Паша Сурков был вором. Вором, и точка. Никаких угрызений совести, оправданий себя суровым детством и влиянием дурной компании, тем более, что ни того, ни другого в его жизни не было. Паша рос в интеллигентной семье врачей, и общался исключительно с хорошими мальчиками и девочками. Дома царили мир и благополучие базовой комплектации – квартира, машина, дача. Отец с матерью обожали своё чадо, но без фанатизма, поощряя за хорошие отметки и примерное поведение, не спуская при этом неблаговидные проступки и нерадивость в учении. Словом, «мама, папа, я – отличная семья!». То, что он будет медиком, родители внушали Паше с младых ногтей. По их мнению он был просто обязан продолжить династию. Прадед отца был земским врачом, дед военным хирургом, а отец патологоанатомом. Родословная матери не была столь же безупречна, но после скрупулёзного лазания по ветвям генеалоги-ческого древа, среди родственников нашлись пара медсестёр и даже один врач, правда, ветеринар.
Паше вся эта генеалогическая катавасия была мало интересна. Становление его, как личности, пришлось на приснопамятные девяностые и начало нулевых, когда, казалось, герои американских гангстерских боевиков, покинув Нью-Йорк и Чикаго, прямо с экранов кинотеатров выплеснулись на улицы российских городов и весей, творя своё чёрное дело, а коррумпированные чиновники из сериала «Спрут», Дамиано Дамиани заняли высшие руководящие должности на пост советском пространстве. Отечественная киноиндустрия тоже внесла свою лепту в воспевание образа жизни, по уши увязшего в криминале: «Бандитский Петербург», «Бригада», «Бумер», и прочие «киношедевры». Из каждой третьей машины дул северный ветер Владимирского централа и плач «бессменного арестанта» по Таганке. Всё это не могло не повлиять на неокрепшую душу маленького Павлика. Воровской романтикой он не проникся, но сделал для себя один важный вывод: «Воровать не зазорно, кто ворует и грабит, живёт припеваючи, а раскаиваются в содеянном только те, кто попался». С годами это понимание приобрело форму личной философской доктрины, и направило жизнь Павла в русло, далёкое от лелеемой родителями мечты о его медицинской карьере.
Сурков не мог припомнить точно, когда он в первый раз украл, кажется, это был батончик «Сникерс», или что-то в этом роде. Зато он навсегда запомнил сопровождавший кражу букет эмоций. От вброса адреналина было страшно и весело, неуверенность пересилило импульсивное желание во что бы то ни стало немедленно заполучить понравившуюся вещь, а после удачного свершения акта, ощущение триумфа и чувство безнаказанности. Изюминкой на торте было материальное обладание заветным предметом. До девятнадцати лет «увлечение» Паши сходило ему с рук. Никому и в голову не приходило, что воспитанный, опрятный мальчик из благополучной семьи – вор.
Не имея возможности совершенствовать мастерство под присмотром профессионалов, Павел до всего доходил сам, применяя для достижения цели зачастую неординарные приёмы. Например, он мог позвонить в квартиру многоэтажного дома, назваться соседом живущим несколькими этажами выше, и попросить хозяина или хозяйку принести бельё, упавшее на их балкон. Как правило, дверь оставляли приоткрытой, и Паше хватало времени сделать слепок с ключей, за редким исключением не лежащих в прихожей на подзеркальнике, или не торчащих в двери. Чтобы не вызвать ненужных подозрений, он дожидался когда ему сообщат, что никакого белья на их балконе нет, рассыпался в извинениях, и говорил, что видимо, ошибся этажом. Дальнейшее было, что называется, делом техники. Также Павел придумал несколько безотказных спо-собов, как из гипермаркетов, вроде «Ашана» или «Глобуса», беспроблемно вынести бутылку другую элитного алкоголя, или несколько баночек икры.
Поначалу воровство для него было не больше, чем хобби, но после неудачной по-пытки кражи в стенах альма-матер, и позорного изгнания со второго курса МГМУ имени И. М. Сеченова, это занятие стало его основной профессией. Руководство ВУЗа не пожелало огласки, и уголовного дела на Суркова не завели. В течение года он отдавал долг родине в Вооружённых Силах, а по возвращении узнал, что родители так и не смогли простить ему позора, свалившегося на их головы, отказали от дома, и переселили не оправдавшего надежды сына к наполовину выжившему из ума деду по материнской линии.
Ничтоже сумняшеся, Павел, не имея ни профессии, ни желания «горбатиться», стал добывать себе хлеб насущный посредством воровства.
К двадцати семи годам Сурков, ни разу не попавший в поле зрения право-охранительных органов, отточил своё мастерство до совершенства. Работал он всегда один, не зарывался, с коллегами по цеху не общался, «товар» сдавал двум трём проверенным, умеющим держать язык за зубами людям.
В тот день Павел уже закончил работу, и вышел с мешком, расшитым снежинками, в коридор, когда заметил странное зеленоватое свечение, исходящее от настенного раскладного календаря. Паша подошёл поближе, и чуть поклажу из рук не выпустил. Цифры, обозначавшие текущий год на яркой заставке, непостижимым образом сменились на наступивший, а на страницах календаря замелькали, выстраиваясь согласно дням недели, числа года нового. Паша глазам своим не поверил. Поставив мешок на пол, он провёл ладонью по этому чуду полиграфической промышленности. Обычная бумага, обычного календаря, какие можно встретить в любом офисе. Когда же прозрачная лента поползла вверх, остановившись на верхней строчке, а поехавшее по ней «окошко» замерло на цифре «1», ему стало как-то не по себе, по спине, под красной шубой, промчался табунок мурашек, а на лбу выступила испарина. Не давая отчёт своим действиям, Павел осторожно снял календарь со стены, и сунув его в мешок, вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Лёгкий снежок медленно опускался на тротуарную плитку, и таял. Было безветренно и совсем не холодно. Окна домов уютно горели разноцветными огнями, во многих из них мигали электрические гирлянды на елках. Павел пересёк детскую площадку, и направился к машине, которую оставил во дворе соседнего дома. Мешок, бутафорскую бороду, шубу и дурацкий колпак с помпоном, он положил в багажник. Усевшись в машину, Паша запустил двигатель, и покрутившись между высоток, вырулил на шоссе. Весь город был украшен праздничной иллюминацией - столица встречала Новый Год, самый почитаемый большинством россиян праздник. Сурков любил работать в это время. Проследив, как хозяева квартиры садятся в машину, и уезжают к кому-то в гости, он, выждав минут двадцать, в костюме деда Мороза заходил в подъезд, не опасаясь впоследствии быть кем-то опознанным, проникал в оставленное без присмотра жилище, и приступал к «жатве».
По дороге домой мысли его были заняты удивительным преобразованием календаря, и он не сразу заметил, как впереди него резко затормозила чёрная громада дорогого внедорожника. Повел, избегая столкновения, вывернул руль вправо, выскочил на тротуар, и зацепив бампером фонарный столб, остановился в нескольких метрах от автобусной остановки под стеклянной крышей. Переведя дух, он сдал назад, и вернулся на шоссе. «Только аварии мне не хватало! И откуда он только взялся? Чего людям дома не сидится? Новый Год ведь», - недовольно брюзжал Сурков, гоня по дороге, с редкими ручейками автомобилей.
Поставив машину на стоянку, он досадливо пнул треснувший бампер, открыл багажник, и переложив мешок в плотный полиэтиленовый пакет, торопливо зашагал в сторону своего дома, зная по опыту, что очень скоро широкой русской душе станет тесно в стенах квартир, и народ потянется на улицу.
Несколько лет назад дед умер, и Павлу пришлось одному заниматься организацией его похорон. Родители, с которыми он безуспешно пытался наладить отношения после возвращения из армии, его стремления к примирению не оценили, и сдав квартиру внаём посторонним людям, по линии Красного Креста уехали работать куда-то в раздираемую междоусобицами Африку. Больше он их не видел.
О создании семьи Сурков даже не задумывался. Постоянно иметь под боком человека рано или поздно узнающего о сфере его деятельности, он считал неуместным.
Запоздало встретив Новый Год бутылкой шампанского, под включённый те-
левизор, в котором кривлялись приевшиеся до тошноты «звёзды» эстрады, Паша высыпал на разложенный диван добычу, и стал придирчивым взглядом рассматривать каждую из благоприобретённых вещей, прикидывая, сколько за неё можно будет выручить. На глаза ему попался лежащий чуть в стороне календарь. Павел опасливо взял его в руки, покрутил, и разочарованно бросил на журнальный столик. «Ничего особенного. Календарь, как календарь. У него самого такой на кухне висит… Кстати, - Паша встал с дивана, и прихватив «полиграфический шедевр», прошёл на кухню. Сняв со стены уже прошлогодний численник, он водрузил на его место новый, - не пропадать же добру!». Взяв из холодильника пластмассовые коробочки с салатами, прикупленными вчера к «праздничному» столу и вилку из ящика, он вернулся в гостиную, достал из бара бутылку коньяка, стакан, и уселся в кресло перед телевизором. К десяти утра Павел прилично набрался, и уснул прямо в кресле, проспав до самой ночи.
Ему снилось, как он, заметив странное свечение, подходит к календарю, за-вороженно смотрит на мелькание цифр на его страницах, подчиняясь какой-то неведомой силе снимает его со стены, кладёт в мешок, и… понимает, что он не спит. Чтобы убедиться в реальности происходящего, он трогает себя за лицо, и даже щиплет за щёку. Никаких сомнений. Каким бы невероятным это не было, но он бодрствовал.
Мозг поплыл от ощущения дежавю. Павел, испытывая какой-то мистический ужас, усилием воли заставил себя выбежать из квартиры, и спуститься вниз на лифте, в прошлый раз он уходил по лестнице… «Какой ещё, к чёрту, прошлый раз!», - Сурков находился на грани истерики.
В машине, по дороге домой, он немного пришёл в себя. «Что происходит? Неужели он действительно сходит с ума?». Павел, едущий на приличной скорости, догнал большой чёрный внедорожник. «Сейчас он резко затормозит», - подумал Сурков, и пошёл на обгон. Краем глаза он увидел, как внедорожник притормозил у одной из редко встречающихся в нынешней Москве выбоин. «Понапокупают вездеходов, а потом у каждой трещинки в асфальте тормозят… Стоп! А откуда он знал, что тот затормозит? Чертовщина какая-то!», - Сурков энергично помотал головой, прогоняя наваждение.
На стоянке он осмотрел бампер машины. Никакой трещины. Но Павел мог поклясться, что она была в прошлый… опять в прошлый! Не было никакого прошлого раза!
Дома всё пошло по уже знакомому сценарию: шампанское, вещи на диване, календарь… Павел не стал брать из холодильника салаты, хлопнул пару рюмок коньяка, и завалился спать на диван. В квартире была ещё одна комната, но Сурков после кончины деда заходил туда крайне редко. За долгие годы помещение пропиталось стариковским духом, запахом лекарств и, казалось, самой смерти, терпеливо поджидавшей старика последние три года.
Паша проснулся около семи вечера. Перекусывая на кухне, он то и дело поглядывал на календарь. В его голове зародилась безумная, на первый взгляд, идея, объясняющая события сегодняшней ночи. В то, что у него наступило временное помутнение разума, Сурков отказывался верить. Он всегда был человеком выдержанным, рассудительным, не верил ни в Бога, ни в чёрта, будучи законченным материалистом, но в данном случае, отвергая самоё возможность своего сумасшествия, он вынужден был допустить наличие доли мистики в том, что с ним произошло, и причину этого он видел в календаре. Свечение, скачущие цифры… «Если он не свихнулся, а он не свихнулся, то должен был признать, что с календарём что-то не так. Не дошла ещё современная наука до того, чтобы числа на обычной бумаге менялись, подстраиваясь под новый год, а значит… значит календарь, не имея отношения к достижениям научно-технического прогресса, по своей сути является антинаучным, - слово «волшебным» Паша не решался произнести даже мысленно, - в таком случае от него, календаря, можно ожидать всего что угодно. В данном случае, шуток со временем, как в фильме Харольда Рэмиса «День сурка», герой которого оказался запертым во временной петле, каждый раз просыпаясь утром второго февраля». Павел уже в который раз посмотрел на календарь. Красное пластмассовое окошечко обрамляло цифру «один» - первое января. «А что, если… - мелькнула бредовая мысль в Пашиной голове, - чушь, конечно, несусветная, но попробовать стоит, тем более, что ждать осталось недолго».
Включив телевизор, и остановив свой выбор на старой комедии, Павел устроился в кресле, периодически прикладываясь к коньяку, и краем глаза следя за светящимся табло электронных часов. «Сколько он себя помнил, всегда на новогодние праздники это кино показывают, - лениво наблюдая за разворачивающимся на экране сюжетом, подумал Паша, - такое впечатление, что наше телевидение не то что во временную петлю - во временную стену упёрлось, и буксует, как минимум, четверть века на одном месте».
Всё же увлёкшись перипетиями не один десяток раз виденного фильма, Павел едва не пропустил время «Х», цифры на табло готовы были вот-вот обнулиться. Сурков вскочил с кресла, и бросился на кухню. Задрожавшим, вдруг, пальцем, он передвинул окошечко на второе число. Окошечко на мгновение полыхнуло зелёным пламенем, отчего Паша шарахнулся назад, уронив табуретку, и больно ударившись об угол обеденного стола.
Ничего не произошло. Он стоял посередине кухни, а за окном, разбавленная светом уличных фонарей, чернела ночь. Подняв табурет, Павел вернулся в комнату, и сверяясь с программой передач в газете, пробежался по телеканалам. «Всё сходится, - с облегчением констатировал он, - второе января. Он не сумасшедший, просто дурак. А как же свечение? Да хрен с ним, со свечением этим».
Проспав до обеда, Сурков пробездельничал весь день, а ближе к полуночи начал нервничать. «Может рискнуть? – мерил он шагами комнату, - день пустой, ничего экстраординарного. Зато он удостоверится либо в том, что календарь действительно управляет временем, либо в том, что он законченный псих, и ему всё привиделось. «Говорят: под Новый год что ни пожелается - всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается…», - с выражением продекламировал Паша выплывший из детства стишок Сергея Михалкова».
Ровно в полночь Павел зашёл на кухню, и посмотрел на календарь. Окошечко стояло на цифре «два». Никакого свечения, никаких иных мистических знаков. Хмыкнув, Паша отправился на боковую.
Проснулся он в половине первого… Прогнав чуть ли не сорок каналов, и сверяя их с программой, Павел с неудовольствием отметил, что по телевизору идут передачи, заявленные на второе января. Одевшись, он вышел из квартиры, спустился на лифте на первый этаж, и вышел в уже привычно слякотную зиму. Для чистоты проделанного им эксперимента требовались дополнительные подтверждения, помимо программы передач. По дороге ему попался пивной бар, зазывно подмигивающий неоновой вывеской. Паша недолюбливал подобные заведения, слишком шумно, много отморозков, которые, залив глаза пивом, а то и чем покрепче, начинают цепляться к посетителям, но идти дальше не хотелось, и он, потянув ручку тяжёлой двери, просочился в гудящее голосами помещение. Заняв пустующее место у стойки, он заказал пару пива, и как бы между прочим, поинтересовался у бармена:
- Число сегодня какое?
- Второе, - бармен недоумённо посмотрел на прилично одетого, без признаков запойности на лице, клиента, - в этом году что-то рано. В прошлом числа с шестого спрашивать начинали.
«Всё-таки второе… - Павел большими глотками ополовинил кружку, - каким бы безумием это не казалось, дело в календаре. Тут пивом не обойдёшься».
Паша попросил водки…
Дальнейшие события этого дня и вечера, сквозь алкогольную пелену виделись размыто, разрозненными пазлами, не желающими складываться в цельную картину. Какая-то девица, с низкой социальной ответственностью, как в одном из выступлений изящно выразился президент, поездка на такси…
Павел проснулся в первом часу дня. Голова гудела, как пустая бочка под ударами «братьев меньших» на майдане незалежности. Не без труда поднявшись с дивана, он нетвёрдой походкой поплёлся на кухню, достал из холодильника бутылку минералки, и начал жадно пить прямо из горлышка. Взгляд его наткнулся на злополучный календарь. Паша захлебнулся водой, и закашлялся. Пластмассовое окошечко стояло на цифре два. Всё ещё кашляя, Сурков бросился в гостиную, схватил с журнального столика газету с программой передач, пульт, и начал переключать каналы. Никакого сомнения. Было снова второе января.
- Это что же получается? – всхлипнул, ещё не протрезвевший после вчерашнего Паша, - пока я следующее число на этом чёртовом календаре не выставлю, так второе число и будет? Теперь я, как привязанный, должен в двенадцать часов дома быть? Не-ет, такой хоккей нам не нужен…
Паша дёрнул календарь со стены, и попытался его разорвать. Безрезультатно, тот даже не помялся.
- Ах, ты так?! – Павел швырнул календарь в раковину, и чиркнув спичкой, стал его поджигать. С таким же успехом Сурков мог бы озадачиться поджогом сугроба снега.
- Ладно… - с нездоровым спокойствием пообещал Павел, взял календарь, и выйдя из квартиры, бросил его во всеядную пасть мусоропровода, с грохотом захлопнув крышку, - удачного полёта!
Вернувшись на кухню, он какое-то время неподвижно стоял, безумно таращась на стену, а потом обессиленно опустился на табурет. Календарь, как ни в чём не бывало, висел на прежнем месте. Незаметно для себя, Паша тихонечко заскулил.
С этого дня у Суркова началась, заметно отличающаяся от прежней, жизнь. Чем бы он не занимался в течение дня, к полуночи он, как штык, был дома. Пару пропущенных раз неопровержимо доказывали, что календарь неумолим, и поблажек от него ждать не стоит – не перевёл окошечко на следующее число, проживай день по новой.
Позже, когда Павел немного свыкся со своим новым распорядком дня, он научился пользоваться возможностями календаря, используя их с максимальной для себя пользой. Неудачно сложившийся день он, избегая прежние ошибки, начинал заново, а один раз календарь даже спас его от задержания.
Произошло это так. После одной из «реквизиций» Сурков припозднился, и мчался по шоссе с сумасшедшей скоростью, чтобы успеть домой к полуночи. За ним увязалась, включив сирену, и требуя остановится, машина ДПС. Павел, отрываясь от преследователей, не продумал маршрут, и сам себя загнал в тупик.
«Ну, вот и всё…», - подумал он, глядя, как из остановившегося позади него автомобиля вылезают полицейские, и идут в его сторону. Паша обречённо уронил голову на руль и… проснулся на диване, в своей квартире.
Из-за этого случая он перестал смотреть на календарь, как на своё проклятие, и стал обдумывать возможные варианты применения силы календаря с большей для себя выгодой. Ничего путного в голову не приходило.
«Не может такого быть, чтобы возможности календаря ограничивались только этим, - Павел решил попробовать осмыслить тему в несколько иной плоскости, - это всё равно, что впихнуть двигатель от «феррари» в «Оку». Непременно должно быть что-то ещё, а то получается как у Тредиаковского в «Телемахиде»: «Пышутся горы родить, а смешной родится мышонок»… Вот только что?
Ответ на этот, казалось, неразрешимый вопрос пришёл неожиданно, как откровение. Сурков, как ни пытался впоследствии, так и не смог выстроить логическую цепочку, приведшую его к отгадке.
«Это же совсем другое дело! – не в силах усидеть на месте, Павел забегал по комнате, - какие перспективы!» – криминально ориентированный мозг выстреливал идеи со скоростью теннисной пушки.
Изнывая от нетерпения, Паша едва дождался полуночи. Подойдя к календарю, он, попытался сдвинуть вниз прозрачную полоску, по которой ездило окошечко. Полоска не сдвинулась с места.
«Спокойно, попробуем по другому», - Павел вытер повлажневшие от нервного напряжения ладони о джинсы.
Он снова потянулся к календарю, но на этот раз попытался передвинуть окошечко на пару дней вперёд. Окошечко сдвинулось с места, заняло выбранное Пашей положение, и коротко блеснуло уже привычным зелёным светом.
- Получилось! – не помня себя от радости заорал Сурков, и изобразил па, которому бы позавидовал солист альтернативного балета.
Немного успокоившись, Павел сверился с телепрограммой, переключая каналы. Всё говорило о том, что перескочив два дня, он из среды перенёсся в субботу.
«Ну, что ж, - размышлял он, развалившись в кресле, - перемещаться можно на шесть дней вперёд, не больше. В принципе, этого вполне достаточно. «Не надо оваций… Придется переквалифицироваться в управдомы», - припомнил он Великого Комбинатора».
Начал Павел с тотализатора на Центральном московском ипподроме. Разобравшись в правилах приема ставок и выплаты выигрышей, он делал ставки пари в «паре», «двойном экспрессе», «тройке», и конечно же, в «одинаре», предварительно перенесшись на день вперёд, и узнавая результаты прошедших забегов. Такие доходы, при его прежней, связанной с риском работе, ему и во сне не снились. И главное, всё законно. Больше не нужно, просыпаясь в холодном поту, вспоминать, не оставил ли где-нибудь улику, которая выведет "ментов" на его след. Не надо бояться, что накроют скупщиков, и те сдадут его на первом же допросе.
Аппетит приходит во время еды. Эту банальную истину Сурков в полной мере испытал на себе. Он стал участвовать в таких тотализаторах как «Фонбет» и БК «Бетсити», начал даже играть на бирже. Деньги сыпались в его карман, как из рога изобилия. Паша стремительно разбогател, сменил машину, купил загородный дом, вспоминая свою прошлую жизнь, как печальное недоразумение.
К концу этого ошеломляющего своими позитивными результатами года Суркова начали, как в шутку определяют внутреннее ощущение дискомфорта, терзать смутные сомнения: «А что случится с источником его благосостояния в полночь с тридцать первого декабря на первое января?». Эта мысль отравляла его уже привычно сытое, беспечное существование. Помимо тревоги за дальнейшую судьбу календаря, Павла стал беспокоить один тип, на насмешливый, понимающий взгляд которого он натыкался на бегах, или бирже.
За день до Нового года Сурков, по уже укоренившейся привычке, обедал в ресторане «Ипподром», отмечая получение в кассе крупного выигрыша. Он не сразу заметил, как в его сторону направляется тот самый человек, что преследовал его в последнее время. Мужчина бесцеремонно уселся за столик Павла, и заметив его испуганный взгляд, усмехнувшись, небрежно бросил:
- Да вы ешьте, ешьте.
- Что вам надо? – с напускной строгостью спросил Паша.
- Хочу сообщить вам о некоем условии, которое вы непременно должны выполнить, чтобы сохранить своё состояние, - побарабанил незнакомец пальцами по столешнице.
- Не понимаю, о чём вы, - нахмурился Павел.
- Да всё вы понимаете! Ведь это вы мою квартиру в ночь на Новый год обнесли, и забрали одну вещь…
- Вы сума сошли! Я понятия не имею о чём вы говорите! Вы меня явно с кем-то путаете! – Сурков скомкал салфетку, бросил её на стол, и стал озираться в по-исках обслуживавшего его официанта.
- Успокойтесь! Выслушать меня, в ваших же интересах, - раздражённо осадил Пашу визави.
Павел сник под жёстким взглядом незнакомца, и торопливо залепетал:
- Простите меня. Я вам всё компенсирую, хоть в троекратном размере!
- Бросьте, я не за этим сюда пришёл, - поморщился мужчина, - напротив, я вам очень благодарен.
- ?
- Да-да. Если бы не вы, боюсь даже представить, что бы со мной было… - не-знакомец остановил проходившего мимо официанта, и заказал двойную порцию виски.
- Теперь я совсем ничего не понимаю, - откровенно признался Паша.
- Я объясню. Дело в том, что с прочим барахлом вы украли, давайте называть вещи своими именами, календарь… Надо отдать вам должное, вы без посторонней помощи разобрались в его секрете и возможностях, которые обладатель этого артефакта получает, если это понятие можно применить к обычному с виду календарю… - незнакомец поблагодарил подошедшего официанта, отпил из принесённого стакана, и продолжил, - видите ли, молодой человек, окружающий нас мир намного сложнее, нежели мы привыкли его видеть. Существует множество других параллельных миров, в которых жизнь течёт по совершенно другим законам. Многие прозорливые учёные говорили об этом, но все их доводы разбивались о костное мышление не готовой к принятию подобных реалий общественности. Дискуссии о параллельных мирах перевели в область фантастики, поближе к НЛО и жизни после смерти. А зря. Иногда в нашу с вами сугубо рациональную действительность попадают материальные свидетельства существования этих миров. Это заметили ещё наши дальние предки. Упоминание о всевозможных артефактах встречаются в былинах и сказках, дошедших до наших дней. Например, скатерть-самобранка, меч-кладинец, шапка-невидимка, сапоги-скороходы… Всего сразу и не упомнишь. Все эти предметы не плоды чьей-то богатой фантазии, а реальные вещи, каким-то образом попавшие в наш мир. Для жителей параллельной реальности всё это привычно и обыденно, как для нас сотовый телефон, или мульти кофеварка. Получая в руки артефакты, наши предки, безоговорочно признавая их чудом, тем не менее, успешно применяли их для собственных нужд, а мы, в век нано технологий, шарахаемся от чудес, как чёрт от ладана, этакие чеховские отставные урядники семи-булатовы: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда…». А артефакты из параллельных миров, несмотря на наше их неприятие, существуют, и наш с вами календарь тому бесспорное доказательство.
- И вы хотите его у меня забрать, – только и нашёлся что сказать Павел.
- Боже упаси! – отмахнулся незнакомец, - календарём можно пользоваться только один год. В момент его изменения необходимо передать его в руки другого человека, в противном случае начнётся обратный процесс, причём в геометрической прогрессии. Все неприятности, которых удалось избежать с помощью календаря, отольются сторицей. Всё приобретённое, пойдёт прахом. Вспомните историю Золушки. Какие ещё беды обрушатся на голову владельца, не выполнившего условия пользования артефактом, трудно себе представить! Почему так происходит? Не знаю. Я рассказал вам всё, что поведал мне бывший владелец календаря.
- Так что же вы его никому не передали? – подозрительно посмотрел на сидящего напротив мужчину Сурков.
- Я объясню, - вздохнул незнакомец, - совсем недавно я совершил непростительную ошибку – не заключив брачного контракта, я женился на женщине, значительно меня моложе. О! Такой мезальянс ничего общего не имеет с подобными браками, заключёнными до торжества исторического материализма. За две недели наших законных отношений нежный ангел превратился в законченную стерву. В тот день мы должны были поехать в гости, где я должен был подарить календарь одному своему другу. Я всё ему объяснил, и он, зная меня не один десяток лет, сразу же мне поверил. Перед отъездом молодая жена закатила мне такой скандал, что я, забыв обо всём на свете, буквально выволок её на улицу, опасаясь, что если мы останемся дома ещё минуту, то я всенепременно её убью. В машине мы продолжали выяснять отношения, и только на полдороге я вспомнил о календаре. Я помчался назад, поднялся в квартиру и… О чудо! Календаря на месте не было. Вряд ли во всём мире нашёлся бы хоть один человек, который бы так радовался, что его обокрали, как я. Теперь вы всё знаете, и у меня к вам будет одна просьба. Я должен выполнить свои обязательства перед своим другом, и хочу, чтобы календарь вы передали ему.
- А вдруг вы меня обманываете? – засомневался Паша, - решили вернуть календарь, и придумали все эти страшилки, ещё и друга для убедительности приплели.
- Я очень влиятельный человек, - незнакомец недобро посмотрел на Суркова, - если бы это входило в мои планы, вы бы в зубах мне его принесли. Не хотите последовать совету, и выполнить моё пожелание, дело ваше, но я гарантирую, я уничтожу вас раньше, чем вы насладитесь грозящими вам бедами. Вы меня поняли?
- Д-да. Я всё сделаю, - Павел неплохо разбирался в людях, а присущее про-фессиональным ворам шестое чувство подсказало ему, что этот человек не блефует.
- Вот и ладненько, - одними губами улыбнулся незнакомец, - я вам позвоню. Будьте готовы.
- Запишите номер моего телефона, - угодливо пискнул Паша.
- Вы думаете, что я его не знаю, - ухмыльнулся мужчина, поднялся из-за стола, и не прощаясь, направился к выходу из зала.
Эта встреча для Павла Суркова не была последним испытанием в этот день. Он только вышел из ресторана, как двое молодчиков затолкали его в микроавтобус, надев на голову мешок.
Его долго куда-то везли, больно ударяя в бок, едва он пытался заговорить. Наконец машина остановилась, Пашу выволокли наружу, и привели в какое-то, судя по отдающимся эхом шагам, просторное помещение, привязав к какой-то металлической конструкции.
- Ну что, потрох, поделишься секретом, как на лошадках без проигрыша, почитай, год выезжать? – услышал он неприятный, с гнусинкой, голос.
Намерение немедленно получить ответ подтвердили ударом в живот, от которого Павла согнуло пополам.
- Мне просто везёт, - выдавил он, понимая, что этот ответ похитителей не устроит.
Его долго, со знанием дела, били.
- Ещё раз спрашиваю, - как сквозь толщу воды, донёсся до слуха Павла всё тот же противный голос, - как тебе, сучонок, удаётся беспроигрышно ставить даже на договорные забеги и скачки? Ну?!
- У меня календарь есть. Я с его помощью могу в будущее попасть, - сдался Паша, понимая, что ещё одного избиения он не выдержит.
- Да лошара-то с характером, шутит ещё, - услышал Павел другой, грубый, с хрипотцой голос, и тут же получил удар в лицо.
- Я правду говорю! Поедемте, я покажу, - взмолился он, уже ни на что не надеясь.
В ответ на предложение его снова избили.
- Хватит! А то убьёте ещё, раньше времени. Пусть полежит, созреет, - будто издалека распорядился гнусавый.
Паша потерял сознание. Он не помнил, сколько времени он пролежал, замерзая, на бетонном полу. Всё тело болело, словно его пропустили через молотилку. Он уже не чувствовал рук, впадал в забытьё, наполненное мутными, бессвязными кошмарами, от которых вскрикивал, покрываясь ледяным потом.
В одно из всё реже приходящих просветлений Паша услышал гулкие шаги нескольких пар ног, почувствовал, как кто-то трясёт его за плечо, и горячо, даже сквозь мешок, шепчет в ухо:
- Ну, что гадёныш, отдохнул, продолжим разговор? Кстати, с наступившим тебя Новым годом…