Он уезжал из театра в свою «последнюю гастроль». Уезжал один, без товарищей - артистов. На открытой сцене – его портрет в черной рамке, подушечки с орденами (боевыми и трудовыми), приспущенная люстра из «Маскарада» с наброшенным на него черным тюлем (неосуществлённая мечта всей актерской жизни: он так мечтал сыграть Арбенина!) Обитый лиловым бархатом гроб стоял тут же, на сцене, на той самой сцене, которая помнит его то веселым Саером из спектакля «Люди, которых я видел», то любвеобильным Эмиром из «Последней любви Насреддина», то лукавым дедом Василием из «По соседству мы живем», то бывалым бомжем по кличке Пифагор из «Свалки», то мудрым стариком Потехиным из «Чудаков»... На этой самой сцене нового тогда театра, в 1983-м году, он вручал молодому артисту Сергею Симошину кусочек доски от старой театральной сцены, той, которой отдана большая часть его актерской биографии.
Шестьдесят лет в одном театре, больше четверти из его богатейшей истории, которой пошла уже третья сотня лет. Редкий пример служения одной провинциальной сцене. В 16 лет Андрей Буренко поступил в актерскую студию при Курском театре имени Пушкина, сюда вернулся, пройдя всю войну, отсюда он уезжал в свою «последнюю гастроль», по грустному определению коллеги и тезки Андрея Светлова.
Эти печальные слова, как ни странно, поддержали, придали силы вдове, верной подруге жизни Агнессе, Гуле: ей ли, театральной девочке, дочери и жене артистов, бывшему директору этого самого театра, с детства впитавшей запах кулис, не оценить такой вот красивый, гармоничный финал. И если смерть может быть красивой и гармоничной, то это доброе прощание было достойным «занавесом» жизни, целиком, без остатка отданной ее величеству Мельпомене, Курскому областному драматическому театру.
На этом его последнем спектакле было много зрителей, они сидели в партере. Непривычная тишина без аплодисментов, но зато цветов было много-много.
Заиграл военный оркестр и лиловый гроб вынесли на крыльцо театра, множество людей, товарищей и просто зрителей полнило Театральную площадь. Весенний день был неуютным: холодный дождь, пронзительный ветер – Курск прощался с почетным гражданином города, первым своим народным артистом, замечательным человеком Андреем Петровичем Буренко.
Дорога в "последнюю гастроль" была недолгой – "театр - Северное кладбище" с остановкой во дворе дома, где он прожил несколько десятков лет. А там, на Северном, у приготовленного для него последнего жилища, говорили хорошие слова о бесконечно добром, отзывчивом, никогда ничем не обидевшем никого человеке, прекрасном артисте, бескорыстном общественном деятеле (25 лет он возглавлял Курское отделение СТД, говоря по-старому, ВТО), напутствовали его в ту, другую вечную жизнь...
"Всё тот же "бомонд" сказала как-то на одном городском "культурном юбилее" одна "культурная дама", оглядев зрительный зал со знакомыми лицами. Курская культура – это не такое уж большое количество знающих друг друга людей. Вот и в этот день на Северном кладбище у открытой могилы человека, чей вклад в курскую культуру трудно переоценить, собрался все тот же пресловутый "бомонд", и такими близкими родственниками ощущали мы друга, такой личной, непоправимой казалась эта потеря, что не замечалось ни холода, ни дождя, ни ветра.
Агнесса Вениаминовна Фролова почувствовала это сильнее всех других и так искренне была благодарна за эти красивые, добрые поводы, за это братство, за то, что он, настоящий артист, несомненно бы оценил (а может, и оценил?) Ведь он был артистом до последнего вздоха: в свой последний день, ненадолго приходя в сознание, он всё спрашивал у неё: "Какой у нас спектакль вечером?", "А на гастроли мы летом едем?"...
Да, "последняя гастроль" была красиво и четко организована (по едва уловимому движению бровей распорядителя Андрея Светлова начинал играть оркестр, трогались автобусы, чеканил шаг почетный караул...), но все остальное, увы, было из жизни. Плакали, не вытирая слёз, актрисы, курили, не переставая, актёры, легенда театра, грозная вахтёрша тетя Таня всхлипывала и тихонько причитала... А какие искренние, трогательные, настоящие слова сказал на прощальной панихиде художественный руководитель театра Юрий Владимирович Бурэ!
Три женщины в черном – две дочери и разом постаревшая до неузнаваемости Гуленька не сводили глаз с родного, густобрового лица. Играл военный оркестр, взрывали хмурое небо залпы артиллерийского салюта – провожали солдата, фронтовика. Как блистательно он играл в военных спектаклях! Рядовые удавались ему лучше генералов. Кто не помнит звёздный спектакль "Полк идёт"!
Андрей Петрович был очень искренним, естественным человеком: слава ему, пожалуй, больше досаждала, чем помогала жить. Он был деятелен и энергичен. Его простота и добродушие не знали границ. Среди его друзей - кого только не было! Здесь, на проводах, я увидела одного артиста из народного театра ДК ЖД, который много лет дружил с Буренко. Действительно, какая разница: народный артист, артист из народа, ведь театр они всегда любили с одинаковой преданностью.
Его называли Петровичем. Много вы найдёте народных артистов, к которым можно так запросто обращаться – "Петрович"? И в этот прощальный день даже молодые артисты говорили:"Петрович, прощай!"
А каким он был диктором! Нелли Рязанцева, с которой он долго время вёл передачи по Курскому радио, рассказывала, как высоко оценил их творческий дуэт сам Юрий Левитан. А кто-то вспомнил буренковский репортаж с открытия Михайловского ГОКа – сколько в нём было торжественности, искренности, оптимизма!
Вспоминали его скромность и неприхотливость. Быт послевоенного времени для всех был скромен, а уж для людей культуры!.. Трамваи тогда по городу не ходили, и Буренко добирался на спектакли пешком, а жил он в то время недалеко от кожевенного завода. "Не волнуйся, я приползу, но к своему выходу успею", – говорил он помощнику режиссера Крючкову. Основную работу он многие годы совмещал с радио, был руководителем самодеятельных коллективов (его агитбригада на заводе РТИ была лучшей в городе). Он объездил всю область, и слово "театр" для сельчан ассоциировалось с Буренко, уж его-то знали все.
Потом они с Агнессой Вениаминовной долгое время жили во флигеле старого театра, последние годы тоже не благоденствовали, но он всегда благодарил судьбу за то, что состоялся, за Театр, за то, что может(чуть не до последнего вздоха, лишь год он побыл на пенсии) ему служить.
...Едва ли не в первый раз я оценила казавшийся прежде эгоистичным и жестоким обычай поминального застолья, настолько искренними, тёплыми, очищающими душу, помогающими жить дальше были эти проводы. Поймала себя на том, что любуюсь этими лицами, этими людьми, служащими красоте и гармонии в нашем негармоничном мире, так мало имеющими от служения нищей нашей культуре и все же не представляющими себя без нее. Все тот же "бомонд", все та же общность таких разных, непростых, честолюбивых и легко ранимых, как все творческие, людей, объединённых одним понятием "курская культура". И ещё в тот день все мы были объединены одним именем – Буренко. Не хочется говорить банальности, но в истории курской культуры страница этого человека весьма объемна и значительна.
Позавчера был девятый день со дня его ухода. Мы будем
помнить вас гораздо дольше, Андрей Петрович!
("Курская правда", апрель 1997 г.), "Курян моих прекрасные черты", том 1-й