АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЭТНИЧЕСКОГО КОДА. Часть 4.
Понимание оказывается одним из главных психологических механизмов создания, конструирования людьми социокультурной реальности. Это то условие, которое позволяет длиться социуму как объединению человечества, но все ли это, наличествующее у человека? С. Хмелевская и Н. Яблокова рассматривают постижение человеком бытия как "культурно-историческое получение знания, в котором различные типы сознания и знания (обыденное, мифологическое, религиозное, эстетическое, научное, философское) предстают как формы единой, органически развивающейся духовной культуры" (С. 74).
В. Знаков, показавший ее "широкую трактовку" обращается к психологии с тем, чтобы выделить принципиальные признаки особого вида человеческого понимания - постижения. К таковым, во-первых, автор считает то, что постижение направлено на понимание сложных явлений и объектов мира, требующих для глубины в их суть огромных усилий, творчества, особой формы коммуникации. Ссылаясь на Т.А. Кузьмину он приводит ее убеждение о существование двух реальностей - предметно-объектной и необъективируемой, включающей зачастую невозможный к осмыслению опыт бессознательного в его переживании, постижении, чуствовании (С. 30).
Таким образом, авторское во-вторых, относится к характеристике постижения как "...такое схватывание целого, части которого по тем или иным причинам не можем познать и детально описать" (С. 40). Эти исключительной сложности события и явления, процессы и другие системные, а тем более хаотичные феномены не способны к постижению рациональным, аналитическим мышлением, должны преодолеваться пределы и меняться границы привычной схемы психики, преодоление личностных и социальных ограничений.
"По отдельности" теряется смысл, столь важный для социальной реальности, но высвобождается эссенция многих неповторимо-индивидуальных феноменов. Тогда бытие предстает в таком ракурсе, где человек та его часть, сознающая сущее во всей целостности, способное оперировать пространством, только тогда ведь наличный мир предстанет бытием, изменяющимся под действиями субъекта . Условием, и третьей авторской позицией предстает то, что "...успешность постижения связана с осознанием человеком того, что он живет в мире, где существует много событий и ситуаций, которые ему никогда не удается отчетливо осознать и детально описать, что представляет предмет исследований в психологии неопределенности.
Концепция преобразования себя в целях постижения, обсуждаемая В. Знаковым, определяет "метасистемный уровень самопонимания" и "метаперсональный Я-конструкт", что позволяет продлить идентичность на наиболее широкие аспекты человечества, жизни, психики и космоса. Этому имеются доказательные подтверждения в зарубежных научных исследованиях.
Две последние позиции связаны с экзистенциальными переживаниями такими как мудрость, и обыденным знанием, которое позволяет обращаться к персональному опыту, убеждающему индивида, что во многих ситуациях, можно обходится без научного, мистического и философского знания, оставаясь в опыте и проживании обыденности.
Автор отмечает как радикальные тренды изменений самого человека с сопутствующей сменой традиционных базовых представлений и постоянной практикой создания и развития конструктивных представлений, включающих очевидные тренды направленные на "самоуход" (практики трансгрессии и пограничного, вплоть до суицидального эксперименирования над собой при одновременно распада эффективных социальных институтов, поддерживающих пребывание человека в социальной среде (семья, брак, мораль, право, образование, культура и пр.).
Итак, в современности происходят множественные фиксации невозможных к объективной регистрации и рациональному подсчету ситуаций, которые складываются вокруг "главного субъекта изменений в мире - самого человека, его собственной идентичности" (С. 5). Есть и направленные в общество и к индивидуальности очевидные тренды, обозначающие "уход человека с исторической сцены и замену его другим существом (киборгом, мутантом, транс или постчеловеком) (там же).
Автор убедительно рассматривает и показывает происходящее, обращаясь к феноменам жизненного аутсорсинга, виртуальности и предельной мобильности, в ярких примерах, убеждая в потере и нетщательной жизни одновременности и "кое-кактности". Абсолютная убежденность в необходимости формирования и обсуждения новой антропологической альтернативы в его позиции смыкаются с обязательностью максимизации схемы заботы человека о самом себе, о среде своего обитания.
К описанию исключительной противоречивости и смешения современности и прошлого, к обязательности российского северного идентификационного самоопределения и сохранения "северного социокультурного кода" (С. 16-17). И далее обращаясь к традиционной для антропологии теме формирования и противоборства противоречий и специфике в разные периоды доминирующих цивилизаций и их базовых типов, сводимых к оседлости или номадизму, авторское обращение происходит на "Север"!
Тема эта еще в большей степени проясняется В.М. Хачатурян, обращающей внимание на длящийся и в современности "диалог с архаикой" . Автор указывает, что она использует понятия "архаизм" и "архаизация" в их точном значении, обозначающем "сознательное обращение к доцивилизационным пластам культуры и доцивилизационным социальным структурам или стихийную актвизацию этих элементов в культурном сознании обществ цивилизации" (С. 48).
Важна периодизация архаизации, которая по мнению автора относится к рубежу XIX-XX вв., что свидетельствует о культурном кризис и переходном периоде. В нашем понимании, это является "культурным откликом" на критический уровень изменений, связанных с потерей прежнего фокуса этнического кода. Здесь абсолютно верно, применительно к культуре является то, что массовое сознание отражает коллективный феномен активного обращения к доцивилизационному опыту.
Первый опыт обращения к архаике В. Хачатурян относит к древнему Египту (VII-VI вв. до н.э.). Вполне убедительно выглядит характеристика того, что у египтян имелось причудливое сочетание "первобытности" с сложными и развитым цивилизационным мировоззрением, с общим выводом, что культура того времени не вышла за пределы мифопоэтического сознания, магических практик и ритуалов. Здесь я склонен согласится с выводом, но не с причинностью того, что в основе было собственные противоречия множественных форм культуры с другими более поздними ее проявлениями, более "однородными" культурными слоями, что убедительно отмечается в античности, и тем более в становлении и экспансии христианства.
Но человек, как и любое человеческое сообщество живет в природной среде, и если хорошо известно о том, что природные катаклизмы, порожденные космическими причинами, неоднократно вызывали кризисы, приводящие к массовому выбиранию животных и растений, то следует допустить, что менее масштабные перемены, но очень значительные для живого и влияющего на разум, вызывали кардинальные перемены в способности управлять пространством. Действительно, в актуализации обращения к архаике, вполне логичным является авторское пояснение того, что "...нарастание хаоса в кризисные, переходные эпохи все чаще рассматривается как двойственный процесс: переходные эпохи сопровождаются взрывом творческой энергии, освобожденной от нормативов доминирующей культуры; ломка картины мира и ценностных ориентаций способствует активному усвоению элементов "чужих" культур" (там же).
Достаточно сложно это показать на обращении к естественным наукам, хотя в принципе возможно, даже не ссылаясь на кибернетика, синергетику, универсальную эволюционную теорию и квантовую механику. Я обращаюсь к вполне рациональному аналитическом подходу уникальных духовных практик, которые ведет более тридцати лет известный целитель, алхимик и учитель духовных практик - Олег Чернэ . Среди многих уникальных проектов, практик и семинаров Олег Михайлович применительно к египетской йоге, поясняет: "Мозг современного человека по отношению к древним находится не просто в других настройках. Он находится не там, где он, собственно, находился на заре человеческого существования. То, что мы называем мозгом сегодня — это операционная система низшего разряда. Египетская йога — это резонирующая система, работа которой направлена на настройку высшей операционной системы человека, которая у древних была вынесена за периметр физического тела".
Собственная моя практика и участие в одном из таких семинаров дает мне в большинстве своем непродаваемые ощущения физических и физиологических перемен, испытываемых моим организмом. Трансовые же состояния и особые медитации дают основания утверждать, что "общение с бессознательным" переводит к персональному "вчуствованию" тех, к примеру, фраз Валерии Хачутурян как: "отход от мифоритуального мышления был тесно связан с разрушением архаичной космологии, основанной на представлении о единстве человека, общества и космоса" (С. 51). И новым подтверждением "переписи" базовых элементов этнокода проступают авторские позиции о том, что "Во всех цивилизациях, вступивших в Осевое время, создавались новые, в той или иной степени дуалистические космологические системы...".
И далее со ссылкой на А. Пелипенко звучит: "... культура достигает качественно иной фазы отрыва от природных оснований и замыкания в себе", разрушая ментальные структуры архаического человека, у которого "виталистической основой бытия выступали еще природные стихии, канализируемые в культурные формы активности посредством ритуала и партисипации к роду" (там же). Отдавая должное, логике Олега Чэрнэ, следует уделять особое внимание поиску других кардинальных перемен свидетельствующих о смене составляющих этнокода, и в этом отношение следует уделять специфике обращения к архаике в других цивилизациях, в другие эпохи.
Это должны быть и истоки того фундаментального подразделения на кочевников и "селян", что отмечено для феномена номадизма вплоть до настяощего времени, см. например, Андрея Головнева с его антропологией мобильности. Но не менее важным, на мой взгляд будет новое обращение к той работе А. Пелипенко об эволюционном векторе культуры, начальные аспекты, которой я рассматривал в предыдущем сообщении (см Этнический код. Антропологические основания. Ч. 3.). Следуя авторской логике А. Пелипенко, причиной расслоения "верхнепалеолитического синкрезиса" послужила гендерная проблема или "капитальное" изменение социальной ситуации, в "корне" которой отмечается ранее не проявленные следствия резкой разницы между полами у сапиенсов, или явлении полового диморфизма. И если в культурном отношении "извечность" непрекращающейся до сих пор "войны полов" освещены с многих позиций, как и охарактеризованный в многих тысячах работ "раскол" мифоритуальных практик, длящееся с тех пор фундаментальность различий женских и мужских занятий, то осталось без внимания возможность предположения, что это опять же культурное следует за естественным.
Еще более необходимо воспринять, что рождение двух альтернативных эволюционно-цивилизационных линий культурогенеза, а именно, его "женской" специфики, в конечном итоге предопределившей формирование и развитие на Переднем Востоке, отчасти в Средиземноморье оседлых земледельческих племен неолита (X-VIII-V тысячелетия до н.э.), и таких более поздних развитий древней Индии. "Мужская" линия реализовала принцип кочевого (и полукочевого) образа жизни (номадов) с преобладанием скотоводческих, и со временем, все более значимых военных занятий. В ведических положениях утверждается о непременной циклике, великой войне, в которой побеждает и доминирует мужская экспансия, особенно заметная в последние пять столетий.
И одновременно, следует "перебросить" следующий мостик для новой коренной смены антропологических представлений, что приводит нас к периоду античности. Фундаментальным доказательством этого очередного слома прежнего "этнического кода",мы находим в коренном переосмыслении всего сущего, и важно, что данная рефлексия поддерживается до настоящего периода. В той огромном объеме информации из публикаций, возможных для рассмотрения и обсуждения, по сути своей открывается новый огромный "пласт" антропологического, нуждающегося в определенном пересмотре и обновлении. И этот тезис очень актуален для антропологии современности, что было весьма доказательно рассмотрено С.С. Аванесовым, с рассмотрения работы которого была инициирована данная публикация.
Соглашусь с тем, что гендерная проблема и соперничество полов как следствие главнее доказываемых "естественниками" фундаментальных изменений среды обитания, технологий производства и жизнеообеспечения. Действительно, по каким-то пока еще неведомым "космическим причинам" сменилась фундаментальная задача и ответственность человечества во взаимодействии с Природой, Вселенной, Абсолютом. Пелипенко с иронией заключает о принципиальной непостижимости того, что в действительности происходило с людьми в прошлом, особенно столь отдаленном.
Хочу завершить свой краткий обзор тем, что несомненно что ожидается и будет профессионально рассмотрена сообществом отечественных антропологов, тема обновления и изменения антропогенных оснований, самой природы и сути человека. Считаю, что возможно привести некое образное представление о том, что происходит сейчас. Мне видится мы получили возможность нового прикосновения к тому невообразимо сложному информационному хранилищу Вселенной. В своих "человековозможных" аналогиях я представляю это как приближение к дверям той "булгаковской" безразмерной "квартиры" . На табличке двери комнаты на которой написано "Человек", содержащий весь архив человечества - его прошлое, настоящее и будущее ". В шкафах и на стеллажах миллиарды папок, для каждого из тех кто жил, живет и будет жить на этой планете. Что ж, ныне лишь требуется кропотливый труд и тщание архивариусов, и гуманитарная расшифровка всего имеющегося. И как своеобразную лепту я предложил свою статью с некоторыми первыми соображениями об этническом коде в редакцию журнала "Человек".
Фото Владимира Бочарникова