Поэт улыбнулся в предчувствии строк тайной сходящих в душу из Великого Ниоткуда, чтобы родиться на белом листе чистой, возвышенной мыслью. Всякий раз, касаясь пером бумаги, он ждал, надеялся, что чудо случится: из ничего родится удивительное, иррациональное Нечто, не подвластное земным законам; словно ангел, пролетая над миром, светлой печалью коснётся земли, соединяя пространства.
Летнее утро, беспечное, по-детски наивное, как только может быть утро летом, когда пригретая солнцем, манящая, жизнь, каждым мгновением, славит Творца, тихим шёпотом тёплого ветра постучалось в скромную келью: «Здравствуй, Поэт».
- Здравствуй, доброе утро. Я видел, в бескрайних, тягучих туманах бродит крылатый Пегас. Чуть слышным журчаньем ручьёв, брызгами счастья шепни ему в ухо: «Друг тебя ждёт». Мы вместе, как прежде, помчимся навстречу мечте в далёкое, чистое детство, где люди как боги, добры и наивны, где небо так близко, а звёзды большие, где смерти нет, где….
- Только жизнь, - звонкой малиновкой вторило Утро.
Утро любило Поэта – пророка любви, дарившего его своей улыбкой, когда зарёй окрашенный восток, на всю вселенную провозглашает Слово. Утро жалело Поэта; вечный скиталец в мире кровавых рассветов, мир приносящий и миром гонимый ребёнок. Утро хранило Поэта золотистым туманом далёких, счастливых миров, надмирным Эдемом, куда возвращаются души, пройдя сквозь земное горнило.
Поэт любил тишину; в тишине рождались заветные строки. Суетность мира роем ненужных мыслей, жёсткой перкуссией глушит небесные струны, заражая пространство серым безверием масс; оглушённый Адам, лишённый отчего дома, бродит по чёрной пустыни в поисках счастья.
Голос неба в журчанье ручьёв, дыхании ветра – там, где покой, чистота и любовь - нужно только услышать.
Свет, застывший в каплях росы, бархат неспелых яблок, недвижная гладь отражённого неба – мир преходящий и вечный в сознании Вечного; чудо случилось. Строки метнулись – резвые кони, молнией мысль озарила пространство и время. Гордый Пегас расправил белые крылья….
Я вижу Свет издалека:
Его венчают три дороги.
Оставим скучные тревоги
Мой друг….
***
- Сашка, чёрт окаянный! Опять мараешь бумагу!? – пронзающий сердце крик Розы Шайтановны из соседней, железной клети, беспощадной ордой врезался в тишину, круша и ломая гармонию летнего чуда. – Когда же закончится это безобразие! У всех – ночь, а у него, понимаешь ли, солнце светит, птички поют! Прикрой вентиляцию, Ирод! Твой свет мешает нам спать!
- Розочка тише, - зашептал на жену Семён Семёнович. – Свет – не худшее в нашей жизни. Мы не видели солнца с Великой Трёхдневной войны. Всё зима да зима….
- Ну и что, что зима. Зато как у всех!
Семён Семёнович Борщиков тихо вздохнул, не смея перечить супруге.
- Нам ещё повезло, - думал он, лёжа на жёстких, казённых нарах подземного убежища. - Десять тысяч счастливчиков укрытых от сгоревшего в ядерном апокалипсисе мира бетонными плитами, лишённые света, на скудном пайке, – не большая плата за жизнь…. Господи, кого я обманываю? Навозные черви и то счастливее нас.
Семён Семёнович тихо заплакал.
Где-то глубоко внутри, там, где душа бьётся о ватные стены глухого сознанья, Семён Семёнович отчаянно завидовал Поэту, чья вера рождала новое утро снова и снова. Как давно это было: синее небо, высокое солнце, чистый прозрачный воздух, пьяный от летних трав….
- Мы всё потеряли….
Втайне от всех, он тоже писал стихи: об утраченном мире, о жизни, лишённой смысла, несбывшихся надеждах, непознанной любви. Мысль, что и он немного поэт, согревала робкое сердце отставного полковника.
Свет из вентиляции погас. В воцарившейся тьме, Семён Семёнович Борщиков тихо придвинулся к потному телу супруги и робко спросил:
- Может нам пригласить его в гости? Всё-таки, двадцать лет как соседи….
- Вот ещё взял: звать сумасшедшего в гости, - Роза Шайтановна громко зевнула. – Завтра пожалуюсь Управбункеру. Пусть поставит вопрос о выселении его наверх, в «любимые дали», подальше от нормальных людей. Хватит с нас его света!
- Он же погибнет….
- Тебе-то что, спи.
Семён Семёнович Борщиков послушно закрыл глаза. Привычная тьма сошла в его сердце. Он тихо уснул, не смея перечить супруге.
***
Творчество – есть тайна Рождающего, область за гранью, где поверженный разум покорно безмолвствует; мир вне времени, где прямая и круг – суть Единого. Путь к совершенству – небошественный восход, начало которого – отречение от земного, а конец – Бог любви. [1]
Человек – сопричастник предвечной гармонии, - рождённый свободным, что выбирает он? Тьму. Сожжённый Эдем, где властвует время, где боль как спасение падшей душе. Раб похоти, предавший душу, бичующий и мучимый огнём желаний. Лжегосподин на миг, приговорённый к смерти. Что создал он? Мир проклятый, пустыню смрада; преступник и палач в одном лице, он сам приговорил себя к пожизненному сроку, отринув Свет.
Плач ангелов доносится с небес. Плач по потерянному сыну, заблудшему во тьме, в беспамятстве: кто он, откуда. Песчинка в чёрном океане страха, безумец, позабывший дом, откуда вышел он во тьму порока.
Кто скажет падшему, что тьма – не мир, в котором он, слепец по жизни, существует? Что сделать, чтобы музыка небес вошла гармонией глухому в душу? Как быть, когда весь мир шагает в ногу к бездне?
Небо рождает Поэта – пророка любви, отдавая невинного в руки безумцев, чтобы глаголом жёг он остывшие души, наполняя ветхий сосуд надеждой и верой. Чтобы пламенем сердца освещал он дорогу идущему, жертвой своей вывел из мрачного ада.
Почему же, как дикие звери, кусаем руку дающего? Почему кричим, ослеплённые злом: «Ату его! Распни!»
Вы тоже поэты? Почему же так мерзок ваш крик?
Пенза, 2017
Сноски:
1. …небошественный восход, начало которого – отречение от земного, а конец – Бог любви. – Преподобный Иоанн Лествичник «Лествица».