вы правы, мадам де Монферрак. Я приехал к вам, - сказал Себастьен, незаметно бросая взгляд на саквояж, что так и стоял там, где был поставлен – недалеко от двери.
Франсуаза ничего не ответила, но, даже не поворачивая головы в ее сторону, он чувствовал на себе ее пытливый взгляд. Не в силах усидеть на месте, Себастьен поднялся якобы для того, чтобы помешать поленья в камине. Он присел перед жарким огнем, чувствуя, как сам весь пылает внутри. Франсуаза как будто ни о чем не подозревала. Она задала еще два или три вопроса о его жизни за последние месяцы. Себастьен отвечал рассеянно и сбивчиво, иногда переспрашивая, что Франсуаза сочла, скорее всего, за усталость после дороги.
- Милый мальчик, я все занимаю вас разговорами, а вы никак устали. Я-то прекрасно знаю, что такое дорога. Когда едешь, устаешь даже во сне. Последнее время мне пришлось провести немало времени в пути.
Сказав это, Франсуаза заметно помрачнела, но постаралась быстро взять себя в руки.
- Вы путешествовали, мадам де Монферрак? – осмелился спросить Себастьен, продолжая сидеть возле камина.
Он, безусловно, догадывался, о чем шла речь, но что-то никак не позволяло ему заговорить начистоту.
- Это самая большая боль моего сердца, милый Себастьен. Может быть, вам что-то известно? – она вдруг оживилась.
Себастьен поднялся, встав напротив нее.
- Это касается моего сына, Патрика. Я… - она не знала, как сказать. – Мы ничего не знаем о нем с той самой поры, как уехали из Труа.
В двух словах она рассказала Себастьену о мнимых поездках в Марсель и Алжир, о письмах и своих поисках. Под конец она не смогла сдержать слез и, закрыв лицо руками, тихонько заплакала.
- Возможно, случайно или ненароком вы слышали что-то в те дни? Что-то, что могло привлечь ваше внимание или показаться странным? – она смотрела на Себастьена с такой надеждой, что он не смог вынести ее взгляда и отошел в сторону.
- Нет, мадам де Монферрак, - глухо ответил он. – Тогда я не слышал ничего.
Себастьен остановился у маленького стеклянного столика. Он нервничал. Его неспокойный взгляд блуждал по всему, что находилось вокруг. «Происки малодушия», - крутилось в его голове, но он никак не мог взять себя в руки и набраться смелости. Франсуаза вытирала непрошенные слезы – она не привыкла проявлять при ком-то свою ранимость. Она продолжала о чем-то говорить, рассказывала о своей поездке в Алжир, о многомесячных поисках, а Себастьен занимал себя тем, что рассматривал безделушки на стеклянном столике. Неожиданно взгляд его остановился. Себастьен больше не слышал голоса Франсуазы. Перед ним лежало приглашение.
«Дорогая мадам де Монферрак.
Приглашаю Вас провести выходные за городом в охотничьей усадьбе Лисья Нора. Праздник состоится в честь…»
Дальше прочесть было невозможно, не развернув приглашения. Да этого было и не нужно. Он бы узнал почерк, пройди хоть сто лет. Чувствуя, как земля начинает уплывать из-под ног, Себастьен схватился за спинку кресла, чтобы устоять на ногах.
- Мадам де Монферрак, - не своим голосом произнес он. – Вы уезжаете на выходных? – спросил он, ничуть не боясь показаться невежливым.
- Ах, приглашение! – махнула рукой Франсуаза. – Придется, Себастьен, хотя, признаться честно, я вовсе не горю желанием оказаться в этой компании.
- Вы не любите того, кто пригласил вас? – продолжал он вести свою линию, не задумываясь над тем, что подобный интерес может вызвать подозрения.
- Себастьен, да вы не хуже меня знаете этого человека. Анабель Лоти. Помните такую? – спросила Франсуаза, и в ее голосе зазвучала плохо скрываемая неприязнь.
- Анабель? – Себастьен не смог сдержать возгласа изумления.
Он развернулся к Франсуазе, все еще не веря своим ушам.
- Анабель Лоти, - продолжала Франсуаза. – Кумир моей несчастной дочери, вздумавшая вдруг отметить день рождения таким вот образом. Не понимаю одного, зачем ей понадобилось приглашать меня, - Франсуаза недоуменно пожала плечами.
- Вы, - Себастьен замялся, подбирая нужное слово, - вы с ней не в ладах?
- Как вам сказать, Себастьен, - задумалась Франсуаза. – Она не сделала мне ничего плохого. Она всегда чрезвычайно любезна и предупредительна, но с самого первого дня я не могу отделаться от странного чувства по отношению к ней. Что-то в ней настораживает меня. Не знаю, как сказать точнее. Ах, не берите в голову, - отмахнулась она. – Бред стареющей женщины, а еще, наверное, самая обыкновенная ревность матери, что уж греха таить, - на ее лице появилась извиняющаяся улыбка.
- Вы приняли приглашение? – осторожно спросил Себастьен.
- Да. Мне не помешает развеяться. К тому же будет лишняя возможность пообщаться с дочерью. А-а, понимаю, к чему вы клоните, Себастьен! Дом будет в вашем полном распоряжении, даже не думайте спорить, - она вовремя пришла на помощь молодому человеку. – Однако постойте-ка, - в глазах Франсуазы вдруг промелькнула хитринка. – Отправимся туда вместе. Думаю, для вас это будет весьма интересно.
- Благодарю, мадам де Монферрак. Едва ли это удачная мысль, но я подумаю, - рассеянно ответил он. – В любом случае пообещайте пока не говорить никому о том, что я в Париже. Выходные, - задумчиво повторил Себастьен. – Эти выходные?
- Да, через три дня. Что-то не так, Себастьен? – забеспокоилась Франсуаза, замечая странное состояние Себастьена.
- Мадам де Монферрак, не покажите ли вы мне мою комнату? А к вечеру я привезу вещи из гостиницы.
- Конечно, мой мальчик, - она встала, беря Себастьена за руку. – Что с вами, Себастьен? У вас ладони холоднее льда!
- Все нормально, мадам де Монферрак. Вы правы, мне стоит немного отдохнуть после дороги.
- Не забудьте вот это, - она подняла саквояж, подавая его Себастьену.
Когда за Франсуазой закрылась дверь, Себастьен обессиленным упал на кровать.
Сегодня он нашел ответ. Анабель Лоти! Абсурдность происходящего все еще спорила с неоспоримыми доказательствами, но истина, появившись однажды, уже начала изменять все до неузнаваемости. Много теперь представлялось в ином свете. Слова, брошенные якобы вскользь, намеки, казавшиеся пустыми, ничего не значащими фразами. Истина поражала степенью человеческого зла, но срок в три дня, что стоял перед Себастьеном, заставлял его быть бесстрастным. Три дня, в которые он должен был предотвратить новое зло.
Сегодня он получил, наконец, ответ на свой первый вопрос – кто? Однако тут же вставал второй: почему? Анабель Лоти. Почему она? За что ей мстить Франсуазе? Месть! Слово подобралось само собой. Себастьен закрыл глаза. Прошел год, но он помнил исповедь так, как если бы услышал ее вчера.
- А как же девочка?
- Девочка?
- Дочь той женщины. Вы так больше ничего и не слышали о ней?
Невероятно! Сколько лет прошло с той поры? Двадцать восемь? Тридцать? Все-таки это еще более абсурдно, чем ответ на первый вопрос. Если даже дочь той женщины и не является мифическим персонажем, разве она и Анабель Лоти могут быть одним лицом? Почему бы и нет? Месть не знает срока давности. Чем больше Себастьен размышлял, тем сильнее уверялся в своих догадках. Он не знал, каким непостижимым образом анонимка, предназначавшаяся Франсуазе, попала в руки Патрика, но был более чем уверен, что приглашение в охотничью усадьбу было придумано неспроста. Три дня, чтобы свершилось правосудие и не произошла очередная трагедия. Себастьен резко сел. От одной только мысли о том, что ему придется самому прийти в волчье логово, холодок пробегал по коже, но у него не было выбора. Нужны были доказательства. В голове уже начал созревать план, но без доказательств он не значил ничего. Приглашение! Себастьен подошел к двери и тихо приоткрыл ее, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. Не заметив ничего подозрительного, он надел пальто и шляпу и вышел из комнаты.
- Мадам де Монферрак! – позвал он, оказавшись внизу.
Ему никто не ответил. Он заглянул в столовую – там не было никого. Подошел к гостиной – за дверью было все так же тихо. Себастьен позвал еще раз, чтобы быть уверенным до конца. Не услышав ответа, он заглянул внутрь и уже с порога смог разглядеть, что злополучное приглашение так и лежало на столике. Быстро прикрыв за собой дверь, Себастьен в несколько шагов преодолел расстояние до него, после чего приглашение исчезло в кармане пальто. Себастьен вышел из дома Франсуазы незамеченным. Нужно было спешить. Он должен был как можно быстрее перевезти вещи из гостиницы, чтобы было время все обдумать.