Выйдя из самолёта, призеvлившегося в Будапеште, мы увидели вокруг него оцепление: довольно плотно стояли один к другому солдаты в незнакомой нам форме. Незадолго до этого была сорвана попытка то ли угона, то ли нападения на самолёт со следовавшими в Израиль репатриантами… По-видимому, наблюдаемое нами оцепление стало ответом на попытки арабского антиизраильского терроризма.
После очень быстрого (в отличие от Москвы) прохождения таможни нас усадили в автобус и повезли к месту отдыха и ночлега. Мы оказались в какой-то дальней части венгерской столицы, в гостинице, где нашей семье отвели тесную, но достаточную для размещения комнату. Мы успели погулять по широкой улице, но, дело было в выходной, большинство магазинов не работали… Тем не менее, Миша сумел провернуть какие-то (сейчас совершенно не помню, какие) торговые операции, в результате которых что-то сбыл с выгодой. Совершенно не помню, что, с какой и зачем.Характерно, однако, что он, по-видимому, наслушавшись советов, захотел взяться за несвойственные ему коммерческие операции...
Помню смутно многолюдный обед в зале гостиничной столовой и, кажется, ужин.
Во время ужина нам сообщили, что ночью, возможно, будем разбужены для погрузки на рейс в Израиль. Так и случилось: глубокой ночью мы были подняты, оделись, вышли к автобусам и отправились в аэропорт. Там по-русски было объявлено: владеющих английским просят оказать помощь израильской службе безопасности в опросе репатриантов при посадке в самолет. Мне очень хотелось, чтобы сын (а также и его жена, тоже владеющая разговорным английским) попрактиковались в этом занятии. Их немедленно проверили на годность и тут же забрали в группу вспоможения. Я был этому рад, но на меня легла двойная обязанность по перетаскиванию вещей. И загрузке как нашей с Инной, так и ручной клади наших детей и внучки. В результате я так намахался руками, что мышцы правой потом долго – более года – изрядно побаливали. Мне удалось от этих болей избавиться лишь через год, уже живя в Афуле: врач отправила меня на, как она сказала, «физиотера`пию» (в России принято ударение в этом слове ставить на предпоследний слог)… Я полагал, что предстоят какие-то электропроцедуры, но оказалось достаточным с месяц позаниматься с «тераписткой» лечебной физкультурой, и боли прошли. Через несколько лет я по другому поводу опять прошёл курс физических лечебных упражнений, вернувший мне исчезнувшую было навовсе способность одну ногу закидывать через колено на другую…
Но пока что мы с вами ещё в будапештском аэропорту… Я и сейчас не понимаю, как удалось при всех перевалках не потерять ни одной вещи, за исключением, о котором расскажу вскоре…
На меня произвёл огромное впечатление Боинг-707 – американский реактивный самолёт вместимостью человек до 170 – 180. Перевозил нас экипаж компании Эль-Аль, но особенно запомнились люди из израильской службы безопасности, говорившие исключительно на иврите и на английском и внешне совершенно не соответствовавшие моему представлению о евреях. Мне почему-то снова выпало сидеть не рядом с женою и детьми, и вновь я очутился совсем близко от входа в кабину пилотов. Перед нею поместился, спиной к двери туда, лицом к салону, плотный блондин, лицом и «окрасом», а также и прекрасным атлетическим сложением напоминавший скорее классического немца-арийца , но уж никак не еврея…
Тоска расставания с родиной теперь меня вовсе не мучила, я, напротив, весь раскрылся навстречу будущей жизни, был полон лучших ожиданий. Тут произошло совершенно невероятное, непредсказуемое знакомство. Напротив меня сидел пожилой человек, охотно шедший на контакт. В ответ на мои расспросы сообщил, что жить собирается в Нетании.
– А откуда вы? Где жили в Союзе?
Он засмеялся и сказал:
– Да вряд ли вы знаете… Это районный центр Закарпатской Украины, маленький городок Тячев.
Пришлось возразить: нет, отчего же? - в молодости я служил в Советской Армии на Дальнем Востоке, в Приморье, и как раз из Тячева у нас было несколько солдат, даже в одном со мною взводе. Например, лучший мой армейский друг был румын, советский подданный, и после демобилизации вернулся работать именно в школу, из которой уволился, когда призвали в армию. Он женился и поехал туда, в село Глубокий По`ток (так, с ударением на первом слоге, он произносил почему-то слово поток).
– А как его фамилия? – спросил этот человек (сам-то представившийся как Городецкий).
– Манеску ! – ответил я.
– Михаил Николаевич?! - спросил и вместе с тем воскликнул Городецкий. – Так это мой приятель! Я их знаю: и его, и его жену Пашу, и всю семью…
Да, Пашей звали жену Михая Манеску, с которой он познакомился незадолго до моей демобилизации заочно, по переписке. Она училась в том же педучилище, которое оканчивал он. Незадолго до моего увольнения в запас ему предоставили для личного знакомства с нею отпуск, мы с ним попрощались и больше не виделись, но обменялись письмами, и я знал, что он, приехав в отпуск и познакомившись с нею, немедленно на ней женился, а через год, демобилизовавшись, встретился и повёз её в Глубокий По`ток . Городецкий мне рассказывал, что мой армейский друг живёт хорошо, что у них трое детей, есть и мотоцикл, и, кажется, машина…
Попытался я установить, не родственник ли мой новый знакомый одной из ближайших подруг моей жены Светы Городецкой (она жива и сегодня (ноябрь 2017), живёт в Харькове, несколько раз гостила в Израиле, и мы виделись, а сейчас перезваниваемся по Скайпу…)
Но хватит и одного совпадения – со Светой этот господин оказался не в родстве.
…Между тем, небо посветлело, внизу явственно было видно Средиземное море, и лайнер пошёл на снижение. Показалась кромка берега, огромный город стал виден, как на ладони, с высокими отелями у песчаного пляжа, пассажиры оживились, рядом с нами два брата-репатрианта от радости свершения давней мечты бросились друг ко другу в объятия. Под общие дружные аплодисменты пассажиров пилот совершил мягкую посадку. Через некоторое время началась выгрузка пассажиров.
Мы прибыли в Израиль в дни, когда ежедневно сюда приземлялось по несколько полностью загруженных репатриантами самолётов в сутки. К каждому съезжались корреспонденты газет, радио, телевидения, кинооператоры, фотографы. В нашей семье внимание журналистов привлекла самая маленькая – Анечка. Мы спускались по лесенке трапа, а её фотографировали какие-то набежавшие люди…
После очень быстрого и необременительного досмотра мы очутились в просторном зале, уставленном рядами кресел, а по периметру стояли столики с принимающими алию чиновниками министерства абсорбции. Все они великолепно говорили по-русски. В буфете можно было «от пуза» пить бесплатно самые лучшие соки, и питание, уже не помню как именно, однако тоже было хорошо организовано.
Народу было много, тем не менее, обработка данных, выписка документов, выплата первых денег на расходы – всё это было организовано очень чётко. Каждая семья получила по общему, на всех своих членов, удостоверению репатриантов – теуд`ат оле. Оно и сейчас хранится у меня в какой-то из папок, но уже давно не требуется практически, да и записи в нём выцвели полностью. Но в первые годы использовалось довольно часто.
Нам было объяснено, что каждый новоприбывший может воспользоваться бесплатно услугами связи, чтобы сообщить по телефону в городе исхода о прибытии в страну, а также здесь, внутри страны, созвониться с родственниками. В то время, когда мы приехали, ещё были в действии большие междугородные (они же и международные) аппараты-автоматы телефонной связи, по которым, чтобы говорить, нужно было пользоваться или покупными жетонами, или магнитными карточками. Так Ира созвонилась со своей тётушкой, жившей в Рамат-Гане, и записала адрес снятой для нас, в соседнем с Рамат-Ганом городе Бней-Браке, квартиры на улице (рех`ов) Рав Кук, 53. (Сейчас, с развитием сотовой спутниковой связи, когда у каждого есть карманный телефон), я этих громоздких телефонов-автоматов нигде не вижу).
Через несколько часов нас, учтённых, зарегистрированных, снабжённых на первое время деньгами и инструкциями, выпустили из зала и терминала наружу – к стоянке такси, объяснив, что мы имеем право на бесплатный проезд с нашим багажом по любому названному нами адресу в любой пункт страны. Нас специально предупредили, что ничего от себя платить водителю мы не должны: доставка нас с багажом к месту будет ему оплачена.
И вот мы в пути. Такси – микроавтобус класса, напоминающего знакомый нам рижский Рафик, горьковскую Газель или другие советские микроавтобусы. С волнением глядим на мелькающие вокруг дороги, улицы Большого Тель-Авива, на непривычные взору пальмы. Рекламы, вывесвки - на иврите и на английском… Такси сворачивает на тихую, тенистую улицу и останавливается возле четырехэтажного дома, где, оказывается, Ириной тётей Соней нам уже снята большая – четырехкомнатная – квартира. Выйдя из нашего такси, видим поодаль ждущих нас тётю Соню, в которой немедленно узнаю Ириного папу Вениамина Ароновича – только в юбке. А рядом – высокий, стройный, с аккуратно постриженными усиками, седой старик – её муж Иосиф Голубович, который мне понравился с первой секунды. А я – как потом оказалось – ему.
Мы выгрузились, такси уехало, но в итоге, оглядевшись и подведя итог, мы недосчитались привезённого с собою «транзистора» (транзисторного приёмника «Меридиан» - памятного всей семье тем, что куплен он был в своё время взамен того, выигранного в лотерею, но мы тогда предпочли взять вместо приёмника деньги… Его оставили, забыли, в кабине авто. Водитель такси несколько раз спрашивал нас, как мог (и мы его понимали): всё ли выгружено? Ничего ли не оставлено? Мы так и не поняли, заметил ли он оставленный приёмник… но решили «махнуть рукой», не стали вызванивать, добиваться, искать…
Соня проводит нас в первый этаж – по нашему счёту это второй, но у израильтян свои понятия… В первых этажах, называемых ка`рка («на земле»), у них, как правило, находятся магазины, мастерские, деловые офисы.
Наша первая израильская квартира нас в первый момент потрясает – своим размером и антуражем. Огромный, как Соня это назвала, «салон» совмещён с кухней, а остальные комнаты – это спальни, с большими встроенными шкафами, с окнами, начинающимися от пола до потолка. В ванной мы видим (так нам представляется) два унитаза.Зачем бы??? По двое, что ли, заходят сесть на торчок??? Кнопку при одном из них, склонив над ним голову, нажимает моя простодушная, неотёсанная жена – и ей прямо в лицо шибает струя холодной воды – слава Богу, совершенно чистой… Оказывается, это не унитаз, а … биде! Эх ты, деревня…
На другой же день Инночка мне сообщает как открытие: до неё только сейчас дошло, что квартира-то ведь НЕ НАША… Она – съёмная, арендованная. Соня арендовала её для нас у владельца нескольких квартир – мистера Рабинова… Вскоре он приедет к нам познакомиться и продлить контракт: она его подписала от нашего имени лишь на 3 месяца.
Пока что, разместившись, рассовав вещи по шкафам, мы получаем приглашение от Сони и Иосифа к ним на обед и встречу с семьёй её старшей дочери Эти.