Что такое внешний вид? помню, нашу первую встречу, помню растрепанные рыжие волосы, длинное серое платье. В шелках, в рваных дырах и плесени, как в паутине.
То был долгий политический вечер, когда никому не было дела до чего-то сколь-либо важного, когда просто старались забыть что-то нужное. Там встреча глазами, пересечение взглядов и дружеский тон были запрещены этикетом, но прикосновения пальцами рук, а затем холодный отпор приводили к интересным последствиям. В зале не было официантов, посередине него просто находился невероятных размеров стол, за которым и громоздились неравнодушные - те, кто уже пережил и прошел испытание холодом и тягость неуместных движений. Имеет ли смысл упоминать, что все происходило словно в другом мире, где груда человеческих тел таким образом отрицала свое существование, обнуляла в нем смысл. Никто и мечтать не мог, чтобы это могло происходить на самом деле. В конце все это должно превратиться в пестрый набор из человеческих шкур. Там, совершенно точно, невозможно бы было протиснуться человечности. Невыносимое, страшное время и место, из которого хотелось пропасть, моментально уйти за огнем, промелькнувшим где-то у входа, превратив его в экстренный выход.
Кэрри стояла, облокотившись всем своим весом, незаметным нисколько ни в масштабах вселенной, ни в жизни обычных людей, на уродливый барельеф, сливаясь с ним и становясь его частью. Темные тона ее рвани - которое ранее было названо платьем - вливались в высеченные гримасы боли и ужаса, или в улыбки и радостный смех, грозный оскал и рваные линии скорби, идеально подчеркивая тени. Даже лицо самой Кэрри вписывалось в происходящий абсурд, врезаясь четкими острыми линиями в самый центр сражения, или праздника, или что там такое было, что также происходило и тогда, за спиной, в огромном зале, в куче человеческих тел. Кэрри не была бы там лишней, наоборот - там было ее самое место и, вероятно, даже - скорее всего, она совершенно знала об этом и поэтому боялась там оказаться. Материнский урок ею был усвоен прекрасно. Это, а также многое другое, она рассказала за пару мгновений, не произнеся при этом ни слова. С другой стороны, это - память, настоящий кисель из событий, так что, может быть, один миг, на самом деле, длился несколько дней или лет, полных пустых разговоров, в которых, там и тут, задевались неуютные темы, буквально несколько слов. Но совершенно точно, что Кэрри тогда была счастлива. По крайней мере, была намного счастливее, чем сейчас. Она не смеялась, не говорила - как уже было упомянуто ранее - и ее внешний вид мало чем отличался от ее привычного образа. Просто тогда еще она не могла быть несчастной, но несколько позже, к сожалению, будет. И это продлится достаточно долго, что даже воспоминания не будут представлять необходимость.
В правой руке у нее едва помещалась внушительных видов, видавшая лучшие времена и, также как все здесь, исписанная неясным узором, военная фляга. Яркие красные буквы едва виднелись из-под обветренных пальцев.
-Vodka - сказала она, как тогда - с сильным немецким акцентом - и поставила прозрачную бутыль посередине стола - уже ровно пять лет, а их там еще очень много. Тут либо не справимся мы, либо сделаем все идеально, и у него больше совсем не будет хлопот.
-а для нас?
А для нас, очевидно, не будет больше ни возни с этим домом, с этой развалиной, ни с Агатой. С домом. С развалиной.
-А для нас все уже кончено. Просто открой глаза и посмотри на стол. Внимательно посмотри. Чем мы сейчас занимаемся. У нас просто нет выхода.
Я помню нашу первую встречу, лелею ее и грею под сердцем. Ее греет та самая Vodka из старой разукрашенной фляги. А у К. нету памяти, сейчас у нее нет даже разумного смысла. Да и она с каждым днем пропадает. Не изменяется, нет, но становится совершенно другой. Ее черты смазываются и меняют название, заменяются грубыми, отталкивающими, мерзкими. К. становится неизвестной, запертой, пропадающей где-то еще и не долог тот день, когда она вовсе исчезнет. И вместе с ней все пропадет. Не может быть порядок вещей, если одна из них меняет свое основание.
-Бери уже. Инструмент.
-Как обычно?
Молча кивает.
За окном поднимается ветер, гнутся деревья, белым-бело, но ужасно темно. К. косится в окно постепенно стеклянеющими глазами. Резко шевелит головой. Ошибка — не страшно. Никто не заметит.
-Я все меньше надеюсь на его возвращение, но также все больше мечтаю об этом. Это ведь нормально? Иметь мечту – прекрасно было когда-то. Помню, у Агаты тоже была, но чем она кончилась, когда сбылась? Мы все это расхлебываем – К. еще раз запрокидывает голову назад, морщится и бъется лбом об край стола, делает несколько тяжелых вдохов и только после этого возвращается в нормальное положение, вытирая рукавом нос и влагу на глазах – так что, хорошо ли это, когда сбываются мечты? Агата молодая была, я помню ее прекрасные платья – не чета нашему гардеробу, не чета вообще всем вокруг – пархала нежно и ловко, земли не касалась, летела в облаках, ее совсем вниз не тянуло, пока мечты не утянули в самое глубокое болото. Ну вот спустилась она, ходила средь нас, а мы что? Что мы с ней сделали? Мы с собой то что делаем? Агата, ты слышишь?! – Кэрри резко вскакивает, чуть не падает, держится за спинку стула и кричит, брызжа слюной – Мы с собой то что делаем?! К. падает обратно на стул и просто молчит некоторое время. За окном слышен вой ветра, где-то в доме голос диктора не рекомендует выходить на улицы. За всем этим не слышно, как что-то падает на пол.
- По всей видимости, он и не планировал видеть ее лицо в кровати рядом со своим каждое утро, таким образом и спланировав свой побег из страстной суеты и ее мирского воплощения (-Агаты), заранее, задолго даже до свадьбы. Как и она не расчитывала жить с ним до конца своих дней, о чем и говорит то, что ни разу она не проносила кольца ни единого дня. Ее просто тянуло на дно, вместе со всеми, ко всем нам. Видимо, невозможно быть не испорченным, не надеяться, не иметь мечту – да?
- Брови тоже?
- И их тоже, хочу, чтобы все было для него привычно, как раньше…
- В детстве…
- Как на тех фотографиях…
- Кинопленке…
- Только без этого мерзкого «вкуса»…
- Без этого мерзкого вкуса.
Кэрри смотрится в зеркало долго и пристально, проводит рукой по голове, старательно щупает череп – Ты уберешь же здесь все, да?
-Может Ричи…
-Нет. ТЫ уберешь же здесь все, да?
Она аккуратно встает, выпрямляет хребет - позвонки выступают на шее, прямо к черепу, отлично виден Атлант - снимает рубашку – обтянутые кожей ребра, прекрасно видна ключица, тощие плечи, с них падают остатки состриженных волос – и неторопливо оставляет все за спиной, идет спать, очевидно, после тяжелого дня, когда началась буря.
Что такое внешний вид? То, что было, чем стало – К. не меняется вовсе, на самом деле, она всегда была в потенциале стать тем, кто и что она есть на данный момент, и есть ли у нее продолжение? Такими темпами – да, как в книгах и кино ее будет преследовать неминуемое стечение обстоятельств и действий, и когда-нибудь настанет конец. И Кэрри знает об этом. Наверное, она сама — и есть внешний вид.
-Доброй ночи.