Рассвет окрашивал шпили и крыши домов яркими всполохами розового, желтого и оранжевого. Свет, отражаясь от окон и жестяных сливных труб, слепил глаза. Утро еще только давало жизнь новому дню, а птицы уже вовсю приветствовали его и раннюю весну, что, наконец, пришла в Амстердам. Богемный город вечной беззаботности просыпался вместе с природой, что была долгое время скована холодом. Пусть и не столь свирепым, но все же навязчивым и неуютным. Звонкие ручейки бежали по каменистой мостовой, смывая грязь, которая была присуща любому месту, где обитали люди. Воздух был напоен свежестью и острой ноткой мокрой земли и молодой зелени, что пробивала себя путь к солнцу.
Ранние «пташки» уже покинули свои постели, понемногу выползая на улицу, спеша на работу, не замечая простых радостей, как лазурная синь небес, ласковое тепло солнца и пение птиц над головой. Совсем скоро их заглушат вой сирен, гомон прохожих и прочая суета городских улиц.
Но пока дрема еще окутывала дома розовой дымкой, и ветер уносил прочь чьи-то сны, этот миг хранил в себе какое-то неземное волшебство. Тишина раннего утра была звеняще прекрасна, источая собственную музыку безмятежности и покоя. И так бы и продолжалось, пока люди не осквернят ее своим шумом. Но еще было время помечтать, и нежная мелодия тишины обрела неуловимо новое звучание. Текучее пение, что каждой своей нотой окрашивало это обыкновенное утро оттенками прозрачной легкости и невесомости.
И эти звуки, воспроизведенные уже не самой природой, но одним из ее созданий, наполняли сердца людей, что слышали их, необъяснимой бодростью и добротой. Жители этой части города привыкли к подобным причудам. Просыпаться под нежные звуки скрипки с первыми лучами солнца. И не важно, какая погода была за окном, она всегда радовала соседей своей игрой. Девушка, что жила в мансарде пятиэтажного дома.
И сегодня она не изменила своей традиции. Мелодия вырывалась из-под ее смычка, послушная команде тонких пальцев. Ее балкон огибал здание своеобразным портиком, позволяя его обладательнице по своему желанию взбираться на покатую крышу. Как и сейчас. Сидя на едва нагретой черепице, она улыбалась солнцу, встречая его на свой манер, тягучими и одновременно легкими звуками, что могла извлечь из инструмента, который являлся своеобразным продолжением ее рук.
Без скрипки она не помнила себя. Во все времена, в легкие и тяжелые, инструмент был с ней, развевая тоску или прогоняя одиночество. Едва последняя нота затихла среди редких перистых облаков, подсвеченных снизу розовым сиянием, как она тихонько вздохнула, открывая свои большие бирюзовые глаза с золотыми вспышками в их глубине.
- Ты сегодня прибыл поздно. – Чуть слышно произнесла она, храня на лице тень улыбки. – Солнце уже встало.
- Прости. Дела. – Проговорил низкий мужской голос, и в ее поле зрения шагнул высокий темный силуэт, освещенный из-за спины яркими лучами восхода. Однако ей не было нужды разглядывать пришедшего. Она и так слишком часто его видела, чтобы позабыть сей образ. Странно лишь то, что в последнее время он все чаще стал скрывать свои крылья. Они ей так нравились.
- Ты грустный. Зачем заниматься теми делами, что не приносят радости? – Задумчиво произнесла она, облокотившись подбородком о гриф скрипки.
- Странный вопрос задает та, кто проживает жизнь по тому же принципу. – В его голосе послышалась горькая ирония.
Он обошел ее колени и присел рядом. Его светлые волосы еще немного отросли с их последней встречи и теперь достигали подбородка, а вокруг глаз небесной синевы залегли новые морщинки. Жизнь не щадит никого, даже ангелов.
- Справедливо. – Шире улыбнулась она, не желая омрачать свое настроение мнимыми проповедями. Если он не хочет посвящать ее в свои дела, она не станет настаивать. Так было каждый раз. Он сам, по своему усмотрению раскрывал ей свои мысли и переживания. Но видимо не сегодня.
- Сыграешь? – Он пронзил ее настойчивостью своих глаз. И она в ответ вновь умиротворенно улыбнулась. Он знал, что в музыке она черпает силу и покой. Ее не стоило просить дважды, да и желания в отказе абсолютно не было.
Смычок вновь порхнул по струнам, пробуждая инструмент от минутной дремы. Он слушал ее, задумчиво глядя на горизонт, ощущая кожей темные вибрации, что всегда исходили от нее. Каждый раз, погружаясь в целебную силу ее непринужденной игры, он поражался хитросплетениям судьбы. Хотя, проживая уже не одну тысячу лет, мог бы и привыкнуть к подобным каверзам. И она тому яркий пример. Талант чистой воды в бессмертной оболочке. Порой добрая и бесхитростная натура может оказаться лишь одной стороной медали. Но с обратной… темное, беспробудное отчаяние, скованное непробиваемой коркой зла.
Такой была она. Девушка с проданной душой. Вечно молодая и оттого навсегда одинокая. Призванная уничтожать всех на своем пути в ночи, но с рассветом, очищаясь божественными звуками, которые извлекали ее руки из царицы музыкальных инструментов.
Для многих бессмертных, о существовании которых и не подозревали обычные люди, их дружба была странной и бессмысленной. Казалось бы, добро и зло не могут даже просто находиться поблизости друг от друга. Но вот они, сидят рядышком и мирно наслаждаются такими простыми вещами, как музыка и рассвет. Мысли могут вечность отвлекать и тянуть время. Но когда они дополнены чем-то столь же прекрасным, то и время покажется раем. Девушка снова закончила играть. Отложив инструмент, она блаженно потянулась, жмурясь от ярких ласковых лучей, что золотили ее кожу. На ней были пижамные штанишки и маечка. Каштановые волосы вновь были в беспорядке, позолоченные солнцем и взъерошенные ветром, что время от времени налетал из-за крыш соседних домов.
- Ты сияешь. – Проговорил он, прежде чем успел удержать и без того очевидное за зубами. Она в ответ снова улыбнулась, но в этот раз улыбка не затронула ее прозрачных и таких чистых глаз.
- Ты часто это говоришь. – Пожала она плечами, обхватив их руками. И она была права, не стоило констатировать общепризнанный факт. Ее сияние, заметное лишь бессмертному, говорило о ее жизненной силе, что пополнилась нынешней ночью. Суккубы всегда так поступают, отбирая время у других. И не для кого не было секретом, как это происходило. Проще, чем у остальных полночных видов. Через секс.
- Да. – Кивнул он. – И каждый раз сияние твоих глаз не присоединяется к телу. Они меркнут, словно теряя то, что приобретает плоть.
- Тебя слишком заботит мое состояние. Так не должно быть. – Она отвела глаза на дома напротив. Все больше людей выходили к своим машинам, спешили к кафе за утренней дозой кофеина.
- Почему? Меня волнуют все. – Пробормотал он, почему-то без всякой радости в голосе.
- В том-то и дело. – Сказала она, положив свою голову ему на плечо.
Не было нужды говорить лишних слов и начинать этот разговор по кругу. Она – зло, суккуб, что в бытность своей смертной далекой жизни продала душу Аду. А он ангел во плоти, небожитель, святой воин. Какое ему может быть дело до низшей бессмертной, на службе у адской канцелярии. Однако как бы то ни было, он оставался ее ненавязчивым другом, собеседником и преданным слушателем, чему часто удивлялись оба, не говоря уж о прочем их окружении. И так продолжалось из века в век, из эпохи в эпоху. Где бы она ни была, он всегда находил ее.
О чем-то большем между ними и помыслить никто не мог. Ведь он был ангелом, светлой душой, открытой каждому в утешении. А она даже подумать не могла о его соблазнении на пользу собственной репутации. Их молчаливая дружба была выше этого. Выше извечной борьбы между добром и злом. Выше смертных потребностей. Выше их самих.
Солнце поднималось все выше, а двое на крыше продолжали тихо сидеть рядышком. Хотя нет, девушка вроде задремала. И мужчина, вздохнув, осторожно поднял ее на руки. Он шагнул в ее комнату со скошенными потолками, когда она поудобнее устроилась в его надежных объятиях.
Глядя на нее, ангел порой приходил в смятение. Суккубы имели способность менять обличье по собственному желанию, но Брианна всегда оставалась такой, какой была в смертной жизни. Невысокая, стройная. Не яркая сногсшибательная красотка, а скорее милая, та, о которых говорят про внутреннюю красоту, едва уловимый шарм и харизму. Такой и был этот маленький суккуб. Бесхитростный и открытый всему новому, любознательный бесенок не с одной сотней лет за плечами.
Что его неизменно возвращало к ней, Уриил не мог знать. Однако со временем, ломая голову над этот загадкой, он, в конце концов, покорился, и каждый раз прилетал на этот балкончик, послушать ее музыку.
Уложив ее на расстеленную кровать, он вернулся и убрал ее инструмент с солнца на прикроватный столик. Она даже не проснулась, доверчиво уплыв в мир грез рядом с ним. Так всегда было. Она не боялась ничего. Словно сумасшедшая, вытворяла всякое, виртуозно и смело играя с жизнью, как на своей скрипке. И он по-хорошему завидовал ей и радовался ее маленьким успехам. Ведь должно же быть что-то хорошее и у зла. Например, она.
Уриил еще раз взглянул на нее и исчез, оставив после себя в маленькой комнате под крышей легкий аромат озона и мирный покой.