Продолжение.
Начало: главы: 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,
11,12,13,14,15,16,17,18
Глава девятнадцатая
…Утром приехали в Одессу. Никогда раньше не видела Маня такого живописного города.
Сперва они отправились на «Привоз» искать очаковские подводы.
Вокруг, на возах, высились горы фруктов и овощей, полосатые херсонские арбузы расхваливали на все лады загорелые до черноты чубатые хлопцы и предлагали отведать крупно нарезанные сочные ломти. Пахли до одури дыни-репанки.
Лука с женой протискивался между рядов с восточными сладостями на деревянных блюдах. Пели цыгане. Вокруг расписного балаганчика цирка-шапито водили ряженого медведя, он вставал на задние лапы, раскланивался на обе стороны, а дрессировщик выкрикивал писклявым тенорком: «Дамы и господа! Пожал-те на представление – уникальнейшее явление!» Публика бросала кассиру в шляпу смятые карбованцы и исчезала за парусиновым пологом… Оттуда доносилась музыка.
Совсем как в детстве, давным-давно, усатый дядька доставал из жестяного сундука сладкие шарики ванильного мороженого и накладывал в вафельные хрустящие стаканчики. Только передник у него был не белоснежный, а цветастый и какой-то замызганный…
Богатой и сладкой показалась Одесса…
Любопытные, шумные люди сновали по рыночной площади; вокруг пожарной каланчи торговали
ношеными вещами; многие раскланивались друг с другом. Здесь жили как прежде и будто
ни слухом, ни духом не ведали про ужасы гражданской войны.
В благоухавшем, солнечном городе люди, вероятно, забывали обо всем, что творилось в обезумевшем мире, и погружались в волшебные грезы; беспощадная реальность отодвигалась в прошлое, становилась проходящей и временной… Хотелось только мороженого и сельтерской. Сельтерской и мороженого…
С возчиком договорились быстро, затем отправились гулять по центру. Торопливо переходили через булыжные мостовые и шли дальше по мощенной синими плитками итальянской лавы улице Пушкинской, в Ильинской церкви поставили свечки…
Все вокруг выглядело необычайным. Нерусские платаны с бледно-салатными голыми, без коры, стволами укрывали прохожих от палящего зноя под своими громадными кронами. За деревьями высились роскошные желто-каменные дома с кариатидами у парадных подъездов и фигуристыми балкончиками, попадались на глаза кованые узорчатые решетки и львиные морды с кольцами в пастях на чугунных воротах. Углы нарядных, идеально прямых улиц украшали вертящиеся чугунные тумбы, выкрашенные черным лаком и обклеенные свежими афишами.
В Киеве тоже присутствовало все это, но оно выглядело как-то строже, серьезнее,
к тому же уличные бои повредили многие здания. А тут буйствовала воплощенная фантазия
европейских архитекторов, и революционные страсти не вскипали еще так сильно.
Между тем, время уже внесло свои коррективы. В артистическом кафе у Фанкони местные коммерсанты раскручивали вновь прибывших разоренных буржуев на остатки наличности, предлагая лекарства, жмыхи, ослиные шкуры и прочие дефициты. Девицы легкого поведения, в новомодных укороченных французских платьях без рукавов, пили пиво, курили и поглядывали в сторону офицеров Русской Армии, праздно ошивавшихся повсюду. Свободных мест не оказалось, хотя на улицах в полуденный час людей было мало.
Лука Васильевич угостил жену обедом в маленькой какой-то закусочной,
подали жареную камбалу «только что пойманную» и крюшон из белого вина
с земляникой.
«Не город, а сплошной анекдот!» – сказал он, когда официант принес сдачу со сторублевой ассигнации в карбованцах, не обделив себя чаевыми. Следом тут же подскочил фарцовщик и стал предлагать немецкие марки, турецкие лиры и английские фунты – «натуральные купюры исключительно по мизерному курсу».
По правде говоря, буржуйскую спекулятивную Одессу, потерявшую счет своим властям – доморощенным и импортным, Одессу, набитую боязливыми оккупантами, спивавшимися золотопогонниками и истеричными эмигрантами, у которых мозги слегка свихнулись от революционных штормов и бурь, Лука Васильевич вовсе не праздновал. Отчасти внешнее легкомыслие и пошлость спекулянтского разгула раздражали его.
Но он знал этот город другим: с полуголодной стотысячной рабочей окраиной, с бурлящими Сабанскими казармами, портовыми доками и заводскими цехами Пересыпи, с деповскими Ближними Мельницами и трущобной Молдаванкой, с мазутной Слободкой и нищими рыбацкими Фонтанами. Поэтому романтический флер молодой жены вызывал у него лишь снисходительную улыбку.
Они допили крюшон, покинули кафе, наугад миновали уютную улочку… Вдруг откуда-то прихлынуло море. Оно шумело там, внизу, под бульваром. То есть море поднималось оттуда, снизу, а потом разливалось аквамариновой бездной вширь и вдаль, до самого горизонта, только слева, между водой и небом, едва виднелась узкая прибрежная кромка залива. И глаз нельзя было отвести от этой сказочной синевы…
*******************
Продолжение следует