Оглавление:
Глава первая. Максискутер.
Глава вторая. Развод.
Глава третья. Виталик.
Глава четвертая. Пушкинян.
Глава пятая. Временная амнезия.
Глава шестая. Попрыгуньи.
Глава первая. Максискутер.
Я боюсь людей. Может быть это просто болезнь? Не думаю. Не думаю, что я болен, вряд ли. Скорее наоборот, абсолютно здоров, излечился от болезни.
Все началось примерно года три, три с половиной назад. Когда официантка, приехавшая устраиваться на работу, в один из многочисленных Московских ресторанчиков, отправила меня на больничную койку на раз, два.
Дело в том, что я и раньше понимал, что сильно мешаю окружающим меня людям. Причем мешаю постоянно, и везде. Особенно мешаю тогда, когда начинаю думать о том, как бы никому не мешать, и от этого-то как раз и мешаю еще больше.
Вы не верите мне? А жаль. Все именно так и обстоит со мной. Раньше просто я не придавал этому никакого значения, наверно лишь только потому, что был как все. Ходил по кратчайшему пути, напролом, уворачиваясь в последний миг от столкновений, иногда сталкивался с кем-нибудь, извинялся, и несся дальше, перебегал дорогу на красный цвет светофора, лихачил за рулем. В общем, был как все, и ничем не отличался от основной массы. И все у меня было хорошо. Меня штрафовали время от времени ДПСники, я попадал в маленькие аварии, но все мне сходило с рук, и не заставляло задумываться ни на секунду о том, что же собственно происходит, что причина того, что постоянно я кого-то задеваю, обижаю. Да и обижаю ли вообще?
Все это воспринималось мной естественно и как должное, не вызывая никаких, мало-мальски душевных страданий, и что самое главное, не оставляя после себя никакого следа. Я жил беззаботной жизнью, слившись с толпой таких же, как и я идиотов. Мы все, как мотыльки жили одним днем, летели на свет, тут же сгорая, не задумываясь о том, что это за свет, и зачем мы на него летим. Просто там светлее, и теплее, и все, и больше ничего.
И вот эта официантка. Откуда она взялась в этот день, час, минуту, миг? Ведь потом, как оказалось, она, оказывается, приехала в Москву из Казани, и именно в этот день, и этот час, когда я проезжал мимо ее припаркованной машины, возле которой она стояла, сосредотачиваясь перед броском под мой, совершенно новенький, макси скутер.
Все совпало. Вплоть до доли секунды. Зачем? Зачем это было нужно, и кому? Я не мог понять этого тогда, да и сейчас еще не понимаю до конца причину этого суицидального желания со стороны этой, одетой во все черное, маджахетки. Да-да, именно маджахетки. А как еще можно назвать человека, облаченного во все черное, начиная с ног, и до головы. Черные сапожки, черные штаны, черная, кожаная куртка, черная сумка, черные очки, и телефон, по которому она разговаривала, даже он, и то был черного цвета. И лишь только длинные волосы, развевающиеся на ветру, почему-то были русые. Почему? Зачем так? Для чего? Теперь-то я понимаю, что именно в этом и заключался сбой так называемой матрицы. Все шло нормально, как у всех, и вдруг они. Все правильно! Именно русый цвет и должен быть. Ведь если бы она была одета во все белое, а волосы были бы черными, то это смотрелось бы куда естественнее, не так ли?
Да, это был явно сбой программы. Иначе это и не объяснить никак. Столько лет я жил в этой матрице, и выполнял все ее приказы, и команды, пока вдруг она не дала этот чудовищный сбой, но зачем, зачем он произошел именно со мной, да и при этом так еще коварно?
Я увидел ее издалека, метров за пятьдесят, когда заезжал в этот злосчастный переулок, в центре Москвы. Она стояла около своей, такой же черной, как и она, машины, разговаривая по телефону. Я почувствовал сразу, а точнее даже наверно и понял: это она, сегодня мне уже не доехать до дома, не попасть с сыном на дачу, не попасть вообще никуда. Что-то отчетливо, и упрямо повторяло в моей голове эту мысль.
Плавно выводя скутер из поворота, я не стал разгоняться, почувствовав это все, выше перечисленное, и просто бибикнул, на всякий случай. Маджахетка не шелохнулась, продолжая стоять, справа, от меня, в пятидесяти метрах между машин, спиной к дороге.
Это обнадежило меня. В моей голове забрезжила легкая надежда. Да-да, именно надежда. Надежда на то, что я сегодня увижу сына, попаду на дачу. Да, и просто останусь живым, и здоровым. Это подняло мне настроение, несмотря на то, что всего каких-то десять минут назад, я одолжил тридцать тысяч рублей своему сотруднику, ему нечем было заплатить за съемную квартиру. У меня на карточке оставалось всего около полутора тысяч рублей.
Я взял левее от этой, обнадежившей меня черной фигуры, не веря в ее коварство, а может быть, и просто врожденное слабоумие.
Дорога имела одностороннее движение, при ширине одной единственной полосы, с припаркованными справа, и слева вереницами черных джипов, примерно равной метрам шести.
Тогда город еще лояльно относился к машинам, Лужкова только что сняли, а Собакин еще не знал, как именно он будет бороться с автотранспортом. Это только через три года ему пришла в голову извращенная идея, уничтожить проезжие части посредством расширения тротуаров. При всей ненависти к машинам, видимо из-за любви к оленям, такая ширина тротуаров сильно расслабила, и без того расслабленные толпы Московских пешеходов. Они растерялись. Да-да, именно растерялись первое время после этого расширения. Ведь теперь стало сложнее выскакивать под машины. Путь удлинился, и приходилось теперь делать не один, два шага, как раньше, а целую пробежку из, иногда и десяти шагов. А за такой большой промежуток пути, желание уже не то, чтобы пропадает, а как бы становится уже менее ярким. Да и водители успевают разгадать коварный, в своей непредсказуемости маневр.
Так вот, взяв левее, я еще и добавил газу. А макси скутеры, как оказалось, разгоняются гораздо быстрее спорт байков. Но это большая тайна. И о ней нельзя говорить вслух, особенно стоя рядом с мотоциклистами. Это, по крайней мере, просто опасно.
И именно в тот момент, когда до женщины оставалось всего, каких-нибудь полтора, два метра, она, с прытью дикой газели, совершила стремительный бросок в мою сторону.
Хочется отметить, что со стороны, как потом я понял, просматривая видеозапись с камеры наблюдения, при ресторане, это выглядело как-то не по земному, как-то по инопланетному феерично. Ведь этот ее прыжек был совершон не совсем обычно для населения земли, которое, хотя и умеет, но старается все же не применять ходьбу задом на перед.
Да-да, она запрыгнула мне на переднее колесо именно своей задней, я бы сказал весьма филейной частью. А иначе еще как объяснить тот факт, что мой скутер, весящий не менее двухсот сорока килограммов, и это еще без пятнадцати литров бензина в баке, и без моего веса, от такой сильной инерции ее массивного тела, заваливаясь на левый бок, сменил свою траекторию. И если бы не припаркованный возле самого входа в ресторан Инфинити, аккурат в правую заднюю часть, которого я и влетел, слава Богу, уже без наездницы, которая, оставив на моем транспортном средстве частицы своего одеяния, перелетела через меня, и залетела как раз точно в открытую дверь этого гостеприимного ресторана.
Кто его знает, может быть она и планировала так экстравагантно придти на собеседование, а точнее войти во внутрь, эффектно, и неожиданно. Но все же мне кажется, что момент случайности прослеживался в ее поведении. Какой-то еле заметный экспромт, безусловно был. Точнее сказать, она, как хороший актер, сыграла свою роль, даже с элементами легкой, придуманной на ходу фантазии.
И мне даже показалось в тот момент, когда я делал сальто в воздухе над огромной, опять же черной, и блестящей на солнце машиной, что возможно она, как раз и принадлежит управляющему этим ресторанчиком. А что, почему бы это не могло быть именно так?
Ну, я понимал еще, что, если как-то остался искалеченным, но живым, значит, все было рассчитано, с точностью до миллиметра, на мощном компьютере. Я, как пушечное ядро должен был выполнить миссию по уничтожению данного вражеского транспортного средства, превратившись в пыль, но программа дала сбой. И, слава Богу, мои руки, и ноги, и что не мало важно, голова, были при мне. То есть ничего не потерялось и не оторвалось. Правда сломалась одна нога, и лежала в неестественной позе, как бы собираясь покинуть остальное тело, но, на миг, задумавшись, и передумав совершить намеченное.
Ну, я понимаю еще, если бы он как-то остался искалеченным, но живым. Нет, этого не произошло. А значит, все было рассчитано, с точностью до миллиметра. Я, как пушечное ядро должен был выполнить миссию по уничтожению данного вражеского транспортного средства, превратившись в пыль. И, слава Богу, мои руки, и ноги, и что не мало важно, голова, были при мне.
Инфинити же требовал теперь к себе гораздо большего капиталовложения, нежели чем еще минуту назад, ограничиваясь лишь только сравнительно небольшими суммами на бензин и на комлектующие детали, которые возможно нужно было менять время от времени из-за эксплуатации.
Сейчас же ему явно надо было менять задний бампер, заднее, правое крыло, опять же задний, правый фонарь, и, как вы уже догадались, именно правую, и опять же заднюю дверь. Опять же крыша его несколько изменила свою геометрию, лобовое стекло не выдержало падение, возвращающегося из только что сделанного, возможно даже и двойного сальто, довольно нелегкого, из-за мотоциклетного обмундирования, тела. Капот тоже не захотел оставаться не у дел, прогнувшись слегка во внутрь, по ближе к мотору.
В общем, так же, как и стоимость одной баллистической ракеты практически равна стоимости создаваемых ее разрушений, так и стоимость моего скутера вместе со всеми последующими капиталовложениями в восстановление моей конечности, примерно равнялись. А это говорило лишь об одном. Что пуск ракеты был оправдан, и стратегическая задача была выполнена со стопроцентной отдачей.
Помню, еще в детстве мне было очень интересно прокатиться на скорой, а еще интереснее на реанимации. Многие, мои одноклассники уже катались на них, по разным причинам. В основном при попытке изменить правила дорожного движения. Но им не удавалось внести свои поправки. Скорее удача настигала их во внесении изменений в их образ жизни на ближайшее время. Но, мне тогда не везло, как им.
Две красивые, желтые реанимации, на базе форда перекрыли въезд, и выезд из переулка, блестя на солнце, как вымытые лимоны. Одна, как вы догадались, для него, а другая, как ни странно, для суицидки, оставшейся в живых.
- Что с этой дурой? Как она? Ничего не сломала? - Спросил я санитаров, пытающихся разрезать на моей ноге специально защищенную от порезов ткань.
- Вроде как что-то сломала себе. - С малой заинтересованностью тем, что происходит в другой, конкурентной бригаде реаниматоров, произнес веселый, с красным лицом, фельдшер.
* * *
И что самое интересное, так это то, что у меня сразу, именно с этого дня, появилась уйма свободного времени.
Я помню, как был такой период в моей жизни, когда вдруг перестали платить деньги на работе. Нет, не совсем перестали. Что бы мы не умерли с голоду, их платили, но в три, четыре раза меньшие суммы, чем могли бы. И это продолжалось довольно долго. Это обстоятельство довольно сильно влияло на мою жизнь. Дело в том, что, будучи в разводе, я каждые выходные брал своего сына, и мы ехали куда-нибудь гулять по Москве. Ему было интересно со мной, но это требовало денег на бензин. Ведь за субботу и воскресенье я проезжал по триста километров, А иногда и по пятьсот. В месяц получалось все две тысячи. На бензин не было денег. И я сидел дома у мамы, перед телевизором, месяцами. Потом у меня не было машины в течение долгого периода времени, из-за ее ремонта, после аварии. И это тоже не позволяло куда-либо выбраться из дома.
Теперь я понимаю, что эта моя прикованность к телевизору тоже возможно была дана мне с определенной целью. Это был путь, долгий путь к себе, к новому пониманию мира, путь к какой-то отрешенности от всего сиюминутного, и пустого. Да, я знаю, вы скажете: - "А как же можно уйти от сиюминутного, при этом, не отлипая от информационной жижи, заполняющей наш мозг?" И будете правы. Но, иногда нужно обкуриться до тошноты, чтобы бросить курить. Пускай не на всегда, а просто на какое-то долгое время, но, бросить, или перестать. И это время стоит не денег, нет. Оно стоит годов жизни. Прожитой впустую, как может нам показаться с первого взгляда. Но, на самом деле, это все не прошло даром. Ничего на этом свете не бывает просто так.
Я стал соблюдать правила дорожного движения, следить за знаками, более того, иногда соблюдать скоростной режим, но не всегда. Мне было тяжело. Это действительно тяжело, ехать с разрешенной скоростью, по дороге с одной полосой, когда тебе в спину дышат, ощетинившиеся ксеноном, страшные, и огромные в своей безтолковости, черные джыпы, ощетинившиеся ксеноновыми люстрами. Казалось бы, в одном единственном желании, если ни съесть тебя, то хотя бы прожечь насквозь, испепелить позором, уничтожить, стереть с лица земли, как помеху, выдавить как гнойный прыщ, и забыть навсегда.
* * *
Но вернемся к этой черной женщине, вершительности моей судьбы, последней каплей в моем становлении, как человека разумного.
Ведь она, чудом выживши, и при этом, как потом стало известно из звонка дознавателя, который звонил мне уже в больницу, не сломала себе ничего, более того даже убежала из «Склифасовского» на следующий же день. Зачем? Что ее испугало? Но, при этом, у дознователя пыталась его запугать, и сочиняла какой-то бред про ДТП, не зная про то случайное видео с камеры наблюдения при ресторане, который, так и не приняв ее в тот день на работу, еще и так ей нагадил, этой короткометражкой.
По интонации дознавателя я понял, что полиция на моей стороне, и даже весь их отдел дознавателей, видевший много различных идиотских ситуаций, даже все они были подсознательно, единогласно на моей стороне.
И это полицейские, которые много чего видели в жизни, и даже они были шокированы поведением этого человека, который, чудом оставшись жив, ту же стал искать свою выгоду в сложившейся ситуации, при этом не позаботясь о своих аргументах в отстаивании правоты. Убежав из больницы, тем самым, не имея на руках ни выписного эпикриза, с перечнем многочисленных повреждений, говорящих о пожизненной инвалидности, как последствия этого страшного ДТП. Да-да, именно инвалидности, и я думаю, что прежде всего связанной с проблемами недостатка мозговой деятельности.
Хотя, кто его знает? Может быть это и есть, как раз та норма, которая и должна присутствовать у тех созданий, которых почему-то в суде принято называть, люди?
Но, тогда, кто же мы, кто те, которые страдают с утра до вечера, по всему миру из-за того, что встречаются невзначай, в городских лабиринтах с представителями этого, примитивного образа жизни? Кто мы, и зачем созданы, для чего? Чтобы только крепчать, и мужать, в этих постоянных боях за совершенство своей неимоверной сдержанности? Но только зачем это все нужно, для чего это нам дается? Может быть, Господь готовит к чему-то страшному, где надо обязательно выстоять. Но, в любом случае мне бы никогда не хотелось бы оказаться на месте тренажера. Да-да, именно того тренажера, которого какие-то силы свыше посылают нам в жизни, для нашего постоянного совершенствования.
Дознаватель сразу объяснил мне, что дело готовится для передачи в прокуратуру, так как есть тяжкие телесные повреждения (у меня), и поэтому будет суд. Но, до этого нужно произвести две экспертизы. Первая, остатков моего транспортного средства, и тормозного пути, которого почему-то не было вообще. И ответ известен. Его не было потому, что я просто не успел даже и нажать на тормоз. Диверсия была на столько продумана, что я просто не сумел ничего предпринять от неожиданности.
Я смирился, и валялся в больнице уже не «парясь» о случившемся, положившись полностью на волю Божию.
Но, самое интересное, что эта подруга звонила мне на мобильный, и пыталась давить на жалость к ней. Она рассказывала о том, что теперь потеряла работу из-за меня, и теперь будет голодать, жаловалась на потерю времени на лечение, на то, что сожгла много бензина на дорогу из Казани, и что теперь она не может ездить сама, так ноги у нее сильно болят.
Я подумал тогда: - «До какой же степени люди уверены в себе?». Ведь только уверенный, на сто процентов в своей правоте сможет вести себя подобным образом, не так ли?
Но, видимо непогрешимость, следствие самоуверенности, чувства своего превосходства над другими, причем во всем, в образе жизни, в своих, закачанных из телевизора, моральных принципах, короче, во всем. Но, видимо это все, вышеперечисленное, свойственно слабым, и глупым людям. Убогим что ли, если можно так выразиться. Ведь еще лет сто назад, слово убогий, имело совершенно иное значение, нежели чем сейчас. Им называли тех, кто был ближе к Богу, находился как бы под его защитой.
А может быть и сейчас, не смотря на смену смысла данного понимания слова, все эти люди находятся под Богом, и он помогает им выжить, несмотря на то, что они не способны даже и допустить просьбу Его об этом?
И Он их все равно оберегает, зная, что они бесполезны, что они не обучаемы, но все равно верит в то, что где-то там, далеко в глубине их, хранится что-то человеческое, о чем давно забыто в этой жизни, где каждый сам за себя, где все, как на войне.
Да, как на войне, войне, которая началась давно, еще в конце восьмидесятых. Она нагрянула нежданно, и засела глубоко в каждом из нас. Мы запасаемся оружием, покупаем газовые баллончики, травматические пистолеты, некоторые даже умудряются оформлять и боевое оружие. Зачем? Зачем все это? Ведь вся эта война, прежде всего внутри нас, мы воюем сами с собой, со своими, ночными страхами. Именно ночными, придуманными во сне, не наяву.
Глава вторая. Развод.
Дело в том, что поводом для моего развода с женой послужило одно событие, в корне изменившее мое мировоззрение, но не сразу, а как-то постепенно. Впрочем, как и все происходит в нашей жизни. Не с первого раза, а всего лишь оставляя, какой-то маленький, еле заметный след, который потом, со временем перерастает в нечто большее, обретая под собой уже более плотную почву, и надстраивая будущие этажи последующего решения.
Именно поводом, а не причиной. Причины разводов между молодыми людьми, бывают совершенно разные, и я не хочу сейчас здесь об этом писать. Да и это просто, как я думаю, и не так интересно в данном повествовании.
Я выезжал из двора на дорогу. При выезде не было знака, что дорога эта имеет одностороннее движение. Но, слава Богу, как-то скорее интуитивно, нежели, догадываясь о подвохе, я поехал как раз в сторону движущихся по ней транспортных средств, и на ближайшем перекрестке, повернул, как и многие другие налево, несмотря на то, что на островке, впереди, стояла фарами на меня, машина ДПС.
"Остановят" - Подумал я. Точнее не подумал, а скорее понял это наверняка. Но я в тот момент даже и не задумывался о том, что этот поворот именно мне сойдет с рук. Кому-то другому, да, но мне нет, и только нет. Я как-то сразу это понял. И стал искать причину, почему они остановят меня. Именно меня, еще издалека, подъезжая к перекрестку, с поворотником, не снижая скорости перед поворотом, так как я знал, что смогу повернуть на своей машине и со скоростью сорок километров в час.
Возможно именно эта смелость, граничащая с наглостью, на грани безумия, именно и послужила помощью в принятии решения, остановить именно меня, а не кого-либо другого, поворачивающего с, в два раза меньшей скоростью. Сейчас, да и тем более тогда, мне сложно понять, что именно было в голове у этого лейтенанта. Может быть эффект охотничьей собаки, которая увидев дичь уже не может остановиться, даже не реагируя на команды охотника. Может быть просто азарт молодого, как потом из личной с ним беседы, стало известно, героического лейтенанта. Именно героического. Ведь буквально полгода назад он участвовал в погоне за нарушителями ПДД. И даже вынужден был применить табельное оружие. Но нарушители успели применить не табельное, и при этом довольно таки удачно. Лейтенант провел какое-то время в больнице, но получил при этом награду, и продвижение по службе. Ведь сейчас, как я понял в личной беседе со своим непосредственным руководителем, время не тех, кто чему-то научился, а время тех, кто чем-то отличился. Так вот видимо и произошло с этим лейтенантом, теперь старшим, а еще совсем недавно просто лейтенантом.
* * *
Время отличившихся очень плотно окружило меня со всех сторон. Последние годы их кольцо все плотнее и плотнее сужается вокруг меня. И вот уже мне не просто тяжело дышать, я задыхаюсь, лишенный интересной работы, зарплаты, да и вообще, просто вынужденный встать перед выбором в жизни. Вынужденный сменить созидание на разрушение. Да-да, именно на разрушение. Так, как никогда, как именно сейчас я не сталкивался с тем, что проектировать стало бесполезно, а надзирать, скажем, за строительством, или инспектировать проект, доводя до абсурда ситуацию, стало гораздо удобнее, и финансово благополучнее. Да и во всех других отраслях, я думаю, происходит то же самое. Постепенно, незаметно подкравшись, наступило время всеобщего разрушения. И что самое интересное, чтобы не говорили об этом знающие люди, а я уверенно заявляю, что виной этому мы сами.
Дело в том, что как только правительство стало всевозможными способами наводить порядок в стране, такими как ужесточение законов, и наказаний за их несоблюдение, так все, на своих местах, буквально ощетинились своим принципиальным подходом к каждой конкретной, сложившейся ситуации. Если взять ДПСников, то те перестали брать деньги, ну или практически перестали, Доводя до абсурда каждую конкретную ситуацию, тем самым как бы заявляя обществу, что их сильно обидели. Задели, если можно так сказать за живое, наказывая за постоянные вымогательства, путем установок камер в каждую машину, постоянных, неожиданных проверок, и массой других изощреннейших способов ужесточения мер по пресечению вольностей.
И произошла как бы волна возмущений в обществе, получившая первоначальную энергию, в виде толчка, именно со стороны ужесточений в рядах доблестной дорожно-патрульной службы. Эта волна двигалась дальше, постепенно подминая под себя все, наивозможнейшие слои общества, так, как все они столкнулись с невиданной принципиальностью доселе совершенно беспринципных "оборотней в погонах".
Возможно, что все было и не совсем так, а может и совсем не так, и даже, скорее всего ужесточение происходило параллельно и во всех других структурах, и даже здесь можно долго, и нудно перечислять все эти ведомства, но дело-то совсем не в этом, не в их названиях, и количествах. А дело в людях. Именно в конкретных людях, которые вдруг, ни с того, ни с сего, стали совершенно принципиальными, до того не быв таковыми.
И самое то, страшное в этом изменении то, что это произошло не то что бы по доброй воле, нет, скорее из вредности, не основываясь на здравом смысле, воспитании, или умственном развитии. Нет. Просто все общество вдруг стало другим, изменившись лишь внешне, а внутренне оставшись таким же, каково оно и было.
То есть там, в тех местах, где нет камер, нет полиции, нет власти, в этих местах оно осталось таким же, каким и было. И только от умения видеть эту размытую грань между «можно», и «нельзя», и зависит теперь уровень благосостояния общества. То есть не от уровня знаний, стремлений, и моральных норм, отнюдь нет. А именно от понимания той возможности грамотно переворачиваться вверх дном, там, где это нужно, или можно, и лишь только в угоду своим собственным интересам. И именно так, как позволило бы как можно больше при этом поиметь своей выгоды.
Двуличие общества, стало сейчас наивысшим. Такого я еще не наблюдал никогда, в течение своей жизни, а мне уже пятьдесят девять лет.
Да, стало тяжелее жить. Сейчас надо либо маскироваться, либо постоянно натыкаться на перевертышей, с которыми не реально, но необходимо иметь дело.
Да, что греха таить. Я и сам первое время подпал под это движение. Ведь как еще можно обозвать мою принципиальность в соблюдении правил дорожного движения, принципиальность на дороге, которая, порою приводит к аварийным ситуациям, которые просто неизбежны при стопроцентном соблюдении правил, особенно, если это соблюдение исходит только с одной стороны участников дорожного движения.
* * *
Старший лейтенант, так резко стартанул с места, и сел мне на хвост.
- "Надо же" - Подумал я. - "Куда-то вызвали его наверно срочно". - И расслабился в надежде на то, что если он не остановил меня своей полосатой палочкой, то значит я не нарушитель, да и что, если честно, я мог тут нарушить? Какой пункт правил дорожного движения? Хотя и остановить меня таким образом, учитывая мою бешеную скорость в повороте он просто бы и не успел.
Но, не проехав и ста метров, я услышал:
- Водитель машины Сааб, госномер 564 Светлана, Мария, Ульяна, 177 регион, срочно прижмитесь к обочине, и остановитесь.
Если бы я в этот момент уже знал бы историю об отваге этого молодого лейтенанта, то возможно бы выпрыгнул бы на ходу с поднятыми руками, и сразу упал бы лицом в снег, поставив машину на нетралку, и дернув ручник. Но тогда я не знал этого, да и не сразу понял, что эти три веселые женщины, на самом деле имеют самое непосредственное отношение именно к моей машине.
По этому я не то чтобы не сразу остановился, а как бы сделал это не очень быстро, тем самым возможно очень обидев молодого и горячего человека в погонах.
- Старший лейтенант Стрелков, сто тринадцатый батальон патрульной службы, представился охотник за справедливостью. - Что же это вы убегаете?
- Я убегаю? От кого?
- От меня наверно?
- От вас? Зачем?
- Вот это я как раз и хотел у вас спросить
- Я не от кого не убегал.
- Сначало нарушили, а потом еще и убегаете.
- Я нарушил? Что?
- Не прикидывайтесь.
- Как это, извините? Я не понял, что я делаю?
- Прикидываетесь, что не понимаете.
- А теперь понял. Но я не понимаю, о каком вы нарушении говорите? Вроде бы ехал как все, и что самое интересное, в том же направлении. Но остановили именно меня. Причем не просто остановили, а еще и обвинили в том, что я убегал. Так это может потому, что я слишком медленно ехал, не так быстро, как скажем тот, сверкающий пятками уже у горизонта, джип.
- Следуйте за мной на машине, и паркуйтесь рядом со мной, вон там, где я и стоял. Как припаркуетесь, заходите ко мне с документами в машину.
- Хорошо. - Согласился я.
Проделав поворот на лево два раза, причем второй раз как раз там же, и так же, как и в тот момент, когда меня остановили, и, не заметив при этом ничего ужасного, что мог бы я совершить, ибо никаких знаков, которые я мог бы нарушить не было. За исключением того, что данная дорога не просто имела одностороннее движение, но еще и наблюдала выделенную полосу встречного движения только для общественного транспорта. Которую я и пересек при повороте, вместе с другими участниками движения, так, как повернуть налево по-другому, не пересекая ее, было просто и невозможно. Знак о наличие так называемой выделенки стоял как раз у того места, где я был остановлен лейтенантом, и его видеть я мог только в том случае, если бы сделал один круг перед лейтенантом, прежде чем бы он снарядился за мной в погоню.
- Садитесь, садитесь. - Небрежно бросил в мою сторону Старший лейтенант. - Места на всех хватит.
Я молча сел, и протянул старшему лейтенанту водительское удостоверение, Техпаспорт на машину, а также страховку на транспортное средство.
- Значит так, вы выехали на полосу встречного движения. Лишение прав по статье 12.15. часть 4.
- Я не выезжал. Я поворачивал налево и только поэтому проехал по выделенке, так, как по-другому и не реально тут повернуть. - Сказал я.
И тут я понял, что в машине, на заднем сиденье сидит еще один ДПСник, так, как он вдруг заговорил
- Вы срезали при повороте часть разделительной полосы.
- Возможно, и срезал, но, я ее не видел. Ее просто там нет, все занесено снегом. - Возразил я.
- Под снегом, или нет, не имеет значения. Вы нарушили, и преднамеренно нарушили. - Произнес старший лейтенант.
- Но при выезде из двора не было знака, указывающего мне на то, что передо мной дорога с односторонним движением. - Взмолился я.
- Отсутствие знака еще не говорит о том, что вы имеете право нарушать. - Сказал старший лейтенант.
- Но я и не собирался нарушать.
- Послушайте, если честно, то вы должны предвидеть отсутствие знака.
- Как это? - Не понял я такого резкого оборота речи.
Старший лейтенант вдруг резко всунул мне документы в руку, так, как мимо пролетел, по пресловутой выделенке, всего в метре от нашей патрульной машины, черный, огромный джип.
- Короче быстро из машины, я попробую его догнать. - В приказном тоне сказал Старший лейтенант. Причем это касалось не только меня, но и лейтенанта с заднего сиденья.
Мы резко выскочили. И оказались вдвоем под открытым небом, не переставая льющим на наши головы холодный, и мокрый снег.
- Не догонит. - Сказал я.
- Догонит. Он догонит. - Произнес с гордостью лейтенант, и сопроводил эту фразу долгой, и душераздирающей историей про погоню с перестрелкой, из которой я и узнал всю правду о героической натуре старшего лейтенанта Стрелкова.
Стрелков пропал в снежной, гнилой мгле, и мне показалось, что он не вернется. Джип был огромным, мощным, и возможно напичканным различными видами стрелкового оружия. Хотя, возможно в нем мог находиться, с таким же успехом и гранатомет. Я пошел в свою машину, понимая, что так просто не отделаться, я хотел посоветоваться с женой на счет денег. Сколько наш скромный, семейный бюджет может позволить выделить на взятку такому честному и бдительному герою Московских улиц, имеющему на столько зоркий глаз, различающий даже в темноте, и под снегом стертую многочисленными нарушителями, еще в прошлом году, разделительную полосу.
- Нет, ничего я тебе не дам, у меня нет денег. Выкручивайся, как хочешь. Сам виноват. - Стояла на своем, жена.
Я понял, что попал сегодня.
- Слушай ведь мы тут из-за тебя вообще-то. Из-за твоей машины, которую купили именно у этих гребаных дилеров. Имей совесть, ведь если бы я не начал войну с ними из-за треснутых, и приклеенных колпаков на колеса, с которыми они "впарили" нам машину, то и мы бы не оказались здесь сегодня. Ведь ты сама не захотела с ними разбираться.
- У меня нет денег. Я тебе говорила уже на эту тему. Если ты не хочешь искать новую работу, то выкручивайся сам, а мне нечем кормить ребенка.
- О-о-о, какая старая и знакомая песня. - Сказал я.
- Старая, не старая, а денег у меня нет.
- Есть они у тебя, я знаю. Ну, ладно, не хочешь, не давай. Но знай, как мне обидно. Я стараюсь для тебя, как могу, а ты так со мной. Я же для тебя старался, когда ты приняла решение получить права. Я тогда согласился с тобой.
- Не надо было покупать такую дорогую. - Сказала жена.
- Не надо, согласен. Но ты же сама решила ее покупать. Да с начало я хотел, но потом ты не захотела, и я отстал от тебя. Но прошло время, и ты сама решилась взять именно ее. И тут уже инициатором был не я. Я только убеждал тебя в том, что мы можем рискнуть с кредитом. Что нам удастся его выплатить. Я же не знал, что с зарплатами на работе станет хуже.
- Не знал, но ты не хочешь ничего делать. Ты не хочешь решать финансовую проблему. Поэтому и сейчас выкручивайся сам, я уже сказала, что мне нечем будет кормить ребенка.
- Хорошо. - Сказал я, и вышел из машины, так как продолжать разговор дальше не имело никакого смысла уже.
Не простояв, и пяти минут под падающим снегом, который постепенно, из мокрого стал превращаться в хлопья, которые, в свою очередь ложились уже не тая на остывающем вместе с температурой воздуха, асфальте, мы увидели силуэт знакомой нам патрульной машины, возвращающейся на родину, но видимо без добычи.
- Не поймал. - Предположил я.
- Не поймал - Констатировал лейтенант. - Первый раз не поймал
Все повторилось. Опять мы в патрульной машине, на тех же местах. Только старший лейтенант Стрелков был уже не тот. Он как-то сник, и стал не многословен. Причина была видна не вооруженным взглядом. Она была написана на его лице. Отелло промахнулся. С этого момента видимо что-то произошло в его характере, что-то сломалось, непоправимо разрушилось, до основания, причем так, что на этом месте уже ничего нового не имело смысла строить. Ну, возможно если только чуть-чуть в стороне, метрах в ста, или ну, хотя бы в пятидесяти.
- У меня есть только две тысячи. - Сказал я.
- А я не деньги из вас вышибаю. Мне просто за державу обидно. - Парировал Стрелков, взглянув на меня потухшим взглядом.
- Но у меня больше и нет. - Ответил я.
- Ну, ладно, не будем встречку из пальца высасывать. Хорошо. Давайте проезд под кирпич оформим с вами.
- А под кирпич это стопроцентное лишение. - Возмутился я.
- Нет, не лишат вас. Сейчас еще прощают. Штраф выпишут вам, и все. - Успокоил меня Стрелков, пряча в кармане две тысячи.
- Напиши, что дело было на Тихвинском переулке, там кирпич. - Предложил лейтенант, с заднего сиденья.
Только потом я понял, какую страшную ошибку совершаю, соглашаясь на эту авантюру, и подписывая протокол. Дело в том, что правила тогда я не штудировал после каждого, выписанного мне штрафа. Они были не большие, и вовсе не обязательно нужно было знать все нюансы. Но, как оказалось, за то незначительное преступление, которое совершил я вместе со всеми остальными участниками дорожного движения, мне грозит максимальный штраф в размере полутора тысяч рублей. А теперь, подписав свой "Кирпич", я попал под целое дело по подкупу президента, так, как никто и не собирался прощать мне этот поступок, и выписывать мне штраф в группе разбора. Там меня просто поставили перед фактом. А факт был простой. Дело передают в суд, а там уже стопроцентное лишение прав.
Надо было перекупать права. Как это сделать, я придумал очень быстро. Были еще переходные времена, и такие вещи были еще возможны. Мне удалось найти посредника, и договориться с ним за двадцать пять тысяч рублей, которые, я одолжил на работе, имея зарплату на тот период времени, равную восемнадцати тысяч.
Но именно это событие и послужило началом разлада в семье.
Стрелков тогда, не догнав Джип, выстрелил прямо в сердце нашей и без того раненной семьи.
Я долго думал потом над его поведением. Почему, зная о том, что мое нарушение не подразумевает отнятие прав он, раскручивал меня на «встречку»? Почему он особо-то и не хотел брать деньги? Точнее хотел, конечно, и взял бы, но видимо план был дороже. Я понял, что он просто должен был выполнить план, или перевыполнить его, так, как он был на хорошем счету, а погони, они не каждый день случаются, а уж тем более и с положительным результатом что бы, так это вообще редкость, даже у таких «героев», как он.
Вот он и решил из жалости ко мне, видя, что у меня не так много денег, заменить мне выдуманную встречку на проезд под «кирпич», пользуясь моей безграмотностью, и отсутствием быдлячества, подсознательно, в глубине себя, объясняя это моей безпомощностью.
И все бы ничего, но это был самый, что ни на есть герой нашего времени. Нашего, страшного, лихого, бандитского времени. Не девяностых, а так называемых, десятых годов. Когда под прикрытием законности проворачиваются такие дела, что лучше бы уж стреляли на улицах, и «мочили» друг друга с утра до вечера, нежели чем вот так вот из-под тяжка, прикрываясь честностью и бескомпромиссностью.
* * *
С тех пор я принял решение не нарушать правила дорожного движения, и по возможности скоростной режим. Было тяжело. Я встречал людей, которые считают, что никогда не нарушают ПДД. Сейчас, спустя много лет после этого события, я принципиально не нарушаю правил, но знаю точно, наверняка, что это невозможно, более того, это приводит к непредвиденным ситуациям. И человек, который утверждает то, что он всегда прав, просто опасен на дороге. Именно эти люди могут аккуратно, сдавая задом на джипе, просто превратить твое транспортное средство в кучу металлолома, при этом, разговаривая по телефону, и потом сказать, что он вас не видел, так, как сидит высоко, а ваша машина очень низкая. И это аргумент в его руках. И он прав. Ведь он не нарушал. Он просто не видел. А если вас не видно, то, значит, вас просто нет, и не может быть.
Как-то моя дочка ехала на скутере по набережной Яузы, и ее подрезал на джипе мужчина, но она успела остановиться. Он тоже остановился в крайне правом ряду, у обочины, и, сдав задом раздавил скутер, с которого она успела соскочить к тому моменту.
Потом, разговаривая со мной по телефону, так как дочка позвонила мне, когда они начали разбираться, он сказал, что просто не видел ее.
Да, я понимаю, что случаи с телепортацией на дороге не редкость. Сам много раз телепортировался. Но в данном случае, этот джип не возникал из воздуха, он действовал намеренно, и из далека, заранее прицелившись, и когда ему не удалось завалить ребенка с первого раза, он попробовал наехать на него задом, чтобы уж наверняка добить.
В Москве за последние годы стало много невидимых людей. Они невидимо обществом. Оно их не хочет видеть. Специально, по той лишь простой причине, что не хочет. Зачем видеть то, что мешает жить? Ведь это не просто мешает, это разрушает все жизненные позиции, все ощущение того искусственного, созданного вокруг себя мира, в котором так легко жить. Ведь ты не перед кем, и ни за что не отвечаешь. А просто живешь в свое удовольствие, и все тут.
А что же делать всем этим невидимкам. Вычеркнутым из жизни общества людям? А ничего. Им нужно сидеть, и помалкивать, или убераться вон из города, по добру, по здорову, пока живы. Пока общество их еще не поглотило.
Складывается очень странная и неадекватная ситуация. Когда все вроде бы и соблюдают закон, при первой же возможности пытаясь втихаря его обойти, но при этом ненавидят друг друга за это же, при первой же возможности делая подножку каждому, кто попадается на пути.
Мы саморазрушаемся, варясь в этом компоте из ненависти друг к другу, будучи уверены в своей правильности, честности, и любви к ближнему.
Глава третья. Виталик.
Один раз, я шел домой, после вечеринки на работе, в этот день у меня был день рождения, и я решил его отметить в кругу коллектива. Ситуация финансовая была тяжелая, и люди устали. Все хотели какого-то праздника. И это простое мероприятие, могло поднять слегка настроение у всех.
Выпил я не очень много, да и не хотел собственно напиваться, просто устал от этих тяжелых будней, от этой напряженной, и местами бесполезной, рабочей жизни, из-за, безграмотности высокого уровня руководства, меняющегося каждые два, три месяца. При этом уровень этих людей, с каждым разом, становился все ниже, и ниже.
Я шел домой от метро Первомайская, до шестнадцатой парковой. Дело в том, что я давно уже хожу пешком все эти шесть остановок из-за того, что мне просто страшно ездить в транспорте. Я все время нарываюсь на чью-то «справедливость». То, кто-то выставит мне ноги в проход, чтобы я споткнулся, то, как это было один раз, когда мы с сыном ехали в гости, на новый год, просто зажмет мои ноги в своих, сидя как раз на против меня.
Я помню, тогда мой сын даже испугался в данной ситуации. Он просто не ожидал, что такое вообще может быть. Я тогда ему объяснил, что сейчас просто, в связи реструктуризацией системы здравоохранения, многих шизофреников отпустили из стационара на лечение домой. И это как бы амнистия для них. Ведь дома-то гораздо лучше, чем на больничной койке.
Сын уже с семи лет начал понимать мой саркастический юмор, и мне приятно от этого. Мы на одной волне. Но, это и плохо, ведь весь мир вещает на другой. И начав понимать меня, он потерял возможность ловить общедоступное радио.
Но, кто его знает, может быть это все и к лучшему?
Так вот, когда я хожу пешком, то стараюсь обходить опасные «предметы», от которых можно ожидать всего чего угодно, но только не адекватности. Это именно неодушевленные предметы. Они все живут в другой реальности. Там, где нет никого, кроме них. Это рай для идиотов. Там нет никаких помех. Им дозволено все. Они могут ходить на красный цвет светофора, выскакивать из-за кустов под пролетающие машины. Но, к сожалению, там, в этом раю, все это возможно только один раз. Да-да, именно один раз. Ну, конечно, некоторым, изредка удается и пару раз, но это только исключения.
Этот, идиотский рай не имеет границ. Он везде. И в него может попасть каждый. Там хорошо, всегда тепло. Его жители даже лзимой ходят в летних курточках, и без шапочек. Мне даже казалось, что у них изо рта не идет пар.
Их видно в этом мире. Их рай хоть и параллелен нашей реальности, но он не как другое измерение. Дело в том, что мы их видим отсюда, а они нас нет.
Только этот факт и объясняет их неадекватное поведение.
* * *
Я помню, когда возвращался из Питера в Москву, пару месяцев назад, как раз видел такую, целую компанию.
Мы тогда стояли в пробке на федеральной скоростной трассе, потому, что она зачем-то пересекалась железной дорогой. До сих пор не понимаю такие вещи. Зачем? Для чего было принято такое дорогое, и бессмысленное решение, не делать мост над поездами, или наоборот, мост над шоссе для поездов? Это все возможно, как раз и связано с темой другой реальности. А именно того, что те, кто имеет отношение к проектированию, и строительству, а точнее к принятию кардинальных решений, то есть попросту чиновники высшего звена, они, возможно, тоже все там. Да, именно в раю для идиотов. Им там хорошо. Никто не мешает. Ведь идиоты не трогают «своих». Ну, или, как правило, не трогают.
Так вот из-за этой пробки, многие ехали по обочине, и одна грустная, измученная логикой, реальной жизни, компания, а точнее один из ее, пассажиров, который сидел сзади, справа, вдруг не с того, ни с сего, выкинул, пустую бутылку в открытое окно, прямо влес.
Этот широкий жесть сказал многим, об довольно высоком уровне развития данной части населения, Европейской части России.
* * *
Я подходил к остановке, к которой подъезжал именно в этот момент троллейбус. Слева от меня шел какой-то длинный, худой, но при этом бесформенный молодой человек, одетый по-летнему, несмотря на то, что на улице была поздняя осень, и даже шел снег. Он взял правее, к остановке, и прошел прямо через меня. И это естественно, ведь меня для него в его реальности просто не существовало.
Я только и успел сказать:
- Ой, что это?
Не надо было делать этого тогда, да и вообще не надо так хамить людям, как я не просто понял, но и запомнил на всю жизнь
Во-первых, никогда нельзя спрашивать у людей на улице ничего, не попытавшись перед этим вернуть их из параллельного мира, а лучше вообще молчать, и уворачиваться, кто как может от всевозможных столкновений.
Согласен, это не всегда возможно. Иногда они бывают настолько непредсказуемы, что воистину приходится жалеть, чито ты вообще вышел из дома в этот день.
- Что? Ты еще мне хамить будешь. – Проблеял голосом кастрата «просвещенный», и тут же, с размаху пере---ал мне по морде. Именно по морде. Ведь мое ухоженное, гладко выбритое еще с утра лицо, для него было именно мордой, и не чем иным.
А как вы думали? У вас все хорошо, вы спешите домой, сильно уставши, и вдруг троллейбус. Какая удача! Вы бегом к нему, а тут этот придурок, который еще и что-то спрашивает. Естественно его лицо покажется вам страшной, перекошенной мордой.
Я упал. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным. Ведь я с рождения живу в другом мире, где даже если и бьют, то сначала, как-то ругаются что ли, объясняют куда идти, и что при этом с собой брать. Но, так, ни с того, ни с сего? Этого я не ожидал уж никак.
Я тут же протрезвел, и видя, что бледная, худая, и видимо сильно все же замерзшая тень, чем-то все же напоминающая человека, пытается скрыться в открытых, словно пещера, с огнем от костра внутри, дверях троллейбуса.
Я моментально справившись с ситуацией, не теряя время на подъем с липкого, и мокрого снега, попытался не вставая, схватить ее за ноги.
И, о чудо, мне удалось!
С сухим и пронзительным треском надломленного сухостоя, вьюноша завалился в сторону троллейбуса, тем самым как бы показывая направление, в котором он передвигался. Как бы показывая всем, что он не дошол, его срубило какое-то страшное, неземное, внезапно напавшее на него животное.
Он вырывался из моих крепких лап, что есть мочи, мужественно сдерживаясь от призывов о помощи, а может быть и просто от того, что еще не понимал, что с ним именно произошло.
-Помогите! – Вдруг он, как-то хрипло, по не земному, а скорее, как из под земли, выдавил он из себя.
Этот крик обнадежил меня, и не в силах дотянуться кулаком по худому, изможденному компьютерными играми черпепу, я принял решение откусить частицу его плоти, и самое близкое месте, которое я смог бы прокусить, оказалась его нога, прикрытая тоненькой тканью его летних брючек.
- Убивают! – По волчьи взвыл, пострадавший.
Ага, подумал я, будешь же знать наших.
Но не тут-то было! Именно в этот момент от остановки отделилась тень Робин Гуда. Она шла ко мне. Я был так близко от победы, и вдруг это, что это. Что это такое, что происходит?
Меня скрутило какое-то сильное и могучее тело, при этом оторвав от жертвы, которая тут же вырвалась из моих зубов, и хромая поползла к жерлу спасительного троллейбуса, выкрикивая на ходу:
- Он украл у меня варежку. У меня осталась только одна.
- Отдай ребенку варежку. – Сурово выдавил из себя омбудсмен.
Да, из этих рук, мне было уже не вырваться. Это явно «качек», подумал я, и при этом как-то сник.
Женщина, на вид лет ста двадцати, на остановке сказала:
- Я видела все. Он на него напал сзади и завалил на землю. Бедный мальчик.
В этот момент, в заднем стекле троллейбуса проявилось лицо пострадавшего ребенка. Он невинно улыбался белоснежной улыбкой, беззубого рта. На руке у него была только одна варюшка. Но в его глазах светилась победа.
Я попытался вырваться, но хватка была крепка. Руки сжимали меня как щепку.
- Зачем детей обижаешь? – Спросил меня защитник детей.
- Я не обижаю, он сам первый меня ударил, ни с того, ни с сего. –Простонал в беспомощности я, при этом как-то сникнув, в крепких, мужественных руках справедливости.
Во рту появился вкус соли. «Наверно зуб выбил». Подумал я. Я потрогал лицо, освобожденной рукой, так, как меня отпустили, уверовав в мою адекватность. На лице была кровь.
- Эта сука мне зуб выбила. – Произнес я.
- Ничего, не будешь нападать! – Но уже как-то с сожалением в голосе ответил спаситель детей. Видимо понимая, что выглядит как идиот.
Из сугроба торчала мокрая, грязная, детская варежка. Я сел на скамейку рядом с долгожительницей, которая при этом видимо, как и я ушла в себя, и сидела так же молча, видимо вспоминая что-то дореволюционное.
Робин Гуд, увидев, что все закончилось миром, и что жертв нет (я не в счет), покинул поле боя, скрывшись во дворах, приготовленных подл снос, пятиэтажек.
Я седел молча, приходя в себя после боя, где не было побежденных, но осталось чувство неудовлетворенности, а точнее ощущение того, что ты просто идиот, и все видят это.
- «Но, ведь я же не в чем, не виноват!» - Захотелось мне выкрикнуть в пустое осеннее небо. Но я подумал, что это может убить долгожительницу, пережившую революцию, войну, перестройку, и не стал кричать.
Я, седел молча, подобрав черную, детскую варежку из сугроба. На ней было вышито «Виталик».
- «Ну, Виталик, берегись!» - Подумал я.
Глава четвертая. Пушкинян.
И все бы ничего, ну, шло себе, и шло мое перевоспитание, но чего- то все же не хватало мне в понимании мира в понимании того факта, что каждый миллиметр правил поведения на дороге, или просто правил дорожного движения, написан кровью тех, кто воспротивился их соблюдению когда-то, на како-то этапе своей жизни.
Но, я пока еще как будто ждал еще одного события, еще одного жизненного урока, перед тем, как начать бояться даже тени от собственной машины на дороге. И вот это событие произошло, и оно окончательно и бесповоротно определило все мое мировоззрение на ПДД. Оно просто сделало из меня полностью законопослушного гражданина.
Нет, не того, кто пытается из принципа бороться с обществом, как было выявлено мною, в отношении себя, на исповеди в церкви. Именно на исповеди.
Дело в том, что я к тому моменту просто боялся потерять деньги, когда собирался куда-то ехать. Нет, не разбиться, и попасть в больницу, а именно потерять деньги. Ну, то есть, иными словами, я боялся потерять, окончательно, и бесповоротно, свое транспортное средство, разбив его о какое-либо, внезапно возникшее на дороге препядствие. Будь то, скажем внезапно выехавший на встречку джип, или сдавший задом автоненавистник, на светофоре, сидящий, как минимум, метрах в полутора над землей, и не видящий ничего кроме голубого неба, причем во всех своих затонированных на смерть, окнах.
И мне казалось, что причина не во мне, а в моем окружении, которое просто охотиться на меня из-за всех углов. Эта тема на столько песпокоила меня, что я заговорил с ней на исповеди со своим батюшкой.
- Милый мой, да это гордыня у тебя. – Констатировал отец Александр.
- Гордыня? Ведь я же наоборот смиряюсь, и пропускаю всех на дороге, и в метро, и на тротуаре, когда иду пешком.
- Да, но как ты это делаешь? Именно подчеркнуто вежливо. А точнее просто раздраженно боязливо. То есть ты тем самым как бы говоришь о том, что все остальные глупее тебя, и хуже. А ты только один все понимаешь, и знаешь, и именно поэтому-то, и высокомерно, величественно, как бы позволяешь им совершить свою очередную глупость. Это, милый мой гордыня, чистой воды. Гордыня самая настоящая. И в этом-то и состоят все твои приключения на дороге. – Заключил батюшка.
«Гордыня». – Подумал тогда я. Как все просто.
- Но, что же тогда мне делать? Я же не могу нарушать сам, лишь только для того, чтоб другие смогли безнаказанно нарушить? – Спросил я.
- А ты смиряйся. Молись тут же, как подступит к горлу. Только сразу же, моментально, не расслабляясь ни на секунду. И тогда отпустит сразу. – Объяснил батюшка.
И все равно мне было мало, я продолжал «попадать» на целые классы учеников. И как-то выживал, и даже пытался преподавать по мере возможности. Не всегда это удавалось, но жизнь шла, нога заживала, и я уже мог ходить без палочки, хотя и слегка хромал. Но храмота эта была практически не заметна.
К тому времени у меня уже оставалась одна только машина. Пыль от макси скутера я продал оптом на запчасти. Маленький свой пятидесятикубиковый скутерочек, сделанный под ретро, я тоже продал, а точнее отдал практически даром.
У меня была только машина. И мен было страшно ее терять. Лишившись ее я остался бы совершенно не мобильным. А для моего образа жизни это было, по крайней мере, не простительно.
Сын от второго брака, жил в другом конце Москвы, у своей мамы. И для того только, чтобы его повидать, мне приходилось находиться, по четыре часа за рулем в день, как минимум.
Я берег свою машину, как мог. Нет, это вовсе не значит, что я сдувал с нее все пылинки, вовсе нет. Я скорее в этом плане выполнял лишь самый минимум, который требуется при эксплуатации транспортного средства в Москве. Боялся я идиотов. И, как оказалось, не напрасно.
В один из прекрасных, осенних вечеров, возвращаясь домой после работы (тогда я еще пытался ездить на работу на машине), я решил развернуться на трамвайных путях, не дожидаясь на предыдущем светофоре стрелки на поворот, я проехал его, и зная, что дальше смогу это сделать быстрее, и безопаснее, проследовал перекресток, не спеша, на малой скорости, примерно сорок, сорок пять киллометров в час.
Выждав, когда на встречной полосе появится окно я, посмотрел в зеркало заднего вида, и, убедившись, что никого сзади нет, совершил разворотный маневр. Надо также отметить, что сигнал поворолтника у меня был включен заранее, еще от самого перекрестка.
Страшный взрыв произошел у меня, рядом с левым ухом. Первые мгновения я даже и не понял, что произошло. Салон машины наполнился белым дымом, сильно пахло пистонами.
Скорее как-то интуитивно, нежели на самом деле, явно, я догадался, что это взорвалась подушка безопасности. Нет, самого удара, я и не слышал в общем-то. Просто был этот взрыв, и впервые секунды мне даже показалось, что машина загорелась изнутри, но, потом дым стал рассеиваться, и в окне слева я увидел красивый, практически новый еще мгновение назад Мерседес. Но, как ни странно, это был не джип, а минивэн. За рулем находился очень напуганный подросток. Глаза его были расширенны, как у контуженной обезьяны. Он чем-то напоминал совсем еще молоденького Пушкина. И я почему-то подумал, что именно Пушкин и смог бы такое вытворить на дороге, будь у него Мерседес, ну, или хотя бы, на крайний случай хотя бы просто БМВ, или просто Ауди.
Но, нет, это был не Пушкин, а скорее Пушкинян, как потом оказалось.
Так вот, когда весь дым рассеялся, поэт вышел из машины и попытался оценить масштаб разрушений. Сделать следующие, было не просто. Хотя бы только потому, что наши транспортные средства не просто столкнулись, а как бы при этом еще и слиплись друг с другом, от удара.
Вылазить мне пришлось через правую, пассажирскую дверь. Увидев, что я жив, и еще при этом могу не только говорить, но еще и ходить самостоятельно, Пушкин резко поменял диаметр глазных яблок на более меньший в своем размере, и произнес:
- Извини, я не думал, что ты так резко повернешь.
И это было первое, и последнее его извинение в данной ситуации.
- Как ты там оказался? Ведь я посмотрел перед поворотом в зеркало, и никого там не было. Откуда ты вообще взялся?
- Я перестраивался из левого ряда, в правый, и тут вы… я попытался взять как можно левее, и тормозил, что есть мочи. Но удар избежать было нге возможно.
- Невозможно, конечно, если ехать сто километров в час.
- Я ехал очень медленно. – Не моргнув глазом, ответил Пушкинян.
Видимо он тоже был очень творческим человеком, и обладал даром, сочинять все прямо на ходу.
Постепенно к нему стали подтягиваться родственники. Причем многие из них отдаленно напоминали Пушкина в зрелости, в возрасте, в старости, и в глубокой старости. Не было среди них только Пушкина – ребенка.
«И когда же он только успел им позвонить?» - подумал я.
Все эти, в разной степени поэты, в задумчивости ходили вокруг наших машин, некоторые, те, что по моложе, даже пытались пролезть в незримую щель между машинами.
Шел дождь, и только это помогло мне тогда не лишится окончательно, и бесповоротно своего транспортного средства. Дело в том, что при столкновении мою машину сильно отбросило на мокрой резине рельсового покрытия. При каком-либо другом варианте сценария развития событий, все оказалось бы гораздо хуже. Но и в этом случае все говорило о долгом, и дорогом ремонте.
Не прошло и пяти минут, как образовалась огромная пробка, значимую часть которой составляли все трамвайные маршруты, причем еще и в разных направлениях. Пассажиры давно вышли из теплых, трамвайных салонов, и длинной, злой вереницей поэтоненавистников, следовали в сторону, сильно отдаленной от данного места, станции метро Партизанская. Тем самым как бы напоминая те самые добровольческие партизанские отряды, следующие в лес, к своим шалашам, и кострам, в надежде, наконец таки просохнуть, и согреться, сидя у них рядом.
Некоторые из них даже пытались устроить фотосессию двух горячо полюбивших друг друга, в страстном поцелуе, машин.
Наконец приехал наряд ДПС.
- Тормозного пути нет, все размыло дождем. – Ответил мне, на мое возмущение по поводу скорости Мерседеса, инспектор ДПС, молодой, но бескомпромисный лейтенант.
- Но он же явно летел так, что я его не ппросто не видел, а просто и не мог заметить физически! – Пытался хоть как-то возражать я.
- Что вы хотите, я не понимаю? Я не могу нарисовать за вас тормозной путь, соответственно не могу обвинить водителя Мерседеса в нарушении скоростного режима.
- Но, он же не включал даже поворотники, и к тому же не перестроился из крайне правого ряда, в крайне левый, а просто перелетел как ракета. – Продолжал настаивать я.
- Ничего не знаю. Вот если бы у вас был видеорегистратор, тогда еще да, а так…
- Но у меня есть он, но только спереди, да и не хочет он работать, у меня энергетика страшная.
- Если только спереди, то и без энергетики он нам бесполезен. – Закончил инспектор.
- Но, я же не виноват. Я ехал с поворотеником, включенным заранее, еще за сто метров наверно. – Взмолился я.
- У вас машина не стоит на крайне левой полосе, каковой, в данном случае является трамвайный путь. – Отрезал инспектор.
- Да, не стоит. Но она просто отлетела от силы удара в сторону. – Возмущенно доказывал я.
- Хорошо, отлетела. Но, я не смогу доказать это. Еще раз говорю, нет тормозного пути. Если вы против, то имеете право не соглашаться, и не подписывать протокол. Но, тогда дело будет отправлено после группы разбора в суд, и там уже вы имеете полное право доказывать свою правоту. Но, если вы хотите починить свою машину по Каско по быстрее чем, в течение полугода, то лучше фиктивно признать свою вину.
Весь поэтический мир с великим одобрением отнесся к данному заявлению, заранее признав невиновность одного из своих неудавшихся представителей, априори.
Все Пушкиняны обступили молодого Пушкина, и при этом, как бы невзначай засосали к себе в творческий круг и самого инспектора, который довольно быстро пропал в водовороте черных баков, и кудрявых волос той же тональности.
Когда же круг расступился, то мне показалось, что инспектор как-то изменился. Не то, чтобы очень, нет, совсем слегка. Он как бы больше полюбил поэзию что ли, если можно так назвать то, что представлял из себя, этот человек в погонах, теперь. Он стоял со счастливым взглядом, устремленным куда-то вдаль, в сторону расположения своего батальона, в сторону Родины. Она была где-то там, за лесом, за этими бесконечными метрами, таких коварных, и опасных трамвайных путей, где практически каждый день происходили такие странные и, что главное, весьма необъяснимые аварии. То тормозной след пропадет, то трамвай вылетит за рельзы при повороте, и уедет далеко в парк, как бы сказав всем:
- Вы, как хотите, а я пошел в лес. Отдохну чуть-чуть, пока вы мне кран пригоните, потому, что сам я уже не намерен возвращаться.
* * *
Мне порою кажется, что вся моя жизнь состоит из каких-то аварий. Нет, не в том смысле, что когда они происходят, я попадаю на деньги. Совершенно не в этом смысле.
Точнее они, как этапы в моей жизни. После каждой я как-то менялся, становился спокойнее, учился чему-то новому, постигал мир. И что самое интересное, так это то, что раньше как-то все проходило гладко, весело, и без последствий. Я никогда, еще каких-то лет десять назад, когда мне было еще тридцать восемь лет, не задумывался о последствиях. То есть не совсем как бы о последствиях, а о том, что все это зачем-то посылается нам свыше.
Я старался как можно быстрее решить все связанные с повреждениями проблемы, и скорее все забыть, не делая выводов.
Но почему?
Именно почему? Последние годы я много думал над этим. И теперь с полной уверенностью могу сказать, что все дело в том, что мой Рай постепенно заканчивался, и теперь совершенно закончился. Я перестал быть идиотом. Уж и не знаю, по какой это все причине. Их много, и все они в совокупности имеют одно, огромное значение, как каждый кирпичик в кладке одного, большого здания, как каждая капля в океане нашего терпения.
Не знаю, почему мне довелось измениться именно с возрастом, ведь я встречал многих людей, похожих на меня, которые понимают, что и зачем стоит в этой жизни. Они научились жить без телевизора. Это, то чувство, которое многие так и не обретают с годами. То чувство, которое так и не становится понятным. Это когда человек может, или умеет жить, довольствуясь совершенно малым, жить практически без ничего. Только бы было небо, и земля, ну, еще конечное же вода, и огонь. Вот собственно все составляющие современного прогресса, все, из чего должна состоять наша жизнь. Все остальное даже и не интересно, а может быть даже и не нужно. Разве что только книги, но далеко не все, а те, что были раньше, а некоторым, и они-то даже не нужны. Они требуются только на первой стадии развития, для накопления духовного опыта. Хотя, конечно их можно читать всю жизнь, и постоянно учиться чему-то новому, учиться жить из них.
Но я видел молодежь, которая умеет многое делать своими руками, да, это все огромная редкость в наши дни. Но такие люди встречаются, и я уж и не знаю в чем здесь дело. В воспитании, в родителях, в той атмосфере, в которой проходило их детство. Это очень сложный вопрос, но ясно одно, у каждого свой путь, и каждый достигает своих результатов через разное время.
Глава пятая. Временная амнезия.
Как-то, лет пять назад, перед самым моим разводом, я ехал на скутере домой с работы, в крайне правом ряду. И на светофоре, который запрещено пересекать по трамвайным путям, именно по ним летел "спортсмен" на Форде Мондео. Ему надо было вправо, и он естественно не включая поворотников, на полном ходу перестроился в стихийно образовавшуюся щель между рядами, в крайне правый ряд, для того, чтобы уйти в сторону шоссе Энтузиастов. Естественно он и подумать не мог о том, что кроме него еще, кто-то может быть на дороге именно в этот момент, при этом, поворот на право, был разрешен только из крайне правого ряда, из которого можно было ехать еще и прямо. Что собственно и собирался я сделать.
И у меня бы все получилось, даже несмотря на то, что тогда уже старался соблюдать правила дорожного движения. Но сам этот факт сильно огорчил этого мандовоза, точнее, я хотел сказать водителя Мондео.
Конечно, соблюдая ПДД, надо иметь очень быструю реакцию, позволяющую выжить в потоке стремящихся в рай идиотов, и мне, краешком глаза удалось его увидеть, и даже более того, удалось остановиться в миллиметре от его скоростного, "спортивного", автомобиля.
Но дело в том, что при резком торможении, двухколесные транспортные средства не предупреждают своего хозяина о падении, как, ну, скажем четырехколесные, которые могут еще, на крайний случай, изобразить занос.
Я завалился на бок так стремительно, что даже и не понял, что произошло. Более того, очнулся я почему-то в салоне скорой помощи. Как, и почему, одному Богу известно. Само падение я не помню, впрочем, как и попал в "скорую". Все произошло на столько быстро, что я ничего не успел сообразить, и не просто не успел, а к тому же еще и забыл все. Да, именно забыл все. Кто я, куда еде, на чем, и где именно это произошло. Но я был жив, и, что самое интересное даже не ушибся.
- А как я к вам попал? - Спросил я фельдшеров.
Как раз в тот момент, когда один из них показывал мне указательный палец правой руки, а другой спрашивал:
- Голова не кружится?
- Нет, не кружится. - Как, во сне отвечал я, параллельно пытаясь следить за пальцем глазами.
- Просто как раз за тобой ехали. Вот и решили тебя подобрать для коллекции. Правильно? - Спросил фельдшер у своего напарника, который явно являлся коллекционером падших скутеристов, судя по выражению полного безразличия к окружающему, на своем морщинистом, и красном лице, любящего выпить человека.
- Да, ты у нас сегодня третий уже.
- А что остальные? - Спросил я.
- Одного в "Склиф", с переломом, другой убежал сам. А ты вот, как я вижу даже, и без сотрясения отделался. Ничего не болит, точно?
- Нет ничего, только вот я ничего не помню.
- Это нормально. Завтра вспомнишь все. Не ссы. Это стресс у тебя.
- Ну, я пошел тогда?
- Иди, и больше не падай к нам под колеса. У нас и без тебя работы хватает. - Ответил тот, что был помоложе, и понахальнее, но при этом имел вид абсолютного трезвенника, не смотря на нервную работу.
Я вышел из машины скорой помощи, и с грохотом закрыл откатную дверь, так, что мне показалось, что это пепелац, и, что он теперь с грохотом, и скрипом должен улететь на Плюк за следующим Четланеном.
На дороге был я и мой скутер. Он лежал на боку, но был в полном порядке. От Манды и след простыл. Только вот память не возвращалась. Я помнил, что произошло, и даже вспомнил марку этой машины, что скрылась в недрах этого огромного, и опасного города, наполненного идиотами, и спортсменами.
- "Как же его завести?" - Подумал я, подняв с асфальта свой транспортное средство. Как же это все могло произойти, и разве такое может быть, разве можно забыть в один миг такую элементарную вещь, как простой проворот ключа зажигания, и нажатие кнопки стартера?
Оказывается, да, можно, да еще как можно.
Но, кажется, что-то получается, кажется мне удается его завести. Но, теперь надо вспомнить куда я ехал, и где живу. Куда же я мог ехать? Судя по времени на наручных часах, я ехал домой с работы. Но где я живу? По-моему я развелся с женой. Какой ужас! Неужели это правда? Да, не может быть такого. Но это явно не тот район, который находится по дороге к тому месту, где я жил, когда был женат. Но, что тогда это за район? Господи, я же ничего не могу узнать. Я ничего не могу вспомнить. Но надо же мне куда-то ехать.
Со стороны, возможно я был похож на идиота, но в данном случае, возможно, как раз на самого, что ни на есть настоящего идиота, который стоит рядом с маленьким, оранжевым скутером, сделанным под ретро, и смотрит куда-то вдаль.
- "Надо ехать вперед, туда, куда передним колесом смотрит мой скутер". - Промелькнуло молнией в голове.
- "А если скутер перевернулся очень сильно, тогда я могу ошибиться в выборе направления? Нет, только туда, я почему-то уверен в своем решении". - Думал тогда так, я.
Я поехал. Дорога была мне очень знакома, но я не мог вспомнить, как ни старался, куда она меня ведет. Прошло минут двадцать в движении. Я старался передвигаться как можно медленнее. И мне это удавалось, как никогда. И вот я уже проехав какой-то парк, оказался под стрелкой светофора, и машинально повернул налево. Но зачем? Почему именно на лево? Да, я там живу. Но, подождите, подождите, ведь там живет моя мама, а моя жена совершенно в другом месте. Может, и действительно я развелся, и теперь живу у мамы? В любом случае мне надо хоть куда-нибудь ехать. И если прямая ведет меня в сторону мамы, значит так и надо, решил я, и, перекурив, продолжил свой путь.
Только на следующий день, проезжая место своего падения, но уже на машине, я, скорее догадался, нежели понял, что упал я именно на этом перекрестке, в районе метро Семеновская, а точнее чуть-чуть в стороне от метро. Память практически ко мне вернулась.
Ощущение чего-то нового, совершенно легкого, буквально такого воздушного, как утренняя дымка образовалось у меня на душе. Мне не надо было никуда спешить. Все стало мне понятно, и раскрылось с другой, не понятной мне ранее стороны. Я был абсолютно свободен, и память моя наполнялась новыми ощущениями, новыми сиюминутными воспоминаниями сегодняшней жизни. Начался новый отсчет времени, именно с этого момента, именно с этого дня, именно с этого утра. Я освободился от скорлупы, навязанной мне таким виртуальным, но еще совсем недавно, еще вчера, реальным внешним миром. Теперь же все поменялось местами. Мне было хорошо, и спокойно. Мне казалось, что это вовсе не Москва, а какой-то другой, еще совершенно не знакомый мне город. Улицы которого не такие враждебные, и не отдают страхом, как где-то в Европе, где мне не раз приходилось передвигаться на машине.
Я попал в другой мир, не такой опасный, и ощетинившийся всеми своими иглами, как шкура ежа, вышедшего из леса. И это мир не пугал меня, а скорее радовал своей глубиной, солнцем. Тем утренним, ранним солнцем, которое, только, только еще встало, и не забралось даже на самые нижние облака, но уже светит своими яркими, и острыми лучами, показывая одним лишь своим видом, что оно пришло на целый день. И даже вечером после него на небе будет не так грустно, потому, что его тепло останется на долго пробравшись в самые наши души.
Я ехал на работу. И мне не было страшно. Я победил в себе чувство страха. Я освободился от прошлого, вступив в настоящее. Свое настоящее, которое не пугало, а скорее ласкало меня своими утренними лучами, как бы говоря о том, что ближе к полудню будет все еще лучше и приятнее.
То есть я его, безусловно, победил, но при этом не победил всемирную глупость. Но только, только мне удалось понять смысл, и глубину своей проблемы, как сразу же вся всемирная глупость, подкарауливающая меня за каждым углом, и под каждым встречным кустом, повернулась ко мне другой стороной. Она вовсе не перестала быть глупостью, но она изменила свое отношение ко мне. Именно изменила, а не отменила, превратив его просто в веселье. Именно веселье, вы не ослышались, ибо как еще можно назвать такие инциденты, как прыгающие на меня бабки в платочках, и девушек "попутчиц". Но это уже все другое, более веселое, что ли, без последствий.
Глава шестая. Попрыгуньи.
Но бабка в цветастой юбке, и платке, примерно лет восьмидесяти, а может и по более того, выпрыгнувшая из-за машины стоящей в левом ряду, как и все остальные правые ряды, в стоячей пробке, это просто нечто.
Да-да, это была именно бабка.
Дело в том, что все полосы встречного движение были пусты, так, как они вели в центр Москвы, я же ехал между полос в сторону своего дома, в Измайлово. И ехал, нужно сказать, довольно медленно, примерно километров десять, пятнадцать в час. Я уже знал, что за мной идет охота, и подозревал, что в любой момент, из-за любой машины может выпрыгнуть человек. Но, что это будет именно бабка, в платочке, и с котомкой в руке, я и не мог позволить себе подумать такое.
Но, как обычно и бывает в жизни, все именно и происходит то, о чем и подумать не в состоянии. Потому, что придумать то, что готовит нам жизнь, просто немыслимо.
Она перебегала Бакунинскую улицу, уже после пересечения ее с Рабфаковским переулком. На правом берегу этого автомобильного потока находился Храм Николая Чудотворца, который видимо и являлся ее конечной целью. Иными словами, она просто хотела избежать, и именно сегодня, и в этот самый момент, когда я проезжал мимо нее, одно из звеньев, в этой долгой структуре подготовки человека к отпеванию в храме. Она просто решила выбросить из этой длинной цепочки, скорую, больницу, морг. Ведь гораздо проще сразу с проезжей части, и в гроб.
Но сегодня видимо был не ее день. Я успел все-таки ее заметить, точнее как-то с неимоверными для себя усилиями, почувствовать ее приближение, и заранее притормозил. В связи с этим, она не убила меня собой, и даже не сломала мне ни одной конечности, она просто заскочила мне на переднее колесо, звизданув меня своей котомкой по морде лица. И если бы не моя малая скорость, то возможно, я бы проехался с ней у себя на переднем колесе еще какое-то расстояние. Но я успел притормозить. Поэтому был просто завален на бок, вместе со скутером, естественно, и с непрошенной гостью. Яблоки, из котомки, вперемешку с пирожками, которые видимо были заранее приготовлены на помин ее души, рассыпались по проезжей части, как елочные игрушки, несмотря на то, что на дворе стояло лето, причем еще и в самом разгаре.
Как ни странно, при падении, ни я, ни она не ушиблис. Разве, что я только порвал себе правую штанину, в области коленки, на только, что, буквально час назад, купленных брюках.
Резвость наездницы, попахивала явно ее цирковым происхождением. Вскочив по быстрее меня, и практически не выделив себе времени на то, чтобы придти в себя, она вскочила, и побежала куда-то за меня, в узком проходе между машин.
- Стойте! – Спохватился я. – А кто мне за штаны заплатит?
- Что ты милой, у меня и денег-то отродясь-то не было! – Как ни в чем не бывало, прокричала на ходу бабка, ловко лавируя уже и между радами машин, в надежде спрятаться в Храме.
- Стой! – Уже с ноткой возмущения в голосе, прокричал я.
Но, никакого эффекта на пожилую спорцменку этот крик не произвел.
Молча, горделиво выпрямив спину, на обочине стоял ДПСник. Он не просто наблюдал всю эту ситуацию с начало и до самого конца, а еще и при этом, ене один мускул на его лице не изобразил и тени сомнения, или удивления. Он мужественно смотрел куда-то вдаль, поверх голов пешеходов, крыш машин, куда-то в бесекрайнюю, небесную даль. Мне даже показалось, что на спине у него есть маленькие, покрашенные в цвет формы, крылышки, которые он ппросто тщательно сложил, приземлившись на данном участке дороги.
- Нет, ну, вы видели, что делается? – Возмущенно спросил я его, пробегая мимо, и на секунду притормозивши рядом с ним.
- Молодой человек, оставьте женщину в покое! – Устрашающе произнес он, при этом постукивая своей волшебной палочкой, держа ее в правой руке, по ладони левой.
- А кто мне штаны новые купит? – Пожаловался я.
- Я ее все равно не догоню, даже если по воздуху. Разбирайтесь сами. Это не мой клиент, если она так быстро бегает после ДТП.
Совершенно запыхавшись, и остановившись, не в силах догнать так резко стартовавшего спринтера, я повернул в сторону лежачего на боку, между поехавших вдруг машин, скутера.
- «А ведь если это у нее шок, если она на самом деле уже давно умерла, и бежит по инерции, и ангел за ней уже прилетел? Ну, его нафиг!» - Принял решение прекратить погоню я, и еще больше ускорил свое движение в поверженной на бок, но не побежденной технике.
Потом я купил себе еще одни такие же пронзительно желтые штаны, как бы вторящие своим цветом, оранжевому оттенку моего скутера.
А из этих сделал потрясающие шорты.
После этого я вообще перешол на велосипед. У него скорость еще меньше, и соответственно от этого и риск разбиться гораздо меньше.
Но, не тут-то было!
К тому времени, Собакинская Москва постепенно, и неприкословно одевалась в гранит. И в связи с этим на дорогах, правда в пределах бульварного кольца, стали появляться коварные велосипедные дорожки. Дело в том, что в отличие, ну, скажем от Нидерландов, где пешехода наказывали огромными штрафами только за попытку прогуляться по велосипедной дорожке, в Москве, законодательно не было подкреплено это мероприятию. Соответственно все "пешие ходы", казалось только, и мечтали сбить какого-нибудб невнимательного велосипедиста, зазивавшегося у себя на выделенной допрожке, и возомнившего себя хозяином полосы.
Много велосипедистов к тому времени попало в больницы.
Я был крайне внимателен, и постоянно пропускал внезапно проснувшихся от стоячего сна, прямо на велосипедных дорожках людей. Многие из них просто, честно, от всей души, считали себя велосипедистами, и даже изображали, кто, как мог, движение на велосипеде, не имея его у себя при этом между ног.
Я был готов постоянно к нападению. В сторону центра я выдвигался очень рано, еще до того, как просыпались суицидки, и выходили на улицы города. Но вот движение обратно было уже гораздо опаснее. Нападение можно было ждать, откуда угодно.
Помню, как одна женщина, стоявшая на краешке газона, с грустным взором, устремленным в сторону проезжей части, пропустив все машины, а так же автобусы, троллейбусы, и трамваи, смело шагнула мне под колеса. Как бы говоря при этом: - «Вот ты и попался, милый мой! Тебя-то я и ждала!»
Тогда мне удалось спасти не только технику, ну и свою жизнь.
Но вот от той девушки, которая, видимо долго дожидалась меня в тени, между припаркованных машин, с целью выпрыгнуть в самый последний момент, делая при этом еще вид того, что она что-то читает в своем компьютере, мне не удалось объехать, как я не старался, и не смотрел при этом в оба. Она специально переоделась в платье того цвета, что и припаркованные машины, которые хотя и были двух разнвх цветов, но умело отобразились в оттенках платья и кофточки, надетых на девушку заранее.
И что вы думаете?
Да, именно так все и было.
Она запрыгнула ко мне спереди не колесо, и если бы не прикрученный мною предусмотрительно к нему, багажник, то наверно мы бы завалились с ней, как с той резвой бабушкой. Но тут все произошло несколько все по-другому.
Она, заскочив ко мне на передний багажник, как ни в чем не бывало, продолжила свое движение, но уже в другом направлении, вместе со мной. И только через пару мгновений, как ни в чем не бывало, сказала:
- Остановите здесь. Мне нужно сойти.
Я выполнил ее просьбу, причем даже несколько заранее, как бы почувствовав то, о чем она, возможно, меня попросит.
Она сошла, поправила платье, с укоризной посмотрела на меня, таким взглядом, который как бы говорил:
- «Ну, что же вы? Я так старалась, а вы, ну, прямо как первый раз, растерялись. Другой бы сразу на меня навалился, и дело с концом!»
12.09.17.г.