Партизан

Данила Вереск
Быть откровенным значит быть от крови, от крова, быть – открытым. Полностью и навсегда. Небо – горы, чьи облачные перевалы не перейти с раненым товарищем. Он исчезнет на подступах к лазарету. Пышная акация отрицает бледными кистями небытие и утверждает его месяц спустя, голыми ветвями. Между ними не спрячется молодая луна. Она не отразится в коричневых водах огромной реки, несущие воды будущего к лачугам бедняков, перебивающихся ловлей креветок, к зарослям мангровых деревьев, в которых теряется алая ленточка твоей дочери, которую объявили без вести пропавшей три месяца назад.

Никакого мира не было. Только война. Жизнь – шутка, смех над которой – пуля, вылетевшая из густой листвы. Что там гудит над головой – облака ли, сбившись кучей, шепчутся о чужой смерти или вертолет выискивает наши силуэты, спрятанные в тенях сельвы? Туши костер, глотай дым и беги, тени сглотнут поступь. Гора Юлиана – наш финальный аккорд в симфонии переворота. Там, на высоте 1230 м над уровнем моря мы раскинем руки, обнимая нашу родину и слыша, как она плачет. Мы успокоим ее и накормим своими телами. Есть идея и больше ничего не нужно. До последнего вздоха – идея, и ничего больше. Товарищи взгромоздят раненого на плечо и утащат за собой, он будет терять свою идею по капле, пока не умрет, так и не увидев врача, самолет с которым мы сбили в августе над болотами в окрестностях Моенго.

Три человека способны устроить революцию в Панамарибо. Взорванная гавань разразится огнем. Что хлещет из неожиданной скобки на шее? Кроме слов – ничего. Быть откровенным здесь – значит быть убитым. Герой забытых сражений, прячущий в карман обрывок знамени – где ты? И где отрезок тех мечтаний, за которые ты сражался? Широкие аорты войны вызывают множество вопросов – холодные воды большой реки скрывают любые попытки ответов. Сквозь ребра сподвижников колотится знание и боишься только секунды, когда тишина. «Банановая республика», забытое богами место, идеальное для рождения москитов и диктаторов, привет тебе!

Убогий отель на окраине Браунсвега. Как я ненавижу Суринам, его флаг, с пятиконечной звездой, на каждой конце которой распяты мои друзья, что с улыбкой привечают рассвет простреленной грудью. Бесконечная жара и дешевые китайские вентиляторы в номерах, едва способные расшевелить воздух. Что уж говорить о жителях, которые тают здесь в вечной влаге, выпадая ночными дождями на одинокие светофоры, зацикленные на красном свете.Страна, которая известна миру своей лягушкой с фиолетовыми пятнами, что светятся во тьме. А своей бедностью и жестокостью – ну что же, этим никого не удивишь.

Что я понял, положив свою жизнь на алтарь этого маленького государства? Умирающие друзья говорили мне, пересохшими губами, что им не хватает воздуха. Застреленные, они тонули. Это страшно. Погружаясь в воду, наоборот, ты чувствуешь, будто в тебя стреляют. И тучи, бесконечно низкие тучи, через которые не проходит солнце. Город где-то, его шум мерцает в отдалении, только тучи и легкий шелест виролы и карпы. Лежишь под ними и знаешь, что за их древесиной приедут издалека, и вырубят под корень, отпихнув твои кости, как кости пса. Понял, что крикну пролезающей сквозь вымытую дождями челюсть с оскаленными на природу зубами -  лианой, о том, что стоило окончить все вот так, без надежды, без победы и поражения. Навсегда.