Продолжение.
Начало: главы: 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,
11,12,13,14,15
Глава шестнадцатая
Почти в то же время, когда Владимир Матвеевич размышлял о судьбах Отечества, ночью, в полуверсте от Печерской пристани, на хуторе за Черной горой между его сыновьями происходил следующий разговор:
– Неужели ты не понимаешь, что с прошлым покончено?! – говорил Виктор, глядя насупившись, как отец, в глаза младшему брату. – Монархисты обречены. Чего же ты ждешь?
– Пока государь жив, я буду верен присяге, – твердо сказал Павлик, невольно краснея от того, что не мог похвалить поступков Вити, однако даже в глубине души не смел осуждать брата: раз тот перешел на сторону красных, значит, так нужно.
– Какой присяге?! Царские генералы сплошь изменники, Русская Армия раскассирована. Твои склады приписаны здесь условно. Да и где вообще теперь армия! Кого ты будешь защищать? Германцев от Петлюры? Пойми же ты: в Петрограде и Москве власть Советов. Скоро здесь будут большевики.
– Витя! Как же ты говоришь это? Государь жив… Колчак вот-вот освободит их семью.
Помнишь, как сам к царице ходил?
Братья вдруг замолчали, ошеломленные внезапным видением: бесконечно длинный Турецкий мост, дрожащая сестричка в спальном капоре и суковатая палка, намертво стиснутая в руке крепкого мальчугана. Когда это было? Где, в какой жизни?
– Ты был влюблен в Александру Федоровну… Как же так, Витя, ведь государь и она столько претерпели. А принцессы? А цесаревич?! Мальчик объезжал с отцом боевые редуты, он мог быть убит в любую минуту… Я часто видел Алексея среди простых солдат в Ставке. Ему каждый день приносили еду из солдатской кухни, щи, кашу и черный хлеб, «который едят все мои солдаты», – напоминал он адъютанту, а потом съедал все, облизывал ложку и добавлял непременно: «Все это вкусно; не то, что наш обед». Я сам слышал однажды, как во время учений на плацу наследник воскликнул: «Когда я стану царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы». Солдаты носили его на руках…
Павлик умолк, только коптящее пламя догоравшей свечи потрескивало в полутьме.
– Знаешь, – спохватился он, резким взмахом кисти как бы отгоняя от себя назойливое видение, – я иногда думаю, что это знамение – его болезнь. Наследник, истекающий кровью… Как наше Отечество, как вся Россия.
– Бред, романтический рыцарский бред! – вскочил Витя, ударяя кулаками об стол. – Нет больше государя императора, а есть пребывающий в Екатеринбурге под арестом Николай Романов с семейством. Ты должен осознать, наконец, что от присяги свободен…
Он осекся, не находя убедительных слов. Павел стоял перед ним, покорно уронив руки. Он был невысок ростом, по крайней мере, ниже своих братьев, но зато необычайно, непозволительно красив: в нем повторились тонкие черты Писемских. И статью, изящной и гибкой статью фехтовальщика, он отличался от братьев. Лицо его, бледное и выразительное, производило странное впечатление. Обрамленное темными волнистыми волосами, с большими серыми с поволокой глазами, оно до трепета напоминало мученический лик приговоренного к смерти праведника.
– Нет, я не могу… – едва слышно отвечал он, бередя душу брата долгим печальным взглядом. – Я присягал Ему в Ставке, там была и Она с наследником… Я видел Их совсем близко…
– Кого?! Кого ты видел? Безвольного, бесхарактерного царя в терновом венце страдальца, который милостиво швырнул тебя в тифозные окопы и дозволил положить живот за отчизну. Тебя, вчерашнего гимназиста, не умевшего даже держать винтовку! За что же ты шел умирать, Павлик?!
– За Него… За Россию великую…
Теряя самообладание, Виктор вскочил с места, схватил брата за плечи и слегка встряхнул.
– Да нет здесь больше твоей великой России, поймешь ты это, наконец, или нет?! – вскричал он. – Есть буржуйская продажная Рада и германцы кайзера, запустившие когти в жирный чернозем. А с другого боку – белогвардейская контра ребра раздавить норовит. Посмотри, сколько кровищи выпустили.
– Грех это – братоубийственная война… Срам повсюду…
– А как иначе? Только власть Советов спасет Россию.
– Нет, – твердо сказал Павлик, еще больше побледнев от напряжения и душевной муки, – Россию спасет вера в Бога и священная власть государя императора. Покаянием все очистимся... А присяге своей я не изменю никогда.
– Но ты же… ты сам себя приговариваешь! – с отчаянием вымолвил Виктор. – Это самоубийство, оставаться стражем при каком-то армейском тряпье, среди бандитов и оккупантов.
– Ну и пусть! На все воля Божья. Прощай, Витя! Тебя могут увидеть утром… Пора, надо идти…
Каждому из братьев предстояло испить свою чашу до дна и проторить жизненную тропу в хаосе обезглавленной и растерзанной державы. Может быть, никогда раньше они не любили своей родины так пылко, не скорбели о ней, не молились… Но молодые и сильные, они обязаны были выжить. И каждый из них старался, как мог…
Артистичная, язвительная Лиза обособлялась от окружающей скверны в богемном, искусственном бытии,
среди книг, на сцене, в ссорах с изобретательным своим мужем.
Интеллигентный, образованный Женя мечтал о победе всемирной революции и в Петроградском ревкоме
формировал матросские отряды Красной Армии.
Бескомпромиссный Витя вел свою революционную роту на усмирение мятежа лево-эсеров.
Мечтательный, добропорядочный Павлик бдительно охранял пустующие мануфактурные склады,
молился и жаждал освобождения царской семьи.
Младшие сестры пламенно декламировали Блока и Маяковского на молодежных сходках.
А Маня, любящая и любимая молодым супругом, упорно и настойчиво училась лекарскому делу –
самому древнему, гуманному и милосердному на земле...
*******************
Продолжение следует