Словно где-то высоко в небе кто-то распотрошил подушку, отчего на землю сыпались огромные пушистые хлопья снега. Такого февральского дня город не помнил уже давно. Совершая свой недолгий танец, снежинки падали на землю и вскоре таяли, образуя на дорогах влажную, быстро подмерзающую полупрозрачную корку. Был вечер. На улицах горели фонари, и снежный пух, точно летняя мелкая мошкара, завораживающе вырисовывался на их фоне, совершая свой нехитрый полет.
Человек легко спрыгнул со ступеньки экипажа. Он торопливо шел, запустив руки в карманы и согнув спину. Устремив взгляд в землю, он словно хотел найти что-то под ногами или просто боялся быть узнанным. Один раз он остановился, достал из кармана клочок бумаги, затем оглянулся по сторонам, после чего быстро пошел дальше, стараясь прибавить шагу. Он остановился перед небольшим домом, спрятанным в глубине улицы. Дом был двухэтажный, но по всему недорогой. Он был довольно старым, если не сказать ветхим. Низкое крыльцо примостилось где-то сбоку, а с фасадной стороны на втором этаже разместилась длинная мансарда. Чуть переведя дух, человек позвонил. Ему открыла молоденькая девушка. Испуганно взглянув на пришедшего, она приняла у него пальто и шляпу, после чего, тихо сказав «Следуйте за мной», направилась по узкому темному коридору к одной из дверей. Девушка ушла быстро и незаметно, точно испарилась в воздухе. Собравшись с духом, человек переступил порог.
- Я ждала тебя, Альфред, - сказала Анабель, возникая ниоткуда их темноты.
Он не ответил, но в следующую секунду уже обнимал ее, неистово покрывая ее лицо поцелуями.
- Я давно ждала тебя. Я знала, что ты придешь. Ненавижу саму себя, - задыхаясь в его объятиях, быстро говорила она. – Ненавижу слово предательство, но не могу бороться с собой.
- Боже, откуда же ты взялась?
Он сжал ладонями ее виски, поворачивая к свету ее лицо. Каким-то бешеным огнем горели на нем ее темные, почти черные глаза.
- Я знала, предчувствовала. Впервые, когда увидела тебя в Труа, сердце мое так и защемило. Оно разделилось на две половинки. Одна из них любит Изабель, другая – тебя.
- Не произноси при мне этого имени, - изменившись в лице, жестко произнес Альфред.
- Зачем ты так? Ты понимаешь, на что обрекаешь меня? Гореть со стыда, глядя в ее глаза, которые мне дороги как мои собственные. Не видеть же тебя, отказаться – мне проще будет умереть.
- Тебе придется выбирать, - он покачал головой.
- Альфред, - морщась, как от боли, сказала она, протягивая к нему руки.
Он порывисто обнял ее, вновь набрасываясь на нее с поцелуями. Убирая назад локоны ее волос, он целовал ей шею, грудь, после чего губы его вновь находили ее губы. Она не противилась ничему. Никто из них не произносил слов любви, но оба читали в глазах друг друга желание, которому никто из них не хотел противостоять.
- Ты действительно ждала меня? – спросил Альфред, чтобы перевести дыхание от поцелуев.
- Да. Я ждала, но боялась надеяться. Приходить в твой дом, где я точно меж двух огней – если бы ты знал, чего мне стоило все это. Знаешь, я хотела верить, что с замужеством Изабель та искра, что загорелась во мне, погаснет. Не думай, не из-за тебя я вернулась к ней. Вот только я ничего не забыла.
- Тогда ты уехала, чтобы не присутствовать на нашей свадьбе?
- Конечно. Какую еще отговорку могла я придумать? Знаешь ли, я вернулась, даже не представляя, что все может так обернуться. Думала, кто я такая, чтобы ты посмотрел на меня? Как вообще ты смог сделать это? – в ее словах зазвучал укор.
- Ты другая. Чистая. Ты, не прячась, говоришь о своих чувствах, не скрываешь их за добропорядочностью. Ты…
- Нет, нет! – воскликнула она, отталкивая от себя Альфреда и удаляясь на другой конец комнаты. – Не говори так, - раздались из темноты ее слова. – Что с тобой происходит? Я слышу озлобленность в твоих словах.
- Так излечи меня от нее, - сказал он, уверенно направляясь к ней.
- Как ты нашел меня? – вдруг спросила она, протягивая вперед руку, чтобы не подпустить к себе Альфреда.
- Думаешь, сложно было сделать это? – улыбнулся он.
- Ты больше не любишь свою жену? – продолжала настаивать Анабель, как будто все еще желала защитить честь свою или Изабель.
- Я же просил тебя! – воскликнул он, и в тоне его прозвучало раздражение.
- Что? – Анабель вдруг поменялась в лице, в глазах ее мелькнула тень догадки. – Ты здесь, чтобы… - она побледнела, боясь произнести это слово. – Это… месть? – наконец, произнесла она.
Альфред опешил, растерявшись.
- Мужчину несложно разгадать, - сказала Анабель. – Мужчина зачастую простодушен, и все у него написано на лице. Это женщина может долго и незаметно водить вас за нос. Если ты здесь, чтобы за что-то наказать свою жену или получить утешение, я попрошу тебя больше никогда не переступать порога этого дома. Не играй с моими чувствами, Альфред. Не толкай меня на подлость, я уже и без того согрешила, находясь здесь и сейчас с тобой.
- Ты не веришь мне? Ты же не слепа и не глуха, чтобы не заметить, как я смотрел на тебя, когда ты приходила ко мне домой или в кабаре. Неужели не понимала, зачем я приглашал тебя бывать там? Ты права, я заметил тебя только в Париже, потому как раньше был ослеплен. Мне нравилось говорить с тобой, женщина загадка, - он раскрыл объятия, делая шаг навстречу к Анабель. – Ты же словно околдовывала меня, медленно, но верно. Я же не хотел поддаваться, понимая, что не имею на это право.
- Разве оно есть у тебя сейчас? – спросила она, вновь оказавшись в его руках.
- Я хочу любви, искренней и чистой. Да, теперь у меня есть право. Только не спрашивай о большем. Просто верь и будь со мной.
- Наступит завтра, и ты пожалеешь о сказанном. Ваша ссора утихнет, и ты будешь кусать себе локти.
- Так случится, если ты отринешь меня.
- А как же… - Анабель запнулась, увидев, как изменился взгляд Альфреда от одной только мысли о том, что она могла произнести имя Изабель. – Как же твой ребенок? – сказала она тогда.
- Я никогда не откажусь от него, - твердо заявил он. – Ты любишь меня? – спросил он, целуя ее.
- Да, - прошептала Анабель у самых его губ. – Я люблю тебя, Альфред. Тебя одного, но эта любовь неправедна, - добавила она, пряча лицо на его груди.
- Разве может любовь быть неправедной? Любовь, не оскверненная ложью, пусть даже если она запретна, должна быть.
- Что мне делать теперь? – сквозь слезы спросила Анабель. – Прятать глаза, увиливать, обманывать того, кого я искренне люблю? Это чудовищный выбор, Альфред.
- Его нужно сделать, Анабель. Мы всегда выбираем не одно, так другое. Я сам больше всего не люблю недомолвки и неопределенность. Дай мне слово, и я покончу со всем. Пойми, никому из нас не будет счастья, если мы будем продолжать обманывать друг друга.
Анабель закрыла глаза, еще крепче обняв Альфреда за шею. Он услышал, как она прошептала ему «Да».
- Ты видишь, от чего мне приходится отказываться ради тебя? – сказала она.
- Разве тебе было бы легче отказаться от меня?
- Любовница, - задумчиво проговорила она. – Какое отвратительное слово.
- Ты не будешь ею. Дай мне не больше месяца, и мы будем вместе. Ты согласна? Я не из тех, кто способен вести двойную жизнь. Ты сама в этом убедишься.
Он говорил твердо и уверенно, и Анабель не оставалось ничего, кроме как соглашаться с каждым его словом. Когда же все они были сказаны, то у обоих больше не оставалось и тени сомнения в принятом решении. «Я не могу уйти от тебя», - сказал Альфред, а Анабель больше не напоминала ему о его долге. Конечно, раз или два она хотела ему возразить, но он прерывал ее объятием такой силы, что у нее не хватало воздуха вымолвить и слово. Колеблясь всего несколько минут тому назад, сейчас с каждым новым поцелуем он получал подтверждение правильности своего выбора. Анабель смотрела на него с такой безграничной любовью, она светилась ответной страстью, что ему становилось мучительно больно оттого, что никогда прежде в собственном доме он не знал ничего подобного. Чувство это длилось всего мгновения, после чего Альфред больше не думал ни о чем, кроме женщины, что трепетала в эти минуты в его руках.
Они так и не покинули пределов темной гостиной, не замечая, что здесь было холодно и неуютно. Он вдыхал знакомый аромат ее духов, хмелея от него, как от вина. Каштановые локоны Анабель рассыпались по ее обнаженным плечам, и Альфред, отбрасывая их назад, припадал губами к ее груди. Он целовал ее руки, целовал колени, пропитываясь насквозь ее запахом. Меньше всего ему хотелось думать сейчас о том, что он скажет по возвращении домой. Он давно не знал той страсти, с какой отдавались ему. Поистине, так могла любить только та женщина, что ждала его так долго. В одежде стало жарко и тесно, а он хотел целиком и без остатка почувствовать и познать ту, с которой сегодня решился связать свою жизнь. Альфред не верил самому себе, не понимая, как быстро стала для него земной и понятной эта таинственная женщина.
- Ты просто устал любить один, - прошептала ему Анабель, склоняясь над ним. – Вот и вся разгадка.
Он ничего не ответил ей, ловя быструю мысль о том, как легко она озвучивала то, что он сам боялся произнести.
- Я люблю ту, которая любит меня, - сказал он и в блаженстве прикрыл глаза, чувствуя на своей груди ее горячие и влажные губы.
Она была сильная, гибкая и открытая. В ней было столько зажигающей страсти, которая могла бы пробудить и мертвого. Альфред не хотел больше слов, понимая и без них язык ее тела.
Они не считали часов. Время в порывах страсти и желания, что пробуждалось вновь и вновь, улетало в мгновение ока. В комнате стало совсем темно. Горели только их глаза, да еще из узкого окна лил тусклый ночной свет. Анабель подняла вверх руку, и та оказалась в потоке этого света. Ее тонкий, изящный силуэт нарисовался на фоне сиреневой стены. Анабель, явно любуясь собой, смотрела на точеную кисть и гибкие длинные пальцы, на одном из которых таинственно поблескивал темно-синий топаз. Рука изогнулась, и Альфреду показалось, что увидел перед собой встающую под музыку факира зловещую кобру. Видение промелькнуло и тут же исчезло.
- Откуда он у тебя? – спросил Альфред, целуя в затылок Анабель.
- Подарок, сделанный еще в прошлой жизни, - ответила она, быстро убирая руку.
- Расскажешь мне о своей прошлой жизни?
- Нет, - резко ответила Анабель, поднимаясь.
Она сделала это так поспешно и даже грубо, что Альфред пришел в некоторое замешательство. Ничуть его не стесняясь, она стала одеваться. Закончив, она присела рядом с ним на софу и сказала, уже мягче и как бы извиняясь:
- Прости. С тобой я хочу начать новую жизнь, так зачем тогда вспоминать о прошлой? Боюсь, тебе пора. Мечтаю о том дне, когда ты никуда не будешь спешить из моих объятий.
- Ты права, - согласился Альфред, вставая. – Чем быстрее я окажусь дома, тем быстрее между нами не останется никаких преград.
- Может быть, ты дождешься, пока родится ребенок? – осторожно спросила Анабель, наблюдая за тем, как он одевался.
- Глупое самооправдание. Какая разница, когда уходить, если уходишь? – Не хочу больше лжи, - уверенно заявил он, целуя ее на прощание.
Свидание закончилось, и Альфред спешил домой, чтобы все расставить по своим местам. Они долго прощались на старом крыльце. Он больше не стеснялся ничьих глаз.
- Неужели тебе нисколько не жаль ее? – недоверчиво покачала головой Анабель.
- Я не выношу обмана, - коротко ответил он ей.
- Но как же ты сам? – несмело предположила Анабель.
- Это совсем другое, - отрезал Альфред. – Не потому что я мужчина.
Он еще раз поцеловал ее на прощание и быстро пошел прочь. Анабель еще долго стояла на крыльце, кутаясь в пальто. На ее волосах пушистым кружевом оседали снежинки. Она стояла, долго глядя вслед Альфреду, а, когда он совсем исчез из виду, отчего-то вздохнула и зашла в дом.
Сказать правду было не так просто, как показалось вначале. В пылу страсти можно дать любое обещание, но, все еще сохраняя в душе отголоски прежних чувств, невероятно сложно оказаться холодным и расчетливым. Как бы ни была сильна обида Альфреда, он не мог забыть Изабель.
Наступила череда дней, отмеченных тайными свиданиями. Начиная новый день, Альфред намеревался раскрыть правду, но один вид Изабель, несчастной и одинокой, стоявшей точно живой укор перед его глазами, когда он возвращался из особняка на улице Бонапарта, невольно выворачивал наизнанку его душу. Вот тогда-то и стало закрадываться сомнение.
Изабель была спокойна. Должно быть, она действительно ни о чем не подозревала. Она не устраивала истерик и скандалов, если Альфред приходил далеко за полночь. Она делала вид, что не замечает чужого запаха, что низменно отходит от мужчины после близости с женщиной. Возможно, в силу своей наивности она была просто неспособна заметить все те детали, которые не укрылись бы от любой другой женщины. Изабель все еще не могла понять, что это были за письма, обнаруженные Альфредом. Не зная, насколько смогла убедить мужа, Изабель сама была твердо уверена, что это была не иначе как чья-то дурная шутка. Кто был ее автор – Изабель не знала и не стала ломать голову, понимая, что даже часы раздумий не дадут результата. Теперь ее волновал только Альфред. Поняв свою былую ошибку, она, превозмогая чувство разбитости и отвратительное физическое состояние, пыталась положить все оставшиеся силы на то, чтобы вновь приблизить мужа к себе. Была ли это любовь или страх оказаться в полном одиночестве – Изабель не знала. Забывая порой о себе и даже о ребенке, она могла не спать до середины ночи, чтобы первой встретить Альфреда. Она стала интересоваться его работой и тем, где и как он проводил время. Слушая его скупые фразы, иногда брошенные грубо и резко, она смотрела на мужа как на последний единственный шанс, что ей давала жизнь. В ее больных глазах светилась такая неподдельная преданность и покорность, что не выдержал бы и циник. Она вовсе не играла, но следовала стремительному повелению своего сердца, которое диктовало ей поступать так, как если бы в противном случае ей грозила небывалая трагедия. По утрам, пересилив дурноту, Изабель вставала, чтобы принести Альфреду завтрак в постель. Усилием воли они стирала со своего лица следы недомоганий, а с бледностью кожи легко справлялась краска. Она снова стала следить за собой, пусть теперь это было и нелегко, учитывая то, как начинали меняться ее формы, теряя свое былое изящество и легкость. Альфред превращался для Изабель в своего рода идола, притягивая ее с силой равной той, с какой он все так же продолжал отдаляться от нее.
Однако теперь делать это было намного сложнее, поскольку сомнение, закравшись раз в его душу, пустило там свои корни. Альфред смотрел в глаза жены и до сих пор не мог поверить в обман, во всяком случае так говорило ему сердце, ограждаясь от чувства обиды. Он неплохо изучил Изабель, да и не потому ли выбрал себе в жены, поскольку чувствовал, насколько отличалась она от всех, кого он знал раньше. Да, но ведь даже у Изабель была своя тайна, о которой она не обмолвилась с ним ни словом, ведь он ровным счетом не знал ничего о ее жизни до их знакомства? Сердце Альфреда терзалось, не в силах определиться с тем берегом, к которому ему следовало причалить. Оставаясь с Изабель, он думал о ребенке, который должен был родиться, думал о ней самой, такой, какой полюбил ее, чистой и искренней. Стоило же случиться самой ничтожной размолвке, плохо сказанному слову, плохо брошенному взгляду, как он вновь рвался к Анабель, чтобы в ее объятиях потерять способность разумно и правильно мыслить.
С Анабель все было по-другому. Казалось, она могла говорить и делать, что угодно, даже бросить его, а он и после не перестал бы желать ее. Находясь рядом с ней, он чувствовал на сердце праздник. «Наверное, это и есть любовь», - искренне полагал Альфред, вспоминая свои слова о том, что не сможет вести двойную жизнь. Он действительно ненавидел неопределенность, а то положение вещей, в котором ему приходилось жить, как нельзя сильно выводило его из состояния равновесия. Иногда он был готов взорваться по самому пустяковому поводу, и все, кто знал его раньше, не могли понять, что вдруг сталось с уравновешенным и невозмутимым Альфредом Бальмонтом.
Обыкновенно приступы его внезапного гнева настигали Изабель. Порой доходило до того, что его начал раздражать сам вид жены, немало преобразившейся за последнее время. Стоило ей не вовремя показаться ему на глаза, как он мог накричать на нее, после чего долго приходил в себя, терзаемый угрызениями совести. Тогда Альфред надолго запирался у себя в кабинете, не впуская к себе никого. Когда же чувство вины становилось просто невыносимым, он шел к Изабель, заставая ее плачущей на постели, садился рядом и после долгого взгляда, направленного в ее сторону мог вдруг произнести что-то вроде: «Не стоит плакать из-за меня, милая. Я намного хуже, чем кажусь тебе». Она, конечно, ничего не понимала, забывая все обиды, бросалась ему на шею, и так они могли просидеть до самого вечера. Тогда в душе обоих расцветало редкое и прекрасное чувство, схожее с тем, какое бывает у новобрачных: им казалось, что впереди у них целая жизнь, и они проживут ее, не отягощенные грузом обид. Только каждый раз после таких примирений в дом приходила Анабель, и Альфред вновь забывал обо всем, давая другой клятвенные обещания. Как ни странно, сам собой находился повод для новой ссоры с Изабель, и он вновь убеждал себя, что она – не женщина его мечты.
Близилась середина марта. На улицах было серо и неприглядно, зато небо становилось по-весеннему прозрачным. Изабель слушала, как за приоткрытым окном просыпалась жизнь, оставляя позади зимнюю спячку. Среди голосов птиц, что можно было различить сквозь шум города, она пыталась угадать, кому принадлежал каждый из них. Она прислушивалась, и ей казалось, что ухом различает даже не гамму звуков, но целую палитру красок. На душе давно не было так безмятежно и радостно.
Было воскресенье, и потому этот день Альфред пообещал провести вместе с ней. Изабель как будто и вовсе не помнила их размолвок, стоило делу окончиться примирением. Ей не хотелось никуда выходить, но она готова была с радостью последовать за Альфредом, куда бы он ее ни позвал. Конечно, вчера Альфред снова вернулся далеко за полночь, и она лишь притворилась, что спала, но это было вчера, а сегодня был новый день, и Изабель не могла позволить себе грустить. «Мужчина должен видеть радость на лице женщины, - поучала ее Анабель. – Миф, что можно разжалобить мужчину слезами. Они пробудят в нем лишь злость и досаду. Ты улыбаешься ему, а значит, он верит в то, что дарит тебе счастье. Все очень просто, это всего лишь наживка для его самолюбия, а в мужчине это чувство превыше всех остальных». Изабель назубок выучила этот урок, извлекая из него ощутимые результаты.
Дверь открылась, и в комнату вошел Альфред с огромной стопкой свежевыстиранного белья в руках.
- Встретил в коридоре горничную, - весело заявил он, кладя аккуратно сложенные сорочки на комод. – После обеда принесут твое.
Он подошел к жене и поцеловал. Изабель так и расцвела от этого поцелуя.
- Тебе помочь? – спросила Изабель.
- Нет, я сам, милая, - ответил Альфред.
Было видно, что у него сегодня прекрасное настроение. Он подошел к комоду и стал разбирать сорочки, выбирая, какую бы надеть. Он что-то тихонько напевал себе под нос, и Изабель уже готова была узнать в этом мурлыкании знакомую модную мелодию, как рука Альфреда вдруг замерла в воздухе. Он обернулся, в миг замолчав. На Изабель смотрело каменное лицо.
- Что это? – стальным голосом произнес он, бросая к ее ногам платок.
Ничего не понимая, Изабель подняла брошенный лоскут ткани.
В уголке были аккуратно вышиты инициалы: С. М. Даже если бы она очень захотела, то все равно не смогла бы скрыть ни дрожи рук, ни бледности, что в миг покрыла ее лицо.
- Это не мое, - только и смогла прошептать она, протягивая вперед трясущуюся руку.
- Надо полагать, - зло проговорил Альфред. – Платок-то мужской! – неожиданно вскричал он, и лицо его исказила небывалая гримаса ненависти.
- Может быть, прачка перепутала и это чей-то из слуг? – запинаясь, пролепетала Изабель, ни жива, ни мертва от страшной находки.
- Шелковый платок с кружевом ручной работы?!
Изабель закрыла ладонями уши. Она еще ни разу не слышала, чтобы Альфред так кричал на нее. В нем на глазах закипала кровь. В два шага он оказался рядом с ней.
- Признавайся, - он больно схватил ее за плечи. – Я что, похож на последнего болвана, чтобы меня водили за нос, выставляли дураком? С меня хватит! Ты не сойдешь с этого места, пока не скажешь мне правду. Благопристойная личина, а что под ней? Лицемерка!
Альфред с такой силой оттолкнул от себя Изабель, что она упала на кровать. Вскрикнув, на ее лице промелькнула гримаса боли, и в эту же секунду он хотел броситься к ней, но злоба взяла в нем верх.
- Клянусь, что больше не потерплю этого, - сжимая кулаки, произнес Альфред. – Подумать только, что тогда поверил в твои сказки. Шутка! Невероятно, как я поддался тебе. Меня тошнит от твоей лжи и уловок. Поднимайся! Хватит разыгрывать спектакль!
Не зная, как еще выплеснуть свою злость, Альфред схватил несчастный платок и разорвал его пополам. Он швырнул оба лоскута в лицо Изабель, круто развернулся и захотел выскочить из комнаты, но она окликнула его:
- Клянусь, я ничего не понимаю! Так же как и ты, я впервые вижу эту вещь! – взмолилась она.
Кажется, этот вопль прощения только еще больше взбесил Альфреда.
- И не знаешь никого, кто носил бы инициалы С. М.? – прозвучал язвительный вопрос.
Услышав это, Изабель побледнела пуще прежнего. В голове ее вертелось только одно имя, другого и быть не могло – Себастьен Мерсье. Только как все это было возможным?! Бледность и замешательство Изабель не укрылись от Альфреда. Тогда, подскочив к жене и схватив ее за плечи, он стал так сильно трясти ее, что, даже если бы она и захотела объяснить, не смогла бы произнести и слова.
- Кто он? По глазам вижу, что я прав. Кто мерзавец? Клянусь, что если узнаю сам, а я узнаю, ему не жить и дня. Отвечай!
Изабель только беззвучно шевелила губами – от страха стучали зубы. Она смотрела на Альфреда обезумевшими глазами, не в силах подобрать ни одного слова, чтобы объяснить это чудовищное наваждение, а он еще больше свирепел от ее молчания.
- Жалеешь? – прорычал он. – Пожалей лучше себя. Я проклинаю тот день, когда встретил тебя, но ничего, мне недолго остается терпеть. Подлая лживая змея, ты со дня нашей свадьбы дурачила меня? Признавайся!
- Отпусти меня, мне больно, - поднимая на него полные слез глаза, попросила она.
- Врешь! Строишь из себя недотрогу и страдалицу, только этот спектакль на меня больше не действует. Двуличная девка!
Изабель зажмурилась, чтобы не видеть перед собой взбешенное лицо Альфреда. Никто и никогда не произносил раньше при ней тех слов, какими награждал ее сейчас муж, а она не представляла, что сделать, чтобы он ей поверил. Он ее не ударил, но так сильно отбросил от себя, что она снова упала. Слезы незаслуженной обиды душили ее, и, обняв руками подушку, Изабель уткнулась в нее, чтобы заглушить свои рыдания. Она словно потеряла дар речи. Что-то сдавило горло, перехватывая дыхание, и даже при самом большом желании она не смогла бы сейчас заговорить. Должно быть, Альфред воспринимал ее состояние как запоздалое раскаяние или что-то в этом роде, в любом случае, удостоверяясь в своей правоте. Он слез с кровати, оправляя на себе одежду.
- Не рассчитывай на то, что я оставлю тебе ребенка, - холодно и спокойно заявил он. – Он будет расти с отцом, и я сделаю все, чтобы обеспечить ему достойное воспитание. Любой суд окажется на моей стороне, - продолжал он, бесстрастно наблюдая за тем, как вдруг замерла при этих словах Изабель. – У меня есть приличный букет доказательств, - он наклонился, поднимая разорванный платок и пряча его в карман брюк.
- Ты не сделаешь этого!
Изабель вдруг поднялась, простирая к нему руки. Она все еще была на кровати и теперь стояла перед Альфредом на коленях. Услышанное не укладывалось в ее голове, довершая из без того невероятный кошмар.
- Что все это значит? – губы ее задрожали, она все еще отказывалась верить. – Ты хочешь…
- Я подаю на развод, - отрезал Альфред. – Я забуду, что ты была моей женой, как ты успела забыть, что я твой муж. Обещаю, что мой ребенок не будет воспитываться падшей женщиной.
Изабель хотела возразить, но вместо этого вскрикнула: острая всепоглощающая боль пронзила живот. Невозможно было определить, в какой точке та сконцентрировалась – казалось, что абсолютно все внутри нее рвется на части. Изабель упала на кровать, обняв себя руками. Зажмурившись, чтобы не было так больно, она застонала.
- Альфред, - слабо позвала она, вновь заставив его обернуться на пороге.
Внутри все так скрутило, что Изабель не могла ни разогнуться, ни посмотреть на мужа. Она прерывисто задышала, боясь глубоко вздохнуть – казалось, сделай она вдох поглубже, в ней что-то тотчас лопнет. Превозмогая это дикое ощущение, Изабель повторила:
- Альфред!
Оба не узнали ее голоса, глухого и сдавленного. Изабель показалось, что с нее живьем сдирают кожу – до того внизу все горело и жгло. Альфред сделал порывистое движение в сторону кровати, такое короткое, что Изабель его даже не заметила, но остановился посередине комнаты как вкопанный. Воспоминание об отвратительной находке в миг промелькнуло в его памяти, и он не мог заставить себя сделать и шагу.
- Меня этим уже не удивить. Бездарный спектакль, - жестко произнес он.
На его лице застыло выражение злобной мести, исказившее его до неузнаваемости. Наверное, сам Альфред не узнал бы себя, посмотри он сейчас в зеркало. Простояв так не больше двух секунд, он бросил еще что-то обидное и злое и выскочил из комнаты. Быстро сбежав вниз по лестнице, он заперся в своем кабинете, решив с головой окунуться в работу, а как настанет вечер – уйти прочь из дома, полного лжи.
Примерно через час в кабинет кто-то громко и нетерпеливо постучался. На пороге стояла взволнованная горничная.
- Мсье Бальмонт, срочно пойдемте! – позвала его девушка. – Мадам Бальмонт! – она не знала, как сказать, и от волнения на ней не было лица.
Не помня себя, Альфред, белый как полотно, взбежал наверх. Распахнув дверь в спальню, он не смог сдержать крика ужаса, хватаясь за дверную ручку, чтобы не упасть: на постели лежала Изабель. Она была без чувств, а покрывало под ней было все залито кровью.
Вечером того же дня Альфред сидел у постели жены. Он сидел так уже не первый час, зайдя в комнату сразу после того, как это стало возможным. «Если бы я прибыл раньше, трагедии можно было бы избежать», - вспоминал он слова врача. Если бы можно было вот так как она заснуть после успокоительного, да и не просыпаться вовсе. Альфред сидел неподвижно рядом с кроватью, неотрывно глядя в одну точку. Остановив взгляд на лице Изабель, ему временами казалось, что она мертва, и тогда он несмело протягивая руку, чтобы дотронуться до ее запястья. Пульс был тихим и слабым. Медленной волной жизни он пробегал по венам, не торопясь ни ослабить ни усилить своего течения. «Сегодня я убил своего ребенка», - неотступно вертелась в голове одна и та же мысль. Дожидаясь, пока врач сделает свое дело, Альфред безжалостно сжег все те письма и то, что сегодня стало причиной трагедии. Он уже не хотел знать, в чем именно заключалась правда. Жизнь стала походить на запутанный кошмарный сон. Кто и когда наложил проклятие на его семью – наверное, более всего он был склонен верить в это, не имея иной возможности объяснить, почему в доме вдруг все пошло кувырком. Приписывать происходящее мистическим силам было проще и удобнее, нежели пытаться найти ответ. Альфред повернул голову и поморщился: головная боль ничуть не желала реагировать на лекарства. Сжав ладонями виски, он продолжал напряженно смотреть перед собой, боясь того момента, когда должна была проснуться Изабель. Он вообще стал многого бояться. Сегодня непременно придет Анабель навестить подругу. Он должен будет ей дать ответ. Несчастная, она любит мужчину, убившего собственного ребенка! Альфред тихонько застонал. Он становился противен самому себе. Просил не больше месяца, и вот к концу подходил уже второй. В редкие минуты ему казалось, что он является самим собой, в остальное же время в нем словно жили два человека, каждый из которых усердно тянул одеяло на себя, делая все наперекор своему сопернику. «Только бы не сойти с ума», - подумал Альфред.
Изабель зашевелилась и через некоторое время открыла глаза. С минуту она смотрела на мужа. Она была на удивление спокойна, словно лишилась долго тяготившего бремени. Не было ни гримасы боли, ни выражения отчаяния, что искажали бы ее лицо. Она была сама умиротворенность. Альфред выпрямился, забывая о головной боли. Он хотел спросить, как она себя чувствует, но слова застревали у него в горле.
- Все хорошо, - сказала Изабель, прочитав в его глазах безмолвный вопрос. – Как пусто, - отрешенно добавила она.
Альфред не знал, что отвечать.
- Как просто все разрешилось, - она вдруг странно улыбнулась. – А ты говорил, суд, - добавила она, не убирая с лица пугающую блаженную улыбку.
- Изабель, я, - начал Альфред, не зная, как продолжить. – Я не хотел. Прости.
Он встал перед ней на колени, повернул ладонью вверх лежащую поверх одеяла руку и положил туда голову. Его разгоряченный лоб приятно освежала прохладная ладонь Изабель. Он хотел говорить, но не мог.
- Я свято верю, что правда рано или поздно открывается. У лжи короткие ноги, Альфред. Она далеко не убежит, - отрывисто заговорила Изабель. – Моя совесть чиста. Я не знаю, откуда все это, но больше не хочу ничего доказывать. Жаль, что так получилось, - вздохнула она, прикрывая глаза. – Не надо, - улыбнулась она, почувствовав на своей ладони слезы Альфреда.
- Послушай меня, Изабель, - с жаром заговорил Альфред, поднимая к жене взволнованное лицо. – Ты встанешь на ноги и я увезу тебя отсюда. Отправимся, куда захочешь! В Италию, Испанию или Англию? Хочешь, совершим морской круиз?
- Почему проще заглаживать вину, чем допускать ее? – не замечая вопросов Альфреда, вдруг спросила Изабель, внимательно посмотрев на мужа.
Альфред отнял от себя ее руки, опуская голову.
- Теперь ты будешь казнить меня всю оставшуюся жизнь, - тихо сказал он, не решаясь показать лица.
- Нет, - улыбнулась Изабель и положила руку на затылок Альфреда. – Я бы хотела все забыть. Начать все с начала. Давай уедем, - вдруг оживилась она, в то время как ее пальцы нежно перебирали взлохмаченные пряди волос на его голове. – Увези меня отсюда. Уехать, только ты и я, ты обещаешь?
Альфред в ответ только кивал, не отнимая лба от подушки. Осознавал ли он в полной мере все обещания, что давал сейчас, но в эти минуты превыше всего для него было раскаяние, а вместе с голосом совести в нем вновь пробуждались прежние чувства, которые он так и не смог убить в себе. Изабель говорила еще что-то. Странной и даже нелепой оказалась та роль, что она взяла себе, предпочитая утешать, чем быть утешаемой самой. Альфред ушел из ее комнаты уставшим, исчерпавшим все силы своей души, но вместе с тем просветленным. Он словно уверился в том, что во всей этой истории должен слушаться только голоса своего сердца. Так он и решил поступить, как вдруг дворецкий доложил о визите.
- Ты к Изабель? – на ходу, быстрым шагом направляясь в кабинет, спросил Альфред.
- Нет, к тебе.
Зайдя вслед за Альфредом, Анабель быстро повернула ключ в замке. Должно было случиться что-то действительно серьезное, чтобы она сама пришла сюда. Они стояли друг против друга, и никто не осмеливался первым сделать шаг навстречу.
- Тебя не было несколько дней, - взволнованно начала Анабель.
- Прости, я не мог, - не справляясь с чувством неловкости, ответил Альфред.
- Изабель? – на лице Анабель отразилось беспокойство.
Альфред отвернулся, удаляясь вглубь кабинета.
- Можно к ней?
- Нет! – резко оборвал он ее. – Не сейчас, - добавил он уже мягче. – Тебе не следовало приходить сюда.
Альфред потянулся за портсигаром, но быстро передумал и бросил его на стол. Анабель тихо подошла к нему.
- У тебя дрожат руки, - сказала она, беря его холодную ладонь. – Что-то случилось?
Он обернулся, и Анабель не узнала его лица – так он был бледен. С минуту он смотрел на нее, колеблясь, потом вдруг обнял, зашептав ей на самое ухо:
- Все так нелепо и чудовищно, что я не пожелал бы и врагу. Я не знаю, чему верить. Я перестаю понимать самого себя. Иногда мне кажется, что я должен был остаться с тобой в тот февральский вечер, а порой почти уверен, что зря мы затеяли с тобой все это. Вы разрываете меня на части. Я живу так, как никогда не умел и не хотел жить.
- Затеяли? – переспросила Анабель, и голос ее задрожал. – Ты говоришь о любви, как будто это игра.
- Ты в самом деле любишь меня? – спросил он, не решаясь коснуться ее губ.
- Да, - она потянулась вперед, чтобы поцеловать его.
Страсть вспыхнула, точно спичка. Альфред был подобен долго голодавшему человеку, который только при виде обильной еды вдруг понимает, насколько голоден. Не отрываясь от губ Анабель, он поднял ее на руки, усаживая перед собой на бюро. Она льнула к нему со всей силой ответного чувства. На пол упал жакет. Расстегивая пуговицы на ее блузке, Альфред в каком-то исступлении припадал губами к ее обнаженным плечам. «Я люблю тебя», - бесконечно шептала она ему, и эти слова сводили его с ума.
- Что же мы наделали, что наделали, но как же ты восхитительна, - он опустился в кресло перед ней, чтобы поцеловать ее колени.
Он овладевал ею стремительно и смело, не опасаясь того, что в кабинет могли постучаться. Сам не свой от вдруг вспыхнувшего огня, он больше не желал думать о том, что еще полчаса тому назад плакал у постели жены, полный раскаяния. Случайным движением руки Анабель задела портрет Изабель. Он упал, стекло треснуло пополам, но оба и не заметили того.
- Я люблю тебя, – повторила шепотом Анабель, все еще прерывисто дыша.
- Я знаю, но мне было бы легче, если бы ты не приходила сюда, - ответил он, зарываясь лицом в ее волосах.
- Я должна была прийти. Мне нужно сказать.
- Сказать? – Альфред застыл в ожидании.
- Да. Я в положении.