Первобытное общество.
Я не ориентировался, сколько спал. Пробудил меня холод. Мёрзла спина. При первых проблесках сознания понял, что обнимаю кого-то. Мы были укрыты плохо выделанной шкурой. Мой партнёр во сне стянул её на себя, оголив мою спину. В пальцах было что-то упругое и мягкое. Чуть пошарив, понял, что ладонь лежит на полупустой женской груди. Вот конечная округлость, а на ней характерный сосок. В своём времени сексуального опыта у меня было не много, но что-то передалось от хозяина тела. Ощущение женского тела усилили утреннее возбуждение, которое бывает у большинства здоровых мужчин. Чуть смутившись, хотел слегка отодвинуться и тут же понял, что не только обнимаю ночную подружку, но и нахожусь в половой связи с ней. Мозг хозяина тела подсказывал, что мы занимались с ней сексом вечером и ночью, да так и уснули, не разъединившись.
В моей голове смешались сознание, пришедшее с моим разумом, и сознание хозяина тела. Точнее, память, которая оставалась в его мозгу.
Не смотря на то, что я служил в спецподразделении, в отношениях с женщинами был довольно скромен, половые близости были крайне редки. А тут всё было готово, только пользуйся. Мозг хозяина тела подсказывал, что я заплатил за пользование своей подружкой, а потому могу воспользоваться сложившейся возможностью. А собственное сознание не позволяло сделать это без её согласия.
Осторожно, чтобы не потревожить подружку, погладил оказавшуюся в ладони грудь. Она была необычно длинной и пустой для моего сознания, но привычной для мозга хозяина тела. Женщина ласково прижала мою руку своей рукой, погладила пальцами мои пальцы и прогнула спину, давая понять, что она согласна на большее. Двинув задом, осознал, что она действительно готова к близости. Не воспользоваться этим было глупо.
Столь широких просторов и активных мышечных сдавливаний в моём времени я не испытывал. Это было непривычно и необычно. Постепенно усиливая размах и силу толчков, задвигался. Женщина активно помогала. Осознавая, что я в другом времени, открывать глаза не хотел. Для моего сознания мне было слишком приятно, потому не хотелось разочаровываться возможно неприятным видом.
Оргазм, как это бывает при утреннем сексе, пришёл не скоро. Удлиняла время излишняя широта родовых путей женщины. Слух говорил, что не только мы занимаемся близостью. Кто-то возился рядом. Слышались как сладостные стоны, так и стоны от не очень приятных ощущений. Моя женщина начала оргазмировать, а я ещё не созрел. Откуда-то донёсся вопль женщины, его перекрыл стон мужчины с другой стороны. Эти звуки стали пусковым моментом моего оргазма.
Я расслабился, отдыхая от закончившегося удовольствия. Моя женщина гладила мою руку, мышцы её родовых путей то сжимались, то расслаблялись. Я отрыл глаза. Перед моим взором была копна длинных грязных прядей. Часть прядей была седой. Постепенное вживание моего сознания в тело позволяло осознавать здешнюю жизнь.
Вчера была удачная охота: многие мужчины добыли зверьков, похожих на кроликов, достаточно, чтобы насытиться самим и отдать часть еды за удовольствие переспать с женщиной. Если не считать драки с соплеменниками и соседями, то больше развлекаться здесь было нечем. Но женщины не отдавали себя просто так. Они требовали за это еду или шкуры, чтобы прокормить детей и себя. Часть еды им приходилось отдавать старым, уже не используемым мужчинами женщинам и беременным, которые не могли зарабатывать еду таким образом. Можно, конечно, питаться корнями, стволами, листьями и семенами растений, которые собирали в окрестностях, но они не давали сил. Всё равно требовалось мясо, а женщинам его добывать трудно: много беременных, которые не могли гнаться за животными, много кормящих грудью, которые не могли оставить дитя – его могут сожрать хищники или неудачные охотники. Женщины не могли выходить из пределов племени без охраны: их ловили и насиловали мужчины соседнего племени, а то и свои из неудачников. Одиночные женщины могли быть убиты соседями, как добыча, или украдены ими. Особенно воровали молодых, которых нещадно насиловали. Были такие женщины из соседнего племени и у нас. Через некоторое время они становились своими, если выживали, но до того времени их нещадно эксплуатировали.
Украденных женщин обычно затаскивали в мужское жилище и там использовали, как сексуальных игрушек, пока они не сбегали или не умирали. Вырвавшихся из сексуального плена чаще всего принимали наши женщины и прятали в своём жилище, пока те не становились равноправными с ними. Умерших здесь не хоронили – их съедали, как обычную добычу. Так же поступали и с пойманными мужчинами соседнего племени – съедали.
Чем больше я просыпался, тем больше осознавал ту жизнь, в которой оказался.
Кто-то пыхтел и тихо постанывал над нашими головами. Отрыл глаза и повернул голову. Почти над нашими головами ритмично покачивалась головка молоденькой девочки. Длинные чёрные пряди волос обрамляли её сморщенное от неприятной процедуры личико. Явно было видно, что ей очень не нравилось то, что с ней происходило. Грудная клетка девочки не давала увидеть её партнёра. Но память хозяина моего тела подсказывала, что её вчера выкупил на целую ночь волосатый мужчина среднего возраста. Ему несказанно повезло на охоте. К уже добытой паре «кроликов» мужику удалось убить хищника, напавшего на очередную жертву. К его трофеям сразу прибавился «кролик», добыча хищника, и сам хищник, величиной с огромного волка. Кроме большого количества мяса зверь дал прекрасную мягкую и тёплую шкуру. «Кроликов» хватило, чтобы поесть самому и накормить пару стариков, а хищника он понёс в женское жилище. Все способные на близость женщины предложили ему своё удовольствие, но он затребовал себе самую молодую и красивую девочку. Добыча его ценилась так высоко, что женщины без сожаления выставили ему пятерых девочек, совсем недавно прошедших инициализацию. Мужик выбрал Ою, красивую и небольшую. По мнению моего времени она явно не подходила ему ни по возрасту, ни по комплекции. Но здесь, в этом времени, были другие оценки.
Принесённого им зверя женщины сразу же стали разделывать, а «жениха» и «невесту» накормили и отправили в помещение расплаты. Для девочки это не было новшеством, потому что во время инициализации её «попробовали» все мужчины племени – таков был обычай – и теперь женское общество использовало её для оплаты самой ценной еды. А в этом случае ещё и хорошей шкуры. Однако, «купивший» её мужик был достаточно крупен для неё и, похоже, годился ей в отцы. Но здесь не разбирались в родственных связях: любой мужчина мог за еду выбрать для своей утехи, хоть дочь, хоть сестру, хоть мать или бабушку. Да и знать тут не могли, кто от кого родился. Люди ещё не совсем осознавали, что от секса женщины беременели. Многие женщины проводили в объятиях мужчин многие месяцы, прежде чем оказывались на сносях.
От толчков партнёра девочка вздрагивала. Концы прядей её волос стелились по листьям, исполнявшим обязанность матраца. Маленькие груди вздрагивали в такт подёргиваниям её тела. Мне даже стало её жалко.
Расслабляющийся после оргазма член медленно выдавливался из родовых путей моей партнёрши. Я хотел встать, но подруга нежно прижимала мою руку к себе – ей понравился сегодняшний секс, поэтому отпускать меня не хотела, гладя мою руку и касаясь её губами. В момент, когда мой отросток окончательно выдавился наружу, девочка застонала. Её тело задёргалось реже и резче – похоже, её партнёр кончал. Когда толчки прекратились, девочка взвыла, откинув голову назад. Из её прикрытых глаз покатились слёзы. Они капали между нашими с моей подругой головами.
Через некоторое время голова девочки «упала» вниз. Её партнёр, удерживавший её за длинные волосы, отпустил их – секс с ней закончился. Ещё через десяток секунд она упала на бок, лицом к лицу моей партнёрши. Девочка плакала. Использовавший её мужик, не обращая внимания на её поведение, листьями с пола вытер свои причиндалы, встал с коленей и ушёл.
-- Ая! Почему мне всегда плохо? Почему я не могу, как ты, получать удовольствие?
Речь для моего сознания была непривычна и непонятна, но мозг хозяина тела мгновенно переводил в знакомые мне понятия. И даже к концу предложения девочки я понимал смысл без перевода. Но очень удивил язык. Он был невероятно беден и прост. Я в переводе написал смысл сказанного ею, а на самом деле слова были совсем другими. При дословном переводе смысл был бы нам не понятен.
-- Привыкнешь. Многим в начале было так же плохо, как тебе. Наверно для облегчения привыкания придумали инициализацию.
-- Но ведь Уе это нравится!
-- Уя больше и старше тебя. После родов будешь так же наслаждаться удовольствием, как мы.
-- Но ведь и после родов не всем это нравится.
-- Привыкай. Нам трудно добывать пищу, которую приносят мужчины. Кто-нибудь из них сделает тебе хорошо и тебе тоже начнёт это нравиться. Мне всегда очень хорошо с Димом, поэтому я отдаюсь ему даже без оплаты. Найдётся и тебе такой мужчина.
-- А мне Дим может сделать это так же хорошо?
-- Не знаю. Всем женщинам нравятся разные мужчины. Некоторым нравятся все, некоторым только один.
Я не стал дослушивать их разговор и ушёл. Уходя, посмотрел на девочку. На её теле были только две небольшие шкурки, связанные между собой, едва прикрывавшие низ живота спереди и ягодички сзади. Для здешнего населения, наверно, вид её был привычен, но на меня так подействовал, что я долго не мог забыть её маленькую тоненькую фигурку с согнутыми в коленях ножками. Девочка только начала перерождаться в девушку. Круглые очаровательные бёдра, тонкая талия, тоненькие ручки контрастно смотрелись рядом с частями тела моей подружки Аи.
Ая была много старше меня. К началу моей взрослой жизни она родила уже пятерых детей. Женщина не выделялась ни красотой лица, ни красотой тела. Наверно поэтому её не часто «покупали» мужчины. Как-то так получилось, что у меня было очень мало пищи, и только она согласилась со мной пойти спать. И нам понравилось заниматься сексом. С той поры Ая соглашалась идти в мои объятия за совсем скромные подношения. Не всегда это получалось. Иногда кто-то из мужчин «покупал» её до меня. Да и я не всегда брал её. Но только с ней у меня получался самый восхитительный секс. Разумеется, всё это относится к моему нынешнему телу.
Едва я вылез из прохода между жилищем женщин и «спальней», как в проход полезла главная женщина – время посещения мужчин кончилось. Она прогонит всех, кто задержался в «спальне». Если это не сделать, молодые мужчины могут не отпускать своих женщин, пока хватит сил. А кто потом принесёт еду?
Жилище женщин было большой ямой, накрытой деревьями и ветками. Всё это присыпано землёй. В яме копошились женщины разного возраста и голые дети. Кто-то ел, кто-то скоблил шкуру, кто-то занимался малышами. Чуть в стороне кричала рожающая женщина. Роженица была одна. В дальнем конце ямы мужчина, не скрываясь, сношался с женщиной. Он принёс немного пищи, поэтому его отправили туда для одного сношения. Наверно, он сегодня охранял лагерь, и ему повезло убить какую-то ночную дичь. За бОльшую добычу женщину дают на ночь. Занятия близостью здесь не делались секретными. Но женщины отдавались мужчинам либо в женском помещении, либо так, чтобы ею не воспользовался кто-то ещё. Бесплатным секс был только для насильников и по сочувствию женщины. За секс здесь положено платить.
Наш лагерь уже вовсю бодрствовал. Чуть в стороне от тропинки кто-то оправлялся. В этом времени никто ничего не стеснялся. Главным было не создавать помех другим. Присевших оправиться на тропинке могут пинком отправить в кусты. Все дети бегают голыми, а взрослые одеты в шкуры. Удачливых охотников-мужчин и востребованных женщин видно сразу по наличию шкур. На них, как на мне, было по две шкуры – одна прикрывала тело ниже пояса, другая – грудь и спину. На менее удачливых было по одной. Молодые прикрывались старенькой шкурой, доставшейся по наследству. Молодая женщина должна «заработать» себе не только еду, но и шкуру, а молодой мужчина – добыть всё это. Их, конечно, обманывали старшие, пока те не наберутся опыта. Среди здешних людей трудно ожидать сочувствия – самому бы выжить.
Я остановился, чтобы сориентироваться. Сознание не могло переработать всю информацию мозга. По привычке моего времени хотелось умыться. Идти надо было по тропинке налево – там озеро. Тропинка шла мимо жилища вожака. Я не успел сделать шаг, как меня обошла группа женщин. По привычке безопасности они шли группой. Редкий мужчина посмеет насиловать женщину в лагере. Его побьют не только женщины, но и мужчины. Но за пределами лагеря одинокая женщина – добыча как своих, так и чужих мужчин. В этой толпе я успел заметить всех женщин, которые спали в помещении близости и несколько женщин не ночевавших с мужчинами. Среди них была и Оя. Она шла в группе девушек, ночевавших с нами. Девушкам почти не дают покоя. Если женщины могут иногда отдыхать от «ночных смен», то девушек «покупают» на каждую ночь. Может быть это как-то сказывается на их поведении – их группа шла последней.
Вождь племени, обросший волосами, как горилла, вылез из своего убежища голым и, прислонившись к дереву, смотрел на проходящих мимо женщин. Его член торчал из зарослей волос вверх, но вождь смотрел на женщин равнодушно. Когда с ним поравнялись девушки, он крикнул. Девушки замерли. Вождь подошёл к ним и, ухватив Ою за волосы на затылке, потянул к своему логову. Оя что-то пыталась ему сказать, но он, кажется, не слышал. Наклонив девочку к дереву, у которого он только что стоял, закинул ей на спину шкуру с ягодиц и, направляя другой рукой, вонзил в неё член. Именно вонзил, иначе его движение назвать трудно. Я едва не метнулся на выручку девочке. Но спокойное поведение остальных женщин, наблюдавших за происходящим, и внутренний голос, возможно, из мозга хозяина тела, остановили первый порыв. Тут так полагается – дань за руководство.
Похоже, что это дерево используется давно и привычно. Вождь обеими руками приподнял таз девочки так, что её ноги оторвались от земли, и коленями подтолкнул их вперёд. Ножки Ои ударились в торчащие над землёй корни. Возможно, она была тут уже не первый раз, возможно, просто догадалась встать на них. Вождь неторопливо задвигался, наслаждаясь получаемым удовольствием. Мне показалось, Ое это опять не нравилось. Ещё во время инициализации девочек я приметил, что член вождя был длиннее и толще членов остальных мужчин племени. Но вмешиваться в происходящее мне не полагалось – он вождь, ему всё разрешено.
Уходящие вдаль женщины оглядывались на вождя и Ою, кто с восхищением, кто с удивлением, мне показалось и даже с завистью. Пришлось пройти мимо и мне. Я очень сочувствовал девочке разумом моего времени, но мозг тела, кажется, завидовал.
Тропинка вышла на берег озера. Берег в этом месте выглядел, как небольшой пляж. Не обращая внимания на моё присутствие, женщины поснимали свои шкуры и полезли в воду. Те, кто ночевал с мужчинами, присели и, не смущаясь ни меня, ни подруг, стали мочиться и подмываться. Из многих вместе с мочой выплёскивались сгустки спермы. Созерцать подобное я не мог и, смущённый, пошёл в сторону. Думаю, большая часть мужчин моего времени отдали бы многое, чтобы побывать в тот момент на моём месте. Не менее двух десятков голых женщин мочились в воду и подмывались. Часть женщин зашла глубже и омывалась водой из озера. В моём времени увидеть подобное вряд ли возможно. А здешние мужчины даже не обращали на них внимание.
Не смотря на висящие тряпочками пустые груди, на складки кожи на животе, я возбудился. Как ни неприятен был вид некоторых женщин, всё равно он действовал возбуждающе. Особо действовал вид голых девушек и молодых женщин.
Чтобы успокоиться, отошёл подальше и сел под дерево, подстелив набедренную шкуру. Старался отвлечься от увиденного, но перед глазами начала маячить фигурка Ои в руках вождя. Утешало, что она не успела освободиться от спермы ночного партнёра и, возможно, она сыграет роль смазки. Но всё равно было жаль девочку: уж очень несоразмерным с её телом был внедрявшийся в неё член.
Успокоившись, пошёл к воде. Здесь в камышах был прогал и можно было умыться. Вода оказалась довольно холодной. Удивительно, как женщины купались в ней. Наверно поэтому не все лезли в глубь.
В воде отражалась бородатая морда. Я не сразу понял, что теперь у меня такой вид. Окладистая русая борода и длинные усы, похоже были укорочены. Память подсказала, что этим занималась Ая. Она клала длинные пряди на камень и небольшим камешком перетирала волосы в нужном месте. Поэтому мой вид был довольно опрятным. И хотя Ая очень тянулась ко мне, в душе у меня к ней не было никакой тяги, кроме сексуальной. Ая могла в любое время предоставить мне своё тело для утехи без какой-либо оплаты за удовольствие. Такое случалось, когда я сопровождал с группой соплеменников женщин для сбора корней и трав на край нашего оазиса. Даже при нашем присутствии на них нападали соседские мужчины. Правда, случаи убийства бывали крайне редки, но всякий раз были изнасилования, и чаще всего групповые. Наши молодые мужчины не оставались в долгу и тоже хаживали на охоту за удовольствием к соседям. Убийства бывали, когда нападали охотники из другого оазиса. До изнеможения изнасиловав женщину, они часто убивали её и приносили в свой оазис, как добычу. Они же могли и похитить её, увести к себе. Не думаю, что там нашей женщине было легче. Ведь и мы их женщин использовали всем племенем.
Вот в таких походах за корнями и травами Ая всегда была рядом со мной. Я помогал ей находить и выкапывать корни и травы, носил добытое. Едва заметив моё возбуждение, Ая давала понять, что она не возражает на близость. Когда было желание, я пользовался этой добротой. Но если была возможность сблизиться с другой женщиной, я делал это без смущения. И не раз бывали случаи, когда я ночевал с другой женщиной, а она с другим мужчиной рядом с нами. Но это было не с моим разумом. Так до меня делал хозяин этого тела.
Выйдя из задумчивости, я не сразу понял, что под отражением моей морды на меня смотрит огромная рыбья морда. Наверно, рыба восприняла мой плеск за плеск добычи. Если бы тут было глубже, вряд ли я сумел бы её поймать. Резкий выпад, и одна рука пальцами ухватилась за жаберную крышку. Наверно, рыба тоже может теряться. Сражение с нею началось на берегу. Рыбина была длиной с мою руку и довольно сильная. В воде я не смог бы с ней справиться. Она надавала мне хвостом пощёчин и откусила небольшой кусок шкуры, пока начала засыпать. Когда она стала более вялой, я добил её попавшим под руку камнем. Позднее, когда вернулся в своё время, по описаниям определили, что это был предок сома.
Едва отдышался после этой борьбы, как услышал плачь и всхлипывания. Приподнявшись с колен, увидел Ою, бредущую между деревьями. Прижав к лицу ладони, она шла, иногда натыкаясь на деревья и кусты. Ходить одной женщине, а тем более девушке, было опасно даже в собственном лагере. Оставив успокоившуюся рыбину, я пошёл навстречу. Между нами оказалась большущая лужа. Вода в ней была очень тёплая. Пройдя по краю, встретил девушку.
-- Оя! Кто тебя обидел?
-- Никто. Жизнь. Я заблудилась.
При столь бедном языке её высказывание показалось слишком мудрым.
-- Заблудилась? Жизнь? Как это?
-- Заблудилась, не знаю, куда идти. Все меня насилуют, а мне это не нравится. Почему я родилась женщиной? Не хочу быть используемой. У меня всё внутри болит. Мне даже выпустить не дают, что мне пустили. Ты тоже насиловать будешь?
-- Что ты, девочка?! Ты такая красивая, что я тебя очень жалею.
-- А другие говорят, что я такая красивая, что хотят поскорее мной попользоваться. Ты же видел, как меня выбрал вождь. Его Уя хотела, а он выбрал меня. С ним больно было. На инициации до меня он всех девочек перепробовал, поэтому было не так больно. А сегодня у него был очень большой член. Мне было больно. Вождь кончил и ушёл, а меня хотел использовать голый парень. Он неудачный охотник, поэтому ходит без шкуры. Мне было больно, но я убежала он него, вот и заблудилась.
-- Оя! Не плачь! Я тебя в обиду не дам. Отдохни. Подмойся, там вода тёплая.
-- А потом ты меня тоже насиловать будешь.
-- Не буду! Обещаю! Успокойся! Давай я тебя сам и подмою.
Я взял девочку на руки и понёс к воде. Не поверите, но мне тоже нестерпимо захотелось воспользоваться ею. Наверно, это хотело тело, а моё сознание категорически противилось этому.
Чтобы не мешала, я скинул свою верхнюю шкуру и снял шкурки с талии девочки. Она сжалась, видимо, боясь моего насилия.
-- Присядь. Так подмывать не получится.
Девочка присела к воде. Я не очень умело стал плескать воду ей между ног, периодически проводя ладонью между её ножек. Но сколько бы не смывал, из неё сочилась слизь.
-- Ты не умеешь. Мне надо помочиться, а то во мне много спермы.
Я подхватил её подмышки и поставил на берег.
-- Освободись, а то не смывается.
Ничуть не смущаясь, она присела и стала мочиться. Я отвернулся – слишком возбуждающим был её вид.
-- Продолжай.
Голос девочки шёл от воды. Повернулся на голос. Она присела в луже и раздвинула колени, давая возможность продолжить процедуру. В этот раз промежность обмылась быстро.
-- Давай я тебя всю вымою. Ты станешь совсем красивой.
-- Мне с тобой хорошо. Я согласна.
На берегу лужи я видел небольшую линзу белой глины. Зачерпнув её ладонью, размочил в воде и стал обмазывать волосы девочки. Нам рассказывали на курсах выживания, как можно обходиться без мыла. Втирал долго, пока волосы не покрылись тонким слоем. Пряди волос ещё больше склеились. Но когда смыл глину, они красивой чёрной волной пролились по её спине, очаровательно обрисовав выразительный задик.
-- А давай тебя всю помоем? Станет очень легко.
Девчонка довольно улыбнулась.
Зачерпнув пригоршню воды, я вылил её в лунку, образовавшуюся в глине. Пальцами размял, растворил глину до состояния сметаны.
-- Подойди сюда.
Девчонка шагнула из воды с такой грацией, что у меня потемнело в глазах. Она была невероятно юна и столь же невероятно стройна и очаровательна. Мне показалось, что в ней воплотились все красивейшие богини древности. Это была Венера и Юнона, Афродита и Гера в одном теле. И хотя в моей груди впервые в жизни плескались родительские чувства, нынешнее тело отреагировало похотью. Скрывая возбуждение, я стал обмазывать девочку глиной. Однако, касание её интимностей всё равно вызывало дурную похоть. Маленькие стоячие груди я ещё смог покрыть глиняным раствором, а пустить руки к ягодичкам, тем более, в промежность, не хватило мужества.
-- А там?
Девчонка чуть приподняла ножку в сторону.
-- Там уже мыли…
Хорошо, что на мне была набедренная шкура. Хотя и она вряд ли скрывала похоть. Приближаясь к ней, я понимал, что она ещё почти ребёнок. Но стоило лишь чуть отодвинуться, как девочка начинала казаться очень молодой, но всё равно женщиной. Манящей и одуряющей, невыносимо красивой и удивительно стройной. Ругая себя, сумел мазнуть глиной по чуть припухлому, едва поросшему редкими волосками лобку.
-- Теперь пошли в воду.
Смывая глину, я восхищался её гладкой упругой кожей, которая после схода природного мыла становилась чистой и чуть розовой. Длинные волосы начали высыхать и рассыпаться на голове и затылке. Концы волос опускались чуть ниже ягодиц. И вновь, чтобы смывать глину, приходилось гладить тело девочки ладонью. Ей богу, эта процедура утомила меня не меньше, чем ночь с Аей. Закрыв глаза и набрав воздуха, я пару раз провёл ей между ног, чтобы смыть глину с половых губ и промежности. Может быть от воды, а, может, от получившейся передышки, разверзнутые прежде половые губки почти сомкнулись, прикрыв ещё недавно вывернутую между ними мякоть. Плеснув снизу водой, я повернулся к берегу и пошёл к валяющимся шкуркам её одежды и моей накидке. Не оборачиваясь спросил:
-- Есть хочешь?
-- Очень!
-- Я там рыбу поймал, если хочешь.
Подхватив шкуры, пошёл к озеру. Слава богу, рыбина была на месте. Бросив шкуры к дереву, принялся терзать добычу. С трудом пробив шкуру, отодрал мясо от хребта. Половину рыбы без костей подал девочке, усевшейся было на одну из шкур. Девчонка вскочила и взяла предложенную ей часть. Вцепившись острыми зубками, она разорвала свою половинку тела рыбы пополам, вернув одну из них мне.
-- Мне столько не съесть.
-- Съешь потом, дома.
-- Там не дадут. За холодный период все проголодались, все есть хотят. Вчера же прошло только первое стадо «кроликов». (На этом языке эти животные назывались иначе, но я буду называть их понятными нам названиями)
-- Садись, зачем встала?
-- Она колется, – девчонка мотнула головой в сторону шкуры. – Сам сядь.
Отложив первую половину рыбины, я сел и тоже стал есть вернутую мне часть рыбы.
-- Можно, я на тебя сяду?
Я едва не подавился откушенным куском. Но она и не собиралась ждать ответа. Хотя мои колени были довольно высоко, Оя попыталась сесть на них. Я автоматически отпустил их до горизонтального положения бёдер. Сдвинув шкуру в мою сторону, девчонка села на мои колени. Мне показалось, что я кожей бёдер почувствовал прижатие её половых губок. Даже дыхание перехватило.
Всё это так воспринимало моё сознание из моего времени, но тело и часть его сознания, оставшаяся при нём, были привычны и к голым прелестям, и к их касаниям. Женское тело воспринималось здесь, как источник развлечения, источник удовольствия, которых в этом времени было невероятно мало.
-- Ты почему не ешь? Давай, я тебя кормить буду.
Вынув изо рта откушенный кусок, девчонка сунула его в мой рот. В нашем времени подобное могло вызвать брезгливость. А здесь это казалось довольно естественным. Забыв про свою часть рыбины, я стал жевать предложенный мне кусочек. Он показался необычайно вкусным.
-- Понравилось? На ещё.
После третьего кусочка девчонка вскочила и оседлала мои бёдра, широко разведя свои колени. Она воспринимала происходящее, как игру. А мой взгляд невольно прыгнул на низ её живота. Плоская фигурка не скрывала ни лобок с пока ещё редкими волосами, ни борозду, начинающуюся в нём. Похоже, она ещё не отошла от недавних событий физически, хотя в уме уже забыла про них. Половые губки ещё были раздражены и немного более красны, чем остальная кожа, а между ними бусинкой проглядывал совсем маленький красненьки клитор. Как бы я ни крепился, как бы ни отгонял дурные мысли, они всё равно прорывались в сознание, подкрепляемые воспоминаниями её секса с мужиком в спальном помещении и вождём племени.
От очередного откушенного ею кусочка отвалилась большая часть. Провожая её взглядом, она, всё-таки увидела мою возбуждённую плоть. Осёдлывая мои ноги, девчонка своими коленями подняла край моей набедренной шкуры. Я надеялся, что она не увидит возбуждённое хозяйство. И так было бы, если бы не упал тот кусочек.
-- У тебя тоже большой …! Но Ае нравится. Ты умеешь сделать хорошо. Сделай мне так же.
Оя отклонилась назад, чтобы увидеть моё хозяйство лучше. В одной моей руке была моя часть филе рыбы, другой я автоматически ухватился за плечо девочки, испугавшись, что она опрокинется на спину.
-- Не надо, Ая! Ты же устала и голодна.
-- Я уже поела. Мама мне говорила, что мужчинам трудно переносить возбуждение, поэтому они отдают последний кусок еды за близость с женщиной.
-- Ая! Я не такой! Мне не хочется этого. Просто, ты так на меня действуешь. Я ещё хочу есть.
Почему я сказал про еду, сам не понял. Девчонка вытолкнула изо рта кусочек рыбы, который запрятала было за щеку, и зажала его губками. Одной рукой она успела ухватиться за торчащий член, а другую руку держал я. Позднее я осознал, что это и стало поводом для поцелуя. Потянувшись губами к выставившему из её губок кусочку рыбы, я невольно наклонился к ней и прикоснулся губами к её губкам. Ая неохотно отпустила его. Вполне возможно, что в тот момент время так замедлилось, что я воспринял задержку, как нежелание её расставаться с куском пищи.
Не помню, куда потом делся этот кусочек и моя часть рыбы. Но после первого касания губами я уже не мог остановиться. Обняв девчонку, я крепко поцеловал её в губы, а потом как-то неожиданно для себя стал покрывать её лицо поцелуями. Помню, что в первый момент это напугало её. В этом времени ещё не умели целоваться. А ей, видимо, понравилось.
Дальше всё вспоминается отдельными кусками, мгновениями, эпизодами. Вспоминаются поцелуи в её шею, в маленькие упругие груди, в плоский твёрдый животик. Но как потом не силился, вспомнить, сколько раз я целовал ту или иную часть её тела, как происходил переход к другому месту, я не мог. Помнится ещё попытка дотянуться губами до её выпуклого лобка, а перед глазами маячит разбухший почему-то клитор. Кажется, в тот момент я забыл, что на моих коленях сидела совсем юная девочка, которую я воспринимал теперь доступной для себя женщиной, от близости с которой невозможно отказаться.
Вдруг меня будто что-то ударило – ведь я не хотел её трогать! Бедняжке и так досталось от мужиков! Нехотя ослабил объятия, давая возможность ей сесть обратно. Помню, как перед глазами проплыли вниз напрягшиеся груди с вытянувшимися вперёд сосками. Я лишь потом вспомнил, что до этого они были, как небольшие мягкие вишенки. Но это вспоминалось уже значительно позднее. Девочка медленно оседала. В какой-то момент я почувствовал, что перенапряжённый член уже глубоко проник в её тело, обнимаемый тесными скользкими стенками.
-- Ая…!
Говорить дальше не смог, потому что она прижала свои губки к моим губам. Прямо с волосами от усов. Она не поняла сути поцелуя и, просто, прижала губки к моему рту. Ухватившись за затылок, потянула мою голову вниз, продолжая оседать. Когда моё хозяйство оказалось полностью в ней, она слегка отстранилась и вздохнула, издав лёгкий стон.
-- Ая! Зачем…? Нам и так было хорошо!
-- За еду! За то, что ты вымыл меня! За то, что ты такой хороший! Я же вижу, как тебе хочется женщину, а ты меня не насилуешь.
-- Это не правда! Я всю ночь провёл с женщиной. Мне это было не надо.
-- Значит, это надо мне! Мне никогда не хотелось мужчину, а тебя захотела. Я нехорошая? Почему ты не хочешь меня?
-- Ты хорошая, ты красивая! Тебе и без меня сегодня досталось, я видел.
-- Мне от мужчин всегда было больно, и я никого не хотела. Я тебя захотела. Наверно от этого мне совсем не больно. Там стало так скользко, будто ты уже после кого-то. Но мне всегда было неприятно, а от тебя очень сладко, хотя у тебя такой же большой, как у всех.
Не смотря на невероятную бедность их языка, мы очень понятно объяснялись и понимали друг друга, сами выдумывая новые слова.
Я не знал, что делать. В моём времени такая близость была преступлением. Здесь же это было нормой. После инициализации девочек их использовали, как взрослых женщин. А инициализацию делали, когда у девочки проходили первые месячные. Это мероприятие проводилось с наступлением тёплого периода и первых относительно удачных охотничных дней. Через день-два после дефлорации инициируемых девочек трахал весь взрослый состав присутствующих на мероприятии мужчин. Всего по три-пять толчков. Наверно для того, чтобы они потом могли принимать любого из мужчин, принесших достойный за неё выкуп. Последними были инициируемые мальчики, на лобках которых выросли волосы. Им разрешалось кончить. После инициализации мальчики считались мужчинами, и им разрешалось появляться в женском жилище только с выкупом за женщину. Но из-за их неопытности в охоте такое случалось довольно редко. А из-за мелкой добычи в любовную связь с ними чаще всего вступали женщины самого редкого спроса, которые соглашались отдаваться за кусочек мяса в два укуса, чтобы не помереть от голода. Это были очень старые или уродливые женщины.
Зато инициализированные девочки редко спали без мужчин. Да и спали ли? Получив такое сладкое существо, иные мужчины не могли остановиться всю ночь. Из-за редкого отдыха несчастных качало от усталости. Возможно, из-за большого количества партнёров молоденькие девочки не скоро беременели. Слишком раннее начало половой жизни не только утомляло, но и приводило к смерти во время первых родов. Но на смену умершим инициализировались другие девочки, которых ждала та же участь. Большая часть женщин начинала получать удовольствие от мужчин после первых родов. Редкие девочки испытывали оргазм до родов. Те женщины, которые не начинали испытывать оргазм после первых родов, приходили к нему после каких-то последующих. Кажется никто из них не приходил к старческому возрасту не получив за жизнь хоть один оргазм. Наверно, это сделал естественный отбор. Чем реже женщина нуждалась в близости, тем больше она избегала её. А не имея еды, получаемой за секс, истощалась и скоро умирала от какой-нибудь болезни, связанной с ослаблением иммунитета или недостатка необходимых организму веществ.
Я отклонился от темы.
Поза у Ои была довольно неудобной, но она стойко выдерживала её. Привстав, она потянулась к моим губам. Я почувствовал упругое скольжение её родовых путей. В памяти тела не было воспоминаний о близости с девочками. Видимо, его хозяин был не настолько удачлив в охоте, чтобы оплачивать столь дорогой секс. Да и в моей памяти нет таких воспоминаний. Из-за специфики службы я вообще редко пользовался женщинами. А после комиссования считал себя недостойным обладать юными телами.
Дотянувшись до губ, Оя опять отпустилась на мои ноги, вновь поглотив моё хозяйство. Но в очередной раз её движение вверх уже не было для поцелуя. Кажется, она почувствовала вкус сладости секса. В начале медленно и коротко, а ближе к концу быстро и широко задвигалась. Чем дольше длился секс, тем отстранённее был её вид, тем шире открывался её ротик, старающийся успеть дыханием за накатывающим удовольствием. При всём желании я не мог ей помочь в этой позе.
Скоро сжатия родовых путей дали понять, что у неё вот-вот начнётся оргазм. И он пришёл. Девчонка напряглась, как-то сжалась, тихонько завизжала. Родовые пути её будто завибрировали. Не представляя, как ей помочь, я обнял трепещущее тельце и стал руками приподнимать его. Это походило на мастурбацию её телом. Но эта мастурбация ни на чуть не приблизила меня к моему оргазму. Зато довела до логического окончания её. Я перестал двигать её тело, когда она размякла и безвольно повисла в моих руках. Задыхаясь, она лишь тихонько постанывала.
-- Теперь я знаю, почему Ая спит с тобой. Так хорошо мне ещё никогда не было. Я ещё хочу, только отдохну.
-- Оя! Мне так неудобно. Тебе не было больно?
-- Не было! Первый раз после инициализации! Из тех, кого инициализировали вместе со мной, только Уя испытывает такое. Но остальным не так больно. Они научились готовиться к близости, а у меня не получалось. А ты сумел это сделать. Ты хочешь это делать, как все? Мне так не нравится. Я хочу видеть твоё лицо и целовать тебя, когда захочу.
-- Мы ляжем на шкуры так же, как сейчас.
-- Я устала, ножки устали.
-- Я буду сверху. Ты только помогай чуть-чуть.
-- Так насилуют женщин, чтобы было удобно зажимать рот. Я видела, когда мы собирали травы, и на нас напали соседи. Я тогда маленькой была.
-- Я не буду тебя насиловать. Если станет неприятно, ты скажи. Зато будет удобно целоваться – касаться губами друг друга.
В этом времени ещё не научились пользоваться миссионерской позой. Она считалась позой изнасилования. Секс за еду не всегда был приятным с неприятным или уродливым мужчиной. Наверно поэтому женщины предпочитали отдаваться мужчинам, стоя на четвереньках. Многие даже спали так, не разъединяясь. А утром мужчины даже не вставали, чтобы удовлетворить свою утреннюю похоть. В такой позе мужчина хватал женщину за волосы и не давал ей убежать, как бы ни было той неприятно. При этом той же рукой он не давал ей выгнуть спину, чтобы уменьшить глубину проникновения. Я так предположил.
Я дотянулся до накидки и постелил ей на ровном участке. Оя наблюдала за моими действиями, стараясь ни в коем случае не выпустить меня из себя.
Крепко прижав её тельце к себе, я положил её спиной на расстеленную накидку. Во время этого перемещения член едва не выскочил. Девчонка сумела так прижаться ко мне, что без использования рук вернула его на место.
-- Если будет больно, ты скажи. Ты же такая маленькая!
Я медленно задвигался. В начале девочка лежала неподвижно, но скоро, приноровившись, задвигалась мне навстречу. Это была привычная для меня поза. Всё больше разжигаясь, я начал терять осторожность и задвигался как на взрослой женщине. То же самое происходило и с Оей. Скоро мы бились уже в настоящем яростном сексе. Я осознавал, что достаю до дна, но в пылу азарта не всегда мог сдерживаться. Но Ое, кажется, нравилось это предельное погружение. Мы иногда успевали поцеловаться, но всё равно оба ждали главного.
Первой «приплыла» Оя. Она обхватила меня руками и ногами, мешая двигаться. Приходилось ухищряться, чтобы преодолеть её сопротивление. Томные стоны в начале её оргазма перешли в тихий крик, который я гасил поцелуем. А когда начался оргазм у меня и брызнула сперма, я с трудом удержал её крик. И только после окончания почти совпавших оргазмов почувствовал её ногти на своей спине. Сразу скажу, что этот секс был невероятно сладок. Наверно поэтому мужчины стремятся больше к девушкам, чем к женщинам. Хотя, кто знает? У меня Оя была первой девушкой. До неё были только рожавшие женщины. Даже тайландская проститутка (о ней я расскажу позднее) тоже была рожавшей
-- Как было сладко! Даже подумать не могла, что так может быть. Я думала, что вывернусь наизнанку от удовольствия. А тебе было хорошо?
-- Очень!
-- Давай всё время спать вместе.
-- Ты слишком дорога. Я не смогу набрать столько еды, чтобы тебя отдавали мне. Здесь есть охотники лучше. Они точно «купят» тебя.
-- Дим! Мне шкура всю спину исколола. Подними меня.
-- Наверно, на сегодня хватит. Тебе и так до меня досталось.
-- Я согласна терпеть ещё столько же, чтобы опять побыть с тобой. Что делать? Если бы не вождь, меня не отпустили бы от женщин, я не встретила бы тебя. А мне хочется ещё много раз встречаться с тобой.
-- Не переживай. Теперь ты будешь и с другими чувствовать себя так же. Если нет, то думай, что вместо него с тобой я. Думай так, и тебя станет легче.
Во время разговора я медленно выходил из неё. Слишком тесные родовые пути вызывали невероятную щекотку, если двигался чуть быстрее. Встав на колени, автоматически посмотрел на промежность. Как бы ни красиво было юное тело, после секса объект удовольствия между её ног выглядел не очень приятно. Припухшее половые губы распахнуты, а между ними не очень приятные на вид бугорки и провалы. И самым неприятным на вид был провал ещё не сомкнувшегося влагалища. Особенно неприятно выглядели малые половые губы, растёртые и разлохмаченные огромным количеством её «покупателей». Но весь этот вид не вызывал отвращения, как однажды виденное это у женщины. Что ни говори, а юное тело всё равно созерцать приятнее, чем старое и растрёпанное. После секса и само тело Ои не казалось столь восхитительным и завораживающим. Вот природа…!
За мной поднялась и Оя. И чем больше она остывала после секса, тем заманчивее и восхитительнее становилась.
-- Мы не доели рыбу. Давай доедим.
Я вновь сел к дереву. Оя, слегка задумчивая и будто повзрослевшая, снова села на мои колени. Теперь она села поперёк ног. Но мой взгляд всё равно нашёл возможность глянуть под низ её живота. Я не знаю, что глаза хотели там увидеть. Слегка взмокшие волосы лобка и немного шире раскрытые половые губы? Такое бывает у всех женщин, как в этом времени, так и в моём. Но взгляд всё равно уловил удивившую меня особенность. Прежде едва заметная горошина клитора стала большой и гладкой. Теперь она была видна даже сбоку, выдвинувшись наружу, и больше походила на маленький помидор.
Мы молча ели, откусывая каждый от своего куска. Девочка уже не предлагала своей доли. Она была задумчивой и с каждой минутой становилась всё восхитительнее. Я так засмотрелся на неё, что не заметил, как съел свою долю, а у неё оставалось больше половины.
-- Фу! Теперь руки рыбой пахнут. Проводи меня к воде.
Идти к воде одной да ещё в голом виде было опасно. Бывало, соседи ловили и насиловали достаточно взрослых, но ещё не инициированных девочек. Даже у которых ещё не появились груди и волосы на лобке. Своих насильников за такое убивали. А кто будет разбираться с соседями? Здесь их не поймали, а в их лагере и самого убить могут.
Я шёл позади её. Высохшие чёрные волосы рассыпались по её спине. Стоило отстать от неё на пару лишних шагов и девочка казалась в моих глазах молодой женщиной, покрытой чёрной накидкой. Но приблизившись, осознавал, что передо мной почти ребёнок. Наверно, так сказывался её маленький рост и хрупкая фигурка. С женщиной её роднили широко ставимые ножки и яркая игра ягодичек. А всё остальное было ребячьим.
Около воды я, как умел и понимал, закрутил её волосы на голове в узел. Видел много раз подобную укладку в моём времени и не раз наблюдал, как женщины быстро скручивали такой узел в несколько секунд.
-- Здорово! Сам тоже помойся.
Надо же! Про себя я ни разу не подумал.
Скинул набедренную шкуру и вошёл в воду. Сознание моего времени требовало скрывать гениталии, а здешнее поведение не предусматривало подобного. Шкуры здесь носили, чтобы не оцарапаться об колючие кусты и для тепла или от жары. Тут не считалось зазорным помочиться при народе хоть мужчине, хоть женщине. Разве что пинка получишь, если кому-то создашь неудобство.
Пресыщенный сексом, я не опасался, что при виде голой красавицы-любовницы снова возбужусь. Да здесь и не принято было смущаться этого. Оя взяла пригоршню воды и понесла её к раскопанной мною глине. В её маленьких ручках воды поместилось не больше чайной ложки. Но не успела испариться вода принесённая накануне мною. Набирая глину, девочка наклонилась. Я ещё в своём времени заметил, что мужчины наклоняются, чаще всего сгибая спину в пояснице, а женщины наклоняются с прямой спиной, сгибаясь в тазобедренных суставах. У голой женщины при этом её манящие прелести появляются между бёдер, то ли любопытствуя, смотрит ли кто, то ли приглашая попользоваться ими. Правда, абсолютно голую женщину я увидел только здесь. Зато в нашем времени их достаточно видел в купальниках. Разница была лишь в том, что здесь прелести не были прикрыты тонкой материей.
Вид наклонившейся Ои притягивал взор, но её затраханные прелести хоть и не выглядели слишком привлекательными, всё равно возбуждали. Я отвернулся и присел. Воды в луже в самом глубоком месте было чуть выше коленей, поэтому мои причиндалы оказались под водой.
Оя принесла большой ком размокшей глины и чтобы не держать его, не долго думая, пришлёпнула его на моей голове. Отрывая от кома небольшие кусочки, стала втирать их в бороду и усы, размазывать глину по лицу. То привставая, то приседая, она непреднамеренно дразнила меня то колпачками аккуратных маленьких грудей, то лобком с редким но достаточно длинными волосками и так и не сомкнувшейся расщелиной. При очередном появлении перед глазами её лобка я не выдержал и, притянув к себе её таз, поцеловал в волосики и тут же в разбухший клитор. Девочка дёрнулась, но не отскочила, а присела. Поймав её за голову, крепко поцеловал в маленькие выразительные губки. Она отшатнулась и прогнулась в спине так, что перед моими глазами оказались колпачки её грудей. Удержаться от поцелуя их я тоже не смог.
-- Дим! Не надо! Давай обмоемся! Знаешь, как легко стало, когда ты меня помыл? Давай спину натрём.
Девчонка скрылась за моей спиной. Её лицо, груди и низ живота были запачканы глиной с моих губ и бороды. Маленькие ладошки быстро обмазали мою волосатую спину. Здесь моё тело всё было покрыто волосами. Только на плечах и бёдрах волосы были стёрты шкурами, которые я носил.
У женщин здесь волосяной покров тела тоже был более длинным, чем в моём времени, но он не сравним с волосатостью мужчин. Лишь у детей волосы росли только на голове. Возраст Ои был промежуточным, поэтому всем телом, всей статью и даже волосами под подмышками и на лобке она соответствовала взрослой женщине нашего времени. Даже тонкие короткие чуть вьющиеся волоски на голове около шеи были удивительно похожи на такие же волоски у наших женщин.
Использовав почти всю глину на спину, девочка втёрла остатки в волосы головы и стала смывать. Её касание даже рук с глиной было одуряющее приятным, а от голых ладошек я совсем сомлел. Чтобы отвлечься, стал омываться спереди. Когда спина стала чистой, девчонка встала спереди. Ей осталось смыть только то, что я не видел. Глина на её животе и грудях уже смылась, но про лицо она не подумала. Теперь она походила на обезьянку с человеческим телом.
-- Глина кончилась. Я сейчас.
Девчонка вновь побежала к глиняной линзе. Собранные на голове волосы не скрывали её спину. В пяти шагах от меня она снова стала походить на взрослую женщину. Та же походка женщины, живущей постоянной половой жизнью с играющими ягодицами и широко ставимы ножками, тот же прогиб спины. Даже сама спина издали удивительно походила на женскую, отличающуюся от девичьей большей гладкостью, больше скрывающей рёбра и позвоночник. Глядя ей в след, залюбовался её фигурой с тонкой талией и широким задом.
Набрав достаточный ком новой глины, Оя пошла обратно. Меня удивило, что она даже повернулась как-то по-женски: сначала плечами и лишь потом тазом.
-- Встань. Ноги тоже надо вымыть.
Наблюдение за её походкой, любование очаровательной фигуркой и вид в очередной раз показавшихся между бёдрышками прелестей не прошёл для меня даром. В воде как-то не чувствовалось возбуждение. А когда встал, понял, что «готов к труду и обороне». Уставший от некоторого излишества член торчал под углом к телу. Оя стояла слишком близко, поэтому нечаянно мазнул им по её животику. Кажется немного попало и по лобку.
-- Дим! Я немного устала от секса. Потерпишь хоть немного? Ну, хоть пока вымоем тебя.
-- Да я…. Это само…. Ты слишком красивая…. Такая….
-- У мужчин мало терпения. Они не могут ждать, пока женщина приготовится. Ты же потерпишь? Ты же хороший?
-- Да, да! Не обращай внимания…. Это само получилось. У тебя лицо в глине.
-- Да? Держи.
Девчонка положила в мою ладонь принесённый ком. Плеская водой в лицо, она скрылась за моей спиной. Протянув оттуда руку, отщипывала кусочками глину и стала натирать мою поясницу, ягодицы, бёдра. Иногда её пальцы доставали до мошонки. От этих касаний я невольно вздрагивал.
-- Больно?
-- Нет, щекотно.
Когда она оказалась спереди, мой член уже приблизился к пределу и едва не касался живота. Не обращая внимания на моё состояние, девчонка старательно натирала мне ноги, потом живот ниже пупка. И только после этого дошла очередь до моих причиндалов.
-- Я сам!
-- Нет уж! Раз я начала, то я и кончу.
Попытку обмыться самому, девчонка отбивала резко и жёстко. Чтобы не показывать ей моё состояние, запрокинул голову до предела вверх. Её манипуляции с моим членом привели его в состояние крайнего возбуждения. А от касания её пальчиков мошонки меня прошивала такая щекотка, что было похоже на удары током. Я выдержал это издевательство, но член пришёл в такое состояние, что девочке приходилось применять усилие, чтобы отжать его от живота. Мне показалось, что она уделила ему несколько больше внимания, чем требовалось. Раз пять она оттягивала его от живота, чтобы смыть глину, будто бы оставшуюся за ним. Не меньшее количество раз сдвигала с головки кожу, чтобы промыть её. А сам член дважды натёрла глиной и обмыла. То ли забыв, что уже вымыла, то ли для собственного интереса. В конце концов, мне показалось, что последним был её неумелый поцелуй в самый кончик.
-- Всё! Ты чист, как новорождённый. Осталось вымыть икры и ступни. Ляг у берега. Я пока принесу ещё глины.
Сполоснув запачканные глиной руки шагнул в след за ней. Член был так возбуждён, что при наклонах упирался в грудину. Я понимал, что девчонка истерзана почти непрерывным сексом, но сделать со своим телом ничего не мог. Тем более, что тело было не моё. Оно не всегда поддавалось тем воздействиям разума, которому нас учили на спецкурсах. Устав бороться с неподчиняющимся куском плоти, решил просто не обращать на него внимание. Торчи, раз тебе так нужно!
Оя принесла маленькую горсть глины, которой хватило на мои голени и ступни. Закончив работу, зачем-то ещё раз сполоснула член. Я поднял голову. Присев в воду, девчонка промывала свои гениталии. Заметив, что я гляжу, она выдернула из-под себя руку.
-- Ты там не промыл.
-- Сама не позволила.
-- Боялась, что изнасилуешь.
-- Теперь не боишься?
-- У тебя не получится. Я теперь сильней тебя хочу этого. Пошли сохнуть, а то скоро нас собирать будут.
Мы вернулись к дереву и легли рядом на мою наплечную накидку. Молчали. Недавняя отстранённость прошла. Наверно, такое бывает после секса у многих мужчин. Неожиданно я почувствовал касание члена чем-то. Не успел поднять голову, чтобы посмотреть, как почувствовал, что его обхватила маленькая ладонь, а к телу прижалась рука Ои.
-- Я думала, что ты уснул.
-- Рядом с тобой?
-- Потрогай меня губами (так она называла на своём языке поцелуй).
Я с превеликим удовольствием повернулся и припал к её губкам. Она попыталась ответить. И в этот раз у неё получилось. Я взасос целовал её губки, она же одной ручкой обняла меня за плечи, а другой мяла и дёргала член, который так и не отпустила. Разгорячённый первым поцелуем, я стал покрывать её личико быстрыми крепкими поцелуями. Потом перешёл на шею, груди живот. Ей пришлось отпустить член. Она просто лежала, раскинув руки и чуть раздвинув ноги. Я видел, что ей нравится то, что я делаю. Но когда поцелуи дошли, наконец, до клитора, ставшего ещё больше, она вырвалась, и со стоном перевернулась на живот. А мои губы побежали по пухленьким ягодичкам, по маленькой, но очень женской спине, по лопаткам, по плечам. Девчонка ещё раз вырвалась от моего нападения и встал на четвереньки. Я попытался целовать её и в этой позе.
-- Ну, что же ты?! Ну, давай же!
До меня дошло, наконец, что она не просто хочет, а жаждет близости. Переставив колено через её голени, я невольно глянул ей под ягодицы. Слегка припухшие половые губы трепетали, будто нетерпеливо ожидая званого гостя. Из округлившегося отверстия входа во влагалище вытекла капелька прозрачной жидкости. Но это была не моча, потому что капелька, будто альпинист, отпустилась на шкуру под нами на тоненькой ниточке. Совсем недавно не очень приятный вид её гениталий показался в тот момент очаровательным. Из-за прогнувшейся спинки ягодички казались значительно большими и более круглыми.
Перенапрягшийся член не хотел отжиматься от живота. Пришлось даже наклониться над её телом. В первый момент мне показалось, что моё разбухшее почему-то сокровище не поместится в столь малые её формы. Наверно поэтому я толкнул его осторожно и недалеко. Оя, будто от боли, отодвинулась вперёд, но тут же натолкнула тело почти до предела. Наверно от давления члена, рвавшегося вверх, её спина выпрямилась. Чуть сдвинувшись в мою сторону, она со стоном ещё раз двинула тело на меня. Я с изумление увидел, что весь член скрылся в ней. И тут же почувствовал, что головка достигла дна. Наверно я не рассчитал её маленький рост. Девчонка приподнялась на согнутых ножках. Как-то автоматически раздвинул колени, чтобы наши гениталии оказались на одной высоте.
-- Тебе не больно?
-- Нет!!! Давай же!!!
Не дожидая моих действий, она качнулась вперёд и опять со стоном надвинулась обратно, ощутимо шлёпнув ягодичками по моим бёдрам.
Стоя на широко раздвинутых коленях, я держался за её таз и, помогая руками её движениям, задвигался сам. Казавшиеся маленькими наружные гениталии без проблем принимали моё немаленькое сокровище. Все её движения показывали, что ей хочется широкого размаха и глубокого проникновения. Узкие родовые пути были настолько мокрыми, что порой казалось, что они сами всасывали мою плоть внутрь, плотно обжимая её. Не будь я так перевозбуждён, давно бы кончил. Но одеревеневший член хоть и чувствовал головкой гладкое скольжение её внутренностей, никак не мог возбудиться до оргазма. Возможно, так повлияло и обильное количество секса в этот день. Ведь утром мне казалось, что было более, чем достаточно его с Аей.
Руки почувствовали, как мышцы Ои стали напрягаться. Она пыталась их расслаблять, замирала, расслабляла влагалище. Но войдя в раж, я уже руками натаскивал её тело на себя и так же отодвигал. Каждое проникновение в её внутренности откликалось томным стоном её бархатистого голоса. Эти стоны ещё больше разжигали какое-то остервенение, с которым я шлёпал лобком по её ягодицам. Стоны становились громче. Мышцы влагалища то сжимались, едва пропуская моё достоинство внутрь, то раскрывались так, что я влетал туда, почти не чувствуя сопротивления. Приближался мой оргазм, но хотелось добиться его у партнёрши. Получилось! Оя закричала так, будто её режут. Я успел сделать ещё пару движений и не смог удержаться от своего оргазма. Девчонка уже давно выгнула спинку, и при каждом толчке я чувствовал, что ощутимо упираюсь в дно. При начале моего оргазма я вжался в её задик, хоть и понимал, что это может быть больно для неё, но совладать с собой не мог. Тело не подчинялось требованиям разума. Брызнувшая сперма отозвалась громким криком девочки. Инстинкт заставил меня сделать ещё пару движений, во время которых тело партнёрши надвинулось, будто не желая удаления из неё члена. Так же инстинктивно я оттолкнул его не только руками. Следующий выброс спермы сопровождался давлением её задика на меня. Я уже не опасался вдавливаться в него, подсознанием понимая, что при боли она, наоборот, отодвигалась бы.
Не знаю, сколько было ещё выбросов – не считал. Но к концу оргазма мы оба едва успевали вдыхать. Когда же оргазм закончился полностью, оба, не сговариваясь, упали на бок. Оя сразу же прижалась задом к моему животу, будто не желая освободить мою часть.
-- Тебе хорошо было?
-- Безумно! А тебе?
-- Ещё безумнее!
-- Я хочу спать с тобой вместо Аи.
-- Ты слишком дорога. Я не смогу найти столько, ни еды, ни шкур.
-- Я тебе буду помогать. Я тебе не противна?
-- Нет.
-- Тогда потрогай меня губами.
Не изменяя положения таза, она повернулась грудью так, что хрустнули какие-то суставы, и подставила губки под поцелуй. И вновь я заметил своё некоторое отчуждение. Она почему-то не казалась так очаровательна, как до секса. Выражение её личика показалось приторным, а улыбка – натянутой. Однако, я поцеловал её в губы. И поцелуй не показался так сладок, как был до секса. Хотя, такого удовольствия я ещё никогда не получал. (А позднее выяснится, что и никогда не получу)
-- А здесь встречаться нельзя?
-- Ты что? Если бы сегодня вождь не выбрал меня, я никогда не смогла бы остаться одна. Мама Эя боится за нас, ведь мы кормим беременных, больных и детей. Для неё лучше, чтобы умер кто-то из больных. Поодиночке нас могут изнасиловать, а чужие могут украсть. Наверно, она думает, что я в жилище вождя, поэтому не ищет.
-- Ты мне тоже понравилась. Но мне столько не достать еды, чтобы тебя покупать. Тебе не больно со мной было?
-- Ни сколько! А почему? Ведь от других я плакала от боли. А тебя даже сама захотела. И так здорово получилось!
-- Потому что захотела. Потом, чтобы не больно было, опять захоти. Представь, что вместо него я. Ведь между нами большой разницы нет?
-- Нет. Только они не трогают губами, не гладят руками. Им поскорее воткнуть надо. Это с тобой там мокро стало. А они даже не делают такого.
-- Вот и представляй, что с тобой буду я, что нам будет так же хорошо, как сейчас. Не дожидай, когда вы придёте в спальное помещение, начинай думать об этом, как только за тебя выкуп отдадут.
-- Я попробую. Ой! Не убирай! С ним так хорошо!
-- Это само. Наверно, много секса было.
-- Не много! Много было у меня.
-- Я ведь с Аей спал. Мы же не только прижимались.
-- Зачем? Надо было дождать меня.
-- Я же не знал, что у нас так получится.
Ослабший размякший член выдавился из тесного влагалища. Как раз в этот момент кто-то застучал по высохшему дереву – сбор племени. Мы пошли к месту сбора. Увидев Ою, мама Эя, которая командовала в женском жилище, пинками и толчками погнала девушку домой.
На сборе вождь дал задания охотникам пройти по дальним ловушкам, женщинам велел начать собирать травы и корни, определил, кто будет охранять женскую бригаду, дал команду поменять уставших на охране племени людей на новых. Меня определили в охрану женщин.
Около двух десятков начавших стареть женщин собрались за травами. Нас пять человек должны охранять их от хищников и соседей. Молодых на сбор трав не посылали, чтобы их не украли. Стареньких разве что только изнасилуют. Молодые остаются в лагере на уборке помещений и территории. Но и тут их тоже охраняют, хоть и не так старательно. С женщинами пошли около десятка малышей лет не более семи-восьми. Более старшим мальчикам хватает дел в лагере, а девочек уже с семи-восьми лет могут красть и насиловать. Поэтому они помогают женщинам с детьми и в уборке.
Чтобы было понятно, что за лагерь и где он существует, опишу то, что видел сам, что почерпнул из памяти, а остальное домыслил. Что-то, наверно, и выдумал: какой рассказ без прикрас?
Оазис, в котором жило племя хозяина тела, располагался в бесконечной не то полупустыне, не то в голодной степи. Здесь очень редко были дожди, поэтому степь была покрыта редкими былинками. По этой степи на разных расстояниях были разбросаны выбоины. Учёные нашего времени потом по моим рассказам никак не могли сориентироваться, в каком месте это было. Не могли они разобраться и что за выбоины покрывали степь. Всё походило на бомбардировку метеоритами, но рядом не было выбросов почвы. Даже при падении кометы рядом с воронкой удара бывает выброшенная земля. Здесь же были только дырки в земле.
Некоторые выбоины были заполнены водой, другие – совершенно сухие. Выбоины располагались группами и по одиночке. Все они были разных размеров. Самой большой, похоже, была выбоина, у которой был наш оазис. Она была заполнена водой. Рядом с большой выбоиной была группа мелких и очень мелких. В самой большой сухой выбоине устроено жилище женщин, потому что с ними до совершеннолетия жили все дети. После инициализации мальчики считались мужчинами, и вход в женское жилище им разрешался только для секса со взрослой женщиной, за который надо было платить едой или шкурой для одежды. За маленькое подношение можно было сговориться на одноразовый секс с женщиной, посчитавшей себя достойной этого количества. За совсем маленькое можно было сойтись с бабушкой, собирающейся в скором времени умереть. Для секса на всю ночь требовалась большее количество подарка. При этом чем больше спрос на ту или иную женщину, тем большее должно быть подношение. Женщины, желающие переспать ночь за тот или иной подарок выходили к посетителю, а мужчина выбирал из вышедших, с кем ему провести эту ночь. Если самооценка женщины оказывалась завышенной, её заставляла выходить главная женщина. У нас это была мама Эя. Молоденькие женщины, особенно ещё не рожавшие, ценились очень высоко. Только самые удачливые охотники могли «купить» себе ночь с недавно инициированной девочкой. Ещё цена секса зависела от времени года. В голодный период цена девочки падала до уровня цены старушки в сытое время. Многие мужчины давали друг другу пищу в долг, чтобы должник мог «купить» ночь с дорогой молодушкой.
Для одноразового секса было место в общем жилище. В этом случае прекратить излишество могли рядом находящиеся женщины. Для бурной ночи определена небольшая выбоина рядом с жилищем женщин. Для удобства между этими выбоинами прорыт ход, по которому любовники входили и выходили в женское жилище. Женское общество было заинтересовано в определённых правилах, чтобы постоянно иметь пищу, ведь им надо было кроме себя кормить детей. Трудно представить, что было бы, если бы такое помещение было при мужском жилище. Попавшую туда женщину вряд ли отпустили бы, пока не насытятся все жильцы.
У мужчин была выбоина меньшего размера, потому что с ними не было детей. В мужском жилище были только половозрелые мужчины. До инициации мальчики жили в женском жилище. Пока они считались мальчиками, матери жалели их, отдавали часть заработанной ими еды. Но когда мальчиков начинали считать мужчинами, общение с женщинами проходило совсем иначе. Если девочек при инициации делали женщинами в течение трёх дней, и ритуал состоял из многочисленных сексуальных близостей, то мальчик считался мужчиной после первого оргазма.
В первый день инициации выбранные матерями мужчины начинали секс с ними, а когда подходил оргазм, входили в инициируемых девочек. Потом, по возвращении в своё время, а несколько раз пытался понять, для чего так делали. Но каждый раз приходил к выводу, что это нужно было для более лёгкой дефлорации. Матери знали, что ощущает девочка при первом сношении. Чтобы уменьшить количество фрикций, которые в девичьем возрасте могут быть достаточно болезненны, большую часть их матери брали на себя. Находящаяся рядом со сношающейся матерью дочь видит, что маме не только не больно, но даже приятно. Это приводит к возбуждению девочки и первое проникновение члена в её чрево будет не так болезненно. Кроме того, член мужчины покрыт смазкой матери. Она обеспечивает скольжение, даже если девочка не возбудилась до выделения своей. А мужчина будет награждён возможностью первым излить свою сперму в столь юное создание. Выбирая первого мужчину, женщина из сочувствия к дочери выбирает его по размерам члена.
Скорее всего, весь этот ритуал придуман был женщинами.
Во время дефлорации взрослая часть племени танцует и поёт, чтобы заглушить крики и возгласы несчастных девочек. Первую ночь девочки, ставшие женщинами, проводят в женском жилище. Их никто не должен беспокоить. А племя веселится, радуясь новым женщинам, на кострах жарят мясо, едят, предаются сексуальным оргиям.
На второй день инициированные девочки в течение празднества отдаются инициируемым мальчикам. Если мальчиков не достаточно, используются ранее инициированные мальчики. После секса девочки с мальчиками принимают участие в празднестве. Через некоторое время, поменявшись партнёрами, вновь занимаются сексом. И так продолжается до вечера. Ночуют девочки опять в одиночестве, пока взрослые занимаются общей оргией. Мне кажется, что эта часть ритуала больше нужна для мальчиков. Они познают прелести секса. Как обычно, их члены в этом возрасте достаточно малы, чтобы не причинять девочкам боль. И в то же время, их инициация обходится не одним оргазмом, который они могут и не понять. Каждый раз меняя партнёрш, они чувствуют разницу между ними. Инициация мальчиков так же происходит под ритуальные танцы и пение. Если для мальчиков не хватает девочек, недостаток восполняется ещё не успевшими или недавно забеременевшими девушками прошлой инициации.
На третий день всё мужское население племени под пение женской части племени делает в инициируемых девочках несколько фрикций. После этой части ритуала девочки считаются женщинами. Матери и подруги дарят им короткие набедренные шкурки, часто прикрывающие только лобок и его окрестности и ягодицы. Их ношение – отличие женщины от девочки. Женщина без этих шкур – девочка. В эту ночь инициированные девочки ночуют в жилище вождя, где он по очереди сношается со всеми. Для остального населения на этом праздник заканчивается. Мужчины, припасшие для этого случая еду и другие подношения, «покупают» себе женщин для одного оргазма или на всю ночь – кто на что способен. Уже со следующего дня инициированные девочки становятся женщинами, которых можно покупать на ночь или на один секс, то есть обычными. Их отличает лишь очень высокая цена. Женская часть и тут пытается извлечь для себя выгоду, зарабатывая хороший куш.
Это не стало ритуалом, но матери инициируемых мальчиков, понимая, что новоиспечённым мужчинам не купить себе женщину даже для одного оргазма, идут с ними в спальное помещение на всю ночь. В течение ночи они не только занимаются с ними сексом, но и обучают тому, что знают, подсказывают, как надо делать правильно. Если мать беременна или по какой-то другой причине не может провести с ним ночь, её заменяет старшая сестра или даже бабушка. Порой другие женщины таким мальчикам дают себя в долг, в счёт будущих добыч. Не скоро мальчик станет таким добытчиком, что сможет обеспечить едой не только себя. Эти женщины понимают, что рано или поздно мальчики придут к ним с добычей. Не имея достаточно опыта и не зная, как заниматься сексом, будущий мужчина может стать плохим партнёром.
Мне кажется, третий день нужен для адаптации девочек к возможным покупателям. Теперь они знают, какие размеры членов их могут ожидать. А вождь должен знать, кто из молодок чего стоит. Мне кажется, ритуал достаточно щадящий. В первый день после дефлорации повреждения плевы не беспокоят, давая зажить ранкам. Второй день тоже способствует этому. Вряд ли члены у мальчиков могут быть большого размера. Третий день даёт девочкам понять, с чем им придётся столкнуться. Но к этому времени повреждённая плева успокоится.
В маленькой выбоине проживал вождь. Его привилегией было пользование любой женщиной в любое время. Он мог попользоваться женщиной, как простые мужчины, при женском жилище (что никогда не бывало). В любое время дня и ночи он мог привести в своё жилище любую из женщин и пользоваться ею столько, сколько ему захочется. Но ему позволялось воспользоваться любой женщиной и вне жилища (что он сделал с Оей). Правда, при обоюдном согласии это могла сделать и любая пара. Лишь вождю позволялось делать это без согласия женщины. А других мужчин могли забить до смерти. Так же строго запрещалась заниматься сексом с неинициированными девочками и мальчиками. Наверно поэтому особо жалостливые матери разрешали неудачливым взрослым сыновьям воспользоваться собой. Тогда даже понятия не было инцеста или кровосмешения. Никого не удивляли ночи с матерью или сестрой. Любой мужчина мог выбрать и выкупить ночь с любой женщиной, даже если это были дед и внучка или внук и бабушка.
Главной обязанностью вождя было управление племенем. Он определял задания и наказания. Он разрешал или запрещал стычки с соседями. С его разрешения могли поменяться женщинами с соседями. Он же определял и долю добычи, которую полагалось отдавать ему. Вождь судил поссорившихся и провинившихся. В голодное время вождь решал судьбу уродов и стариков, пускаемых на еду. Вождя почитали и ублажали. Но ему же и безоговорочно верили. Так как все дети рождались от неясных отцов, то вождю полагалось определять себе преемника. Из причитающейся вождю доли добычи содержались охранники племени.
С другой стороны нашего озера жило другое племя. Благодаря нашим вождям оба племени мирно сосуществовали, не нарушая границ и принципов. Бывали инциденты. То их молодёжь, то наша поймают и изнасилуют кого-то из женщин. Благодаря вождям эти инциденты не перерастали в войны, что иногда случалось между нашим и дальним оазизом. Из-за дальнего расстояния такое случалось очень редко, не чаще раза в одном поколении.
Все жилые помещения были накрыты стволами деревьев, ветками и присыпаны землёй. Получались своего рода землянки. Чтобы дерево перекрытий не горело, костры в землянках не разводили. В холодное время в помещения приносили камни, нагретые кострами снаружи. Земляной пол был выстлан опавшими листьями. В том месте, где жили матери с малышами, листья меняли каждый день. В остальных местах – по мере необходимости. Из-за пожарной опасности огнём в помещении не пользовались. Привыкнув, глазам хватало отражённого стенками света, проникающего через вход. Под слоем почвы был не то белый известняк, не то рыхлый мрамор. Он достаточно хорошо отражал свет. Потемневшую стенку было достаточно поскоблить камнем, чтобы она опять стала ослепительно белой. Условия, конечно, не ахти, но люди выживали. Морозов здесь не было, а холодный период был всего два месяца.
Холод гнал мимо нас животных в тёплый край, а уходя, звал их обратно. В холодное время всё питание состояло из засушенных трав и корней с очень маленьким количеством мышей или их подобия. В переходный период степь покрывалась скудной, но почти несъедобной травой. Зато по ней одно за одним шли стада кочующих животных. В жаркий период степь выгорала из-за отсутствия влаги. Хоть и не много, но здесь появлялись поедающие засохшую траву животные и хищники, охотящиеся на них. Во всяком случае, в тёплое время мясной пищи хватало всем. Перед холодным периодом мимо нас опять проходили стада, теперь жирные и с подросшим потомством. Люди ещё не умели делать запасы. То мясо, которое пытались сохранять, осеменялось насекомыми, в нём заводились черви. Хотя их тоже использовали в пищу, в холодный и голодный период питание было очень скудным. В летний период съедобные травы и корни почти все съедали или засушивали. Никто не догадывался их возделывать, чтобы можно было достаточно заготовить на зиму.
Наверно поэтому людям не хватало времени на придумывание развлечений, кроме секса и драк. Едва люди успевали отъесться, как снова приходилось голодать. Когда холодный период затягивался, приходилось заниматься каннибализмом. В первую очередь поедались уродливые и больные младенцы, отловленные соседи, покойники. Чаще всего их хватало, чтобы пережить голод. Люди не осознавали ещё, что уродливые и ослабленные дети чаще всего получались из-за кровосмешения и близкородственных половых связей. Из-за суровых условий существования почти все женщины и мужчины умирали в детородном возрасте, по моим прикидкам, в возрасте около сорока лет. К этому возрасту почти все достигшие этого долголетия женщины производили на свет от десяти до двадцати детей. Но из-за большой смертности от болезней, голода и хищников, население племени почти не увеличивалось.
Здесь ещё не умели считать, не было календаря. Каждый жил сегодняшним днём. И нравы тоже были достаточно дикими. Но какие-то обычаи и законы сосуществования уже появились.
Вокруг озера был лесной массив. В некоторых местах его ширина достигала нескольких километров. На границе массива и степи росли кустарники, а за ними – травы. Чем дальше травяной покров отстоял от леса, тем скуднее был его состав, тем ниже была трава. А ближе к лесу высота травы была местами выше человеческого роста. Деревья не давали съедобных плодов. Зато на кустах зрели плоды разных размеров и вкусов. Среди трав много было съедобных, у некоторых были довольно вкусные корневища.
Не было у людей этого периода и режущих инструментов. Для укорачивания волос их просто перебивали камнями. Так же делали и дырки в шкурах, чтобы выкроить себе подобие одежды. В нужных местах шкуры связывали волокнистыми растениями и сухожилиями. Расколотые камни использовались, как подобие режущих инструментов. Но даже каменные инструменты люди делать не умели. Наверно поэтому плохо обрабатывались и шкуры убитых животных. Вообще, жизнь тут была предельно примитивной. Единственными отличиями людей от других животных была речь и умение мыслить. Всё остальное полностью соответствовало жизни местных животных.
Я попал во время выхода из голодного периода. После холодных дней приходило своего рода лето. С южной стороны на север начинали мигрировать различные животные, начали разрастаться травы. С каждым днём еды становилось всё больше. Цена женщин нарастала. Никто не знал, как далеко простиралась эта степь, откуда и куда шли животные. Все, кто уходил из племени на дальнюю разведку, домой не возвращались. Никто. Со времён прабабушек бабушек люди пытались узнать, где кончается и что есть за видимой далью.
Мой первый день в другом времени продолжался. Я уже знал, где находится жилище женщин. Туда пришли и назначенные на охрану мужчины. Десятка два женщин пожилого возраста с какими-то верёвками, сделанными из разных материалов, обсуждали, куда лучше всего направиться. Для охраны этих женщин кроме меня пришли ещё несколько мужчин самого разного возраста. Когда решение места сбора травы было принято, вся эта группа отправилась в этом направлении.
Самый молодой парнишка, наверно, недавно инициированный, жался к одной из женщин. Память тела подсказывала – к матери. Рядом с его матерью шла её мать, кажется мало отличимого от неё возраста. Все трое что-то обсуждали. Бабушку парня я видел впервые, зато мать запомнилась – она ночевала в эту ночь с мужчиной недалеко от меня. Дважды проснувшись ночью, я видел тень её мужчины, старательно занимающуюся ею. Может, просто просыпался в такие моменты. А, может, его хватило на всю ночь. Хотя здесь чувствовался матриархат, получив разрешение, мужчины редко упускали возможность полностью использовать положенное время. У некоторых хватало сил заниматься сексом всю ночь.
На «пастбище», куда мы пришли, женщины разбились на группы по трое. На каждую такую группу приходился один мужчина из охраны. По опыту это было оптимальным вариантом. Мужчина успевал наблюдать за своей группой. В случае нападения хищника или насильников, на его крик прибегали охранники соседних групп и охраняемые ими женщины. Всем скопом удавалось легко отбиться и от тех, и от других.
Примеченному мною мальчику-мужчине досталось две женщины – бабушка и мать. Они собирали траву рядом с моей группой. Съедобной травы пока было очень мало, редко попадали и травы со съедобными корнями. Прошло полчаса, а у женщин в руках были только по горсти стеблей и по одному-два тоненьких корешка. Я поиска глазами соседей, но увидел только мать. Ни парня, ни его бабушки видно не было. Едва открыл рот, чтобы спросить про них, как увидел ритмично качающиеся верхушки травы. Теперь стало ясно, о чём всю дорогу они разговаривали. Мальчишка из-за неопытности едва мог прокормить себя, а ему хотелось и женщину. Наверно, мама, уставшая от ночного секса, отказала ему, вот они и уговаривали бабушку, которую довольно редко «покупали». По всему похоже, уговорили.
Мать уже набрала небольшую вязанку, а парнишка всё не мог остановиться. Судя по его возгласам, он кончил уже два раза и старался добиться третьего. Из-за его похоти мне пришлось быть втройне внимательнее, охраняя не только свою группу, но и его вместе с ним. Хорошо, что я служил в специальном подразделении. Те навыки пригождались и здесь. Правда, я не пробовал ещё использовать это тело в применении боевых приёмов, зато навыки наблюдения очень пригождались.
С тихим воем бабушки такой же тихий вопль парнишки сообщил, что в этот раз кончили оба. Мальчишка вышел чуть покачиваясь от утомления. Мне кажется, он напросился в охрану именно для удовлетворения своего сексуального голода, надеясь на благосклонность матери. Но мать уговорила свою мать ублажить его. По меркам нашего времени его бабушке было не более сорока лет, а это самый сексуальный возраст женщины. Правда, здесь они выглядели, как наши женщины в 60 лет.
Бабули что-то долго нет. Едва я сделал шаг в ту сторону, как она вышла с охапкой трав и корней, большей, чем у дочери. Я даже растерялся: значит, не сексом они занимались? Позднее узнал, что став на четвереньки, бабуля увидела перед собой целую плантацию съедобных трав и корней. Их не нашли в прошлый сезон, и к этому времени они дали хороший сбор. Пока внучок насыщал свою плоть, бабушка срывала траву и выковыривала корни. К концу его насыщения и травка была заготовлена, и корни выкопаны. Хоть и не умелым был внучок, за столь длительное сношение бабушка дошла до оргазма, хоть и отвлекалась. Дольше получилось освобождаться от результатов этого отвлечения. Я невольно наблюдал за ней ещё некоторое время. Каждые несколько минут бабуля приседала, заглядывая под набедренную шкуру. То ли хотела помочиться и не могла, то ли всё ещё пыталась освободиться от последствий ублажения внука.
С другой стороны раздался крик тревоги. В три прыжка я оказался у той группы. Невысокий, но крепкий с виду мужчина напал на охранника соседней группы со спины и душил его, не позволяя вырваться. Человек пять мужчин пытались изнасиловать женщин этой группы. Кажется, одну из женщин один уже насиловал, а другой держал её голову и руки. Два другие женщины пока отбивались. Одна ещё держалась на ногах, а другая отбивалась на земле. Ещё немного и она окажется под мужиком.
Ударом ребра ладони по горлу я отключил душителя охранника. Враг ничком упал на спину, охранник рухнул на колени кашляя и задыхаясь. Одним прыжком я допрыгнул до не успевшего начать насилие. Приёмом «ножницы» ударил насильника и его помощника по лицам. Оба отлетели от женщины в разные стороны. Это была самая молодая из всей группы. Боровшийся с женщиной в одиночку успел убежать. Насиловавшие убежать не успели, хотя успели вскочить на ноги. От пинка в пах насильник рухнул на колени. Второму достался хук. Когда бой закончился, я сам удивился, что тело, хоть и не тренированное для таких действий, подчинялось моему разуму. Только из-за другой длины рук и ног приёмы получались не чистыми. Первый пострадавший не потерял сознание, хоть и отключился на мгновение. Возможно, его спасла пышная борода, смягчившая удар. Из всех приёмов удачным получился только пинок в пах.
Насильники, подхватив мужика с разбитыми яйцами, скрылись в высокой траве. Гнаться за ними я не стал. Придя в себя, огляделся. Мои женщины и женщины пацана стояли на краю поля боя с открытыми ртами, удивлённо глядя на меня. Пострадавший охранник, наконец, откашлялся и поднялся. Женщина, которую не успели начать насиловать, подошла ко мне и, встав на колени, обняла мою ногу. Та, которую насиловали, смогла сесть и держалась за голову. Похоже, её ударили по голове, чтобы свалить с ног.
Освободившись от объятий ноги, я подошёл к пострадавшей, осмотрел и прощупал голову. Форма головы немного отличалась от формы нашего времени, но настолько незначительно, что сумел найти необходимые точки воздействия. Сотрясения мозга не было, по крайней мере, заметного мне. Помассировав нужные места, снял боль. На голове была только шишка от удара чем-то твёрдым и покрасневшая щека. Женщина удивлённо покрутила головой и встала. Теперь все присутствовавшие смотрели на меня, как на бога. Шутка ли? Я один расправился с шестью крепкими мужчинами, да ещё и помог женщине избавиться от головной боли.
-- Это были наши?
-- Нет! Это были соседи. Эти теперь не нападут.
-- Другие напасть могут.
-- Дим нас защитит!
-- Кто знал, что он так умеет?
-- Юя! Ты теперь должна переспать с ним, раз он тебя спас.
-- Он и меня спас! Я тоже согласна!
-- Женщины! За работу! Я как-то не нуждаюсь пока в этом. Мне Аи хватает.
-- А я слаще Аи. Ты же меня не пробовал ещё.
-- Эй! Ему Оя сегодня дала. Она только инициирована, с вами не сравнить.
-- Она ещё не умеет правильно давать. С каждым мужчиной плачет. Ему это надо?
-- Так он её научил! Она успела рассказать. Говорит, что чуть с ума не сошла от удовольствия.
-- Мама Эя не разрешит ему Ою без выкупа. От нерожавших половина еды и шкур поступает.
-- Надо ему Ию показать. Третий день разродиться не может.
-- Ты можешь ей помочь?
-- Не знаю. Посмотреть надо. Давайте работать! А то с пустыми руками домой придём.
Женщины нехотя пошли искать травы. Примерно через полчаса заметил, что пострадавшая группа смешалась с моей. Бабушка и мать пацана тоже были в пределах видимости.
Когда солнце поднялось в самую высокую точку, ко мне подошла побитая женщина.
-- Сделай ещё раз, чтобы опять голова болеть перестала.
Она встала передо мной на колени, чуть наклонив голову. Пришлось и мне встать так же. Пока я массировал ей голову, она, будто нечаянно, положила ладони на мои бёдра чуть выше коленей и легонько поглаживала их, потихоньку заталкивая руки под набедренную накидку. Похоже, она знала, как возбудить мужчину. Пока я снимал ей боль, она не только возбудила мою похоть, но как только я убрал руки от её головы, добралась до члена.
-- Дим! Я не хочу быть в долгу! Дома дать не получится. Возьми меня здесь. Я же чувствую, что ты хочешь женщину. Или я такая противная?
-- Не противная. Но ведь на вас опять могут напасть.
-- Отгонишь врагов и продолжишь.
-- Ты не соберёшь достаточно травы.
-- Без тебя меня могли утащить в другое племя. Тогда травы совсем не собрала бы. Пойдём, я работать не могу, так хочу тебе дать.
-- А что скажут другие?
-- Они уже сказали. Сказали, что поделятся со мной, но я должна тебя соблазнить.
-- Прямо здесь?
-- Здесь. Меня побьют, если я не сумею тебя соблазнить. Ты как хочешь? Я всяко умею. Сзади?
-- Как тебе нравится.
Женщина встала на четвереньки. Я огляделся – нас не видно. Глупо было отказываться, тем более, что она довела меня до возбуждения. Тем более, что здесь искали возможность секса мужчины, а не женщины. Мой отказ осудили бы и те, и другие.
Из-за столь большого количества секса в довольно короткий период оргазм пришёл не скоро. Тем более, что после тесных родовых путей Ои прочувствовать многократно рожавшую женщину было не просто. Наверно, женщина слишком долго переживала своё хотение. Из неё даже не капала похоть, а текла, когда я вошёл в неё. Может из-за этого она была столь просторна внутри и так быстро достигла оргазма. Быстро отдохнув от первого скоро получила следующий. Едва расслабившись, тут же напряглась опять и не смогла расслабиться, пока не кончил я. Было впечатление что её оргазм метался по влагалищу от входа до самого дна. При первом оргазме она лишь тихонько пискнула в самый напряжённый момент. Зато когда наступило завершение нашей близости, она кричала почти в полный голос, катаясь головой по траве. Не стану скрывать, я использовал с ней то, чему меня научила тайландская проститутка. А это не оставит бесчувственной даже самую фригидную женщину.
Я благодарно гладил женщине спину, бока, живот. Постанывая, она принимала эти, пусть и не истинно чувственные ласки. Когда мои руки погладили её отвисающие груди, она застонала, как при наступлении оргазма. Я почувствовал, как влагалище затрепетало, несколько раз сжалось, будто так она благодарила за доставленное удовольствие. До меня она была источником удовольствия. А в этот раз удовольствие получила она. При этом запредельное для неё удовольствие. Похоже, что такого эта женщина ещё не испытывала.
Её родовые пути не вызывали больше у меня возбуждения. Слабеющий член медленно выходил наружу. Препятствовать ему не стоило. Мы разъединились. Женщина некоторое время ещё бессильно лежала грудью на земле, слегка постанывая. Поднялся я, следом встала и она. Казалось, она так вымотана, что у неё не осталось сил. Я даже помог ей встать, подхватив за предплечье. Встав, она повернулась ко мне и прижалась, всхлипнула.
-- Что ты? Тебе плохо?
-- Мне очень хорошо! Так ещё не бывало! Если ты всегда так можешь, я согласна спать с тобой и бесплатно. Мама Эя не пустит без оплаты. Ты мне дай понять, что хочешь, я тебе дам в другом месте.
Женщина смотрела на меня преданными собачьими глазами, из которых вытекали слёзы и сбегали на виски. Мне стало жалко её.
-- А что плачешь? Тебе больно?
-- Я плачу от радости, от счастья, что испытала такое удовольствие. Ты представить не можешь, что испытывает женщина. Ежедневная боль, пока не научилась готовиться к сексу. Это было года два. Ещё столько же я не чувствовала ни удовольствия, ни боли. Я научилась готовиться к сексу, но ни один из купивших меня мужчин не давал никакого удовлетворении. Старшие женщины подсказывали, как получать удовольствие, но у меня не получалось – мужчины кончали раньше. Потом стало получаться и у меня, но ни сколько не похоже на то, что сделал ты. Вот и плачу, что так долго пришлось ждать этого.
-- Ты можешь работать? Надо набрать травы, а то мама Эя может наказать.
-- Пойдём.
Я оглянулся. Десять пар глаз смотрели на нас в прогалы травы. Мне стало стыдно. Я отошёл в сторону, чтобы скрыться от них. Чтобы отвлечься, обошёл всю группу, внимательно оглядывая окрестности. Никаких подозрений не заметил. Едва я вышел к своей группе, как ко мне подошла одна из женщин.
-- Пожуй этот корень. Он вернёт силы.
-- Я не устал.
-- Он вернёт и мужские силы. Я тоже хочу получить такое же удовольствие. Тебя все хотят, кто видел.
-- Я не смогу со всеми. Вас много!
-- Всего столько, – женщина подняла растопыренную пятерню. – Съешь! Этот корень очень редкий. За него мужчины убивают друг друга.
Женщина почти засунула его в мой рот. Пришлось подчиниться. Но жевать не стал, затолкнул языком за щеку. Корень был небольшой и, похоже, заготовленный не в этом походе.
Женщины наткнулись на ещё одну куртину корней, похожих на морковь. Первые выкопанные корни сразу же отправились в рты. Один дали мне. Откусывая и жуя, они стали выкапывать остальные. Во время еды я нечаянно несколько раз укусил и тот корень, что засунул за щеку. Мне он показался пустым на вкус и чуть жгучим. Разжевал и проглотил вместе с остальной пищей. Минут через двадцать почувствовал возбуждение. Чем дальше шло время, тем сильнее напрягался член, тем сильнее нарастала похоть.
Солнце пошло к закату. Наши женщины накопали столько корней, что едва поднимали вязанки. А я не мог ни о чём думать, кроме того, как удовлетворить похоть. Набедренная шкура не могла скрыть напряжённого имущества. Женщина, давшая мне корень похоти, подошла ко мне и потянула за руку в сторону от остальных.
До условного сигнала к возвращению я, плохо сознавая, что делаю, «оприходовал» и остальных женщин. Было ощущение какого-то опьянения. Мысли были убиты этим опьянением. Обрывками вспоминается стонущая женщина, но почему-то в каждый момент разная. Только потом узнал, что они менялись, когда не могли выдерживать моих атак. Мне кажется, что на них действовало не моё умение, которое я вряд ли мог сознательно применить тогда, а их настрой, что со мной им будет хорошо. Помнится, что у меня было ощущение переполнения члена, которое я никак не мог погасить. Как ни старался, но оргазма себе добиться не мог. Это было какое-то оргастическое опьянение. Потом, в нашем времени, учёные мужи определят по описанию и рисунку, что это был не корень, а плод редкого даже в то время вымершего растения. Вымерев, оно не оставило потомков. Мне достался высушенный плод, который мне показался корнем.
Ко времени сигнала возвращения я немного пришёл в себя. Да и женщины насытились сексом. Глядя на меня, возбудились и двое моих напарников. Они занимались теми женщинами, которым нетерпелось ждать свою очередь. Правда, мужики скоро сдались. Кроме воздействия плода-возбудителя, я не кончал, как они. А это помогает поддерживать потенцию.
Чтобы хоть как-то ослабить похоть, я по совету той женщины выбрал самую тяжёлую вязанку и понёс её в лагерь. Довольная, она не сильно устала, потому быстренько сбегала помыться к озеру и, взяв откуда-то большой кусок мяса, повела меня в женское жилище. Маме Эе заявила, что я принёс выкуп за неё. Та без возражений отправила нас в спальную часть. (Через пару дней выяснилось, что она просто украла этот кусок). В спальном помещении мы оказались вторыми. До нас сюда пришёл охотник, который купил Ою за небольшого кабана и шкуру, похожую на лисью. В полупьяном состоянии я драл свою женщину всю ночь. Сознание вернулось, поэтому я опять использовал тайландские приёмы, доводя подружку до потери сознания. К утру она уже не только не помогала, но даже не двигалась. Наверно из-за её криков и стонов не засыпали многие из присутствовавших. Возбуждаемые нашей вознёй и криками женщины, они тоже не спали, занимаясь тем, за чем пришли. Удивительно подействовал корень!
К утру затихли и Оя со своим партнёром. С той стороны донёсся могучий храп. В эту ночь здесь спали три-четыре пары, наверно, накануне мало еды нашли мужчины. Моя женщина то ли спала, то ли была без сознания. На фоне стены появилась неясная тень. Тоненькие пальчики коснулись моего лица.
-- Дим! Меня купил этот мужик до тебя. Мне с ним не было плохо, но у него очень большой член, он делал мне больно. Я представляла, что это ты, и мне не было плохо. Спасибо за науку! Ты не обидишься, что я не с тобой?
-- Нет, конечно.
-- Пока тебя не было, я заготовила еды, чтобы помочь тебе купить меня.
Оя страстно обнимала меня, целуя в губы, в глаза.
-- Не надо! Ты устала. Не возбуждай меня зря. Лучше отдохни.
-- Я слышала, что твоя женщина тебя не насладила. И меня мой мужик тоже. Пока они спят, сделай мне хорошо!
-- Оя! Оя! Тебе же плохо будет!
-- С тобой не будет! Не будет!
Девочка распласталась по полу и тянула меня на себя.
С ней получилось, как надо. Но почти зря целовал её в губы во время оргазма, девчонка хоть и получила желаемое, не кричала. Зато я получил настоящую разгрузку. Прошло одурение похоти, спало запредельное напряжение плоти.
-- От него не было сладко. Вообще ничего не было. Но и больно, как раньше не было. А тебе было хорошо?
-- Да! Ты дала мне то, что я не получил от этой женщины.
-- Дим! Я хочу спать только с тобой! Не знаю, как это сделать.
-- Нам это не позволят. За тебя много еды дают. Я столько не достану.
-- Я тебе помогу еды набрать, чтобы меня покупал.
-- Как это?
-- Мой секрет.
На утреннем сборе вождь объявил, что охотники обнаружили в дальней сухой яме большого зверя. Надо будет всем здоровым мужчинам идти туда за мясом. Охотники его даже убить не могут.
Около двадцати мужчин пошли за добычей. Мы шли по голодной ещё не позеленевшей степи, пока солнце не поднялось до самой высокой точки. Яма была глубиной в два-три человеческих роста, с обрывистыми берегами. Из-за них и не мог этот зверь выбраться наружу. Размерами он был с бегемота, а формой походил на слона, но без хобота. При всём нашем желании столько мяса мы унести не могли. Похоже, что зверь тут несколько дней. Дно было покрыто кучками его фекалий. От обезвоживания он едва двигался. Принесёнными с собой длинными крепкими палками, похожими на копья, и камнями, валявшимися около ямы, мы добили его. Острыми краями камней разделали половину туши на куски, которые могли унести. Из кусков его шкуры и уцелевших палок сделали несколько носилок, на которые водрузили самые большие куски. Получилось пять носилок и десять человек с кусками на плечах. Перед выходом мы поели сырого мяса, чтобы хватило сил.
На обратной дороге нас всё время атаковал рой мух. Они садились на мясо и на нас и грызли с одинаковым остервенением. Избавиться от них не получалось никаким способом. Мы пытались перебить их во время привала. Земля покрылась слоем насекомых, а их, кажется, не убавилось. Скрылась на горизонте яма и показались верхушки деревьев нашего оазиса, когда на горизонте появилась группа людей, идущих в сторону той ямы. Это были люди из враждебного нам оазиса. Мы опасались, что они могут напасть на нас. Но нас было намного больше. Да и до ямы им было ближе, чем до нас. Наши планы забрать остатки зверя завтра рухнули. Опытные охотники предположили, что эта группа идёт для охраны добычи, основная масса придёт завтра. Они, конечно, опоздали. Видимо, поздно обнаружили возможную добычу.
Хотя мы несколько раз останавливались для передышки и подкрепления, к оазису мы пришли, едва волоча ноги. Мне показалось, что нас встречали все, даже матери с грудными младенцами. У нас приняли носилки и сняли груз с плеч. Все радовались удаче. Тут же развели костры и стали жарить мясо на раскалённых камнях, на прутьях. Самые нетерпеливые ели его сырым. Наевшиеся женщины и мужчины уходили в сторону и занимались сексом. Начались настоящие оргии. Всюду слышались смех, вскрики удовольствий. Голые дети играли в догонялки. Где-то группа пожилых женщин отгоняла мужчин от молодых женщин. Пиршество длилось до глубокой ночи.
Если за два дня не съесть принесённое мясо, оно на третий день станет портиться, появятся личинки мух и тухлый запах. Внутри оазиса воздух достаточно влажный, поэтому вялить или сушить мясо не получается. За пределами оазиса его можно высушить, но там его могут похитить хищники, стервятники или соседи. Из-за этой безвыходности его надо было съесть, как можно скорее. Долю вождя забрали его люди, едва мы вошли в оазис. Частью добычи мы поделились с охотниками, которые нашли зверя. Остальная часть принадлежала нам.
Ни Аи, ни Ои я не видел ни где. Ко мне то и дело подходили женщины, с которыми мы собирали корни и травы, предлагая отойти в сторону. Но я был таким усталым, что про секс даже думать не хотелось. Я делился с ними частью мяса в счёт будущих свиданий. Но добычи оставалось ещё достаточно много, поэтому довольно много я отдал молодым парням, сочувствуя их юности. К моему удивлению почти все они тут же отдавали долю стареньким женщинам и тащили их в кусты. Сопротивления с их стороны заметно не было. Парням было выгодно расставаться с малой долей, чтобы хватило еще не на один раз. А бабули радовались, что есть еда, и что хоть кому-то они ещё нужны.
В женское жилище мама Эя не пустила. Мужчины переполнили не только спальное помещение, но и общее. В ход шли все, даже беременные на допустимых сроках. Всюду жевали. Маму Эю тоже дёргал какой-то мужик, торопя закончить дела. Она успела сказать, что Аю, Ою и ещё несколько женщин увели к вождю. В мужском жилище тоже была слышна возня, вскрики женщин, басовитые голоса мужчин.
Я пошёл к озеру, к той луже, где мы мылись с Оей. Забравшись на дерево насадил оставшийся кусок мяса на засохший сук и уснул на разлапистой ветке. Две бессонные ночи отняли больше сил, чем остальные труды.
Проснулся утром, когда солнце уже разогрело воздух. В стороне лагеря были слышны рыгания объевшихся, характерные звуки поносящихся. Они не успели добежать до озера. Кто-то пыхтел под деревом. Повернувшись, разглядел крепкого мужичка, старательно разгружавшегося с молоденькой женщиной. Оказалось, что в ночи я забрался довольно высоко, в ветвях меня было не заметно. Мужик скоро кончил. По белой пряди в бороде я узнал в нём одного из вчерашних ходоков за мясом. Мы так вымотались, что всем было не до женщин. Зато после отдыха были способны на всё, но свободных женщин пока не было. Забрав один из кусков мяса, лежавшего рядом, он направился в сторону лагеря. Женщина вырыла ямку в песке около воды и закопала оставшийся кусок. По её поведению было видно, что её «не пробрало».
Не успел я попытаться слезть, как к ней подошёл другой. Поторговавшись, они разделили мясо, и женщина приняла нужную позу. Я видел в ней что-то знакомое, но узнать не мог – мешала листва. Замер, стараясь не помешать. Ждать пришлось не долго. То ли женщина была достаточно опытна, то ли мужик слишком «голоден». Закончили они довольно скоро. Мужик, освободившись от семени, начал было снова, но женщина запротестовала. Удерживая её зад руками, он попытался насиловать. Завязалась оригинальная борьба. Опираясь на одну руку, женщина пыталась ударить его другой, а он, не отпуская её зад, быстро долбил его лобком. Женщина пыталась ударить или оттолкнуть его ногами, но ничего не получалось: ноги болтались над землёй, а мужик двигался и двигался. Я спустился с дерева как раз в тот момент, когда мужик замер, извергая семя. За изнасилование даже я мог его побить – так тут принято. Но я почему-то сочувствовал ему. Поняв бесполезность сопротивления, женщина замерла, покорно принимая его извержение. Почувствовав, что можно вырваться, женщина оторвалась от мужика и вскочила на ноги. Когда она повернулась с согнутыми руками и пальцами, чтобы расцарапать ему лицо или тело, я узнал в ней Ою. Увидев меня, она растерялась.
-- Он тебя обижает?
-- Да. Он меня обманул.
Услышав за спиной мой голос, мужик оглянулся, вскочив с коленей, схватил один из кусков мяса и убежал. Догонять его не стал.
-- Ты почему одна? Что здесь делаешь? Не боишься таких вот?
-- Зарабатываю тебе еду. Когда я была маленькой, бабушка рассказывала, что мясо можно хранить в чистом песке с водой. Потом этот способ забыли. Сегодня я его вспомнила. Там уже закопала пять (вместо числительного она растопырила пальцы) кусков мяса. Когда мясо съедят, приходи сюда, выкапывай и плати за меня. Сейчас закопаю и этот кусок. Ты есть хочешь?
-- Нет. У меня своего много.
Я показал наверх.
-- Сними. Закопаем и его. Только не покупай на моё мясо других. Я не для этого его зарабатывала.
Я полез на дерево.
-- Ты как здесь оказалась?
-- Нас для праздника привели в вождю. Ая и Юя так вкусно пожарили мясо с травами, что вождь с помощниками переели и нас только по разу использовали. Когда утром нас отпустили, я задержалась, а потом пришла сюда, чтобы заработать для тебя еды. Я же обещала. Мама Эя, наверно, думает, что я у вождя, поэтому меня не ищет. Наверно, вернувшиеся сказали ей, что нами мало пользовались, вот и оставили меня. Кидай его, тут кругом песок.
Я кинул свой кусок мяса в сторону девушки и быстро спустился сам. Оя засмеялась.
-- Ты так напугал мужика, что он перепутал куски. Мне остался раза в три больший, чем договорились.
-- Но он и пользовался тобой два раза вместо одного.
-- Ты видел? Почему не помог?
-- Я тебя сверху не узнал. Ты же всё время спиной ко мне была. Тебе плохо от его насилия?
-- Ты же научил меня представлять, что со мной не кто-то, а ты. Да и во мне столько спермы, что больно совсем не было. Обидно было, что он хотел попользоваться мной бесплатно. Вырой ямки, чтобы они потом оказались под водой, и положи туда эти куски. Мне пописать надо.
Отойдя в сторону, куда мы вряд ли пойдём, девушка присела, совсем не смущаясь моего присутствия. Воспитание моего времени не позволяло смотреть в её сторону, но в этом времени ничего не считалось зазорным. Борясь с любопытством и совестью из моего времени я тайком поглядывал в её сторону, стараясь увидеть невиданное. Тело хозяина вряд ли не видало такого, а моему сознанию было неизвестно и интересно.
Кроме того, что Оя излишне долго «заседает», ничего не увидел. Я закопал мясо и выровнял песок, когда она подошла ко мне.
-- От пятерых очень много спермы. Думала и не выйдет вся. Тебе очень женщину хочется? Или потерпишь, пока вымоемся.
-- Вымоемся. Я тебя хочу, а не какую-то женщину.
Четно говоря, я врал. Хотя плоть и была возбуждена, брезгливость моего времени остужала похоть. Совокупиться после кого-то, кто делал это на моих глазах, было слегка противно. Но пришла мысль, что здесь тело-то не моё. Где я ещё могу попробовать такое? А по словам профессора все чувства и ощущения придут со мной в моё время. Успокоившись таким образом, скинул, как и Оя, шкуры и вошёл в воду. Чтобы не маячить перед ней торчащим имуществом, присел в самом глубоком месте.
Мы купались в этой луже в этот раз без глины. Оя попыталась скрутить волосы, как я сделал это в прошлое купание, но у неё пока не получалось. Пришлось встать и сделать это самому. Увидев торчащее имущество, девочка ухватилась за него и не отпускала, пока я скручивал волосы в узел. В этот раз он получился ещё туже, чем в прошлый.
Удивительно! Каждый раз, когда я видел её спереди, она казалась мне совсем ребёнком, по нашим меркам, лет двенадцати-тринадцати. Плоский животик с едва заметной выпуклостью, высоко расположенные колпачки грудей с ягодками сосочков на небольших чётких ореолах, лобок с редкими волосиками, тонкие девчачьи бёдра и ручки. Только не надо было заглядывать ей между ног. Вид растрёпанных припухших женских прелестей портил всё восхищение. Здесь, где не смущались оголения интимных мест, я много раз видел это место у взрослых женщин и неицинированных девочек. Большая размочаленность как-то не портила вид женщины. Большой живот даже у небеременной женщины, значительно более пышные волосы лобка и более толстые бёдра как-то смазывали неприятный вид гениталий. Но на фоне такого прелестного девичьего тела опухшие половые губы, раздвинутые отёкшей массой тонких тканей, будто вылезших внутренностей, у меня вызывали неприятие, близкое к отвращению. И при этом я сочувствовал Ое. На её маленькую фигурку с самым красивым здесь личиком был слишком большой спрос. Его не убавляла даже самая высокая цена. Мужики всех возрастов хотели попользоваться её телом за любую цену.
Но стоило оказаться за её спиной, как она становилась женщиной. Такие же округлые плечи, такая же чуть бугристая гладкая спина с характерным прогибом в пояснице. Даже ромб над ягодицами, пропорциональный проходу в женском тазе, ничем не отличались от взрослой женщины. Особое восхищение и похоть у мужчин вызывал её таз, на фоне узких плеч и тонкой талии, кажущийся довольно широким. Юный возраст выдавала разве что слишком тонкая талия, какой почти не бывает здесь у родивших хотя бы раз. Судя по моим осмыслениям кажущийся широким таз создавал иллюзию, что она примет мужчину любого размера, а тонкая талия, что даст запредельно сладостные ощущения. Возможно, я не прав. Но в голове проскакивали именно такие представления. Как и спереди, фигурка её казалась идеальной, пока взгляд не видел промежности. Между неразросшихся бёдер было что-то неприятное, будто расковыренная застаревшая рана. Она не вызывала такого отвращения, как спереди, но всё равно её вид был не из лучших.
Зато сбоку на Ою можно было любоваться бесконечно. Гордо закинутая назад головка на тонкой гладкой шее и развернутые плечики делали её маленькие торчащие груди довольно большими. Чуть выпуклый животик оказывался результатом восхитительного изгиба её тельца. От вида очаровательных прямых ножек с округлыми коленками и прелестных голеней с идеальными икрами у меня порой кружилась голова. Слава богу, что сбоку не видно низ её тела, кроме пушистых волосиков на лобке. Сбоку ничего не портило красоту её фигурки. Даже волосы хоть распущенные, хоть уложенные мною в куфту, как называла эту причёску моя мама, давали тот или иной восхитительный вид. Распущенные, стекающие по спине, они делали её вид коренастее и приземистее. Зато под укладкой она казалась взрослее, выше и строже. Если Оя пускала волосы на грудь, она становилась зрелой девушкой, готовой к замужеству.
Наверно, в другом времени Оя стала бы неотразимой красавицей. Ей не приходилось бы почти постоянно ощущать в себе чей-то член, торопящийся поскорее плюнуть спермой в её юное нутро. Скорее всего, она была бы любимой женщиной такого же красавца, как сама. К старости она не нарожала бы два десятка детей, испортивших её восхитительную фигурку. Да и старость пришла бы не в сорок лет, когда наши женщины доходят до пика сексуальности, а в семьдесят. Я думаю, и в таком возрасте она была бы достаточно прелестна и восхитительна.
Пока я в задумчивости смотрел на неё, она, плеская на меня водой из пригоршней, облила меня спереди. Теперь, плеснув горсть воды на плечи, сводила её. Я был для неё высок, поэтому девочке приходилось прижиматься, то и дело натыкаясь на торчащий член. Она его отводила в сторону рукой или поднимала к животу.
-- И что мучаешься? Давай я сяду.
-- Я и так могу.
В очередной раз схватив член, она придержала за него, как бы не разрешая сесть. Но я всё-таки присел, обмыл лицо и бороду. Зато девочка уже не черпала на меня воду, и брызгала пригоршнями.
Настала моя очередь мыть её. Как и я, она присела. Размера моих ладоней хватало, чтобы выливать на неё значительные пригоршни воды. При попытках омывать её ладонями, немедленно усиливалось возбуждение. Мне казалось, что мы оба привыкли к торчащей горизонтально плоти, но дальнейший подъём её вызывал у меня смущение. Попытку обмыть её гениталии, девочка пресекла.
-- Я сама! Там так растёрто, что ты не знаешь, как надо.
С улыбкой глядя снизу в моё лицо, она поплескала между ножек и, может мне показалось, пальчиком помыла даже влагалище. Задержку её ручки там, я расценил именно так.
Я многое не понимал. Вряд ли ей доставляло удовольствие держать в руке мужской член. Их побывало в ней достаточно много, чтобы испытывать к ним уважение. Тем более, что большую часть знакомства с ними она получала от них только боль и унижение. Наверно, чтобы сделать мне приятное, она ухватилась за мой отросток и встала, будто опираясь на него. Мне оставалось молча принять произошедшее. Мы подошли к нашим разбросанным шкурам. Наклонившись над ними, уложила их так, чтобы получилась лежанка. Возможно, она специально повернулась ко мне спиной, чтобы подразнить своими гениталиями. Я с удивлением заметил, что вода сделала доброе дело, сняла безобразивший их отёк. Губки почти прикрылись, растревоженное месиво плоти скрылось за ними. Теперь хоть они и отличались от сомкнутых детских, не выглядели столь безобразно.
-- Надо обсохнуть. А то под нами долго не высохнет.
Девочка стояла рядом и удивляла своим маленьким ростиком. Мне она не доставала даже до подмышек. Я подумал, что она стоит в яме, но мы оба стояли на одном уровне. Удивительно! Как она принимает взрослых мужиков? Мелькнула мысль, что я почти не заметил разницы во внешних размерах со взрослыми женщинами. Девочка маленькая, а и в наше время, и в это, и у молодой, и у старой, и у большой, и у маленькой моя ладонь, накрывшая половые губы женщины не чувствует большой разницы в длине половой щели. Может, мне так кажется? Хотя и в те мгновения, когда определяешь вход в нужное место, не видится разница в размерах. Но рост-то должен сказываться?
Оя переместилась, прижавшись к моему животу. Постояв ко мне спиной, повернулась животом.
-- Ляжем?
Мы легли спинами на расстеленные шкуры.
-- Твоя шкура меня опять колет. Тебе не будет тяжело, если я лягу на тебя?
-- У тебя вес пушинки. Мне даже приятно будет.
Оя накрыла меня своим телом, пустив колени по бокам. Наши лица оказались напротив.
-- А моя шкура тебя не колет?
-- Нет! Она очень приятная. Мне нравится, когда твои волоски щекочут живот и груди.
Мы совсем не говорили о сексе, я старался гнать все пошлые мысли, но плоть напрягалась всё сильнее. Если бы не это дурное напряжение, я был бы готов так лежать целую вечность. Не только юное тело девочки, но какое-то единение душ, желание быть близко, касаться её, волновали душу. Мне казалось, я чувствовал каждой клеткой кожи, к которой прикасалось её тельце, неописуемое и волнующее восхищение. Внимательно посмотрев в мои глаза, она легонько прильнула к моим губам. Лёгкий поцелуй превратился жгучий и страстный, прожигающий до самого затылка. Я не ожидал от неё такого умения. Мне показалось, что сердце сейчас выскочит наружу.
-- Я правильно сделала?
-- Пра… правильно….
-- Что с тобой? Тебе плохо? Тяжело? Мне слезть?
-- Нет! Нет! Это от восхищения тобой! Ты невозможно красивая!
Это на нашем языке можно выражать даже чувства. А на их бедном и простом языке прозвучало, как желание поскорее заняться сексом.
-- Потерпишь? Я немного не отдохнула. Могу не быть такой приятной, как хочу. А мне хочется быть для тебя такой, чтобы ты рвался ко мне, чтобы находил всякие возможности спать только со мной. И чтобы другие мной не могли пользоваться. Чтобы я уставала только от тебя.
-- Я тоже это же хочу! Если бы мы жили в другом времени, так бы и было.
-- В другом? Как это?
-- Пройдёт много-много лет, и жизнь станет совсем другой. Люди научатся выращивать съедобные травы, полезных животных. Пищи будет очень много. Женщинам не надо будет отдаваться мужчинам, чтобы получить себе еду и шкуры. Животные и растения будут другими. Женщины будут жить с тем мужчиной, который им нравится, который добывает много пищи и одежды. Они будут всегда спать вместе и заниматься сексом столько, сколько им хочется. У них будут тёплые и красивые жилища, в которых всегда много света.
Оя устала держать голову над моей и сползла к ногам, положила её на мою грудь. Я почувствовал, как её гениталии коснулись моих. Голова девочки попала на ключицу. Она сместилась ещё, чтобы положить голову на более мягкое место. Член упёрся в её тело. Приподняв таз, она пропустила его под себя и зажала между нами.
-- Что замолчал? Наверно тебе так больно?
Я не успел ответить, переключаясь от воспоминаний о моём времени на здешнюю реальность. Девчонка закинула руку назад, подвинув вперёд таз, переложила одеревеневший член на себя. Вновь распласталась.
-- Ну, говори же!
Я продолжил рассказ о времени, из которого я появился здесь. Но мысли путались, смущаемые касанием её тела такой возбудимой у меня частью.
-- Твой голос в груди так интересно гудит! Ты в каком племени научился непонятному языку? Я ничего не поняла.
Разговорившись, я перешёл на свой язык, который для здешних людей был совершенно чужим. Начал свой рассказ заново, стараясь опять не перейти на чуждую здесь речь. Слушая, Оя качнула задом, головка члена проскользила между ягодиц и легла на влажное чуть прохладное место. Когда её таз вернулся в прежнее положение, я понял, что она пустила головку моей плоти в себя. Мне кажется, я очень чётко почувствовал, как её малые половые губы сдвинули крайнюю плоть члена и пустили оголённую головку внутрь, нежно и плотно обхватив, очень мокрой и скользкой внутренностью.
Будто не слышав моего рассказа, спросила:
-- Тебе так не плохо? А то боюсь, что из меня на тебя натечёт.
-- Их сперма?
-- Нет! Я её даже изнутри вымыла. Думала, что ты видел. Ты ещё так удивлённо смотрел! Ну, рассказывай же!
-- Мне показалось, что тебе это не интересно.
-- Очень интересно!
Я продолжил рассказ. Пока шёл диалог, почувствовал (а может это показалось), как она пару-тройку раз сжала головку. Подняв голову, поцеловал её в темя. При этом невольно качнул тазом. Головка чуть углубилась и вернулась обратно, одновременно с опустившейся головой. Ощущения испытал удивительные!
Пытаясь продолжить рассказ, едва заметно стал покачивать тазом, чтобы насладиться новым ощущением. Через некоторое время мысли стали путаться. Перестав говорить, понял, что не только я двигаюсь. Оя, приподнявшись на руках, уже довольно значительно раскачивается надо мной, скользя кожей по моим волосам на груди и животе. Излишне широкое движение, и член выпадает и сладкого отверстия. Оя стремительно бросает на него руку, приподнимет и с силой насаживается, будто восполняя потерянное расстояние. Словно боясь повторения случившегося, она надвигается сильнее, смещается всем телом, переставив колени, и двигается настолько широко, на сколько получается. С моей помощью этот размах получается почти во всю длину члена. Она двигается не торопясь, будто наслаждается ощущениями скольжения в ней чего-то достаточно большого и чужого для её тела. Иногда я успеваю поцеловать её в темя, когда оно оказывается доступным. Но удивительные ощущения сильного обжатия и лёгкого скольжения выключают все мысли. Только хочется, чтобы это длилось как можно дольше.
Оя иногда поднимает голову, закидывая её назад. Глаза закрыты, на лице тупое бессмысленное выражение. Кажется, будто она пытается смотреть в себя, вслушиваться во что-то внутри. Чем дольше мы двигаемся, тем она сильнее пытается удариться клитором о корень члена. Я чувствую приближение оргазма и всеми силами пытаюсь его отогнать. Надо бы остановиться, но девочка двигается всё напряжённее. Её живот начинает отделяться от моих волос, но в последний момент он делает качёк, чтобы опять толкнуть член клитором. Движение получается сложным, а потому общее движение укорачивается. Ей хочется всё чаще воздействовать на клитор. Каждый раз, когда она не опускает живот, я чувствую дно влагалища. Трудно понять, чего ей хочется больше, толчки в дно или в клитор.
Чтобы отвлечься и помочь ей, прижимаю её поясницу обеими руками и начинаю предельно активно двигаться сам, стараясь посильнее ударить корнем члена в клитор. Оя замирает, все её мышцы напрягаются. Похоже, она не может двигаться, скованная окаменением начинающегося оргазма. А я уже с остервенением издеваюсь над её бугорком клитора, который создатель занёс в столь неуместное место.
Похоже, у неё начался оргазм. Она совсем окаменела и с кажущейся маловероятной для её тела силой стремится выгнуть спину. Некоторое время она сдерживается и только охает, но с каждым толчком оханье становится громче. Ожившее влагалище то сжимается, то раскрывается. Начавшийся у меня оргазм лишает меня соображения. Я отпускаю её поясницу и чувствую, что она почти повисает на моём члене дном влагалища, согнувшись колесом. Остатками сознания понимаю, что клитор отдалился, толкаю её таз руками, согнувшись, как она. Сперма рвётся к выходу, но сжавшееся в тот миг влагалище зажимает проход. Инстинктивно, совсем не соображая, сильно толкаю её таз. Далеко-далеко мелькает мысль: «Не разорвать бы половые губы, где они срастаются!» Но эта мысль без последствий. Случись повторение, я толкнул бы, возможно, даже ещё сильнее. Влагалище раскрывается и сперма фонтаном бьёт в прижатое к головке дно. Кажется, ей некуда деться, но она куда-то прорывается. Не то от боли, не то от небывалого ощущения, едва набрав в лёгкие воздуха, Оя кричит, откидывается назад. Крик боли – такая мысль мелькает последней. И тоже остаётся без последствий. Я, не соображая, хватаю её и впиваюсь в кричащий рот, пытаюсь поцеловать. Она ничего не соображает, дёргает тазом назад и даже сидя пытается выгнуть спину.
Поцелуй получается, пока она набирает воздух в лёгкие. Осознав, сама со страшной силой отвечает поцелуем. Теперь её крик заменяет поцелуй. Она вкладывает в него всю свою страсть и силу. Мне нужно продольное движение, ей – толчки в клитор. Я приподнимаю её и бросаю, она сама рушится вниз, не переставая дёргать тазом назад. Каким-то дальним чувством осознаю, что как член ни твёрд, он немного гнётся, хоть и зажат во влагалище. При очередном выбросе девочка едва не отрывает мне губы, не переставая дёргаться тазом. Кажется, в тесноте её внутренностей нет места, но и для новой порции спермы оно находится.
Напряжение спадает. Слабнет и Оя. Мне всё меньше требуется продольного движения, ей – поперечного. Но хоть и задыхаясь, мы взасос целуемся. Остывающий член толчками напрягается, будто пытаясь вытолкнуть ещё что-то. Точно так же сжимается влагалище, будто высасывая из него остатки. Их напряжения не совпадают. Спинка Ои тоже расслабляется и вновь прогибается. Всё закончилось.
Разрывается и поцелуй. Я едва успеваю вдыхать, опрокидываюсь на спину. Оя падает на мой живот. Она тоже едва дышит. Мои руки дотягиваются до её лопаток, и я с наслаждением чуть-чуть глажу её кожу. Чувствую, как её пальчики так же двигаются по моим бокам.
-- Чуть не умерла!
-- Я тоже! Никогда не думал, что с женщиной может быть так хорошо.
-- Я тоже! Мне всегда было больно и противно. Даже сперма другого мужика не облегчала. Я специально её держала до следующего. Иначе они прорвут что-нибудь внутри. А с тобой ничего не надо. Из меня что-то начинает выходить, едва я вижу тебя. И даже если думаю про тебя со мной начинается такое же. После того, как ты накормил меня рыбой, я перестала чувствовать боль. Только вчерашний мужик сделал больно. У него не столько толстый, сколько длинный. Он не помещался в меня, а всё равно заталкивал.
-- А со мной больно не бывает?
-- Даже в первый раз. От твоих поцелуев в соски и живот как раз и потекло что-то. Я подумала, что это остатки вождя, но они и не собирались кончаться. Я теперь каждый раз, когда надо быть с мужчиной, вспоминаю, тебя, вспоминаю, как было с тобой хорошо. Теперь мне ни с кем не больно, но никто не может мне сделать так, как ты. За это время столько мужчин было (выставила обе руки), но никто такое не делал. Только сперму свою в меня пускают. А зачем она нужна? Если для смазки, то почему после? Или чтобы следующему было легче?
-- От неё беременеют.
-- Да ну! Если бы так было, то я знаешь, какая беременная была бы? Меня мама Эя за день вот стольким мужикам отдаёт (опять две руки). А мама Эя совсем не беременела бы.
-- У неё разве есть дети?
-- Нет. Она не донашивает.
-- Ия родила? Я совсем про неё забыл.
-- Родила. Вождь для неё за бабкой в соседнее племя посылал. Бабка из неё ребёнка руками выдавила. Мы бы сами могли это сделать, но не знали.
-- А ты родить хочешь?
-- Ага. После родов с мужчинами не так больно бывает. Рожавшим даже нравиться начинает с мужчинами быть. Они говорят, что там шире становится, а потому не больно. Только тогда мужчинам дольше двигаться надо, чтобы они кончили. И чем больше мужчин бывает, тем лучше. Даже потом хочется их. А мне хочется только тебя. Только с тобой у меня так бывает, что громко-громко кричать хочется. Почему-то другие быстро кончают.
-- Потому что я хочу, чтобы тебе хорошо было. А другие хотят, чтобы им хорошо было. Потому так и получается.
-- А тебе со мной хорошо?
-- Очень! С другими так не бывает.
-- Потому что я хочу, чтобы тебе хорошо было. А тебе с Аей тоже хорошо?
-- Ага. Но с тобой намного лучше!
-- Это потому она рожала. Она тоже хочет, чтобы ты её покупал. Она почему-то другим мало нравится. А ты ещё про красивую жизнь расскажешь? Откуда ты про неё знаешь?
-- Я там жил. Так получилось, что мы с настоящим Димом поменялись местами. Я здесь, а он – там. Придёт время, и мы поменяемся обратно.
-- Я заметила, что ты другой. Тот Дим не ласковый. Он один раз покупал меня. Сразу после инициации. На один раз. До него уже много мужчин было, поэтому я не заметила разницы с другими. Тогда первые стада пошли и у всех еда появилась. Но её самим не хватало, поэтому покупали только на один раз. А ты сразу другой стал. Ты меня не насиловал, накормил. Когда нацеловал груди и живот, я захотела отработать рыбу и сама удивилась, как с тобой хорошо получилось. Тот Дим так делать не стал бы.
-- Ты его запомнила?
-- Запомнила, что он был. А в остальном он был как все. Тогда нас, свеженьких, использовали без передышки. Мы сидеть не могли – всё там болело. Сперма, вытекать не успевала. Только Уе это понравилось. Но она не совсем нормальная. А меня покупали чаще всех, потому что я маленькая. Когда стали на ночь покупать, разных мужчин стало меньше, но и спермы стало меньше, больнее стало. Другие как-то приспособились – они больше. А у меня не получалось, пока с тобой не встретилась, я – маленькая. Наверно, когда рожать буду, тоже сильно мучиться придётся.
-- Вроде бы нет. У тебя ромб на пояснице большой.
-- Какой?
-- Вот этот, – я наощупь нашёл и обвёл пальцем ромб над ягодицами.
-- Я не верю.
-- Доживёшь – увидишь.
-- Дим! Пока ты такой, давай ещё раз это сделаем. Только ты в этот раз сверху будь. Вон, у тебя даже не ослаб ни сколько. Ты же тоже хочешь.
-- Ты же говоришь, что шкура колется.
-- Мне хотелось на тебе полежать, вот и сказала так. Но мне очень нравится, когда ты наверху. Ты такой сильный и так хорошо всё делаешь. И целуешь, когда мне хочется.
-- Обижаться не будешь?
-- Ты не умеешь. Только другие обижать умеют.
-- Ну, держись!
Получив первую разрядку, я чувствовал достаточно сил, чтобы дать ей всё, что умею. Как она ни молода, мне она стала очень нравиться. В ней было что-то не по годам взрослое и, в то же время, просто и наивное. Чем больше мы общались, тем меньше я чувствовал разницу между нами. Даже наоборот, какое-то непонятное единение душ. У нас даже желания совпадать стали.
Не знаю и не мог осознать потом, почему я так сделал. Опрокинув её на спину, начал с поцелуев. Не стану описывать всё что произошло. Да и сам не помню. Очнулся, когда кончил. Оя была в отключке, продолжая обнимать меня ручками и ножками. Мы сцепились губами и гениталиями, сплелись руками и ногами. В тот момент я даже перестал осознавать, что она слишком молода. По до мной была моя женщина. Та, с которой я готов прожить всю жизнь, которая понимала и чувствовала меня, с которой мы идеально совпадали во всём, кроме возраста. Мы понимали и чувствовали друг друга даже в сексе. Даже наши гениталии были будто выкроены именно друг под друга.
Девочка очнулась.
-- Я такого даже не ожидала.
-- Если бы я мог взять тебя с собой, то без раздумья женился бы. Мне кажется, я безумно влюбился сначала через секс, а теперь и душой.
-- «Женился бы»…, «влюбился»…. Это слова из той твоей жизни? Из того времени?
-- Ты уже начинаешь мне верить?
-- Как не верить, если ни один мужчина не мог сделать такое мне. И никто из женщин про такое не рассказывал. Мне кажется, я с тобой сразу стала мудрой и взрослой. Ты когда от нас уйдёшь?
-- Не знаю. Это происходит во сне. Любой из снов здесь может быть последним.
-- Тогда я хочу заниматься с тобой сексом, пока ты здесь. Ведь это на всю жизнь. Такого же со мной больше никогда не будет!
-- Ты уже должна знать, что мужчины не всесильны. Это женщины могут принять сотню мужчин, а мужика, при желании, одна женщина замучит.
-- Тебя? Я уже едва дышу.
-- Потому что ты меня любишь, а я тебя.
-- «Любишь»…. Как красиво звучит! У нас нет такого слова.
-- Потому что у вас нет любви. Мужчины покупают женщин едой. Секс для здешних мужчин – развлечение. А у нас он продолжение любви.
-- Как у нас с тобой?
-- Почти. Но здесь мы не можем заниматься им, когда захотим. Тебе нужно воровать любовь, тайком сбегая ко мне, а мне надо покупать возможность любить тебя. Любовь не только секс. Секс – только часть любви. В любви кроме секса должно быть единение душ, взаимопонимание, желание быть вместе, рядом. Вместе растить детей, вместе спать, вместе развлекаться, вместе переживать горе и радость.
-- Мне как раз хочется этого с тобой.
-- А мне с тобой.
-- А потом, когда ты уйдёшь, любовь кончится?
-- У меня нет. Я тебя буду любить и там, в другом времени.
-- А я тебя здесь, в этом времени.
-- Только не хорони себя заживо. Живи полной жизнью. Я научил тебя чувствовать секс и не бояться его. Может быть, тебе встретится мужчина, который будет нравиться тебе сильнее меня. Ведь любовь, как и секс, может кончиться.
-- Я чувствую, что ты скоро уйдёшь. Купи меня на ночь. Здесь над каждым куском мяса я положила камешек. Из-за вчерашнего праздника моя цена будет меньше, потому что все сыты сексом и едой. А я хочу хоть немного побыть с тобой ещё. А это возможно только ночью. Меня никуда одну не отпустят, а днём покупают только на одноразовый секс. Утром я могу сбежать, когда женщины пойдут на озеро. Но если это откроется, меня накажут.
-- Для меня секс не обязателен. Мне, просто, хочется побыть с тобой, обнять, поцеловать, коснуться тебя.
-- Мне тоже. Но нас могут не понять, если не будем им заниматься. Так что придётся.
-- Но я же не против.
-- Наверно, мне пора уходить. И писать хочется.
Оя вскочила и отбежала на несколько шагов. Присела, зачем-то держась за промежность.
-- Тебе больно? Зачем так писаешь?
-- Ты говорил, что от этого рождаются дети. Я впервые хочу сохранить в себе сперму, чтобы забеременеть от тебя. Она выйдет, если так не делать.
-- Глупенькая! Даже в наше время люди живут годами вместе, чтобы забеременеть. У тебя много партнёров. Здесь никто не знает, кто отец новорожденного. Знают только мать. Ты можешь забеременеть от любого, который кончит тебе только раз, и много раз встречаться с другим, чтобы забеременеть от него. Так сделала природа. А кроме того, отсюда уйду я, тот кого ты любишь во мне. А в это тело вернётся тот Дим, который был в этом теле прежде. И если ребёнок зародится от меня, отцом будет он, а не я. Моё тело сейчас в очень далёком будущем.
-- Дим! Пока ты ещё здесь, сделай мне ещё так же хорошо, как делал до сейчас. Ведь тот Дим так не сможет. Я не буду для него той, которая я сейчас для тебя. И никто меня так не будет любить, как ты. Ты ещё можешь, я вижу. Пусть это не самая главная часть «любить», но она оставит сладкие воспоминания. Я буду каждый раз вспоминать тебя с другими, и мне будет лучше и легче.
Мы обнялись и слились в поцелуе. Я не чувствовал необходимости в сексе, но его хотела Оя. А в тот момент она была любимейшей и единственно желанной мне женщиной.
И снова секс. Оя гасила пыл сердца совокуплением. В этот раз она пожелала принять меня на четвереньках. Имея в этой позе полную власть над ней, я вызвал у неё не менее десятка оргазмов. Мне показалось, что я «издевался» над ней не менее часа. Не удержавшись, кончил сам. Она охрипла от первых оргазмов, поэтому не смогла орать, когда хлынула сперма. Ясно, что её было не много, но и она сводила девочку с ума.
Ей не хотелось расставаться так, что пришлось проводить до женского жилища. Иначе она не уходила. Порой влюблённая женщина вызывает отвращение быстрее, чем та, которую безответно любишь. В самый последний момент я почувствовал именно такое.
За время чуть больше двух суток почти освоился в этом времени и в этом месте. Основными занятиями были поиски пищи и секса. При обилии еды люди будто пьянели. Недоступные прежде женщины, которых можно было заполучить только в обмен на что-то, начинали сами навязываться. Наверно, это было естественной саморекламой для голодных периодов. О будущем никто не задумывался кроме женщин, заготавливающих травы. Видимо, земледелие и скотоводство появится значительно позднее.
Сексом я был пресыщен. За эти двое суток со мной в близости были не только девушка Оя, но и женщины разных возрастов, как моложе, так и старше Аи. После ночной оргии весь лагерь спал, кроме детей и кормящих матерей. Любовными парами были заполнены не только помещение для этого, но и само женское жилище. Несколько наиболее активных женщин оказались в мужском жилье, где в сношении с ними получали опыт самые молодые из мужчин. Пожилые женщины, не имеющие спроса, нянчились с грудничками и младенцами, пока их мамы развлекали мужчин.
Окружённый толпой голых подростков, я стал искать волокнистые травы, чтобы показать им способы выживания. Не смотря на то, что взрослые не скрывались от детей, занимаясь сексом, никто из мальчиков не приставал к девочкам. Детям с малолетства внушалось, что до инициации им этим заниматься нельзя.
В течение дня я сделал довольно работоспособный лук и несколько стрел. Повторяя мои действия, мальчики тоже сделали что-то похожее. Два их изделия можно было даже использовать, как настоящее оружие для охоты на крыс и кроликов. Показав, как надо охотиться, я одним из их луков попробовал добыть огонь, используя тетиву для вращения сухой палочки. Огонь мы добыли, но плохо сделанная тетива пришла в негодность.
Своим луком я подстрелил одну из перелётных птиц, отдыхавших на дереве. Люди не могли их ловить, а оружия у них пока ещё не было. Окружавшие меня ребятишки с радостью стали её ощипывать, чтобы пожарить на теперь собственном костре. Я, приноровившись к луку, подстрелил ещё одну, более крупную. Решил унести её женщинам, чтобы они наелись досыта. Птица оказалась наивысшим деликатесом. Чтобы получить её, передо мной встали самые молодые женщины, одна другой красивее и стройнее. Даже не предполагал, что тут есть такие. Я спросил Ою. Но она оказалась занята. Мама Эя подтолкнула в мою сторону чуть не самую молодую. Женщина после вторых родов кормила младенца, но её с готовностью согласились заменить другие, чтобы получить за это кусочек птицы.
Смущаясь, стал отказываться, пытаясь сказать, что мне надо помыться. В общем, понёс какую-то ерунду. Яя, так звали молодку, с радостью согласилась пойти со мной на озеро. Мама Эя не только согласилась, но и одобрила её желание.
Женщина и в шкурах казалась достаточно стройной, а оголившись во время купания, сразила меня идеально женскими формами. Полдня передо мной мелькали голые ребятишки (в том числе и девочки). Для них, людей того времени, было естественным видеть голые прелести и не реагировать на них, если не предстоит совокупление. Для меня, мужика из другого времени, это было обременительно. А когда за принесённую дичь предложили молодую, не самую красивую, но очень стройную женщину, я с трудом скрывал возбуждение. В набедренной шкуре не было карманов, поэтому скрывать тайные для нашего времени желания было почти невозможно.
Я хотел купаться отдельно, но Яя столкнула меня в воду. Смеясь и шаля, она заставила снять набедренную шкуру, которая открыла мою напряжённую плоть.
-- Мойся скорее! У меня давно не было мужчины. Я тоже хочу близости (слово было, конечно, более прямым).
Вода немного остудила пыл. Вместо вертикального положения плоть приняла положение, близкое к горизонтали. Перед купанием, когда женщина скинула свою набедренную шкуру, мне показалось, что её половая щель была полураскрыта. Холодная вода остудила и её, почти сомкнув половые губы.
Мы стояли на берегу и обсыхали.
-- Я такая неприятная? Почему ты так долго не хочешь меня?
-- Ты хорошая, но я хотел Ою.
-- Я постараюсь быть не хуже. Я только второго родила, поэтому не должна быть плохой. После родов ты у меня первый мужчина. Я очень хочу близости!
-- Прямо сейчас?
-- Мама Эя не видит, поэтому она разрешит и дома. Только давай не долго, пока наше мясо не съели.
Голая Яя наклонилась к дереву и упёрлась в него плечом. Для молодой женщины вид был очень привлекательным. Длинные, как у всех здешних женщин каштановые волосы упали почти до земли. Относительно большие груди полушариями футбольных мячей повисли под грудной клеткой. По-женски выпуклый живот показывал, что она уже рожала. Но всё остальное виделось удивительно молодым. На сколько я понимал, ей было от 18 до 22 лет. Но здесь возраст женщин считался по количеству детей. А у неё было уже двое. Хотя из-за постоянного недоедания и большого количества родов женщины здесь выглядели намного старше. По меркам нашего времени она выглядела женщиной лет 25 – 30. Сами понимаете, у нас это очень привлекательный возраст.
Довести её до удовлетворения её желания у меня получилось, но, смущаясь проходящих недалеко людей, я свою похоть не удовлетворил. Для здешних мужчин это не стало бы проблемой, а моё сознание и воспитание, как я ни старался подстроить его под это время, реагировало совсем иначе. Наверно, из-за беременности и родов она давно не была с мужчиной, Яя не поняла, что у меня завершения не получилось. Я пока был первым. Однако ощущения молодого не разношенного женского тела давали совсем не то, что получалось с Оей и Аей. Это было что-то среднее и притягательное.
Как принято здесь, Яя встряхнулась, сполоснула промежность и оделась в шкуры. Глядя на неё, оделся и я. Не смотря на то, что она не очень красива, смотрел на неё с некоторым смущением. В её взглядах улавливал благодарность и что-то для меня непонятное, но очень влекущее.
К нашему приходу птицу освежевали, разделили и прожарили на камнях и вертелах. Нам дали по румяной ножке, обвалянной в истолченных травах. Вкус был изумительнейший. Не зря эта птица считалась деликатесом. К моему удивлению, её хватило десятку людей, кроме нас. Правда, не настолько большими кусками.
Я обгрыз половину ноги, когда Яя доела мягкие части костей. Хотя я не чувствовал насыщения, отдал остаток своей доли ей – как-никак кормящая мать. Женщина удивлённо глянула, но не отказалась. Так же удивились наши сотрапезники.
-- Пошли.
Женщина пошла в сторону входа в жилище и, оттянув назад руку, как бы звала за собой. За входом, теряя её в темноте, поймал протянутую мне кисть. Моя плоть была возбуждена, но нежная ручка придала ещё больший азарт. Яя провела меня в дальнюю часть жилища женщин. Там было место для разовых свиданий. Мы проходили мимо кормящих грудью матерей, мимо беременных и детей, играющих с камешками. Кто-то из знакомых Яе бросал ей пару значимых и незначимых слов. Она на ходу отвечала. Все знали, куда и зачем мы идём. Отдушины в потолке, если их так можно назвать, в холодное время и ночью закрытые старыми шкурами, были открыты. В помещении не было ни душно, ни совсем темно. Глаза, привыкшие к полумраку, начинали различать даже не крупные детали. Около места для свиданий сидели старые женщины, занимавшиеся выделкой свежих шкур, раскроем и какой-то вознёй со старыми шкурами. Они всё время поглядывали в сторону места, куда мы должны придти.
На небольшом пространстве, освобожденном для этих целей, уже кто-то был. Похоже, они пришли сюда только что. Молодая девушка только слегка охала под атаками мужчины лет под тридцать. Яя скинула шкуры и встала рядом с ней на четвереньки, ожидая моего подхода. Я был смущён присутствием посторонних. Если ночью было не так стыдно, то днём мне не хватало смелости. Не дождавшись атаки, женщина оглянулась. Я легонько толкнул её набок, как бы предлагая лечь. Поправив подстилку, она легла на спину и, согнув ноги, развела колени. Призывно мелькнула половая щель. Я тоже разделся и нырнул не на неё, а рядом, накрыл её губы поцелуем. Моя грудь почувствовала под собой её упругую титю, рукой накрыл и стал гладить другую. Из них выступило молоко. Скользнул рукой на живот. Молодое тело возбуждало. Мягкий живот затрепетал, будто от смеха. Это был не дряблый живот Аи или упругий Ои, это был живот зрелой женщины. Он знал, что такое беременность, знал холод, голод и переедание. Такое ощущение всегда и в нашем времени сводило меня с ума. Скользнувшая между её ног рука едва успела почувствовать вздувшийся крупный клитор, как намокла от её излияний. Лёгкие рывки члена показывали, что ей не требуется возбуждения.
Если у озера мне показалось, что между Яей и Аей почти нет разницы, то здесь было совсем иначе. Родовые пути будто сократились, став мало отличимыми от родовых путей Ои. Она была далеко не девственница, пути ощущались слегка бугристыми, женским, но довольно тесными. Но, не смотря на это, позволяли менять направление внутри тела. Я использовал все приёмы для такой позы, которым меня научила моя тайландская наставница.
Яя билась подо мной, как сумасшедшая. Я оставил бы её в покое, но по приметам, которым меня научила наставница, понимал, что она не столько вырывается, сколько реагирует на слишком бурное своё состояние. Переводя её из одного оргазма в другой, я легко приостанавливал свой. С женщиной сделать это значительно проще, чем с девушкой. Насытившись её телом и слегка утомившись, позволил телу разрядиться. И это она восприняла достаточно бурно, едва не сбросив меня с себя. Если бы не поцелуй, который я не прекращал с самого начала, наверно, криков было бы на весь лагерь. Яя была только чуть ниже меня, поэтому целоваться с ней не было проблемой, как с Оей. Со стареющей Аей целоваться, просто, не хотелось. Поэтому даже в памяти хозяина тела не было случаев совокупления с ней лицом к лицу.
Соседнюю женщину, похоже, выкупили двое мужчин. Женщина была та же, а мужчина с ней был другой. Держа её за пряди волос, как за вожжи, он активно двигал задом. Широкая прядь спадающая с виска не позволяла мне увидеть её лицо. Я слышал лишь её лёгкие стоны, дающие понять, что ей совсем не плохо. А по плоскому телу было понятно, что она ещё не рожала.
-- Ты… кто…? Как…? Что…? Так… бывает…?
Это были первые слова, которые Яя смогла сказать отдышавшись. Вместо ответа, я опять поцеловал её. Женщина оказалась хорошей ученицей. Она ответила чем-то похожим на поцелуй, обвив меня руками и ногами, всё ещё чуть-чуть дёргая телом.
-- Ещё! Хочу ещё! Пока мама Эя не заметила.
-- Бабули смотрят. Они ей скажут.
-- Они не знают, что ты кончил, а мне ты рот закрыл.
-- Я устал. Может не получиться.
-- Я умею! Я помогу! Давай встанем, как они.
Едва я поднялся на колени, как она юлой крутнулась передо мной и вскочила на четвереньки. Мгновенно затолкнула член в себя и едва не сбила с ног толчком ягодиц.
Действительно, она умела. Заиграли мышцы влагалища, начавший было слабеть, член быстро восстановился. Ну, держись! В этой позе возможностей у меня ещё больше.
Я не стал издеваться над недавно освободившейся от дитя маткой, зато старательно обшарил все стенки, особенно досталось клитору и шейке матки. Потеряв совесть, я не смущался заставлять её исступлённо кричать и визжать. Я ещё поиздевался бы над ней, но, от удара чем-то твёрдым по спине, неожиданно для себя кончил, до предела вонзившись в тело партнёрши (одна из старух пожалела Яю думая, что я причиняю ей боль). Мне казалось, я чувствую, как шейка матки грызёт мою оконечность, глотая и давясь выбросами спермы. Её в этот раз было меньше, и вся она, похоже, всасывалась в матку.
Утомлённый полученной разрядкой, расслабил пальцы, удерживающие таз партнёрши – она падает вперёд, скользя лицом и грудью по листьям подстилки. Всё! Миссия завершена.
-- Ты купил её на моё мясо?
-- Нет. Я подстрелил птицу. Твоё мясо там же, – молодка в паре рядом оказалась Оей. Вот так встреча! – Я надеюсь, что ты возьмёшь меня на ночь.
-- Если ты сможешь.
А сам подумал: «Если оба сможем.» Тогда не осознавал, почему так часто ко мне стремились женщины. Позднее, вернувшись в своё время, додумался: мужчины покупали партнёрш и делали своё дело не очень заботясь о конечном результате для неё: получаю то, за что заплатил. Я же, умудрённый опытом тысяч поколений, прежде готовил даму к предстоящему действу, лаская даже не любимую, доводя её до нужного состояния. Ласка и состояние ожидания приближали её оргазм, плюс знание способов задержки собственного оргазма. В этом была разница между мной и здешними мужчинами. А сарафанное радио создавало мне своеобразную рекламу. Женщина, предвосхищающая наивысшее наслаждение, самим предвосхищением укорачивает время подхода к оргазму.
Тесные родовые пути не дозревших телом до настоящего созревания инициированных девочек довольно быстро приводили мужчину к оргазму. Даже если она была готова получить наслаждение, она не успевала. Способствовали этому торможению боль при инициации, большое число партнёров и скорая их разрядка. Чем дальше уходила женщина от молодого возраста, тем больше было у неё родов, тем шире становились родовые пути, тем больше времени требовалось партнёру для получения от неё удовольствия, а широкие родовые пути уменьшали боль при сухих или полусухих фрикциях. А всё это укорачивало ей время для созревания к оргазму. Наверно из-за этого женщины начинали получать удовольствие после нескольких родов. Девочки, перешедшие в разряд женщин, видели, что оргазмы появляются после родов, порой неоднократных. Это тоже способствовало её настрою терпеть в молодости, чтобы дотерпеть до взрослости.
Большое количество партнёров, порой сменяющих друг друга, не очень способствовало получению девочкой оргазма. Задержка физического воздействия при их смене успевала остудить возбудившиеся нервные окончания родовых путей почти до начального состояния. Хотя сперма предыдущего партнёра играла роль смазки для следующего, потеря нервного напряжения сводила на нет желание получить удовольствие. В результате девушка начинала ожидать не своё удовольствие, а скорейшее окончание деятельности её партнёра. Мужчины, занимающиеся с ней сексом становились лишь источником еды и шкур для одежды, за которые надо потерпеть. Неспособность женщин на поздних срока беременности, во время родов и при кормлении ребёнка грудью самой обеспечивать себя всем этим приводили к необходимости этого обмена, нравилось ей это или нет.
Повышенное желание мужчины получить для близости как можно более молоденькую женщину толкало женское общество на принуждение девочек к ранней половой жизни. Секс с девочкой приносил значительно больше дохода, чем с женщиной.
Люди понимали, что сексуальная жизнь приводила к беременности женщин. Однако им было не очень понятно, по какой причине начинается беременность. Большое количество партнёров и редкие одиночные близости для людей, живущих сегодняшним днём, не давали значительной разницы в частоте беременностей. Девушки и молодые женщины порой едва успевали отдохнуть от одного партнёра, как приходилось вступать в близость с другим. Достаточно пожилые женщины часто имели одного партнёра, редко пользующимся её телом, а беременели почти одинаково с молодыми. Тяжёлые условия жизни приводили к патологиям беременности, в результате чего и они умирали во время родов так же, как во время первых родов. Но разницу в рождении несозревшим организмом и патологией родов ещё не воспринимали, как надо. Только отмечалась разница в родовых муках первородящей и многодетной.
Человечеству придётся многое осмыслить, пока возникнет медицина и повивальное мастерство. Появятся полеводство и животноводство, орудия труда и искусственные, а не приспособленные жилища. Появится многое из того, что мы имеем сейчас. А пока в том обществе, в которое я попал был натуральный обмен, отсутствие орудий труда и примитивная речь, дающая возможность обмениваться информацией.
Подталкиваемый старушками, покинул женское жилище. Яя оставалась лежащей на полу, а Оя – удовлетворяющей половую потребность очередного партнёра. Её секс с другим мужчиной не способствовал желанию провести с ней ночь. Удовольствие, полученное с Яей мне показалось большим.
Напрасно искал мальчишек, которым отдал лук. В лагере не было ни их, не сопровождающих их малышей и девочек. Наверно, они ушли в глубь лесного массива охотиться. Приближался вечер, хотелось есть. Откопал один кусок закопанного клада, отмыл его от песка и пошёл к костру жарить. Есть сырое мясо не хотелось. Пока жарил, ко мне подсели несколько стариков и детей, пришедших на аромат. Пришлось поделиться.
Здешняя жизнь не способствовала её продолжительности. В моём описании не чувствуется её тяжесть. Попав в непривычную обстановку, я больше всего запомнил то, что было редкостью в наше время: голые и полуголые тела, сексуальная жизнь и постоянное недоедание. Самые старые женщины здесь порой умирали во время родов, едва дотянув до сорока лет, не выйдя из детородного возраста. Не длиннее была и жизнь мужчин, почти всех покалеченных на охоте. Хорошо ещё, что им не приходилось воевать с соседями, хотя без драк не обходилось.
Вечер. Солнце приблизилось к горизонту. Пора решать, где мне спать. Идти в мужское жилище не хотелось. В памяти хозяина тела хранился отвратительный запах и ночной храп. В тёплое время года молодые мужчины предпочитали женское жилище или сон на открытом воздухе. Выкопал все пять кусков мяса и подался к женскому жилью в надежде, что Ою кто-то уже «купит». На костре у женского жилья готовилась еда – кто-то уже пришёл. Чуть в сторонке сидели парочки, обгрызающие кости. Поев, они пойдут в спальню. Около входа валялись мои поломанные луки и стрелы. Ребятишки, участвовавшие в моей охоте бегали с кусочками кроликов и мышей, видимо добытыми ими с помощью оружия. Но на восстановление поломок им толку не хватило.
Женщин уже «покупали». Один из мужчин, не торгуясь, выбрал женщину и удалился с ней, достав откуда-то прожаренный кусок мяса. Чтобы не терять время, он принёс выкуп, а благосклонность партнёрши получал едой, которую партнёрша в, зависимости от состояния её голода, может есть и во время секса.
Пожилой мужчина лет тридцати пяти впереди меня выбрал Ою, которую мама Эя заставила выйти на «витрину». Покупатель принёс половину небольшого кабана и требовал за него молодую и маленькую женщину. Оя, видимо, соответствовала его критериям. Увидев её глаза, умоляюще глядящие на меня, я попытался перебить его цену. Моего товара не хватало. Тогда я снял наплечную шкуру. Оя стала моей на целую ночь. А мой конкурент получил её ровесницу, чуть большую ростом. Если бы не азарт торга, я не стал бы отдавать часть своей одежды – разнообразие в партнёршах было интереснее. Кроме того, женщины всегда стремятся к понравившемуся ей мужчине. Да и мясо, которое я принёс, было её.
Ничего особенного в этой ночи не было. Я доводил Ою до истерических оргазмов, иногда позволяя ей покричать, что способствовало сексуальной активности других пар. Когда мои силы и способности к близости кончились, мы легли, обнимаясь. Скоро затихли и соседи. Соседка Ои стала шептаться с ней. Утомленный сексом, я не прислушивался.
-- Дим! Она предлагает поменяться. За это поможет тебе вернуть силы. Мне очень хорошо с тобой, а ты уже не можешь. Я целый день ждала этой ночи!
-- Как это понять?
-- Ты займёшься ей, а я её мужчиной.
По моему телу зашарила чужая рука. Она значительно отличалась от Оиной размерами и опытностью. Смена партнёрши принесла некоторое возбуждение, но его было недостаточно для близости.
-- Помнишь сбор травы? Съешь эту ягоду.
В моём рту оказался засушенный плод. Я вспомнил, как тогда очумел от подобной ягоды и, возможно, перетрахал всех присутствовавших тогда женщин. Едва начал жевать, как началось нарастание возбуждения. Вряд ли поспела подействовать ягода. Возбудило воспоминание тех событий и своеобразная сладость партнёрши. Я сблизился с ней осознавая свои действия, а потом началось то же, что было тогда. Успел услышать вопль Ои и подумать, что наконец-то она начала получать оргазмы и не только со мной. Дальше, как тогда, помню события обрывками. К утру действие возбудителя кончилось и я уснул. Как и в траве, возможно, со мной совокупилось несколько женщин. Но в осознаваемой памяти это не осталось.