Серой мышью семенит старуха,
клянчит бомж бутылку, чтоб допить;
мне всегда недоставало духа
об изнанке жизни говорить.
Избегал я посещать больницы,
обходил блевоту, мусор, слизь,
для стихов страдальческие лица
не совсем подходят, согласись.
А куда от них? Постиг я это
поздно, и строку для них открыл,
я себя сложившимся поэтом
с этого момента ощутил.
Жизнь, она не только смех да розы,
и поэт лишь тот, кто смог «на ять!»
грубые пласты «презренной прозы»
до высот поэзии поднять.