Фундаментальная пропаганда

Ал Золкин
         

Кому вот где повезло родиться. Кому-то – в Париже, чтоб сидеть потом с томиком Бодлера в тени кафешантана (там же есть тень?). Кому-то – в Боготе, чтоб под Новый год лепить снеговиков из кокаина. Кому-то в Пхеньяне, чтоб всю жизнь быть уверенным в том, что это самый большой и красивый город на Земле. Меня же угораздило родиться в городе славных революционных свершений.
Исторически сложилось так, что в нашем городе всегда было много гопников. Люмпены, с папироской в зубах и свинчаткой в кармане,  сползались  сюда ещё со времён палеолита. Совокуплялись с пахнущими потом и духами «Ландыш» люмпеншами, пока те семечки лузгали.  Растили потомство.
В начале ХХ века у местных пацанов появилась мода собираться в большие стаи и бить коллег из соседних районов. А заодно и всех, кто под руку попадётся. Зачастую под руку попадались помещики и капиталисты, городовые и жандармы, священники и интеллигенты. Поэтому Советская власть высоко оценила поведение нашенских гопников.  Многие из них вошли в пантеон героев и полубогов революции. Сам же населённый пункт  стал считаться одним из центров осчастливнивания человечества социализмом.  В городе  до основания разрушили практически все памятники архитектуры, построенные при проклятом царизме, а затем на их месте навозводили новые, революционно-советские.
Там и сям стояли стелы, вечные огни и мемориалы, посвященные лихим делам городских гопников начала ХХ века. Памятники замечательные были! Ну, замечательным людям и памятники замечательные ставить надобно.

 К примеру, напротив железнодорожного вокзала, на пятачке, облюбованном под свои нехитрые промыслы карманниками и цыганками, решили к какому-то славному революционному празднику воздвигнуть памятник Ольге Г.
Эта самая Ольга Г. вошла в историю освобождения России от власти здравого смысла следующим героическим деянием. Где-то в самом начале ХХ века, привезла она  в центральное Нечерноземье   из Сибири полный чемодан всяческого оружия: пистолетов, патронов и прочей взрывчатки. Для славного дела экспроприации, небось, ну как тогда тогда-ещё-не-великий Ленин заповедовал.
Поступок, мягко говоря, странный. Чтоб понятней было – это как сейчас полный чемодан с героином из Стокгольма через все границы в Кабул протащить с целью дальнейшей продажи наркотика в Афганистане. Впрочем, большевики никогда лёгких путей не искали, чему и всех остальных  пытались обучить много лет.
Ну, притащила и притащила, чудом нигде её с этим грузом не тормознули. Но вот сошла героическая женщина с поезда в нашем городе.  Вышла  на площадь перед вокзалом, где народ всякой всячиной торговал,  с этим самым чемоданом, и тут-то неприятность и случилась. Замки чемоданные не выдержали нагрузки, он раскрылся, и всё содержимое высыпалось на землю на глазах у охреневших торговцев. Перевязать тару верёвкой у большевички  то ли соображения не хватило, то ли времени – труды Маркса изучать нужно было. Ну, эти самые торговцы поохреневали чуть-чуть да и забили пламенную революционерку насмерть. Никакой запредельной жестокости: если б на ваших глазах в наше время у подобной дамочки пояс шахида не сработал,  дык, прежде чем властям её сдать, разочек по лицу не уж не дали бы в воспитательных целях? Вот и торговцы так же. Только много их было, а здоровье у Ольги Г. тасканием тяжеленных чемоданов ослабленное – вот и окочурилась.
 Короче, решили  на месте этой, достойной премии Дарвина, гибели памятник водрузить. Каменный столб метров десяти в высоту, а на нём голова эдакой валькирии с развевающимися волосами. Эскиз в обкоме и ещё «где надо» утвердили и наваяли монумент.
Беда лишь в том, что работники обкома  абстрактным воображением никогда не отличались. И на основании эскиза того, что в реале получится, никак представить не могли.
Итак, торжественное открытие. Оркестр, цветы, пионеры, корреспонденты, все дела. Сдергивают с памятника полотнище, музыканты лабают что-то революционное. И тут первый секретарь обкома партии, с минуту задумчиво эту голову на шесте порассматривав, неожиданно громко произносит:
 – Это что – революционерка Ольга Г.? Это ж шалава какая-то!
 Садится в «Волгу» и уезжает. А прочие ответственные товарищи остаются в оцепенении. Демонтировать памятник уже нельзя – прилюдно торжественно открыли. Но и под прежнем брендом оставить не получится, ибо первый сказал, что шалава – значит шалава.
Дело кончилось тем, что метрах в пятнадцати от этой стелы в срочном порядке соорудили бронзовую статую  Ольги Г. в полный рост, укутанной так, что любая монахиня на её фоне казалась порнозвездой.  Да ещё и в кустах – видать для большей целомудренности.
 А голову валькирии официально назвали «Памятником девушкам-комсомолкам». Любым. Всяким. С той поры, к слову, под этим монументом стали не только цыганки и воры, но и вокзальные проститутки собираться.

Еще один супер-мега-монументальный комплекс поручили разработать самому-самому известному и заслуженному в городе художнику. Тот Ленина с закрытыми глазами левой ногой нарисовать мог…
Думать мэтру особо не хотелось. Взял он репродукцию полотна одного из авангардистов начала века, где один революционер упал, типа пулей сражённой, но другому верный путь под эти пули пальцем указывает. Перерисовал её вообще без всяких изменений, а от себя лишь добавил на заднем плане некую фигню: столб – не столб; дом – не дом,  не поймёшь. Короче, некое строение высотой метров двадцать и площадью метра три. Снаружи поверху там что-то вроде пламени гранитного было, впрочем, поразительно на кукиш похожего. А внутри, если пройти через единственный узкий проход и встав на маленькой площадке задрать башку вверх, можно было прочитать имена местных революционеров, начертанные на внутренних стенах.
Больше всего эта фигня похожа была на деревенский нужник, невероятно вытянутый в высоту… Проект утвердили и воплотили – все, что этот гений ваял, всегда утверждалось и воплощалось автоматически. Автор получил гонорар и государственную премию. А благодарные прохожие сразу же стали использовать сооружение именно как нужник. Центр города, подобных заведений нет нигде, а тут удобно…
Камер видеонаблюдения тогда не было. Постовые милиционеры, срочно направленные на борьбу с обоссывателями памяти большевиков-подпольщиков, сами там начали облегчаться – им целый день приходилось проводить на улице рядом с этим архитектурным чудом, центр города, заведений нужных нигде нет, а тут удобно… Так и пришлось властям заложить кирпичом вход в пантеон славных гопников ...

Большинство этих архитектурных монстров создавались в годы царствования Дорогого Леонида Ильича Брежнева. А у нас и самому Леониду Ильичу памятник воздвигли, при жизни. Единственный, наверное, в стране.
Памятник генсеку – вообще особая песня.  Во все времена и при любом правлении на территории нашей страны удельные бонзы более всего обеспокоены были тем, как бы своё уважение и восхищение вышестоящему начальству продемонстрировать. Ну, климат, видать, у нас такой. Менялись правители и общественные формации, а традиции анилингуса  оставались неизменными.
 В годы царствования Ильича II и так вся страна была увешана его фотографиями и транспарантами с цитатами. Портретов генсека и его ближайших сподвижников по Политбюро было не меньше, чем сейчас рекламы.
Школа, где я в те былинные уже годы учился,  располагалась в самом центре города, актовый зал был огромен. Поэтому  –  повезло  познакомиться с художником-реставратором ленинского Политбюро.
На центральной площади перед Октябрём и Первомаем вывешивали самые большие портреты главных старцев страны. А после праздников снимали. Так вот, работа у мужика была портреты эти в порядок приводить. Реставрировать, обновлять краски. А главное – пририсовывать новые звёздочки героев, которые руководители страны сами себе периодически вручали.
 Работал мужик два раза в году по две-три недели. Раскладывал по нашему актовому залу огромные полотна и подновлял их. Жил  припеваючи, ездил на личном автомобиле (в советские годы – признак богатства). По его словам, больше не занимался ничем – хватало. Ну и вхож был в высокие кабинеты, как–никак – царский портретист.
И вот  чёй-то деньги ему большие понадобились. То ли машину новую решил приобрести, то ли дачу отстроить. И предложил он властям  возвести прижизненный памятник Дорогому Леониду Ильичу. Ну, формально-то – не Леониду Ильичу, конечно, подхалимаж имел всё ж свои ограничения, но по сути – именно ему, дорогому. Властям города очень понравилась идея вот так преданность и восхищение свои продемонстрировать. И возвели – прямо напротив нашей школы.
Де-юре памятник был в честь революционных гопников. Пятиметровая гранитная стела представляла собой развивающееся знамя. Половину площади занимал портрет Ильича II во всех его орденах и медалях кисти того самого художника. Вру, не во всех, конечно. Ильич II только героем Монголии раза три или четыре был, все бы не влезли. Но  в самых главных советских –  это точно. На второй половине гранитного знамени золотыми буквами красовалась фраза из какой-то генсековой речи, что «Местные  пацаны много всякого для дела революции понаделали, уважуха им».
Открыли стелу торжественно, митинг провели, а через неделю закрыть понадобилось. Ибо Дорогой Леонид Ильич в очередной раз героем Советского Союза стал. Поэтому  портрет пришлось демонтировать, тащить в актовый зал нашей школы и ещё одну звезду пририсовывать. А гранитный стяг накрывать дефицитным брезентом и наряд милиции выставлять, чтоб брезент не скоммуниздили  дачники.
Ладно, вновь открыли памятник. Но тут Ильич II удостоился Ордена Победы, который вручался высшим военачальникам за руководство сражениями, решившими исход войны. Ну как было полковнику – политруку за задушевные беседы о роли партии с бойцами во время небольшой и не слишком удачной операции не дать такой орден! Опять нужда заставила портрет снимать, к нам  в школу тащить. На сей раз власти рассудили умней, на место водрузили портрет Брежнева  вообще без наград – в штатском костюме. Ну, чтоб подчеркнуть его скромность.
Простояла обновленная стела несколько месяцев, и тут новая напасть. Некий водитель пожарной машины, которого прокатили с получением жилья, нажрался в зюзю и направил свой ЗИЛ на памятник. Особого вреда монументу он не нанёс – пока грузовик  через все газоны - поребрики скакал, скорость потерял значительно. Отбил лишь по краю гранитную облицовку и пару кирпичей из основания вывернул. Герой, когда милиция приехала, буквально выпал из кабины – подготовился к теракту основательно. Ну, бросили его в камеру в ближайшем райотделе милиции…
А вот утром мужика переклинило. Как проспался – потребовал ручку и бумагу и наваял добровольное признание, что пытался он снести памятник ненавистному генсеку по политическим мотивам.
 Менты – они тоже люди. Пальцем у виска покрутили, по почкам побили для профилактики малость и попытались объяснить дураку: напиши, что пьяный с управлением не справился, прав лишишься и домой пойдёшь, а так – сядешь, чудило. Но переклинило мужика крепко, есть у русских людей такая особенность – совершать с похмелья поступки себе во вред и вопреки всякой логике из чистого принципа.
– Нет, – кричит, – я, типа террорист и борец с проклятым коммунистическим режимом!
Передали героя в какие-надо органы. Каким-надо дядям этот диссидент тоже нафиг не нужен был, начальство лишь по ушам надаёт за то, что теракт прошляпили и население не воспитывали. Убеждали его, убеждали, и руками убеждали, и ногами – пиши мол, что пьяный с управлением не справился. Тот ни в какую, «Че Гевара, в натуре, я местный» и всё тут.
 Ну, делать нечего. Вкатили ему восемь лет принудлечения в психиатрической больнице строгого режима. Не за памятник, конечно, Боже упаси. За намеренное создание ситуации опасной для жизни граждан – он же на тротуар заехал. А у стелы поставили будку с круглосуточным караульным милиционером. Вроде как тот, в случае чего, сможет несущийся ЗИЛ голыми руками остановить…
Но и на этом злоключения жополизной стелы не закончились. Генсек-то умер. Через месяц после похорон гранитное знамя накрыли брезентом. А тот самый художник расположился было в нашем актовом зале портрет Андропова рисовать. Но этот проект быстренько свернули. Во-первых, новый правитель земель русских и околичных никогда ничего про наших гопников и вообще про наш город не говорил. А цитата являлась важной составляющей. А во-вторых, сверху видать какая-то директива пришла, что Новый явного угодничества не любит.
Власти нашли соломоново поистине решение. Огромное гранитное знамя сносить было накладно, да и политически недальновидно.  Спустя несколько месяцев после смерти Ильича II, стелу освободили из брезентового плена вновь. На сей раз  вместо портрета красовался герб СССР, а вместо цитаты  –  строчки из гимна про то, как союз нерушимый партия Ленина куда-то там  ведёт…
 Уф, выдохнули власти, да и весь город. Вот это уже навсегда! Но  через несколько лет СССР, навеки сплочённый, развалился на куски и приказал долго жить. Стелу вновь накрыли брезентом и, в конце концов, продали некой коммерческой фирме под рекламу. После снятия покрывала горожане узрели обещание всех застраховать от различных напастей некой застрахуечной конторы. Наверное, это был самый помпезный рекламный баннер в истории человечества. Застрахуйщики в итоге обанкротились. Времена были смутные, и рекламу так никто и не снял. Мистическая какая-то стела, приносившая погибель всем, кто на ней красовался.

Впрочем, Дорогой Леонид Ильич, справедливости ради надо сказать, был далеко не единственным, кому в те годы памятники при жизни ставили. Много их было – живых монументов.
Это сейчас если человек на работе работает, то он получает за это деньги. А тогда на работу люди просто ходили… И чем они там занимались – неизвестно. А вот тех, кто на работе работал, считали тогда героями, даже супергероями. И вручали им Золотую Звезду Героя социалистического труда. Если же они и после этого продолжали на работе работать (таких, правда, очень немного было…) их называли уже Дважды Героями труда, и вдобавок ко второй Золотой Звезде устанавливали в их родном городе бронзовый бюст. Дважды героев, работавших на работе, было очень мало – один на полмиллиона человек …
Первым супергероем стал Алексей Стаханов, шахтёр, нарубивший в Донецке за смену аж сто норм угля. Никого не смущала вопиющая абсурдность этой цифры, напротив, вся страна клялась повторить стахановский рекорд. В шахту он, соответственно, больше не спускался, а лишь ездил по заводам и колхозам и рассказывал, какой оргазм испытал, добывая сотую норму.
В принципе, ничего сложного в этом достижении не было. Если партия на кого-то пальцем показывала, он моментально мог героем стать и сто норм зафигачить. Причём, честно. Ну, относительно.
По советским правилам учащиеся ПТУ и другие практиканты, работающие под началом наставника на производстве, всю свою выработку записывали именно что на наставника. Логика была, чтоб поощрить хоть как-то рабочих учеников брать. Обычно один - два человечка трудились под началом профессионала, половину брака гнали, ну на то они и ученики. Короче, невелик прибыток. Но теоретически можно было и двести старшекурсников, лучших в профессии, всё уже умеющих, да так, что многих мастеров за пояс заткнут,   учениками взять. А если партия приказывала – то и практически можно…
Наш город же традиционно являлся поставщиком женщин - супергероев.  Раз в несколько лет очередная ткачиха вдруг, ни с того, ни с сего, перевыполняла за смену норму выработки в десятки раз. Её тут же показывали по телевизору, лично Леонидом Ильичом награждали звездой Героя и выбирали во всякие президиумы. А потом она становилась директором фабрики, на которой свой замечательный подвиг и отчебучила.
Вот как-то опять срок героиню делать пришёл. Партийное руководство долго и придирчиво отсматривало работниц по фабрикам, пока, наконец, ни попалась на глаза деваха с абсолютно роскошным бюстом. Понятно было заранее, что на такой бюст Дорогому Леониду Ильичу звезду Героя прикреплять будет гораздо приятнее, чем на грудь космонавта Гречко. Ну, посовещались наверху, и в итоге эта деваха совершила вдруг трудовой подвиг. Да ещё и сказала в интервью журналам «Работница» и «Крестьянка» (советские гламурные глянцы), что нифига это не предел и в дальнейшем она ещё больше наработает.
За звездой в Москву её лично первый секретарь обкома повез. И закрутился у них роман. А чё? Он харизматичный мужик при большой власти, а про её бюст ваще поэмы писать можно – вполне достойный альянс. Но секретарь был женат на школьной училке и развестись не мог ни при каких обстоятельствах. И встречались они типа тайно.
 Город небольшой, о адюльтерном романе Первого знали все. Включая законную супругу. Но – свечку никто ж не держал, за руку или другой какой орган никто не ловил. А  Первый жене клялся, что ни вжисть и никогда. Деваха так и числилась ткачихой на фабрике, срочно получала высшее образование. Изредка работала даже, ставя новые трудовые рекорды. Через несколько лет ей вторую звезду  вручили, что автоматически приводило к установке прижизненного бронзового бюста на родине.
 Сей монумент открыли рядом с фабрикой, где героическая ткачиха трудилась. Видимо, скульптор тоже впечатлился… Никогда и нигде я не видел бюста со столь замечательными бюстом, что хоть и тавтология, но достоверный факт. Периодически хулиганы (или хулиганки) надевали на него лифчик, и по утрам народ потешался над сотрудниками милиции, которые подпрыгивали, чтоб этот лифчик снять.
Ну, в общем, всё было стабильно до тех пор, пока жене Первого не поступил анонимный звонок и женский голос не сообщил, типа «а твой-то с этой шалавой сейчас на такую-то дачу поехал». Мадам схватила машину в обкомовском гараже и помчалась на эту самую дачу.
Ну а дальше происходило то, что советским эпосом  при даже самом фиговом развитии событий не предусматривалось. Жена первого секретаря областного комитета КПСС, заслуженный работник народного образования СССР, кавалер ордена «Знак почёта» ухватив за волосы дважды Героя Социалистического Труда, делегата двух съездов партии, члена Верховного Совета СССР таскала её по всей территории правительственной дачи на глазах у многочисленной обслуги, громко крича «Сукашалавапроститука!!!». А сам Первый, опять таки Герой Социалистического труда, член ЦК КПСС и Верховного Совета СССР, доктор исторических наук стоял в стороне и невнятно мямлил «ну девочки, ну успокойтесь…».
Сам вначале не сильно напрягся. С женой замирился, уволил секретаршу, которую и подозревал в вероломстве. И успокоился. Но через неделю история повторилась. А потом – ещё раз.
Кроме того, что он идейный вдохновитель и организатор, партийный руководитель области – это песец какой крупный военачальник и носитель всяческих секретов. Его охраняют круглосуточно, о его передвижениях знает лишь очень ограниченный круг лиц.
КГБ поставили на уши. Утечка информации  с такого уровня ставила под сомнение всю их деятельность. Оно и понятно – сегодня про поход налево жене слили, завтра перемещение ядерных ракет американцам сольют.
КГБ лицом в грязь не ударил и нашёл-таки врага частной жизни главы региона. Телефонистка на коммутаторе, по любопытству прослушивала Первого. А жене стучала, так как от самой недавно муж-токарь к  продавщице ушёл. Ну чё, уволили. Время либеральное, а закон она в принципе не нарушала. При Иосифе Страшном расстреляли бы, конечно. Впрочем, и партийного босса  с зазнобой то же бы расстреляли для профилактики.
Позже самого в Москву забрали, на повышение. А полюбовница его стала-таки директором фабрики… Но вот что интересно, у дваждыгероической ткачихи оказался не только выдающийся бюст, но и хорошие мозги, и доброе сердце. В годы капиталистической вакханалии она удачно приватизировала фабрику, успешно вела бизнес, умудряясь развивать производство и делать удачные инвестиции в то время, когда все кругом рушилось и разваливалось. А ещё – заботилась, как могла о своих рабочих, многие её добрым словом поминают. Бюст же свой (ну, бронзовый, разумеется) какими-то сложными манипуляциями выкружила у города и поставила у себя на даче. Как анекдотическое напоминание о былых временах. Так, оказывается,  бывает, редко правда…