В каком государстве мы жили?

               
      
                Евгений Шейнман

   Люди моего поколения оканчивали школу, поступали и оканчивали институты в 50-е и в начале 60-х годов. Вспоминая эти годы, я вдруг подумал, что и в школе, и в в институте, изучая тогдашние, общие абсолютно для всех, независимо от специальности, общественные дисциплины – историю КПСС, диамат и истмат, мы знали, что  живем в «государстве диктатуры пролетариата». Сказать, что мы задумывались о смысле этого понятия, значит сильно преувеличивать степень нашего общественно- политического развития. И все-таки я сильно, вспоминаю, удивился, когда на  XXII съезде КПСС (1961 год) была выдвинута концепция общенародного государства. Но формально СССР являлось государством диктатуры пролетариата аж до 1977 года! И только Конституция 1977 года провозгласила утверждение в СССР «развитого социалистического общества», в связи с чем определение СССР как государства диктатуры пролетариата было официально заменено на общенародное государство: «ведущей силой которого выступает рабочий класс. Выполнив задачи диктатуры пролетариата, Советское государство стало общенародным». (Уточним , что В 1936 г.  . диктатура пролетариата была заменена диктатурой рабочего класса).
         Мне кажется, о диктатуре пролетариата давно и благополучно забыли, а молодые люди вообще не знают о таком понятии( интересно, в современной школе и университетах какая-нибудь общественная дисциплина изучает это явление?).
       В связи с тем, что сейчас весьма актуальны такие понятия, как «диктатор», «тоталитаризм», «авторитарная власть» и т.п. , а также в связи со 100-летием русской революции,  мне показалось интересным исследовать такое явление, как диктатура пролетариата уже не с позиций школьника и студента, а с высоты своего возраста.
     Итак, термин диктатура пролетариата появился в середине XIX векеа и  первое известное использование этого  термина — в работе Карла Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.» (1850): «Этот социализм есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще...»
       Во всех 50 томах сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса  термин «диктатура пролетариата» был употреблён всего семь раз: Маркс употребил его четыре раза, Энгельс — три.  Они никак не конкретизировали это словосочетание и не написали о диктатуре пролетариата ни одной специальной статьи.
      Зато у  Ленина можно найти множество определений «диктатуры пролетариата». Все они  зависят  от периода, когда он о ней писал (до прихода к власти, в период гражданской войны, в период НЭПа). Например,  перед революцией, в работе «Государство и революция» (август-сентябрь 1917 года) В. И. Ленин определил диктатуру пролетариата, как «неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс».
       Широко культивируемое и многократно высмеянное высказывание,  приписываемое В. И. Ленину, «Любая кухарка может(вариант «должна») управлять  государством», на самом деле ему не принадлежит. Маяковский даже обыграл это высказывание в своем творчестве:
                Дорожка скатертью!
                Мы и кухарку
                каждую
                выучим
                управлять государством!
      Напротив, в октябре 1917 года Ленин писал: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством... Но мы отличаемся...тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами, и чтобы начато было оно немедленно, то есть к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».
       Формы диктатуры  пролетариата могут быть разнообразны, ибо они зависят от конкретных условий. Понятие «диктатура» здесь характеризует лишь сущность, но не форму государства и не его политический режим — в той же мере, в какой всякое буржуазное государство, как считают марксисты,  есть диктатура буржуазии, независимо от его формы и политического режима, даже если это парламентарная демократия.
        Кто реализует диктатуру пролетариата на практике? Уже Парижская коммуна – первая реальная попытка осуществления диктатуры пролетариата – подтвердила, что диктатуру осуществляет отнюдь не только и не столько рабочий класс, в особенности на верхних уровнях управления, сколько профессиональные политики, а также пользующиеся авторитетом представители революционной интеллигенции и мелкой буржуазии, военные.
      Каковы возможности рабочего класса и большинства трудящихся управлять государством, вырабатывать научное понимание своих интересов и проводить их в жизнь при социализме? Пока человек остается рабочим, он не может профессионально участвовать в управлении страной, а управление страной требует именно профессионального участия. Уровень образования рабочих, как правило, существенно ниже, чем у профессиональных политиков. Интересы рабочих представляют другие слои: часть интеллигенции, государственные служащие, политики. Также интересы рабочих могут представлять политические партии. Но их верхние эшелоны также состоят не из рабочих, хотя, возможно, часть партийных руководителей вышла из рабочих. Если способности позволяют рабочему включиться в политическую деятельность, посвятить  ей себя  целиком, то по характеру деятельности он перестает быть рабочим, и мы вновь приходим к ситуации, когда контроль за осуществлением интересов рабочих проводят не рабочие. Управление государством требует профессиональных знаний и профессионального подхода. Если этих знаний нет, то на практике достаточно скоро представители рабочих оказываются под влиянием профессиональных политиков и управленцев, прежде всего – руководителей партий, выступающих представителями интересов рабочих.
       Но еще в 1918 году представители правых партий России и других стран, а также часть социал-демократов, в том числе левых, говорили о подмене большевиками диктатуры пролетариата диктатурой партии и ее вождей. Так, Роза Люксембург писала в сентябре 1918 года о ситуации в России: «Господствует и управляет несколько десятков энергичных и опытных партийных руководителей. Среди них действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей, и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом – это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов».  Ленин в 1921 году отметил, что созданное в России государство является «рабочим государством с бюрократическим извращением».
     Некоторые современные исследователи этого явления,  вывод, что  государство, которое возникло как государство диктатуры пролетариата, превратилось на определенном этапе своего развития в общенародное государство, был ложным. Фактически же этим  выводом, как за дымовой завесой, был скрыт процесс замены советского государства диктатуры пролетариата государством диктатуры бюрократии,  была узаконена советская  бюрократия  как господствующий класс. До этого бюрократы считалась слугами советского народа, а  стали его эксплуататорами, и именно внутри класса бюрократии, как считают, были взращены впоследствие олигархи.
      Исследователи советской политической системы высказывали мнение, что в СССР  под лозунгом диктатуры пролетариата  сформировался особый слой управляющих, узурпировавший властные полномочия — т. н. номенклатура. Этот слой, по мнению исследователей, стал новым эксплуататорским классом в полном соответствии с предсказаниями оппонентов Маркса.
     Маркс, в качестве примера воплощения своей теории о «диктатуре пролетариата» в реальном мире, привёл Парижскую коммуну. Того же мнения придерживался Энгельс , а впоследствии и Ленин.
        Как уже говорилось выше, Маркс использовал  термин «диктатура пролетариата» крайне редко, а когда использовал, то чувствовалось, что в его понимании диктатура означает сосредоточение власти или сил, а не подавление. В работе "Гражданская война во Франции" (1871), написанной по следам Парижской коммуны он предлагает иную модель перехода: немедленное разрушение государственного аппарата, децентрализация власти, установление демократического контроля народа над гражданским обществом и его руководством.      
       Вывод Маркса о Коммуне как новой форме государственной организации, при которой может быть совершен переход к социализму, не получил дальнейшего развития в его трудах. Последующий опыт рабочего движения в Западной Европе не дал дополнительного материала для разработки этого вопроса. После поражения Парижской Коммуны настал период относительно «мирного» развития капитализма, продолжавшийся до первой русской революции (1905 г.), период, в течение которого социалистические партии в Западной Европе стремились использовать буржуазный парламентаризм, создавали свои профессиональные союзы, свои кооперативы, свои просветительные учреждения и другие организации. Мысль Маркса о Парижской Коммуне как новой форме политической организации общества оказалась забытой. В 1891 г. Энгельс в своей критике проекта Эрфуртской программы германской социал-демократической партии прямо указывал, что демократическая республика является «специфической формой для диктатуры пролетариата». Разработанные положения Энгельса не оставляют  сомнений в том, что он продолжал  считать демократическую парламентарную республику наиболее целесообразной государственной формой в период перехода от капитализма к социализму.
        Ленин тщательно выписывает положения Маркса и Энгельса о насильственном ниспровержении буржуазии и ни словом не обмолвился о их взглядах на возможность мирного преобразования общественной жизни, хотя высказываний об этом основоположников марксизма, особенно в последний период их жизни и деятельности, достаточно много. 
      Пытаясь решить противоречие между диктаторским характером власти и идеей доступа к власти всего пролетариата, Ленин выдвинул идею передачи всей власти советам рабочих депутатов, то есть на тот момент — органам самоуправления, по существу, самим рабочим массам. Эта идея, близкая взглядам оппонентов марксизма анархистам, стала реализовываться на местах сразу после Октябрьского переворота 1917. Но в то же время, после прихода к власти Ленин стал концентрировать верховную власть в руках Совета народных комиссаров и ЦК партии большевиков, действовавших от имени рабочих. Созданные ими бюрократические структуры уже в 1918 заменили власть советов, которые превратились в придатки бюрократический диктатуры.
         Ленин, высказывавшийся за переход всей власти в центре и на местах к Советам, отверг категорически парламентские формы и институты в труде «Государство и революция». Он отверг и все, что с ними связано, – демократические права и свободы. Большевики во главе с Лениным считали парламентаризм пройденным этапом, исторически себя изжившим.  А пока в «Государстве и революции» он рассматривает диктатуру пролетариата как власть, неразделяемую ни с кем. Позднее он отождествит в «Очередных задачах Советской власти» и в ряде других работ диктатуру пролетариата с единоличной диктаторской властью, диктатуру вождей с диктатурой масс и т.д. Ленин предельно откровенен в объяснении необходимости пролетарского государства. «Пролетариату, – писал он в этой книге, – нужно государство как особая организация насилия против буржуазии». Речь, как видно, идет о прямом обосновании насильственной задачи пролетарского государства. Если к тому же принять во внимание, что под буржуазией Ленин понимал всех, обладающих частной собственностью, то приведенное его положение означало провозглашение всеобъемлющего, тотального террора и насилия.
        Сторонники социалистического развития считают, что специфика диктатуры пролетариата состоит в готовности в переходный период, пока не сложились и не победили окончательно новые производственные и социальные отношения, применить насилие для сохранения власти. Они считают вполне возможным, что это насилие может выходить за рамки имеющегося на данный момент законодательства. Считается вполне допустимым  захват власти, арест ее руководителей, запрещение буржуазных партий, закрытие контрреволюционных газет, разгон контрреволюционных демонстраций, а позднее – лишение определенных слоев избирательных прав, введение цензуры, монополия на средства массовой информации, монополия одной партии и одной идеологии.
       Наблюдается стремление прикрыть  туманом благопристойности государство, которое должен создать пролетариат на обломках буржуазной государственности. Оказывается, поскольку диктатура пролетариата есть переходное государство, имеющее задачей создание коммунистического общества, государство, действующее в интересах якобы абсолютного большинства, и продолжающее оставаться машиной для подавления, она «уже не государство в собственном смысле слова». Лишь при капитализме, утверждает Ленин, мы имели государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим и притом большинства меньшинством. Далее он говорит, что подавление меньшинства эксплуататоров – «дело настолько, сравнительно, легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле». Увы, в действительности история бывшей советской империи – это история о многих миллионах расстрелянных, замученных из самых различных слоев.
              А   как же сейчас? Похоронен ли навсегда историей тезис о диктатуре пролетариата? Удивительно, но... нет.   Иногда в современных публикациях социалистической направленности речь идет о необходимости диктатуры пролетариата как условия сохранения и воспроизводства социализма.
      Задаются вопросом,  могут ли демократическим путем победить партии, объявляющие построение социализма своей целью? Считают, что с одной стороны, Россия, как и 100 лет назад, – капиталистическая полупериферийная страна, отстающая от развитых стран по производительности труда и уровню жизни во много  раз. Имеют место колоссальный разрыв в доходах богатых и бедных, предпринимателей и большинства трудящихся, высокая степень эксплуатации рабочего класса, крестьянства, большинства бюджетников, ИТР. Власти усиленно подкармливают армию и полицию.  Коррупция пронизала все уровни власти. Несменяемая однопартийная власть обеспечивает себе необходимый результат на выборах, пользуясь административным ресурсом и давлением на СМИ. Интересы большинства трудящихся учитываются в последнюю очередь Современные массовые опросы показывают серьезную ностальгию масс по советским временам.. Но, с другой стороны, уровень грамотности большинства населения весьма высок. С момента развала страны прошло лишь двадцать лет. Многим из тех, кто вырос и получил профессию и образование в СССР, не более 40–45 лет. Это люди в зрелом возрасте, и они имеют реальную возможность сравнивать сегодняшнюю ситуацию с десятилетиями, как считают авторы этих публикаций «стабильного и устойчивого социалистического развития, при всех недостатках и проблемах того времени». Как видно, эти авторы - большие оптимисты, называя некоторыми недостатками устойчивое болото беспросветного застоя. Эти же авторы считают, что при определенной организационной работе ,шансы на победу у оппозиции партии власти есть, и они не малы. Альтернативой является надежда на революционную ситуацию, которая позволит социалистической оппозиции взять власть. (правда, справедливо задаваясь вопросом,  не окажется ли такая победа пирровой?).
          Другие авторы считают, что созданное современное постсоветское  общество  не стало буржуазным. Оно по-прежнему является переходным. В нем  все еще сохраняются остатки коммунистических отношений. Господствующая бюрократия в некоторой мере обеспечивает государственное управление социальными программами, направленными на повышение личного благосостояния людей: здравоохранение, образование, культура, спорт, отдых, охрана окружающей среды, жилищное строительство, предоставление социальных услуг и др. Тем самым она сохраняет свою власть в обществе, несмотря на то, что одновременно способствует классу олигархов присвоению ими сверхдоходов, постоянно урезая финансирование социальных программ.
       Есть  автор (Владимир Пастухов), который вообще считает, что современная Россия — это страна победившего люмпена. Несмотря на то, что количественно люмпены не преобладают, они доминируют сегодня в российском обществе и распоряжаются государственной властью, как трофеем. В обществе, как никогда, много «лихих людей»,  и Россия сегодня — «босяцкое государство»,  все старые советские сословия деградировали, а новые еще не успели сформироваться.
        Возвращаемся к нашему вопросу, похоронен ли навсегда историей тезис о диктатуре пролетариата? Современный  исследователь государственных устройств Давид Эпштейн (очевидно социалистической направленности) выдвигает вопрос,  не изменился ли мир таким образом, что требование диктатуры пролетариата, выдвинутое классиками, уже не является обоснованным? Он считает, что российский опыт последних 25–30 лет вполне определенно показал, что основой развития будущей социалистической России  является демократическая сменяемость власти, пока не достигнутая. Поэтому возврат к тезису о диктатуре пролетариата он считает необоснованным(и на том спасибо!), уводящим в сторону от возможностей мирного развития, которые пока и в малой степени не использованы. Он же предлагает новое название государственного устройства России – «демократическое государство трудящихся», где необходимым и достаточным условием сохранения  социального характера развития общества становится проведение принципа приоритета интересов трудящихся. Приоритет интересов трудящихся – это не диктатура пролетариата(хотя и напоминает ее), так как опирается этот принцип не на насилие, а на признанные обществом демократические правила.  Признается право народа,  если власть существенно и длительный период нарушает демократические процедуры, если демократическое волеизъявление становится в принципе невозможным, на свержение такой власти. Причем скорым шагом новой власти должно быть восстановление работы демократических институтов. 
     Не напоминает ли это  вторую  поправку к Конституции США, которая гарантирует право граждан на хранение и ношение оружия? Поправка вступила в силу 15 декабря 1791(!) года и  позволяет реализовать право народа на восстание, в том случае, если правительство США грубо нарушит права американцев и Конституцию!(Все ли знают об этом? Ведь простой обыватель воспринимает, наверное, эту поправку просто как право на самооборну, хотя, на самом деле ,как раз это право было узаконено только в 2008 году).
        Как ко всему этому отнестись? Кто относится к трудящимся, а кто к нетрудящимися,  и что с ними делать? Демократично ли «демократическое государство трудящихся»? Ну, немножко диктатуры... Не кажется ли, что Россию  зовут в прошлое?
        Наверное, трудно отказаться раз и навсегда от самого радикального лозунга «Свобода, Равенство, Братство», провозглашенного Максимилианом Робеспьером в речи , произнесённой 5 декабря 1790,  ставшим девизом всей Великой французской революции. Карл Маркс в «Капитале» издевается над этим лозунгом, считая это просто фразерством и выдвигая свои объяснения. У меня самое простое объяснение: это невозможно, потому что все люди... разные! А это можно объяснить в рамках вполне научной теории флуктуаций (это любое случайное отклонение какой-либо величины). Так что из людей в общем среднего уровня обязательно выделяются люди с выдающимися научными способностями, с предпринимательской жилкой, например, и т.п. А есть ли люди, которые  хотят жить абсолютно одинаково со всеми?  Конечно, есть. Много ли их? Некоторый ответ на это дает пример с израильскими кибуцами. Как известно, это сельскохозяйственные коммуны, характеризующиеся общностью имущества и равенством в труде и потреблении( прямо коммунизм, куда там СССР!). Их создала молодежь, воодушевленная социальными идеями, сочетавшими идеи европейского социализма с социально-этическими идеалами библейских пророков. Много ли людей приемлют жизнь в кибуцах? Существует цифра – 3% (не уверен, что это современные данные). Таким образом, только 3% готовы жить коммуной, а подавляющее большинство хотят проявлять инициативу, чтобы жить лучше, делать карьеру и т.д. В этом- то и все дело! Нельзя всех насильно загонять в  равенство и братство». Известно ,чем это оборачивается.
     Хотя... Грызет меня одна мысль. Вот мы учили в советских вузах, что существовал первобытно-общинный строй, характеризующийся минимальным  уровнем развития производительных сил, которому соответствуют производственные отношения так называемого первобытного коммунизма и эта эпоха – наиболее продолжительный  отрезок истории человечества. Можем ли мы быть гарантированы от того, что вследствие природных, космических, социальных и других  катаклизмов, спираль истории  приведет человечество, чтобы элементарно выжить, к чему-то вроде первобытного коммунизма  в  общей и равной нищете? А потом вследствие социальной флуктуации из общества начнут выделяться вожаки, снова появятся богатые и бедные и всё начнётся сначала...