Все свои героические поступки я совершила где-то между тремя и пятью годами жизни. Один из них, страшно героический, состоял в том, что я чуть не угробила собственного двоюродного брата. Дело было где-то в мае. Я исхожу из собранных вместе фактов: брату было несколько месяцев и он еще не сидел самостоятельно, разница в годах между нами была ровно три года, было уже очень тепло- а май на юге Казахстана будет почище любых летних месяцев в северных широтах России,- на мне было легкое короткое платье и я не доставала до края высокой коляски, где лежал младенец. Вот и выходит, что был месяц май. Мне шел четвертый год, а я январская как и брат. А брату было около четырех месяцев.
Взрослые покрутили передо мной белый накрахмаленный сверток, пахнущий молочной кухней, как в садике, дали разглядеть пухлое розовое лицо, чей ротик сосредоточенно начмокивал пальчик высвободившейся крохотной ручки.Ажурная пена белоснежных кружев чепчика обрамляло это спящее кукольное личико. Женщины ахали и умиленно воздыхали над свертком, в то время как довольная мать младенца смущенно потупляла взор, держа драгоценную ношу перед восторженной публикой. Мужчины степенно и несколько насмешливо держались в стороне, но все же неподалеку, забрасывая ехидные реплики в священный кружок женского счастья:
- Вырядили как девчонку! Кружева, оборки! В портянку его! Байкового одеяла хватило бы.- возмущался преувеличенно хмурый, но в душе довольный папаша.
- Мой внук! Девки, берегите пацана! Осторожно там с ним!- в пику сыну восклицал дедушка. А мой папаша дипломатично хмыкал, как бы поддерживая того и другого.
Малыша уложили в высокую и глубокую, как ванна, коляску , которая стояла в тени навеса из виноградника. Его укрыли толстым пышным одеялом, так как, по мнению женщин, все младенцы живут по своим особым климатическим законам. Коляска осталась стоять на сквозняке, а взрослые ушли гурьбой в дом пить чай и делиться сплетнями. Мы оказались во дворе одни. Я и коляска с ребенком. У меня был собственный брат, на год младше меня. В пору его младенчества я сама была очень мала или по причине, что собственный брат меньше всего заслуживал моего интереса, но я не помнила его маленького. У меня проснулся интерес к этим неправдоподобным существам так похожим на кукол, но все-таки живым. А мне не везло с изучением подобного объекта. Уже был опыт-знакомство с другим младенцем, которого я так и не увидела. Как-то среди зимы, еще когда мы жили в глухой таежной деревне, нас с братом взяли к родственникам. В жарко натопленной избе в середине комнаты висела деревянная люлька. Я видела только ее край и дно, до которого могла дотянутся. Нам сказали, что там лежит наш братик Женя и покачали люльку над нашими с братом головами. Так и остались в моей памяти большая деревянная люлька и невидимый младенец, живущий в ней.
А тут опять малыш. И он находится рядом. Но он лежит высоко и мне его не видно. А мне так хочется разглядеть эту дышащую живую куклу и, может быть, даже поиграть с ней. Я кручусь вокруг коляски так и эдак, приседаю и подпрыгиваю, пытаюсь заглянуть за бортик, но ничего не выходит. Вот если бы коляска стояла около деревянной лавки, что стоит вдоль забора, я бы залезла на нее и поглядела, что делается внутри. Но коляска находится далеко и она такая тяжелая, что мне не сдвинуть ее с места. Мне невдомек, что она стоит на тормозе, чтобы не укатилась. Я все же сходила до лавки, залезла на нее и, вытягивая шею, попыталась что-то увидеть. Но все бесполезно. Поднятый верх коляски закрывает от меня весь внутренний вид. Я слезла со скамейки и вернулась к коляске, взялась за ручку и покачала ее. Я вспомнила, что тетя, разговаривая с малышом, наклоняет коляску давя на ручку. Я надавила на ручку. Коляска наклонилась ко мне. Уже что-то, но пока ничего не видно. Я еще сильнее надавила на ручку и привстала на цыпочки, чтобы разглядеть сверток под одеялом. Зачем его укрыли этим глупым толстым одеялом? Я бы уже что-то смогла рассмотреть, а край одеяла не дает это сделать. Малыш под одеялом запыхтел и заворочался. Мне было тяжело давить на ручку и тянуться на цыпочках. В какой-то миг я не справилась, оступилась и повисла на один край ручки и коляска, зашатавшись из стороны в сторону, перевернулась. Я успела отскочить в сторону и в ужасе уставилась на дело своих рук. Коляска лежала на асфальтированной дорожке вверх колесами. Внутри в ворохе одеял что-то пыхтело и хныкало. Я сорвалась с места и убежала за дом, залезла в густые заросли легустры и затаилась, в страхе ожидая возмездия.
Я беззвучно плакала, прижав руки к груди и давя в себе любой звук. Рыдания прорывались, но я пыталась их заглушить. Я боялась, что меня обнаружат. Сжалась в комок, уткнулась лицом в колени и обхватила их руками. Ну почему никто не идет спасать малыша? И почему он не плачет? Он что, умер? Он умер! Теперь меня точно убьют.
Долго ли я так просидела в кустах, не знаю. Я услышала невнятные тревожные голоса, хлопанье дверей в доме и кто-то спрашивал обо мне. Меня искали, но безрезультатно. Потом все стихло. Но я боялась выйти и продолжала сидеть в укрытии. Вскоре я услышала шаги, которые направлялись в мою сторону. Я пыталась не дышать. Кто-то прошелся мимо зарослей, где я сидела, продемонстрировав мне свои тапки. Это была мама. Она нашла меня.
- Выходи. Марина, вылезай оттуда.
Я разревелась и сказала, что никогда не вылезу из кустов. Я ревела навзрыд, потому, что больше не было смысла терпеть и сидеть молча.
- Тебя не накажут. Вылезай. Ты же нечаянно?- с надеждой спросила мама, протягивая мне руку.
И я вылезла, размазывая слезы по распухшему лицу. Мама взяла меня за руку и повела во двор объясняя, что тетя Фая не сердиться, но надо было обязательно сказать взрослым, что коляска перевернулась. Малыш упал на толстые одеяла и не пострадал, но он мог задохнуться в них. Я слушала и ревела. В дом я отказалась идти, а села на лавку, стоящую напротив окон веранды, прятала глаза и лишь тайком поглядывала на окна и закрытую дверь дома. Временами кто-нибудь из взрослых подходил к окну и проверял, сижу ли я там. Вид у них был спокойный, даже веселый и я успокоилась.
Через год мой двоюродный брат отомстил мне. Бывает ли такая память или это все случайности? Мама привезла мне в подарок большую дорогую куклу. Ее можно было водить по двору за руку. Она была почти с меня ростом и говорила мне "мама". Я была счастлива ровно два часа. Потом нас, детей, позвали обедать, а куклу посадили на лавку дожидаться меня. После обеда куклы не оказалось на месте. Ее нашли в руках у Саши, моего двоюродного брата. Руки и ноги куклы болтались во все стороны, а голова была оторвана и валялась под лавкой. Игрушку отобрали, пытались восстановить ее двигательную функцию, перетянули заново резинки, но она была безнадежно испорчена. Она ходила, опрокидываясь назад и выворачивая ноги и при этом говорила слово "мама" каким-то икающим и дребезжащим голосом. Я была безутешна, но очень недолго. Я просто навсегда остыла к ней и любым другим большим игрушкам, а предпочитала маленькие, которые можно было спрятать в карман и носить их всегда с собой.
-------------------------------
Была еще проходная, устроенная мной неприятность. Но в ней и не было чего-то так уж выдающегося. Я случайно придавила одному мальчику палец качелей. Тут уж скорее он сам подсунулся под железо, а не я набедокурила. Он, конечно, плакал и палец у него распух, но через несколько дней ноготь с пальца слез и мы целый месяц наблюдали, как у него отрастает новый здоровый ноготь. Мы всей группой просили его показать поврежденный палец и мальчик с удовольствием его нам демонстрировал. И, похоже, в этой ситуации в выигрыше оказались все: терпеливый герой, любопытная публика и я. Из-за своей популярности мальчик совсем на меня не обижался.
Но вот другая история, которая приключилась почти следом за этой была посерьезней. Я долгое время была жуткая правдолюбка и борец с любой несправедливостью. А уж в первые годы своей жизни особенно. Особенно мне не нравились хитропопые люди, которые везде и всюду пытались выехать за чужой счет. Во мне уже тогда рос не вожак или студень, а именно равноправный партнер и не важно в какой сфере жизнедеятельности.
А история была проста и, пожалуй, не стоила столь помпезного отступления. Нам, детям, поручили провести регулярную уборку территории своего участка. Каждая группа на отведенной ей территории наводила порядок: кто-то собирал фантики и бумажки, кто-то выметал беседку или дорожку. Дети с радостной серьезностью активно исполняли поручения. Если кто-то уже выполнил свою часть задания, то подбегал к воспитательнице за новым поручением:
- Я уже все сделал (сделала). Дайте мне еще задание.
Воспитательница осматривала территорию с высоты своего роста и говорила, указывая рукой в какую-нибудь сторону:
- Посмотри вон там. Там, кажется, лежат сухие листья или это бумажка?- И, уже перенаправив свое внимание на другого ребенка, кричала протяжно тому- Антоша, не надо засовывать этот мусор в кусты, неси его в эту кучу или вот возьми ведерко. Складывай все сюда.
Мне достался участок у самой заросли легустры. Территории групп были разделены ровными рядами кустарников, которые, подстриженные и ухоженные, высокой стеной поднимались вверх. Кустарник за долгие годы разросся довольно плотно и пролазить через него было не возможно, только идти в обход. Но у старых растений нижние огрубевшие побеги в своем корявом переплетении почти не имели зеленой листвы и напоминали плетенную корзину, только с более крупным узором. Сквозь просвет этого узора нам, малышам, хорошо было видно, что делается на соседнем участке. Там также активно шла уборка участка. Я добросовестно и ревностно собирала сухие листочки и фантики и таскала их в общую кучу, а так же наблюдала за действиями других детей на соседнем участке. Один объект привлек мое внимание полнейшим отсутствием совести и ответственности. Это был мальчик где-то моих лет. Он весь собранный им мусор стаскивал под кусты легустры и распихивал его между корней. Я попыталась дотянуться до этого мусора, чтобы выпихнуть его обратно на ту территорию. Но у меня ничего не вышло. Ряд кустов был достаточно широкий. В конце концов, это наш общий ряд кустарника! А какой-то мальчишка запихивает мусор под корни и пытается протолкнуть его подальше на нашу территорию. Я прокричала ему, чтобы он этого не делал. Но мальчишка только показал мне язык и продолжал распихивать свой мусор под кустами. Я рассказала об этом воспитательнице, но она сказала, чтобы я занималась уборкой своей территории. Тогда я нашла длинную сухую ветку и занялась обратным действием. Я следила за мальчиком, а потом, когда он отходил в сторону, выпихивала сложенное им обратно из кустов. Мальчик был не особенно наблюдательным, а я очень упертой. Выпихнуть весь мусор, что он засунул между кустов стало моей первоочередной задачей. А так же я не спускала глаз с неблагонадежного соседа.
Мальчик, собрав и распихав весь мусор у зарослей кустарника, нашел среди травы кусок красного кирпича. Он был достаточно увесистый: мальчик перекладывал его из руки в руку, как-бы взвешивая. Потом он оглянулся вокруг себя, проверяя не смотрит ли кто, и запустил этим кирпичом в сторону нашего участка. Я оглянулась позади себя и увидела, что кусок кирпича, никого не задев, упал недалеко от меня. У меня взорвало сознание от подобной наглости и от терпения ничего не осталось. Я подняла кирпич, и не раздумывая, со всей злости, могу даже сказать ярости, кинула его обратно. Он пролетел не так высоко и красиво, как у мальчика, а ниже и пробил дыру в зеленых зарослях, упал на той территории, откуда и прилетел. И в тот же миг мы все услышали, как кто-то громко закричал, а потом и заплакал. Я подбежала к кустам и разглядела, что на полянке стоит и плачет тот самый мальчик, который кинул кирпич. Он держится руками за голову и по его лицу бежит струйка красной крови. Ощущение мрачного удовлетворения, которое пришло было на смену моей ярости, тут же испарилось. Я жутко испугалась содеянного собственными руками и убежала прочь с участка, пробилась в брешь между кустами и спряталась за дальней пустующей беседкой между стеной первой и высоким ограждением всего участка детского сада. Эта беседка пустовала, потому, что была старая, в аварийном состоянии и я надеялась, что здесь меня не найдут.
Страшно напуганная, я долго сидела в своем укрытии. Я не считала себя виноватой в том, что я так строго придерживалась общепринятых правил и норм. Но я ясно видела, что слишком ревностное следование по пути правды может быть очень губительным. Стоило ли это того? Это был один из первых моих уроков. Конечно, в тот момент, я ничего не соображала. Только боялась быть найденной и наказанной. И было за что! Этот мальчик пострадал. И, возможно, даже умер! Воображение рисовало мне картину, где тело мальчика лежит среди травы все в крови, особенно голова. Все, меня посадят в тюрьму за убийство! И я заревела еще громче.
Мама нашла меня за беседкой. Опять мама! Откуда они знают то, что ты будешь делать или где окажешься? Мама работала нянечкой в нашем саду, только в другой группе. Она взяла меня за руку и повела за собой. Я ревела и все ей рассказывала. Она молча слушала меня. Она привела меня в свою группу к ясельным малышам, умыла, раздела и уложила спать на пустую кроватку. Кровать была короткой, я подогнула ноги и свернулась калачиком под одеялом. Тяжелая от слез голова гудела, тело продолжало вибрировать уже без рыданий. Постепенно я провалилась в сон.
Как уж там разрулили всю эту ситуацию, я не знаю. Никто не поднимал этот вопрос при мне. А тот мальчик с перевязанной головой теперь гулял подальше от ограждения и с опасением иногда поглядывал на кусты. Больше мусора под кустами не было. А я потеряла весь интерес к игре, где никто не соблюдает правила.