Беседа в больничной очереди

Юрий Иванников
   Пожилой мужчина лет около 80 в очереди к врачу. Невысокий, темноволосый, с короткой стрижкой. Вид - обыкновенный для пожилого человека.
   Разговор, как ведется, заходит о пенсиях.
 - Моя жена получает несколько добавок, но лучше всего добавляют за переселенцев/узников - 5 тысяч рублей, - начинает разговор пожилой мужчина.
 - А ее что, переселяли?
 - Ну да, это было в войну. Да я и сам попал в эту категорию, тоже получаю доплату. Я сам был там.
 - А куда же Вас переселяли? Можете рассказать подробнее?
 - Я из Чистой Поляны, Рамонского района. Всю нашу семью, маму и нас, семеро детей, отправляли в Германию. Была еще старенькая больная бабушка. Она была лежачая, не могла ходить. Так немец, когда шла отправка, ударил ее по голове прикладом, она и померла. Отправляли нас в Курбатово, там был построен пересылочный лагерь.
 - А как же он был устроен?
 - Да я -то сам смутно помню, мне 3 годика было всего. Бараки, вокруг забор с колючей проволокой, охранники с собаками.
 - И долго вы жили в перевалочном лагере?
 - Недели, наверное, 2. Потом нас погрузили в поезд, в Курбатово железнодорожная станция. Оттуда поезд должен был идти прямиком в Германию.
 - И в Германии были?
 - Да нет, в Германии быть не пришлось. Наш поезд отследили наши военные. Под Валуйками поезд бомбили, не сам, конечно, железную дорогу взрывали спереди и сзади, чтобы поезд не мог никуда уехать. Там лесочек был недалеко. Ну, все и бросились врассыпную, в этот лесочек. Туда немцы боялись соваться. Суматоха, все бегут, охранники стреляют. Многих поубивало. Но мы добежали, только я потерялся.
 - Как так потерялся?
 - Да просто, суматоха, все бегут, а я маленький, отстрял.
 - И как же потом было?
 - Мама мне рассказала. Смутно помню. Сижу в лесу в ямке, молюсь богу. Нашел меня наш солдат. Подобрал, жалко стало. Привел меня в Валуйки. Сунулся в один дом - не взяли. Сунулся в другой - не берут. Тогда подошел к третьему, снял с плеча автомат, передернул, да и чесанул очередью по двери.
 - И что?
   Вышли старик со старушкой, перепуганные. А солдат им:
 - Берите ребенка, а не то, вас постреляю. Ну, они меня и оставили.
 - А как же Вы тогда маму нашли, семью свою?
 - Так ведь Валуйки небольшие были тогда, пошел разговор, что мальчик трехлетний у таких-то прибился, мама меня и забрала.
 - И что вы, домой вернулись?
 - Да нет, вернуться не могли, в Чистой Поляне фашисты, да и вся территория - линия фронта. Стали жить в Валуйках. Но туда тоже немцы потом пришли. Кажется еще мадьяры.
 - Помните что-нибудь об этом?
 - Помню, конфету у немца полез воровать, а он заметил да и кольнул меня в руку, так большой палец у меня и повис. Это теперь все заросло. Так бывало, конфетами угощали, видят, дети голодные, но за воровство наказывали. Дедушка показывает кисть руки. - Теперь все заросло, а тогда долго палец висел, не шевелился. А домой, в Чистую Поляну вернулись, когда уже немцы ушли.
 - И что, Ваш дом остался цел?
 - Повезло, в деревне у нас осталось всего 4 дома, но наш был среди них. Мы как вошли, увидели на столе фашистскую каску. Мы, дети, как увидели, набросились на нее, стали колошматить - такая ненависть у нас была на фашистов.
 - А что ж, вы в школе-то учились? - вмешивается в разговор сидящий рядом светловолосый мужчина средних лет.
 - Я учился один из семьи. Остальным не в чем было ходить в школу, не было одежды, обуви.
 - Семь классов закончили?
 - Год не доучился. Брюки у меня одни были. Я к тому времени из них вырос. И стали они рваться на самом интимном месте. Мама мне зашьет, а они опять порвутся. Трусов-то не было, ну и неудобно мне было сверкать интимным местом, я уж подросшим тогда был.
 - А как же другие жили, у кого дома не сохранилось?
 - Землянки рыли. Над землей немного приподнимали из бревен. Остались от немцев блиндажи, так их разбирали, бревна выламывали. Ну, и накрывали крышу, а в короткой стене - окошечко. Ну, и буржуйка в углу. Потом плели плетень, стелили вместо матраса на лежанку, а сверху - сухую траву, листья, чтоб потеплей. Жили в них, пока избушку могли построить. Голод был страшный. Один мужчина собирал колоски с убранного уже поля. Так его поймали, судили, дали три года тюрьмы. Порядки тогда были очень строгие, военные.
  А было еще и так. Немца убитого увидят на морозе, а нужно с него сапоги снять, негде было достать. На морозе не снимаются. Тогда ноги отрубят - мертвому-то все равно, отнесут в печку, отогреют, а ноги опять потом к телу принесут. Мертвых-то хоронили, немцев тоже... И если лошадь убьют, мясо тоже с них брали, варили, нечего было совсем есть.
 - А чем же вы после школы занимались? - вступает опять рядом сидящий мужчина.
 - В колхозе работал, помню, на лошадях мы сено сволакивали волокушами к стогу, а другие работники стог ладили.
 - А чем же тогда пахали, после войны? Ведь домашнего скота не было, весь перевелся?
 - Пахали в основном на быках. Государство их где-то закупило. Ну и лошади были, с войны все-таки что-то осталось. Ну, а потом разводились потихоньку.
 - Да, жаль, говорю, что Сталин отказался тогда от материальной помощи западных стран, США, как это выделялось для других, разрушенных войной государств.
 - А может быть и не зря, - опять вступил в беседу сосед справа. Ведь за помощь по ленд-лизу пришлось за все расплачиваться буквально до 70-х годов.
 - Никогда не слышал об этом, - говорю.
   На этом наша интересная беседа закончилась, пришло время мне идти к врачу. И я думал, что мы жалуемся на наше время - и все-то у нас в жизни не так, и мало нам дает наше государство. Да мы невероятно счастливые, в такое время мы живем - в мирное и все сыты, и одеты красиво, если кто не ленив - живут очень прилично. Конечно, есть еще кому трудно - больным, пенсионерам, детям - сиротам и многодетным семьям. И все-таки если сравнить с тем временем...