«Туристы, будьте осторожны, здесь бродят медведи!»
Ниже: «Мы не бродим, мы гуляем» (надпись углём на стене таёжной избы)
На сплаве всякое бывает. За пару дней до нашего появления - рассказали на «заборе», где «доят» икру сёмги для будущей молоди работники «Севрыбвода» - ночью по реке, мимо их изб, прошла ПВХушная лодочка под лёгким мотором. Прошла тихо, ни здрасте тебе, ни до свидания, хотя, как правило, мимо идущие группы здесь останавливаются. Новые лица, хорошая баня по договорённости – смыть с себя «пыль пройденных дорог». Да и просто, как положено в тайге, поздороваться с людьми, поделиться новостями. А эти нет, прошли и прошли.
Наутро один из работяг, удивлённый таким обстоятельством, прокатился на «Казанке» к порогу Шурас (это километров семь ниже по течению), посмотреть, кто да что. Шурас – впечатляющее зрелище. Струя в сужении гранитных скал несётся ревущим потоком и падает вниз по двум ступеням, в конце образуя пенистую «бочку» в ореоле размолотой в пыль воды. Грохот порога слышен издалека, а приближение его не заметить невозможно. Однако всё не так, ребята. Оказалось, из-за звука работающего лодочного мотора ночные туристы не услышали Шурас и улетели в него полным составом. Выжили, но не без материальных потерь: вёсла, палатки, оторвало мотор... Но выжили. И слава Богу.
С этим порогом связано немало подобных историй, и грустных, и забавных. Одна из таких произошла в 90-е годы. Дело в том, что Шурас, это пункт временной остановки идущей на нерест сёмги. Здесь, эта удивительная рыба, мечта и сон каждого рыболова, недолго отстаивается в широком омуте ниже порога, перед тем, как собравшись с силами после долгого и изнурительного путешествия, рвануть наверх сквозь ревущий поток. Туда, к местам своей прекрасной не забытой родины, где она из маленьких полупрозрачных икринок когда-то появилась на свет, чтобы, немного повзрослев, уйти в свободное атлантическое плавание. И снова вернуться домой, только теперь уже через годы, уверенной и сильной особью.
И вот, на правом берегу Шураса, на плоской гранитной скале обрамлённой стволами елей, предприимчивые люди построили несколько гостевых домиков для тех, кто интересуется элитной рыбалкой. Иностранцев в первую очередь: шведов, финнов. Ну и наших, конечно – тех, кто мог себе позволить платить за удовольствие серьёзные деньги.
Строили домики, по слухам, финны. Строили из привезённого откуда-то бруса. Внутри – со всеми возможными в тайге удобствами: печи, двуярусные спальные места. Не забыли и про баньку.
В целом получилось всё предельно просто и достаточно комфортно. Но возникла проблема. Уже первые посетители этих замечательных избушек не смогли толком ничего поймать. Нет, рыба никуда не делась, как была здесь, так и оставалась. Сёмга бродила перед Шурасом. Иногда поднималась к поверхности воды, нагло показывая плавники и широкий сильный хвост, но, на все усилия залётных рыболовов реагировать категорически отказывалась. Иностранцы, доставая из недр объёмных специализированных ящиков очередную «железку», поругивали русскую рыбу за бестолковость и цинизм на родном себе языке. Ничего не помогало: ни раскрашенные во все цвета радуги воблеры из бальсы, ни французские вертушки, ни финское «колебло».
Когда отчаяние и раздражение гостей потерей времени достигло последнего предела, из леса показался местный абориген. Надо сказать, что до ближайшего жилья отсюда не один десяток километров. Он пришел пешком по старой монастырской дороге, был в заметном подпитии и с основательной небритостью по щекам. За плечами мешок, а в руке палка с виду напоминающая черенок от лопаты. Не обращая никакого внимания на озадаченных этим явлением иностранцев, он молча снял на берегу мешок с плеч, развязал сверху несложный узел и достал советскую ещё, инерционную катушку с намотанной на неё толстенной леской диаметром в миллиметр, не меньше. Потом, все так же молча, привязал катушку синей изолентой к черенку, вынул из кармана армейского бушлата обрезок ложки из нержавейки с просверленными дырками по краям. В одну дырку он вдел крепкое заводное кольцо, а к другой, с помощью проволоки привязал хороший тройник-якорёк. В этом месте, меж собравшихся посмотреть на этакое чудо инорыболовов, прошелестел недоуменный смешок. Они, наконец, поняли, что им предстоит увидеть. Этот странный русский будет ловить то, что не под силу даже им – опытным, обеспеченным всем необходимым.
Абориген тем временем подошел к краю омута, размахнулся своим черенком что есть силы, и зашвырнул тяжелую железку далеко в кипящий котёл порога. Леска натянулась струной, заиграла на течении, потом неожиданно встала на месте, будто упёрлась в камень. Упруго пошла в сторону, и вдруг, из воды, на поверхность омута вышла огромная рыба. Она долго гуляла не в силах оторваться от привязи. Взлетала высоко, падала, снова взлетала в россыпи сверкающих на солнце брызг. Уходила на глубину. Через некоторое время, потеряв силы легла на бок и оказалась на берегу. Мужик собрал снасти. Перед тем как спрятать в мешок своё добро, он оторвал от лески свою ложку - блесну, и, подойдя к одному из шокированных зрителей, протянул её тому в руки:
– На, – сказал он добродушно. – Лови.
Взвалил сёмгу на плечо и скрылся в лесу.
Мне нравится здесь. Есть в этом пороге какое-то притяжение. Когда сидя на холодной скале, спрятавшись под капюшоном энцефалитки от влажности и прохлады, ты не можешь просто так подняться и уйти. Оторваться от него телом. Твои ноги связаны водой с грохотом преодолевающей ступени порога. Летящей мимо и вниз, в границы изгибом уходящих влево берегов. В пенный омут. В водоворот, гоняющий по кругу спички голых, ободранных речными камнями древесных стволов. В голове белый шум и отсутствие признаков мыследеятельности. Пустота. И можно сидеть так часами, глядя на движение воды со стороны. И, почему-то, начинает казаться, будто это сама жизнь пролетает мимо тебя насквозь. А время, застыв в текущей географической точке отметкой на экране навигатора, умерло.
Что касается «элитной» рыбалки, тема захирела и незаметно сошла на нет. Сегодня домики служат для ночлега проходящих мимо сплавом туристов. Кое-где уже протекает крыша. Постепенно приходят в негодность, уходят в прошлое остатки былой таёжной роскоши. Стены из бруса снаружи стали полотном для любителей походной живописи, где каждый желающий имеет право углём от костра оставить свой след на стене истории Шураса. Многие этим пользуются. Кто-то ещё пытается ловить сёмгу на свой страх и риск. Кто-то, по долгу службы, сёмгу стережёт. Порог по-прежнему шумит. Время течёт. Жизнь продолжается.