Глава 13

Ирвесс
- С кем это ты разговариваешь?
- С ней.
- Хе-хе-хе. Это твоя собственная тень. Она разговаривать не умеет.
- Не умеет. Но она всё понимает.
«Котенок по имени Гав»

Мир теней и тварей

Озеро сверкало медью и золотом. Тысячи мелких рачков, населявших его, перебирали членистыми конечностями, купаясь в ярко-рыжем свете заходящей звезды. Хотелось просто лечь, раскинуть руки и лежать вот так, не шевелясь, тысячу лет. И все же она решила напоследок нырнуть. Скинув мешающую рубаху до колен, голышом пошла по мелководью. Можно, никто не видит ее. Почти никто, но того, кто подсматривает через окошко низкого домика, молодая женщина уже не стеснялась.
Вода, словно родная сестра, приняла ее в объятия, смывая накопившуюся за день пыль. Именно так, за день. Старые привычки не умирают, они просто зарываются поглубже. Сколько прошло времени, а она до сих пор не могла перестать отмерять его именно так, по старинке: часами, днями и ночами, годами.
Отросшие в который раз волосы черными кляксами расползлись по поверхности. Еще одна привычка – вспоминать, с которой приходят эти ранящие сравнения. Нет, сейчас она не настроена. Сейчас – это сейчас. Как там говорил ее друг? Нет ничего, кроме данного момента. Так насладимся же им сполна!
Со стороны берега раздался оклик: «Эй, русалка, ужин на столе!»
В каждом слове столько всего. Любви, нежности, боли, превратившейся в горьковатый привкус на корне языка. Или она все снова придумала?
«Иду». – Несколько широких гребков.
Женщина запрокинула голову, до рези в глазах вглядываясь в огромный светящийся шар.
Живущие в темноте не умеют плавать.
Но она давно вышла из тени…

- Да твою же… - в который раз за ночь обессиленно выдохнул-выплюнул Михайлов. – Я не понимаю, как у такого… криворукого существа в предках могут значиться кабеты? Карпатова, скажи-ка, вы точно с Алиевым все тесты правильно провели?
- Так точно, товарищ капитан, - отрапортовала Сан.
Нехорошо так думать, но девушка была счастлива, что ругают не ее. Что в их стаде есть другой козел отпущения. Ну или коза. Во всяком случае, красная, как рак Катя сейчас могла только невразумительно блеять в ответ.
Самое паршивое: Дроздова нравилась Сан. Именно так, она питала симпатию к этой вечно смущающейся девчонке. И потому сейчас Карпатову терзали муки совести. Нет ничего хуже, когда в голову лезет: «Ох, как хорошо, что не меня! Лучше ее/его!» От такого начинаешь невольно задумываться, насколько ты искренен в своих чувствах. Что в тебе есть настоящего? Не сгнил ли ты изнутри, не зачерствел ли? Ненависть к врагам как дорогое вино, зависит от сорта, а неприязнь к друзьям всегда отдает тухлой рыбой.
Через пару дней после возвращения в казарму, Сан начала присматриваться к новеньким. Не просто выслушивать бесконечный треп Захара, но и делать собственные выводы через наблюдение. О некоторых первоначальное мнение не изменилось. Димка оказался, и правда, на все руки мастером и вполне боевым парнишкой. Бесцветный Косликов  после первого же замечания капитана потух, как перегоревшая лампочка, и больше ни к кому не приставал. Иногда, правда, бросал саркастичные замечания в сторону Кати или Андрея, но специально задеть их не старался.
Что же касается этой парочки, тут все было несколько сложнее. Любитель давать прозвища, Андрей, был каким-то плоским, спокойным, как пруд в безветренный день. Рассказывал о себе, вроде, с охотой, ничего не скрывая, но при этом выглядел как плохой актер, затвердивший роль.
«Да, люблю музыку»
«Конечно, кинофильмы конца прошлого века очень неплохи, но мне лично импонирует творчество режиссеров двадцатых-тридцатых»
«Встречался с парой девушек. С одной еще в школе, в старших классах, а вот со второй расстался три месяца назад. Нет, она меня бросила. Ничего, я не в обиде».
В такие моменты Сан казалось, она смотрит на диктора вечерних новостей. Ни единого лишнего жеста, ни заикания, ни запинки. Автомат с газировкой и тот проинформировал Карпатову более эмоционально, когда она не тем концом сунула в него платежную карту: «Please, turn your card. Пожалуйста, поверните свою карту».
Такие автоматы стояли на каждом этаже, на случай, если охотнику срочно надо было перекусить. Никаких энергетиков, равно как и шоколада с чипсами. Только вода в бутылках, газированная и без газа, три вида сока (яблочный, томатный и морковный) и батончики из настоящих сухофруктов и цельных зерен. «Без сахара, соли и вкуса», - как однажды сказал Владлен.
Карточки выдали в бухгалтерии в течении суток всем новичкам, коих оказалось семнадцать человек. Семеро тренировались под командованием Михайлова, еще пять – под началом старшего лейтенанта Ромашова, троих набрал, похожий на легендарного Че, капитан Арахнян. Последняя пара досталась младшему лейтенанту со смешной фамилией Хвостиков и выдающимися передними зубами.
Иногда всех новичков сгоняли на лекции. Кроме хорошей физической подготовки охотник должен был обладать немалым багажом знаний. Именно тогда, впервые сидя в душной и темной аудитории, Сан поняла, сколько же всего от них утаивали. И задалась вопросом: а что, она, собственно знает о пожирателях? Ничего – таков был ответ. Знанием всем гражданским служил страх, он был их «Анатомией в двух томах» и «Общей историей для специальных военных подразделений».
Карпатова как раз готовилась к очередному занятию, когда в спальню вошла Екатерина. На цыпочках, крадучись, прошла к своей койке, опустилась на краешек. Достала из-под нее чемоданчик. Несколько секунд просто смотрела на него, потом отщелкнула замочки, извлекая на синюшный свет потрепанную книжечку. Настоящую, бумажную. Сан видела такие в дорогущем магазине. То есть, не совсем такие, а новенькие, дурманяще пахнущие свежими типографскими чернилами и белоснежными станицами.
- Круто, - помимо воли вырвалось у девушки.
- А? – Кажется, Дроздова зачиталась.
- Я говорю: это большая редкость – настоящие книги.
- От дедушки достались. Он тоже агрономом был. Ну, я-то не агроном… в смысле, не выучилась. Мама передала. Товарищ капитан сказал, нас теперь только в начале ноября отпустят. Тогда, наверное, надо будет что-нибудь другое взять. А хочешь, - вдруг оживилась Катя, - я и тебе тогда захвачу чего-нибудь? Ты читать любишь?
- Ага, - впервые за долгое время Сан почувствовала теплоту внутри. И благодарность к этой девчонке «сто оттенков красного». – Да, люблю. А у тебя дома большая библиотека?
- Не очень, - кажется, этот факт смутил Дроздову, так что следующая фраза больше походила на оправдание: - Но все книги замечательные. Детективы, приключения. Есть даже поэзия. Ты к стихам как относишься?
- Хорошо. Из меня, правда, так себе ценитель.
- Это ничего. Мой папа говорит, главное – собственные ощущения от прочитанного. Искусство должно задевать что-то внутри, даже если от этого становится страшно или грустно. Нет ничего хуже вердикта: «Хорошо написано». Как жевать пустую гороховую кашу: сытно, но не вкусно.
Они помолчали. О чем думала Катя, было непонятно, она просто уткнулась в книгу и заскользила глазами по строчкам. А вот Сан почему-то вспомнила о маминых оладушках, которые та всегда пекла по выходным, пока отец был жив. Пока его не разорвали твари.
«Хватит! – оборвала себя Карпатова. – Только не об этом. Все было так хорошо, так волшебно. Зачем снова бередить рану?»
Не сразу, но мысли ее вновь вернулись к приятному. Опять пришла на ум дурацкая песенка об одиночестве: «Пять минут одиночества – это время без слез и лжи». Нет, сейчас точно не подходящий момент для уединения. Наоборот, нестерпимо хотелось, чтобы в спальню вошли остальные охотники. Чтобы Захар бесцеремонно приземлился рядом, чуть не отдавив Сан ноги, и начал выкладывать очередную порцию местных баек. Чтобы Ванятка при этом закатывал глаза и неодобрительно качал головой, а затем предложил бы всем готовиться ко сну. А потом бы они, смеясь, еще долго переговаривались в темноте. Может, Косликов вспомнил бы детскую страшилку: в одном черном-черном городе… И Сан не представляла бы при этом свой родной городишко – похожий на мертвое и холодное ночное небо с тусклыми лампочками-звездами. А потом, на последних словах Владлена: «Отдай свое сердце!» - Дроздова бы нырнула с тихим вскриком под одеяло.
Сан тряхнула головой, возвращаясь к реальности. Потом собрала остатки того тепла, что давали последние угольки в ее груди, и подсела к Кате.
- Надо же, тут картинки, - заглянув через плечо, зачем-то сказала Карпатова. А то и так было не понятно. – Это что?
- Схема водного транспорта в растении. Не самая интригующая тема. Мне больше нравится каталог в конце. – Дроздова открыла книгу в другом месте. – Тут основные сельскохозяйственные культуры нашей полосы. Пшеница, рожь, гречиха… Жаль, нет нормального освещения. Я как-то видела эти рисунки под обычной лампой.
- Да, - только и смогла выдать Сан.
- Я скучаю, - неожиданно призналась рыжая. – Здесь так пусто… Я не про меблировку. И людей в здании полно. А все равно ощущаешь себя в каком-то вакууме. Не знаю…
- Задыхаешься. Ждешь, когда ночь закончится, потом – когда вновь разбудят. И не покидает ощущение, что ты просто… - Сан хмыкнула: - жуешь безвкусную гороховую кашу. Пережевываешь один день за другим, складируешь их, не чувствуя ничего, кроме усталости. А самое гадкое во всем этом то, что у нас просто нет выхода. Мы навсегда заперты здесь.
- То есть нас не отпустят в ноябре? – встревожилась Катя.
- Отпустят. А потом вернут. А потом мы сами не заходим уходить. Наши души скупили по дешевке, а наши тела вскоре превратят в продолжение автомата. Вот все. Мы прокляты, Кать…
- Не говори так. Мы – ГМЛ, единственная надежда человечества на спасение от пожирателей, - затараторила Дроздова. – Мы… - всхлип, - никогда не вернемся домой, да?
У Сан хватило сил на один-единственный кивок. А потом она почувствовала, как теплые пальцы Дроздовой несмело касаются ее плеча. И сама первой обняла подругу по несчастью. Сан не плакала, нет, она только слушала придушенные рыдания Кати. Но почему-то от них ей самой стало немного легче.
После того утра между девушками протянулась тонкая ниточка взаимопонимания и сочувствия. До настоящей дружбы было, конечно, далеко, но все же сидеть в казарме и изучать параграфы учебников стало не так тоскливо. Вот только, когда Михайлов снова разносил в пух и прах старания рыжей, Сан ощущала то самое удовлетворение и, одновременно, гадливость по отношению к самой себе.
Дроздова держалась из последнего. Нос у нее стал похож на неспелую клубнику, щеки – на две половинки свеклы, а лоб, наоборот, побелел, как крахмалистая картошка. Почему-то, всякий раз, когда Катя нервничала, Карпатовой на ум приходили именно такие пищевые сравнения.
Они как раз окончили так называемую разминку: пробежку на два километра и отжимания («Дамам скидка, всего двадцать!» - заявило доброе начальство). К счастью, из-за погоды, которую паршивой признал даже сам капитан, тренировка проводилась в спортзале. Где-то там, за глухими стенами завывала самая настоящая вьюга. И это – в начале октября-месяца! Казалось, с каждым годом несчастная планета все больше превращается в покрытую толстым слоем льда пустыню. Последнее лето было дождливым, осень, едва успев начаться, тут же превратилась в зиму, а уж о весне и вспоминать было тяжко. До середины апреля лежал снег.
- Ладно, - махнул рукой Александр. – Авось, на сегодня мои мучения подошли к концу. Но предупреждаю, рядовая Дроздова, здесь вам не фитнес-центр. И если я говорю, что ты можешь лучше, значит, так оно и есть. И не надо тут мне глазами хлопать. Я морзянку не понимаю.
Дверь спортзала скрипнула, вынуждая всех охотников повернуться на звук. Щека Михайлова, так что была не обезображена шрамом, дернулась. Но затем он произнес самым будничным тоном:
- Знакомьтесь, салаги – это товарищ Николай Иванович Зимний. Я удаляюсь, а он займется вами.
- Э-ээ… капитан? – подал голос Жильцов.
- Чего?
- А какое звание у товарища Зимнего?
- Просто товарищ. Николай Иванович – гражданское лицо, - последнее прозвучало почти как оскорбление. – Он научит вас всяким кабетским премудростям. Надеюсь. В общем, оставляю этих обормотов на Ваше попечение. А у меня совещание.
Все это время Зимний держался на два шага позади капитана, давая тому выговориться и не издавая ни звука. Только галстучек поправил. На вид Николаю Ивановичу можно было бы дать лет пятьдесят пять-шестьдесят, только вот его шея, вся в складках, явно давала понять: ему намного больше. Она торчала из воротника, как из домика черепахи, да и напоминала больше черепашью, чем человеческую.
«Интересно, а сколько лет тому…?» - даже не смогла сформулировать, кому именно, Сан, имея в виду странного мужчину с крыши многоэтажки. Назвать его стариком язык не поворачивался, но девушка чувствовала: он намного старше Зимнего.
Последние три дня она все чаще вспоминала их разговор. Перебирала в голове, как бусины четок, каждую фразу. Неделя прошла, но Арес (или как его там, черт побери?) не соизволил явиться. Карпатова начала волноваться. А вдруг это она должна была вновь прийти на место их первой встречи? Но, вроде, никаких указаний не было. Просто: «Я дам тебе частицу, скажем, на неделю, а потом мы встретимся вновь». В конце концов, девушка решила подождать еще немного и послезавтра отправится на поиски. Возможно, после этого Михайлов, наконец, осуществит свое жгучее желание посадить ее в карцер. Ну и пусть! Лучше так, чем ежедневно наблюдать его постную рожу.
Из раздумий Карпатову вывел довольно приятный голос Николая Ивановича. Неожиданно тот заговорил громко и четко, словно всю жизнь читал лекции в огромных залах с сотнями студентов.
- Что ж, позвольте, я расскажу немного о себе и о том, чем мы с вами будем заниматься в течение следующего полугода. Мое имя вы слышали, но я все же повторю…
Перешептывающиеся Андрей с Захаром заткнулись, с самым серьезным видом уставившись на Зимнего. И тот их не разочаровал. Около десяти минут охотники слушали краткое содержание предстоящего им кошмара. Три раза в неделю им предстояло заниматься не чем-нибудь, а медитацией и упражнениями на «развитие заложенных инопланетянами навыков». То бишь гасить свечки щелчком пальцев, рассматривать картинки в ультрафиолетовом и инфракрасном свете, создавать сферы из электрического и магнитного полей и далее, и далее.
- И что, мы все это сможем сделать? – кажется, глаза Жильцова готовы были отправиться в большое путешествие прямиком из родных глазниц.
- Не все и не всё, - дернул носом профессор. Да-да, Зимний оказался не просто «гражданским лицом», а кандидатом медицинских наук. – В нас всех заложен определенный потенциал. Гены наших общих предков, кабетов, присутствуют в каждом ГМЧ в разных количествах. Так или иначе, любой прием, которым вы овладеете, пригодится в дальнейшей работе. Убивать пожирателей можно не только обыкновенным электрошокером. Лейтенант Алиев рассказал мне, что один из вас уже смог отразить нападение нашего лабораторного пожирателя. Хорошо, но запомните – это была случайность. Нам же нужно добиться постоянства, автоматизма. Не важно, какой у вас дар – им надо пользоваться. Иначе рано или поздно он восстанет против вас самих. Думаю, вам нужно время, чтобы все осмыслить, а заодно – помыться. Жду всех через полчаса ровно в кабинете номер сто двадцать четыре.
Конечно, они все уже знали о кабетах, о том, какие штуки те вытворяли. Но поверить, что им самим вскоре придется заняться телекинезом и телепортацией, было невозможно. Кто-то из парней пошутил про школу чародейства, Захар шутливо изобразил, как взмахивает волшебной палочкой:
- Крибле, крабле, бумс!
- Нет, все это больше походит на розыгрыш! – вмешался в разговор Андрей. – Кстати, а кто этот чудик, который Йорика победил? У меня возникли большие сомнения.
- Не сомневайся, - раздался позади веселящихся салаг голос Алиева.
- Товарищ лейтенант, - вытянулись по стойке «смирно» Кослинский и Дима.
- Марат, - улыбнулась Сан.
- Пойдем… чудик, - скользнув равнодушным взглядом по парням, позвал ее врач. – Знаю, времени у вас немного, но я не задержу. Просто хочу кое-что показать.
- Ребят… - девушка повернулась к друзьям. Жильцов махнул, мол, иди спокойно. Ваня тоже был непротив:
- Только не опоздай.
Когда Сан с Маратом немного отошли, до них донеслись возбужденные шепотки: «Это что, она? Неужто Сан пожирателя в нокаут оправила? Да ладно!»
- Зачем ты меня звал? – стараясь не обращать внимания на обсуждение собственной персоны, перешла к делу Карпатова. – Просто так? Давно не виделся и соскучился?
- И это тоже, - не стал отрицать Марат. – Там ветер стих, стало белым-бело. Красиво так, не передать! Пойдем в сарай, просто глянешь. А то боюсь, завтра эту роскошь лопатами сгребут, а потом с грязью смешают.
- Марат, серьезно? – Сан остановилась. – У меня занятия, а ты решил по пустякам отвлекать. Я тысячу раз видела снег. Он мокрый, холодный и блестит. Слушай, я понимаю, тебе не с кем разделить волшебный момент. Пригласи лучше Дроздову, ей такая поддержка будет кстати.
- Ты ничего не понимаешь, - в свою очередь застыл изваянием Алиев. Свет очередной лампы падал на его лицо, и зеленые глаза превратились в чистую бирюзу. Это было красиво, но не достаточно, чтобы переубедить Сан. – Это не просто снег, а первый снег. И нет, никого кроме тебя, я тащить на крышу не намерен. Тем более какую-то соплячку.
- Марик, Катя старше меня на два года.
- Не важно, все равно, она соплячка. Чуть что, носом хлюпать начинает и слезы пускать. Слушай, мне надоело тебя уговаривать. Мое дело предложить, а твое…
- Хорошо, пойдем! – сдалась Карпатова.
И они пошли. Сначала по лестнице вниз, потом в гардероб. Ура-ура, им вчера выдали теплые куртки, а футболки заменили водолазками, и охотники перестали все время мерзнуть. Привратник даже не стал смотреть пропуска, молча разблокировав турникет. И они вышли на морозный, прозрачный, как бокал в самом фешенебельном кафе, воздух.  Облака, совсем недавно изрыгающие снежинки над головой, уползли куда-то за горизонт, открыли полный, круглый лик луны.
Привычно нырнув в сарай, отодвинули доску. Марат помог Сан взобраться наверх. А потом с видом хозяина обвел двор рукой:
- Ну, стоило оно или нет?
- Нет, - призналась Сан. – Слишком светло. Тени повсюду. Могут появиться…
- …пожиратели, - закончил за нее Алиев. – Не появятся. Они не любят луну. Никто не знает почему. Но в такие ночи ни одна тварь не выползает, чтобы навредить людям. Может, потому, что свет луны – отраженный. Может, они, как оборотни из глупых рассказов. Ты знала, что одна сторона спутника всегда остается в тени?
- Ты привел меня для того, чтобы читать лекции по астрономии?
- Да нет, конечно. Просто… иногда я думаю, что мы все похожи на Луну. Все ГМЛ, а, может, вообще все люди. Одна наша сторона всегда остается неосвещенной. И никто не знает, даже мы сами, что там? Может большущее черное пятно, гладкий гранит или серая чешуя?
- Хм... там два моря: Москвы и Мечты, а еще куча кратеров. Кажется, один из них назван в честь первой женщины-космонавта, - захихикала девушка, пытаясь одновременно зарыться носом поглубже в воротник.
- Терешкова. Название кратера. А еще там есть кратер Китов и Комаров. Но я совсем не о том. Посмотри на эту красоту, словно тысячи мельчайших осколков лунного света усеяли здесь все. В детстве я боялся порезаться о снег, он казался мне острым. А облака, наоборот – мягкими. У меня в комнате было окно, самое настоящее, только его закрыли толстым фанерным листом. А я проковырял дырочку. Сначала ковырял просто так. У каждого маленького ребенка свои ритуалы. Кто-то большой палец сосет, кто-то – в носу ковыряется, чтобы успокоиться или уснуть. А у меня была привычка перед сном ногтем колупать деревяшку. Годам к шести я начал делать это намеренно. В восемь лет, когда родители однажды ушли на работу, я взял у отца ящик с инструментами и вырезал в листе круглое отверстие. А, чтобы они не ругались, повесил на окно календарь. Еще одно мое увлечение – старые календари. Почему-то они мне ужасно нравились. И вот, когда становилось совсем жутко, сон никак не шел, я снимал календарь и смотрел на небо. На огрызок огромного голубого простора. Ты видела облака днем?
- Ага. Только вот позавчера, когда нас капитан Шрам гонял.
 Сан невольно заслушалась, хотя считала подобного рода разговоры нелепыми и смешными. Мало ли, чего маленький Марик мог рассматривать, когда ему не спалось. В восемь лет – старые календари, а в шестнадцать, может, журналы с голыми тетеньками из-под матраса доставал. Но что-то в голосе врача остановило ее от очередной шпильки. Потому что девушка тоже чувствовала эту тоску, потому что тоже много раз порывалась выбраться посреди дня из дома, посмотреть, как оно при свете солнца? И не думала о том, что ослепнет, что останется лежать навсегда усыпленной или разорванной пожирателями.
- Это совсем не то, - отозвался Марат. – Я видел их. Огромные, белоснежные, казавшиеся скоплением пуха. Ангелы роняют пух, он летит по небу. Забирайся выше, друг, взяв кусочек хлеба…
- Мы покормим голубей с синими очами. Приходи, скорее, друг плавать над домами. Эта крыша так мала, небосвод – огромен. Там останется зала, пепел возле дома, - продолжила Карпатова легко, как будто не вспомнила – прочла слова.
- Эта зелень так ярка, тысячи бериллов. Поднимайся в облака с ангелами, милый, - закончил Алиев. – Мне мама в детстве читала. Не понимаю, почему в книжку для малышей поместили стихи о смерти.
- Они не о смерти, - возразила девушка. – Они об освобождении. Извини, я пойду. Ночь, и правда, чудесная. Но еще пара минут, и я превращусь в сосульку.
Марат ничего не ответил. Карпатова спустилась с крыши, взошла на крыльцо штаба, обернувшись. На фоне серебряного пятака Луны вырисовывался четкий силуэт врача. Он даже не поменял позы, все также вглядываясь куда-то далеко-далеко. Не иначе, хотел рассмотреть ту, невидимую сторону.

Мир без тварей

Массивные золотые двери, больше напоминающие по своим размерам ворота, распахнулись, впуская кабетов в просторное помещение. Иё-кра постаралось смотреть строго перед собой на возвышающийся посреди тронного зала постамент высотой почти в два локтя. Хотя уж очень хотелось поступить, как его нерадивые ученики, вертевшие головами, словно местные флюгера. Говорят, раньше Зара больше походила на шар из малахита – небольшую планету полностью покрывали дремучие леса, а теперь большую ее площадь занимали пустыни, отхватывающие каждый период вращения Зары все новые территории.
Когда выходной шлюз корабля поехал вверх, в лицо Иё-кра дохнуло таким жаром, что оно едва не лишилось сознания.
«Я умру здесь», - подумал кабет и решительно шагнул на поверхность планеты. Состав атмосферы тут был несколько отличен от родного воздуха Кессии. Двое шустрых мальчишек-зарийцев немедленно подбежали к прилетевшим, подсовывая фильтры-респираторы. Местные привыкли к высокому уровню аммиака и своеобразному запашку, их организмы эволюционировали вместе с наступлением песков, а вот кабетам пришлось в первые часы весьма туго. Земля обжигала подошвы, но местная обувь не подходила для ног гостей, пришлось экспериментировать буквально на ходу. В конце концов, ступни Слушающих и Бродящего просто-напросто обмотали несколькими слоями ткани.
Потом кабетов провели в так называемый гостевой дом - сложенное из камней и глины здание. Мо и Зи посвятили много мгновений, ощупывая стены и исследуя их стыки. На Кессии все помещения были круглыми, и такая нелепица, как углы, вызвала бурное обсуждение у молодых кабетов. Впрочем, в доме хватало других интересных вещей. Увидев странное сооружение из дерева, Мо осторожно потрогало его одной из конечностей и поинтересовалось у зарийца-слуги:
- А это для чего?
- Оно называется «диван», - чудовищно коверкая кабетский, ответил тот. – Мы использовать его для сидения. Мешок отдохновения эквивалент.
- А, - не решаясь присесть, протянул Мо.
Мастерам, старшим кабетам было проще. Они частенько видели подобные странные штуковины на разных планетах. И то, некоторые вещи даже их привели в замешательство. Например, гости долго не могли понять, как пользоваться туалетом, и зачем он, вообще, нужен.
Яростно краснея ушами, все тот же слуга поведал об особенностях зарийской физиологии. Хорошо хоть не стал показывать сам процесс, обошелся довольно яркой словесной иллюстрацией.
- Но вы можете бросать в него свои… - закончил он, неопределенно вытянув руку в район живота Зи.
- Абхриции, - подсказало Дех-кри.
- Да, именно, - невесть чему обрадовался ушастый. – Я иметь в виду продукты метаболизма.
- Фи, какая гадость, - произнесло Мо, как только за зарийцем закрылась дверь. – Я еще могу понять их потребность во сне, но иметь специальную дырку для выброса отходов… Творцы, они, наверное, ужасно мучаются каждый раз, когда это делают.
У кабетов все было проще и куда как чище. Непереваренные остатки пищи скапливались в специальных хитиновых мешочках. Когда один из них созревал, то есть полностью заполнялся, канал между ним и кишкой закупоривался, а мешочек отваливался. Ни запаха, ни нужды каждый раз бежать в специальное помещение.
Ночь Иё провело в смутной тревоге. Несмотря на то, что в помещении было гораздо прохладнее, чем снаружи, его донимала духота. На костяных пластинах скрипел песок, а респиратор ужасно давил на нос. И все же не физический дискомфорт, а собственные мысли мешали кабету впасть в транс. То, что оно узнало их записей с ментальной сферы и от зарийцев, не давало покоя.
Едва Иё-кра услышало: «На ней ваш голос», - от рыжего, редкие щетинки на его затылке встали дыбом. Оно никогда особенно не верило в Творцов, но тогда с отчаянием подумало, что тут не обошлось без их жестокой шутки. В голове то и дело вспыхивали чужие слова, похожие на искаженное эхо. И еще… Иё не могло точно описать охватившие его состояние. Во всем этом, в прилете зарийцев, в их разговоре было нечто знакомое, и в то же время некоторые детали были совершенно внове.
А потом было томительное заседание Совета. Младших кабетов на него не пустили, а Дех-кри предпочло немедленно углубиться в изучение местных ментальных шаров. Так что на заседании из делегации от академии присутствовали всего двое: Иё и Юо-кра, сверкавшее своим синим глазом и серебристыми узорами на коже так, словно именно ради него все и собрались.
Зарийцы запустили запись, и Иё стало совсем не до его выходок. Оно внимало, впитывало каждый звук, каждую деталь. Изображения почти не было, так – разрозненные статичные картинки. Но вот аудиозапись врать не могла: на этом шаре, действительно, воспоминания Иё-кра. Воспоминания о событиях, которых оно еще не пережило.
«Мы прибыли на Зару в поисках ответа на один из самых главных вопросов: откуда взялись пожиратели. Дюжины мегациклов происхождение этих тварей оставалось в тайне. Никто не видел первую (или первых) из них, наши предки и мы – кабеты, принадлежащие семнадцать тысяч сто сорок восьмому поколению, сразу же встретились с ордой невидимых демонов, отбирающих начальные частицы. Нам известно имя первой жертвы, да позаботятся о нем Творцы, мы изучили внешнее и внутреннее строение пожирателей. Мы четко знаем, как они получают энергию и размножаются. Но этого мало. Для полной победы над врагом надо быть уверенным, что он больше не появиться. Но вот уже сорок восемь мегациклов мы не имеем ни следа уверенности.
Долгая война может повториться, это доказывают события на Земле. И пусть Шен-кри и другие твердолобые Бродящие и Слушающие твердят, что это – мои выдумки, что твари не выживут на Земле, что люди им не интересны, я  знаю правду. Не только наш мир – все миры, все обитаемые планеты в опасности. Чтобы навсегда избавить Реальность от их уродливого присутствия, мы должны перебороть любые проявления вражды, как между разными народами, так и внутри социума кабетов. Мне не ведомо, каким образом пожиратели перемещаются между планетами, имеют ли они свой отдельный мир, но я твердо убежден в одном: нам никогда их не уничтожить, если мы будем заботиться только о себе».
Сидящие и парящие в воздухе кабеты начали шушукаться и переглядываться между собой. Иё опустило взгляд, но вовсе не из-за стыда или неловкости. Его терзал самый настоящий гнев. Вот она – простая и понятная любому истина, записанная на этот небольшой металлический шар, но почему же они не в состоянии ее принять? И лишь пара зарийцев пребывала в необычайном смятении. Они, наверняка, прослушали монолог Иё ни один раз. Им хватило мужества отбросить страх и собственную гордыню, обратившись за чужой помощью. И сейчас двоеиномирцев ждали вердикта.
«Не важно, каков он будет, - решило про себя Иё-кра. – Я улечу с ними в любом случае. Землю надо спасать, Зару надо спасать тоже. Если не выйдет это сделать, вина будет полностью лежать на мне одном. Но виноват я буду лишь в проигрыше, а не постыдной попытке уйти от ответственности. Чего не скажешь об остальных».
К счастью, такие крайние меры не понадобились. Шумное помещение для совещаний вновь наполнил голос из шара. Судя по всему, началась уже другая запись.
«Так странно и поразительно. Я только что вернулся из храма моления – огромного каменного строения посреди города. Наверное, это единственное здание, лишенное уже надоевшей кричащей роскоши. От многочисленных золоченых гравюр и выполненных из блестящих камней мозаик уже болят глаза. В храме же – лишь скромные барельефы, лишенные любого украшательства. Конусообразное строение кажется снаружи неуклюжим гигантом, застывшим посреди песков, и ими же занесенным. Но внутри все пространство пронзает свет, без всяких зеркал отражающийся от стен. Мой друг в неподражаемой манере высказался, что храм похож на красавицу, обладающую внешностью столь ослепительной от природы, что ей нет необходимости прикрывать наготу вышитыми серебром тканями. Голые камни и впрямь такие гладкие и теплые, как кожа.
Лишь несколько кусочков селенита – вот и все разнообразие. Я подошел поближе, заинтригованный ими. Это были аккуратно вырезанные статуэтки зарийцев…»
Запись переключилась, теперь все собравшиеся увидели описываемый храм моления. И рыжего зарийца, недоуменно смотрящего то на фигурки, то на Иё, ведь именно его глазами сейчас смотрели Совет и остальные приглашенные. Каждый как наяву почувствовал обжигающий жар Зары, а пальцы коснулись отшлифованной поверхности барельефов. Воспоминание – живое, полностью, до мельчайших подробностей, перенесенное из многочисленных синоптических связей в мозге Иё-кра на ментальную сферу.
Рыжий зарийец улыбнулся:
- Это Творцы. Видишь, ровно двадцать пять фигурок.
- Но почему они так выглядят? – Непонимание, удивление. – Я видел Пантеон Творцов много раз. Они больше похожи на нас, на кабетов.
- Разве? В старинных свитках и ментальных шарах их описывают невероятно подробно. Например, ИиаКана – стройная женщина, глаза которой подобны озерам, а руки украшены браслетами из живых цветов. В ее волосах цвета меди звенят крохотные птички, а летающие нерги оплетают ремнями ноги. У ног ИиКана трется священная Эвара…
- Что еще за Эва-ра? – Новая волна растерянности. – Кажется, ты имеешь в виду бога плодородия Кар-кре. Но у него в питомцах есть только Выскек – зверь с черной шерстью, что движением одной из лап приносит счастье, а другой  - обращает удачу в невезение.
- Хм… - на лице рыжего проскользнула задумчивость. – Кажется, мы и правда говорим об одном и том же. Ибо Эвара тоже черна, и тоже может управлять случаем. Думаю, настоящих Творцов никто никогда не видел. Или же у них вовсе нет определенного облика. Но я привел тебя, Иё, не за этим. Здесь, в храме, у меня получается лучше всего нырять в Поток Времени. Ты должен увидеть сам, как это происходит. Для нас, зарийцев, плавание в Потоке – священный ритуал, и только самым близким дозволено его наблюдать.
- Это великая честь для меня, ДеиРей.
Внутри все становится тепло. Никто никогда не делал такого для Иё, и теперь оно испытывает глубокую благодарность к Винтусу.
А тот усаживается на каменный выступ и замирает. Это похоже на то, как Слушающие всматриваются в Реальность, пытаясь установить связь с предметом с другой планеты. А потом ДеиРей просто исчезает. Сначала кажется, что-то произошло с записью, но нет: тело зарийца становится все прозрачнее, выцветает, пока не превращается в туманную дымку, в мельчайшие капли воды, висящие над бурным Потоком.
Иё-кра ждет. Нельзя уходить, его друг может вернуться в любое мгновение. Где он? Об этом можно только догадываться. Не здесь, уж точно. Точнее, не сейчас. От этого в голове Иё что-то упорно щелкает. Будь оно знакомо с таким изобретением человечества, как часы, решило бы, что звук издают многочисленные шестеренки.
Появление ДеиРей сопровождается тихим хлопком или, скорее, всплеском. Иссушенный воздух наполняется влагой. Да и дышит зарийец так, словно бы нырнул в настоящий водоем, хотя его одежда и шерсть свидетельствуют об обратном.
- Где ты был?
- Три с лишнем луны вперед. Ух… так далеко я еще не заходил. Надо было встретиться с одним кео, уважаемым зарийцем то есть. БаеТер – мой друг. Он прибудет через несколько дней сюда, в Центральный город. Но для нас это пока не важно. Главное, у него появились новые сведения о монстре.
- Пожирателе? – Внутри все вскипает от предвкушения. Кажется, вот-вот разрешится главная загадка, мучавшая всех кабетов со времен начала Долгой войны.
- Да.
- Он знает, откуда тот взялся?
- БаеТер говорил с капитаном космического корабля. Его команда вылетела с Зары двадцать лун вниз по Течению отсюда.
- Двенадцать мегациклов, - почти не задумываясь, перевело Иё. – Твой друг, этот уважаемый зарийец, может так далеко заглядывать в будущее? Ты же говорил, что твой предел где-то семь лун, если будешь упорно тренироваться. И то, это довольно большое достижение, не всякий из вас так может.
- Они встретились в нейтральной точке. Это довольно частая ситуация. Раньше, в смутные времена, мы прибегали к подобным уловкам, например, чтобы заключить союз подальше от посторонних глаз. БаеТер рассказал, что капитан с командой летели вместе с группой исследователей. Их целью было изучение новых планет. Это сейчас наши корабли годятся лишь вылазок к ближайшим звездным системам. Но потом начнется настоящая мода на космические путешествия. Прости, что утомляю тебя всеми такими подробностями. Мне самому просто ужасно интересно было слушать об этом.
 В общем, целью экспедиции была довольно далекая система. Совсем небольшая звезда, похожая по размеру на нашу МаиТаи, около десятка планет вращаются вокруг, но только третья от центра обитаема. Корабль посадили на спутнике, а сами в шлюпках переправились на эту самую планету.
Сначала все было отлично. Они спустились в темное время, но как только наступил рассвет, исследователей атаковали. Капитан был с ними, он видел, как один за другим падали мертвые зарийцы. Ни вскриков, ни ран. Беззвучно оседали, ломая при падении кости. Голова одного из ученых попала на острый выступ камня и лопнула, подобно переспевшей ягоде. 
Когда они поняли, что происходит, уже пятеро из семи ученых были убиты, как и главный помощник капитана, выбежавший им на выручку. А потом из воздуха появились они… именно такие, какими ты их описывал. Пожиратели, с шестью лапами и тремя хвостами.
- Как они спаслись? – Волнение переросло в настоящую тряску.
- Местные. Несколько местных обитателей. Они убили пожирателей. Сначала, правда, хотели еще и космонавтов убить. Но потом поняли, что происходит. У них были такие странные черные штуковины, выбрасывающие маленькие кусочки металла с большой скоростью. Ужасно шумное оружие. Одна тварь была сильно ранена, и оставшиеся ученые приняли решение взять ее с собой.
- А как же аборигены?
- О, они пытались сказать что-то капитану. Но тот ничего не понял. Тогда те принялись рисовать. В общем, стало понятно, что пожиратели – главная угроза на этой планете, - продолжил Винтус.
- Они оттуда?
- Нет. Местный показывал свои руки. Один раз обе, а второй раз, прижав три пальца из десяти. Капитан думает, они хотели сказать, что пожиратели уже семнадцать периодов находятся на планете. Сколько это  - не известно. Аборигены могут иметь отличную от нас систему исчисления. Семнадцать лун? Десятки лун, сотни? Одно точно: дом пожирателей не там.
- БаеТер может указать, где именно приземлился корабль? Куда летали ученые?
- Да, он указал мне координаты той звездной системы. Когда выйдем отсюда, попытаюсь найти ее на карте. И все же дослушай до конца. Пожиратель - экспедиция доставила его на Зару. Они думали, тварь по пути умрет. Но стоило выпустить его из ящика, как монстр кинулся прочь. Ученые искали его, но так и не нашли. И теперь он убивает. Уже около двадцати зарийцев погибло, из них – шесть детей.
- Так надо срочно уничтожить тварь! – вскричало Иё.
- Уничтожим. Еще до побега. Знаешь, раньше мы использовали наш дар в основном для убийства. Но первый раз – чтобы остановить катастрофу и спасти множества жизней. Теперь, когда мы точно знаем, когда пожиратель появится, мы можем предотвратить встречу с ним, - кажется, ДеиРей был очень доволен. В голосе его проскользнули какие-то странные интонации.
«Неужели он хвастается?» - поняло Иё.
В зале совещаний вновь поднялся гомон. Теперь один за другим кабеты повторяли:
- Неужели?
- Разве такое возможно?
- Позвольте, достопочтимые Бродящие. Я думаю, надо узнать, что это была за планета, - внесло здравое предложение Юо-кра.
- Не стоит, - неожиданно поднялся со своего места Винтус. – Как и смотреть дальнейшие записи моего, к-хм… друга Иё-кра. Мы знаем, откуда прибыл пожиратель вместе с исследовательским кораблем. Вы называете эту звездную систему Мират ан Солей, а местные же – Солнечная. Пожиратели попали на Зару с Земли. Будущей Земли, если быть точнее.
 Ваш коллега, мастер Слушающий Иё-кра в семнадцать тысяч сто сорок восьмом поколении кабетов, был совершенно прав. Если мы не предпримем определенные меры, человечество просто вымрет. Но главная беда заключается не в этом. Если мы смогли отправиться на Землю, другие разумные расы также смогут это сделать. И не известно, чем все закончится для них. Иё говорил, что наш долг – уничтожить пожирателей, всех до единого. И моя императрица, и я – все зарийцы разделяют беспокойство мастера Слушающего. Поэтому я прошу вас об услуге: позвольте взять с собой Иё-кра, чтобы он научил нас бороться с тварями.
- Совету нужно посовещаться, - холодно отозвался Шен-кри.
И тут, второй раз на памяти Иё произошло чудо. Сидящее до того в позе крайнего неодобрения Юо-кра неожиданно изменило положение и произнесло:
- Если мое мнение имеет вес, я считаю, надо удовлетворить просьбу наших гостей. Более того, отправить на Зару не только его одного. Многие из нас могут принести пользу императрице РаиШе и ее подданным. К тому же одного Иё я не отпущу.
- Боитесь за мою жизнь, мастер Юо? – не выдержало Иё-кра.
- Нет. Но ты можешь наделать глупостей, - сверкнул глазами глава академии.
Безмирье

Огромный сад был наполнен звуками: жужжанием пчел и шмелей, свистом и щелканьем птиц, шелестом и скрипом старых ветвей.  Любого забредшего сюда человека ждало бы, прежде всего, приятное удивление. Пышность сада, посыпанные разноцветным песком дорожки, изысканные арки из вьющихся растений, необыкновенной красоты кустарники, сформированные в виде самых разных животных – все это указывало на большой талант местных садоводов.
Но стоило гостю немного прогуляться и чуть внимательнее осмотреться, как удивление сменилось бы растерянностью, а потом удушающим чувством фальшивости окружающего. Нигде на его родной планете не могло быть такого места, как этот сад. Огромные финиковые пальмы перемежались здесь сакурами, высокогорные эдельвейсы торчали из клумб вместе с протеями, а меж дубовых корней пробивалась поросль полярной ивы. В небе ровно-серого цвета проносились стайки стрижей, а в кронах деревьев резвились белки и колибри. Огромных бабочек ловили летучие мыши, по какой-то непонятной причине не висящие вниз головой под потолком пещер, а рыщущие в поисках добычи посреди дня. Или вечера?
Даже свет здесь был какой-то ненастоящий, напоминающий сияние болотных огней или грибов. Косые лучи его падали отовсюду, не согревая и не давая умиротворения. Вряд ли сад был тем самым прекрасным раем, который так любят рисовать на страницах, описывающих загробную жизнь. Ибо в раю львы не убивают ягнят, а мирно щиплют траву вместе с ними. А именно этим и занимался в данный момент громадный кошак с гривой темно-коричневого цвета. Морда его была вымазана в крови белоснежного копытного, а зубы вот-вот готовы были вонзиться в мягкое податливое брюхо.
- Развлекаешься, - позади раздался женский голос.
«Недовольная. Как всегда», - определил высокий мужчина, чьи длинные волосы тронули нити благородной седины. А, может, не очень благородной.
Он стоял в нескольких шагах ото льва, но лицо его не выражало ровным счетом ничего. Одна жизнь пресеклась, другая – продлилась на несколько дней. Или нет, но какая, в общем-то, разница?
Лев дернул шкуру ягненка, с треском разрывая ее, а после сунул пасть в еще теплое нутро. Запах железа сменился не очень приятным душком экскрементов. Длинноволосый отвернулся, переключая свою внимание на голубоглазую собеседницу.
- Ты что-то конкретное хотела, сестрица? – Левый уголок губ едва дернулся вверх. – Неужто решила сдаться?
- И отдать все тринадцать миров? – в свою очередь усмехнулась женщина. – Ну, уж нет. Тем более, ты все равно не примешь моей капитуляции, так ведь?
- Борьба до победного. Вот это мне нравится. Но, боюсь, на сей раз ты проиграешь с разгромным счетом.
Мужчина щелкнул пальцами. Лежащий на земле труп ягненка вскочил на тонкие копытца, на его мягкой шерстке не было не единого кровавого пятнышка. Лев недовольно рыкнул, готовый вновь броситься на непокорную жертву, но та тонко заблеяла и дала такого стрекача, что хищнику осталось лишь в бессилии клацнуть клыками.
- Вчера я предложил частицу одному парню. Талант. Мог бы рисовать отличные пейзажи. - Мужчина лениво потянулся, зевнул и неожиданно предложил: - Не хочешь яблочка? Вон на том дереве выросли отличные экземпляры.
- Знаю я твои яблочки, - презрительно хмыкнула златокудрая. – Откусишь, а внутри одна гниль или червяки. Можешь морочить голову всей этой историей смертным, у меня нет на это времени.
- Фи, дорогая, и в мыслях не было. Для тебя все самое лучшее, - шутовски поклонился длинноволосый. Но было видно, что его сестрица угадала. – Не хочешь фруктов, давай хоть присядем. А то у меня уже спина болит. Целый день занимаюсь поливом. Помощников-то нет, все сам, единолично.
- Не боишься? – вскинула бровь женщина.
Парочка двинулась прочь по одной из дорожек ото льва, который, забыв о ягненке (или лишь временно отложив новую попытку сожрать того), разлегся в тени персика. На нижних ветвях его благоухали розовые цветы, выше висели уже завязавшиеся плоды, а на самой макушке готовы были упасть зрелые персики. Еще одна странность: все здесь и зрело, и цвело, и опадало одновременно.
В глубине сада, под высоченной голубой елью стояла грубо сколоченная скамья. Толстых досок едва коснулись фуганок или кусок наждачной бумаги, они потемнели, а кое-где даже виднелись зеленовато-серые наросты лишайников и мха. Но мужчина предпочитал эту скамью всем остальным – вычурным, с изящной ковкой или резьбой.
Рядом со скамьей стояла самая обыкновенная темно-синяя лейка, казавшаяся во всей этой нелепости единственным настоящим и правильным предметом. Возможно, так оно и было. И сад являлся всего лишь выдумкой, тщательно наведенным мороком. Во всяком случае, когда седовласый задел лейку ногой, та звякнула вполне естественно, можно сказать, вещественно и даже весомо.
- Чего я должен бояться? – продолжил разговор мужчина, когда они уселись.
 Его голубоглазая собеседница с плохо скрытой брезгливостью поправила свое струящееся платье. Движения ее были какие-то скованные и напряженные, хотя она изо всех сил пыталась выглядеть уверенной в себе.
- Стать таким же, как люди. Ты слишком много времени проводишь в их мире. Это чревато. Когда-то я тоже просиживала веками на их планетке. Даже заимела пару привычек, вроде купания. А потом однажды проснулась, взглянула на себя и поняла – я старею. Представляешь: я, и старею? Сначала это показалось мне забавным. А потом я испугалась… представила, что через пару десятков лет меня ожидает смерть.
- Мы не можем умереть, - возразил мужчина.
- Знаю. Но я это представила, - делая нажим на последнее слово, веско произнесла голубоглазая. – Будь осторожен, братец, вот что я хочу сказать.
- Это так трогательно. Твоя забота, я имею в виду. Но не стоит беспокоиться. Последнее, что мне грозит, так это стать похожим на человека. Хотя, надо признать, у них есть чему поучиться.
- Ты опять за свое?
- Война, моя милая сестрица. Никто во всей Вселенной не может так воевать, как люди. Ни у кого нет той ярости и жестокости по отношению к собственному виду, как у землян. Викалийцы сущие дети по сравнению с ними. Они не знают, что такое мир и покой и совершенно не ценят свою жизнь. А люди… превознося любовь в своих сонетах, они идут и режут глотки спящим врагам. Они ненавидят войну, боль, смерть и продолжают убивать. Разве не чудесно? В этом есть нечто парадоксально возвышенное, - впервые за весь разговор седовласый искренне улыбнулся. – А их фильмы – эти движущиеся картинки, на которых одни люди изображают совсем иных людей? А картины… батальные полотна. Ты вслушайся, как звучит, а? Какую вероятность не возьми, в любой найдется по две-три войны.
 Есть одна такая, в которой конфликт затянулся почти на полвека. Представляешь? Земля пять десятков раз прокрутилась вокруг Солнца, а люди все продолжали убивать друг друга. Уже никто не помнил, с чего та война началась, а первопричина – местная принцеска – давно скончалась в муках, а огромные полчища двуногих кололи, рубили, сносили головы и вспарывали таким же двуногим животы.
Длинноволосый встал, подхватывая лейку за ручку. Подошел к ближайшему гранатовому дереву и почти ласково похлопал по стволу:
- Да вся их история построена, выращена на крови. – Мужчина наклонил лейку, и из многочисленных дырочек полилась темно-красная жидкость. – Буквально. Вот она – лучшая подкормка во все времена – трупы и кровь. Смерть одних ради процветания других. На навозе тоже кое-что растет, но не так.
- Ты сейчас о смертных или о своих грушах? – не поняла женщина.
- Груши, смертные, вероятности… принцип один, поверь. Ты же знаешь мое мнение….
- Все зависит от того, на какой грани многоугольника ты стоишь, - закатив глаза, заученно подхватила златокудрая.  – И все же я пришла не для того, чтобы в миллионный раз выслушивать одни и те же слова. Их звуки уже просверлили дыры в моем мозге.
- У тебя нет мозга.
- Не суть важно. Ты что-то говорил о парне, художнике. Где ты его выкопал и почему именно он? Знаешь, пока я доверяла тебе выбор кандидатов, но у меня стали закрадываться подозрения. Уж не жульничаешь ты? Землянин может, вовсе рисовать не умеет, а ты представляешь его как нового Дега. А потом с прискорбием заявишь: «Знаешь, милая сестрица, кажется, и он ни на что не годен»?
- Как ты могла подумать! Когда я жульничаю, у меня обычно дергается глаз, - зафыркал мужчина.
Теперь он подошел к другому дереву, на этот раз – джаботикабе, ствол и ветки которой были усыпаны темными круглыми плодами, и вновь наклонил свою синюю лейку. Казалось, ее объем должен был достигать нескольких сотен кубометров. Кровь непрекращающимся потоком все лилась под корни, и на джаботикабе, и правда, появлялись все новые цветы, а засохшие было листья, вновь становились зелеными.
- Хорошо, хорошо, не смотри так на меня. Оставь свой пронзающий взгляд для любителей рулетки и скачек на громадных василисках.
Наконец, седовласый отставил свое занятие. Аккуратно прислонив орудие труда обратно к сидению скамьи, он протянул собеседнице чудного вида альбом. Ни прямоугольный, ни квадратный, а в виде семиугольника. Женщина откинула кожаную обложку, и страницы, одна за другой, сами замелькали, переворачиваясь. Треугольные, конусообразные, из металла, дерева, тонких листов пластика, крыльев громадных жуков – сборник описаний всех вероятных произведений искусства, которые могут, могли или уже появились в одном из двух с лишнем сотен обитаемых миров.
Некоторые из них были сравнимы с наскальными рисунками древних людей – что увидел, то и изобразил. Многие были похожи на куюна ва тента зарийцев, технологически сложные, но больше смахивающие на еще одну модернизацию уже знакомых восковых табличек. И лишь единицы из всего этого хлама могли считаться чем-то большим, чем просто порождение рассуждений и знаний. Чистая фантазия, рождающая предметы, ранее не существовавшие нигде и никогда. Редкие крупицы золота среди серых окатышей.
- Вот, - ткнул пальцем седовласый в одну из страниц. Самую обыкновенную, из гладкой блестящей бумаги. –  Полюбуйся.
Альбом тут же изменился. На коленях у женщины лежала простая книга довольно большого формата, на корешке которой серебристыми буквами было выведено: «I grandi artisti del ХХI secolo» . Златокудрая быстро перелистала книгу, останавливаясь на дате в начале.
- 2087 год. Хм… очень мило. И этот твой кандидат…?
- Ты о том, потомок он той девчонки и ей подобным? Нет, обычный парень из довольно богатой семейки. Видишь, я даже увеличил шансы на твою победу. Клянусь, мне казалось, он просто идеален. Смотри, какие картины. Цветопередача, объем… и это с их искаженным виденьем. Знаешь, даже меня уже начали раздражать синие лампы.
- Тебя многое раздражает, - равнодушно бросила женщина. – Да, ты прав. У него был неплохой потенциал. Ты вот хоть и болтаешь, мол, люди постоянно воюют. Но смотри, мы с тобой уже около трех десятков раз предлагали частицу и все заканчивалось одинаково.
- Разве? – пожал плечами длинноволосый. – Жертва ради победы – это тоже часть войны. Вера в светлое будущее - вот что заставляет их проламывать друг другу черепа. Отними ее, и люди просто разойдутся по своим утлым домишкам. Эти существа везде ищут цель, смысл. Думаю, если бы вместо даты рождения и смерти, и фразы, вроде: «навеки любим», они писали на надгробных плитах предложение, начинающееся с «он был рожден для…», их жизнь стала бы намного проще.
Они приходят на могилы из какого-то фантастического чувства противоречия, пытаясь доказать себе, что люди, лежащие под землей, разлагающиеся там – не я. И эти бесполезные, никчемные трупы, некогда вдыхавшие воздух мне не ровня. Только мое существование имеет значение, только на мою макушку светит солнышко, и только мой огород поливает дождь. Но при этом осознают, что когда придет их время, их также засыплют, а сверху поставят надгробие, на котором будет лишь что-то пошлое, вроде «вечная память». Иногда их даже становиться жаль…
- Ты и жалость? – нервно хохотнула голубоглазая. – Ладно, я тебя поняла. Раз так, у меня есть предложение.
- Все-таки не веришь в мою честность, - раскусил ее мужчина. – Что ж, валяй. Одной попыткой больше, одной меньше. Хотя мне начинает уже наскучивать наше развлечение.
Теперь настала очередь напрячься длинноволосому почитателю перерезанных сухожилий и содранной кожи. Его сестра уже вольготнее откинулась на скамье и с вызовом уставилась в темно-стальные глаза мужчины:
- Девушка, почти девчонка. Две тысячи сто двадцать второй год. Она – ГМЧ, причем, из нее выйдет отличный солдат. А вот дар практически в зачаточном состоянии. По-моему, идеальные условия для тебя. Ну?
- А в чем подвох? Только не говори, что его нет.
- Не буду, раз ты просишь. Но на этот раз я не собираюсь просто наблюдать, - предупредила женщина.
- Я и не сомневался. Ладно, девчонка, так девчонка. Но учти, ты сама ее предложила. Боюсь, как бы тебя не постигло жесточайшее разочарование.
Златокудрая поднялась. Разговор был окончен, а новый раунд их затянувшейся игры только начался. Проходя мимо, она сорвала гранат, разломила его своими тонкими белыми пальцами и с отвращением произнесла:
- Говорила же, одна гниль.
Истекая кровавым соком, гранат шлепнулся в заросли ковыля.