П. Рубенс. Святой Георгий. Картина,которая находится над могилой Рубенса.Антверпен .Церковь Святого Иакова.
В Церкви Святого Иакова,по-фламандски Синт-Якобскерк, находился фамильный склеп семьи Фоурман, и сюда перенесли тело Рубенса вечером 30 мая 1640 года, через несколько часов после смерти. Через два года прах художника был погребен в капелле в нескольких шагах от склепа. Алтарь белого и черного мрамора, украшенный наверху статуей скорбящей богоматери, вывезенной, как говорят, Рубенсом из Италии, высечен Файдхербом, учеником художника. И в обрамлении этого мраморного портала — удивительная картина, странный и гордый живописный реквием, написанный Рубенсом незадолго до смерти, в «торжественные часы отдыха от трудов», как прекрасно сказал Фромантен.
Святой Георгий» — картина, не имеющая аналогий в истории искусства (быть может, лишь Курбе в «Ателье художника» повторил в какой-то мере идею Рубенса). Рубенс написал тех, кого любил, тех, кому был обязан жизнью: деда, отца. Написал обеих жен на одном холсте — в этом чудится мудрая простота подходящего к концу своего пути человека, давно узнавшего цену пустым условностям. Написал младшего сына.
И написал самого себя.
В традиционном образе закованного в доспехи святого Георгия он создал смятенный, далекий от всяких традиций автопортрет. Само изображение святого Георгия не юным воином, а зрелым человеком ломает привычные каноны.
Святой Георгий — Рубенс входит в картину тяжелым, усталым, но непреклонным шагом, словно завершая крестный путь по земле. Он один чужд миру, который сам создал в картине, миру спокойному и безмятежному, он высоко вздымает знамя, и взгляд его устремлен в ему одному видимые печальные дали, темные с сединой волосы растрепаны ветром.
Действительно, вам должно быть известно, что всем персонажам, составляющим это своеобразное «святое семейство», приписывают поразительное сходство с историческими лицами.
На картине изображена жена Рубенса прекрасная Елена Фаурмент - как девочка шестнадцати лет, когда в 1630 году на ней женился художник, и как молодая женщина двадцати шести лет, когда он умер,- белокурая, очень полная, миловидная, нежная, обнаженная почти до пояса.
Там же его дочь, его племянница - знаменитая фигура в соломенной шляпе, его отец, дед и, наконец, младший сын в образе ангела, юный, восхитительный мальчуган, самый прелестный ребенок, какого когда-либо писал Рубенс.
Сам художник изображен на этой картине в доспехах, сверкающих темной сталью и серебром, со знаменем св. Георгия в руках. Он постарел, осунулся, поседел, волосы у него растрепаны, на лице видны разрушительные следы времени, но он прекрасен внутренним огнем. Без всякой позы и напыщенности он, поразив дракона, наступил на него закованной в железо ногой.
Рубенс написал «Св. Георгия» в конце своего творческого пути, в самый разгар славы, может быть, в торжественные часы отдыха от трудов, вызывая в воображении образ Богоматери и того единственного святого, которому Рубенс решился придать свой облик. В этой небольшой (около двух метров) картине он изобразил все, что было наиболее чтимого и пленительного в любимых им существах, и посвятил ее тем, кто произвел его на свет, кто разделял, украшал, услаждал, облагораживал, наполнял ароматом грации, нежности и верности его прекрасную трудовую жизнь.
Он воздал им за все с той полнотой и безраздельностью, какие были свойственны его вдохновенной кисти, его всемогущему гению. Он вложил в эту картину все свое искусство, все свое благоговение, все рвение. Он создал то, что вы знаете: некое чудо, бесконечно трогательное как творение сына, отца и супруга, вызывающее всеобщий восторг как произведение искусства.
Могила Рубенса в Антверпене.
Конечно, человек XX века склонен придавать излишнюю значительность картинам, написанным, быть может, без желания выразить противоречивые сложные мысли. Но здесь, в молчании капеллы-склепа, где ледяной мрамор дарит особую пылкость краскам, памятуя, что именно эту картину завещал Рубенс поместить над своей гробницей, трудно отделаться от желания отыскать потаенный смысл в мерцающем пышными соцветиями полотне, в темных доспехах седеющего рыцаря, продолжающего свой вечный путь мимо людей, которых он любил.
Все они остались лишь потому, что их изобразил Рубенс. «Не только в век свой, но навечно удостоился славы Апеллеса» — написано торжественной латынью на могильной плите.