ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА СО СМЕРТЬЮ
1.
Жить в коммунальной квартире очень интересно. Особенно, если тебе семь лет. Вроде, идешь по коридору бабушкиной квартиры, а из комнаты вдруг выплывает страшное пузо чужого деда, над которым висят огромные препротивнейшие губы. Почему эти губы въелись в память, Инна не знает. Но именно эти губы после двухдневного пребывания в коммунальной квартире свекрови объявили работникам ЖЭКа о злостных неплательщиках.
Никого не интересовало, что молодая женщина, бросив работу, квартиру в бараке, новых знакомых там, на краю Казахстана, помчала по первому зову мужа, который тремя месяцами ранее, сбежал к мамочке в родной благоустроенный город.
Отбыв двухдневную повинность в коммуналке с новоприехавшим семейством, соседи помчали жаловаться. Законопослушная молодая мать двоих детей, случайно услышав за дверью чужой квартиры злые высказывания в свой адрес, в это же время помчала искать временное жильё, а свекровь продолжала хлопотать по кухне, постоянно смахивая со стола невидимые крошки.
Домой вернулись все одновременно: новая жиличка, соседи и представители ЖЭКа. Кто о чем говорил, доподлинно в памяти не зацепилось. Инна, тихая и смирная девочка, стояла у маминого подола и ждала нападения. Она привыкла к скандалам. Часто у нее колотилось сердечко, ужас сжимал всё ее хрупкое тельце, но она никогда не уходила от скандалов.
Драки не было. Надя потихоньку смахнула слезу. Она не ожидала, что свекровь, никогда не видевшая своих родных внучек, вот просто так отпустит навсегда от себя всех. Что в это время творилось в ее душе, никто никогда не узнал. Так и остались чужими. И в памяти ничего не осталось. Ни одного фото. Спустя много лет Инна поняла, что ничего бы не получилось. Ведь бабушка не одна от всех открестилась. Там был родной дед, родные тётки. Дважды ребенок приходил к ним после школы. Мать учила уважать старших. А если уважать, - значит, навещать. После второго визита она туда больше не пошла. Семилетним ребенком поняла, что ее в этом доме никто не ждет.
2
Новое жилье немного отличалось от барака в зерносовхозе, который пришлось оставить навсегда. Покосившаяся дверь, метровый коридорчик, в котором с правой стороны была дверь в сарай для курей и гусей, а с левой стороны комнатка. Мебели пока не было: мать сказала, что контейнер с вещами будет добираться долго. Ира тогда не представляла, что такое контейнер, что такое сарай и жильё в одном флаконе. Опуская всё нищенское существование в этом дворе, хочется рассказать о хозяевах, любезно предоставивших семье этот хлев.
Тётя Валя была домохозяйкой. Детей у нее не было, но был муж дядя Саша, уходивший рано утром на работу и возвращающийся поздно вечером. Мама его была больна, и он был уверен, что красавица жена весь день обихаживает свекровь, как родную мать.
- Инночка, - как-то обратилась она ласково, - Я ухожу по очень важным делам на весь день, а ты заходи к нам в дом, смотри, дышит ли бабушка.
- Мама мне запретила подходить к порогу.
- А я разрешаю, - мягко хлопнула девочку по носу ажурным носовым платочком тетя Валя. Инночке нравилась эта женщина. Каждый вечер Валентина Андреевна выходила во двор с блестящим лицом. Это было так здорово. Глядя жиличке Наде в глаза, рассказывала, что себя надо любить. Вот она себя не просто любит, а боготворит. Лицо женщины – лицо ее души. Чтобы на лице было меньше морщин, необходимы различные крема. А так как в те времена с поставкой французских кремов в страну были огромные проблемы, можно было использовать любые, которые выбрасывали на прилавки. Одним из таких «выброшенных» кремов она щедро намазывала лицо. Выходя на улицу, никогда не промакивала салфеткой – пусть соседки видят, как она умеет за собой ухаживать. Инночке нравилось лоснящееся лицо хозяйки, очень хотелось провести ноготком по ее щеке.
И вот девочка стоит на пороге огромного дома. Сколько же в нем комнат? Посчитать бы, но девочке разрешили пройти только в одну. И вдруг раздался странный кашель, словно кто-то задыхается. Ира боялась сдвинуться с места, боялась дышать. Очень хотелось убежать, но обещание, данное хозяйке, она обязана была сдержать.
По шажочку, еле дыша, она продвигалась по дому. Комнаты были практически пусты. И тут она увидела круглый стол, заваленный всякими интересными штучками. Веер! Она увидела веер. Кто из девочек не мечтал об этой замечательной дамской штучке! Инночка даже из газет мастерила себе веера. У меня в коробочке хранились и маленькие, и большие, склеенные из нескольких газет. А здесь – настоящий!
Подойдя к столу, она тут же спрятала руки за спину, помня мамины указания, что чужого брать нельзя. Стены всё видят. Оглядев стены, и дав им понять, что она честно ничего не трогает, она потихоньку застонала от умиления. И тут снова услышала кашель.
- Здравствуйте. Меня зовут Инна. Мне разрешили войти в дом. Сама бы я не пошла. Мне мама не разрешает, выпалила Инна скороговоркой, подбежав к дальней комнате.
- Инна? Какая Инна? Где Валя? – громко сплюнула мокроты в ведро бабушка с желтым лицом.
- Она мне сказала посмотреть на вас.
- Посмотрела? Иди отсюда. Марш, быстро!
испуганная девочка бежала к выходу, не понимая, за что с ней так грубо обошлась эта незнакомая бабушка. За спиной слышался булькающий кашель.
3
Был конец мая. Мать всегда пропадала на работе, а дочь всегда была в убогом жилище, где всё время орали куры и гуси. До окончания учебного года оставалось совсем немного времени, и тогда ее можно отвезти в деревню в Сумскую область. Мать много рассказывала детям о родной деревне. Картина вырисовывалась сказочная: лес, река, поле гороха, мед, молоко, сметана. А главное – родня, которая спит и видит маленьких племянников. Наивная женщина. Она всю жизнь прожила, а так и не осознала, что ее дети – только ее, и что мед – это не еда, а удовольствие, которое надо заслужить. А служить приходилось рабски. Только приезжала Надя в родной дом, ее тут же усаживали за швейную машину «Зингер» и она не поднимала головы до самого отъезда. Какой лес? Какое поле и мед? Надя считала себя виноватой в том, что уехала из дому, что получила образование, и что не стала дояркой-героиней в убогом селе. Уезжала всегда налегке. Никогда ни родной брат, ни родная мать не дали в дорогу курицу и шмат сала, не насыпали килограмм гречки или муки. Могли дать в дорогу десяток вареных яиц и три-четыре кислых огурца. Как ни старалась Надежда, не смогла научить детей любить свою деревенскую родню.
Инна умела находить занятие, не плакать и самостоятельно есть остывшую пищу, при этом вспоминая, что родная сестренка живет сейчас у настоящей бабушки – маминой мамы - в деревне. Ей только осенью в школу, и она может еще гостить до самой осени.
Но зато я теперь была постоянной гостьей двух комнат из множества остальных. Почему двух? Потому что именно две комнаты остались в ее памяти: в первой был веер, во второй бабушка Лена. Девочка уже не боялась заходить в дом, зная, что тетя Валя снова ушла на весь день по очень важным делам, а ей надо было караулить, кашляет ли чужая бабушка.
Она кашляла. Это потом рассказали, что у нее была «водянка», что она захлебывалась жидкостью, что ей кололи морфий. Было не страшно. Просто, ребенка никто не успел напугать.
Как правильные и воспитанные жильцы, во время похорон квартиранты были со всеми на кладбище. Там было хорошо: высокая трава, цветы, люди, музыка. Ира впервые в жизни была на таком мероприятии. Она впервые в жизни видела смерть. Сказали, что, наконец, отмучилась старуха, зараза такая. Слово «зараза» очень понравилось. Больше всего волновало и беспокоило то, что она никогда в жизни не будет смотреть на веер. Она так и не решилась к нему прикоснуться, чтобы стены не выдали желание подержать в руках чужую вещь.
И тут произошло из ряда вон выходящее: «зараза» лежала в гробу, к ней по очереди подходили люди и целовали ее в лоб. Смешнее занятия Инна в жизни не видела. Особенно громко засмеялась, когда вся в слезах подошла к гробу тетя Валя. Ей бы в руки сейчас тот веер. Плакал только дядя Саша. Этого девочка не понимала. Зачем жалеть, если ей теперь легче?
4
Совсем мало квартиранты здесь пожили. Как-то отец пришел и радостно сообщил, что ему колхоз выделил целый дом. Но для этого надо менять школу. Так все оказались в новом грязном доме с мышиным пометом. Дети елозили мокрой грязной тряпкой по половицам с облупившейся краской и старались заглянуть в щели. Туда легко проваливался мусор, и они с любопытством наблюдали, сколько же можно веником смести пыли между досок. Мать развесила по окнам старые тряпки, чтобы соседи не заглядывали внутрь. Долго еще в доме не было уюта. Но этого не замечали. Главное – сами в доме, без гусей и свиней.
*
Дети подрастали и всё больше начинали понимать, что папка их не то чтобы не любит – он их не замечает. Жену видел, когда хотел на ней сорвать злость, а дети были обычным приложением к нелюбимой женщине. Он мог не пойти на работу и весь день проваляться в постели с «Роман-газетой» или «Вокруг света». Он был слишком начитан: кроссворды щелкал, как семечки, на любой вопрос отвечал не задумываясь. Но если у него не было настроения, к нему лучше не подходи. Дочек никогда не бил. Но они всё равно его боялись. Похоже, они боялись за компанию с мамой.
Иногда мать рассказывала о своем детстве. Дочкам она нравилась в ее рассказах. Активная, веселая, драчунья. В рассказах она даже на гимнастический «шпагат» умела садиться. И с мальчишками задиралась, и любому могла дать отпор, и по заборам лазила, и сама по грибы в лес ходила. Одним словом – образец для подражания.
А как здорово она рассказывала о парне, который за ней ухаживал до отца. Он приходил к ней на работу (она тогда торговала в магазине молочными продуктами), помогал и фляги мыть, и тару пустую грузить в фургон машины, и домой сумку поднести. Но ей было с ним не интересно. И тут появился Василий. Он как сядет на прилавок с гитарой, как ударит по струнам – сердце замирает. Не понимала тогда, что не в песнях счастье. В реальной жизни он оказался не тем, за кого себя выдавал. Но было уже поздно что-то менять. На примере своих родителей Надя была научена, что муж – это навсегда.
С первых дней совместной жизни она носила синяки под глазами и по всему телу. Сотрудникам врала, что случайно ударилась. Когда синяки стали появляться на всех видных местах, подруги начали убеждать, что нельзя допускать драки. Надо или разводиться, или давать отпор непутевому драчуну.
Но здесь разбитная девушка оказалась бессильной. Она не давала отпор. Она пыталась увернуться, спрятаться, убежать. Каждый тумак любимого, а потом уже ненавистного был больнее и точнее. Иногда в ход шла легкая мебель. А потом, когда дети подросли и стали понимать ситуацию, они были свидетелями драк. Кровавых драк. Подать на развод Надя боялась. Вот умер бы он, тогда всё бы само собой решилось. Во время драк мать кричала писклявым голосом и просила детей стучать кулачками по окнам, чтобы соседи прибежали на помощь. Соседи не прибегали. Похоже, их уже достали такие концерты. Несколько раз приходил сосед-моряк. Требовал тишины и извинений перед Надей за побои. Надю заставлял написать заявление участковому. Поняв, что она ничего не сделала, перестал и он помогать. Так и остались в памяти детей крики, визг, кровь и стук по окнам.