Моя бабушка и Вася

Дмитрий Ромашевский
               
  Моя бабушка была неравнодушна к кошкам, впрочем, и к собакам она относилась тоже с симпатией и сочувствием. Она рассказывала мне, что, когда была ещё ребёнком, мама (моя прабабушка)  разрешила ей взять от соседей котёнка, и, когда дочка принесла этого нового жильца в дом, она огорчённо воскликнула: «Ну, как же ты взяла этого, да ещё кошку, там ведь были красивые полосатые коты!». Может быть, хозяйка кошки с котятами не случайно подтолкнула её взять именно этого  белого с серыми пятнами на спине и возле хвоста, говоря, что эта кошечка самая игривая, - не знаю; но котёнок и правда был так весел  и так забавно и резво играл, что его скоро украли. Тогда мы жили в маленьком захолустном городе, и скоро прабабушке удалось узнать похитителя и вернуть его назад.
    Эта кошечка прожила с нами десять лет, переезжала с квартиры на квартиру, из захолустного районного центра в областной город и научилась возвращаться домой сложным путём из подъезда, обходя большой  трёхэтажный дом по карнизу  и прыгая в форточку.
   Прошло много лет, когда бабушка взяла ещё одного котёнка. Вернее, это он взял её.
Мне было уже 18 лет. Мы шли с ней на дачу по раскисшей после дождя деревенской дороге, и вдруг из-под какого-то заросшего кустарником забора выскочил к нам серый котёнок. Он был так рад нам! Казалось, он долго ждал нас и, наконец, дождался.
  Я вытащил из авоськи кусок сыру, откусил от него немного и положил перед ним, мы пошли дальше; но этот худенький, жалкий зверёк есть не стал, а бросился за нами, перегнал нас и всё время бежал впереди, только на развилке дорог остановился, вероятно не зная в какую сторону продолжать путь.
   Так он радостно продолжал бежать впереди. Подойдя к дачному участку, бабушка сказала: «Ну, быть тебе кастрированным», взяла его в руки и посадила за калитку. Она говорила, что надеется, что он убежит; но он остался с нами: лез по деревянному  домику за мной, когда я снимал созревшие кисти винограда, сидел в одном из моих туфель, которые я снял, чтобы не испортить в осенней грязи, играл и был чрезвычайно весел.
  Соседка сказала, что это один из двух котят, которых  родила брошенная кошка на чердаке какой-то дачи и стала выводить на дорогу, наверное, «надеясь пристроить их в добрые руки».
   Наш домик был ветхим, без печки, и ночевать там можно было только летом. Вечером мы отправились в город. Бабушка несла корзинку, где сидел котёнок. Она надеялась, что он убежит; но сидел он там смирно и только на деревенской улице, когда на нас лаяли собаки, прижался ко дну.
  В автобусе он тоже вёл себя спокойно, нам не пришлось держать его; но, когда мы вошли в квартиру, он так радостно забегал, заиграл и к ужасу  бабушки стал прыгать на кровать и диван. Она схватила его и, сунув в раковину в ванной, вымыла с мылом. Вот тут он был ошарашен: когда она вытерла и завернула его в какую-то тряпицу, он вырвался и забился под диван. Ей, да и мне, конечно, стало чрезвычайно жаль его, и она, долго стоя на четвереньках, звала его оттуда: «Вася! Вася!  Вася…». Так он получил имя.
   Он вырос великолепным серым котом, обыкновенным полосатым; но, может быть, потому что мы его хорошо кормили, он стал большим, умным и преданным бабушке членом нашей семьи.
  Да-да, членом семьи. Несколько раз он болел, и она всегда обращалась с ним в ветклинику,  и мне приходилось возить их туда на своих «жигулях».
   Если бабушка расстраивалась так, что даже плакала, кот прыгал ей на колени и тёрся  об неё головой, волнуясь и сочувствуя.
  Он прожил с нами восемь лет. Ветеринарный врач говорил ей: «Не кормите так, у него может болеть сердце». «Но как не кормить, если он привык так есть?» – говорила бабушка.
  Он умер внезапно. Мы о чём-то разговаривали, и вдруг я услышал странный стонущий звук.
- Это Вася? – спросил я тревожно.
- Я не слышала, - сказала она, - да нет, он спит.
Мы вошли в другую комнату. Он лежал, растянувшись на боку, с открытыми глазами. Она взяла его на руки, и он безжизненно повис на них, не реагируя на её прикосновения.  «Вася! Вася! Вася!» - кричала она.   Я ещё никогда не видел такого открытого искреннего горя.
   Наш кот умер. Врач сказал, что у него остановилось сердце. Инфаркт.

   Наступила ночь. Кот лежал на чистой простынке на полу всё так же вытянувшись, только открытые глаза его немного остекленели.
   Бабушка похоронила его в парке. Да, это нарушение городских правил; но говорить с ней на эту тему было нельзя. На следующий день утром она пошла  искать кого-то, кто мог бы помочь ей.  У нас не было даже лопаты.  Была зима. В парке за метро  работала какая-то бригада рабочих – что-то рыли. Она подошла к женщине, вероятно старшей, и попросила о помощи. Горе её было явным.
   Двое молодых рабочих вырыли небольшую могилку, пока она стояла рядом,  держа на руках умершее животное, завёрнутое в одеяло и положенное в рюкзак. Молодой рабочий взял её под руку и помог сделать несколько шагов. Она опустила туда своего…друга?.. ребёнка?.. своё животное? Могилу зарыли и присыпали снегом.
  Я видел, что эти простые работяги сочувствовали ей и уважали её горе.
   
    Да-да, я знаю, что многие возмутятся, скажут, например, что надо любить детей, людей, а не каких-то кошек и собак… Но что с того? Я видел это горе, сочувствовал ему, да и сам разделял его…