Баба Лида понимала, что слепнет. Годы прибывали, а зрение – словно в уплату за долгую жизнь – неуклонно убывало. В поликлинику не ходила, врача не вызывала. Покорная судьбе, делала то, что могла: кое-как управлялась по дому, слушала радио, дышала свежим воздухом на терраске. Растоптанные галоши, фланелевый халат и повязанный наподобие банданы платок составляли её повседневный «туалет».
Сидящей на табуреточке её и застал Людвиг – сын проживающей в том же доме армянки.
- Баба Лида, о чём мечтаешь? – шутливо спросил он.
- Слушаю, как ветер листьями шуршит, - ответила она без запинки: уловила звук шагов.
- Скучно тебе! Надо бы дело посильное найти...
- Какое мне дело! Живу еле-еле...
- Вязать можешь? – не отставал пройдоха. - Ты бы носки вязала, а мать на базаре продавала!
- Нет... Не получается на ощупь.
- Жаль.
Оба помолчали.
- Придумал! – оживился собеседник. – Хочешь облепиху собирать?
- Где же я собирать её буду?! Да и колючая она.
- Я знаю места, - успокоил Людвиг, - веток нарежу, привезу, а ты ягоды в стаканчик ссыпать будешь, а?..
Бабе Лиде хватало пенсии: хлеб, молоко, изредка – варёная колбаска – много ли ей нужно! То сама до магазина доковыляет, то моложавую соседку попросит. В некогда шумном дворе осталось лишь три семьи. С улицы – армяне, с «огородов» - Колька-сантехник с хороводом дружков и беззаботной женой, плюс она, баба Лида, - не семья даже, а так, огрызок... Сын с невесткой носа не кажут, но в случае расселения надеются поживиться... Так что ей легче обратиться к чужим, чем кланяться родне.
- Можно попробовать, - сдалась она.
- Вот и умничка! – воскликнул явно довольный Людвиг. – Сейчас принесу на пробу...
«Ах ты, мерзавец! - всплеснула руками баба Лида. - Я-то думала – заботливый... Кому поверила!» Тем не менее, решила не отказываться. Пришедший вскоре «работодатель» показал ей ведро с веточками, облепленными мелкой ягодой, и другое ведро – пустое, высыпать в него облепиху следовало лишь после того, как наполнится «мерный» стакан...
- А ветки да листья куда девать?
- Кидай вниз, - нашёлся он, - я потом подмету.
Баба Лида знала, что Людвиг – наркоман со стажем. После укола (или что он там делал) из человека пёрла энергия: он становился общительным и охочим до работы! Мог стирку затеять или весь двор «вылизать»... В остальное время был угрюм и молчалив. Она не бралась сказать, сколько лет Людвиг провёл дома, на свободе: интернат, колония, «бега»... Разве можно иметь дело с таким! А что она теряет? Какое-то занятие всё же...
Облепиха не давалась в руки... Под листьями и густо сидящими ягодами скрывались жала мелких шипов, крупные же были по несколько сантиметров в длину! Впервые уколовшись, баба Лида сунула палец в рот, но солоноватого вкуса крови не ощутила. Вскоре работа, бывшая минуту назад в радость, прискучила... Правая ладонь разом выполняла две функции: пальцы общипывали облепиху, а «гадательная» часть, сложенная ковшиком, принимала одну горстку за другой. Стаканчик наполнялся медленно. Старуха непрестанно проверяла, долго ли ещё до верха. Обобранные «до нитки» веточки она отбрасывала в сторону. Мягкие или мокрые на ощупь ягоды тоже «пуляла» с терраски!.. Принимаясь за очередную веточку, отламывала все, кроме одного, крупные шипы, затем ухватывала поудобнее оставшийся и продолжала работу.
Наконец услышала шаги.
- Лида, - хриплый голос Лауры, - он спит... Получается?
- ...
- О, стакана три нашелушила! Ещё принести?
- ...
- А Этери вечером покушать даст: у неё всегда остаётся.
Соседкина невестка много лет подряд занималась «обедами». Армяне кормили редакцию молодёжной радиостанции, детскую стоматологическую поликлинику, бригаду строителей, возводивших на месте пустыря «небоскрёб» - словом, всю округу! Людвиг провожал жёнушку до угла и оставлял ей детскую коляску, полную кастрюль. В их роду все жили на «вольных хлебах». Сама Лаура прежде торговала на стадионе: днём ходила с такой же коляской по рядам «толкучки», выкрикивая: «Соки-воды, соки-воды», а вечером, в дни футбольных матчей, предлагала мужикам жареные семечки.
Запах котлеты был хорошо знаком. Баба Лида ковырнула её ложечкой, осторожно взяла в рот... И начала есть! Кроме котлеты, ей принесли порцию гречневой каши и немного заправленного майонезом салата. За каждый стакан облепихи обещали по двадцать рублей, но денег пока что не было. Ладно, хоть поела. А завтра Лаура распродастся и вручит ей «зарплату»! Осознание того, что она ещё на что-то годна, согревало бабу Лиду.
Облепиха текла потоком... Старуха, слыхавшая о золотоискателях, пропускала через цепкие свои руки горы «пустого» хлама, оставляя при себе только ценные ягоды. Соседи теперь называли её «Лида-джан». Сказали, что в переводе это означает «душа»... Иногда она ненавидела облепиху: откуда столько-то?! Однажды за ужином услышала по радио, что кусты эти растут парами, что колючки – признак устаревших сортов, что в Сибири ягоду собирают и зимой – замороженную самой природой...
Втайне ей хотелось, чтобы приехал сын и увидел брошенную мать за работой! Баба Лида часто мечтала об этом; только стыдилась неубранного двора. Людвиг всё обещал подмести... Как-то спустилась сама: помахала веником, да толку! К тому же побоялась наступить на колючую ветку.
Пришёл день пенсии. В полупустом дворе почтальона ждали баба Лида и Лаура – причиталось той, между прочим, не многим меньше! Ведро с облепихой старуха оттащила за шкаф, принарядилась, подушилась «Белой сиренью». Болтливая почтальонка всегда задерживалась ради сплетен.
Наконец в дверь постучали!
- Заходите! Прошу, вот ваша табуреточка, - затараторила хозяйка.
- Баба Лида, а сколько же она тебе платит?
- Кто?
- Армянка! Вон ветки лежат...
- По тридцать рубликов за стакан! – зачем-то соврала баба Лида.
- А продаёт по сто! – выпалила «любопытная Варвара». – Откажись ты! Нельзя с ними дела иметь... Ну, до свидания!
И всё пошло по-старому. Боялась баба Лида показывать недовольство. Крикливая была соседка, а сынок-наркоша и прирезать мог... Но радости от работы уже не было, от чересчур жирной стряпни Этери крутило живот. Проведя ночь без сна, баба Лида с утра пораньше – пока не принесли новую партию «сырья» - поплелась к воротам. Чуть не упала на «кротовую кучу» - так она прозвала место, где брали пробы геодезисты, но дошла. Чувство собственной беспомощности придало злости! По памяти забралась на крыльцо из трёх ступеней и забарабанила в соседскую дверь...
- Чего шумишь? – наконец открыла армянка. – За работой пришла?
- Лаура, не могу я больше этим заниматься...
Они стояли в крошечной прихожей, выполнявшей также роль кухни; дальше «трамваем» шли три комнаты.
- Лида-джан, - сменила тон Лаура, - обидели мы тебя, что ли? Подожди – отдам твою долю со вчерашнего заработка...
- Не надо, - упёрлась баба Лида.
Соседка осеклась, а потом крикнула во всё «воронье» горло:
- Людвиг, вставай!
В глубине квартиры заскрипела кровать.
- Людвиг!
- Отстань, - прорычал сынок.
Тогда его мать перешла на родной язык.
Баба Лида послушала знакомую перепалку и покинула жилище своих «работодателей». С этого самого дня она перестала сидеть на терраске. Хватало и открытой форточки; жаль только, что окна выходили во двор.
Продолжение: http://proza.ru/2017/09/30/1114