Дэвид Джейкобс. Ураганная сила. 2008 г

ДЭВИД ДЖЕЙКОБС
24 ЧАСА: РАССЕКРЕЧЕНО
7. УРАГАННАЯ СИЛА.

24 DECLASSIFIED
STORM FORCE
DAVID  JACOBS

2008

Based on the hit FOX series created by
Joel Surnow & Robert Cochran

ПО МОТИВАМ КУЛЬТОВОГО СЕРИАЛА «24 ЧАСА» ТЕЛЕКАНАЛА FOX,
СОЗДАННОГО ДЖОЭЛОМ САРНОУ И РОБЕРТОМ КОХРЭЙНОМ
Роман о Джеке Бауэре, написанный на основе
знаменитого триллер-сериала «24 часа»

ПЕРЕВОД:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
(2016 г.)

______________________________________


На моем сайте «Северный корреспондент»
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
вы можете прочесть переводы западных триллеров о Джеке Бауэре (на основе американского сериала «24 часа»), о Терминаторах, Годзилле, графе Дракуле, Шерлоке Холмсе, капитане Немо и «Наутилусе». Все переведенные мною книги лучше всего читать на моем сайте «Северный Корреспондент»
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
так как все они снабжены большим количеством иллюстраций и гиперссылок, проясняющих текст.

______________________________________


После теракта во Всемирном торговом центре в 1993 году внутри подразделений Центрального разведывательного управления США был создан внутренний отдел, которому было поручено защищать Америку от террористических угроз. Штаб-квартира Контр-Террористического Отдела (КТО) находилась в Вашингтоне (округ Колумбия), а в нескольких американских городах открылись местные подразделения КТО. С момента своего создания КТО столкнулся с враждебностью и скептическим отношением со стороны других федеральных правоохранительных структур. Несмотря на сопротивление бюрократии, в течение нескольких лет КТО стал главной силой в войне против террора. После событий 11 сентября 2001 года некоторые ранние операции КТО были рассекречены. Это рассказ об одной из них.
_____________________________
________________________
___________________
______________
__________
______


1. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 5 И 6 ЧАСАМИ УТРА. ЦЕНТРАЛЬНОЕ ПОЯСНОЕ ДНЕВНОЕ ВРЕМЯ (ЛЕТО).

Стрип-клуб «Золотой шест», Новый Орлеан

Утром в третью субботу августа, когда над Нью-Орлеаном уже забрезжил рассвет, агенты КТО Джек Бауэр и Пит Мало лежали в своем наблюдательном пункте, который они устроили для себя напротив стрип-клуба на Бурбон-Стрит, дожидаясь венесуэльского полковника-убийцу, который должен был выйти из любовного гнездышка, где он проводил бурную ночку с танцовщицей.

Джек и Пит были лучшими оперативными агентами Контр-Террористического Отдела –– подразделения, созданного в 1993 году в Центральном Разведывательном Управлении в ответ на первый взрыв Всемирного Торгового Центра. В его задачу входило предотвращение террористических актов в Соединенных Штатах.

Джеку Бауэру было около 35 лет, это был спортивного телосложения светловолосый мужчина, с гладко выбритым приятным лицом, кажущаяся открытость которого контрастировала с его живыми и беспокойными голубыми глазами. Он был бывшим военным, бывшим спецназовцем Дельты.

Питу Мало было уже около 40 лет, это был среднего роста здоровяк, с коротко остриженными черными волосами и широким лицом с довольно грубыми чертами и глазами настолько коричневыми, что они казались черными. В прошлом он служил во флоте, но несколько лет назад был переведен из военно-морской разведки в КТО.

У обоих из них, обычно опрятных и чистых, сейчас был изнуренный внешний вид, они были бледными, с усталыми, ввалившимися глазами –– последствия того, что большую часть ночи они провели в этом душном и жарком наблюдательном пункте, похожем на душегубку, карауля свою жертву.

Полковник Мартелло Пас, высокопоставленный грязный убийца из аппарата секретной полиции венесуэльского диктатора Уго Чавеса, являлся объектом пристального и постоянного внимания со стороны КТО, однако не он был целью пристальной слежки двух агентов. Их главной целью было встретиться с его пассией, танцовщицей Викки Вейленс.

Викки жила в квартире на втором этаже здания, в котором размещался «Золотой шест» – стрип-клуб, где она была ведущей стриптизершей. Здание фасадом выходило на северную сторону Бурбон-стрит. Квартира Вики располагалась с длинной восточной стороны дома, выходя окнами на Фэрвью-стрит, соседний переулок. Они с Пасом заперлись там уже несколько часов назад.

Их наблюдательный пункт располагался на противоположной стороне Фэйрвью-стрит и окнами был обращен на клуб. Это был какой-то маленький магазинчик, закрывшийся несколько месяцев назад и теперь заброшенный и пустовавший. Одноэтажное строение в форме дробовика, один из многочисленных таких же небольших магазинов и лавок, образовывавших череду лавок на западной стороне Фэрвью-стрит.

* * *

Улица Бурбон-стрит находится в самом центре Французского квартала, в районе, который благодаря тому, что расположен на некоторой возвышенности, несколько лет назад избежал пагубных последствий разрушительного урагана Катрина.* Это был один из первых районов города, вернувшихся к прежней жизни после этого сильного урагана.
- - - - - - - - - -
* Ураган «Катрина» (англ. Hurricane Katrina) — самый разрушительный ураган в истории США. Ураган 5 категории по шкале ураганов Саффира-Симпсона, шестой по силе ураган Атлантического бассейна за всю историю наблюдений. Произошёл в конце августа 2005 года. Наиболее тяжёлый ущерб был причинён Новому Орлеану в Луизиане, где под водой оказалось около 80 % площади города. В результате стихийного бедствия погибли 1836 жителей, экономический ущерб составил $125 млрд (оценка 2007 г.). Одним из его политических последствий стало резкое падение престижа администрации президента США Джорджа Буша, не сумевшей должным образом противостоять стихии. Подробнее см. в Википедии. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -

Ранее, чуть за полночь, этой субботней ночью, район этот был необычайно оживленным, кипел самой бурной активной жизнью. Его улицы, площади и тротуары кишели толпами людей, желавших отдохнуть и отлично провести время.

Вот тогда Джек с Питом и оказались в заваленном мусором переулке, взломав и проникнув в заколоченный магазин сзади. Пит был опытным взломщиком, и с его коробкой необходимых для этого инструментов, умещавшейся в кармане, он вскрыл заднюю дверь за пару минут.

Появление здесь двух агентов осталось незамеченным для всех, кроме крыс, которыми кишел этот магазинчик. Они нехотя уступили дорогу непрошеным гостям, бросившись в разные стороны, с визгом выражая свое недовольство и разбежавшись по углам, злобно сверкая красными глазками.

Внутри магазин был уже полностью и дочиста обобран и разграблен, остались лишь голые стены, давно уже лишенные всех признаков любого товара, которым могли поживиться, вынеся отсюда, грабители в целях перепродажи или вороватые наркоманы. Электричество и вода были отключены. Место это выглядело разоренным и опустевшим, здесь было темно, грязно и душно. Но из него получился прекрасный  наблюдательный пункт.

Впереди, рядом с витриной, имелась узкая дверь, выходившая в переулок. Окно было обклеено изнутри коричневой бумагой. В верхней трети двери тоже имелось окно – квадратная панель из армированного стекла, непрозрачного от грязи. Проделав в бумаге на окне несколько стратегических дыр, а также протерев начисто некоторые участки дверного стекла, агентам удалось получить прекрасный обзор улицы снаружи, позволивший им отслеживать всю стоящую внимания деятельность.

А затем наступили долгие томительные часы ожидания, ночного дозора.

Часа в два ночи сюда подкатил большой черный лимузин с дипломатическими номерами, остановившийся на обочине в очерченной желтыми линиями зоне, где парковка запрещена, возле клуба на восточной стороне Фэйрвью-стрит. Из него вышли полковник Паса и два его телохранителя. Пас вошел в клуб, успев лишь на последнее за этот вечер выступление Викки. После этого они с танцовщицей удалились наверх, в ее квартиру на третьем этаже, а его телохранители остались ждать на улице, слоняясь вокруг лимузина в ожидании окончания амурной интрижки своего шефа.

* * *

В расположенном на побережье Мексиканского залива Новом Орлеане и в лучшие времена обычно жарко и влажно. Когда бы ни были эти лучшие времена, сейчас, в конце августа этого года, было совсем наоборот. Атмосфера и воздух на улицах мало чем отличались от сауны, минус польза для здоровья.

К гнетущей атмосфере добавлялось еще и неминуемое приближение урагана Эверетт – мощной бури в море в нескольких сотнях миль от берега, который в настоящее время уже брал курс навстречу городу. А в наблюдательном пункте было еще хуже. Внутри магазина было жарко и влажно, как в парнике, с бисером влаги на окнах. Одежда висела на агентах, как мокрое белье, и каждый сделанный ими вздох вызывал извержение нового свежего пота.

Теперь, когда ночь уступала место рассвету, всё это могло лишь только ухудшиться.

* * *

Время от времени два агента негромко переговаривались. Сейчас говорил Пит Мало: «Полковник бурно проводит ночку, грязный сукин сын. Он там, наверху, в прохладной квартирке с кондиционерами, с секси блондинкой, а мы торчим тут, в этой парилке».

«Пусть текут хорошие деньки», сказал Джек. «Это же официальный девиз города, не так ли?»

«Пусть текут, пусть катятся, но мне бы лично хотелось переехать его –– танком. Натуральный гуляка, вот кто он такой. Он в каждой стрип-бочке затычка и в каждом кабаке Квартала (Французского квартала) торчит с тех пор, как его отправил сюда его босс Чавес», сказал Пит.

«А это еще один, кого давно пора закатать в асфальт — Чавес, я имею в виду», добавил он. «Его можно было пресечь еще в зародыше, если бы у кого-нибудь для этого хватило решимости».

Джек спросил: «То есть?»

«Несколько лет назад, когда Чавес только пришел к власти в Венесуэле, часть армейских офицеров совершили против него попытку государственного переворота. Они схватили его и пару дней удерживали, но в конце концов выбросили белый флаг и сдались».

«Помню», сказал Джек, кивнув. «Старые генералы были против него, потому что были вполне довольны старым режимом. Но остальная часть армии, от полковников и ниже, стояла за Чавеса. В том числе и Пас, который сыграл немалую роль в том, что тот уцелел и не оказался лицом к лицу перед расстрельной командой. Вот так он и закорешился с новым президентом».

«Ну да, но ведь как, блин, обидно!», сказал Пит. «Дело в том, что этот сукин сын оказался в руках генералов, а они его отпустили. Мир был бы спасен от стольких несчастий, если бы не их трусость. А так они сами оказались перед лицом расстрельной команды «в награду за свои труды».

Джек сказал: «Знаешь старинную поговорку: «Если бьешь по королю –– бей со всей силы!»

«Это верно», сказал Пит. Нахмурившись, он добавил: «Жаль, что этой поговорки не знают в Вашингтоне. Особенно сейчас, когда Чавес заигрывает с Кубой и Ираном. Вместо того чтобы проявить мужество и сделать то, что нужно сделать своевременно, политики дожидаются, пока не назреет кризис, а так палец о палец не ударят».

«Так оно и есть», сказал Джек. Он имел основания так полагать, и весьма веские основания, так как его не раз бросали на произвол судьбы, делали козлом отпущения, и не только корыстные политиканы и бюрократы, но даже кое-кто из начальства КТО. И всякий раз, когда в конце концов, в решающий момент, карты раскрывались, Джек оказывался умен настолько, или же ему везло — или и то и другое одновременно, — что ему удавалось попридержать в рукаве туз, с помощью которого трудности разрешались в его пользу.

Порой в бешенство приводила эта война на два фронта, одна против врага, а вторая – против некомпетентности, ничтожества и вредоносности того, что по идее должно было являться командой своих же, хозяев поля. Но хороших людей в КТО было значительно больше плохих, а задачи, стоявшие перед Отделом, были жизненно важны для национальной безопасности, и поэтому Джек Бауэр продолжал сражаться, несмотря ни на что. Он чувствовал, что Пит Мало с ним солидарен.

«Мы выгребная бригада», сказал Джек. «Нас вызывают, чтобы мы подчистили бардак, разгребли за кем-то дерьмо, уже после того, как кто-то устроил этот бардак, а не раньше».

«Может, на этот раз у нас есть преимущество над противником», сказал Пит. Внезапно его настроение изменилось, он оживился. «С другой стороны, плюс в том, что если бы не Пас, мы бы не дожидались с таким нетерпением встречи с Викки Вейленс».

«Это будет занимательное приключение», согласился Джек, суховатым тоном и слегка насмешливо.

Пит сказал: «Что заставило такую бабенку, как Викки, стриптизершу и золотую цыпочку, охотницу на золото, у которой, вероятно, в жизни не было ни единой политической мысли в голове, связаться с КТО и попросить о встрече?»

«Может, она патриотка».

«Возможно», сказал Пит, но явно сомневаясь.

«Можешь спросить ее об этом, когда полковник Пас уйдет», сказал Джек.

«Если он уйдет. Сколько времени он еще собирается там проторчать?»

Джек пожал плечами: «Но вот что я тебе скажу. Она точно знала волшебное слово: Бельтран».

“Бельтран” было волшебным словом для КТО, это точно.

Президент Венесуэлы Чавес был большим почитателем коммунистической Кубы и стремительно дрейфовал в сторону создания альянса с этим островным государством. Опасная связь, с точки зрения Вашингтона. В течение последних двенадцати месяцев американская разведка засекла активизацию комбинированных венесуэльско-кубинских шпионских операций, и не только в Латинской Америке, но и в самих Соединенных Штатах.

Не так давно полковник Пас был назначен главарем специального подразделения венесуэльского торгового консульства здесь, в Новом Орлеане, которое являлось рассадником шпионов и диверсантов, ставших объектом немалого интереса со стороны целого ряда американских военных и гражданских шпионских агентств.

Менее суток назад Викки Вейленс связалась с КТО по специальному телефону доверия, открытому в целях получения информации от граждан, заявив, что у нее имеется какая-то важная информация, которую она хочет сообщить. Что это за информация, она по телефону так и не сказала, однако она сделала два ценных намека, которые выдвинули ее звонок на уровень первостепенной важности.

Она сказала, что она подруга полковника Паса, и что Пас связан с человеком по имени Бельтран.

Больше она ничего не могла добавить, кроме того, что она до некоторой степени опасается за свою жизнь, и что она расскажет все, что ей известно, в обмен на защиту.

Подавляющее большинство звонивших по «горячей линии» являлись анонимными наводчиками, поэтому тот факт, что Викки назвала свое настоящее имя, во многом способствовал тому, что в правдивость ее слов поверили. Полковник Пас и так уже находился в черных списках КТО, но упоминание имени Бельтрана еще более наэлектризовало агентство.

* * *

Генерал Гектор Бельтран был высокопоставленным ветераном шпионской службы Фиделя Кастро. На протяжении десятилетий он был главным стержнем тайной полиции и контрразведывательных операций коммунистической Кубы, которая беспощадно подавляла диссидентов у себя дома и одновременно экспортировала подрывную деятельность в другие страны.

Блестящий и безжалостный шпион, добившийся немалых успехов в эпоху холодной войны и позже, Бельтран в последние годы куда-то исчез с радаров ЦРУ, отчего в американских разведывательных кругах возникло убеждение, или вернее надежда, что он либо отправлен в отставку, будучи выведенным из игры и брошенным в одну из тюрем Кастро, либо уже мертв.

Если же он жив и находится в Соединенных Штатах, как на то указывалось в звонке Викки, это может означать лишь одно –– что он по-прежнему в строю и занимается каким-то заданием, имеющим для Кубы исключительно важное значение, для чего он вошел в контакт с венесуэльской угрозой в лице полковника Паса. Воистину жизненно важной, так как Бельтран рисковал собственной шкурой, лично действуя на территории США, где он мог подвергнуться немедленному аресту и тюремному заключению.

Его поимка будет расцениваться как один из самых блестящих успехов разведки в новом столетии.

* * *

Вот так Джек Бауэр с Питом Мало и очутились в этой душной дыре на Бурбон-Стрит, следя за стриптиз-клубом. План заключался в том, чтобы дождаться, когда Пас завершит свое долгое ночное любовное свидание с Викки Вейленс, а затем установить с ней контакт и увезти ее в безопасное место – после того, как Пас отсюда уедет.

Им приходилось действовать тихо. Пас был не дурак; Бельтран был старой хитрой лисой. Слишком явное присутствие КТО поблизости от этого места создавало риск дать им понять, что что-то затевается, либо одному из них, либо обоим. Особенно Бельтран может залечь глубоко на дно при малейшем намеке на какие-то проблемы и пресечь тем самым всякую возможность его схватить. Джек и Пит действовали здесь на месте одни, чтобы оставить как можно меньше следов присутствия КТО.

Дразнящий вид Викки Вейленс можно было рассмотреть во всей полногрудой красе ее славных форм на противоположной стороне Фэйрвью-стрит. Не во плоти, конечно, но в виде электрической фоторекламы этой платиновой блондинки в натуральную величину, установленной на стойке из прессованного картона и прикрепленной к ларьку, торгующему сэндвичами, стоявшему перед «Золотым шестом» (так назывался этот клуб).

«Золотой шест» располагался в большом блочного типа двухэтажном прямоугольном здании из камня кремового цвета, который был отделан богатыми декоративными черными железными решетками, оградами и лестницами, с мансардной крышей наверху. На первом этаже размещался сам клуб, а второй этаж был отдан под частные квартиры — полезное и удобное расположение для тех, кто находился в поиске сверхурочных свиданий с танцовщицами после работы, которые в них жили. На верхнем этаже имелся крытый балкон, который шел по трем сторонам здания, однако не выходил на фасадную сторону.

Клуб получил свое название по блестящим, окрашенным в золотой цвет пожарным шестам (столбам)* на сцене, вокруг которых танцовщицы извивались во время своих выступлений. В данный момент он был закрыт, неоновые вывески отключены, окна зашторены, а двери заперты. Даже в выходные дни кабаки на Бурбон-стрит должны были на какое-то время закрываться, хотя бы лишь для того, чтобы их завсегдатаи могли отдохнуть перед предстоящими ночными гулянками.
- - - - - - - - - - -
*Пожарный столб (шест) для спуска (также называемый раздвижной шест, пожарная труба, или том) – это деревянный столб или металлическая труба, устанавливаемая между полами в пожарных частях, что позволяет пожарным при сигнале пожара спускаться на первый этаж быстрее, чем при помощи обычной лестницы. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

* * *

Джек стоял у входной двери магазина, глядя сквозь грязное стекло, находившееся у него примерно на уровне глаз, на длинную восточную стену здания клуба на противоположной стороне улицы. Там на уровне тротуара имелась боковая дверь, весьма солидная и прочная, но теперь запертая. Над дверной коробкой был установлен ночной фонарь малой мощности, тусклый в часы приближавшегося рассвета.

Справа от двери, под углом вверх от тротуара к балкону поднималась черная железная кованая лестница, которая вела к квартирам на втором этаже. Он знал, что внутри здания на верхний этаж вели еще несколько таких же лестниц.

Двери квартир, выходившие на балкон третьего этажа, были закрыты, а окна плотно зашторены, в том числе третье окно справа, окно квартиры Викки Вейленс, в которой они с полковником уединились уже несколько часов назад.

Обочина у тротуара внизу была очерчена желтой линией, и рядом на самом видном месте стоял знак «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Рядом с ней стоял длинный черный лимузин с дипломатическими номерами, аксессуарами к которому служили два телохранителя Паса, ожидавшие его на тротуаре.

По своим размерам этот автомобиль казался лишь немногим меньше катера. Его передняя часть была агрессивно вынесена вперед, заканчиваясь хромированной решеткой радиатора. Кузов машины низко и тяжело нависал над шасси, оставляя лишь небольшой зазор между нижней кромкой и уличным покрытием и выдавая бронированную отделку.

Это означало, что и шины у него соответственно абсолютно непробиваемые, усиленные, способные нести на себе дополнительный вес обшивки. А также пуленепробиваемые, равно как и окна и лобовые стекла.

Машина эта прибыла сюда в два часа ночи, и с тех пор телохранители стояли рядом с ней снаружи, они стерегли ее и наблюдали за окрестностями. Оба они были приспешниками Паса, чьи личности были давно и хорошо известны КТО.

Это были Альдо Бака и Рамон Эспиноса – два гражданина Венесуэлы, официально приписанные к тому же торговому консульству в Нью-Орлеане, что и сам полковник Пас, и официально зарегистрированные членами дипломатического корпуса. Эта небольшая формальность давала им, как и их боссу, дипломатический иммунитет, защищая их от ареста и заключения за решетку сотрудниками правоохранительных органов страны пребывания. Если их поймают на нарушении американского законодательства, то их можно будет лишь временно задержать и депортировать.

Официально, так и было. Но у КТО иногда имелись способы обойти бюрократическую волокиту, если она мешала национальной безопасности.

У Баки и Эспинозы было схожее прошлое: оба были оперативниками среднего уровня в венесуэльской Чека, силовиками, которые полагались лишь на тактику «сильной руки», на запугивания, пытки и убийства. И у обоих из них, кроме того, были весьма скромные познания в области английского языка.

Бака был высоким, стройным, мускулистым и беспокойным; Эспиноса был неповоротливым, вроде культуриста-тяжеловеса, похожим на невозмутимого быка. Несмотря на удушающую жару и влажность, на обоих из них были спортивные пиджачные костюмы – лучший способ скрыть оружие, которое было спрятано у них на теле. Судя по большим выпуклостям, выпиравшим из их легких пиджаков, они были вооружены настоящими мини-орудиями.

У Джека и Пита тоже имелись пушки. Вооружены до зубов были все.

Для охранников полковника эта ночь оказалась долгой. Не так много было у них работы, разве что болтать, курить и зыркать по сторонам, высматривая признаки возможных угроз и проблем.

Они совершенно не догадывались о том, что здесь, в темном заколоченном магазине через дорогу, за ними следят Джек и Пит. Они торчали там уже несколько часов, пока ночь не стала сменяться серой, туманной предрассветной мгле.

* * *

Наступило затишье, время своего рода отлива, того часа, когда Бурбон-стрит тиха и безлюдна, как никогда. Впрочем, было не так уж и тихо, из-за урчащего гула бесчисленных кондиционеров, торчавших в окнах зданий по всей округе.

И все же, поздние ночные гуляки уже разошлись по домам, а ранние утренние алкаши еще не появились. Бары, забегаловки и пивнухи еще по-прежнему были закрыты и не начали пока свой рабочий день.

Разве что со стороны площади появилась какая-то фигурка, вышедшая на южную часть Фэрвью и двигавшаяся на север. Подросток, возможно, латиноамериканец, маленький хлюпик, с густыми прямыми черными волосами, свисавшими до подбородка и окружавшими большую часть его безусого и безбородого лица. Он был в очках в тонкой металлической проволочной оправе с овальными линзами, в свободного покроя рубашке с короткими рукавами, в мешковатых синих джинсах и кроссовках. Он неспешно брел, опустив голову и засунув руки в передние карманы штанов, погруженный в какие-то собственные мысли.

Вряд ли кто-то еще мог выглядеть более незначительным и безобидным, чем он; телохранители Бака и Эспиноза даже не стали к нему приглядываться. Он прошел на север, до следующего квартала, свернул налево за угол и скрылся из виду.

«Качок», Эспиноза, прикурил шоколадно-коричневую сигариллу. Зажатая между его массивными челюстями, она была похожа на зубочистку.

Альдо Бака сплюнул, потянулся и зевнул. Его пиджак приоткрылся, и из-под него стал виден пистолет, сунутый рукояткой вверх в кожаную наплечную кобуру под левой рукой. Он скрестил руки на груди и снова прислонился к лимузину сбоку.

«Там что-то происходит», сказал Джек Бауэр. Он смотрел на второй этаж, на квартиру Викки Вейленс, где только что зажегся свет, казавшийся за зашторенным окном бледным и желтоватым.

«Похоже, Пас закругляется и готов выходить», сказал он.

Бака и Эспиноса тоже это заметили. Они оживились — долгое ожидание заканчивалось, и скоро они двинутся отсюда. Тот, что был покрупнее, Эспиноза, взглянул вниз, на боковую дверь на уровне тротуара, подсказав тем самым, что именно оттуда, как он ожидал, появится его босс.

Альдо Бака, прислонившийся к правому заднему крылу автомобиля, выпрямился. Испачкав изящную отделку поверхности изогнутого, блестящего черного панциря машины расплывчатым пятном. Он достал грязный платок и потер это пятно, преуспев лишь в том, что размазал его еще больше. Он быстро сунул носовой платок обратно в карман и отошел от машины, сунув руки в карманы и сделав вид, будто не имеет никакого отношения к тому, что испачкал машину.

* * *

У северного конца Фэрвью-стрит появилась служебная машина – грузовик. Он выехал из-за угла и стал теперь виден, медленно двигаясь в южном направлении, в сторону площади Бурбон-стрит-сквер.

Впереди выделялась кабина, а за ней продолговатой формы контейнер. На крыше контейнера имелась секционная раздвижная лестница. По бокам красовался логотип местной электрической компании.

Грузовик подкатил к лимузину, остановился и встал там на улице рядом, не выключая двигатель. Простой этот оказался малоприятным; грязно-серые облака выхлопных газов, струившиеся из его выхлопной трубы, свидетельствовали о том, что грузовик давно нуждался в столь необходимом ремонте. В кабине были открыты окна и со стороны водителя, и с пассажирской стороны. Возможно, неисправен был и кондиционер.

Он стоял на месте, никуда не двигаясь. В кабине сидело двое, водитель и пассажир. На обоих были одинаковые старые выцветшие серо-зеленые комбинезоны.

Водитель в возрасте уже за пятьдесят сидел с непокрытой головой, у него была короткая стрижка, розовое грушевидное лицо и густые усы. Руки его размером с прихватки-рукавицы сжимали руль. Он что-то жевал – то ли жвачку, то ли жевательный табак, из-за чего в щеке у него виднелось нечто вроде шишки размером с грецкий орех. У него был скучающий вид.

На его напарнике, сидевшем на пассажирском сиденье, была утконосая бейсболка такого же серо-зеленого цвета, как и его комбинезон. Он был худощавым, но крепким и жилистым, сильно загорелым, на его гладко выбритом, клиновидном лице пересекалось множество тонких линий и морщин, застывших в маске вечного раздражения.

Он опустил стекло, приставил руку ко рту, словно в мегафон, и крикнул стоявшим на тротуаре: «Эй! Эй вы там!»

Бака и Эспиноза обернулись и посмотрели на говорящего. Человек в бейсболке спросил: «Это ваша машина?»

Эспиноса, пожав своими огромными плечами, сказал: «Понятия не имею».

Подъехавший недоверчиво на них посмотрел: «Не знаете? А похоже, что она именно ваша. Вы тут стоите уж точно не в ожидании автобуса».

Бака сплюнул, ухмыльнулся и сказал: «Ну и что?»

«Вы должны отогнать ее в сторону, вот что», сказал человек в бейсболке.

Бака в ответ лишь ухмыльнулся еще шире. У Эспиносы взгляд остался мягким, бычье-жвачным, он продолжал пыхтеть своей сигариллой. Никто из них и не пошевелился в знак подчинения.

Водитель грузовика повернулся к своему спутнику: «Покажи им наряд-заказ, Дикси». У него был заметный немецкий акцент.

«Окей, Герм», сказал Дикси. Он сунул руку в бардачок, вытащил оттуда пачку каких-то бумажек, явно официальных, и держа их в руках, высунул из окна, показывая стоявшим у лимузина.

«Видите это? Мы ремонтная бригада электрической компании, у нас наряд на работу – исправить этот фонарный столб», сказал Дикси, показав на фонарь, стоявший на углу.

Круглый светильник еще горел, но свет его был бледным и тусклым в серой предрассветной мгле. Эспиноза сказал: «По-моему, с ним все в порядке».

«Все равно нам нужно его осмотреть. У нас наряд», сказал Дикси, словно это было окончательное последнее слово по данному вопросу.

Эспиноза спросил: «И кто вам мешает?»

«Вы. Нам нужно лестницу выдвигать, а мы не можем, потому что ваша машина мешает», сказал ремонтник. Он высунул голову еще дальше из окна, напрягая мышцы шеи. По краям его лба выступили толстые, как карандаши, вены. Он сказал: «Вы стоите там, где парковка запрещена, или читать не умеете?»

Бака клюнул на уловку: «Твоё какое дело? Ты не коп!»

Водитель, Герм, продолжал сидеть неподвижно, глядя перед собой, через лобовое стекло куда-то вдаль, как будто этот разговор его вообще не касался.

Дикси сказал: «Давайте шевелите задницами и отгоните машину, а не то я вызову копов, и они увезут ее отсюда на эвакуаторе».

Бака, надменно и самоуверенно, решил разыграть свою козырную карту, показав на номерные знаки лимузина: «Ты что, слепой? Не видишь, что тут написано: «Дипломат»? Это значит, что мы паркуемся, где хотим, и нам насрать на твоих копов».

Дикси упрямо покачал головой: «Не катит, это меня не волнует, а тем более электрокомпанию. Заводи машину и мотай отсюда».

* * *

Тут в здании распахнулась наружу боковая дверь, и в проеме дверей показался человек. За его спиной была длинная и крутая лестница, уходившая наверх и быстро терявшаяся во мраке темной лестничной клетки.

Пит Мало толкнул Джека локтем, прошептав: «Полковник Пас». Джек кивнул, не отрывая глаз от сцены, разворачивавшейся у них перед глазами.

Пас шагнул вниз, на тротуар, и дверь силой пружинного механизма за ним захлопнулась. Невысокий, коренастый, с бычьей шеей субъект, крепкий и плотный, по телосложению похожий на пожарный гидрант, с головой в форме ананаса и такой же рябой кожей на лице. Глаза у него были похожи на длинные узкие щели. Под носом у него красовались аккуратно подстриженные, словно тонкие брови, усики.

На нем была плетеная соломенная шляпа в гангстерском стиле борсалино; темно-синий пиджак с золотыми пуговицами; крикливая, с изображением каких-то цветов спортивная рубашка; широкие брюки цвета хаки; и двухцветные коричнево-белые мокасины с кисточками наверху. В правой руке он держал топ-менеджерского стиля дипломат.

Изо рта сбоку у него торчала незажженная сигара, зажатая между похожими на стальной капкан челюстями. Он вопросительно смотрел на сцену, разыгравшуюся между его телохранителями и ремонтниками.

Бака сказал ремонтнику: «Ладно, мы уже уезжаем. Доволен?»

«Вот так-то лучше», сказал Дикси. Рука, державшая наряд на выполнение работ, сложилась и исчезла обратно в кабине, пропав из виду под верхней кромкой пассажирской двери. И тут же мелькнула и показалась вновь, на этот раз держа пушку, самозарядный пистолет с чем-то похожим на серебряный хот-дог, привинченный к концу ствола.

Он нажал на курок, выстрелив Баку в горло. Серебряный хот-дог оказался глушителем, из-за которого звук выстрела походил на разрыв куска ткани.

Бака отшатнулся на пару шагов назад, затем колени его подогнулись, и он тяжело опустился на тротуар. Он схватился обеими руками за дыру в шее, из которой брызнула кровь. Потоком хлынувшая кровь, такая темная, что она казалась черной. И ее было много, и она извергалась гейзером.

Бака закашлялся, издавая шипяще-хлюпающие звуки. Он повалился наземь в горизонтальном положении, корчась на асфальте и по-прежнему держась обеими руками за горло.

Дикси выстрелил Эспиносе в глаз, и пуля прошла навылет, вылетев у него через затылок. Этот здоровенный мужик повалился наземь, шмякнувшись на бетон с мясистым стуком.

Главной целью Дикси был Пас, но телохранители оказались между ним и полковником. Чтобы открыть огонь по Пасу, он должен был их убрать. Эспиноса теперь был уже недвижимым трупом, но Бака еще дрыгался на тротуаре. Дикси выстрелил ему в грудь, успокоив его навеки.

Мгновение, потребовавшееся ему, чтобы добить Баку, стало для Паса гранью между жизнью и смертью, дав ему время нанести ответный удар скрытым оружием.

Кейс у него в руках сразу же заинтересовал Джека Бауэра в тот же миг, как только он его увидел, поскольку он, казалось, совершенно не вписывался во внешний облик Паса, нарядно разодетого для удовольствий. Но кто знает? Может, в нем лежала пара бутылок бухла и какие-нибудь секс-игрушки для придания остроты нескольким часам, проведенным в будуаре Викки.

Теперь же Джеку стало ясно, что его первое впечатление оказалось верным, и что кейс этот не простой.

Полковник Пас поднял его под наклонным углом и направил его узкую лицевую сторону в сторону Дикси. Он сделал какое-то малозаметное, хитрое движение рукой, пошевелив пальцами и дернув что-то на ручке.

Из дипломата раздалась автоматная стрельба, и несколько очередей разорвали в клочья дверь грузовика с пассажирской стороны, а затем и самого Дикси, который задергался и откинулся на свое сиденье, безжалостно расстрелянный.

С таким видом, будто он был возмущен и оскорблен тем фактом, что Пас совершил какое-то нарушение правил, проявил неспортивное поведение, не позволив убить себя на месте и вместо этого прикончив самого убийцу.

Скучающий вид Герма, водителя, мгновенно испарился. Он распахнул дверь, и согнувшись чуть ли не пополам, вывалился из кабины, тяжело шлепнувшись на асфальт. От выстрелов полковника Паса его теперь заслонял грузовик. Он протянул в кабину руку и вытащил оттуда длинноствол .44-го калибра.

Пас присел на тротуар, спрятавшись за громадиной своего бронированного лимузина. Присев там на корточках, он открыл кейс. Его крышка отскочила вверх, а под ней оказалось хитроумное приспособление, позволявшее ему стрелять, словно какой-то фокус.

Внутри этого хитроумного, оснащенного особым механизмом кейса находился похожий на Узи автомат в деревянном креплении. Вокруг его спускового курка был обмотан один конец длинной проволоки, при этом около дюйма пространства было специально оставлено для свободного хода. Проволока была пропущена через несколько рым-шурупов в корпусе и выходила наружу через отверстие в верхней части корпуса, где противоположный ее конец крепился к ручке.

Ему нужно было лишь дотянуться пальцами до обратной стороны ручки, схватиться ими за провод и потянуть, затянув петлю из проволоки вокруг курка и открыть огонь.

Ловкий трюк, сослуживший ему хорошую службу в прошлом, еще в те ранние годы, когда он был силовиком и палачом у наркоторговцев.

Но теперь Пас намеревался открыто вступить в бой. Скобу, служившую предохранителем курка автомата, он сорвал, что позволило ему снять проволочную петлю, освободившись от нее, и извлечь оружие из крепления в кейсе.

Но и Герм теперь уже поднялся на ноги. Он встал, пригнувшись за кабиной грузовика и, выглядывая из-за нее, стал стрелять в Паса. Загремели громкие выстрелы его .44-го калибра, словно это была какая-то артиллерийская канонада.

* * *

Все это произошло почти мгновенно: Дикси, застреливший телохранителей, Пас, расстрелявший Дикси на куски из своего автомата в кейсе, и водитель Герм, который теперь палил наугад в Паса, а тот тем временем прятался за бронированным лимузином, прижав к себе автомат.

Внезапно ситуация получила новое непредвиденное развитие: задние двери грузовика распахнулись, и оттуда выскочил еще один боевик.

Джек узнал его: это был тот самый длинноволосый юнец в очках, который плелся по улице ранее, до начала стрельбы, как раз перед появлением грузовика электрокомпании. Должно быть, он был наводчиком, присматривавшимся к месту перед тем, как там появятся остальные убийцы. Теперь у него в каждой руке было по пушке –– блестящему хромированному пистолету .32-го калибра, и он выскочил из грузовика, паля из обоих стволов.

Он спрыгнул на асфальт кроссовками и скрылся за машиной, остановившейся в нескольких корпусах от лимузина, и укрывшись там.

И стал палить в сторону Паса, не задев его ни разу, но наделав много шума.

Одни пули стали ударяться в броню лимузина, превращаясь в свинцовые размазни. Другие попадали в пуленепробиваемые окна, делая в них звездочки, но не разбивая их вдребезги.

Вслед за ним из кузова грузовика появилось еще два боевика. Один был плотным и коренастым, а другой в красной бандане, завязанной на макушке, как у пирата.

У коренастого была прическа помпадур в стиле Элвиса, солнцезащитные очки и бородка, в руках он держал Беретту, 9-мм полуавтоматический пистолет. Спрыгнув вниз на асфальт, он обогнул левый задний угол грузовика, оказавшись с той же стороны, что и водитель Герм.

Третий, тот, что был в бандане, не захотел терять укрытие в виде кузова. Оставшись внутри, он, выглядывая из-за правой задней дверцы и высунув оттуда руку с пистолетом, также открыл огонь по Пасу.

Он стрелял неспешно, методично, механически. Пули попадали в здание клуба, выбивая в каменной стене воронки.

* * *

Джек Бауэр и Пит Мало быстро оправились от неожиданности, выхватили свои пистолеты и перешли к активным действиям, как настоящие профессионалы.

С задержкой на несколько мгновений из-за того, что входная дверь магазина, уже много месяцев запертая, не поддавалась попыткам Джека ее открыть. Джек приналег плечом, распахнул ее и выскочил наружу, пригнувшись и свернув влево. Пит последовал за ним, бросившись направо.

Они знали, что нужно делать. Ситуация была неожиданной, а решение простым.

Пас был им нужен, он был живой ниточкой, ведущей не только к проискам венесуэльского шпионского аппарата, которым он руководил, но и, возможно, к неуловимому и столь разыскиваемому генералу Бельтрану, который, в свою очередь, являлся ключом к раскрытию подрывной кубинской коммунистической сети, орудовавшей в Соединенных Штатах на протяжении десятилетий.

Что автоматически помещало возомнивших себя убийцами в графу «пущенные в расход».

Коренастый заметил выбежавших агентов КТО, и его брови в изумлении поднялись над солнцезащитными очками. Он выстрелил в Пита, но промахнулся.

Пит выстрелил в него в ответ и попал. Колени у коренастого подкосились, и он сполз по железному кузову грузовика, оставляя за собой кровавый след. Он развалился на проезжей части, не шевелясь.

Герм-водитель повернулся к Джеку, и оба они одновременно бросились друг на друга. Джек выстрелил первым, всадив водителю в живот две пули и чуть не разорвав его пополам.

При этом у Герма, когда он сложился пополам, хватило все же сил выпалить из пистолета, сделав шальной выстрел в сторону припаркованной машины. Звук от него был таким, словно в машину врезалась шар-баба для сноса зданий.

По-прежнему прятавшийся в кузове грузовика Бандана обнаружил, что он далеко не пуленепробиваемый, как он думал, когда по нему сквозь стены дал очередь полковник Пас. Он развернулся в полоборота и вывалился из грузовика на улицу.

Парнишка в очках и с двумя пистолетами оказался в трудном положении, меж двух огней –– Паса и агентов КТО. Он попеременно стрелял из одного пистолета в Паса, а из другого – в агентов, ни в кого так и не попав. Такая техника работает в кино, а не в реальной жизни.

Пит Мало пару раз выстрелил в его сторону и промахнулся, прострелив фары и лобовое стекло автомобиля, за которым пацан укрывался.

Мальчишка выстрелил в сторону Джека, и пуля пролетела так близко, что Джек почувствовал, как она просвистела у виска. Джек открыл ответный огонь, к нему присоединился и Пит.

Пуля задела пацана с левой стороны, и он завертелся. Запутавшись ногами, он споткнулся и упал боком на проезжую часть, отстреливаясь во время падения.

Он все еще жал на курки, когда его настигла пуля, прикончившая его.

* * *

Из-за отсутствия выстрелов на месте перестрелки наступила внезапная тишина, оставившая в ушах Джека лишь звон. Тут он понял, что за несколько секунд до финала автомат полковника Паса прекратил стрекотать. Он повернулся и успел увидеть, как Пас завернул за угол здания «Золотого шеста» и исчез, оставив за собой во время бегства лишь звук мягких подошв своих туфель.

Джек остался на месте, сосредоточившись непосредственно на сцене перестрелки. Фатальной ошибкой могло стать предположение, что все сраженные пулями были мертвы, а не обманывали их, притворяясь мертвыми, и лишь дожидались удобного момента уложить одного или обоих своих противников.

Как оказалось, те, в кого попали, были мертвы, причем все: Бака, Эспиноза, Дикси, Герм и вся троица поддержки. Семь трупов.

Джек и Пит встали над парнишкой с двумя пистолетами. Сомнений быть не могло: у погибшего были характерные округлые груди и расширенные бедра. Агенты переглянулись.

«Это не он, а она», сказал Пит. «Девушка. И, кроме того, не такая уж это и девочка. Вблизи она выглядит значительно старше, чем на расстоянии. Ей лет двадцать пять, а может и тридцать».

«А вот это успех», сказал Джек. «Сужает круг опознания ее личности. Таких, как она, в файлах не так уж и много».

«Надеюсь, что так. Да и одной предостаточно», сказал Пит.

«Еще бы! И не говори. Она чуть не снесла мне башку одним из выстрелов».

Пит оглядел улицу, превратившуюся в кровавое побоище, заваленное трупами. Свободной рукой, той, в которой не было пистолета, он почесал себе макушку и озадаченно нахмурился: «Что, к черту, здесь произошло?»

«Навскидку, я бы сказал, что кое-кто очень не любит полковника Паса», сказал Джек.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


2. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 6 И 7 ЧАСОМ УТРА.


«Золотой шест», Новый Орлеан

Квартира Викки Вейленс была такой же, как и сама танцовщица — эффектной, мягкой и фигуристой.

Джек стоял в гостиной, держа пистолет обеими руками, в позе стрелка, чуть присев в боевой стойке.

За спиной у него находилась распахнутая на балкон дверь, наполовину висевшая теперь на петлях. До этого она была заперта, что заставило его совершить насильственное проникновение. Пара ударов ногой сделали свое дело.

Сквозь открытую дверь уже проникал утренний свет, освещая полумрак квартиры. Окна, выходившие на балкон, были закрыты и жалюзи, и тяжелыми шторами. Лишь благодаря тусклому свету раннего пасмурного утра можно было что-то здесь разглядеть.

Джек встал чуть в стороне от открытого дверного проема, чтобы его не было видно и чтобы не стать мишенью для того, кто мог прятаться внутри. Казалось, стрельба закончилась... а, может, и нет. Кто бы ни стоял за нападением на Паса, он же мог позаботиться в то же самое время и о Викки.

Напротив балконной двери, в противоположном конце гостиной, имелась еще одна дверь, которая вела в темный коридор внутрь дома. Дверь была приоткрыта. Как только он это увидел, Джек понял, что Викки сбежала, но он привык ничего не принимать на веру. Квартиру нужно было проверить.

По всем признакам было видно, что в помещении только что кто-то был. Кондиционеры вовсю работали. Войдя сюда внутрь после удушающей жары и влажности снаружи, Джек почувствовал, как пот у него на теле стынет.

В гостиной стояли диван, несколько кресел и журнальный столик. Плюшевый диван был размером с небольшой автомобиль, а каждое пухлое и мягкое кресло казалось настолько огромным, что способно было поглотить в себе человека среднего роста. Мебель была покрыта множеством черных кружевных накидок, разных покрывал и леопардовых шкур.

Воздух был наполнен густой смесью запахов табачного дыма, паров виски, духов и пота. Журнальный столик был уставлен бутылками с алкоголем, некоторые из них были уже пустыми, другие лишь наполовину; стаканы, чаша со льдом и с полдюжины бутылок газированной воды и тоника для запивки. У Викки с полковником, должно быть, была бурная вечеринка.

В гостиной никого не было, ни живых, ни мертвых. Короткий коридор справа от Джека вел к нескольким комнатам. Двери в нем были и справа, и слева; в дальнем конце коридора находилась спальня. Держа пистолет впереди себя, он мягкими и осторожными шагами вошел в этот коридор.

Слева от него располагалась маленькая кухня. Джек заглянул туда внутрь. Там стоял небольшой квадратный столик с парой стульев с прямой спинкой и без подлокотников, несколько шкафов и холодильник, задвинутый в нишу. Раковина и буфет были уставлены грязной посудой.

Справа была ванная. В ней было жарко и влажно, и стоял приторный аромат из смешанных запахов десятков флаконов с кремами, лосьонами, гелями, лаками для волос и прочей косметикой. Он заглянул за ванную штору, проверив, не прячется ли кто-нибудь в ванной. Там никого не было.

С внутренней стороны шторы в ванной стекала влага; зеркало над раковиной было запотевшим, что указывало на то, что тут недавно принимали душ. Викки, может быть полковник, или оба вместе.

В спальне горел свет – неяркое свечение прикроватной лампы на ночном столике. Вначале в комнату просунулось дуло пистолета, а вслед за ним туда зашел и сам Джек, стараясь двигаться тихо и настороже.

В этом помещении доминирующее положение занимала огромная латунная кровать, размерами чуть поменьше ладьи Клеопатры, розовые атласные простыни на которой были смятыми и влажными. На стене над богато украшенным латунным изголовьем висела картина, изображавшая саму Викки в полностью обнаженном виде, всю такую гламурную и розовую, лежащую на черном бархате.

Какое-то еле заметное внещапное движение, уловленное Джеком краешком глаза, заставило его мгновенно повернуть оружие, защищаясь.

Он понял: то, что он увидел, было лишь его собственным отражением в огромном зеркале размером во всю стену. Его рама была отделана под мрамор с паучьими золотыми прожилками. Он невесело усмехнулся, медленно переведя дух.

Он заглянул под кровать, убедившись, что там никто не прячется. Старый трюк, конечно, во всех учебниках описанный, но почему-то работающий до сих пор. После такой сильной перестрелки снаружи он совсем не удивился бы, если бы обнаружил там человека, живого или мертвого, но там оказалось пусто.

В гардеробной стояли целые стеллажи одежды: платья, блузки, юбки, белье. Весь пол был уставлен рядами женской обуви. Вещей там было столько, что можно было набить ими бутик, но места, где можно было спрятаться, не оставалось.

Джек наскоро, но внимательно осмотрел помещение, в поисках всего, что могло оказаться полезным для розыска Викки: записной книжки, ежедневника, стопки писем или чего-нибудь еще в том же духе. Позднее криминалисты КТО все здесь тщательно обыщут. Но ему не хотелось рискнуть упустить что-то такое, что могло оказаться очень важной уликой. Однако ничего значимого во время этого его беглого осмотра не обнаружилось.

Главным объектом его поисков была сама Викки; его первое впечатление было таковым, что она отсюда сбежала, но он должен был в этом убедиться. Он не мог позволить себе задерживаться в ее квартире слишком долго, однако он не мог и двигаться дальше, не проверив ее.

Ну что ж, теперь квартира им была проверена. Джек возвратился обратно в гостиную. Он подошел к двери, которая вела внутрь здания, приблизившись к ней под таким углом, чтобы не попасть под огонь любого противника, который мог таиться на лестничной площадке.

Прижавшись спиной к стене, он ногой осторожно открыл дверь полностью, а затем метнулся в дверной проем.

Он оказался в длинном коридоре, с обеих сторон которого тянулись закрытые двери. Немногочисленные светильники на потолке, расположенные на значительном друг от друга расстоянии, давали минимальное освещение. Свет тут был мутным, как вода в аквариуме, который долго не чистили.

Был шанс, весьма, впрочем, слабый, что Викки укрылась в какой-нибудь из соседних квартир, но у Джека сейчас не было ни времени, ни возможностей делать поквартирный обход. Интуиция подсказывала ему, что вряд ли она до сих пор находится в этом здании. Если же она все еще где-то тут, это будет удачей, потому что ее могут забрать позже, когда прибудет подкрепление из КТО. Однако он на это не особо рассчитывал.

Ближе к фасаду здания находилась лестничная площадка. Ступеньки шли вниз, к двери у тротуара, которой ранее воспользовался Пас, когда спустился вниз и открыл огонь.

В другом конце, сзади, имелась вторая лестница, которая вела к задней двери, тоже на первом этаже. Ее проверял находившийся снаружи Пит Мало, хотя, скорее всего, это был как раз тот случай, когда конюшню заперли уже после того, как лошадь смылась.

Джек двинулся к парадной лестнице. Впереди, слева, внезапно открылась дверь, и на лестничную площадку вышел мужчина. Джек направил на него пистолет.

Тот так же увидел его. Это был толстый мужчина в майке без рукавов и брюках с подтяжками. Подтяжки были отстегнуты и висели петлями по бокам. На его босых ногах были шлепанцы.

Он отшатнулся, и под его значительным весом застонали половицы. Он вскинул руки вверх. В руках у него оружия не было. Он воскликнул: «Не стреляйте!»

Он испуганно вытаращил глаза на пистолет. Лицо его от страха побледнело, оно стало белым и пастообразным, как тесто.

Джек придвинулся к нему ближе, держа его под прицелом. Он спросил: «Вы кто?»

«Шелбурн! Дрейк Шелбурн!» Толстяк дрожал, его тройной подбородок подпрыгивал, испуганно дыша. «Я тут управляющий!»

«Где Викки Вейленс?»

«Не знаю!» Затем, после паузы, он добавил: «Так я и думал, что это все именно с ней связано!»

«Почему?», спросил Джек.

«Да компания вся эта, которую она держит, плейбои всякие, художники, иностранцы и все прочие, не знаю, кто там у нее еще!»

Джек махнул дулом пистолета, показав на дверь, из которой Шелбурн только что вошел сюда. «Это ваша квартира?»

«Да, сэр!»

«Вернитесь внутрь и оставайтесь там».

Шелбурн по-прежнему держал руки вверх: «О боже, меня чуть инфаркт не хватил от вашего пистолета — сейчас уйду, только дам вам знать, чтобы вы не стреляли...»

«Шевелись давай!»

«Хорошо, я иду, иду, О Господи...»

Шелбурн, пятясь, вернулся в свою комнату, остановившись на пороге. Он несколько оправился и даже набрался храбрости спросить: «Скажите, что вообще тут такое происходит?»

«Полицейская операция», сказал Джек, решив, что такой ответ сразу же будет понятен менеджеру такого стрип-клуба, как «Золотой шест». «Войдите внутрь и оставайтесь там до тех пор, пока не получите иных указаний».

«Я готов к сотрудничеству», сказал Шелбурн через плечо и, тяжело ковыляя, вернулся в свою квартиру и закрыл за собой дверь. Не резко захлопнув ее, а осторожно затворив. Осторожный человек.

Джек спустился по лестнице и вышел через боковую дверь на Фэйрвью-стрит.

Здесь все было по-прежнему, так же, когда он отсюда ушел. Тут все было завалено трупами. Двое телохранителей, Бака и Эспиноса, лежали на тротуаре; пятеро напавших на них, Герм, Дикси и еще три боевика из кузова грузовика валялись по всей улице.

Семь трупов. Порядочное число жертв, даже для Нового Орлеана, новой коронованной столицы убийств Соединенных Штатов.

Вот тебе и цена, которую приходится платить, держась как можно тише в надежде не спугнуть Бельтрана!

Воздух был настолько неподвижен и мертв, что улицу до сих пор заволокло пеленой дымки от пистолетной стрельбы, которая обездвиженно зависла в нескольких футах над проезжей частью, не тронутая ни малейшим дуновением ветерка.

В южном конце Фэрвью в западном направлении проехал пикап, к Бурбон-стрит, водитель которого на кровавую бойню внимания не обратил. На другом, дальнем конце площади стояла группа из нескольких человек, которые глазели на место, где произошла перестрелка. Гражданские, любопытствующие зеваки.

Джек огляделся и увидел Пита Мало, стоявшего севернее от Фэрвью, в тылах клуба. Когда Джек ранее поднялся на балкон по лестнице проверить квартиру Викки, Пит остался внизу на улице, прикрывая его со стороны боковых и задней дверей клуба.

Джек сунул свой пистолет обратно в наплечную кобуру и подошел к нему.

«Викки?», спросил Пит.

Джек отрицательно покачал головой: «Сбежала».

«Я так и думал. Наша птичка улетела», сказал Пит. «Она и без того уже сильно понервничала — на записи ее звонка на горячую линию КТО слышно, что она явно напугана. Когда началась стрельба, она, должно быть, подскочила, как ошпаренная кошка, и удрала оттуда со всех ног».

Он показал на задний фасад здания, где из выкрашенных в коричневый цвет металлических дверей три каменные ступеньки вели в переулок, выходивший к зданию под прямым углом. «Наверное, выбежала через заднюю дверь», сказал он.

Джек сказал: «Будем надеяться, что это так. По крайней мере, она побежала в противоположном от полковника Паса направлении. Если она сейчас на него наткнется, то ничем хорошим для нее это не кончится — он может подумать, что это она его подставила на убой. Но мы-то знаем, что это не так: зачем связываться с КТО, если целью было заманить Паса в смертельную ловушку? — но он же этого не знает».

«Полковника трудно убить», сказал Пит. «Автомат в кейсе был ловким трюком».

«Который мы упустили».

Пит показал на трупы на улице: «Лучше их, чем нас».

«У Кэла Рэндольфа может быть другое мнение на этот счет», сказал Джек.

Рэндольф был директором Регионального центра КТО на побережье Мексиканского залива – филиала КТО, располагавшегося в Новом Орлеане. Пит работал на него в Центре на побережье. А Джек работал в КТО Лос-Анджелеса, но был здесь на задании по делу Бельтрана.

Пит сделал кислую мину: «Кэл уже в курсе. Я только что поговорил с ним и рассказал, что произошло».

«Как он это воспринял?», спросил Джек.

«Примерно так, как думаешь ты. У него кровавая бойня с утра перед завтраком, а кроме того, исчезла и наша зацепка на Бельтрана».

«Может, и нет. Викки Вейленс не так уж и неприметна. Ей будет нелегко раствориться в толпе, не привлекая к себе внимания», сказал Джек.

Пит сказал: «И она не водит машину — по крайней мере, по нашей предварительной проверке, водительских прав и машины, зарегистрированной на ее имя, не выявлено».

«Ну, хоть это обнадеживает», сказал Джек.

Судя по выражению лица Пита, он в этом сомневался: «Проблема в том, что Викки местная, она тут хорошо всё знает, весь Квартал. И у такой девки, как она, имеется тут куча друзей, у которых она может укрыться, спрятаться — друзей-мужчин — не говоря уже о тех, кто мечтает о дружбе с ней».

Джек быстро принял решение: «Если она не на машине, то пешком она не могла уйти далеко. Возможно, я смогу ее заметить, если она шляется где-то тут в окрестностях. Во всяком случае, стоит попробовать. Дай мне ключи от джипа».

Пит сказал: «Лучше я съезжу. Я знаю тут улицы гораздо лучше тебя, Джек. Это мой родной город».

«Но ты ведь и лучше знаешь местных силовиков. Будет лучше, если они увидят здесь знакомое лицо, когда они сюда прибудут. Меня они не знают, а такое кровавое побоище – не лучшее место для знакомства.

«Кстати, и раз уж речь зашла об этом, я думал, что копы уже должны были давно тут появиться», добавил Джек.

«Ты так думаешь — будучи приезжим», сказал Пит. «По правде говоря, нашему Полицейскому управлению Нового Орлеана весьма и весьма далеко до первых рядов правоохранительных органов. Из-за этого урагана — сильного, судя по всему — уже немало невыходов на службу в подразделениях. Некоторым товарищам очень не охота оказаться застрявшими тут, в городе, если ударит еще один такой ураган вроде Катрины».

Покопавшись в карманах, он вытащил ключи от машины и бросил их Джеку, который поймал их в воздухе. «Ладно, Джек, ты победил».

«Проедусь вокруг и посмотрю, может, нападу на ее след», сказал Джек. «Или на след Паса».

«Удачи. Я подежурю здесь», сказал Пит.

* * *

Стандартные меры предосторожности предписывали, чтобы их служебная машина КТО не должна была стоять на той же улице, где всю ночь бдили телохранители Паса. Они могли это заметить и что-то заподозрить. Вместо этого машина стояла на соседней улице, восточнее Фэрвью и параллельно ей.

Чтобы быстрей добраться до нее, Джек срезал переулок. Проход этот был настолько узким, что он едва сумел в нем пройти, не задев плечами стен.

Машина стояла там же, где они и оставили ее несколько часов назад, в пятницу вечером, припарковавшись на обочине на западной стороне улицы. Темно-зеленый джип с форсированным восьмицилиндровым двигателем V-8, пуленепробиваемыми стеклами, бронированным корпусом, усиленными шасси и подвеской, способными справиться с избыточным весом, и пуленепробиваемыми шинами, абсолютно прочными. Плюс беспроводной бортовой компьютер, спутниковая телефонная связь и еще множество другого высокотехнологичного электронного оборудования.

Автомобиль был защищен невидимой электромагнитной паутиной, сотканной датчиками системы бесшумной сигнализации. Ее пороговые параметры были настолько тонкими, что она была способна отличить случайные удары и толчки, которые может испытать любой автомобиль, стоящий на городской улице, от преднамеренных попыток проникновения. Во втором случае электромагнитная сеть активирует передатчик в электронном ключе водителя, уведомляя его о попытке проникновения.

Во время их ночного дозора такого рода сигнализация не включалась. Джек, нажав электронный ключ, открыл машину.

Он открыл дверь, словно шагнув в раскаленную печь. Внедорожник был наглухо заперт всю ночь, с плотно закрытыми окнами. Внутри было жарко, как в печи для пиццы.

Джек, обезвоженный и задыхавшийся, завел двигатель. Он сразу же заработал, урча энергией и силой. Ровно и мощно. Он опустил окна, чтобы хотя бы часть жары вышла наружу, и включил на полную мощность кондиционер.

Вывернувшись, он вывел внедорожник с того места, где он был припаркован между двумя другими машинами, и выехал на улицу. На углу он повернул направо и поехал на восток по Бурбон-стрит, проехав мимо Фэрвью-стрит и «Золотого шеста».

Он начал объезжать район, взяв за схему поиска постоянно расширяющуюся спираль, центром которой являлось здание клуба. Высунув голову из открытого водительского окна, он всматривался в окрестные переулки, во дворы с низкими оградами, дверные проемы ниже уровня тротуара и тому подобные места, которые могли стать укрытием для беглянки.

У него были две цели. Его главной целью была Викки, но он также высматривал и Паса. Полковник тоже скрылся с места перестрелки пешком. Он двинулся от клуба на юг, по Бурбон-стрит и куда-то дальше. Викки же бросилась бежать куда-то на север.

Включив защищенный сотовый телефон на пульте управления, он связался с Региональным центром КТО на побережье Мексиканского залива.

Сам этот Центр находился за пределами города, Нью-Орлеан ведь представляет собой своего рода чашу, расположенную ниже уровня моря и ограниченную с севера озером Пончартрейн, а с юга рекой Миссисипи. Здание Центра находилось к югу от реки, на другом ее берегу, в безопасном месте на возвышенности в Алджирсе (район Нового Орлеана, также «Алжир»), где ему не угрожала опасность быть затопленным в городской впадине, в случае повторения такого события, как Катрина. Обстоятельство, становившееся теперь отнюдь не академическим, с учетом того, что ураган Эверетт уже яростно клокотал, пробивая себе путь через залив и держа курс на Новый Орлеан.

Он вел машину одной рукой, а другой прижимал к уху сотовый телефон, в то же время высунув голову из открытого окна и оглядывая улочки и переулочки, аллеи и пешеходные проходы в поисках Викки или Паса.

«Джек Бауэр».

Оператор связи в Региональном центре КТО ответил: «Переключаю вас на директора Рэндольфа».

Джек не запрашивал разговора с Рэндольфом, он хотел просто доложиться, но у Рэндольфа были собственные соображения. Директор был уже в курсе бойни у «Золотого шеста», его уже проинформировал об этом Пит Мало.

Рэндольф сказал: «Мы отправили на место происшествия криминалистов и все имеющиеся резервные подразделения. Они будут там с минуты на минуту».

«Да, там они понадобятся. Там полнейший разгром».

«Что там произошло, Джек? Твое мнение?»

«Кто-то попытался ликвидировать Паса, но провалил дело. Работали профессионально, все было подстроено довольно ловко. К несчастью для них, Пас оказался хитрее. И они имели несчастье наброситься на них, когда на месте оказались мы с Питом. Они не знали, что мы там, и попали под перекрестный огонь –– наш и Паса».

Рэндольф зацокал языком: «Боже! Такого рода вещи можно ожидать где-нибудь в Ираке или в какой-нибудь банановой республике, но не в Соединенных Штатах Америки. Новый Орлеан и так уже на взводе, мы на грани удара Эверетта. Не хватало городу сейчас еще и такого инцидента».

«Думаю, для такой бойни вообще не может существовать подходящего времени», сказал Джек.

«В городе поднимется страшный скандал по этому поводу, Джек».

«Может, его смоет ураганом».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


3. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 7 И 8 ЧАСОМ УТРА.


Подразделение Министерства внутренних дел,
Эр-Рияд, Саудовская Аравия
3:00 дня по местному времени

По своей форме Новый Орлеан, зажатый между озером и рекой, иногда называют Кресент-Сити (Городом Полумесяца).

Расположенная на другом конце земного шара столица королевства Саудовская Аравия, город Эр-Рияд, также по справедливости может именоваться «Городом Полумесяца», — ведь этот самый полумесяц является святым символом веры ислама.

Счастливое стечение обстоятельств — или судьба — сочли нужным расположить богатейшие в мире запасы высококачественной нефти под песками пустынь этого Королевства. Нефтяная власть позволила ей стать одним из высших генераторов мирового богатства и процветания, мощь и влияние которого являлись главным геополитическим фактором в течение последнего полувека, а может и дольше. И экономический и политический вес и влияние которого могли лишь расти, поскольку мировой спрос на нефть неумолимо повышается, так как существующие запасы неуклонно сокращаются.

Эр-Рияд – витрина арабского нефтяного богатства, чудо-город, взметнувшийся к небу посреди пустынь, огромный, постоянно разрастающийся технополис небоскребов и дворцов, с модернистскими градостроительными комплексами, связанными друг с другом сетью автомагистралей.

В Эр-Рияде царит роскошь, богатство. Верховным правителем города и всего королевства является окружение королевского семейства из дома Саудитов (аль Саудов), это правящий класс численностью в несколько сот человек. Они жаждут роскоши и великолепия, подобно тому, как цветущие растения поворачивают свои личики к солнцу.

Но не те двенадцать человек, которые собрались на торжественно-мрачное тайное совещание в конференц-зал малоизвестного, скрытого от посторонних глаз подразделения Министерства внутренних дел, расположенного на самой окраине города, там, где начинается великая пустыня.

Их ранг и власть давали им право заседать в самых величественных и уважаемых органах власти, однако вместо этого они предпочли собраться скрытно и тайно в малоизвестном, сравнительно малозначимом служебном комплексе на окраине мегаполиса.

Так надежнее. Опасна была их цель, и лучше было оградить ее секретностью.

Здание это было невзрачным, одним из самых скромных строений, принадлежавших Министерству. Никаких взметнувшихся вверх стекол и башен, похожих на стальные иглы, оно было широким и невысоким, приземистым. Фасадом оно было обращено на юг, его восточное крыло было развернуто к городу, а западное глядело на темные необъятные пространства обширных каменистых равнин, убегавших вдаль, куда-то в глубь полуострова, во глубину безлюдного пустынного одиночества.

Строение это настолько тонко было вписано в окружающий ландшафт, что казалось на первый взгляд просто каким-то возвышением, холмом, на котором оно стояло. В очертаниях его было нечто напоминавшее древние каменные крепости и замки, только приспособленное к современной эпохе. Груда коричневого и песчаного цвета вертикальных и горизонтальных плит из камня и железобетона, с узкими щелями-прорезями окон. А на плоской его крыше гнездилось множество спутниковых антенн, росших там, как грибы.

На третьем, верхнем его этаже, в конференц-зале, и собрался Специальный совет. Место, где проводилась встреча, было похоже на зал собрания совета директоров какой-то компании. В его центре осью вытянулся прямоугольный деревянный стол, длинный и скромный на вид. Вокруг него овальным кольцом были расставлены вращающиеся кресла с высокими спинками. В этих креслах сидели двенадцать членов специального комитета.

* * *

Во главе стола сидел председательствовавший на совещании принц Федалла, глава службы безопасности Министерства внутренних дел — аппарата тайной полиции, которая работала непосредственно на короля.

Федалла был членом королевского семейства, но лишь каким-то незначительным князьком, происходившим из рода, далекого от близкого круга монарха – правящего класса. Его нынешняя значимость свидетельствовала о его способностях; он добыл свой пост наемного убийцы и шпиона, которому Король доверял, не благодаря родственным связям, а мастерством безжалостных интриг.

Он был худым, жилистым, лысеющим, с желтой, как пергамент, кожей, туго натянутой на длинное костлявое лицо. Брови его были чуть приподняты, каждая примерно посередине. Волосы были похожи на редкие медные провода. Нос его был похож на клюв; а уголки рта опущены вниз.

На нем была куфия (головной платок-арафатка) в красно-белую клетку и одеяние цвета хаки – нечто среднее между военной формой и костюмом сафари. Индивидуального пошива на закат, нулёвое, хрустящее, выглаженное до острых краев.

Он обеспечивал охрану мероприятия силами своей охранки. Здание охраняли элитные десантники из числа боевиков его спецслужбы. Двое из них стояли на страже снаружи у закрытых дверей конференц-зала.

Остальные сидевшие за столом представляли собой смешанную группу, состоявшую из членов королевской семьи, священнослужителей, военных и сотрудников разведки. Большинство из них были одеты в белые церемониальные одежды, накинутые поверх деловых костюмов или одежд западного образца.

Консервативные одеяния в очень консервативной стране. Неплохое прикрытие для Совета, цели и задачи которого уже направили их на верный путь к погибели, с точки зрения их ультраортодоксально настроенных единоверцев.

Большинство из присутствующих были высокопоставленными чиновниками, седовласыми старцами, лишь немного их разбавляли участники среднего возраста.

Одним из самых молодых — а ему было уже около 45 лет — был Тарик ибн Тассим. Он тоже был принцем. Его семья была связана гораздо теснее с правящей королевской семьей, чем род Федаллы.

Он был из нового поколения, получил западное образование, в том числе диплом Гарвардской школы бизнеса. Он свободно говорил по-английски; долго жил в Америке. Он управлял рядом крупных инвестиционных предприятий ведущих членов королевской семьи, принцев по прямой нисходящей линии от трона. Он как рыба в воде плавал в глобальной валютной среде все 24 часа делового цикла; в хедж-фондах, подставных фирмах, был знаком со спрутами тиесно связанных друг с другом директоратов и картелей, товаров и кредитов.

Он сколотил целое состояние на Уолл-стрит, общался с влиятельными американскими политиками в Вашингтоне, катался на лыжах в Аспене, играл в Монте-Карло, плавал на яхтах в Эгейском море.

Среди его друзей были экс-президент Соединенных Штатов, несколько глав действующих кабинетов, с полдюжины или более сенаторов и десяток высокопоставленных конгрессменов.

Красавец-мужчина, у него была эффектная внешность: густые, темные, волнистые волосы; темно-карие глаза; аккуратно подстриженная рыжеватая бородка.

Он сидел в середине стола, по правую руку от министра Федаллы. Он был не самым молодым участником совещания. Эта участь выпала на долю принца Хассани.

Хассани был королевских кровей, но у него было несколько сомнительное прошлое. Ему было уже под сорок, но выглядел он моложе. Его водянистый взгляд был каким-то туманным, блуждающим за толстыми линзами очков в черной пластмассовой оправе. Его борода лопаточкой была тонкой и жидкой.

Опыт проживания на Западе у Хассани был несколько разочаровывающим и неудачным. У него выявились кое-какие личные проблемы. Он учился в колледже в Калифорнии, но сбился с верного курса, утеряв моральные ориентиры. Возвращение обратно в Королевство и новое глубокое погружение в ультраортодоксальные духовные постулаты и скрепы фундаменталистской секты ваххабитов Королевства должны были излечить его недуг, который был, по сути своей, духовным.

Дальше за столом, словно на предпоследней ступени власти перед Федаллой и по правую руку от него восседал Имам Омар, более известный всему Королевству и за его пределами как Улыбчивый Мулла.

Своим внешним видом он излучал имидж милого и добродушного старшего дядюшки. На нем был белый головной убор, очки и густая седая борода. Глаза у него были яркими и веселыми. Он охотно и часто улыбался, и у него всегда была наготове какая-нибудь старинная народная поговорка или благочестивая мудрость.

Имам представлял власть совсем иного свойства, отличную от королевского родства или нефтяных богачей. За ним стояла власть веры и верующих. Традиционалистские постулаты заложены в саму систему функционирования Саудовской Аравии, на всех общественных уровнях. Даже самые высокопоставленные лица весьма осторожны и стараются не вызвать неодобрения со стороны могущественного фундаменталистского духовенства, чей гнев (и они это знали) мог вызвать мощный всплеск ярости масс, способной опрокинуть трон.

Ваххабизм, государственная религия Саудовской Аравии, является одной из самых строгих и суровых фундаменталистских ветвей ислама. Та разновидность ваххабизма, которую проповедовал и практиковал Имам Омар, была суровой и аскетичной, отвергавшей почти весь современный мир, даже очень многое в современном мусульманском мире.

И все же, какими бы суровыми ни были его решения, каким бы бескомпромиссными ни были его отрицание и неприятие, его манера держаться была неизменно веселой, с огоньком в глазах. Он был духовным лидером влиятельной мечети в Эр-Рияде, той, которую посещали некоторые из наиболее набожных и ревностных в исламе членов королевской династии.

Эта мечеть пользовалась королевским покровительством и королевской щедростью, получая сотни миллионов нефтедолларов. Часть этих денег расходовалась на финансирование сети медресе, религиозных школ, не только в самом королевстве, но и в Йемене, Иордании, Малайзии и Индонезии.

Второй ветвью его организации была столь же разветвленная сеть благотворительных организаций.

Третьим же направлением являлась тесная причастность Имама к религиозной полиции королевства, самозваному «Комитету по борьбе с пороком и распространению добродетели». С отделениями в каждом городе, поселке, деревне, он состоял из тысяч фанатиков, которые добровольно патрулировали, следили и надзирали за своими соотечественниками, блюдя за послушанием правоверных и пресекая все отклонения от линии фундаментализма. Они имели право производить аресты, опечатывать здания на месте наказывать плетьми нарушителей религиозных законов.

Может, и не частная армия, но нечто вроде частной полиции, притом той, которая не обязательно находится под контролем королевской власти.

Что делало Имама Омара действительно могущественным человеком. Его влияние распространялось как на городские массы арабской улицы, так и на обитателей пустынь и поселений в глубинке. Он олицетворял собой властную силу традиции. Его возражений против какого-нибудь плана или указа правительства зачастую бывало достаточно, чтобы их похоронить.

Опасный человек, в королевстве, столь опасно балансирующем на острие обнаженного меча.

* * *

Открыв совещание и призвав собравшихся к порядку, министр Федалла обратился к членам совета: «Как вы знаете, Король поручил мне осуществить программу, жизненно важную для безопасности королевства», начал он.

Остальным это было хорошо известно. Федалла никогда не упускал случая напомнить им о своем привилегированном положении у трона.

«Его Величество поручил мне реализовать этот план», продолжал он, «и каждый из вас был специально мною отобран, чтобы послужить инструментом в реализации его воли. Наша задача не из легких. И сложность ее выполнения будет только возрастать. Но чистота наших намерений может быть неправильно понята самими нашими соотечественниками, которым мы стремимся помочь. Но иного выбора нет.

«Чтобы защитить королевство и престол, мы должны преподнести подарок наивысшей ценности тем самым силам, которые хотели бы нас уничтожить — американцам. Мы должны одарить их избытком нефти, которую они жаждут, подобно тому, как сатанинская тварь жаждет крови невинных. Это наша священная задача».

* * *

Вашингтонские стратеги и политиканы дали название этой операции – «Нефтяной Скачок».

Саудовцы из тайного совета назвали ее «Покровом Ночи».

За всем этим стояла вековая вражда между двумя ведущими ветвями ислама, разделением на суннитов и шиитов. Арабской ветвью являлись сунниты; иранской –– шииты.

Во второй половине ХХ века лидирующей шиитской державе Ирану был противопоставлен иракский режим диктатора Саддама Хусейна, суннитский. Саддам и иранские аятоллы в 1980-х годах вели между собой войну, вылившуюся в колоссальные столкновения и кровопролитие в масштабе, не виданном со времен сражений Второй Мировой войны. Она закончилась вничью.

Первая война в Персидском заливе резко обуздала мечты Саддама о завоеваниях, но все же сохранила баланс сил между Багдадом и Тегераном принципиально неизменным. Вторая война в заливе и американское освобождение Ирака продемонстрировали ту неприятную истину, что какими бы ни были его недостатки, Саддам знал, как управлять своей страной. Он правил ею путем молниеносного уничтожения врагов и инакомыслящих, с помощью массовых казней и пыток, беспощадного террора. Тем самым объединив раздробленных иракцев единую нацию.

Власть, как и природа, не терпит пустоты. Дыра, образовавшаяся на иракском политическом ландшафте в отсутствие Саддама, была заполнена иранцами.

Перспективы и планы, строившиеся Ираном на региональное господство, были самыми радужными. В регионе не было слаще и столь заманчивей цели для захвата, как королевство Саудовская Аравия. Население его было малочисленным и нищим в сравнении с гораздо более густонаселенным Ираном, с его бесчисленными миллионами. Иран был хорошо вооружен, у него была огромная обычная армия, а также тысячи террористов и партизан, которых он мог бросить в эту операцию для проникновения, подрыва и уничтожения врага.

Иран может захватить Саудовскую Аравию, просто направив в королевство свои марширующие армии. Муллы в Тегеране и в священном городе Кум стали бы в этом случае хозяевами богатейших в мире запасов высокосортной нефти.

Но на пути завоевания Ираном королевства стоял мощный бастион – Соединенные Штаты. У Вашингтона с Эр-Риядом была длинная и сложная история отношений: словно враждующая семейная пара, они оставались вместе ради «детей» — то есть нефтяных месторождений.

Несмотря на глубинные подводные течения враждебности, подозрительности и взаимной неприязни обе страны нуждались друг в друге. Соединенным Штатам была нужна саудовская нефть, а Саудовской монархии нужны были Соединенные Штаты, чтобы они гарантировали ее трон и суверенитет.

Но теперь наступал кризис. Участие США в построении нового иракского государства подходило к концу. Злосчастная война заставила Соединенные Штаты поплатиться реками крови и денег. Требовалось продолжать выделять гигантские суммы на содержание там военного флота и авиации США, для патрулирования жизненно важных морских путей из Персидского залива и Аравийского моря, с точки зрения Королевства. Крейсеры, эсминцы, подводные лодки, авианосцы, военно-воздушные базы и все остальные составляющие американской военной инфраструктуры ежедневно сжирали огромное количество нефти, ради сохранения статус-кво.

Недавно Вашингтон дал понять королевскому семейству в Эр-Рияде, что необходимо какое-то облегчение гнетущих его расходов. Даже многострадальный американский налогоплательщик начал ворчать и проявлять явные признаки недовольства. Сопротивление Саудовской королевской семьи американскому давлению начало рушиться.

И результатом стал Покров Ночи.

* * *

Покров Ночи — таков был термин, придуманный в королевском семействе для смелого экономического рывка на мировом рынке.

Американцы, нефтяные топ-менеджеры, дипломаты и военные атташе, которые помогали в заключении этой сделки в пользу Вашингтона, называли предстоящее перенасыщение рынка Операцией «Нефтяной Скачок».

Одним из результатов такого скачка, выброса нефти на рынок, будет резкое падение цены на топливо на заправках и для отопления домов. Лишние деньги в карманах американских потребителей — желанный трюк в сложный предвыборный год, который складывался у действующей Администрации.

Выброс нефти будет одноразовым. Саудиты согласились на него на этот раз из-за серьезной угрозы, замаячившей перед ними в лице иранского экспансионизма в заливе. Это являлось гарантией американской военной защиты.

А главное, никакого реального вреда долгосрочным интересам королевства это не нанесет. Перенасыщение нефтью постепенно рассосется, ее избыток будет поглощен рынком, и цены снова начнут расти. Это подавит любые, даже слабо импульсы попыток со стороны американцев выработать собственную энергетическую независимость хоть в какой-то степени, в конечном счете делая их еще более зависимыми от нефти Саудовской Аравии.

Но самое главное, это остановит иранцев — и весьма резко.

* * *

Идея была простейшей: удовлетворить растущий спрос. Королевство располагало целым морем запасов нефти, в цистернах хранились миллионы баррелей высококачественной нефти. Саудиты сидели на ней, тщательно оберегая и следя за тем, чтобы не выбросить слишком много на рынок сразу. Избыток нефти, по крайней мере временно, приведет к снижению цен.

Что урежет прибыли саудитов.

Но смелость Покрова Ночи крылась в его парадоксальной, на первый взгляд противоречащей здравому смыслу природе. Он предлагал высвободить эти резервы, затопить этой нефтью открытый рынок и резко снизить тем самым цены.

На первый взгляд, это, казалось бы, противоречило интересам Саудовской Аравии. Это также шло в разрез с диктатом ОПЕК, картелем стран, формирующих мировые цены на нефть, организации, в которой Саудовская Аравия являлась неотъемлемой частью. Равно как и Иран, самый страшный соперник королевства и непосредственная угроза ему.

Покров Ночи, как назвали его Саудовские стратеги, – фраза с намеренно архаизированным подтекстом. Нововысвобожденные резервы представляли собой море черной как ночь нефти. Но имелся в этом и скрытый, более глубокий смысл. Уловка с нефтью была актом мрачного тайного замысла, ибо она принесет прямую и немедленную выгоду неверным и крестоносцам, их противникам с Запада, особенно Великому Шайтану-Сатане, США.

Но ненадолго.

* * *

Министр Федалла продолжал: «Как и ожидалось, Покров вызвал немалое недовольство и волнения во всех слоях населения, в городах и селах».

Халид, из религиозной полиции — главный союзник Имама Омара — недоверчиво и драчливо заметил: «Как можно их в этом обвинять? Крайне скверно, что мы, пастыри правоверных, вынуждены руководить процессом, обогащающим нашего западного врага, стремящегося нас уничтожить».

Федалла возразил: «Инакомыслие – это предательство по отношению самого Его Величества и поэтому является преступлением, независимо от того, какими бы благими намерениями оно ни мотивировалось. И терпеть беспорядки –– это измена».

Тарик заметил: «Никто и никогда не упрекнет тебя в недостатке ревности в служении Королю, Федалла».

Имам Омар сказал: «Король изрек свою волю, и она должна быть исполнена».

«Рад, что вы тоже так считаете, Имам», сказал Федалла. «Некоторые бунтовщики и провокаторы –– лица, связанные с вашей мечетью».

«В таком случае они не мои последователи, ибо я призываю к послушанию приказам Его Величества».

«И все же, они слушаются вас и уважают вас. Ваши слова в поддержку радостного повиновения приказам Короля сыграют немалую роль в подавлении некоторых наиболее непокорных и мятежных выступлений и настроений».

«Я буду говорить на эту тему в моем следующем выступлении, министр Федалла».

Федалла оглядел всех одиннадцать участников встречи, сидевших за столом. Он сказал: «Предатели, самозванцы и узурпаторы везде и всегда стремятся использовать самые острые вопросы текущей повестки дня в своих собственных интересах. Но в итоге все их махинации и гнусные деяния принесут им лишь одни плоды… – полный рот песка!»

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


4. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 8 И 9 ЧАСОМ УТРА.


Час может изменить всё.

Ранее, когда Джек Бауэр прыгнул во внедорожник и отправился на поиски Викки Вейленс или полковника Паса, место происшествия, которое он оставил позади себя, у «Золотого шеста», представляло собой мрачное и безрадостное безмолвие.

Если не считать трупов, которыми была усеяна Фэрвью-стрит, присутствия Пита Мало и редких гражданских, рано проснувшихся, место это казалось пустынным и заброшенным. Жутковатая картина, словно пустые подмостки театра после закончившегося спектакля, когда зрители и актеры уже все разошлись по домам.

Даже на Бурбон-стрит почти никого не было, кроме нескольких одиноких машин, изредка проезжавших туда-сюда по магистрали. Не только полиция так до сих пор пока и не приехала, но предрассветную тишину еще не успели нарушить звуки приближающихся сирен патрульных машин и скорой помощи.

Но теперь, чуть более часа спустя, место происшествия приобрело совершенно иной вид. Новый Орлеан проснулся и ожил, обнаружив, что день начался с ошеломляющей кровавой бойни.

Стрельба у «Золотого шеста» теперь стала объектом пристального внимания и широко освещалась. Теперь это было не просто место преступления; оно стало центром расследования служб национальной безопасности с международными последствиями.

И сейчас это место превратилось в подобие улья, кишащего полицией, прессой и чиновниками.

Вокруг него понаставили блокирующие кордоны – несколько концентрических колец полицейских барьеров, которые становились все плотнее по мере приближения к центру.

Внешнее кольцо состояло из обычных полицейских в форме, которые разворачивали и направляли в объезд машины без допуска, отгоняя их сразу от нескольких городских кварталов, окружавших здание клуба.

Объезд создал внушительную пробку, с соответствующим шумом.

Шум и грохот усугублялись сигналящими легковыми и грузовыми машинами, сердитыми криками недовольных водителей, рявкающих различные команды гаишников, звуками ревущих на холостом ходу двигателей, шипением перегретых радиаторов и электронными завываниями машин полиции и скорой помощи, пытавшихся пробиться вперед в густых дебрях ползучей массы металла.

Густой и влажный воздух теперь был приправлен облаками выхлопного газа застрявших в пробке машин. Не ощущалось ни единого дуновения ветерка, способного их разогнать; их сине-серая дымка заволокла весь район туманом, заставляя слезиться глаза и першить в горле.

Вернувшись туда, Джек благоразумно решил избежать этой давки, припарковав свой джип на тихой улочке далеко в стороне от зоны пробки. Стратегически выгодное расположение, чтобы быстро выехать отсюда в случае, если ему придется спешить, расследуя наводку по горячим следам. Оставалось лишь надеяться, что ему настолько повезет.

Он пробрался внутрь оцепления пешком, надев на шею удостоверение КТО с фотографией на шнурке и предъявляя его, когда нужно было пройти сквозь ряды полицейских, оцепивших весь микрорайон.

Площадь перед «Золотым шестом» была ограждена рядами деревянных баррикад, на этих козлах трафаретом были выведены буквы NOPD: Полицейское управление Нового Орлеана. Барьер сдерживал толпу зевак, искателей сенсаций и острых ощущений, а также просто нездорово любопытных.

Здание клуба являлось яблочком мишени в самом центре концентрических колец кордонов охраны и контрольно-пропускных пунктов. В полицейских рядах царило то сочетание бурлящей энергии и нервной гонки в стремлении получить результаты, которое характерно для официальной реакции на крупную аварию или иную катастрофу.

Машины полиции и скорой помощи пылали всеми огнями своих мигалок, красочно сверкая синим и красным цветом, добавляя в происходящее странную праздничную ноту.

Вокруг гремели двусторонние рации, заполнявшие эфир искаженными и плохо понятными голосовыми сообщениями и треском помех.

Повсюду сновали группы детективов в штатском и криминалистов, занятые своими делами. Между группами криминалистов бродили разного рода руководители и старшие следователи, координировавшие их деятельность.

Судмедэксперты и криминалисты делали свое дело. Полицейские фотографы делали фото- и снимали видеозаписи побоища на Фэйрвью-стрит, стремясь запечатлеть зону боя со всех сторон. Все оружие было собрано, идентифицировно личными отметками следователей, подписано и запечатано в пакеты для улик. С гильзами поступили аналогично.

Были составлены диаграммы мест падения гильз; затем их собрали, идентифицировали, подписали и запечатали с личными метками следователей в прозрачные полиэтиленовые конверты. Контуры вокруг тел были обрисованы мелом.

Одни лишь медики болтались без дела. Раненых, нуждающихся в медицинской помощи, не было.

Трупы были засунуты в мешки, помечены и увезены.

* * *

Джек огляделся по сторонам в поисках Пита Мало и увидел его стоящим на тротуаре перед главным входом в «Золотой шест». Пит тоже увидел его и дал ему знак, чтобы он к нему подошел. Джек протиснулся к нему сквозь толпу.

Пита вовсе нельзя было назвать человеком несдержанным, но теперь в нем чувствовалось какое-то едва сдерживаемое возбуждение. Он жестом дал Джеку знак, и они отошли в сторону от снующих вокруг людей, в одну из ниш сбоку от главного входа в клуб.

И спросил: «Есть какие-нибудь следы Викки или Паса?»

Джек отрицательно покачал головой: «Никаких. Не то чтобы я действительно ожидал что-либо найти. Шансов и так было мало, но надо было хотя бы попробовать. Если бы я этого не сделал, то потом сам бы себя кусал за локти, задавая себе вопрос, что бы произошло, если бы я это сделал, и может быть, у меня был шанс их поймать, а я дал им возможность ускользнуть».

«Попытался взять инициативу в свои руки».

«Можно и так сказать, Пит. Как я понимаю, они оба все еще числятся пропавшими без вести».

Пит кивнул: «Да, это так. Но еще не все потеряно. После того, как ты уехал, тут выяснились кое-какие любопытные обстоятельства».

Джек почувствовал волнение внутри: «Ты что-то выяснил?»

«Есть наводка, определенно наводка на одного из стрелявших».

«Ого. Здорово, Пит. Что за наводка?»

«Тип, сидевший впереди рядом с водителем грузовика».

«И кто он?»

«Хочу, чтобы ты услышал это из первых уст. Пошли».

«Куда?»

«В клуб. Мне нужно тебя кое с кем познакомить. Вообще-то, даже с двумя».

«Кто они?»

«Копы». Увидев скучающее выражение лица Джека, Пит быстро добавил: «Это не просто какие-то менты. Таких ребят еще поискать надо. Это два, может быть, самых прожженных копа в Новом Орлеане, если не на всей планете».

«Звучит многообещающе».

«Должен тебя предупредить. Это парочка персонажей, которые на первый взгляд деревенские дурни, но пусть это тебя не обманывает. Они умеют добиваться результатов, и то, чего они не знают о местной преступности, – значит, это то, о чем и говорить не стоит».

«Я весь внимание. Пошли».

«Они внутри, присматривают там за несколькими свидетелями – директором клуба и двумя танцовщицами, которые работают вместе с Викки».

«Веди».

* * *

Агенты КТО подошли к главному входу в «Золотой шест». Дверь охранял полицейский в форме, который кивнул, увидев и узнав Пита. Он поднял руку в знак приветствия: «Привет, Пит».

«Привет, Рэнди Джо», ответил Пит.

Полицейский отступил в сторону, дав Питу войти. Пит вошел, Джек последовал за ним. У Джека на шее висело удостоверение, он чуть наклонил его, так чтобы коп смог его увидеть. Патрульный едва взглянул на него, махнув Джеку рукой, чтобы он проходил.

Помещение внутри было тусклым, похожим на пещеру и прохладным от кондиционеров. Само здание представляло собой прямоугольник, коротким концом обращенным на Бурбон-стрит, а длинными сторонами выходившим на нее под прямым углом. Его длинные стены были сложены из грубого, неокрашенного кирпича и заставлены столами и стульями. Те немногие окна, которые там имелись, были закрашены черной краской.

Центральное господствующее место внутри занимала огромная деревянная барная стойка в форме буквы U, открытый конец которой находился в задней части строения. Открытое пространство внутри буквы U было местом, где работали бармены. Вдоль внутренней стенки стояли мойки из нержавейки и холодильники.

Напротив двух однотипных концов, которыми буква U заканчивалась, находилась сцена в виде платформы на одном уровне с деревянной барной стойкой.

Главным объектом сцены являлись стоявшие в ряд три выкрашенных в золотой цвет вертикальных пожарных шеста для танцовщиц, золотых шеста, по которым заведение и получило свое наименование. Сцена располагалась на такой же высоте, что и барная стойка, так что танцовщицы могли перейти на барную стойку и, воспользовавшись ею как взлетно-посадочной полосой, смешаться с толпой выпивающих, стоявших вдоль наружной стенки бара. Они могли таким образом работать, сближаясь с клиентами и выманивая у нее побольше чаевых, оказывая платившим персонализированные знаки внимания.

Вращавшиеся полудверцы на верхушках буквы U позволяли выходить и входить в зону барменов. Возле сцены имелся проход, который вел вглубь здания, в несколько комнат, где можно было уединиться, и где клиенты могли заказать себе какие-нибудь «приватные танцы» (или что-нибудь еще).

Вдоль внешней стороны буквы U стояли барные стулья-табуреты. Клуб в настоящее время был закрыт, и эти высокие стулья были пусты или почти пусты. Лишь на нескольких из них у нижней части буквы U сидели две женщины и какой-то толстяк. Они были взяты в оборот с обеих сторон похожим на пенсионера мужчиной, одетым во что-то зеленое, и длинным, высоким парнем с убитым видом.

За барной стойкой стоял мордоворот в облегающей белой футболке и белых джинсах, болтавший с остальными.

Пит толкнул Джека локтем, произнеся уголком рта: «Вот те двое, окружающие с двух сторон группу, – это Дули и Баттрик, наши друзья-копы. Постарайся не ржать».

«Насчет этого не беспокойся», сказал Джек. «Сегодня мне что-то не до смеха».

«Такое вполне способно поднять тебе настроение».

Один из этих копов, тот, что был постаршн, сидел лицом к двери. Увидев, как вошли Джек с Питом, он соскользнул с барного табурета и направился к ним. Он приблизился к ним по касательной, жестом пригласив их поговорить в сторонке, подальше от остальных сидевших у бара.

Джек с Питом сменили направление, чтобы с ним встретиться. Пит сказал, понизив голос: «Это сержант Дули. Пусть это его поведение, похожее на эксцентричного старикашку, тебя не обманывает. Он убил двадцать восемь человек при исполнении. И кто знает, скольких еще, незаконно».

Джек заново и с интересом оценивающе взглянул на Дули. Это был преждевременно постаревший человек, уже не молодой, с лицом, похожим на черепаху: безусым и безволосым, морщинистым и похожим на клюв. Его голова, казалось слишком тяжелой для шеи и свисала вниз между ссутулившимися плечами. На ней громоздилась светлая рыбацкая шляпа из мягкой ткани.

На нем была желто-зеленая спортивная рубашка, темно-зеленые брюки для гольфа и зеленые мокасины.

Брюки у него были с завышенной талией и поднимались над животом до точки, находившейся чуть ниже груди. В кобуре, прикрепленной сбоку к правому бедру, у него был короткоствол .38-го калибра.

Он сказал: «Привет, Пит».

«Привет, Флойд», сказал Пит.

Дули сказал: «Ну и стрельбу ты сегодня устроил! Здорово!»

Пит Мало улыбнулся, нейтральной улыбкой, которая ни к чему его не обязывала, ни к подтверждению, ни к отрицанию, а лишь признавала тот факт, что его собеседник это отметил.

Он сказал: «Флойд, хотел бы познакомить тебя с моим коллегой, Джеком Бауэром. Джек, это сержант Флойд Дули, один из наших выдающихся блюстителей порядка. Мало тут происходит такого, о чем он не знает».

Джек и Дули пожали друг другу руки. Рука у Дули была теплой и сухой, рукопожатие крепким. «Рад знакомству», сказал Джек.

«Я тоже. Это ведь ты помог Питу разобраться с этой толпой убийц». Это был не вопрос. Дули поднял руку ладонью вверх, как бы упреждая любые возможные его возражения.

«Теперь ты не обязан ничего отвечать или болтать всякую чепуху. Это меня не касается. Но постреляли вы здорово, это уж точно. А я умею ценить профессиональную стрельбу».

Джек не знал, что на это ответить. Он лишь улыбнулся одними губами, неуверенно и чуть робко.

Дули спросил: «Ты тоже рыцарь плаща и кинжала, как Пит, да?»

Джек взглянул на Пита, тот утвердительно кивнул.

«Можешь считать и так», согласился Джек.

«Мог бы, но не стану, по крайней мере публично. Я умею хранить тайны. Вот Пит подтвердит. Да, кстати, Джек, я всего лишь простой полицейский Нового Орлеана, но я был бы тебе очень признателен, если бы ты мне намекнул, с чем вообще связана вся эта стрельба и убийства на улицах. Если только это не сверхсекретно, супер-официально и конфиденциально.

«Похоже, на этот раз Марти Пас нарвался на кучу серьезных проблем», добавил он.

На лице Джека отразилось его удивление. Дули усмехнулся: «Не ожидал, что такому старому провинциальному копу вроде меня известна вся подноготная полковника из Каракаса, да? Позволь мне кое-что тебе подсказать, Джек. Марти Пас довольно хорошо известен здесь, на Бурбон-стрит и в Квартале, особенно среди тех, кого можно назвать злачной толпой. Шикарные девочки, игроки, распутники и блудницы и всё в таком духе. О, он большой любитель всего этого.

«Он резвится с малышками как никто другой. Настоящий гуляка, привык к полусветской жизни. Резвится с красотками, разбрасывается деньгами направо и налево, отрывается по полной. Люди тут у нас в Новом Орлеане любят красивую жизнь, а если она включает в себя и женщин, никто не станет тебя за это шпынять. Если только дело не доходит до улицы, заваленной трупами, как здесь. А тут, видно, было что-то личное.

«Не то чтобы кто-то тут скорбел о том, что он продырявил Дикси Ли. Это мразь, которому давно место на кладбище. Говорят, нехорошо говорить плохо о мертвых, так что я лишь ограничусь таким замечанием: скатертью ему туда и дорожка, пусть убирается к дьяволу».

Джек, озадаченный, спросил: «Кто это – Дикси Ли?»

Пит ответил: «Пассажир рядом с водителем в грузовике, тот, который замочил телохранителей. Я сам не знал, кто он такой, но Флойд его сразу опознал».

«Никаких сомнений», сказал Дули. «Несмотря даже на то, что он весь был продырявлен пулями, достаточно мне было лишь раз мельком взглянуть на тело, чтобы понять, что это он. Скверный тип этот Дикси; по нему давно уже плачет коронер, уже лет двадцать.

«Он выпускник тюрьмы Ангола*; то за одно, то за другое – в общей сложности он провел большую половину жизни за решеткой. Гнусный и коварный, как змея, тип. Стреляет из-за угла в спину, разбойник, наемный убийца. Промышлял торговлей оружием главным образом, но он занимается чем угодно, только бы заработать доллары на грязных делах. Однако на этот раз, похоже, он нарвался не на ту пушку».
- - - - - - - - -
*Тюрьма штата Луизиана, известная также как «Ангола», «Южный Алькатрас» и «Ферма». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - -

«Я впечатлен, сержант Дули», сказал Джек.

«Флойд, сынок. Зови меня Флойд».

«Зови меня Джек, Флойд. Ты узнал еще кого-нибудь из тех, кто был вместе с ним?»

Дули покачал головой: «Я осмотрел всех, но никого из них в жизни не видел. И Бак тоже. Это Бак Баттрик, мой напарник. Хотя могу сказать вам: всех, кто якшаются с такими, как Дикси Ли, тоже надо мочить».

Он продолжал: «Как только мы узнали, что вы хотите переговорить с тусовкой клуба, стариной Шелбом и его людьми, мы собрали их всех вместе там, где мы могли бы за ними присматривать. И мы не позволили им говорить ни о чем, кроме погоды и прочей фигни, так что они не смогли сговориться и состряпать какую-нибудь сказку.

«Что скажешь, если мы пойдем и потолкуем с ними?»

* * *

Джек, Пит и Дули подошли к группе у бара. Джек узнал в толстяке того самого, на кого он недавно наставил пистолет, обыскивая в поисках Викки верхний этаж здания. Шелбурна — Дрейка Шелбурна — директора клуба. «Старину Шелба», как назвал его Дули.

Женщины, несомненно, были танцовщицами, судя по внешности. И по телосложению. Одна была рыжей, другая – брюнеткой.

Четвертым, должно быть, был Бак, напарник Дули. Он был длинный, высокий и худой, как фасоль, с большим табельным пистолетом в кобуре на бедре.

Шелбурн сидел спиной к главному входу, наклонившись вперед и опершись локтями о стойку бара и навалившись на нее всем своим весом. Теперь на нем была спортивная рубашка с короткими рукавами, брюки и кроссовки без носков. Он пил какой-то прохладительный напиток из прозрачного пластикового стакана, посасывая его через соломинку. Под мышками у него выступал пот кругами размером с баскетбольные мячи.

За стойкой стоял мускулистый бармен-мордоворот с белой тряпкой в руках, которой он то и дело протирал прилавок. Женщины оживились, с интересом взглянув на подошедших незнакомцев.

Шелбурн взглянул на них через плечо, сначала без всякого интереса; но узнав Джека, он взглянул на него еще раз и оторопел. При этом часть его напитка, должно быть, попала не в то горло, потому что он подавился, закашлялся и стал брызгаться слюной. Дули постучал Шелбурна по спине ладонью, между лопатками. Шелбурн немного пришел в себя.

Хрипя и со слезами, побежавшими из глаз, он сказал: «Сержант Флойд, это он! Тот самый, про которого я вам рассказывал, это он наставил на меня пистолет там наверху сегодня утром!»

«Успокойся, Шелб, а не то надорвешься. А у тебя есть что надорвать, судя по пузу», сказал Дули. Он обратился к своему напарнику, высокому и худому, с большой пушкой. «Бак, ты же знаком с Питом».

«Конечно», сказал Баттрик, кивнув Питу Мало. «Привет, Пит».

«Привет, Бак».

«А это Джек, познакомься», продолжал Дули. «Они с Питом вместе. С ним все в порядке».

У Бака Баттрика было вытянутое лицо, с длинными и узкими бледно-серыми глазами; нос картошкой; и челюсть со щеками бассет-хаунда. На голове у него торчала фермерская соломенная шляпа с загнутыми вверх полями. На его костлявой фигуре висела складками невзрачная, какая-то выцветшая рубашка с короткими рукавами.

Зато на нем был вычурный кожаный ремень с огромной металлической пряжкой с изображением родео и синие джинсы поверх ковбойских сапог с остыми носами. С правого его бедра свисал хромированный револьвер Магнум .357 в кобуре, тоже вычурно изукрашенной. Она висела у него в стиле стрелков из вестернов, на костлявом его бедре, так, что когда он опускал руку, кончики его пальцев касались приклада пистолета.

Джек и Баттрик пожали друг другу руки. Рука у Баттрика была острой и костлявой.

Рыженькая подняла глаза от своего стакана и сказала: «Я думала, ты джентльмен, Флойд. Не познакомишь нас со своими друзьями?»

«Непременно», сказал Дули.

Рыжую звали Франсин, а брюнетку Доринда. Дули представил вошедших просто как Джека и Пита.

У Франсин волосы были огненно-рыжими, как пожарная машина, видно, только что окрашенные. Ей было уже за тридцать, с острым въедливым взглядом и носиком пуговкой; широкий рот с тонкими губами; и с большим (решительным) подбородком и челюстью. На ней была тонкая облегающая сорочка без рукавов, довольно короткая на бедрах, и босоножки с открытым носком на высоких каблуках.

Доринде было двадцать с чем-то, лицо у нее было в форме сердца и обрамлено гривой кудрявых черных волос, ниспадавших на ее кремовые плечи и доходивших до середины спины. На ней была футболка без рукавов с глубоким овальным вырезом, короткие шорты и туфельки на плоской подошве, похожие на балетные тапочки. Ее нельзя было назвать балериной, по крайней мере с той богатой фигурой, которой она была обильно одарена от природы и подчеркнута с помощью косметической хирургии.

Накачанного мордоворота за стойкой бара звали Трой.

Шелбурн саркастически заметил: «Теперь, когда мы все познакомились, может, вы скажете, что вам нужно, чтобы я смог вернуться к своим делам? У меня тут клуб, делами которого надо заниматься».

«Возможно, уже недолго, Шелб», сказал Бак Баттрик.

Толстяк поднял глаза, выражение его лица вдруг стало жалким и испуганным. В них отразился явный страх: «Что… что ты имеешь в виду?»

«Лицензионному комитету может очень не понравиться все, что здесь у тебя происходит, эти убийства и так далее».

«Я к этому не имею никакого отношения!», чуть ли не вскрикнул Шелбурн. «Я просто владелец клуба!»

Дули сказал: «Да он просто прикалывается над тобой, Шелб. Никто не считает, что ты к этому причастен, потому что ты сыкун. А теперь помолчи минутку».

Франсин хихикнула, гадливым смешком. Шелбурн повернулся к ней и спросил: «Что смешного?»

«Да ты смешон», сказала Франсин. «Слышал бы ты себя со стороны. Когда ты нервничаешь, то начинаешь визжать как старуха».

Шелбурн набросился на нее: «Закрой рот, ты…»

«Да? А то что?» Франсин была из тех, кто бросается в спор, а не уклоняется от него. «Что ты мне сделаешь, а, толстяк?»

Баттрик сказал: «Кончайте базар».

Шелбурн и Франсин замолчали.

Дули повернулся к Джеку и Питу: «Кого вы хотите допросить первым?»

Джек указал на Шелберна: «Его».

* * *

Пока Джек допрашивал Шелберна, у Пита Мало с Флойдом Дули состоялся небольшой разговор с глазу на глаз. Баттрик остался у бара, приглядывая за Дориндой и Франсин, чтобы, как он выразился, «они не сговорились и не состряпали какую-нибудь сказку».

«Ты так быстро опознал Дикси Ли, просто класс», сказал Пит.

«Ерунда, пустяки», сказал Дули. «Многие другие наши ребята тоже его бы опознали. Дикси уже давно орудует, за ним тянется длинный список грязных делишек».

«Спасибо, что ты первому мне об этом сказал».

«Все, что я делаю, я просто поступаю как мужик. Я знаю тебя, знаю, что ты, Пит, парень толковый, свое дело знаешь, умеешь раскручивать зацепки по горячим следам, когда они у тебя появляются.

«А также мне известно, что ты умеешь хранить секреты, а не выбалтывать их повсюду кому ни попадя», добавил Дули.

Ему не нужно было говорить в открытую то, о чем и он сам, и Пит оба знали, а именно то, что этот тертый агент КТО хорошо знал о махровой коррупции, смазывавшей всю структуру механизма больших денег в Новом Орлеане, в том числе о кое-каких темных делах, в которых были замешаны и Дули со своим напарником Баком Баттриком, и Пит держал это в глубокой тайне.

А почему бы и нет? КТО –– ведь не правоохранительный орган, это же вообще-то контртеррористический проект, целью которого была защита народа Соединенных Штатов от катастрофических актов массового уничтожения, которые затевают враги страны. И если для решения этой задачи требуется иногда отвести глаза, когда дело заходит о побочном рэкете парочки коррумпированных ментов, которые в прошлом оказались ценными информаторами, почему бы и нет? Что ж, значит, так тому и быть.

«Кроме того, думаю, что вы со своими ребятами лучше знаете, что с этим делать, чем эти придурки вон там», сказал Дули, указывая на передние окна клуба, выходившие на толпу дознавателей, сновавших на месте преступления.

«Взгляни на них. Они все пытаются примазаться, принять участие в действе. У окружного прокурора тут собственная спецгруппа следователей, которые всё вынюхивают. У мэра и губернатора свои люди, везде суют свои носы. Затем Управление шерифа округа; ребятки из полиции штата; ФБР; Министерство внутренней безопасности; инспекция по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию; и хрен знает, кто еще. Они все так заняты, спотыкаются об ноги друг другу, что и понятия не имеют, что делать с уликой или зацепкой, если таковые обнаружатся и прихватят их за задницу», сказал он.

«Дикси был связан с местной мафией?», спросил Пит. Мафия в Новом Орлеане была создана еще в начале двадцатого века и являлась одним из самых мощных филиалов преступного синдиката страны.

«Черт, нет», сказал Дули, «хотя и не из-за того, что не пытался. Он был слишком политизирован — то есть он глубоко увяз в Ку-клукс-клане, в американских нацистах и тому подобном. Снабжал их оружием, бомбами и так далее. Это сильно не нравилось федералам, а этого Семье совсем не нужно. Плюс к тому, они, ку-клукс-клановцы, очень не любят католиков, и у них душа не лежит к мафиозным донам (главарям)».

«Ты многое знаешь о том, что происходит в городе, так что я был бы очень тебе благодарен за любой совет, который может пролить свет на Дикси и на то, каким образом он оказался замешан в покушении на Паса».

«Как я уже говорил, Пит, я узнал Дикси сразу же, но все остальные из тех типов, которые лежат там на улице, мне незнакомы. Но могу сказать тебе, что они точно не Мафия. О том, кто они, что ж, у тебя могут быть свои догадки, так же, как и у меня. Вероятно, твои лучше».

Дули добавил: «Ходят слухи, что Пас замешан в крупной торговле наркотиками. Может, конкурирующая банда пыталась уничтожить конкурентов — но тут я лишь гадаю».

«Ты нам очень помог», сказал Пит. «А чем я могу тебе помочь?»

Дули сдвинул свою рыбацкую шляпу на затылок. «Это дело не городского уровня, оно покрупнее будет. Один только тот факт, что ты им занялся, уже говорит мне об этом. Значит, оно федерального значения, не моего уровня, тут что-то гораздо выше. Тем не менее, в нем присутствует местный аспект. Если ты скажешь что-нибудь, все что угодно, в Полицейском управлении или в мэрии, чтобы мы в их глазах хорошо выглядели, замолвишь за нас словечко, скажешь, как мы вам помогали, дали какие-нибудь полезные наводки, ну ты знаешь порядок, я конечно буду тебе очень благодарен».

«Сделаю», сказал Пит. «И если выяснишь что-нибудь еще, ты знаешь, где меня найти».

«В данный момент, ты знаешь все, что знаю я. Мы с Баком постараемся держать глаза и уши востро. Если что-то всплывет, постараемся, чтобы вы узнали об этом как можно скорее».

Дули нахмурился, покачав головой: «Такое массовое убийство на Бурбон-Стрит, как это, означает, что дела плохи».

* * *

Куда отвести на допрос Шелберна? У директора клуба был личный кабинет где-то сзади за кулисами, но Джек отверг этот вариант. Там вполне могли быть жучки городской полиции нравов или других органов. Другие комнаты на первом этаже, в которых клиенты могли уединиться с исполнительницами для приватных танцев и всего такого, также исключались, по причине того, что такой менеджер, как Шелбурн, вероятно, оснастил их скрытыми видеокамерами, чтобы снимать материалы для шантажа.

Поэтому Джек просто отвел Шелбурна в сторону, в нишу на первом этаже здания, где вид на сцену заркывала колонна. К столику с плохой обзорностью, неудобному месту, отводимому клиентам незначительным, и поэтому с меньшей вероятностью прослушиваемому по проводам или жучками. Тем не менее, Джек все же заглянул под стол на предмет наличия подслушивающих устройств, но ничего не обнаружил.

Вокруг стола стояло четыре довольно расшатанных деревянных стула без подлокотников с сиденьями из плетеного тростника. Джек засомневался в том, что они смогут выдержать солидный вес управляющего клубом, но Шелбурну, должно быть, уже приходилось иметь дело с этой проблемой ранее, потому у него уже оказалось для этого готовое решение. Он сдвинул два стула вместе и сел на них так, что каждая мясистая его ягодица взгромоздилась на отдельный стул.

Джек сел за стол напротив него. «Что вы ко мне пристали?», спросил Шелбурн. «Я ничего не сделал. Я легальный бизнесмен. Я имею такое же отношение к этим убийствам, как и тот, чья рожа на Луне».

Джек сказал: «У вас работает Викки Вейленс. Она живет наверху, прямо над клубом. На ее любовника напали возле вашего заведения из засады, семь человек погибло. Викки сбежала, скрылась. Ясно, что вы имеете к этому самое непосредственное отношение».

Шелбурн заёрзал, стулья под ним заскрипели. «Конечно, я сдавал Викки квартиру. С какой стати нет? Это обычная бизнес-практика, понимаете? Это вроде как компромисс. Она получает скидку на аренду, а клуб получает скидку на ее сборы. Она звезда, хедлайнер, а хедлайнеры стоят дорого. Это у всех звезд так. Преимущественный бонус. Если она не получит его от меня, есть куча других клубов в Квартале, который ее этим обеспечат».

Он мотнул головой размером с дыню в сторону двух девушек, сидевших у бара. «У Франсин и Доринды такие же договоренности; они тоже живут наверху. Это чисто бизнес».

Джек спросил: «Как долго уже Викки встречается с Пасом?»

Шелбурн покачал головой, тряся своим тройным подбородком: «Слушайте, я не несу ответственности за то, чем занимаются таланты во внерабочее время. Они здоровые молодые женщины с нормальными физиологическими аппетитами. Чем они занимаются в своей частной жизни –– это не мое дело».

Джек посмотрел на Шелбурна стеклянными глазами, пока тот снова не заёрзал. Он повторил свой вопрос: «Как долго Викки встречается с Пасом?»

«Пару месяцев», сказал Шелбурн.

«У нее есть другие мужчины?»

«У нее были поклонники, конечно. Как у всех наших танцовщиц. Но она у нас не так давно выступает, чтобы подцепить кого-нибудь постоянного, потому что Пас подвалил к ней на первой же неделе, как она появилась в клубе. А других после того, как она сошлась с ним, у нее не было. Он любил покрасоваться ею, похвастаться пассией, что в его лапах такая конфетка. Чтобы все видели, какой он крутой, что у него связь с такой красоткой. Он любил покрасоваться с ней, но не хотел, чтобы кто-нибудь другой с ней сближался. Ревнивый тип.

«Кроме того, при тех деньгах и украшениях, которые он на нее тратил, ей не нужен был никакой другой богатенький папочка. Зачем портить то, что хорошо?»

Шелбурн разоткровенничался. Вскоре Джек узнал следующее:

Пас стал приходить в клуб весной. Он встречался сначала с несколькими другими танцовщицами, в том числе, и больше всего, с Дориндой. В лексиконе Шелбурна «встречаться» и «познакомиться» означали одно и то же: заниматься сексом. Викки начала работать в клубе в конце июня. Она получила ангажемент в заведении на все лето. Когда она блеснула на сцене «Золотого шеста» своим номером, ставшим гвоздем программы, Пасу понравилось то, что он увидел. Он был сражен наповал. Он сразу же буквально бросился на нее, массированной атакой, ухаживал за ней, дарил цветы, подарки, дорогие украшения, женское белье и тому подобное. Они с Пасом снюхались в конце июня и вплоть до сих пор трахаются.

«Для меня это было самое милое дело», сказал Шелбурн. «Пас тратил в клубе кучу денег, пачками! Вместе с его приходом для клуба настали самые лучшие времена, в смысле денег. Он привел с собой и других бизнесменов тоже, своих друзей».

Джек сказал: «Кого? Нам нужны их имена».

На лице у Шелбурна появилась кислая гримаса: «Имена? Откуда мне знать, как их звать? Каждый вечер мы битком набиты под завязку клиентами, сотнями. Директор театра разве знает имена всех, кто покупает билет на шоу?»

«Попытайтесь вспомнить».

Шелберн нахмурился, как бы показывая, что вспомнить это для него было непросто: «Они были латиноамериканцами, вот все, что я могу вспомнить. Может быть, они были из Венесуэлы, как и он сам. Не знаю, я не говорю по-ихнему. Вот что я точно знаю, так это то, что они были с кучей бабок в карманах, и ничего не имели против того, чтобы ими швыряться направо и налево».

Джек спросил: «А как насчет других танцовщиц? Подруги ее, с которыми она могла бы связаться, попросить у них помощи?»

«Я стараюсь не вмешиваться в личную жизнь танцовщиц, так что я не знаю», сказал Шелбурн. «Но не забывайте, Викки была хедлайнером. Звездой. Настоящей примадонной. Она старалась держаться особняком, особо ни с кем другим не сближалась. Пасу это нравилось».

* * *

После этого Джек стал допрашивать Доринду, а Пит в это время в другом конце клуба продолжил допрос Шелберна, пытаясь вытащить еще что-нибудь из управляющего клубом.

Доринда была номером вторым среди танцовщиц клуба, сразу же после Викки.

Она была беспокойной, нервно-суетливой, постоянно дергалась. Не из-за побоища, и не из-за того, что ее допрашивают, а главным образом из-за того, что она была из тех, кто не мог усидеть на месте ни минуты, им постоянно нужно что-то делать. Так показалось Джеку. Возможно, из-за пристрастия к какому-нибудь наркотику, что тоже сказывалось на ее поведении.

Она то и дело запускала пальцы в волосы, отбрасывая их с лица, добиваясь лишь того, что те же пряди вновь падали ей на глаза всякий раз, когда она двигала головой.

На ней было множество золотых браслетов, которые, когда она двигалась, звенели и бренчали. Во время допроса она одну за другой курила сигареты с фильтром и отхлебывала воду из пластиковой бутылки.

«Что вам известно о стрельбе сегодня утром?», спросил Джек.

«Ничего. Абсолютно ничего», сказала она. «Я спала, когда это произошло. И была разбужена выстрелами. Я вылезла из постели и лежала на полу до тех пор, пока стрельба не прекратилась.

Я подождала еще некоторое время, после чего выглянула в окно и увидела кучу мертвых мужиков на улице. Я оставалась в своей комнате, дожидаясь, пока не появятся копы. Вот все, что мне известно».

«Значит, вы не видели, как сбежала Викки Вейленс?»

«Нет, но я не удивлена, что в центре всего этого оказалась именно она», сказала Доринда, пробурчав чуть слышно себе под нос, «сучка».

«Вам она не очень нравится», сказал Джек, констатируя очевидное.

«Я не ее поклонница, если вы это имеете в виду», ответила Доринда. «Она, попросту говоря, коварная и расчетливая сучка. Я так и знала, что рано или поздно из-за нее у Марти возникнут проблемы».

«Марти? Вы имеете в виду полковника Паса?»

«А кого же еще? Его настоящее имя – Мартелло, но я звала его Марти. Ему, похоже, это нравилось».

«Вы с ним были друзьями».

«Можно и так сказать. Хорошими друзьями, очень хорошими, если вы понимаете, о чем я».

Взгляд длинных, узких зеленых глаз Доринды словно обратился внутрь себя, что-то вспоминая: «Сначала Марти был моим», сказала она. «Я его сцапала сразу же, как только он впервые пришел в клуб и увидел меня».

«Когда это было?», спросил Джек.

«Весной, примерно в апреле».

«Вы с Пасом были вместе в течение какого времени?»

«Пару месяцев, до конца июня. Я отшила его».

Джек сказал: «Вы с ним расстались».

«Верно», сказала Доринда, прищурившись. «Меня мужчины не бросают, это я их бросаю. Почему? А что вы слышали? Что такого вам наболтал этот жирный ублюдок Шелб?»

Джек спросил: «А почему вы с Пасом расстались?»

«У нас с ним не получилось», сказала Доринда. «Он был слишком ревнивым. Думаю, это всё горячая латинская кровь. Когда мы были вместе, он не хотел, чтобы я общалась с другими мужчинами. И чтобы даже с ними не разговаривала. А это невозможно в той сфере, где я работаю, я имею в виду танцовщицей. Наша работа требует, чтобы мы с клиентами хорошо ладили, были коммуникабельными, ну знаете, чтобы создавать доброжелательную обстановку и всё такое.

«Когда вы звезда, как я, вам не нужно много общаться и тусоваться, как девочкам внизу списка, но даже в этом случае иногда появляется какой-нибудь парень, который желает, чтобы ты выпила вместе с ним за его столом, и проще согласиться, чем сказать «нет» и создавать из-за этого какие-то проблемы. Сюда приходит немало влиятельных и важных людей, настоящих джентльменов, и нельзя рисковать жестким отказом, потому что приглашение, от которого отказываешься, исходит от кого-нибудь высокопоставленного в мэрии или еще откуда-то. Марти все равно это не нравилось, несмотря на то, что я объясняла ему это тысячу раз. Он с этим свыкся, но ему это не нравилось».

«Насколько я понимаю, он человек тяжелого нрава», сказал Джек.

«Со мной нет», сказала Доринда, «за исключением одного или двух раз, когда у нас было несколько недоразумений. Ну как бывает у пар. Но он был настоящим джентльменом. Он никогда не бил меня. Хотя он мог становиться страшным, когда злился, лицо у него вздувалось, а глаза становились красными такими. Слышали выражение, когда кто-нибудь «приходит в бешенство» от ярости? Я всегда думала, что это просто поговорка. Но когда Марти злится, у него глаза, их белки, действительно становятся красными. И ты понимаешь, что с ним не стоит связываться, когда он в таком состоянии».

«Но он быстро отходил, и большую часть времени он был — я бы не сказала, что он был очень хорошим. Но он был довольно неплохим, порядочным», сказала она.

Джек сменил тему: «А его телохранители?»

«А что насчет них?», спросила Доринда.

«Какими они были? Вы с ними ладили?»

Она рассмеялась, каким-то резким, каркающим звуком: «Конечно, я ладила с ними. Я покладистая. Мне удается ладить почти со всеми, особенно с мужчинами. Мужчины меня любят, вот интересно, почему?»

Она сделала вид, будто потягивается и зевает: сцепив пальцы обеих рук над головой, она выгнула спинку, выпячивая груди вперед так, что они грозили вырваться из-под блузки с глубоким вырезом.

Джек спросил: «Вы много с ними общались?»

«Неа. Немного, в основном «привет», «пока», «как дела». Двух главных из них я знала, Альдо и Эспи — Эспиноза, то есть. Его убили, да?»

«Обоих».

«Ужасно, что Эспи убили, он был симпатичный парень. Какая бездарная трата отборной говядины».

Джек спросил: «У Паса были враги?»

Доринда вновь рассмеялась, тем же хрипловато-каркающим звуком: «Должно быть, были, учитывая то, сколько усилий и хлопот они затратили, пытаясь его убить».

«Все, что тебе известно об этом, о чем он тебе говорил?»

«Враги? Да — вы, ребята. Ну, то есть, такие, как вы, копы. Копы и люди из правительства. Марти был возмущен властями и постоянно говорил об этом. Нашими, то есть, не своими. Правительством США. Он все время возмущался ФБР и ЦРУ, это были две раздражавшие его больные темы. О том, как они постоянно его прослушивают, следят за ним, и что все они – инструменты в руках богатеев в нашей стране, и что им нужно лишь одно: отобрать Венесуэлу у революции, чтобы они могли по-прежнему красть нефть, как они делали это раньше, до того, как пришли к власти его люди, и так далее и так далее. Я не слушала этого, когда он начинал трепаться об этом; он мог твердить об этом часами».

Джек сказал: «А другие какие-нибудь враги? Кроме правительства, то есть. Какие-нибудь личные соперники, мужчины, которым он перешел дорожку в любви или в бизнесе?»

Доринда покачала головой: «Марти со мной не говорил о своих делах. Он один из тех мачо, которые считают, что женщине нечего делать в бизнесе. Но вместе с ним постоянно ведь были телохранители — ну, не совсем все время, если вы понимаете, что я имею в виду. В постели», добавила она, на всякий случай, если Джек не понял, о чем она.

«Значит, у него должны были быть враги, иначе с ним постоянно не было бы этих телохранителей», продолжала она. «И думаю, в этом он был прав, потому что в конце концов кто-то все-таки попытался его убить».

«А друзья?», спросил Джек. «У него вообще были друзья?»

Зеленые кошачьи глаза Доринды расширились, а затем сузились. Что-то прикидывая и соображая. Причем злобно.

«Знаю одного!», сказала она. «Рауль — Рауль Гаррос».

Джек хорошо знал, кто такой Гаррос. В Региональном центре КТО на него имелось досье, большое. «Рауль Гаррос?», спросил он, очень осторожно, как будто этот вопрос мало его интересовал. «Кажется, я слышал это имя. Это тот самый крупный венесуэльский нефтяник, о котором в газетах пишут?»

«Он самый», сказала Доринда. «Одно время они с Марти были закадычными друзьями. Вообще-то на самом деле, именно Рауль впервые привел Марти в клуб».

Джек молча отметил, что она так по-свойски назвала Гарроса: «Странная парочка. Пас –– крутой такой хулиган, а Гаррос больше похож на галантного сердцееда. Судя по тому, что я читал про него в прессе».

«Галантный? Скользкий, это слово больше к нему подходит», сказала Доринда, с немалой горечью в голосе и в выражении лица. «Или маслянистый такой, так даже лучше. Да, маслянисто-нефтяной. Это в точности описывает Рауля».

«Похоже, тебе он не очень нравится».

Лицо Доринды стало похожим на фарфоровую маску, бесстрастным, ничего не выражающим, без единой морщинки. Лишь глаза оставались живыми. Зеленые глаза. Они сверкали, однако, совсем не искрились. «Рауль? Нельзя сказать, что он мне нравится или не нравится. Я о нем вообще не думаю. Он ничто для меня. Меньше, чем ничто».

Джек не удержался и спросил: «И что тебе в нем не понравилось? Его привлекательная внешность, деньги или известность?»

«Все вышеперечисленное», процедила Доринда сквозь стиснутые зубы. «Больше всего на свете Рауль любит себя самого. Он тщеславен, зациклен на своей внешности больше, чем любая из девчонок, которые здесь работают. Самовлюбленный, весь из себя и невыносимый зануда.

«Но меня не проведешь этими фальшивыми манерами», продолжала она. «Он подлец. Я бы не стала ему доверять. Он постоянно твердит, что он такой деловой, такой деловой, варится в крупных сделках и соглашениях».

«Что за сделки?», спросил Джек.

Она пренебрежительно пожала плечами: «Откуда мне знать? Я не в курсе всей этой его фигни. Когда мужчины разговаривают о бизнесе, для меня это скучно».

«У Рауля и Паса были совместные дела?»

Доринда хихикнула: «Марти не тот человек, кого называют бизнесменами. Это крутой парень. Солдат. Но они с Раулем были в очень хороших отношениях. Допустим, иногда что-нибудь случалось, и им нужно было переговорить наедине, так они говорили нам, девочкам, пойти попудрить себе носы или отправиться по магазинам за покупками или просто исчезнуть куда-нибудь, пока они не закончат говорить о том, что они готовят».

Она замолчала, рассматривая свои ногти. Выдержав паузу, она подняла глаза: «Но если вдуматься, может быть, Марти и Рауль – враги».

«Ты же говорила, что они приятели», сказал Джек.

«Были — но потом они сильно поссорились», ответила Доринда.

«Почему?»

«Причина стара как мир».

«Из-за денег?»

«Нет», сказала Доринда, раздраженная его бестолковостью. «Из-за женщины».

«Какой женщины?»

«Угадай». Не дожидаясь, когда он ответит, она быстро сказала: «Той, которую вы ищете. Викки Вейленс».

«Почему именно из-за нее?»

«Хороший вопрос. Я сама не могу понять, что они в ней нашли. Но Рауль и Викки одно время флиртовали. И уже довольно страстно и горячо. Но потом она его бросила и сошлась с Марти».

Джек скептически и с недоверием спросил: «Она бросила Гарроса ради Паса?»

«Конечно, почему нет?», возразила Доринда. «Женщины любят плохих парней. А Рауль красавчик. Он влюблен в свою внешность. Если бы я не знала, что это не так, я бы сказала, что они с Викки расстались после того, что слишком часто дрались за место перед зеркалом».

«Но ты знаешь, что это не так».

«Я знаю, что Рауль сошел со сцены, когда к Викки подкатил Марти».

Джек спросил: «Викки была с Раулем, а потом с Пасом? С мужчинами, с которыми и ты спала? Это тебя не бесит?»

Доринда сказала: «Давайте серьезно. Сначала они все были моими, но потом они мне надоедали, и я уходила от них. Все, что получала Вики, это лишь попользованных мною моих бывших. Мои объедки. Пусть подбирает. Теперь это уже ее проблемы. И, похоже, они превратились уже в самую настоящую, черт, проблему. Роман с убийством».

«Рауль пытался убить Паса, потому что ревновал его к Викки?» Джеку с трудом удалось сохранить нейтральный тон, скрыв недоверие в голосе.

Доринда пришла в себя и чуть остыла: «Это смотря с какой стороны посмотреть. Не приписывайте мне слова, которые я не говорила. Я просто хочу сказать, что Марти увел у Рауля девушку, и Рауль был этим обижен. После этого он перестал приходить в клуб. Рауль богат и у него хорошие связи; думаю, если бы он захотел, он мог бы найти людей, которые за деньги прикончили бы Марти. Особенно в этом городе. И ему не пришлось бы их долго искать».

Джек уклончиво ответил: «Что ж, интересная версия, мы ее, безусловно, рассмотрим».

«Так и сделайте», сказала Доринда. «Только не говорите Раулю, что это я навела вас на него, ладно?»

«Ваша конфиденциальность будет защищена, так же, как мы защищаем все наши источники».

Джек встал, давая понять, что допрос закончен. Лицо Доринды озарилось улыбкой неподдельного восторга: «Я только что подумала кое о чем», сказала она.

«Да? О чем же?»

«После ухода Викки хедлайнером же становлюсь я!»

* * *

В ходе своего допроса рыжеволосая Франсин изложила все происходящее в совершенно ином ракурсе: «Доринда была влюблена по уши в Рауля».

«А она совсем другое говорит», сказал Джек.

«Она водит за нос либо вас, либо саму себя», издевалась Франсин. «Она просто сходила с ума от этого Ромео из Каракаса. Рауль это как кошачья валерьянка для женщин, и вот из-за него-то Доринда и замурлыкала. Но такой парень, как он, слишком красив, чтобы быть хорошим. И он еще вдобавок слишком богат. Он плейбой, он не удовольствуется одной женщиной. Кроме того, у него семья – большие шишки там, в Венесуэле, и они никогда бы не одобрили, чтобы их сынок женился на стрип-танцорке с титьками с Бурбон-стрит».

Франсин усмехнулась, смакуя собственную злобу: «Да он и вообще не собирался на ней жениться. Он не настолько глуп. Это была лишь фантазия самой Доринды — настолько она глупа. Для него, она была просто ради прикола. То же самое касается и Викки».

Джек спросил: «Рауль и Пас ладили друг с другом?»

«Они были корешами».

«Я слышал, они поссорились после того, как Пас увел у Рауля Викки».

«Вы, наверное, слышали это от Доринды. А что еще она могла сказать? Она просто пытается не потерять лицо», сказала Франсин. «Послушай, дружок, никто не сможет увести у Рауля девушку, пока он не с нею не наиграется. Уж поверь тому, кто это знает».

«Ты тоже была с Гарросом?»

«Леди никогда не рассказывает о том, с кем целуется», ухмыльнулась Франсин. «Никакого отношения к тому, что Рауль бросил Доринду, Викки не имела. Она ему надоела задолго до того, как он впервые положил глаз на Викки. Он бросил ее как минимум за месяц того, как Викки начала выступать здесь».

Франсин продолжила, и ее глаза загорелись в предвкушении следующего откровения: «Рауль и Пас были приятелями. Закадычными друзьями. Когда Раулю надоела Доринда, он передал ее Марти. Но потом появилась эта Викки, и Рауль основательно за ней приударил, пока и она ему не надоела. Затем он и ее передал Пасу».

«Но Рауль ведь перестал потом приходить в клуб?», спросил Джек.

«Безусловно. У него появилась рыбка покрупнее. Ты разве не читал светской хроники, приятель?» Она еще раз бегло, но оценивающе взглянула на Джека и сказала: «Нет, думаю, не читал. Ты не из таких. Ну ты уж, наверно, где-то совсем на дереве живешь, если не знаешь, что Рауль серьезно приударил за этой высокомерной стервой Кихэн».

«Кажется, я что-то слышал об этом», согласился Джек. «Это та самая Сьюзан Кихэн, богатая наследница?»

«Она самая. Абсолютно зазнавшаяся, считающая себе божеством! Она сделала так, что Рауль теперь избегает публичности. Может, у нее и нет такого тела, как у Вики, и она не такая уж мастерица секспертизы, как Доринда, но за ней числится доля семейного состояния Кихэнов, которое она может выложить на стол. Если у него такая добыча на крючке, зачем ему заморачиваться ловить тут рыбку в этих наших мутных водах? Тем более что он уже выловил здесь все, что можно, исчерпав лимит».

«Значит, по-твоему, между Раулем и Пасом вражды не было?», подытожил Джек.

«Наоборот», сказала Франсин. «Если хочешь знать мое мнение, Рауль был чем-то вроде элитного сутенера для Марти. Не то, чтобы Марти не мог сам заполучить себе девочек, если бы захотел; он не из робкого десятка, это уж точно. Но Рауль был для него вроде как «разведчиком талантов», вербовщиком. Он опробовал товар, проводил тест-драйв, и когда пепельницы уже были заполнены, передавал их Пасу. В этом есть что-то отвратное, как они обмениваются подругами, но люди вообще разные, у всех свои особенности».

Ее вдруг осенила счастливая мысль: «Слушай, а черт его знает? Может быть, после того, как Раулю надоест эта девка Кихэн, он точно так же передаст ее Марти», сказала Франсин.

В клуб вошел коп в форме, заметил Дули и поспешил к нему. Он передал Дули какую-то информацию и вышел обратно на улицу.

Дули пересек зал, подошел к Джеку и Питу и сказал: «Есть кое-какие новости, которые могут вас заинтересовать. Похоже, мы напали на след Паса».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


5. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 9 И 10 ЧАСОМ УТРА.


Лучшие оперативники, такие как Джек Бауэр и Пит Мало, находились на самом острие шпионской антенны такого военно-разведывательного организма, каким был КТО.

Подобно тому, как человеческий организм вырабатывает антитела для поиска и уничтожения пробравшихся в него инфекций и заболеваний, американская нация создала в лице КТО специализированный защитный механизм для сдерживания, поиска и уничтожения глобальной пандемии враждебных ей террористических ячеек, разжигаемых кровожадным фанатизмом и вооруженных ужасающим потенциалом оружия массового уничтожения. КТО являлся внутринациональным подразделением, но располагавшим силами и средствами для действия по всему миру.

С того момента, как Викки Вейленс впервые связалась с КТО через открытую горячую линию и произнесла ключевое слово «Бельтран», агентство начало сосредотачивать грозные ресурсы своего ведомственного инструментария и возможностей на этом деле. К сожалению, непрерывный и всепроникающий уровень угроз, направленных со всех уголков земного шара против Соединенных Штатов, позволил агентству уделить развивающемуся инциденту лишь часть своей энергии и потенциала.

Как и в случае со всеми другими американскими гражданскими и военными структурами новой эпохи войны с терроризмом, для реализации своих полномочий и обязанностей КТО не хватало людских ресурсов и бюджета, выделявшихся ему правительством, казна которого и так уже была опасно истощена теми требованиями, которые вставали перед сверхдержавой с ее перегруженными обязательствами.

Кровавая перестрелка, произошедшая ранним утром на Бурбон-Стрит, лишь повысила приоритетность дела Бельтрана в рабочей нагрузке КТО, что позволило выделить на него больше рабочих часов, техники и людей. Жестокость, с которой действовали горе-убийцы, и причастность к этому враждебных венесуэльских и кубинских коммунистических подрывных элементов лишь добавили перегрузки в работу КТО в связи с этим инцидентом, который и так уже пылал красной тревожной кнопкой.

* * *

Сразу же после перестрелки Пит Мало фотокамерой своего мобильного телефона сфотографировал всех убитых мужчин и женщину, зафиксировав каждого в профиль и анфас. В досье КТО уже имелись фотографии Бака и Эспиносы, но он сфотографировал их также и мертвыми, для полноты картины.

Эту информацию он немедленно отправил в Региональный центр КТО на побережье Мексиканского залива для обработки специалистами и операторами аналитического отдела подразделения.

Эти фото были проанализированы с использованием новейших программ распознавания лиц для их опознания.

Оттуда снимки были также загружены в базу штаб-квартиры КТО в Вашингтоне, для дальнейшего анализа национальной сети суперкомпьютеров агентства — которые, в свою очередь, были связаны с базами данных ФБР, ЦРУ, АНБ, Пентагона и всеми другими соответствующими разведслужбами, которые могли пролить свет на это дело.

Как однажды заметил один из ключевых членов Комитета Палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности Джеймс Макклейн, «это мельницы, которые перемалывают очень хорошо и не очень медленно». И это было еще в докомпьютерный век шкафов и картотек.

Основной объем практических следственных действий по делу Бельтрана пал на долю Регионального центра КТО на побережье Мексиканского залива под руководством директора Кэла Рэндольфа. Буквально в течение нескольких минут после получения сообщений о стрельбе у «Золотого шеста» Центр направил туда свои группы для обеспечения охраны места происшествия и проведения там экспертизы криминалистами.

Задолго до того, как туда прибыли следователи из полиции, агенты КТО сфотографировали и сняли на видео место преступления со всех необходимых ракурсов.

Служебный грузовик атаковавших из засады и бронированный лимузин Паса были конфискованы и отбуксированы в Центр, где их тщательно обследовали механики и техники.

Важно было увезти оттуда лимузин до того, как на место происшествия прибудут представители Нью-Орлеанского венесуэльского консульства и заявят свои права на владение этой машиной. В консульстве пока не получали никаких официальных уведомлений от американских правительственных учреждений о нападении, так как КТО посчтал, что любое «преждевременное» уведомление будет контрпродуктивным. По той же причине Госдепартамент США также пока держали в неведении, чтобы предотвратить вмешательство с его стороны, способное помешать расследованию.

Оба этих решения были с энтузиазмом одобрены высокопоставленными советниками по национальной безопасности Белого дома.

Все оружие, найденное на месте преступления, было собрано и отсортировано. В глаза сразу же бросилось одно обстоятельство: серийные номера на всем оружии нападавших были не поврежденными и не измененными; никаких попыток их уничтожить не предпринималось. Это свидетельствовало о том, что оружие было «стерильным», то есть, вероятно, краденым, без всяких документов и истории его использования, которые могли бы напрямую вывести на его пользователей.

Тем не менее, серийные номера были вбиты в компьютерную сеть КТО для идентификации и определения точки происхождения. Даже краденое оружие может дать потенциально ценные подсказки при перепроверке данных в сочетании с другими уликами, позволяющими составить профиль группировки убийц и, что более важно, ее заказчиков.

КТО раньше всех прибыл и взял под контроль здание клуба, не дав его обитателям уйти. Оно было обыскано сверху донизу, в поисках Викки Вейленс, которая могла прятаться где-то в здании – живой или мертвой. Результаты оказались отрицательными. Где бы она теперь ни находилась, из «Золотого шеста» она скрылась.

Криминалисты сосредоточились на ее квартире, тщательно обыскав, проверив и описав все имущество и забрав все материалы, которые могли представлять интерес для расследования. В том числе несколько коробок личных материалов Викки, большая часть которых представляла собой рекламные фото и пресс-релизы, но кроме того несколько стопок ее личной корреспонденции и писем от поклонников.

Во время первого контакта Викки с КТО по горячей линии, она назвала свое имя и сказала, где ее можно найти. Намеренно или нет, но она забыла оставить свой номер мобильного телефона. Звонок был отслежен и шел из таксофона, располагавшегося в нескольких кварталах от «Золотого шеста».

Компьютерный поиск по спискам клиентов телекоммуникационных компаний позволил определить ее сотового оператора и, через него, ее номер телефона. Эта золотая информационная жила давала возможность связаться с ней напрямую, а также отслеживать ее передвижения по вышкам сотовой связи и подстанций, посредством которых она делала звонки.

Но эта важная зацепка была сведена на нет тем простым фактом, что, с того момента, как ее номер был определен и вплоть до настоящего времени, ее телефон был выключен. Она могла отключить его сознательно по каким-то собственным соображениям, она могла потерять сотовый или сбежать без него, либо же ее могла постигнуть насильственная смерть, и, как сам телефон, ее могли отключить саму — возможно, навсегда.

Но пока мобильный телефон не был включен, он был не более чем тупиком.

КТО получил копии ее телефонных записей; ее входящие и исходящие звонки были проанализированы, и была составлена общая картина ее контактов и знакомых, и все из них подвергнутся затем расследованию в ходе продолжающихся поисков.

«Золотой шест» и (шире) район Бурбон-стрит отслеживались различными частными и официальными устройствами видеонаблюдения, в том числе полицейскими дорожными камерами, установленными на самых важных перекрестках, мониторами, размещенными в местах повышенной криминогенной активности с целью воспрепятствования уличной проституции и торговле наркотиками, и камерами слежения, служащими для предотвращения краж и угонов в магазинах и на парковках.

Центр пока еще занимался получением записей с действующих видеокамер, располагавшихся в наиболее подходящих местах в необходимый период времени.

После того, как Джек и Пит допросили в «Золотом шесте» Дрейка Шелбурна, Доринду, Франсин и бармена Троя, агенты КТО отвезли их в здание Центра, находившееся на другом берегу реки в Алджире, для дальнейшего и более подробного снятия показаний.

Это было практическим применением того хорошо известного факта, что содержание под стражей неохотно дающих показания или враждебно настроенных свидетелей и лиц, представляющих интерес, как правило, чудесным образом улучшает их память и расширяет объем воспоминаний.

Колеса и жернова мельницы завертелись.

* * *

Больница Сестер милосердия
Новый Орлеан

45-летний Терлоу Дж. Мид ростом был чуть ниже 6 футов (182 см) и весом чуть меньше 200 фунтов (90 кг). У него был большой живот, однако он был еще довольно крепок и силен. Даже живот его, пузо размером с котел, был тугим и твердым.

Он был уроженцем Нового Орлеана и прожил здесь всю свою жизнь. Он был человеком самостоятельным и сильным; всю свою сознательную жизнь он проработал в доках, а на берегу долго не протянешь, если не способен стойко выдерживать трудности. Некоторые (включая и его самого) считали его человеком с довольно волевым характером.

В настоящее время он работал оператором погрузчика в прибрежном складе.

Обычно склад в субботу был открыт, на полдня, с шести утра до полудня. Но не сегодня. Сегодня он был закрыт, в связи с угрозой урагана Эверетт.

И Мид пребывал в данную минуту в нерешительности относительно того, как реагировать на приближающуюся бурю.

Несколько лет назад, в самый последний момент, он внял призывам своей жены, настоявшей на том, чтобы они покинули Новый Орлеан до удара Катрины. Они благополучно уехали на север в район возвышенностей, остановившись у родственников, когда восемьдесят процентов Нового Орлеана оказалось под водой.

Этот кошмар, которого им чудом удалось избежать и забыть который быстро не удастся, и стал тем самым аргументом, упавшим на одну чашу весов, когда он мысленно взвешивал, оставаться или уезжать из города и на этот раз.

В пользу того, чтобы остаться, говорило то, что с тех пор ни одной катастрофической бури не было. В это время года городу уже удалось избежать удара двух казалось бы неминуемых ураганов, которые в последний момент сворачивали в сторону и обрушивались на какие-то другие берега.

И оба раза Мид, его жена и любимая собака садились в пикап (кузов которого был загружен их пожитками, накрытыми непромокаемым брезентом) и уезжали на нем на север, вместе с тысячами других эвакуируемых, покидавших город. Это был далеко не пикник, приходилось терпеть бесконечные пробки, и несколько часов уходило на то, чтобы проехать лишь несколько миль, не говоря уже о трудностях и неудобствах, связанных с необходимостью искать убежища у родственников. Которые, как бы ни пытались они расширить для них гостеприимство убежища, все равно не могли заставить Мида и его семью перестать чувствовать себя бедными родственниками.

Две ложных тревоги подряд заставили Мида решиться на этот раз остаться на месте и попытаться выдержать удар. Но по мере приближения Эверетта его решимость стала ослабевать.

Окно возможностей закрывалось; сегодняшняя суббота была последним днем, когда еще можно было удачно покинуть Новый Орлеан. Последние две поездки, худшее из того, что ему пришлось испытать, стали «проклятой, бесполезной тратой времени и изнурительными, просто каторжными неудобствами», которые способны были, в этом он готов был поклясться, отправить его в могилу раньше времени. Но если он останется здесь, а Эверетт окажется настоящим ураганом, что ж, тогда вся ответственность за его жизнь и за жизнь его семьи ляжет на него.

Потому что Новый Орлеан сейчас находился в худшем состоянии, чем до урагана Катрина. Меньше было ресурсов, меньше было и полиции. Банды стали крупнее, смелее и наглее; росло количество насильственных преступлений и убийств; и можно было только представить себе ту вакханалию беззакония и садистского насилия, которую вызовет еще одна крупная буря.

И вот этим ранним субботним утром Мид сел в свою машину, серый седан последней модели, пока его пикап снова загружался семейными пожитками, какими только можно.

Его целью являлась местная забегаловка, где он хотел взять себе пару сэндвичей с яичницей и пару термосов с кофе, подкрепиться перед отъездом. Закусочная располагалась в полупустынном проезде, ведущем в сторону реки, где мало кто ездил, у Бурбон-стрит. Мид оставил жену у пикапа, куда она еще продолжала укладывать вещи, а сам поехал в центр города.

Было начало седьмого утра. Мид включил в машине кондиционер и опустил стекла. Однако и кондиционеру не хватало мощности, чтобы пробить брешь в этом густом, кипящем, удушающем воздухе. Из всех пор его организма шел пот.

Подъезжая к Бурбон-стрит, он остановился на красный свет. Его машина оказалась второй в очереди, зажатая между коричневым минивэном впереди и небольшой машиной сзади.

Он недовольно бурчал что-то себе под нос, проклиная жару и влажность, и не обратил внимания на какую-то фигуру, неожиданно появившуюся рядом с ним с водительской стороны машины.

Слева от него мелькнуло какое-то движение, и в ту же секунду водительская дверь распахнулась. Внутрь сунулась чья-то рука, схватила Мида за шкирку и буквально вышвырнула его из машины.

Двигатель его машины работал на холостом ходу. Теперь, когда ноги его на педали тормоза не оказалось, машина прокатилась вперед несколько футов и врезалась в бампер минивэна впереди, который также остановился на красный свет. Захрустели металл и пластик, разбились стекла, и машина Мида, врезавшись, остановилась.

Ошеломленный Мид оказался лежащим на асфальте, переводя дух. Локти и колени у него были ободраны, все бока и бедра в синяках. Тряся головой, чтобы очухаться, он приподнялся на локтях.

Но прежде чем он успел сделать что-то еще, перед носом его появился пистолет. И не просто пистолет. Монстр, а не пистолет, чудовищный мини-автомат, крупнокалиберный ствол которого смотрел ему прямо в лицо.

Пистолет это держал коренастый мужик среднего роста, голова которого напоминала ананас. Ананас с красными глазами. Только они были живыми, движущимися на грубых чертах его толстого лица.

Скорее всего, он решил отобрать у него седан, потому что он показался ему более быстрым, чем минивэн.

Водитель минивэна стал вылезать из своей машины, осмотреть повреждения своего автомобиля в результате мелкого ДТП, и тут увидел человека с пистолетом. И замер на месте.

Бандит прыгнул на водительское сиденье серого седана. Он дал задний ход, резко врезавшись в машину сзади, разбив ей фары, переднюю решетку радиатора и смяв заднюю часть седана.

Он освобождал себе место для выезда, отбросив назад стоявшую за ним машину. Затем он полностью развернулся, паля резину шин, и через желтую линию выехал на встречную полосу.

Мид поднялся на ноги, пытаясь убраться с дороги, чтобы не попасть под колеса собственной угнанной у него машины, несшейся на него.

Угонщик развернул машину на 180 градусов. Завизжали шины, как собака, которой наступили на хвост; серый седан развернулся и умчался прочь по противоположной стороне улицы.

На следующем перекрестке он свернул направо, завернул за угол и скрылся из виду.

* * *

Такова была история, рассказанная самим Мидом, когда ему оказывали помощь в отделении неотложки близлежащей больницы.

Он находился там уже несколько часов, в переполненных людьми коридорах, среди кричащих детей, стонов больных, страдающих от боли, и близких, родственников и друзей с испуганными лицами. По больнице носились перегруженные проблемами врачи, медсестры и санитары, везя на каталках пациентов по покрытым линолеумом коридорам.

Охранники больницы (не вооруженные) стояли в стратегически важных точках по коридорам; там также несли службу полицейские в форме из Управления Нового Орлеана, помогавшие соблюдать спокойствие и порядок в этот непростой момент предштормового мандража.

Находившийся на расстоянии еще нескольких сотен миль от берега Эверетт уже открыл счет своим жертвам. Среди них были получившие травмы во время поспешной подготовки к бегству, жертвы стресса и напряжения: сердечные приступы, приступы паники, даже грыжи, вызванные попытками забрать с собой слишком много. Наблюдался резкий скачок преступлений, связанных с насилием: перестрелок, поножовщины, избиений. А также брошенные родственники: многие пожилые люди, прикованные к постелям инвалиды или колясочники, были оставлены своими семьями у входов в больницы и у въездов на их территорию.

Не последним из них был и Терлоу Дж. Мид, который только что закончил рассказывать то, что с ним случилось, Джеку Бауэру и Питу Мало, проверявшим зацепку, которую дал им Флойд Дули.

Первым заявление у Мида принял полицейский, дежуривший в отделении скорой помощи, который передал его в штаб; теперь, когда этот инцидент приобрел чрезвычайно важное значение в связи с перестрелкой у «Золотого шеста» и последовавшим за этим розыском скрывшихся, детектив оставался рядом с жертвой и присматривал за ним до прибытия агентов КТО.

На детективе, Стэнки, лысеющем и с резкими чертами лица, был мятый легкий летний костюм, бледно-желтая рубашка и темно-серый галстук. Он сказал: «Из-за навала звонков, поступающих из-за надвигающейся бури, этот сигнал в общей суматохе на некоторое время затерялся».

Мид сидел на медицинском смотровом столе. На нем была больничная одежда. На лице у него были пластыри, на ободранных локтях бинты. Правая лодыжка тоже была забинтована.

«Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?», спросил его Джек, показывая Миду на мониторе своего мобильного телефона шесть фотографий, фото лиц разных мужчин. Пять из них были подставными, шестым был полковник Пас. Цель состояла не в том, чтобы дать свидетелю подсказку, а подтвердить достоверность опознания, если таковое произойдет.

На последнем фото, а именно Паса, Мид выпрямился — это движение заставило его застонать от боли — и сказал: «Это он! Он самый! Никогда не забуду его физиономии!»

«Спасибо, мистер Мид, вы нам очень помогли», сказал Джек. И они с Питом тут же направились к выходу.

Мид крикнул им вдогонку: «Если догоните этого типа, берегитесь его пистолета! Он сука здоровый!»

* * *

Центр КТО связался с полицией Нового Орлеана, чтобы она разослала по всем постам ориентировку на угнанную машину, и это быстро дало результат. Ее обнаружила патрульная полицейская машина в нескольких милях от того места, где ее отобрали у владельца.

Джек и Пит подъехали туда, это было в нескольких милях к северу от Французского квартала. Рабочий район с небольшими, скромными зданиями, выстроившимися вдоль сетки улиц с растрескавшимся асфальтом. Он до некоторой степени пострадал от Катрины, однако в основном остался неповрежденным.

Вокруг серого седана собралась довольно значительная толпа окрестных жителей – мужчин, женщин и детей. Мало кто из них собирался покинуть этот район. Мало кому хотелось оставить свое скудное добро, заработанное тяжелым трудом, на милость воров и мародеров. Большинство из них остались в городе. Их район был расположен на пологой возвышенности, большая его часть находилась выше уровня моря, но потенциально было подвержена опасности удара штормовыми ветрами, которые способны были смести эту возвышенность на своем пути, если буря грянет в полную силу.

Вокруг было много детей, бегавших туда-сюда и уворачивавшихся от взрослых, стоявших группками, едва избегая с ними столкновений. Взрослые огрызались на них, но дети успевали убегать не пойманными.

Серый седан обнаружен был быстро, поскольку с ним оказался связан еще один угон, на этот раз квадратного купе корейского производства, желтовато-коричневого цвета. Седан подрезал купе, перекрыв ему дорогу и вынудив остановиться. Его вооруженный пистолетом водитель, которым, несомненно, был полковник Пас, покинул седан, бросившись на купе с водительской стороны и выгнав из него двух его пассажиров – пожилую пару.

До них не сразу дошло, что происходит, настолько они были ошеломлены случившимся, и на мгновение замерли в машине.

Пас вывел их из бездействия очередью из автомата, разрядив его в борт только что покинутого им седана. Под пулями разлетелось стекло, а двери оказались во вмятинах и пробоинах от очередей. Затем он навел автомат на сидевшую в купе пару. На этот раз они все поняли, выскочили из машины и бросились бежать.

Пас запрыгнул в купе и умчался. Он был уже очень далеко от места происшествия, когда туда прибыла первая патрульная машина.

Мало Пит покачал головой, криво усмехнувшись: «Полковник прямо наступает широким фронтом по всему городу».

«Но куда он направляется?», спросил Джек. «И с какой целью?»

* * *

Новый Орлеан ––– город большой, он занимает немалую территорию, и в то же время представляет собой какое-то сшитое из разных кусков лоскутное одеяло самых разных кварталов и районов. Они очень разные, совсем не похожие по своим сферам жизни и деятельности, это и богатые городские районы делового и коммерческого центра, и Французский квартал с его шармом Старого Света, приправленным распутностью, и обширная пригородная застройка района Лейквью, и такие убитые и депрессивные зоны, как нижний Девятый район и Восточный Новый Орлеан.

Там, где заканчивается район крупного бизнеса, и начинаются жилые кварталы, в стороне от моря зажата приходящая в упадок заводская и складская промзона, которая уже давно начала дичать. Неровные, начавшие прорастать бурьянами лоскутные участки осушенных болот связаны между собой паучьим мотком каналов, колеями для грузовиков, подъездных дорог и проездов. В основном здесь находятся складские здания, склады транспортных компаний, свалки, какие-то старые разваливающиеся строения, большинство из которых ограждены высокими проволочными оградами со спиралями колючей проволоки наверху, острой, как бритва.

Бельмо на глазу в течение уже многих десятилетий, теперь это был в полном смысле слова вымирающий пустырь промзоны. Позаботилась об этом и Катрина. Нагнанная бурей вода залила всю эту местность, затопив эту низину. Одни лишь паводковые воды сами по себе это плохо, они солоноваты и нездоровы, но принесенный Катриной потоп послужил своего рода универсальным растворителем, вымыв из земли тонны химии, нефти, сточных вод, канализации и загрязняющих веществ, которые ранее были захоронены под землей, а теперь вышли на поверхность.

Горожане прозвали этот слякотный осадок «токсичным гумбо» (суп, болото). Когда вода, наконец, отступила, она оставила после себя грязную густую слизь, ядовитую жижу глубиной в несколько дюймов, загрязнявшую и отравлявшую все, к чему эта гадость прикасалась.

Район этот сильно пострадал. Были отчетливо видны остатки загрязнений, серебристо-серый налет, напоминавший металлический морозный иней, застилавший поля, отдельные участки земли и остатки растительности в виде тростника. Издалека это было странно красиво, словно морозы в ноябре, но всякая частица растительности, к которой это болото  прикасалось, погибала, оставаясь при этом прекрасно сохранившейся, словно музейный экспонат.

Посередине пустоши пролегала дорога для грузовиков, двухполосная асфальтобетонная лента. В будние дни по этой дороге наблюдалось оживленное движение грузового транспорта, неслись какие-то большегрузые трейлеры, грузовики с платформами без бортов, махины грузоподъемностью в 2,5 тонны, пикапы, все какие только возможно грузовые машины сновали тут взад и вперед.

По субботам, когда многие транспортные компании закрыты, движение здесь было гораздо свободнее.

Сегодня, в субботу, в связи с надвигающимся ураганом, машин здесь вообще почти не было.

В центре этой гиблой пустоты, с западной стороны дороги, пролегавшей с севера на юг, стояла заброшенная бензоколонка. Поблекшие буквы на проржавевшей вывеске над ее куполом были еле различимы, с трудом можно было разобрать название ее давно почившего в бозе бренда: «JIFFY PUMP» («ЗАПРАВИМ МИГОМ»).

Асфальт здесь потрескался и зарос сорняками. Собственно бензоколонок давно уже не было, их демонтировали, хотя подземные топливные баки еще сохранялись, ржавея и подвергаясь коррозии, остатки бензина стекали из них под почву. Куб с плоской крышей, в котором некогда располагались гараж и придорожный магазин, теперь стоял с заколоченными дверями и окнами.

Мрачное одиночество этого места было нарушено коричневым купе, мчавшимся по дороге в южном направлении, в сторону реки. Машина снизила скорость, приблизившись к заброшенной заправке с запада, свернула в ведущий к ней проезд и подъехала к зданию сзади.

Скрывшись за ним от других машин, которые могли ехать по этой же дороге.

Машина остановилась, и ее двигатель еще с полминуты урчал и булькал после того, как выключилось зажигание, а затем после глухого рокота затих совсем.

Из машины вылез полковник Пас.

* * *

Возьмите кусок свинцовой трубы и ударьте им несколько раз по осиному гнезду; в ответ вы получите взрыв. Таковы были мысли, роившиеся в голове Мартелло Паса. Покушение на него стало той самой свинцовой трубой, а внутри его головы роилось осиное гнездо.

Он гудел, наэлектризованный яростью. Красные глаза бешено вращались на мрачной, тяжеловесной маске его лица. В одной руке он сжимал полуавтомат. Количество патронов у него находилось на опасно низком уровне, в последней обойме оставалось лишь несколько штук.

Несколько потрепанный, он потерял свою шляпу, одежда его была грязной и порванной оттого, что он катался по тротуару и по проезжей части, укрываясь от пуль во время перестрелки, а тело его было все в синяках, болело и ныло. В остальном, однако, ему удалось выйти из-под обстрела в значительной степени невредимым.

Он разговаривал сам с собой, беспрерывно бурча себе под нос: «Все эти пули, летевшие в меня и не оставившие на мне ни следа! Это все потому, что мой ангел-хранитель хранит меня. Святая Варвара! Она защищает своего возлюбленного сына!»

Пас был по-своему религиозным человеком – дьяволистом [в оригинале “diabolist”]. Как и многие другие наркоторговцы и убийцы, он искал покровительства у духов невидимого мира для защиты себя в мире этом. Его вера являлась не такой уж и редкостью в жестоком мире преступности, в vida loca (безумной жизни) южноамериканских наркокартелей, где торговец наркотиками должен опасаться своих конкурентов и соперников, своих же союзников и друзей, а также полиции, когда его со всех сторон густым духом миазмов окружает постоянный страх предательства, пыток и убийства.

Наркоторговец стремится повысить свои шансы на выживание любым доступным ему способом. В том числе посредством помощи извне, из постутороннего мира духов, призраков и фантомов; мрачный мир бесов, демонов и мрачных божеств. Многие пистольерос прибегают к магии, колдовству, вызывают духов для сверхъестественной защиты от земных врагов.

Духом-хранителем Паса являлась Святая Варвара, по традиции считавшаяся покровительницей пороха, христианский идол, которая в мире вуду и Сантерии соответствовала Огуну – богу войны.

На шее, на тонкой цепочке, Пас носил медальон с чеканным изображением этой святой, жизненно важный для себя защитный талисман, освященный могущественной брухой (ведьмой).

Пас сунул руку под рубаху, обхватил медальон Святой Варвары и сжал его, словно воздавая священное клятвенное приношение божеству.

«Я, Мартелло Пас, благодарю тебя за избавление от врагов моих. Я пошлю тебе многие души, которые будут служить тебе в загробной жизни, я обещаю тебе это, и ты знаешь, что это обещание Пас никогда не нарушит. Прольется кровь…»

* * *

После этого Пас приступил к воплощению священного обета в земную реальность. Сегодня его уже застали один раз врасплох; этого больше не повторится. С пистолетом в руке он обошел территорию, убедившись, что она действительно была пустынной и заброшенной, какой казалась. Все двери оставались запертыми; фанерные щиты, прикрывавшие стеклянные окна, были целы и нетронуты.

Едва он успел завершить свой осмотр, как заметил какое-то неясное движение на севере. Он спрятался за зданием, скрывшись из виду, и выглянул из-за угла.

Предчувствия его не обманули: он увидел полицейскую машину, ехавшую по дороге на юг.

Пас сейчас находился не в том настроении, чтобы с ним кто-то играл в игры, шутки с ним были плохи. Если полицейские напали на его след, это будет плохо лишь для них самих. Пусть в обойме его автомата осталось лишь несколько патронов, он истратит их с максимальной отдачей. Когда патроны кончатся, у него все равно кое-что останется –– он будет драться голыми руками. Он Пас, Мартелло Пас.

Угнанная машина стояла за зданием заправки, это должно было скрыть ее от случайных прохожих, шедших мимо по дороге.

Но приближавшаяся полицейская машина ни за кем не гналась; ее мигалки и проблесковые маячки были выключены. Она проехала мимо призрачной бензоколонки «ЗАПРАВИМ МИГОМ», не останавливаясь и не сбавляя скорости, гоня куда-то на юг или дальше, пока совсем не скрылась из виду.

«Вам повезло, bastardos (ублюдки)», сказал Пас вдогонку полицейской машине, постепенно исчезавшей вдали: она превратилась сначала в расплывчатое пятно, затем в точку, а затем и окончательно исчезла из виду. Он плюнул в их сторону.

Он постоял еще некоторое время, заметив, что движение машин на дороге было редким, но стабильным. Обычно, даже в любое иное время суток, эта дорога никогда не бывала пустынной; по ней всегда ехало несколько машин, кто на север, кто на юг. Он не увидел в этом никакой непосредственной скрытой угрозы.

Не успокоившись, однако, этим, он осмотрел место за стоянкой, проверяя, нет ли там бездомных, алкашей или бомжей, расположившихся в кустах, или каких-нибудь малолеток, исследующих местные загрязненные ручьи и поля. Если хоть кто-нибудь увидит, что заброшенная заправка служит ему убежищем, он убьет любого. Что абсолютно его не беспокоило, однако спрятать трупы после этого станет проблемой, особенно в условиях такой удушающей жары, столь гнетущей уже в такой ранний утренний час.

Здание заправки представляло собой нечто вроде опорного пункта с плоской крышей и состояло из двух частей: офисно-магазинной зоны и секции размером побольше – гаража на две машины. Снаружи заправка была облицована белой керамической плиткой, теперь выцветшей до грязно-серого цвета, выложенной сеткой. Витрины из толстого стекла были заколочены листами фанеры. Все остальные окна, большие и маленькие, также были заколочены.

Пас обошел здание и подошел к задней двери. Она была прочной, цельнометаллической, с дверной ручкой, но без замочной скважины.

Он протянул руку к левой стороне двери, примерно на уровне груди, пощупал там что-то, касаясь плитки и затирки, пока не почувствовал, что одна из плиток не сдвинулась с места от его прикосновения. Он нажал на нее сильнее. Откуда-то изнутри послышался металлический щелчок; он включил какой-то скрытый внутри механизм замка.

Плитка под его пальцами крепилась на металлической квадратной пластине на шарнирах. Когда сработала защёлка, эта плитка на шарнирах поднялась вверх и встала под прямым углом к стене. Под ней оказалась скрытая в углублении небольшая потайная ниша с цифровой клавиатурой.

Своими короткими, толстыми пальцами душителя Пас вбил код из шести цифр  и нажал ввод. Дав электрический импульс, запустивший скрытый в двери замочный механизм. Болты отодвинулись, открывая дверь.

Пас открыл ее и отступил в сторону: изнутри вырвалась волна горячего, затхлого воздуха. Она напомнила ему о «горячих ящиках» –– камерах, которые он применял в венесуэльских джунглях: он запирал в них заключенных и держал там многие дни и недели, чтобы сломить их волю; или, сломив их, дать им сгнить в собственных испражнениях.

* * *

Сквозь дверной проем показался свет, осветивший офисную часть здания. Вдоль всей длинной оси помещения тянулся длинный деревянный прилавок, разделявшая его на две части. На нем еще сохранялся выцветший отпечаток того места, где когда-то стоял кассовый аппарат, в те времена, когда заправка еще функционирующим предприятием.

Фасад здания представлял собой большую витрину из толстого зеркального стекла со стеклянной дверью. Они были выкрашены в черный цвет и заключены изнутри в металлические решетки. Чтобы взломать их, ворам потребуется мощное оборудование, все это отпугнет молокососов, наркоманов и всех прочих, кроме разве что самых отмороженных взломщиков.

Слой пыли, покрывавшей пол, никем потревожен не был. После того, как он побывал здесь больше месяца назад, никто в это убежище не входил.

Он положил автомат на прилавок. Под ним были сложены необходимые припасы: ящики с продуктами, для которых не нужна вода и которые можно хранить вечно, штабелями выстроившиеся контейнеры с галлонами воды. Не говоря уже о других, жизненно важных удобствах цивилизации, таких, как хьюмидор (ящик для сигар) лучших кубинских сигар. И алкоголе.

Он вытащил картонную коробку, в которой находились четыре бутылки рома. Темного ямайского рома. Он вынул одну из них, сломал печать, отвинтил крышку и сделал большой глоток. Жидкий огонь полился вниз по его пищеводу в живот, а затем и по всему телу. Он почувствовал себя лучше, заряжаясь энергией.

Он затем сделал еще несколько солидных глотков, и бутылка наполовину опустела. Он поставил ее на стол и медленно и сильно выдохнул: «Ааааа…»

Впервые после произошедшей на рассвете перестрелки он наконец почувствовал, что у него появилось время перевести дух.

* * *

Мартелло Пас пробился в высшую, но жестокую лигу и никогда этого не забывал. Он забрался далеко и высоко поднялся, но все это может исчезнуть в мгновение ока. Колесо фортуны сбрасывает вниз столь же капризно, как и поднимает наверх. Режим, который высоко ценил его услуги сегодня, может попытаться ликвидировать его завтра.

А Пас был осторожен. Он всегда приберегал для себя возможность выхода. Эта автозаправка была хазой, известной лишь ему. Убежищем, схроном, где можно было скрыться в том случае, если что-то пойдет не так.

Немезида [богиня возмездия], ему это было прекрасно известно, может постучаться к нему в виде любого из его коллег в Ново-Орлеанском консульстве, практически все в котором были причастны к венесуэльским шпионским службам. Военные шпионы, шпионы тайной полиции, даже чисто политические шпионы. Когда они не шпионили за американцами, они шпионили друг за другом. Зачастую они тратили больше времени на шпионаж друг за другом, чем за врагом, следя за своими же товарищами на предмет лояльности президенту Чавесу и его режиму «социализма двадцать первого века».

Врагов было множество. Эмиссары социалистического государства Чавеса являлись, с точки зрения американских спецслужб, радиоактивными. Все сотрудники консульства значились в списках наблюдения янки. Равно как и контактировавшие с ними, их коллеги, случайные знакомые, друзья, члены семей и любовницы, их повара, слуги и садовники.

Мешало американскому военно-разведывательному аппарату то обстоятельство, что он был растянут, размазан и загружен до отказа. Так много лиц, представлявших для них интерес или прямо подозреваемых, свободно шастали и по стране, и за рубежом, что хозяевам поля становилось невозможным уследить за всеми ними сразу. Так американское открытое общество давало агрессору невероятные преимущества.

Пас только и делал, что плавал в море предательства. Предательством была повально заражена вся его профессия. Оно могло исходить с любой стороны. Поэтому подлинную безопасность можно было обеспечить, лишь полагаясь на самого себя. Он создал это небольшое убежище в самом начале своей работы в консульстве. Для человека в его положении, облеченного властью и доверием, это не представляло особой сложности.

Нефть стала движущей силой перемещения Венесуэлы на центральные подмостки разыгрываемой мировыми державами пьесы. Зарубежное отделение государственной нефтяной компании ЛАГО было политизировано сверху донизу. И не просто политизировано: оно превратилось в инструмент насаждения целой шпионской инфраструктуры в Соединенных Штатах и во всех других странах, где начинало работать.

Здесь, в Новом Орлеане, влияние представительства ЛАГО ощущалось как явно, так и скрытно. Рауль Гаррос, обладавший реальной властью в Нью-Орлеанском филиале ЛАГО, был человеком Паса.

Пас был непревзойденным мастером в обустройстве своего гнездышка. Он, и лишь лично он сам занимался созданием для себя конспиративного убежища, в обход всяких официальных каналов, чтобы не оставлять никаких следов, бумаг и тому подобного. У официальной шпионской организации, управлявшейся из консульства, имелось в городе несколько конспиративных квартир. Они Пасу не подходили. Ему нужна была своя собственная такая квартира (или убежище), известная только ему одному.

У него имелось несколько миллионов долларов, припрятанных в различных оффшорных банковских компаниях.

Он создал фиктивную компанию и с ее помощью выкупил участок с заброшенной бензоколонкой «ЗАПРАВИМ МИГОМ». Его личность и тот факт, что она принадлежит именно ему, были скрыты за запутанной схемой фиктивных подставных компаний и посредников.

Он нанял строительную фирму из соседнего города Мобил, штат Алабама, чтобы переделать ее так, как ему было нужно. Она установила необходимую охранную аппаратуру, электронные замки, активируемые клавиатурой, бронированные двери, поднимающиеся и опускающиеся гаражные двери, металлические решетки, защищающие окна.

Фиктивная компания Паса провела сюда электричество, ежемесячно оплачивая счета. Он также оснастил это место кое-какими дополнительными удобствами.

Он с жадностью сделал еще один большой глоток рома, подошел к левой стене офиса, той, которая была рядом с гаражом. С бутылкой в одной руке и автоматом в другой, он подошел к левой стене офиса, где находилась дверь, и открыл ее. Здесь никакого хитрого механизма не было; он повернул ручку, и дверь открылась. В воздухе стоял тяжелый запах бензина и несвежей смазки.

Он включил верхнее люминесцентное освещение. Гараж был замаскирован, как и офис: окна его были замазаны черной краской и не пропускали ни единого луча света изнутри. Меры предосторожности, которые не имели значения в дневное время, но важны после наступления темноты.

В ближайшем к офису отсеке стоял внедорожник Explorer последней модели. «Джип смерти», как он любил его называть. Он стоял передом к закрытой двери отсека. Номера на нем были вполне легальными, равно как и его регистрация.

В дальнем углу гаража стоял старый воздушный компрессор, громоздкая и старая груда давно не использовавшейся техники, в кожухе, основанием привинченном к полу. Пас опустился на одно колено рядом с ним и отвинтил два болта. Болты отвернулись легко, открыв скрытый механизм.

Он ухватился за края кожуха, приложившись плечом. Основание с расширяющимися внизу металлическими краями было установлено на скрытой оси, и оно достаточно легко повернулось под его нажимом. Он отодвинул его в сторону, и под ним внизу оказалось вырезанное в полу пространство продолговатой формы. В нем лежало несколько чемоданов. Пас вытащил и открыл их.

В них лежало оружие: автомат Калашникова с гранатометом, с полдюжины гранат, автомат типа Узи, несколько пистолетов крупного калибра (револьверы и полуавтоматика), а также множество коробок с патронами и запасных обойм и магазинов для каждого оружия.

Пас выбрал два 9-мм пистолета «Беретта», зарядив каждый из них полными обоймами. Он заткнул пистолеты за пояс на бедрах, в стиле Дикого Запада. И сунул еще несколько запасных обойм в боковые карманы своей помятой и потрепанной спортивной куртки.

Теперь, когда у него появилось больше огневой мощи, которой он мог при случае воспользоваться, он почувствовал физическое облегчение. Это было похоже на укол допинга.

Теперь его внимание переключилось на решение других неотложных задач. Во-первых, угнанная машина. Он не мог ее оставить снаружи и не спрятать, из-за опасений, что ее сможет обнаружить патрульный полицейский вертолет.

Он отпер и открыл переднюю дверь пустой секции гаража и поднял ее. Сегментированные раздвижные двери поднялись и раздвинулись по изогнутым колеям вверху. Пещера гаража наполнилась светом; а из нее дохнуло жаром.

Пас вышел через открытые двери и обошел здание. Он завел коричневое купе, и обогнув здание, подъехал к входу, а затем задним ходом отогнал машину в отсек.

Он встал в открытых дверях отсека, осматривая окрестности. В обоих направлениях по-прежнему ехали мимо машины. Никто не проявил к нему никакого интереса и даже не заметил, что на заправке что-то происходит. Он опустил раздвижные двери, закрыл и запер их. Ну вот и всё с этим угнанным автомобилем, он спрятан и никому не виден.

После этого он занялся автоматом, быстро собрав и зарядив его. Движения его были уверенными, ни малейших следов неуверенности и неуклюжести. Оружие он знал. Оно являлось неотъемлемой частью его жизни еще с детских лет.

Обращаясь к невидимому противнику, он сказал: «Хочешь войны? Ты ее получишь!»

* * *

Мартелло Пас появился на свет в трущобах Каракаса, он был одним из десяти детей от нескольких разных отцов. Некрасивый юнец с грубоватыми чертами лица и толстый, он рано проявил склонность к беззаконию и насилию. Законопослушными гражданами, каких и так было немного в его охваченном преступностью баррио (район, пригород), он был сразу же подмечен как «плохой».

У него были свои достоинства: сила, коварство и выносливость. Он был яростным уличным драчуном и хулиганом, эти черты сослужили ему неплохую службу в уличных бандах, в которые он вошел сразу же, как только это стало для него возможным.

Уже в тринадцать лет он стал самостоятельным и независимым, как взрослый — жестоким и суровым. Он курил, пил, принимал наркотики и занимался сексом с женщинами и девушками, при любой возможности. За плечами у него уже было два убийства: пятнадцатилетнего хулигана, которого он зарезал; и взрослого, владельца магазина средних лет, который угрожал настучать на Паса за воровство, но получил лишь по голове железной трубой в руках юнца.

В этот момент он испытал потрясение, изменившее его жизнь.

Уличная банда, в которой он состоял, настолько охуела, что творить бесчинства ради прикола стало для нее приятнее, чем делать бабки – верный признак безумия. Они стали просто бешеными, а с бешеными собаками поступают только так: их убивают.

От гибели Мартелло спасла лишь чистая случайность. В ту ночь, когда это произошло, он по чистой случайности напился и отрубился на поляне на склоне холма.

Из пьяного беспамятства его пробудили звуки выстрелов и крики. Они доносились из деревни внизу. Трещали автоматные очереди, перемежаясь грохотом пальбы из дробовиков.

Вверх взметнулись клубы дыма, подсвеченные красными отблесками пламени. Пламя шло из старой лачуги, которую банда использовала в качестве своего рода клуба. Внутри это одноэтажное строение было объято пламенем. В отблесках огня были видны несколько темных очертаний — тел, трупов — валявшихся на земле перед этим строением.

На площади сбоку стояло несколько джипов с включенными фарами, освещавшими центральную площадь города. Какие-то люди гонялись за другими людьми и расстреливали их. Стрелявших он не знал; те, кого они расстреливали, были членами банды Мартелло. Неизвестные были взрослыми, вооруженными пистолетами и дробовиками.

Эскадрон смерти.

А жертвами его стали участники подростковой банды. К тому времени, как Мартелло очнулся, большинство из них было уже убито. Площадь была усеяна трупами. Целая их груда валялась у глинобитной стены, у которой расстрельная команда их убивала. Палачи расправлялись с постоянно растущей грудой тел, стреляя в мозг раненым последним контрольным выстрелом в голову.

Жаркая ночь. Жаркая работа! Когда дело было сделано, один из стрелявших, лидер, судя по тому, как подчинялись ему остальные, снял кепку и банданой стер пот с лица. Оно стало хорошо различимо в свете пожара, это лицо, которого Мартелло никогда не забудет. Убийцы сели в свои джипы и уехали.

На рассвете жители деревни вышли из своих хижин, чтобы взглянуть на кровавую бойню. По большей части они контролировали себя и справились со своим горем. Лишь пару раз раздались душераздирающие вопли матерей и сестер, узнавших среди трупов своих кровиночек, но такую недостойную демонстрацию чувств довольно быстро зашикали, заставив их замолчать, стоически державшиеся мужчины.

Мартелло Пас воспользовался случаем и проник в пару домов, где выкрал еду и воду и кое-что ценное из того, что сумел найти. Он прокрался обратно в горы, посчитав, что в данный момент лучше залечь на дно.

Позже, но в тот же день, приехала полиция, разбираться с беспорядком. «Расследование» было в лучшем случае чистой формальностью, и полиция, и сельчане одинаково не горели никаким желанием раскрывать обстоятельства этой кровавой бойни.

Мартелло Пас следил за этим из укромного места в кустах, окружавших подступы к городской площади. Особенно ему бросился в глаза полицейский начальник, возглавлявший операцию.

Это был тот самый, который и руководил палачами этой же ночью, и чье лицо Мартелло видел в отблесках пожара.

Разгадка случившегося была проста. Местные лавочники и торговцы наскребли те небольшие гроши, которые у них имелись, и когда их у них оказалось достаточно, они оплатили услуги эскадрона смерти. Полицейского эскадрона смерти.

Такие договоренности были довольно распространены, это был один из способов для низкооплачиваемых «блюстителей закона» совместить сверхурочный заработок с восстановлением справедливости и порядка. Заключив сделку, они прибыли ночью и ликвидировали банду. Расправившись с ней без суда и следствия. Нет банды – нет проблемы.

Расследование? Да в жизни такого не будет — что, полиция будет расследовать саму себя?

Мартелло Пас, стоя на коленях в кустах, как завороженный, смотрел на происходящее. Последний труп был погружен в самосвал, и уборщики с полицейскими уехали.

Всё то, что он тогда увидел и пережил, стало для молодого Паса откровением. Он не чувствовал обиды на палачей, которые уничтожили банду и сделали бы то же самое с ним, если бы судьба его не пощадила.

Вместо этого все произошедшее вызвало у него лишь глубокое чувство восхищения и зависти. Вся его жизнь и вообще все вокруг было связано с бандами. Его мир, во всяком случае, и мир его приятелей – обитателей трущоб, а также таких же жителей десятков, если не сотен, подобных районов в Каракасе и его окрестностях.

Полиция была просто еще одной бандой, лучше вооруженной и более эффективной, чем большинство остальных.

И теперь у молодого Паса был образец для подражания: офицер полиции, который руководит эскадроном смерти. Полиция – вот где находится настоящая власть и сила.

С этого момента Пас решил стать таким, как они. Одним из них. Полицейским.

К счастью, это намерение не потребовало от него никаких изменений во взглядах и действиях. Совсем наоборот. Честный полицейский в его обществе был обречен если не на раннюю смерть, то на жалкое существование в нищете и насмешках.

И вот так всё и началось.

Пас всплыл в другой части Каракаса, достаточно удаленной от его прежних мест обитания, дабы оградить самого себя от возвращения к своим прошлым злодеяниям. Преступление осталось его средством к существованию. Он, понятное дело, и не собирался идти работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, лучше он умрет с голоду!

Он быстро примкнул к банде наркоторговцев. Он стал для них ценным приобретением, юнец, который уже являлся хладнокровным убийцей. Не для него была черная работа шестерки и мальчика на побегушках; у него была репутация отнимающего жизни, смешанная с юношеской «свежестью». Этот нежный возраст оказался бесценным, когда необходимо было убивать членов конкурирующих банд, никто из которых и представить себе не мог, что какой-то мелкий шибздик, невзрачный пацан — зачастую под видом мальчика-чистильщика обуви, продавца газет или мальчика на побегушках — выпустит им в лицо всю обойму револьвера, чтобы их прикончить.

Одновременно он старался разузнать как можно больше о контактах и взаимодействии банд с силовиками и начал вести опасную двойную игру. Он стал полицейским информатором, стал стучать и подставлять эти банды и действовавших независимо от них поставщиков наркотиков, которые не смогли расплатиться с полицией за право «быть при делах». Налаживая прочные контакты.

Главари банды толкнули идею о том, чтобы Пас стал копом, их человеком внутри, не зная, что он манипулировал ими, сам подталкивая их именно к этому. Те же самые качества – бесстрашие, аморальность и крайняя жестокость – сослужили ему хорошую службу теперь уже в рядах полиции, как раньше они помогали ему в рядах преступных группировок.

Постепенно и неуклонно, медленно, но верно, преодолевая все препятствия, он поднимался наверх, к руководству городского полицейского управления, затем регионального и, наконец, к вершинам национальной полиции.

И вот спустя три десятилетия Мартелло Пас оказался одновременно заправилой тайной полиции Венесуэлы и венесуэльских наркокартелей.

Именно в этот момент собственное восхождение к власти начал полковник Уго Чавес. Чавес был выходцем из армейских рядов, пламенным оратором и демагогом-радикалом.

Сначала он маскировал свои истинные убеждения за фасадом популизма, апеллируя к массам и обещая им, что они смогут получить свою законную долю, и даже больше, тех богатств, которые были украдены у них олигархами и их американскими капиталистическими хозяевами.

Пас почуял в Чавесе родственную душу. Пас был бандитом в ментовской форме; Чавес был бандитом в армейском камуфляже. Пас действовал за кулисами, укрепляя свое влияние; Чавес стоял прямо на сцене и, находясь в центре всеобщего внимания, толкал смелые, пламенные речуги с риторикой об «экономической справедливости для народных масс» и «законности». Чавес прикрывался фасадом социалистической идеологии, чтобы украсть страну. Они с Пасом идеально подходили друг другу.

Чавес был сильной личностью; а венесуэльская олигархия была слаба. Правящий класс уже давно потерял хватку, утратил вкус к крови, столь необходимый для удержания абсолютной власти.

Кроме того, они были недальновидны. Они купили лишь генералов, а не всю армию. А генералы были слишком глупы и жадны, чтобы делиться своим богатством, отпихнув от себя полковников и всех, кто еще ниже по званию. На стороне же Чавеса была армия и массы.

Пас рано заключил альянс с Чавесом, поставив свой грозный полицейский аппарат на службу многообещающему кандидату в президенты. Делая для этого все, от предоставления отрядов полиции для предотвращения беспорядков и охраны безопасности на политических митингах Чавеса; до снабжения его сведениями обо всех грязных секретах оппозиции — убойный материал для шантажа, чтобы заставить самых непокорных врагов смириться; личная охрана кандидата; преследование диссидентов и политических противников; дробление и срыв действий оппозиции, разгром их прессы и избиение их руководителей, если те еще ничего не поняли.

Тот факт, что Пас руководил иерархией национальной полиции, оказал неоценимую помощь при массированной кампании сбора «пожертвований» в фонд кампании от главарей банд и наркобаронов. Равно как и его тесные связи с каудильо – влиятельными политическими боссами в каждом городе, городке и деревне, с их способностью получить нужное число голосов (и не единожды, а систематически), с помощью своего избирательного аппарата, наблюдателей, чиновниц, ворующих голоса, и сотрудниц, махинирующих с урнами.

Не менее важным было использование этими каудильо своих отрядов качков, состоявших из бандитов, головорезов, силовиков и боевиков. Наиболее важные политические убийства стали сферой заботы самого полковника Паса лично. Он руководил убийствами несговорчивых политических противников, в том числе священнослужителей, профсоюзных боссов, владельцев газет, редакторов и журналистов, политических диссидентов и других лиц, своевременная ликвидация которых была сочтена необходимой для успеха политической кампании Чавеса.

Их соперники делали то же самое; однако, в отличие от предыдущих выборов, на этот раз им не хватало неоценимых услуг Мартелло Паса, который умел это делать гораздо лучше.

Чавес был избран президентом и назначил Паса (все как положено) руководителем своей тайной полиции. Вскоре после выборов Чавес был схвачен мятежной группировкой высокопоставленных армейских офицеров, пытавшихся произвести государственный переворот. Пас не смог предотвратить этот захват, но его закулисные действия, включая захват ряда важных заложников из числа олигархов, инициировавших заговор, способствовали быстрому освобождению Чавеса и его триумфальному возвращению к власти.

* * *

Совсем недавно услуги, оказанные Пасом, позволили ему получить вожделенную должность главного военного атташе Венесуэльского консульства в Нью-Орлеане. Пост, который также ставил его во главе шпионской деятельности Каракаса в США на побережье Мексиканского залива.

И вот теперь Пас сидел в своем убежище внутри бензоколонки «ЗАПРАВИМ МИГОМ», положив себе на колени собранный и полностью заряженный Калаш и закурив сигару. Он затянулся и выпустил изо рта дым, окутанный ароматными клубами дыма, и оранжевый кончик его сигары замигал, словно аварийный радиобуй.

Президент Чавес сильно увлекся своим союзом с коммунистической Кубой. Он боготворил Кастро за то, что тот сохранил свой марксистско-ленинский режим функционирующим на целое полстолетие, несмотря на упрямую враждебность и дьявольские происки Норте-Американо архи-капиталистов. Он видел себя новым Фиделем; нет, не только, бери выше – новым Боливаром, освободителем в самом ближайшем будущем всей Латинской Америки.

Результатом их новоиспеченной Антанты стало то, что Куба получила столь необходимую ей нефть из Венесуэлы; а Венесуэла получила у Кубы столь необходимую ей разведку. Главным кубинским связным и союзником полковника Паса в Соединенных Штатах был сам грозный и неуловимый генерал Бельтран.

Сигара, которую теперь курил Пас, была из хьюмидора, подаренного ему Бельтраном, утверждавшим, что они по качеству даже лучше превосходнейшего кубинского сорта Монте-Кристо: «Эти сигары из смеси, приготовленной специально и лично для самого Фиделя!»

И все же в этом рабочем раю, новом латиноамериканском социалистическом Интернационале, были явные проблемы. Ведь именно Белтран пытался убить Паса.

Бельтран нечаянно выдал свое авторство попытки покушения тем, что использовал для этого женщину-боевика, экстравагантную, глубоко засекреченную оперативницу, про которую Пас точно знал, что она, без сомнения, является креатурой Бельтрана. Бельтран считал, что его связь с ней является глубокой тайной, однако у Паса имелись кое-какие собственные секретные источники, и у него имелись несомненные доказательства их связи. Кубинец не был единственным мастером шпионажа в этой игре; Пас тоже играл свою игру.

Действовал или нет Бельтран по собственной инициативе или же по указанию Гаваны, было вопросом чисто академическим. В любом случае, ответ будет тем же: Бельтран должен умереть.

И все же, положа руку на сердце, Пас вынужден был признать, что это сигары действительно превосходного качества. Он дал себе обещание, что выкурит еще одну над трупом Бельтрана. Скоро.

«Прольется кровь».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


6. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 10 И 11 ЧАСОМ УТРА.


Джек Бауэр и Пит Мало рыскали по всему городу в своем джипе, пытаясь напасть на след полковника Паса. Пит вел машину, а Джек сидел впереди на пассажирском сиденье.

Драгоценное время было потрачено на отслеживание ложных зацепок. Осложняющим фактором было то, что, как и в любом другом крупном американском городе, угоны и кражи автомобилей в Новом Орлеане были делом привычным, круглосуточным и ежедневным. Но в связи с приближением урагана Эверетт резко возросло количество разного рода чрезвычайных происшествий. Это привело к тому, что не хватало и без того недоукомплектованных полицейских сил, что будет неизбежно расти и далее и лишь усиливаться, создавая обстановку возрастающей анархии. А это поощряло криминальные элементы воспользоваться открывающимися возможностями.

Джек и Пит колесили по всему Новому Орлеану, постоянно получая все новый и новый поток информации через свой зашифрованный передатчик из Центра КТО, располагавшегося на другом берегу реки в Алджире.

Не успевала появляться какая-нибудь новая зацепка, как она быстро оказывалась отвергнутой. Происходило много угонов машин, но все они оказались обычными, заурядными, ни один из которых нельзя было связать с полковником Пасом.

Дорожные камеры полиции Нового Орлеана, мониторившие основные перекрестки, площади и магистрали на предмет нарушения правил дорожного движения, не зафиксировали никаких следов коричневого купе, угнанного Пасом. То же самое и камеры, снимавшие подъезды к мостам и въездные пандусы на основных магистралях на выезде из города.

Результаты были отрицательными.

Джек сказал: «Я вижу тут четкую схему. Первой машиной Пас завладел в нескольких кварталах от «Золотого шеста» в самом центре города. Вторую он угнал в одном из глухих районов. Он знает, что делает. Он удаляется от городского центра, где наблюдение наиболее тщательное, в удаленные районы, где зона покрытия камер наиболее слабая».

Пит кивнул, лицо у него было мрачным: «Может, он снова поменял машину, а доненсения об этом до нас еще пока не дошли. Или он в той же машине, но разъезжает где-то по окраинам, где камер и копов немного, и они удалены друг от друга. Или же он где-то залег на дно».

Джек сказал: «Похоже, пока что след его простыл».

* * *

Гарден-дистрикт (Садовый район) – один из старейших и самых богатых районов Нового Орлеана, где расположено много особняков-дворцов и поместий, похожих на парки. Расположенный на возвышенности, он избежал значительных разрушений урагана Катрина, а те повреждения, избежать которых было невозможно, были быстро ликвидированы

Одним из самых впечатляющих многоэтажных старых домов в этом историческом районе был Венэйбл-Хаус – величественное здание в неогеоргианском стиле с белыми колоннами на фасаде и обширным и роскошным ландшафтным садом. Территория его была окружена тесно-серой чугунной оградой в виде копий высотой в восемь футов.

В настоящее время в Венэйбл-Хаусе размещалось Венесуэльское консульство.

Из-за крайне враждебной позиции, занимаемой его нынешними владельцами по отношению к принимающей стране, объект этот находился под постоянным наблюдением американских спецслужб, главным образом КТО и ФБР, которые занимались этим совместно, используя для пристальной слежки за консульством как агентов, так и электронные подслушивающие устройства.

И теперь наблюдатели сообщали, что в консульстве объявлен строго закрытый режим максимального уровня безопасности. Должно быть, до его обитателей, наконец, дошли вести о нападении на полковника Паса и о перестрелке у «Золотого шеста». В связи с тем, что Пас пропал без вести, командование сектором безопасности перешло к его заместителю, майору Делапарра.

Массивные автоматизированные ворота, за которыми вился длинный, извилистый проезд через широкую лужайку перед зданием, теперь были закрыты и заперты. Сразу же за воротами, бортом к ним, стоял большой внедорожник, служивший дополнительным препятствием, позволяющим выдержать и противостоять натиску любого автомобиля или грузовика, начиненного бомбами. Машину необходимо было отогнать, чтобы пропустить внутрь машины с охранниками – они были единственными, кому разрешалось въезжать и выезжать из комплекса.

Обычно у въезда дежурило два охранника, вооруженных пистолетами.

Теперь охрана была увеличена до целого взвода из шести человек, в касках и бронежилетах и вооруженных автоматами.

В стратегически важных точках по всей территории были размещены вооруженные и экипированные аналогичным образом группы охранников – таким образом, чтобы держать под прицелом весь сектор обстрела на 360 градусов и иметь возможность открыть огонь по непрошеным гостям, независимо от того, откуда те могли бы попытаться начать штурм.

Окна на первом этаже главного здания — и так уже из пуленепробиваемого стекла —изнутри были закрыты бронированными ставнями. За исключением охраны, все остальные сотрудники консульства находились где-то внутри здания, и снаружи их видно не было.

В том числе и сам консул, профессор Габриэль Варгас Обрегон, его жена и дочери. Все они проживали в роскошных жилых помещениях особняка, и все они на момент введения режима строгой изоляции находились у себя дома.

Уже был разработан план, как противостоять угрозе урагана Эверетт, заключавшийся в том, что нужно было собрать весь дипломатический персонал и членов их семей в консульстве и выдержать бурю именно здесь, а не эвакуировать их из города. В здании имелся собственный генератор, а также запасы еды и воды. Так как консульство выдержало удар Катрины с минимальными повреждениями и ущербом, здесь посчитали, что этих мер предосторожности будет достаточно, чтобы выдержать любую силу натиска, которую может набрать Эверетт.

В данный момент был приведен в действие наболее военизированный ориентированный на конкретные действия вариант этого плана: сотрудникам консульства, проживавшим в домах и квартирах за пределами консульства в городе, было приказано тщательно запереться в своих домах и квартирах, откуда их заберут специальные отряды охраны и доставят в особняк в Гарден-дистрикт.

С полдюжины бронированных лимузинов, похожих на тот, который перевозил полковника Паса, теперь занимались доставкой этого «груза», выезжая за пределы консульства в город, где забирали сотрудников и членов их семей и увозили их в укрепленный и усиленно охраняемый бастион консульства.

Несмотря на официально провозглашавшуюся их режимом линию на социалистическую систему без привилегий и различий между кастами и классами, было хорошо заметно, что сотрудники, жившие за пределами консульства, охранялись и доставлялись в особняк в соответствии с занимаемым ими в дипломатической иерархии рангом. Тех, кто стоял выше других в этой иерархии, помощников, заместителей консула и так далее, забирали первыми, затем шли чиновники среднего звена и в последнюю очередь увозили клерков и секретарей.

Усилена была не только физическая, но и электронная охрана консульства. Без особой проверки невозможно было ни отправить, ни получить ни одного телефонного сообщения, электронной почты, телеграммы или факса – дабы защититься от каких-нибудь инструкций, которые могли быть переданы в любом направлении потенциальным предателям или двойным агентам, участвующим в возможном заговоре.

Американская радиоэлектронная разведка — ELINT — засекла значительное увеличение трафика связи, входящего и исходящего из расположенного где-то в недрах консульства сверхсекретного защищенного центра связи. Сообщения эти были зашифрованными. Они были перехвачены подслушивающими устройствами Агентства национальной безопасности и загружены в суперкомпьютеры АНБ для расшифровки. Результаты по мере готовности должны были передаваться КТО.

Агенты американского правительства, размещенные в окрестностях консульства, на всех критических подступах и направлениях, продолжали информировать о том, что, судя по новым поступающим данным, никаких потенциальных физических угроз консульству пока обнаружено не было.

Двухкамерное сердце венесуэльского правительственного присутствия в Новом Орлеане состояло из консульства и офисов ЛАГО (LAGO). ЛАГО являлась зарубежным дочерним филиалом государственной нефтяной компании «Petroleos de Venezuela» («Венесуэльская нефть»). Ее офисы располагались в небоскребе в одном из кварталов в деловом центре города.

Как и консульство, это офисное здание само по себе являлось укрепленным бастионом, охраняемым собственной службой безопасности ЛАГО, действовавшей в самом небоскребе, все сотрудники которой были лично отобраны и обучены и находились под командованием полковника Паса. Необъяснимое отсутствие их руководителя не повлияло на эффективность работы службы, которая оперативно прикрывала объект фалангой хладнокровных и боеспособных бойцов.

У ЛАГО был довольно значительный штат сотрудников, включая ее высокопоставленных руководителей, менеджеров среднего звена и рядовых администраторов. Операция, аналогичная той, с помощью которой дипломатические сотрудники были сосредоточены в консульстве, была проведена и с личным составом ЛАГО.

Оказать помощь сотрудникам нефтяной компании в консульстве было невозможно; их количество перегрузило бы возможности объекта. Вместо этого сотрудники ЛАГО и члены их семей были взяты под охрану и доставлены в здание компании, которое также могло похвастаться собственным генератором и запасами свежей воды и продовольствия.

Они были готовы выдержать ураган; теперь они также могли выдержать и любое вооруженное нападение.

* * *

Темно-зеленый внедорожник Джека Бауэра и Пита Мало свернул к обочине и остановился там с включенным двигателем. Их уведомили о важном входящем сообщении от директора Кэла Рэндольфа, находившегося в Центре КТО, который должен был с ними связаться по передатчику, встроенному в кучу бортового электрокоммуникационного оборудования автомобиля.

Сюда входил и экран монитора, являвшийся частью пульта управления, встроенного в приборную панель. Экран был выполнен процессом поляризационного остекления, что делало его непроницаемым для любого человека или устройства наблюдения, которые могли пытаться подсмотреть его через стекла внедорожника, находясь снаружи. Звук шел через сетчатый громкоговоритель. Конденсаторные микрофоны с тонко настроенной чувствительностью позволяли Джеку и Питу напрямую общаться с Кэлом в режиме реального времени и двухстороннего разговора.

«Мы установили личность женщины, принимавшей участие в перестрелке», сказал Кэл.

На экране монитора появились фото в профиль и анфас женщины – участницы группы боевиков, уже мертвой.

Вслед за ними появилось другое фото убийцы, снятое в каком-то другом месте и раньше, когда она была еще жива. Судя по всему, это был снимок с камеры видеонаблюдения, и объект не знал, что его снимают.

Это было фото, снятое где-то на улице, уличная сцена в каком-то неизвестном, неузнаваемом городе. На нем была видна женщина, стоявшая на углу улицы. На ней была обычная гражданская одежда, блузка с короткими рукавами и брюки, на плече сумка на длинном ремне. Ее темные волосы были намного короче, чем в момент ее смерти, стрижка пикси под мальчика, хотя кончики волос достигали линии ее твердого подбородка. На ней были те же самые характерные очки в проволочной оправе с овальными линзами. Лоб у нее был высоким и гладким, почти выпуклым; а рот был плотно сжатым, прямым как линия.

Бестелесный голос Кэла Рэндольфа через сетку динамика звучал отчетливо и громко:

«Это фото было сделано одним из наших источников полтора года назад в Лиме, в Перу. Личность установлена, это Беатрис Ортис, маоистка, радикальная террористка, называющая себя «городской партизанкой».

Имя это ни о чем Джеку не говорило. Он выполнял кое-какие задания в Латинской Америке, но зоной его специализации являлись Ближний Восток, Южная Азия и Балканы. Он взглянул на Пита Мало, по лицу которого было видно, что он тоже ничего не знал об этой женщине.

«Уроженка Аргентины», сказал Кэл. «Возраст тридцать лет, согласно документам».

«Ее отец был профессором колледжа, мать – зубным врачом», продолжал Директор. «Когда аргентинская военная хунта начала свою «грязную войну» против левых, ее отец оказался не на той стороне. Он лишь подписал несколько правозащитных петиций, однако этого оказалось достаточно, чтобы его осудили, арестовали и бросили в тюрьму. Больше его никто и никогда не видел, и он стал одним из тысяч “despartacus” – пропавших без вести. Вероятно, его, как и многих других, пытали, казнили и похоронили в безымянной братской могиле.

«Это радикализировало дочь. К тому времени, как она достигла совершеннолетия и поступила в университет в Буэнос-Айресе, хунты уже давно не было, и она оказалась в состоянии выражать свою идеологическую пассионарность в условиях минимума контроля со стороны властей. С первых дней своего студенчества она стала убежденной марксисткой-ленинисткой. Ее заметил один радикальный профессор, который свел ее с одним из кубинских коммунистических вербовщиков. Где-то еще до окончания обучения она выпала из поля зрения, ее местонахождение является тайной и для ее семьи, и для ее немногочисленных друзей.

«Мы полагаем, что ее тайно вывезли из страны на Кубу, где прошла интенсивную подготовку в шпионской школе. Обучалась она там несколько лет, в течение которых продемонстрировала реальные навыки подрывной работы, в том числе в подрыве зданий и в убийствах.

«Она всплыла в Колумбии, где была связана с ФАРК, сельским революционным ополчением, которое ведет гражданскую войну с местными властями на протяжении уже более двадцати лет. Судя по досье, она действовала одинаково злостно и в городах, и в джунглях. В городах она помогала взрывать здания и убивать правительственных чиновников, журналистов, судей и видных капиталистов. В джунглях ее жертвами стали землевладельцы – и крупные, и мелкие, священники, учителя, скотоводы, фермеры, даже крестьяне, которые хотели оставаться нейтральными, и все остальные, кого она считала “врагами революции”.

«Этот “революционный опыт” еще более радикализировал ее, заставив отбросить марксизм-ленинизм как «слишком градуалистский» (постепенный, медленный, реформистский) и принять маоизм, и особенно наиболее его оголтелые формы – революционные эксцессы периода «Красной гвардии» (хунвейбины в Китае) шестидесятых годов, проект, который к моменту ее рождения уже был отменен. Она восторгалась геноцидом режима Пол Пота в Камбодже, и была muy simpatico (симпатизировала) партизанам маоистского толка из секты «Светлый путь» (Сендера Люминоса) во время развязанного ими террора в Перу.

«Если Гавана когда-либо ее и контролировала — а есть некоторые сомнения на сей счет, то покойная г-жа Ортис, судя по всему, была слишком непредсказуемой в отношении следования партийным директивам из-за частых осуждений ею правящей клики фиделистов, которых она клеймила как корыстных умеренных, боящихся запачкать руки. В результате, проведя несколько лет в Колумбии в рядах ФАРК, она стала полностью независимым вольным стрелком.

«С тех пор она стала вольнонаемной радикальной террористкой и убийцей, работавшей с наиболее экстремистскими, крайне левацкими элементами в Южной и Центральной Америке и в Карибском бассейне. В Бразилии она заочно приговорена к смертной казни. Совсем недавно ее засекли в Пуэрто-Рико и Доминиканской Республике.

«И вот еще что: есть сведения, что в прошлом году она находилась в Венесуэле, в бассейне Ориноко, где в рядах радикальной военизированной группировки терроризировала и убивала владельцев крупных поместий и плантаций, выступающих против социалистического переворота Чавеса.

«Правительства многих стран мира будут рады написать на ее досье «закрыто». В том числе и наше. Кстати, нет никаких данных о том, что она въехала в нашу страну на законных основаниях — или вообще каким-нибудь любым другим способом. О ней непросто найти сведения. Она была профи. Она отправилась на дело убивать Паса без всяких документов при себе, ни настоящих, ни поддельных. На одежде у нее ни бирок, ни меток прачечной, ни даже следов стирки. Одежда и кроссовки из того ширпотреба, который доступен в сотнях магазинов по всему городу. Никаких зацепок».

«А очки, Кэл?», спросил Джек. «Может быть, она их сделала себе в Новом Орлеане. Или в других штатах. Может, мы сможем засечь ее по рецепту на очки, по шлифовке линз и фирменному стилю».

«Мы это проверяем», деловито сказал Кэл. «Итак, вот она, перед вами, покойная, и недоброй памяти — недоброй памяти с нашей стороны, то есть — Беатрис Ортис. Делайте выводы сами».

 «А что-нибудь на остальных троих есть?», спросил Джек.»

«Пока что это всё. Мы будем держать вас в курсе всего того, что будет поступать».

Кэл отключился, закончив сеанс связи. Джек и Пит некоторое время сидели молча, размышляя и не обращая внимания на пульсирующий гул продолжавшего работать двигателя внедорожника.

Пит заговорил первым: «Вообще-то из-за этой причастности к режиму Чавеса именно она больше всех подходит для связи с Пасом».

 «За исключением того обстоятельства, что она пыталась связаться с ним пулей», сказал Джек.

«Передравшиеся друг с другом воры. Возможно, она работала в агентуре Паса здесь, в Новом Орлеане, а потом передумала и решила, что он стал мягкотелым, проявляет нерешительность, и решила убрать его за “уклонистские тенденции”.

«Такое возможно», согласился Джек. «Но это ее кубинское коммунистическое прошлое может также связывать ее непосредственно с Бельтраном — джокером в этой колоде».

Пит заметил: «По словам Кэла, Гавана, Гавана, по ее мнению, слишком умеренна».

«Возможно, ей удалось преодолеть это свое отвращение, если Бельтран стряпал какое-нибудь действительно вкусное для нее жаркое, что-то такое большое и взрывоопасное, которое смогло разжечь ее аппетит».

«Ты так говоришь, что звучит очень тревожно», нахмурившись, сказал Пит.

Джек потер себе подбородок большим и указательным пальцами: «Загадка вот в чем: как такая отъявленная маоистка и городская партизанка, как Беатрис Ортис, оказалась на стороне такой неонацистской мрази, как Дикси Ли? Поговорим о странных парочках!»

Пит пожал плечами: «Говорят, в политике бывают странные брачные союзы. И еще, по словам Флойда Дули, который знает о чем говорит, Дикси был жадной до денег сволочью, который и пальцем не пошевелит, если в деле не будет грязных баксов».

«А Беатрис Ортис слыла хладнокровным идеологом и революционеркой, которую меньше всего заботила личная выгода», сказал Джек. Ее невозможно было купить ничем, что она могла посчитать контрреволюционным, какой бы высокой ни была цена.

«И еще одно: зачем Беатрис пытаться убить Паса? Кем бы он ни был, он –– оплот венесуэльского режима «социализма двадцать первого века». По ее меркам, такой верный поборник Чавеса, как Пас, должен быть последним из всех ее мишеней. Мы знаем, что она законченная доктринерша; каким образом убийство Паса вписывается в ее идеологию?»

«Пас насквозь грязен, он везде замаран», сказал Пит. «Он крупный наркодилер. Может быть, из-за этого он в ее глазах “контрреволюционер”».

«ФАРК –– крупные поставщики кокаина; они поставлют его в огромном количестве для финансирования своей борьбы. Это революционная торговля наркотиками. Она занималсь этим вместе с ними в Колумбии много лет. Так с какой же стати брезговать торговлей наркотиками теперь?»

«Ты задаешь вопросы, Джек. А что сам думаешь об этом?»

«Что могло объединить такие две полярные противоположности, как Ортис и Дикси, в нападении на Паса?», спросил Джек, ответив вопросом на вопрос и затем дав ответ на него:

«Может — Бельтран».

Пит скривил лицо: «Звучит сомнительно».

«Кто пытался убить Паса? Давай рассуждать методом исключения», сказал Джек. «Кто не мог это сделать? Венесуэла. Если бы Каракас хотел сделать из Паса отбивную, у него имелись гораздо более простые и незаметные способы так с ним поступить. Для этого понадобилось бы лишь отозвать его на родину и казнить его там. Или же можно было бы поручить это кому-нибудь, кто рядом с ним, кто мог бы выполнить это с минимальным шумом, например, одному из его телохранителей.

«И они уж точно не стали бы охотиться на него целой бандой киллеров, когда он выходит из квартиры своей любовницы-стриптизерши. Такого рода заголовки режиму — любому режиму — не понравятся. Они создают скандал. Заголовки газет. Плохую рекламу. Это выставило бы Паса в нелепом свете – его, а следовательно, и его босса Чавеса».

«Хорошо, Каракас этого не делал», возразил пит. «Кто же тогда нажал на кнопку?»

«А это возвращает нас к Бельтрану», сказал Джек. «Мы знаем, что Пас вор, наркоторговец и убийца. Бельтран такой же, только старше и опытнее. Одного из них или обоих могло понести не в ту сторону, и у них мог быть собственный побочный бизнес. Может быть, они заключили какую-то частную сделку, о которой их хозяева в Каракасе и Гаване не знают.

«А потом, как ты сказал, воры передрались друг с другом. Может быть, Бельтран узнал, что Викки связалась с КТО, и решил, что любой, у кого такая нескромная подруга, которая слишком много знает, слишком ненадежен, чтобы иметь с ним дело. Поэтому он решил расторгнуть их соглашение, ликвидировав Паса».

Пит наклонил голову, словно пытаясь взглянуть на проблему под другим углом: «Не скажу, что я в это поверил, но вот скажем, хотя бы чисто ради спора, как сюда вписывается Дикси Ли? Я еще могу понять, каким образом эта девчонка Ортис могла быть причастна к Бельтрану, но Дикси Ли?»

«Признаю, что тут не все сходится», сказал Джек. «Но Бельтран работает здесь гораздо дольше Паса. Их с Дикси дорожки могли когда-то в прошлом пересекаться, и он мог решить использовать его в качестве ложной, отвлекающей фигуры, чтобы скрыть истинного инициатора нападения».

Пит колебался, как покупатель подержанного автомобиля: «Похоже на шумное непрофессиональное ограбление для такой теневой фигуры, как Бельтран, который избегает находиться в центре внимания».

«Может, ему пришлось действовать быстро», сказал Джек. «Вики, связавшись с нами, возможно, завела тикающий будильник. Это стало следствием того, что какая-то операция, начатая Бельтраном и Пасом, напугала ее и заставила побежать в КТО».

Пит с минуту обдумывал эту мысль, прежде чем ответить: «Знаешь, если Бельтран действительно попытался прикончить Паса, то тогда это вообще черт те что».

«А разве нет? Тут все возможно», ответил Джек.

* * *

На шляпной фабрике «Супремо»* суббота была рабочим днем, полным рабочим днем, с шести утра до восьми вечера. Несмотря на угрозу бури, сегодня все было как обычно. Все сотрудники должны были придти на работу в свое обычное время, отработать полный рабочий день и уйти не позже положенного времени. Без исключений.
- - - - - - - - - - -
* Supremo –– глава, руководитель, вождь, шеф, начальник, верховный руководитель (англ.); верховный, высший, наивысший, величайший, превосходный (исп.). – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

Независимый малый бизнес не может себе позволить относительную свободу маневра крупных корпоративных сетей. Нужно поторапливаться, чтобы бороться с более крупными и лучше финансируемыми конкурентами.

Шляпная фабрика «Супремо» располагалась в отдельно стоявшем одноэтажном здании на краю захудалого района, где деловой район города заканчивался, сливаясь с не менее захудалым жилым районом. Большинство зданий появилось здесь еще в 1920-х годах, и с тех пор тут построили мало нового.

Застройщики не спешили облагораживать этот район. Городской пейзаж тут был невзрачным, и многоэтажных зданий тут было мало. Центром небольшой бизнес-зоны являлся перекресток двух главных магистралей. Улицы здесь были все в трещинах и выбоинах; тротуары неровными, с плитами разной высоты. Одним кварталом восточнее начинались столь же ветхие жилые многоквартирные дома.

Скромные и в лучшем случае ничем особым не выделявшиеся, большинство здешних действующих предприятий, выходивших на площадь, вызывали опасения: то есть они находились под угрозой закрытия. Среди них был мебельный магазин, специализирующийся на продаже товара с незначительными дефектами, некондиционного и более чем слегка поврежденного товара. Компания потребительских кредитов «E-Z». Некое сочетание дешевой аптеки и сувенирного магазина. Комиссионный сэконд-хенд Армии Спасения. Ремонт обуви. Монетная прачечная самообслуживания. Церковь на первом этаже. Продовольственный магазин на углу и табачная лавка.

Шляпная фабрика «Супремо» казалась счастливым исключением из общей картины убогости и запущенности. Она занимала одноэтажное здание, похожее на прямоугольный гараж, выходившее коротким концом на площадь.

Коричневое кирпичное строение с карнизом и лепниной на окнах и дверях. Оно было разделено на две части: шоу-рум и офис, занимавшие переднюю треть пространства, и другие две трети, отданные под производственно-складские помещения. В задней части здания находилась погрузочная платформа, а за ней стоянка для автомобилей компании. Эта гравийная парковка была окружена проволочной оградой высотой в десять футов с тремя рядами колючей проволоки сверху. На этой стоянке за зданием стояли служебный фургон компании и шесть-семь машин, принадлежавших сотрудникам.

На большой витрине на фасаде здания были представлены шляпы различных стилей, выпускавшихся фабрикой. В нижних углах витрины две надписи на двух языках сообщали об одном и том же: «POR LA MEJOR» и «FOR THE TRADE» («ПРОДАЕМ ТОЛЬКО ЛУЧШЕЕ»).

Случайный покупатель не мог просто так зайти сюда с улицы и купить шляпу. Установка и структура их бизнеса была совсем не такой. Шоу-рум был закрыт для обычных покупателей и был предназначен лишь для профессионалов в швейной промышленности; даже последним желательно было заранее договориться о встрече, чтобы осмотреть товар. Выставочный салон был почти формальностью, так как политика компании заключалась в том, чтобы отправлять своих продавцов непосредственно в магазины, для демонстрации своего товара покупателям.

Новый Орлеан серьезно относится к стилю. Хорошо жить – значит хорошо одеваться. Головные уборы являются совершенно необходимым аксессуаром.

«Супремо» производила и продавала лишь мужские головные уборы. Специализировалась на производстве шляп ручной работы и плетеных соломенных шляп. Это были не грубо изготовленные вещи, а произведения искусства, тонкой работы, мелкого плетения. Панамы, борсалино, с узкими полями и широкой тулей, с загнутыми полями и острой тульей, соломенные шляпы и другие классические стили. Но и не дешевые. «Супремо» выпускала качественный товар, с соответствующими ценами.

В шоу-руме и в офисе работало 2-3 сотрудника администрации. В любое время где-то от восьми до десяти сотрудников находились на рабочих местах в подсобных помещениях.

В выставочном салоне в центре стояла стенд-витрина, ступенчатая и оформленная бархатом. Уставленная на всех уровнях шляпами. На каждой шляпе имелась белая карточка под пластиком с указанием стиля и номера. В декоре было нечто с оттенком шикарной старомодности, с плетеным потолочным вентилятором наверху и множестом  волшебных шаров, сеявших повсюду лучи света.

С одной стороны стояла стойка регистрации, преграждавшая путь к закрытой двери, которая вела в служебный офис.

За ней, в этом кабинете, за темным деревянным столом размером с небольшой автомобиль, восседал владелец и директор компании Феликс Монатеро.

Ему было уже за пятьдесят, он был хорошо ухоженным мужчиной атлетического телосложения. Лицо у него было длинным, прямоугольной формы, с ястребиным носом и изогнутыми бровями, которые вверху сходились в центре, и усами, как будто нарисованными карандашом, однако они таковыми не были. Волосы, брови и усы у него были выкрашены в иссиня-черный цвет, такой черный, что они были с синим отливом.

Монатеро сидел за своим столом и проверял открытую бухгалтерскую книгу, просматривая какие-то счета. Он внимательно вглядывался в записи, надев очки.

Раздался стук в дверь, ритмика которого был ему хорошо знакома. Он снял очки, сунул их в нагрудный карман рубашки и сказал: «Войдите».

Дверь открылась, и в комнату вошла миссис Ибарра, его секретарь и личный помощник. Ей было уже за 40, это была почтенная дама, невысокая, пухленькая, с большим бюстом и широким задом. На лице ее в форме сердечка выделялись широкие темного цвета глаза и ярко-красный, как у куклы-пупса, рот с родинкой с одной стороны. На ней было платье цвета какао и темно-коричневые кожаные туфли. Серьги, ожерелье, браслеты и ремешок для часов были золотыми и весомыми.

Закрыв за собой дверь, она подошла к его столу с листком бумаги в руке. «Только что пришло по факсу», сказала она.

Она протянула ему листок. Это была распечатка рекламной рассылки, объявление, в заголовке которого говорилось: «Тревел-туры “Красный Парус”», напечатанное такими жирными буквами и таким огромным шрифтом, что он спокойно мог разобрать это и без очков. Нахмурившись, он посмотрел на листок: «Только что пришло, говорите?»

«Буквально только что», сказала она. «Я знала, что вам сразу же захочется это увидеть».

«Конечно. Спасибо, миссис Ибарра».

«Не за что, мистер Монатеро».

Он кивнул, дав понять, что беседа окончена, и она должна выйти. Она восприняла этот сигнал как знак к исполнению, никак не отреагировав, ее накрашенное лицо осталось бесстрастным, как маска. Она вышла, закрыв за собой дверь.

Монатеро надел очки и внимательно изучил послание. На первый взгляд, оно казалось не более чем очередным спамом, одним из многочисленных нежелательных рекламных объявлений, которые обычно приходят на факс во время работы.

Однако он внимательно вгляделся в него, прищурившись. Турагентство рекламировало специальную серию предложений «Отдыха на островах» по сниженным целям для бюджетных туристов, которые хотели бы хорошо отдохнуть в выходные на Карибах. Кто-нибудь наверняка подумает, что время было несколько неподходящим, учитывая, что в данный момент по всей акватории Мексиканского залива бушевал ураган Эверетт, надвигавшийся на Новый Орлеан, и единственной поездкой, о которой думали сейчас местные жители, было бегство к возвышенным и сухим местам.

Но это была не просто рекламная рассылка, это было уведомление, предупреждение быть начеку для таких людей, как Монатеро, которые умели читать тайные знаки.

Он встал и подошел к картотечному шкафу для в углу, высотой по грудь, из серого металла, на котором стояло декоративное растение с большими восковыми зелеными ветвями, которые казались искусственными, однако таковыми не были. Шкаф с вертикально расположенными рядами ящиков был заперт на кодовый замок. Монатеро знал код наизусть, он набрав его сразу же, без колебаний, и открыл замок.

Открыв верхний ящик, он достал оттуда единственное, что там находилось –– ноутбук. У него появилась тревожная нервная дрожь, он испытывал в данный момент прилив адреналина, из-за чего его руки и дрожали.

Так он говорил сам себе, что это просто адреналин заставил дрожать его руки, а не… страх.

Взяв ноутбук обеими руками, он положил его на свой рабочий стол, сел перед ним, поднял крышку и включил его. Он ввел свой пароль, двенадцатизначную комбинацию из букв и цифр. Когда ноутбук должным образом загрузился, он активировал в нем беспроводной передатчик.

Отправленное по факсу сообщение было лишь сигналом к тому, чтобы он подготовился принять сообщение. Основное, главное сообщение.

Красный Парус — это было кодовое имя связного, обладающего чрезвычайными полномочиями и властью, чье слово было законом для Монатеро и организации, которую он возглавлял.

* * *

Монатеро являлся глубоко законспирированным агентом коммунистической Кубы. А шляпная компания «Супремо» являлась лишь «крышей», фальшивым прикрытием подпольной шпионской сети, на создание которой ушло целое десятилетие.

Монатеро, миссис Ибарра и все сотрудники компании, включая шляпных мастеров и водителя служебного грузовика доставки, являлись членами шпионской ячейки.

Тот факт, что они сумели превратить свою законспирированную операцию в прибыльное предприятие с хорошей репутацией производителя качественного товара, являлось лишь одним из показателей того, насколько эффективной была эта маскировка. Классический пример построения нелегальной шпионской резидентуры в два этапа.

Куба и Соединенные Штаты поддерживали определенные дипломатические отношения, пусть и весьма напряженные. В Гаване есть американское представительство и аналогичные кубинские объекты в Соединенных Штатах.* Каждая сторона как само собой разумеющееся полагала, что весь дипломатический персонал противника состоит из шпионов. Находясь под защитой соответствующего дипломатического статуса, они пользуются иммунитетом от арестов и судебных преследований со стороны принимающих стран.
- - - - - - - - - - -
*Дипломатические отношения между Кубой и США на уровне посольств были разорваны в 1961 году и восстановлены президентом Бараком Обамой 20 июля 2015 года. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

Это так называемая система резидентного представительства. Резиденты пользуются своеобразным правом зарекаться от тюрьмы. Если их поймают за шпионаж, худшее, что их может ожидать – это быть депортированными на родину. Конечно, такие резиденты попадают под пристальное наблюдение своих визави из враждебных им спецслужб, которые изучают их под микроскопом ежедневно и еженощно, круглосуточно.

Такая тотальная слежка является серьезным препятствием для проведения скрытых акций и тайных операций, столь жизненно необходимых для эффективного шпионажа, контрразведки и секретных операций. Главного блюда шпионских игр.

Для достижения этих целей требуется вторая параллельная система или сеть. Та, которая состоит из лиц, не аккредитованных в качестве дипломатических представителей, и поэтому не обязательно подвержена тотальной слежке со стороны контрразведывательных служб принимающей стороны.

Эти шпионы, которые могут выдавать себя за журналистов, бизнесменов, туристов, студентов и так далее, известны как нелегалы. Если их поймают, их могут подвергнуть аресту, допросам, тюремному заключению, пыткам, и, в крайних случаях, казни.

Монатеро и шпионская ячейка, которой он управлял за фасадом шляпной фабрики «Супремо», все были нелегалами. Все они были очень хороши в своем деле, сумев избежать инфильтрации и даже обнаружения американской разведкой в течение теперь уже многих лет. Они-то и проводили настоящие, основные шпионские операции, которые кубинские дипломаты-резиденты, «легалы», не могли осуществлять из-за постоянного наблюдения, под которым они находились в Соединенных Штатах.

Для обеспечения двусторонней связи между резидентами и нелегалами была разработана тщательно продуманная система сторонних посредников, кратковременных встреч с агентами, тайников и закладок и тому подобных конспиративных приемов.

Монатеро был частью иерархической цепочки, связывавшей его с хозяевами в Гаване.

Но имелась и вторая линия соподчинения, та, существование которой было строжайшим образом засекречено, она связывала Монатеро с главным сверхсекретным агентом Гаваны, действовавшим в США на побережье Мексиканского залива.

Этим таинственным главным шпионом являлся генерал Гектор Бельтран, «Генералиссимус». Чрезвычайный статус Бельтрана давал ему право приказывать Монатеро и всей ячейке Супремо выполнять его указания в первую очередь, мобилизовывать все их ресурсы для выполнения любого задания, которое он сочтет нужным осуществить.

Тот факт, что Монатеро было позволено знать о характере связей Бельтрана, являлось показателем его эффективности и доверия, оказываемого ему Гаваной.

Он был единственным из всех членов ячейки Супремо, кто об этом знал.

«Красный Парус» –– это был оперативный псевдоним, криптоним Бельтрана. У Генералиссимуса имелось много различных способов связаться с Монатеро и довести до его сведения свои пожелания. Условный сигнал по факсу был лишь одним из них.

Когда Бельтран чего-то хотел, это всегда должно было быть исполнено. И точка. Монатеро и вся его ячейка Супремо обязаны были бросить всю текущую работу, которой они занимались, какой бы срочной она ни была, даже если текущая операция грозила быть полностью сорванной, будучи брошенной на произвол судьбы, пока они будут выполнять приказы Бельтрана. Так было нужно Гаване; значит, так тому и быть.

Могли проходить месяцы, иногда даже год или больше, с момента последнего контакта Бельтрана с Супремо. И прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Монатеро в последний раз был вызван для исполнения приказа Генералиссимуса.

И вот теперь Бельтран вновь связался с ячейкой. Его зашифрованное сообщение загрузилось в ноутбук Монатеро, специально предназначавшийся для таких посланий. Монатеро начал работать над сообщением, вводя серию паролей, которые являлись действующими лишь на сегодняшний период времени, длительностью в 24 часа.

На экране его монитора мелькнул сначала алфавитный суп из букв, цифр и символов, который затем резко перестроился, превратившись в несколько строчек текстового сообщения:

(начало)
БОЛЬШОЙ ШЛЕМ*
МЕСТНАЯ КВАРТИРА МЛАДШЕГО БРАТА НАРУШАЕТ ДОГОВОР.
ДОГОВОРЕННОСТИ ОБНУЛЕНЫ И НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
ПРОЕКТ ОТМЕНЕН.
Как можно скорее:
ПЛОТНИКА УВОЛИТЬ.
ТРОЙНАЯ ИГРА ДЛЯ ОТСТРАНЕНИЯ РУБИ.
(конец)
- - - - - - - - - - - - - - - - -
* «Большой шлем», по названию знаменитых теннисных турниров, в английском языка выражение «Большой шлем» («Grand slam») означает «сокрушительная, решающая победа». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - - - -

Даже расшифрованное, это сообщение все же было весьма туманным для тех, кто не владел лексиконом, ранее разработанным Бельтраном и Монатеро для общения между собой. Это была система кодовых слов, частных аллюзий и эвфемизмов, призванных еще сильнее повысить уровень сложности понимания текста.

Монатеро мысленно перевел это сообщение. Шпионаж всегда был делом крайнего напряжения, но Бельтран и без того всегда работал на переднем крае, действуя на грани, от него всегда требовали почти невозможного, настаивая на том, чтобы это было сделано в рекордно короткие сроки.

Нервы у Монатеро, и без того уже натянутые, напряглись еще сильнее, взвинтив его чуть ли не потери дыхания из-за того уровня тревоги, который охватил его, когда до него дошел полный смысл важности текста.

«Большой шлем»: это было уведомление приоритетной важности, приводившее Монатеро и, шире, всю ячейку Супремо, в состояние максимальной боевой тревоги — практически в состояние боеготовности уже объявленной войны.

Что происходит? США объявили войну Кубе? «Большой шлем» подразумевал кризисное состояние примерно такого уровня и масштаба.

Монатеро усилием мысли попытался подавить свои физические реакции. К счастью, частоту сердечных сокращений удалось замедлить, по мере того как он продолжал вчитываться в текст. «Младший брат» означало новый социалистический режим Венесуэлы. Для правоверных гаванских фиделистов припозднившийся с революцией Каракас рассматривался лишь в качестве младшего партнера в деле мировой революции.

«Местная квартира» означало консульство Венесуэлы в Новом Орлеане, а точнее и конкретнее, шпионская агентура, управлявшаяся из этого гнезда.

«Нарушение договора», «контракт обнулен и недействителен» и «проект отменен» – с этим всё было достаточно просто: произошел какой-то конфликт из-за какого-то вероломства со стороны венесуэльцев; с рабочими взаимоотношениями между кубинской и венесуэльской шпионскими сетями, по крайней мере в Новом Орлеане, покончено. Капут.

«Как можно скорее» означало «принять немедленные меры». «Плотник», полковник Пас, должен быть «уволен» — то есть убит на месте как можно скорее. «Тройная игра для отстранения Руби»: «тройная игра» означала группу из трех человек. Боевиков-мордоворотов. Специалистов по мокрому делу. «Отстранение» означало похищение.

В имени «Руби» содержалась доля шутки, придуманной самим Бельтраном. Это было сокращение от фамилии Рубироза. Порфирио Рубироза был секретным агентом наводившего на всех ужас в 1940-х и 1950-х годах доминиканского диктатора Трухильо. Он также был международным плейбоем, ожившим Дон Жуаном, в числе побед которого значилась целая череда актрис–кинозвезд и богатых наследниц.

Руби – это была язвительная кличка, данная Бельтраном Раулю Гарросу, богатому венесуэльскому наследнику и бабнику, ловкому и прилизанному номинальному главе ЛАГО в Новом Орлеане – важнейшему звену в организации Паса.

* * *

Сообщение было обескураживающим, словно боевая тревога, предупреждавшая о том, что отношения между Гаваной и Каракасом развернулись на 180 градусов, от вежливости и тесного сотрудничества до вражды и фактически до тотальной войны. И в частности это прямо касалось операций в районе Нового Орлеана, где у Паса и Бельтрана были какие-то совместные дела, характер которых Монатеро был неизвестен, ведь ему не «нужно было об этом знать».

Теперь Монатеро и его ячейка Супремо в любой момент могли ожидать нападения со стороны Паса. Ему было велено сделать Паса главной мишенью из всех прочих, требующих немедленного уничтожения.

Рауль Гаррос, важнейший партнер Паса, избежал отметки «смерть», но взамен его надлежало похитить, взяв живым — для допроса, обмена или для чего-то другого; это для Монатеро было тайной. Бельтран сам разберется, взяв на себя похищение Гарроса, но ему требовалась группа из трех лучших агентов, которую надлежало немедленно предоставить в его распоряжение.

Монатеро перечитал сообщение, запомнив его наизусть. Он нажал клавишу «Энтер», и текст исчез, мигнув в последний раз. Если бы он даже и не нажал клавишу, сообщение было бы автоматически удалено само по истечении пяти минут.

Монатеро решил закурить. Чтобы чем-то себя занять физически, пока его мозг и нервная система переваривали смысл полученных указаний. Он достал коричневую сигарету, изготовленную по специальному заказу, и закурил ее с одного конца. После нескольких затяжек он потерял покой и был готов приступить к действиям.

Он положил еще горящую сигарету в пепельницу и выключил ноутбук. Помутневший, а затем почерневший экран заставил его вздрогнуть.

Он отпер правый нижний ящик своего стола. Там лежал пистолет и несколько коробок с патронами. Это был короткий, но с толстым дулом полуавтоматический пистолет .380-го калибра, из графитового цвета стали и с рукояткой, инкрустированной темным орехом. В нем была полная обойма, но патронник был пуст.

Оружие было вполне легальным, у него имелось на него разрешение. А также разрешение на ношение скрытого оружия, полученное на основании того, что он был директором компании, и ему часто требовалось носить с собой крупные суммы денег. Обычно он редко ходил вооруженным.

«А, все время приходится выполнять эти приказы», сказал он себе. Вздохнув, он сунул оружие в правый боковой карман своего спортивного костюма, а затем поморщился; увесистый пистолет грозил разорвать подкладки карманов.

Он закрыл ноутбук, отнес его обратно к картотечному шкафу и положил в верхний ящик. Он закрыл ящик, замок щелкнул, и он повернул диск с цифрами для дополнительной безопасности.

Теперь нужно было уведомить остальных членов ячейки о том, что обстановка изменилась…

* * *

Но что-то не давало ему покоя, раздражало без видимой причины, заставляя его скрипеть стиснутыми зубами, хотя они и так уже были стиснуты из-за такого шокирующего развития событий.

Он не мог понять, что именно его беспокоит, это было на каком-то подсознательном уровне, и это лишь еще сильнее его раздражало.

Но вдруг он понял, наконец, что это. Источник его раздражения был внешним, он носился в воздухе где-то рядом, и, должно быть, уже несколько минут.

Это была мелодия, безумно простая, дурацкая, но запоминающаяся, которая раз за разом проигрывалась каким-то электронным усилителем, компьютерной шарманкой.

Она доносилась снаружи, источник был где-то перед зданием. Его окно было закрыто, кондиционер работал, но музыка все же была слышна, громко и четко, сводя с ума своей детской простотой и отупляющим повторением.

Это была старинная народная песенка «Ла Кукарача», но исполненная идиотски простыми, пискливыми электронными тонами.

Подойдя к окну, он раздвинул пальцами две планки жалюзи и выглянул между ними наружу сквозь стекло.

Музыка раздавалась из громкоговорителя, установленного на фургоне доставки еды, стоявшего у тротуара перед зданием. Это был старый, видавший виды фургон с кабиной спереди и металлическим корпусом сзади, покрытым стёганым тентом. Боковые панели корпуса были распахнуты вверх и наружу, а под ними были видны полки с завернутыми в полиэтилен сэндвичами, кофе, прохладительными напитками, булочками с маслом, пакетами с картофельными чипсами, солеными крендельками и прочие быстрые закуски.

Этот фургон некоторые из его людей, работавших внутри здания, в шутку называли «автолавкой», хотя они с удовольствием его привечали, свято соблюдая эту традицию, когда «автолавка» каждый день останавливалась у здания шляпной компании.

Знакомое зрелище, местная легенда, которую содержал Тио Рико (Дядюшка Рико) – старикашка, известный всей округе. Сколько Монтеро себя помнил, он всю жизнь продавал еду в этом районе, в течение уже многих лет. Шляпная фабрика «Супремо» была одной из его постоянных остановок, два раза в день и шесть дней в неделю. Регулярно, как часы — он вообще когда-нибудь хоть раз пропустил день?

Музыкой он объявлял о своем прибытии, подобно тому, как продавцы мороженого играют такого же рода частушки, рекламируя свое появление и привлекая детишек к своей машине.

Монатеро прежде не ощущал, насколько раздражающей, надоедливой может быть такая музыка. Она действовала ему на нервы, словно бормашина. Механическое, идиотское повторение мелодии, причем сокращенной до простейших ее элементов, сводило с ума.

Или, может быть, она была такой же, как всегда, просто именно он сам, Монатеро, теперь находился в другом состоянии, он был дёрганым от избытка адреналина, с клубком туго натянутых нервов.

Отпустив жалюзи, он повернулся и подошел к двери своего кабинета. За ней он услышал звуки голосов, смех.

Он открыл дверь и вошел в шоурум. В ноздри ему ударили вкусные смешанные запахи горячего кофе и свежей выпечки. Они исходили из тонкой картонной коробки на рабочем столе миссис Ибарры, рабочее место и приемная которой находились прямо перед кабинетом Монатеро. Она сидела за своим столом, болтая с Тио Рико – пожилым продавцом, который и привез закуски.

Тио Рико — «Дядюшка Рико» — был маленьким старичком, лысоватым, гладко выбритым и сильно загорелым, с седыми бровями и блестящими карими глазами. На нем была соломенная шляпа с узкими и загнутыми вверх полями, застегнутая на все пуговицы рубашка с короткими рукавами поверх чуть мешковатых брюк цвета хаки и синие парусиновые туфли на резиновой подошве.

Рядом с ним стоял Хоакин. Опытный и опасный охранник, в выставочном зале компании он был одновременно и охранником, и швейцаром. Здоровенный мужик с большой пушкой, которая у него была спрятана под белой рубашкой-гуаяберой с короткими рукавами, навыпуск поверх брюк, не заправляя. Профессионал, он хорошо знал свое дело, но пока еще не знал, что ячейка оказалась в опасной зоне. Все его внимание было устремлено на вкусную еду, которую дядюшка Рико принес в демонстрационный зал.

Когда Тио увидел Монтеро, его лицо просияло. Он почтительно склонил голову: «Доброе утро, сеньор».

«Доброе утро, дядюшка», сказал Монатеро. Между ними не было никаких родственных связей. Просто все называли старика Рико дядюшкой. «Что, уже пора перекусить?», спросил Монатеро. «Должно быть, я потерял счет времени».

Тио опять закивал головой, улыбаясь: «Это потому, что вы так много работаете, сеньор».

Кофе и выпечка действительно пахли очень вкусно, теперь Монатеро это понял. Он почувствовал пустоту в желудке, аппетит стал вытеснять тревогу.

Хоакин невольно облизнулся. Он сдерживал себя, как и миссис Ибарра; протокол предписывал, чтобы сначала Монатеро выбрал себе что-нибудь, а затем за ним последуют и другие.

Тио показал на коробку с лакомствами: «Свежие пончики для вас, как всегда, сеньор». Монатеро поблагодарил старика.

Глубоко вдыхая аромат, миссис Ибарра сказала: «Это кофе пахнет просто восхитительно, Тио».

«Как вы любите, сеньора. Con leche (с молоком) и с сахаром, сладкий, как вы».

У Монатеро на уме было совсем другое, ему некогда было тратить время на старика. Тио Рико был из тех, кто может торчать тут и болтать минут пять–десять, если ему дать на то хоть малейший намек.

Монатеро подавил желание проявить грубую власть, постаравшись держать себя в руках, и как можно мягче сказал: «Вы должны извинить меня, дядюшка; сегодня я немного спешу. Особый заказ, который должен быть немедленно выполнен…»

Миссис Ибарра взглянула на Монатеро, выражение ее лица осталось спокойным, но взгляд ее темных глаз стал тревожным и напряженным.

У Тио была, однако, одна черта – он понимал намеки: «Да, конечно, сеньор, вы очень занятой человек; не стану отнимать у вас ни секунды вашего драгоценного времени».

Монатеро вытащил бумажник и расплатился с ним. Тио сделал вид, что полез в карман за сдачей, но в ответ Монатеро лишь отмахнулся: «Это вам, дядюшка».

«Нет, сеньор, не могу», запротестовал Тио. «Это слишком много…»

«Прошу вас». Монатеро поднял руку, показывая, что разговор окончен.

«Вы очень щедры, сеньор! И очень добры. Благодарю вас», сказал Тио. Он также поблагодарил миссис Ибарра и Хоакина. Он чуть ли не кланяясь вышел из шоу-рума, пятясь, словно придворный, выходящий от короля.

Он вышел из здания, пересек тротуар и торопливо направился к своему фургону, согнувшись, но на удивление проворно для человека его лет. Обежав машину спереди, он сел за руль и завел двигатель, затем завернул за угол и направился на парковку за зданием, чтобы продать свой товар рабочим в мастерской.

Хоакин уплетал пончик, а в другой руке держал уже целую пригоршню бутербродов. Он вполне мог прикончить каждый из них за пару укусов, а требовалось их ему несколько, чтобы удовлетворить свой аппетит во время этого ланча.

Лицо у Монатеро застыло в вежливо-благосклонной улыбке, которую он изобразил на своем лице, общаясь со стариком, но за ней скрывалась глубокая озабоченность. Он перешел к делу и сказал Хоакину: «Когда закончишь набивать пузо, приступай к работе. У нас боевая тревога — режим максимальной безопасности».

Хоакин продолжал жевать, но уже без удовольствия. Механически. С набитым ртом он спросил: «Кто? Гринго? Это гринго? Я всегда знал, что в конце концов это будут они…»

 «Нет, не гринго, это двоюродные братья», сказал Монатеро. Двоюродными братьями Гавана называла венесуэльцев.

«Кузены!», повторил за ним Хоакин. «Хм, ничего удивительного. Я всегда знал, что все кончится разрывом. Этот Пас –– он бандит, мошенник. Он служит революции, только когда она служит его интересам. А когда они вступают между собой в конфликт, революцию он посылает к черту».

Он показал рукой в сторону задней части здания: «А остальные? Им вы уже рассказали?»

«Нет еще. Пусть набьют животы закусками Тио. Может, это последняя регулярная еда, которую им удастся съесть в течение некоторого времени», сказал Монатеро. «Кроме того, нам не нужно раскрывать карты. Двоюродные братья могут знать, что мы в курсе их намерений. Во всяком случае, мы должны действовать так, словно мы ничего не знаем. А это означает: продолжаем работать, как обычно. Все должно идти так, как будто ничего не случилось. Поднимать сейчас кипиш, пока с ними Тио, это будет ошибкой. Когда люди вернутся внутрь, где их никто не видит, мы им сообщим. Но не раньше».

Хоакин нахмурился, сморщив свой низкий лоб: «А что, если кузены нападут сейчас, пока мы не готовы?»

«Тогда придется положиться только на тебя одного, что ты их сдержишь», сказал Монатеро, похлопав его по широкой спине. Он чувствовал теперь себя лучше, приступив к командованию. Почти весело. Беспокойство Хоакина помогло ему почувствовать себя несколько увереннее.

«Я буду чувствовать себя в безопасности, зная, что ты здесь и готов умереть за нас, Хоакин, приняв пулю за высшую жертву. Я сказал бы, жертву во имя Супремо, а? Ха-ха».

Монатеро улыбнулся, но эта улыбка не затронула его глаз.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


7. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 11 И 12 ЧАСАМИ ДНЯ.


Площадь Де Лессепс плаза, Новый Орлеан

Высоко вверху над Новым Орлеаном что-то надвигалось. До этого небосклон был накрыт ровным сплошным облачным покровом, охватившим все небо серым куполом, простиравшимся от горизонта до горизонта.

Теперь же мертвый штиль этой млечной катаракты уступил место движущимся потоками массам низких, темных и зловещих грозовых туч. Тяжелые, насыщенные влагой, они мчались на север, предвещая ураган Эверетт, пробивавшийся через залив, направляясь к суше. Вместе с ними поднимался ветер, вначале периодически, с перерывами, а затем начавший порывами проноситься над рекой и над городом.

Небо словно снизилось, касаясь нижними гранями темно-серых туч верхушек шпилей и небоскребов делового центра города, там, где у бастиона ЛАГО стояли на страже Джек Бауэр и Пит Мало.

Агенты сидели в своем внедорожнике, стоявшем в юго-восточном углу площади Де Лессепс плаза, где располагалась штаб-квартира Венесуэльской нефтяной компании.

Когда нью-орлеанские пиарщики выпускали рекламные материалы с целью привлечения внешних инвесторов, они концентрировали их внимание на деловом центре, чтобы создать впечатление, что город является ультрасовременным центром промышленности и торговли, экономическим локомотивом мирового уровня.

Это была цитадель, возведенная фискальными титанами региона, средоточие интересов банков, транспортных и энергетических компаний, воплощенное в захватывающем дух скоплении сверкающих модернистских башен из стекла и стали. Витриной этого комплекса являлась Де Лессепс плаза – обширное пространство площадью в несколько городских кварталов, надменный массив офисных зданий, занимавшихся богатыми и могущественными корпорациями, картелями и глобальными их конгломератами.

Среди самых могущественных из них была корпорация ЛАГО – дочерняя структура Венесуэльской государственной нефтяной компании. Купавшаяся в нефтедолларах, она сходу и полностью выкупила этот офисный бастион с потрохами, в котором теперь и располагались офисы корпорации.

Вот неподалеку от этого здания и несли теперь свое дежурство Джек Бауэр и Пит Мало, дожидаясь, когда изнутри здания поступит информация о местонахождении одной из ключевых фигур ЛАГО – Рауля Гарроса.

Гаррос был лицом, представлявшим интерес по многим причинам. Например, своей ключевой ролью эмиссара компании в деловых кругах Нового Орлеана в частности, и в финансовых кругов США в целом; своими тесными личными и профессиональными связями с полковником Пасом; своей помолвкой со Сьюзан Кихэн, происходившей из влиятельной и могущественной политической династии Кихэнов; и, самое главное и наиболее сейчас актуальное, своей недавней связью со стриптизершей и любовницей Паса Викки Вейленс.

Башня ЛАГО была в числе главных объектов наблюдения спецслужб США, которые самым пристальным образом следили за ней и изнутри, и снаружи, но это был крепкий орешек. Ее безопасностью и системой охраны занимался лично полковник Пас, по причине параноидальной подозрительности которого и инстинктивной боязни предательства она была напичкана кучей самых разных охранных устройств и систем, как электронных, так и людских ресурсов, имевших целью помешать американским шпионам за ней следить.

Теперь, после неудачного покушения на Паса и того обстоятельства, что он куда-то исчез, оборонительная система, которую он разработал, гипер-активизировалась, и Венесуэльское консульство с башней ЛАГО перешли на максимальный режим безопасности.

Однако у КТО имелся особый источник, инсайдер, глубоко внедренный в самое сердце корпоративных лабиринтов ЛАГО. От этого источника и ждали новостей Джек и Пит, перед тем, как сделать свой следующий шаг. Но они не просто сидели там в своем внедорожнике, убивая время и надеясь, что что-то появится или произойдет. Не тот случай, когда сидишь у проруби на рыбалке, надеясь, что авось и клюнет. Это была не рыбалка; это была охота.

Точно так же, как у башни ЛАГО имелся свой сверхусиленный режим максимальной безопасности, к которому она могла прибегнуть в случае подобного кризиса, у КТО имелся ответный план действий для прорыва этой системы. Джек и Пит лишь ждали сигнала, когда он начнет действовать, чтобы вступить в игру.

Как один из лучших оперативников местного Центра КТО Пит располагал внутренней информацией об их источнике в ЛАГО, и он объяснил это Джеку: «У нас есть внутри тайный информатор, занимающий важное кресло в иерархии корпорации, по сути прямо там, в представительских офисах, рядом с Гарросом.

«Это человек, известный лишь КТО, о нем больше никто не знает, ни ФБР, ни АНБ, ни другие ведомства, следящие за этим шпионским гнездом. Нет необходимости называть его по имени. Давай просто скажем, что это хороший источник, идеально расположенный для отслеживания приездов и отъездов Гарроса».

Джек кивнул, восприняв как должное тот факт, что Пит не стал раскрывать источник информации. Компартментализация (разделение, ограничение) – главная гарантия безопасности в работе любой разведслужбы. Невозможно выдать секрет, которого не знаешь. На данном этапе Джеку не было необходимости знать имя источника в ЛАГО. Позже, если по какой-то причине Джек решит, что знать это будет ему необходимо, чтобы облегчить поиски, директор Центра КТО Кэл Рэндольф решит, стоит ли вводить его в курс дела. Это был ценный сотрудник Кэла и его сфера компетенции. И Кэл может принять решение не раскрывать эту информацию. Если бы Джеку захотелось настаивать на этом, то существовал механизм обжалования, но в таком случае ему пришлось бы пойти на экстраординарный шаг, и ему бы пришлось обосновать свою просьбу, окончательное решение по которой все равно будет приниматься директором штаб-квартиры КТО в Вашингтоне.

Кто знает? Вполне возможно, что и самому Питу Мало была неизвестна личность источника, и его знание ограничивалось лишь тем, что такой источник действительно существует.

Пит продолжал: «Режим изоляции, в котором сейчас они работают, осложняет нашему источнику возможность передачи информации. Из-за нападения на Паса венесуэльцы привозят своих людей сюда. Сотрудники консульства собираются в Гарден-дистрикт, а людей из ЛАГО привозят в Башню.

«Тем, кто уже находится внутри, запрещено покидать здание, что ликвидирует всякую возможность физического контакта нашего источника с агентом КТО, которому он может передать устное или письменное сообщение. Что касается электронных сообщений, о них стоит забыть. Все телефоны, факсы и компьютеры, все устройства стационарной связи в офисах ЛАГО централизованы и перенаправляются через один жестко контролируемый порт выхода, который находится под постоянным контролем службы безопасности Паса».

«А беспроводная связь — сотовые телефоны, СМС?», спросил Джек.

Пит в ответ то ли усмехнулся, то ли поморщился: «Их тоже перекрывают. В офисных помещениях установлена специальная аппаратура глушения, из-за которой такие беспроводные устройства перестают работать. Технология, похожая на ту, которая используется в некоторых театрах и концертных залах, чтобы в самый разгар представления у зрителей не звонили сотовые телефоны.

«И чтобы уж закупорить всё окончательно, окна башни наглухо закрыты, и невозможно их открыть ничем, вроде небольшого ломика, что мешает нашему источнику написать записку на бумажном самолетике и выпустить его в окно, где на земле его смог бы поднять кто-нибудь из наших людей».

«Так в чем же фокус?», спросил Джек. «Должна же быть какая-то хитрость, иначе мы не сидели бы здесь сейчас, ожидая отмашки. Или это тоже государственная тайна?»

«Конечно, хитрость одна есть», сказал Пит. «Старый трюк, и далеко не высокотехнологичный, как может показаться. В здании напротив, с другой стороны площади, у нас есть наблюдательный пункт, на верхнем этаже с видом на башню ЛАГО. Помещение находится примерно на той же высоте, что и офисы руководства ЛАГО, плюс-минус этаж. Внутри находится наш наблюдатель с камерой с телескопическим объективом, наведенным на Башню.

«Когда поступит информация, наш источник внутри ЛАГО подойдет к окну и выглянет наружу, посмотрев на здание напротив, где находится наш наблюдательный пункт. Ничего подозрительного в этом нет, что может быть менее естественным, чем смотреть в окно, особенно теперь, когда надвигается такая буря?

«Наш источник беззвучно проговорит информацию, не произнося слова вслух. Это будет заснято мощной камерой нашего наблюдателя с длиннофокусным телеобъективом. Отснятые кадры будут переданы в Центр, где их просмотрит специалист по чтению по губам. Умеющий читать по губам переведет сообщение, а Центр передаст его нам».

На Джека это произвело должное впечатление: «Чтение по губам! Да, это очень неплохой трюк».

«Да, мы такие, хитрые, как черти», сказал Пит, стараясь не казаться самодовольным, но потерпев в этом неудачу.

«Теперь дело за малым – за информацией», сказал Джек.

«Ну да, это так», согласился Пит.

* * *

Прошло несколько минут, и в машине ожила система связи, получившая сообщение из Центра. Не отмашка, которой дожидались два агента, а скорее информация о коммунальном грузовике, который использовали убийцы при покушении на Паса.

Оператор Центра сообщил: «Грузовик был угнан прошлой ночью из автопарка электрокомпании. Его хватились только утром — вообще-то, там и не знали, что он пропал, пока не позвонили мы, чтобы они это проверили».

Джек спросил: «Какие-нибудь зацепки есть? Может, камеры видеонаблюдения что-нибудь засекли?»

«Никаких», последовал ответ. «Там все не так устроено. Это огромная стоянка для ста или более грузовиков, которые стоят там круглые сутки, и машины выезжают и въезжают туда постоянно и днем и ночью. У того, кто забрал эту машину, должны были быть документы, чтобы выехать на ней со стоянки, не привлекая подозрений, а охрана там не слишком строгая, начнем с этого. В журнале фиксируется лишь выезд и въезд машины. От нас там кое-кто сейчас просматривает эти документы. Может, что-нибудь и выяснится».

«А может, и нет», сказал Пит, после того, как Центр отключился.

Джек вывел на экран монитора приборной панели внедорожника фото водителя служебного грузовика, человека по имени Герм. Его личность пока не была установлена.

На экране отобразились лишь те фото, которые имелись, а именно снятые посмертно. Это был туповатого вида индивидуум с толстой рожей, носом фрикаделькой и вытаращенными глазами, неподвижно уставившимися в какую-то далекую точку.

Джек прищурился, долго и пристально вглядываясь в покойника. Когда он, наконец, поднял глаза, его взгляд был устремлен куда-то вглубь себя, словно он был где-то далеко отсюда, а губы были плотно сжаты с опущенными вниз уголками.

«Есть что-нибудь?», спросил Пит.

«Я подумал, что может быть — но нет», сказал Джек, покачав головой. И все же, это лицо не выходило у него из головы. «Я где-то видел раньше его лицо. Не фото, а именно его самого. Не могу вспомнить, где и когда, но думаю, что это было несколько лет назад. Просто пока не получается сосредоточиться и вспомнить».

«Но точно могу сказать», продолжал он, «это было не в Штатах. Я в этом абсолютно уверен. Думаю, в Европе…»

Не густо, но хоть что-то, может быть, отправная точка. Чем больше он думал об этом, тем больше чувствовал, что в этом что-то есть, что он уже видел этого человека где-то в Европе, хотя все остальное от него ускользало.

Он связался с Центром и передал свои соображения относительно Герма: «К сожалению, ничего больше сообщить не могу, но может быть, вспомню что-нибудь».

Оператор Центра ответил: «Фото отправлено в Интерпол и нашим западноевропейским союзникам».

«Хорошо», сказал Джек и отключился.

Центр вернулся на связь минут пять спустя. Джек и Пит встрепенулись, ожидая отмашки, и начало входящего сообщения невольно заставило их податься вперед в своих креслах, словно пару скаковых лошадей, готовых рвануться вперед от стартовых ворот.

Но сообщение касалось совсем другого вопроса. Оператор сказал: «Кэл считает, что вам захочется это увидеть».

На экране монитора появились кадры потокового видео.

Центр сказал: «Эти кадры были сняты сегодня в самом начале восьмого часа утра камерой видеонаблюдения в проходе на Шелтон-стрит, примерно в одной восьмой мили от клуба «Золотой шест».

«Да, я знаю это место», кивнув, сказал Пит.

Запись была сделана черно-белой видеокамерой, то есть она была в оттенках серого цвета. Камера, должно быть, была установлена на стене примерно на высоте десяти футов от земли и была направлена вниз под углом в сорок пять градусов. Она снимала что-то вроде пешеходного прохода в каком-то тоннеле. Тоннель был освещен несколькими электрическими лампами на потолке, тусклыми лампочками-луковицами в проволочных сетках, свет от которых отбрасывал в проход паучьи тени.

Вдоль длинных сторон туннеля тянулись витрины магазинов: лекарственной лавки по продаже зелий и снадобий из трав; сувенирного киоска; магазина женского белья, в котором безрукие и безногие женские торсы манекенов были украшены дешевого вида бельем; магазин медицинских товаров; салон гадания по руке и предсказаний судьбы. Все магазины были закрыты, витрины темными; некоторые были накрыты металлическими решетками для сохранности.

В дальнем конце видна была арка, из которой струился унылый свет утренней пустоты.

В этом арочном проходе появилась шагающая фигура. Фигура стала приближаться, двигаясь вдоль аркады по направлению к камере.

Сцена отображалась не в режиме реального времени, а сжато, один кадр каждые несколько секунд, из-за чего изображение было как бы мелькающим, словно двигалось рывками, как кадры старого немого кино.

Фигура приблизилась, превратившись в женскую. В умопомрачительную женщину. Пит крякнул: «Не могу определить лицо, но тело знакомое».

На женщине были темные очки и светлая накидка на голове, скрывавшая волосы. Ее худое с острыми чертами лицо было встревоженным и напряженным. На ней было цельное темное платье без рукавов, подол которого едва доходил до середины бедра; на ногах были сандалии на низком каблуке. На плече у нее висела сумка на ремне.

Она прошла мимо камеры и вышла из зоны видимости. Конец записи. Больше ничего не было.

Джек сказал: «Прокрутите запись снова, только на этот раз остановитесь на ее лице».

Это было сделано. «Викки Вейленс», сказал Джек.

«Собственной персоной», сказал Пит.

«По крайней мере, одно мы теперь знаем точно: в семь часов утра она была еще жива».

«А также еще одно: я знаю эту аркаду», сказал Пит. «Этот район Шелтон-стрит похож на целый лабиринт, там множество всяких закоулков, переулков и проходов. Лучшего места, чтобы затеряться, не найти –– или укрыться от кого-то, кто тебя ищет. Она знала, что делает, когда пошла туда.

«Но это палка о двух концах. В этом лабиринте закоулков обычно много криминала, а именно: наркобизнес, проституция, хулиганство, публичное мочеиспускание. Поэтому здесь много видеокамер. Жаль, что большинство из них не работает. Со времен Катрины».

«Ну, во всяком случае, это хоть что-то», сказал Джек.

«Мы проверяем и другие камеры в этом районе и за его пределами, вдруг сможем ее засечь», ответил Центр. «Но мешают технические проблемы. Система видеонаблюдения полиции Нового Орлеана нестабильна, разбросана и глючит. Независимо от того, что у них есть, им потребуется время, чтобы всё это поднять и отправить нам. Кроме того, у них не хватает людей, причем больше, чем обычно, так как многие сотрудники не вышли на службу, намереваясь эвакуироваться в преддверии Эверетта. Но в конечном итоге мы получим то, что у них есть».

 «А патрульные машины, работавшие в этом районе или где-то поблизости?», спросил Джек. «Они же могли видеть ее до того, как была разослана ориентировка?»

«Если ее и видели, то пока нам об этом не сообщили», ответил Центр.

«Попробуйте поспрашивать водителей трамваев в этом районе примерно в это время; может, Викки села в один из них», сказал Пит.

«Мы проверяем и это, а также такси», ответил Центре. «Пока безуспешно».

Центр отключился. Джек сказал: «Викки не из тех, кто может легко исчезнуть, никем не замеченной. Как ей удалось ускользнуть и скрыться?»

«Она знает эти места и как этим пользоваться», сказал Пит. «Наверное, успела уйти оттуда до того, как район был оцеплен. Или, может, все еще прячется где-то там. В такое время не так уж и много открытых местечек, где она могла бы укрыться, вроде кафе и тому подобного. Но там много всяких тайных точек, которые она может знать, нелегальных игорных притонов, публичных домов, клубов со спиртным после запрета, ночных клубов — черт, квартир, где торгуют крэком и героиновых притонов, если уж на то пошло. Она знает эти места; она наркоманка и тусовщица».

Центр вернулся на линию. Пит был так раздосадован, что раздраженно ответил: «Да?»

Но на этот раз у Центра было кое-что посерьезней: «Наш источник в ЛАГО вышел на связь. Рауль Гаррос в Мега Марте».

«Это небоскреб Сьюзен Кихэн», сказал Пит.

«Поехали», сказал Джек.

И они поехали.

* * *

Там, где река Миссисипи впадает в Мексиканский залив, появление могучего порта неизбежно. Место это является стратегически важным и коммерчески привлекательным, его выгодность неоспорима. Это семя, из которого зародился Новый Орлеан, ныне один из крупнейших портовых городов мира, стоящий в одном ряду с такими морскими гигантами, как Лондон, Сан-Франциско, Макао и Гонконг.

Здесь протяженная береговая линия, где сосредоточились на протяжении многих миль доки, пирсы, причалы, пристани, верфи и склады. Город в городе, это часть Нового Орлеана, но отдельная часть, своего рода особый плавучий мир.

Портовые объекты, как правило, закрыты для посторонних. Как и другие предприятия, такие как фабрики и грузовые терминалы, они закрыты для случайных посетителей. Это промышленная зона, а не место публичных гуляний.

В доках процветает преступность. Контрабанда, например наркотиков, оружия, экзотических животных и людей. Нарушения трудового законодательства. Хищения грузов.

Задействованы здесь и правоохранительные органы, официальные структуры представлены в виде береговой охраны, портовой патрульной службы, сборщиков налогов, инспекторов по технике безопасности, морских регулирующих органов, профессиональных и экологических организаций.

Огромная протяженность береговой линии сама по себе уже предоставляет отличные возможности скрыться, здесь бесконечное число разного рода щелей и трещин, в которых можно спрятаться, используя их для незаконной деятельности. Быстрорастущие прибрежные предприятия, кипящие бурной деятельностью; яркие и пестрые, динамичные генераторы богатства.

Но пирс «Пеликан» был не из их числа.

Он располагался на правом берегу реки, на стороне Нового Орлеана, в относительно изолированном и запущенном районе в нескольких милях вверх по течению от моста через реку Миссисипи, соединяющего город с левым берегом.

Вдоль берега здесь шло двухполосное шоссе. Днем и ночью по нему потоком несся грузовой транспорт, доставляя и увозя грузы из доков.

Между этой дорогой и водой и стоял этот пирс «Пеликан»* – длинный причал, выступавший из береговой линии под прямым углом. По виду он ничем не выделялся из числа аналогичных серых и унылых соседних объектов.

Сторона пирса, обращенная к берегу, была обнесена стеной и огорожена, закрывая доступ и скрывая объект от посторонних глаз. Над стеной виднелись крыша складского здания, а где-то в дальнем конце пристани – старая, ржавая вышка крана для погрузки и выгрузки грузов.
- - - - - - - - - - - -
* Здесь стоит отметить, что слово «pelican» присутствует и в американском сленге, так иногда в шутку называют жителей штата Луизиана. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - -

* * *

Отсутствие чего-либо может быть столь же значимым, как и его наличие. Шерлок Холмс однажды блестяще раскрыл одно преступление, основываясь на том, чего ночью не делала собака.*
- - - - - - - - - - - -
*Сэр Артур Конан Дойл, рассказ «Серебряный». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - -

В любой экосистеме внезапное исчезновение какого-то вида является тревожным знаком, указывающим на серьезный дисбаланс в окружающей среде.

Такого рода тревожный знак следовало обнаружить в отсутствии кое-чего поблизости от пирса Пеликан. Чего здесь не хватало –– это изгоев рода человеческого, которыми изобиловала остальная часть побережья.

Имеются в виду люди, упавшие на дно общественной бездны, бездомные изгнанники, блуждающие, как тени, по докам и превратившие их в свои жилища. Среди них были безнадежные алкоголики, наркоманы, душевнобольные, сломленные духом или физически, или и то, и другое одновременно.

Если бы они жили на суше, а не на берегу, они бы тянулись к местному эквиваленту трущобного квартала, этой выгребной яме, затягивающей, словно воронка, неудачников и побитых жизнью, катящихся по наклонной плоскости к нулевой отметке, куда они приползают в надежде отыскать покой, в том числе вечный.

В таком портовом городе, как Новый Орлеан, однако, легионы заблудших и навеки потерянных тянутся к побережью, в надежде поживиться самым минимальным, раздобыв себе корку хлеба, бутылку дешевого вина, дозу крэка и нору, в которой можно укрыться.

Раньше пирс Пеликан как раз и был таким «убежищем», этот закрытый, не работавший причал превратился в логово этих живых призраков побережья.

Но затем, с месяц назад, пристань вновь открылась, ее немного подремонтировали, и она перешла в руки новых владельцев –– никому не известных, суровых и жестких людей. Они словно выполняли какое-то задание, и на пирсе вновь раздался лязг металла, на сей раз из-за их загадочной деятельности.

И стали происходить вещи, далеко не столь же отрадные: живые призраки, изгои, бродившие у пирса Пеликан, начали исчезать. Исчезать бесследно, если не считать их редких криков в ночи или брызг крови, высыхающих на стене кровавым рисунком.

Пошел слух, что эти живые призраки уже больше не живые, что их прикончили и сбросили в реку, которая унесла их тела прочь.

Те, кому посчастливилось избежать первоначальной зачистки, распространили весть о том, что пирс Пеликан теперь стал местом, которое следует избегать, как, скажем, смерти.

И эти порождения ночи, алкаши, наркоманы, бомжи и сумасшедшие, покинули эти места, отыскав себе новые пристанища.

Копы и знать не желали о случившемся. У них были дела поважнее, чем отправляться на поиски кучки пропавших бродяг, даже если бы они знали, что те пропали без вести. Они просто сказали бы им «скатертью дорожка», если бы узнали о такой большой пропаже.

Для каких бы целей ни использовался теперь пирс Пеликан, он продолжал действовать без всяких помех и даже без всякого стороннего наблюдения, успешно продвигаясь к осуществлению своих целей.

* * *

И теперь, а именно сегодня, эта цель должна была быть явлена. В субботу, за час до полудня, если взглянуть на него со стороны, пирс Пеликан внешне напоминал не более чем еще один портовый объект, ничем не отличавшийся от соседних.

Сторона пирса, обращенная к берегу, была огорожена, а ворота закрыты, за забором был натянут зеленый брезент, скрывавший то, что находится за ним, от любопытных глаз посторонних.

Въездные ворота, довольно широкие (в них мог проехать грузовик), теперь были закрыты и заперты на засов изнутри.

За оградой, с одной стороны ворот, стояла будка охраны, простое однокомнатное строение. Забор и эта караулка были здесь относительно новыми сооружениями, равно как и прожекторы, установленные на столбах у ворот.

На караулке дежурил одинокий часовой в серой форме и командирской кепке – стандартную одежду частных охранников. За исключением того, что на ней не было никаких значков, эмблем и знаков отличия, которые могли бы указывать, к какой фирме принадлежал этот охранник.

Не было и бейджа с указанием имени.

Ему было около сорока, он был здоровым и крепким на вид. На ремне у него висело оружие с большим стволом – крупнокалиберный пистолет. Внутри будки стоял прислоненный к стене пулемет – так, чтобы его можно было быстро схватить.

Зоркий и жесткий, он был не похож на обычных наемных охранников. Было что-то боевое, военное в его поведении, пристальном взгляде и вообще в том, как он держался. А держался он примерно так, как ведет себя часовой на посту.

По всему объекту были расставлены другие охранники. Вокруг них тоже витал дух такого же смертельно опасного профессионализма.

На пирсе располагался склад, тянувшийся своей протяженной осью вдоль всей пристани. Строение в форме коробки для обуви с высокими стенами было похоже на длинный сарай с остроконечной крышей. Наверху в его высоких и длинных стенах имелись узкие горизонтальные полосы окон. Это был ветхий полуразрушенный то ли сарай, то ли ангар, стены которого были облицованы листами гофрированной жести. Жесть подверглась коррозии, проржавев насквозь, что придавало ей рыжеватый оттенок, как у планеты Марс.

В дальнем конце пирса, над водой, стоял тяжелый подъемный кран.

Его квадратной формы кабина крепилась на вершине стального каркаса, как у буровой вышки, высотой в несколько этажей. Он был старым, ржавым и не работал уже много лет. Однако кабина управления служила отличной сторожевой вышкой, откуда хорошо были видны и река, и берег.

Там стояло двое часовых, вооруженных биноклями, сотовыми телефонами и автоматами. Один следил за тем, что происходило на берегу, а другой – за рекой.

Прошли уже годы, почти десять лет с тех пор как этот пирс был действующим предприятием. Склад обветшал и представлял собой потенциальную угрозу для безопасности в эксплуатации. Кран давно вышел из строя, и техника теперь уже не подлежала ремонту.

Так было до прихода Новых Людей.

Но после их прихода, примерно за последний месяц, объект этот пережил своего рода возрождение. Здесь снова наались какие-то работы. Но этот недавний всплеск активности носил лишь кратковременный характер и вот-вот должен был закончиться.

* * *

Пирс стоял на каркасе из массивных деревянных свай, укрепленных Х-образными распорками, поднимавшими его на двадцать футов (6 метров) над рекой. На стороне пирса, расположенной по течению реки, вниз зигзагами спускался трап к большому плавучему доку – похожей на плот платформе, покачивавшейся на поверхности воды.

К нему была пришвартована баржа. К ее мостику от плавучего дока вверх вел наклонный трап с боковыми поручнями.

Это плавучее корыто представляло собой старую громадину грузовой баржи-платформы, грубую, неказистого вида, но массивную.

Верхняя ее часть, прямоугольной формы, была шире основания, с наклонными бортами, носом и кормой. На ней также имелся мостик примерно по центру судна и рубка по левому борту. Отличительный штрих: по правому борту красовалась шлюпбалка (кран для подъема шлюпок), предназначенная для спуска на воду моторной лодки, похожей на китобойную, которая к барже крепилась.

На борту баржи имелась серия номеров, соответствующих тем, которые были внесены в судовые документы, хранившиеся в шкафу в рулевой рубке. Номера и документы были фальшивыми, хотя подделаны были достаточно качественно, чтобы пройти поверхностную проверку властями.

Ни береговая охрана, ни катера портовой патрульной службы, ни какие-нибудь другие представители морской администрации, которые могли бы осведомиться о барже и проверить сам объект, сюда еще ни разу не наведывались. И вряд ли кто-нибудь из них появится тут в то относительно короткое время, остававшееся до того, как она отправится в свой последний, роковой рейс вниз по реке.

И с какой стати им этим заниматься? Береговая линия Нового Орлеана была огромной и протяженной, кишащей сотнями судов всех размеров и тысячами людей. В этой полуразрушенной барже-громадине и в этом безликом объекте не было ничего, что могло бы привлечь внимание властей.

На борту баржи имелись лишь номера, но не название. То имя, которое было дано судну изначально, было закрашено и вымарано.

Тросами толщиной с человеческую руку крепилась она к прочным деревянным тумбам плавучего дока.

Судно покачивалось на мутных волнах. Река здесь была длинной, широкой, она была похожа на змею, извивавшуюся тяжелыми, мощными течениями и пенящуюся. Густой и мутной, как черный кофе, водой, сливавшейся с гущей суши.

Небо над водой бурлило серыми тучами, несущимися на север. Порывы ветра уже начали на поверхности реки поднимать небольшие, но колючие барашки белых волн.

Безымянную баржу, как могли, подготовили к плаванию, за то ограниченное время, которое оставалось до начала операции. Кроме того, она и не должна была выглядеть слишком хорошо. Это могло ее выдать, выделить из обычных такого рода судов-барж, десятки которых постоянно курсировали по реке вверх и вниз.

* * *

Майору Марку Волларду не нужно было присутствовать при завершении установки взрывных устройств. Его функция теперь сводилась чисто к роли наблюдателя. В этом деле экспертом был Гюйгенс, и он не нуждался в надсмотрщиках-командирах, которые подглядывали бы ему через плечо и проверяли бы то, что он и так выполнял на обычном своем уровне –– великолепно.

По всем правилам Волларда не должно было там быть вообще. Командиру группы рисковать собственной шеей перед самым началом операции противоречит здравому военному смыслу, потому что если что-то пойдет не так, и произойдет катастрофа, операция и группа, ее осуществляющая, окажутся без командования.

Операция состояла из двух составных частей; баржа, груженная взрывчаткой, была лишь первой ее частью; но даже и без нее хватило бы второй составляющей, чтобы нанести мощнейшие разрушения, заказанные ему клиентами.

Воллард не сомневался, что его помощник, Рекс де Гроот, выполнит эту часть операции, в том маловероятном случае, если Гюйгенс в чем-то ошибется, перепутает провода и взорвет лодку, ее пассажиров и сам пирс, которые взлетят на воздух. Де Гроота и основной группы его штурмовиков-наемников сейчас здесь не было, они находились в укромном месте за чертой города, ожидая наступления ночи, когда они и прибудут на место встречи –– на пирс Пеликан, исходный плацдарм, откуда и начнется рейд. Даже если и пирса не будет, то и это не станет проблемой; де Гроот просто поведет своих людей из лагеря к цели.

Нет, Волларду не было нужды здесь находиться. И именно поэтому он все-таки находился здесь. В военном деле нужно быть на передовой и показывать пример. Загадка – часть лидерства. Воллард получал удовольствие, разделяя риск вместе с каждым своим бойцом, пусть даже самым слабым. С бойцами своей частной армии, наемниками.

Ему это нравилось, он любил этот трепет, захватывающие ощущения, когда балансируешь на острие бритвы.

* * *

Рулевая рубка представляла собой квадратной формы каюту, находившуюся примерно в центре судна по левому борту, отсюда баржа управлялась. Воллард стоял в дверях, глядя внутрь рубки.

Внутри находилось трое: Пит Гюйгенс, подрывник, заканчивавший установку взрывного устройства; и Ахмед с Рашидом, два йеменских морских капитана и будущие мученики, которым предстояло повести судно в последний рейс.

Воллард был бельгийцем, Гюйгенс – голландцем, но оба они по сути были людьми без родины. Опытными и жестокими профессиональными наемниками, и единственными знаменами, под которыми они сражались, были черный флаг и заверенный чек. Фрилансеры в разбойничьем полку бродячих псов войны.

Ахмед и Рашид представляли собой нечто иное, они были направлены сюда саудовскими покровителями операции. Им отводилась роль самоубийц, с билетом лишь в один конец –– в Рай. Эта работа была не для наемников, а для истинных верующих, правоверных.

Гюйгенс был изобретателем и опытным механиком в области взрывчатки. У него были соломенного цвета волосы, такого же цвета усы и красное лицо. Мышцы рук у него, видные из-под рубашки с короткими рукавами, вздулись, когда он стал подсоединять конец основного кабеля к взрывному устройству.

Ящики со взрывчаткой в трюме были уже подключены к сети проводов и детонаторов. Детонаторы были разнесены друг от друга на максимальное расстояние, чтобы усилить до максимума совокупную ударную силу взрывов. Отдельные провода тянулись назад, к связкам других проводов, которые, в свою очередь, соединялись далее, сливаясь в один магистральный кабель, выходивший из трюма и тянувшийся в рулевую рубку, где Гюйгенс заканчивал подключение его к взрывному устройству, состоявшему из таймера и пускового механизма.

Взрывное устройство размещалось в рогообразном пластмассовом корпусе, по размеру и форме похожем на джойстик игровой приставки. Оно состояло из цифровых электронных часов, переключателя и нескольких встроенных отказоустойчивых предохранителей, и все эти компоненты должны были быть приведены в действие до сброса главного выключателя.

Взрывное устройство соединялось с пультом управления баржи с помощью привинченной болтами коробки. Этот механизм позволит лоцману баржи привести в боеготовность эту плавучую бомбу, когда она будет готова к финальной атаке.

Гюйгенс стоял на одном колене на полу с отверткой в руке, заворачивая клеммы похожего на штепсель конца запального шнура, соединяя его с разъемом у основания взрывного устройства.

Рядом стояли Ахмед и Рашид, с интересом за этим наблюдая. Ахмед, лет сорока, был среднего роста, с коротко остриженными темными волосами и короткой черной бородой. Рашиду было лет двадцать пять, он был высоким и стройным, с теплыми и добрыми карими глазами и тонкими усиками и бородкой. Ахмед говорил по-английски и был главным среди них двоих; Рашид, его дублер и помощник, знал только несколько слов по-английски и полагался на него в переводе.

Гюйгенс продолжал трудиться над сборкой, с каждым новым вздохом обливаясь свежим потом. Время от времени он вытирал лоб коротким рукавом рубашки, чтобы пот не заливал глаза и не щипал их. Он потел не от страха, а от жары, хотя малейшее неловкое движение – и неправильно подсоединенные провода взорвутся, и все они взлетят на воздух. Но бомбы являлись его профессией, и он никогда не допускал такого рода ошибок.

Он закончил сборку и опустил отвертку. «Готово», сказал он. Отстранившись от механизма, он выпрямился и встал, чуть застонав от боли, так как долго стоял на колене в одной и той же позе. Он пошевелил ногой, чтобы оживить ее и прогнать мурашки.

«Браво», сказал Воллард.

Гюйгенс поднятым передом своей майки, словно полотенцем, вытер пот с лица. Вместо старого пота тут же появился новый. Воллард осторожно прошел в каюту, осматривая взрывное устройство.

«Устройство очень простое», сказал Гюйгенс. «Даже, я бы сказал, примитивное. А только такое и нужно, чтобы оно сработало, как надо».

«По-моему, все в порядке», сказал Воллар.

«Непростая была задачка, осложняемая штормом и бурей», сказал Гюйгенс. «Эверетт может вывести из строя всю электронику. Воздух слишком насыщен электричеством. И нельзя полагаться на дистанционный беспроводной детонатор, приводимый в действие на расстоянии. Из-за шторма ураганной силы сигнал может заглючить, буря может подавить его и помешать пуску. Такое вполне возможно. Для большого взрыва беспроводные устройства слишком ненадежны.

«Поэтому мы используем таймер, который можно включить отсюда, из рулевой рубки. И все сработает по проводам, а не по беспроводной связи. Оператор устанавливает таймер, скажем, на пять или десять минут до финального удара. И в назначенное время электрический импульс выходит отсюда и расходится по сети проводов, как по нервам, распределяясь веером отсюда к отдельным детонаторам, подключенным к подгруппам бомб. Всё проще простого».

Возможно, для Гюйгенса все и было проще простого, но ведь он был спецом в этом деле. Воллард повернулся к старшему лоцману, который поведет судно: «А что ты думаешь, Ахмед? Именно тебе придется играть с огнем».

Ахмед стоял, скрестив руки на груди. Он кивнул, сказав: «Да, все хорошо».

«Когда поднимется буря, вы столкнетесь с сильными волнами», сказал Воллард.

Ахмед оскалил зубы цвета старой слоновой кости в полуусмешке, полугримасе, которая, вероятно, должна была означать улыбку: «Я ходил на деревянных рыбацких лодчонках в Аравийском море в сезоны муссонов. Немного ветра и дождя на этой речушке – это для меня ничто».

Гюйгенс ухмыльнулся, сказав: «Не ошибись, друг мой. Надвигающийся ураган –– это не шутка».

Ахмед сказал: «Волей Аллаха, мы с Рашидом окажемся в раю еще до того, как буря разыграется во всю силу».

«Да будет так», сказал Воллард. Здесь в плане Волларда находилась переменная, непрогнозируемый X-фактор. Приближение урагана Эверетт представляло собой и угрозу, и дополнительные возможности. По его расчетам, даже если буря и обрушится на Новый Орлеан, то лишь спустя пару часов после того, как дело будет сделано. Операция будет завершена еще до того, как буря достигнет своего пика. И тем не менее, риск по-прежнему оставался, но он привык рисковать, как и его люди. В том числе за это им и платили.

Буря имела и плюсы, и минусы. Хаос, который она опродит, был его союзником; он и его люди были обученными профессионалами, умевшими действовать с максимальной эффективностью в воцарившемся хаосе. Ураган лишь собьет с толку и запутает власти, снизив до минимума их и без того низкий уровень их способности реагировать. После того, как операция будет завершена, буря поможет сорвать их преследование и дать наемникам большую фору – время успеть скрыться.

Что же касается Ахмеда и Рашида, их бегство завершится по окончании выполнения ими своей части задания. Последнее и окончательное бегство, побег от сует мирских.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


8. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 12 И 1 ЧАСОМ ДНЯ.


Дворец зеленого фонтана,
Эр-Рияд, Саудовская Аравия
8:05 вечера по местному времени

Эта сцена вполне могла происходить и тысячу лет назад, в эпоху халифа Гарун аль-Рашида, когда были только сочинены сказки «Тысяча и одной ночи», ныне известные как «Арабские ночи».

Обстановка напоминала здесь сад наслаждений, место, предназначенное для отдохновений жителей пустынь. Посередине располагался восьмиугольный бассейн, в центре которого стояла ступенчатая колонна высотой в человеческий рост.

В колонне имелся фонтан, с вершины которого непрерывно били струйки воды. Вода каскадом стекала во многочисленные чаши в форме раковин, каждая из которых была чуть шире той, которая находилась над ней, и в конечном итоге сливалась в восьмиугольный бассейн, где скрытые насосы заставляли ее циркулировать повторно, поднимая ее наверх по трубе в центре колонны, тем самым возобновляя процесс.

Эффект водопада был необычайно красив; прозрачная жидкость постоянно меняющейся завесой переливалась из чаши в чашу, оказываясь в конечном итоге в восьмигранном бассейне.

Фонтан был облицован плиткой, плиткой зеленого цвета, но разных оттенков, варьировавшихся от бледно-зеленого до темно-зеленого и всех оттенков между ними. Они образовывали мозаику, затейливый узор арабесок, обвивавший спиралью фонтан сверху донизу.

Пол в саду был выложен большими шестиугольными плитками черного и зеленого цвета, образующими динамичные геометрические узоры. Вокруг фонтана стояли мраморные скамейки и огромные красновато-коричневые керамические кашпо с апельсиновыми, лимонными и абрикосовыми деревьями. Между ними тянулись ряды живых изгородей из густых, темных растений высотой в семь футов, росших в длинных, похожих на желоба клумбах. Скамейки, фруктовые деревья и живые изгороди разделяли пространство сада, создавая множество укромных уголков, ниш и аркад. Воздух был прохладным, влажным, благоухающим ароматами цветочных клумб и фруктовых деревьев.

Сад можно было бы счесть за иллюстрацию из книги сказок, однако он был вполне реален, и реальность эта находилась в самом сердце города будущего, каким и является сегодняшний Эр-Рияд.

Он располагался внутри здания, в атриуме дома Имама Омара, Улыбчивого Муллы —которому, и помимо такой собственности, имелась масса поводов для улыбок. Атриум представлял собой шахту по центру здания высотой в несколько этажей, над которым возвышался прозрачный купол из оргстекла.

Этот роскошный дворец был безвозмездно подарен Имаму одним из его последователей – влиятельным членом королевского Дома Саудитов. Это был лишь один из нескольких таких дворцов, все из которых были столь же великолепными, располагались в Эр-Рияде и вокруг него и принадлежали Имаму.

Звуки бегущей в фонтане воды сливались сейчас с ритмичным подъемом и снижением голосов, читающих молитвы.

Моление проходило в специальном молельном зале, расположенном за атриумом. Вход туда был со стороны остроконечной арки. Снаружи ее охраняли два охранника, верные и преданные мутавины («благочестивых добровольцев») из религиозной полиции.

Мутавины были ополчением Имама Омара и его секты воинствующих ультра-фундаменталистских ваххабитов.

У министра Федаллы имелась собственная частная армия в виде его службы внутренней безопасности. Но Федалла был лишь управляющим этим корпусом, а не его командующим. Это подразделение являлось личной гвардией Его Королевского Величества, которому весь его личный состав присягнул на верность.

В то время как мутавины были преданными воинами не Короля, но Бога, земным воплощением которого являлся его верный слуга и посланник – Имам Омар.

Федалла — и если уж на то пошло, и сам Король — многое отдал бы, чтобы узнать, что сейчас происходило в святая святых Дворца зеленого фонтана – в его молитвенной зале.

Все это место охранялось преданной когортой религиозной полиции, бойцы которой стояли на постах по всему зданию и на прилегающей территории. Телохранители-фанатики, готовые пожертвовать жизнью, защищая святость этого места.

Молитвенная зала была большой, просторной, с высокими потолками. Ее стены были отделаны редкими, ценными породами древесины, отполированными до зеркального блеска, мраморный пол был устлан дорогими коврами. Здесь стояли низкие диваны с горами мягких подушек и пуфов.

Внутри же происходило нечто вроде радостного празднества. Здесь собралось двенадцать человек – зеркальное отражение Специального Совета Его Величества. Это были те, кто руководил осуществлением операции по перенасыщению рынка нефти под загадочным наименованием «Покров Ночи».

Некоторые из тех, кто теперь находился в молитвенной зале, присутствовали ранее и на заседании в зале заседаний Специального Совета.

Главным из них был сам Имам Омар, который в данный момент и проводил эту специальную службу молитвы и благодарения Богу. Улыбчивый Мулла являлся их неоспоримым арбитром в вопросах преданного служения религии.

Все участники молитвы стояли, держа в руках открытые молитвенники, слегка раскачиваясь взад и вперед и напевом читая свои священные стихи, в боговдохновенном экстазе. Церемония эта чем-то напоминала спиричуэлс: Омар страстным речитативом напевал строфы, а его восторженные последователи вторили ему, словно отвечая хором, почти в унисон.

Богослужение продолжалось уже довольно длительное время, более часа, однако энергия и восторженность участников нисколько не ослабевали, наоборот, казалось, они лишь неуклонно возрастали.

Непосвященных, возможно, больше всего удивило бы присутствие здесь и горячее, искреннее участие в этом принца Тарика. Те, кто знал его только как светского, прозападного делового человека, прилизанного дипломата и дельца в конференц-залах корпораций и министерских конклавов, были бы искренне удивлены, увидев его здесь, явно предавшегося всем сердцем и душой ритуальному богослужению.

Еще более обезумевшим и боговдохновенным был принц Хассани, погруженный в экстатический транс. Выражение его лица было каким-то потусторонним. Остановившийся взор его был устремлен куда-то вдаль, его остекленевшие глаза глядели куда-то за пределы мирского познания — возможно, они видели обещанный Рай.

Такое богослужение — однонаправленное сознание, канализированное и специально направляемое, подчеркнутое повторением — способно вызывать мистические ощущения и видения. Основу ритуала составляют явления гипнотического свойства, вызываемые ритмичным пением, наподобие спиричуэлс, слова, произносимые на подъеме и утихавшие, утрачивали свое изначальное индивидуальное значение, превращаясь в звуковую схематическую картину, такую же абстрактную и необузданную, как грохот прибоя или завывания ветра в пустыне.

Молящиеся словно переносились за пределы земных забот в царство блаженных. Ибо что может быть достойнее и радостнее, чем узнать о том, что один из таких же, как они, один из присутствующих здесь сегодня, окажется завтра в Раю?

Этот человек, возжелавший стать несущим смерть самоубийцей, решил принести себя в высшую жертву, приняв на себя честь священного мученичества.

Завтра он будет убивать. Освященное Богом убийство, праведное и справедливое, однако такое, совершить которое невозможно без гибели самого истребителя Зла.

Под Покровом Ночи был спрятан кинжал – кинжал ассасина.

* * *

Площадь Де Лессепс Плаза,
Новый Орлеан

Здание Мега Марта являлось еще одной достопримечательностью центрального делового района города.

Его было хорошо видно с площади Де Лессепс плаза, где находились Джек Бауэр и Пит Мало. Пит показал на шпиль, похожий на иглу, возвышавшийся на северо-востоке, за зданиями вдоль восточной стороны площади.

«Вон оно», сказал он. «Недалеко отсюда, если по прямой. Жаль, что мы на машине. Придется объезжать теперь окольными путями. Как говорится, тяжело туда добраться».

Центр города напоминал средневековую крепость, центральный замок которого был окружен целым лабиринтом проездов. Внедорожник двинулся по улицам с односторонним движением, и зачастую приходилось ехать в объезд, чтобы выйти на нужное направление, но внезапно обнаруживалось, что путь ему преграждает высокая стена, стройка или тупик, заставляя их снова колесить вокруг, делая очередной виток в объезд.

Машина остановилась на красный свет, и Джек, воспользовавшись паузой, достал из внутреннего нагрудного кармана пиджака неприметную металлическую коробочку, размером и формой напоминавшую пачку сигарет. Он открыл ее крышку.

Внутри лежало с полдюжины предметов, каждый в своем отдельном углублении в подкладке на дне коробочки. Они были похожи на таблетки аспирина, но были ворсистые и черного цвета.

Пит, отведя взгляд от дороги впереди, посмотрел на коробочку, лежавшую у Джека на ладони. «Что ты собираешься с ними делать?»

«Повесить одну из них на Гарроса», ответил Джек.

«Неплохой трюк, если это сойдет тебе с рук».

Джек улыбнулся одними губами: «Подумаешь, еще одна блоха на таком кобеле, как он!»

«Да я не о нем беспокоюсь, а о Сьюзан Кихэн. И ее придворной гвардии», сказал Пит.

«Блоха» — так это устройство называли в техническом отделе. Неофициально. Новая усовершенствованная разработка традиционных подслушивающих жучков, она действовала подобно микрочипам, которые владельцы домашних животных имплантируют в своих собак и кошек, чтобы найти их, если те потеряются. За отличием того, что его не нужно было вводить под кожу, а достаточно было прикрепить, якобы случайно коснувшись рукой.

В каждой блохе содержался сверх-миниатюрный радиомаячок, аудиосенсор и передатчик, и все это работало от батарейки питания размером с пятнышко. Вся ее поверхность представляла собой синтетическую ткань конденсаторного микрофона. Мощная, хитрая и изощренная, «блоха» способна была слышать все, что происходит в непосредственной близости от носителя, и транслировать звук на передатчик.

Его липкая матово-черная внешняя оболочка была смоделирована по образцу шипов чертополоха или репея, и однажды прикрепленная к объекту слежки, она вряд ли отвалится. Радиомаячок выполнял также функции определителя местоположения, что позволяло оператору постоянно следить за местонахождением человека.

Загорелся зеленый свет, и Пит двинулся дальше, направляясь к Мега Марту.

«Ты же не думаешь, что Гаррос будет неподвижно стоять на месте, когда ты прилепишь на него одну из этих штуковин, правда?», спросил он.

«Он и не успеет понять, что произошло. Чтобы прилепить ее к нему, потребуется секунда», ответил Джек.

«Секунду, да?», усмехнулся Пит. «А откуда ты знаешь, что у тебя это получится? На этот раз мы столкнемся не с бандой Паса, а со всей машиной Кихэнов».

«Буду иметь это в виду».

«Центр будет за этим следить. Равно как и штаб-квартира в Вашингтоне».

Джек криво улыбнулся, один уголок его рта опустился, а другой приподнялся: «Большая политика, да?»

«Еще какая!», сказал Пит. «Дядюшка этой Сьюзан, сенатор Кихэн, занимает высокий пост в Сенатском комитете по разведке».

«Знаю; сталкивался с ним несколько раз, когда давал показания Комитету на закрытом заседании», сказал Джек.

Пит бросил на него быстрый взгляд сбоку: «Он такой же осел в жизни, как и в телевизоре?»

«Смотря как взглянуть», сказал Джек. «Это Мистер Сенатор, воплощение Вежливости и Приличия, пока показания не противоречат его политической линии. Но затем он повторяет свой вопрос в форме утверждения, словно говоря тебе то, что хочет от тебя услышать».

«И что ты ему сказал?»

«Только факты, Пит, только факты. Вот почему я сижу сейчас здесь, а не занимаю какой-нибудь высокий административный пост в КТО Вашингтона».

Пит рассмеялся, сказав: «Охохо, тебе бы все равно не понравилось сидеть в штабе. Вся эта политика, бюрократия с бумажками».

«Не говоря уже о большой зарплате и прочих ништяках. Трудно было бы все это пережить», сказал Джек.

Пит с оптимизмом предположил: «Может, на этот раз сенатор откусил больше, чем сможет переварить, снюхавшись с Чавесом с этой нефтяной сделкой».

«Пока она ему ничем не навредила», сказал Джек. «Но кто знает, как будет теперь, когда уже началась даже стрельба. Может, мы немного подпортим жизнь этой сладкой парочке».

Машина, стоявшая у тротуара и неожиданно выехавшая на проезжую часть, заставила Пита резко вывернуть руль во избежание столкновения. Он, ругаясь, ударил ладонью по клаксону.

Водитель этой машины вздрогнул, смущенно и виновато на них взглянув. Это был не злонамеренно агрессивный рывок, это был просто какой-то неосторожный, невнимательный водитель. Он притормозил, пропустил их и поехал после них на расстоянии в несколько машин.

Они проехали еще несколько кварталов, и вены, вздувшиеся на лбу у Пита, стали уменьшаться в размерах. «Мы уже почти на месте», сказал он. «Вот он, Мега Март, перед нами. У здания собственная охрана – агентство “EXECPROTEK”».

«EXECPROTEK» являлось гражданской охранной службой и частным сыскным агентством, с большим блатом. Основано оно было Бринсли С. Уолтерсом, бывшей козырной ищейкой, расследовавшим деятельность недовольных и оппозиции, из числа сотрудников сенатора. Частная сыскная армия сенатора Кихэна.

«Дурацкое название, EXECPROTEK», сказал Пит. «Похоже на марку какого-то извращенного презерватива».

Лицо у Джека, однако, осталось невозмутимым: «Здорово, наверное, иметь собственную частную полицию, однако. У каждой династии должна быть такая».

Пит кивнул: «Руководит там всем у них Майлон Сирс. Он далеко не дурак».

Джек, задумавшись, сказал: «Сирс – главный помощник Уолтерса. Это говорит о том, насколько важна для сенатора вся эта затея с Чавесом».

Пит ухмыльнулся, сказав: «Может, теперь, когда столько трупов, жизнь не покажется ему такой уж сладкой, как сейчас».

«Может, Сирс станет с нами сговорчивей».

«Неа. Сьюзан это не понравится».

«А в чем с ней проблема, Пит?»

«Она считает, что мы придираемся к ней из-за ее связей с ЛАГО. Она права, конечно».

«Гаррос сам может пойти нам навстречу», сказал Джек, «учитывая то, что нам известно о его любовных похождениях со стриптизершами «Золотого шеста», Викки и Дориндой. Ему не нужны проблемы, пока у него роман со Сьюзен Кихэн. Это дает нам определенные рычаги воздействия».

Пит покачал головой: «Она так втюрилась в этого типа, что подумает, будто мы все выдумываем, чтобы его опорочить. С другой стороны, Каракасу может не понравиться, что он рискует многомиллионным романом, изменяя богатой наследнице с другой. Или с двумя другими? В любом случае, на родине у него кого опасаться».

«Плюс те, кто попытался нанести удар по Пасу», сказал Джек.

«Да, и это тоже».

* * *

Небоскреб «Мега Март» был похож на звездолет накануне старта на взлетной площадке. Он был построен и принадлежал могущественному клану Кихэнов. Лет десять назад они сделали крупную ставку на будущее Нового Орлеана, и это принесло свои плоды.

Даже теперь, после Катрины, Мега Март продолжал процветать, и его перспективы по-прежнему оставались блестящими. Большую часть небоскреба занимали бизнес-структуры Кихэнов, не только собственные и открыто семейные их финансовые структуры, но и ряд дочерних компаний, зависимых и подставных фирм, связанных с ними сложной и тонкой паутиной посредников и холдинговых компаний.

Офисные помещения в финансовом центре Март были весьма и весьма востребованы независимыми компаниями, никак не связанными с интересами Кихэнов, это здание привлекало их своими первоклассными помещениями и условиями и харизматическим именем самой династии.

Кихэны являлись одним из самых богатых семейств в Соединенных Штатах. Давно, в девятнадцатом веке, еще неокрепшие в ту пору представители этой династии были лишь кланом филадельфийских юристов и банкиров, которые после открытия богатого нефтяного месторождения в Спиндлтопе занялись нефтяным бизнесом. Месторождения нефти в Пенсильвании вскоре истощились, однако семейство уже успело к тому времени диверсифицировать свои активы в уголь, сталь, железные дороги и недвижимость, заняв свое место в числе других крупнейших баронов-разбойников «Позолоченного века».*
- - - - - - - - - - -
*Исторические термины, применяемые к эпохе бурного роста капитализма, наступившей в 1870-х годах, после Гражданской войны в США. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

В этом они ничем не отличались от многих других упрямых и прижимистых плутократов своей эпохи. Гениальность Кихэнов заключалась в том, что они раньше других и довольно пристально сосредоточились на политике.

Большинство других титанов промышленности избегали прямого участия в партийной политике, гнушаясь всего этого грязного бизнеса предвыборной борьбы, предпочитая поступать проще и покупать политиков, а не занимать самим какие-либо посты.

Кихэны оказались более дальновидными, рано осознав, что именно выборные должности приносят реальные деньги и власть.

Политиканы контролировали строительство школ, больниц, правительственных зданий, дорог, каналов и всю огромную, постоянно растущую инфраструктуру государственного сектора.

Они принимали решения, где будут размещаться проекты, кому достанутся контракты на строительство, и какие банки и брокерские конторы будут осуществлять выпуск облигаций и размещение акций, необходимых для их финансирования.

Вот где делались настоящие деньги для себя и своих друзей; именно здесь лежали власть и влияние, гарантирующие, что никто другой не сможет отнять твои блага.

Платная пресса повсюду превозносила Кихэнов, вовсю рекламируя представление об их традициях государственной службы. Через некоторое время даже сами Киханы поверили в это.

Первоисточником финансовой и политической власти семейства являлась Пенсильвания, она и осталась ее оплотом и базой. Штат избрал одного из Кихэнов губернатором и направил нескольких других в Конгресс.

В семействе уже давно появились разные ветви, оно стало распространяться по всей стране и запустило свои щупальца на Севере, Юге, Востоке и Западе. Бизнес и политика шли у них рука об руку. Избрание Кихэнов и их союзников создавало постоянно расширяющийся континуум власти.

За всем этим стояла движущая сила семейного состояния, источник всех благ.

Следуя проверенному временем методу сверх-богачей, они создали целый ряд благотворительных фондов и учреждений. Это был еще один способ усилить влияние семейства на всю экономику страну — и все это, к тому же, без всяких налогов.

Фонды подпитывали политическое влияние, которое подпитывало влияние финансовое, что в ответ подпитывало сферу благотворительности и политики. Колоссальная разветвленная цепь для продвижения всех дел Кихэнов.

В недавней политической истории Кихэны занимали такие посты в правительстве, как должность госсекретаря и генпрокурора, а также назначались послами и федеральными судьями. К первому десятилетию XXI века нынешнее поколение Кихэнов занимало кресла по всей стране в управлении на уровне городов, округов, штатов и на общенациональном уровне.

Никто из Кихэнов еще не был избран президентом, хотя некоторые пытались это сделать, но потерпели неудачу — вечно больное место в семейной гордости. Они по-прежнему пытались протолкнуть туда своего.

Патриархом клана являлся Берл Кихэн из числа пенсильванских Кихэнов, выходец из изначальной ветви династии. Он был самым выдающимся политиком семейства, прирожденным рубахой-парнем и дельцом, Мистером Личностью. Как сенатор, Кихэн был уже давно работающим, опытным законодателем с надежным креслом в Конгрессе и влиятельным членом нескольких важнейших комитетов, в том числе по разведке и ассигнованиям.

Его брат, Вильмонт, был главным финансистом семьи и генератором ее богатства, Мистером Денежным Мешком. Вильмонт был отцом Сьюзен Кихэн.

* * *

Жизнь прекрасна, сказал сам себе Рауль Гаррос. Он находился сейчас на вершине мира, причем в нескольких смыслах.

Он находился в номере на верхнем этаже небоскреба Мега Март, так высоко, что ему были видны крыши других небоскребов делового центра города. Номер этот был святая святых апартаментов Сьюзан Кихэн – директора Нью-Орлеанского отделения Гуманистического фонда Кихэнов, хозяйке всего этого здания и всего, что в нем находилось.

А она принадлежала ему. Она была его возлюбленной, его невестой, и сейчас она стояла обнаженной в его объятиях, прижавшись к нему. Номер, в котором они сейчас находились наедине друг с другом, это орлиное гнездо, также являлось их любовным гнездышком.

Сочетание времени, места и женщины было пьянящим. У людей и с более холодной головой, чем у Рауля, возможно, поехала бы крыша в такой обстановке. От них обоих буквально разило богатством и властью, трубя на весь мир о гордости и престиже их обладателей.

На этом верхнем этаже здания находился штаб Гуманистического Фонда Кихэнов, юридического лица, под контролем которого находилось все это сооружение и много чего еще. Эти апартаменты из целой анфилады номеров были отведены для личного пользования Сьюзан, для того, чтобы она купалась в роскоши и комфорте. Здесь находился ее офис, а также смежный с ним номер, служивший для нее жилым помещением и ее святая святых. Всё исключительно для ее личного удобства и комфорта, когда она находилась на своем рабочем месте. Ее главной резиденцией в городе был особняк в предместье Мариньи, в районе, столь же старом, легендарном и богатом, как и Гарден-дистрикт.

Здесь, в этой громадине Мега Марта, эта богатая и закрытая от посторонних глаз обстановка была ее частным, закрытым миром, где она могла уединиться. Внутреннее святилище. Находясь здесь, Сьюзан Кихэн могла быть настолько обнаженной, насколько только могла предстать вообще. И не только физически. Хотя и так тоже бывало. Вот как сейчас, например.

Раулю Гарросу было тридцать пять лет, это был красавец атлетического телосложения, из хорошей семьи, плейбой и ключевая фигура в иерархии ЛАГО – венесуэльской государственной нефтяной компании в Новом Орлеане.

Он был чисто выбрит, с правильными, словно точеными чертами лица и темными густыми волосами, зачесанными назад и убранными со лба. Он был красавцем и знал это, он эксплуатировал это, торговал этим.

И сейчас в его объятиях была Сьюзан. Большую часть утра они провели, заперевшись в ее частном уединенном гнездышке, занимаясь любовью. После этого они приняли душ. Рауль уже оделся и был в рубашке и брюках; Сьюзен все еще была обнаженной. Она прижималась к нему.

Она была высокой, почти такого же роста, как и он, а ведь он был выше шести футов (182 см). Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее в губы. В раскрытые губы. Ее рот был влажным и теплым; а дыхание сладостным.

Она была загорелой, ее длинные, прямые, темно-русые волосы мерцали мелированным золотым металликом. Женщина с высокой и пышной грудью, округлой с вызовом попкой и длинными ногами. Сероглазая, с густыми изогнутыми бровями, носом прямым и тонким, и чувственным ртом, с губами, склонными пухленько дуться.

Она хорошо пахла и была сладкой на вкус, когда он ее целовал. Ей было уже за 35, и она была на несколько лет старше Рауля, факт, на который она предпочитала не обращать внимания. Она уже была дважды замужем, дважды разводилась и не имела детей.

«Бог троицу любит»* — она приняла предложение Рауля заключить брак; если бы он не попросил ее об этом, она бы сама попросила его, в этом он был уверен. Их отношения были ярко выраженно физическими; секс был великолепен. Для нее это было лучше, чем для него, но ведь для Рауля в этом был некий элемент вложенного труда.
- - - - - - - - - - -
* Это традиционный перевод фразы «Third time's the charm», однако в данном случае возможна и иная интерпретация этой фразы –– «Третье очарование». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

Она была влюблена в Рауля, в этом он не сомневался. Все признаки были налицо. А он их хорошо знал. Он встречался со многими женщинами, немалое число которых по праву считались мировыми знаменитостями, такими же звездами, как и дочь Вильмонта Кихэна, а некоторые из них, кроме того, были более красивыми и страстными.

И все же, при этом, — она была не просто наследницей, она была живым связующим звеном с влиятельным источником власти, политической династией и кланом Кихэнов со всем их глобальным масштабом, их влиянием, их деньгами.

* * *

Сьюзан целовалась, закрыв глаза. Глаза Рауля были открыты, и он оглядывался вокруг себя, наслаждаясь видом и роскошью окружавшей его обстановки.

Номер и все в нем было первоклассным. Дорогой профессиональный дизайнер связал все элементы здесь воедино, следуя указаниям Сьюзан. Она не была лишена вкуса; у нее было хорошее видение, природное чутье и чувство прекрасного, склонявшиеся, однако, к беспроигрышному варианту – общепринятому и традиционному.

Одна из стен здесь представляла собой сплошное огромное зеркальное стекло, открытое небу, открывавшее захватывающий вид на перспективу с заоблачных высот. Даже здесь, в самом сердце делового центра, известного своими высотными зданиями, ни одно из других сооружений не достигало вершин Мега Марта; Рауль мог смотреть на них сверху вниз, даже на самые высокие.

Впечатляющий вид: здесь, наверху, его спутниками были орлы и самолеты. Но никого из них сегодня не было видно, из-за приближающейся бури.

Сегодня вид отсюда был ограниченным, каким-то замкнутым  и вызывающим клаустрофобию по сравнению с прославленными заоблачными перспективами, открывающимися отсюда в ясные дни. Небо было затянуто низко висящими облаками. Если бы они опустились чуть ниже, они поглотили бы этот офисный этаж, перекрыв вид из него вниз.

Сплошной облачный покров в серых тонах: угольно-темном для внутренних масс облаков, грифельно-сером для контурных очертаний масс, сбивавшихся в кучи, серебристом и пепельно-сером, изредка показывавшемся в немногочисленных разрывах облачного полога.

Облака надвигались – это был авангард урагана Эверетт.

День был пасмурным; с закрытыми жалюзи и задвинутыми шторами комната находилась в сумраке. Он рассеивался искусно размещенным верхним освещением; его затемняли регуляторы, дававшие теплый, интимный свет.

Темного цвета, богатые деревянные панели стен были увешаны картинами. Ключевым элементом декора был длинный, мягкий диван, обитый черной кожей. Он раскладывался, превращаясь в кровать, но он был и так достаточно большим, даже в не разложенном состоянии, чтобы можно было уместиться на нем в плотской связи, а именно это и произошло; и таких актов было даже несколько, причем совсем недавно, ибо именно здесь он и пробыл со Сьюзен последние несколько часов.

В номере имелся собственный бар, вместе с мини-холодильником и раковиной из нержавеющей стали. На одной из стен висел большой плазменный телеэкран, в данный момент выключенный. В отдельной огромной нише располагался уютный обеденный уголок на двоих, со столом и двумя стульями.

С другой стороны открытая дверь вела в ванную комнату, которая была ничуть не хуже люксов роскошных отелей. Внутри нее горел свет, яркий свет, под углом падавший из дверного проема в офис. Незадолго до того он был покинут Раулем и Сьюзан, принявшими душ после утренних жарких любовных игр.

Теперь он был почти полностью одет; она же была обнаженной, если не считать полотенца. Вместе они составляли красивую пару, влиятельную и властную; они лучились богатством, привлекательностью и очарованием.

Мысленно оглядывая всю эту роскошную обстановку, Рауль не мог не поздравить себя, думая: “Воистину, когда-нибудь все это станет моим”.

И уже скоро.

Семья Гарросов являлась оплотом традиционной, старой закалки олигархии Венесуэлы, той узкой верхушки социальной пирамиды, которая контролировала подавляющее большинство богатств страны.

Происхождение и воспитание Рауля были безупречными. Его мать была наполовину француженкой, и имя его, данное ему при крещении, писалось чаще всего в соответствии с французской орфографией Raoul, а не в испанском варианте Raul. Семья владела значительными активами в судостроении, телекоммуникационной сфере и недвижимости.

Он был красив, образован, ладно скроен и богат. Весь мир был открыт перед ним и мог бы валяться у его ног. Все было бы хорошо, если бы не появление –– или, скорее, нападение — Уго Чавеса.

Для клик правящих семейств в Венесуэле наступили тяжелые времена, ибо олигархия отныне теперь уже была не всемогущей. Власть захватил Чавес. На его стороне были армия и обедневшие массы. После того, как он был избран президентом, он будет сохранять за собой эту должность пожизненно. Теперь его больше нельзя будет не выбрать, разве только он сам добровольно откажется от власти. Его власть была подавляющей.

Быть богатым в Венесуэле теперь было уже недостаточно. Теперь быть богатым означало быть уязвимым. Уязвимым для преследований и национализации государством, декретами Президента, изображавшего себя высшим представителем народа.

Многие, если не большинство олигархов, оказались слишком консервативными и заскорузлыми, не сумев приспособиться к новым порядкам «социализма двадцать первого века», главным модным словечком режима и его священной коровой. Но не семья Гарросов. Они смотрели на вещи достаточно трезво, не питая иллюзий.

Чавес двигался в никуда, единственное, что он собирался делать – это сохранять за собой пост высшего правителя в ближайшем обозримом будущем. Невозможно было предсказать, какую еще безумную идею он может придумать завтра, он и аппарат его подельников, состоявший из подхалимов, доктринёров и недавно ставших властью бандитов.

Ключевые секторы венесуэльской экономики были национализированы почти сразу же. Компании, иностранные и отечественные, сровняли с землей, словно бульдозерами, его силовики, в том числе крупные, мирового значения мега-конгломераты, которые были вынуждены поклониться ему в ноги и подчиниться.

Семейство Гарросов безоговорочно предоставило все свои ресурсы в распоряжение президента. Это был единственный способ иметь дело с таким человеком: полная капитуляция. Дать ему то, чего он хочет. Для него меньшей проблемой было заменить существующую инфраструктуру собственными людьми, чем сохранить уже имеющуюся систему под номинальным контролем Гарросов, служащих ему.

«Мы многое потеряли, сын мой. И потеряем еще больше. Но, с Божьей помощью, возможно, мы потеряем не все».

Таковы были слова отца Рауля, сказанные ему им во время их последней встречи перед тем, как Гаррос-младший должен был отправиться в Новый Орлеан, чтобы занять там высокий пост руководителя в зарубежном филиале ЛАГО.

Рауль сказал: «Я сделаю всё, что в моих силах, отец. Я не подведу нашу семью». И вот он сделал то, что было в его силах, но по-своему.

Некоторые мужчины – прирожденные бойцы, воины; он же был прирожденным любовником. Таково было его призвание.

Итак, стало быть, Сьюзан Кихэн. Потому что Рауль выполнял задание Каракаса. Задание вступить в брак, породнившись с одним из самых богатых и могущественных семейств Америки. И эта миссия была уже на грани завершения.

Скоро он женится на дочери безумно любящего ее отца Вильмонта Кихэна, мультимиллионера, династа и брата сенатора Берла Кихэна.

В довершении всего, эта женщина, кроме того, была хороша собой. Не беда, если б было по-другому, его бы это отнюдь не стесняло, и он соблазнил бы ее независимо от того, какая у нее внешность. Таков был план, составленный его хозяевами в Каракасе. Это был план, с которым Рауль полностью согласился.

* * *

Плацдармом для реализации схемы являлся альянс между сенатором Кихэном и президентом Чавесом.

Чавес с большой помпой объявил, что будет бесплатно поставлять нефть для обогрева жилищ бедняков в зимние месяцы в районы городской бедноты в Соединенных Штатах.

Со стороны Венесуэлы проектом должна была заниматься ЛАГО; обеспечение осуществления проекта на американском конце трубопровода будет курировать клан Кихэнов.

Чавес был авторитарным правителем социалистического режима, воинственным и антиамерикански настроенным.

Действующая Вашингтонская администрация являлась частой мишенью резких и оскорбительных филиппик диктатора. Сенатор Кихэн был лидером оппозиционной партии. Бесплатное топливо для обогрева жилищ должно было стать мощным средством получения получения голосов для него и его партии.

Но делать это приходилось осторожно. Чавес — конечно, славный малый, «грубый и необработанный алмаз», по мнению политических советников Кихэнов и их медиа-эха — все же был типом нестабильным и непредсказуемым, в любой момент он мог сорвать все договоренности и выкинуть что угодно.

На случай, если сделка сорвется, сенатору нужно было оправдаться. Ему нужен был посредник, который возьмет на себя организационные хлопоты, и одновременно будет отрицать его явную причастность к этому. Идеальным решением для этого был какой-нибудь из многочисленных фондов, учрежденных на средства Кихэнов.

Таким средством в данном случае и стал Гуманистический Фонд Кихэнов (ГФК), устав которого был весьма воздушным и гибким, и позволял фонду взять на себя такую задачу. ГФК был благотворительным учреждением и прекрасно подходил для того, чтобы взять на себя вопросы, связанные с поставками этой бесплатной венесуэльской нефти, переработкой ее в топочный мазут и целевым распространением его в бедняцких районах на севере.

И Фонд стал официальным партнером ЛАГО в этой операции поставки бесплатного мазута, которой одна пиар-фирма дала безобидно звучащее название «Инициатива Домашний очаг». Ее лозунгом стали слова «Теплые дома – добрые сердца».

Центром проекта являлся Новый Орлеан. Этот город, главный порт, через который осуществляется морской импорт нефти, и станет тем местом, где венесуэльские танкеры будут разгружать свою нефть. Это расширяло бизнес-интересы семейства Кихэнов и одновременно совпадало с ними. Для поддержки этой «Инициативы» будет использоваться принадлежащий семейству комплекс Мега Март.

А Сьюзан Кихэн возглавит их часть проекта со стороны ГФК. У нее были неплохие деловые качества и бизнес-навыки, она прекрасно справлялась с цифрами и деталями, и у нее имелись все необходимые для этого качества – напористость, энергия и амбициозность, столь свойственные Кихэнам.

С другой стороны, никто не может знать всего и справиться со всем, даже если это Кихэн. Поэтому семья полагалась на руководящие кадры своих сотрудников, своеобразный пул опытных юристов, брокеров, аналитиков, инженеров и тому подобных специалистов, защищавших ту роль, какую играла в этом деле семья, и следивших за тем, чтобы эта нефтяная Инициатива не причинила вреда кратко-, средне- и долгосрочным интересам династии.

Конкретно в Новом Орлеане ряд таких советников был назначен в штат Сьюзан, из них двумя наиболее видными (и способными) являлись директор-распорядитель фонда Хэл Дендрон и исполнительный помощник Алма Баттерворт. Им также помогал Майлон Сирс, первый заместитель главы частной охранной фирмы EXECPROTEK, которая теперь официально отвечала за безопасность Мега Марта, а неофициально защищала интересы семьи, подчиняясь непосредственно сенатору Кихэну.

Белый дом был в высшей мере раздражен всей этой затеей, видя в ней (и справедливо) лишь пропагандистскую уловку Чавеса с целью опозорить Администрацию — цель, которую Каракас разделял вместе с сенатором Кихэном.

Однако они мало что могли с этим поделать. Все было абсолютно законно. В конце концов, заправочные станции ЛАГО торговали в США топливом в большинстве штатов. Как бы ни раздражал Чавес Дядю Сэма, последнему нужна была эта венесуэльская нефть, составлявшая десять процентов всего нефтяного импорта США. Любое ограничение, наложенное на нее, лишь вызвало бы панику и хаос на нефтезаправках и в опросах общественного мнения.

Однако кое-что Вашингтон все-таки мог сделать –– а именно, держать под пристальным наблюдением все, чем занимались ЛАГО и эта Инициатива в Новом Орлеане.

Администрации приходилось действовать в данном вопросе осторожно, чтобы не сделать ничего такого, что могло бы позволить сенатору Кихэну и его партии заявить о политически мотивированных преследованиях и поднять соответствующий шум в прессе.

А это означало, что КТО в данном вопросе также приходилось действовать с оглядкой.

* * *

«Хорошо быть главой компании», сказала Сьюзан Кихэн. В любой момент можно отложить все, что пожелаешь, ради важного личного свидания».

Они с Раулем теперь перешли в ванную, которая здесь была больше, чем кабинеты многих топ-менеджеров. Он вошел сюда, чтобы поправить прическу, а она последовала за ним.

Рауль стоял перед зеркалом над раковиной; Сьюзан стояла у него за спиной, обняв его. Он был уже почти полностью одет, она все еще была обнаженной, если не считать банного полотенца между ее грудью и его спиной. Он закончил завязывать галстук и теперь расчесывал себе волосы, операция эта была более ответственной, чем это могло бы показаться кому-то со стороны. Все нужно было сделать, как следует. Не годится, чтобы пряди болтались невпопад, из-за чего он мог выглядеть по-дурацки.

Она только что приняла душ, и хотя уже вытерлась, все еще была влажной. Раулю не нравилось, когда она прижималась к нему в такие моменты; это портило ему рубашку и брюки. Вот почему она положила между ними двумя полотенце.

Он протянул руку назад и дотронулся до ее обнаженного тела сбоку.

«Я просто ликую оттого, что мы вместе, мне хочется кричать об этом с вершины крыш».

«Лучше дай мне еще немного времени уговорить папу», сказала Сьюзен.

Рауль нахмурился: «Я ему не нравлюсь».

«Тут нет ничего личного, Рауль, просто он со всеми такой».

«Он меня терпеть не может».

«Это не так, Рауль», вздохнула Сьюзан. «Мы уже не раз это обсуждали...»

«Он думает, что я не достоин жениться на его дочери».

Она не стала это отрицать: «Он вообще считает, что нет достойных на мне жениться. Точно так же он относился и к Дейлу, и к Дрю». Дейл и Дрю были ее бывшими мужьями.

Рауль закончил расчесывать волосы в соответствии со своими строгими стандартами: «Члены моей семьи являлись аристократами в Венесуэле за двести лет до того, как твои предки украли первый свой миллион».

Сьюзан кивнула: «Мы, Кихэны, были великими ворами, негодяями и пиратами».

«Были?»

«Теперь нет. Это было в старые недобрые времена».

«Ты так думаешь, ну-ну».

«Я это знаю. Сейчас мы легальны до отвращения», сказала она.

Рауль положил расческу и отошел от зеркала и раковины. Сьюзен сказала: «Когда папа узнает тебя получше, он полюбит тебя так же, как я».

«Ну не совсем так, как ты, надеюсь».

«Не говори сальности, Рауль. Ты меня снова возбуждаешь».

«И себя тоже. Увы, как бы мне ни хотелось остаться в твоей восхитительной компании, Сьюзен, у меня есть дела, я должен ими заниматься. Боюсь, что я уже и так пренебрег своими обязанностями — но как мог я устоять перед таким нежным антрактом?»

Улыбка, которой он одарил ее, была ослепительной. У него были первоклассные зубы – белые, блестящие, с безупречными коронками. Эта улыбка заставляла ее трепетать всей душой и телом.

Снаружи, в главной комнате номера, рядом с дверью, выходившей в ее приемную, стоял старомодный письменный стол. Сьюзен иногда пользовалась им для каких-то мелких нужд и дел, вроде составления благодарственных писем и подобных незначительных, но немаловажных сообщений и записок. На нем лежал ноутбук и комбинированная с телефоном селекторная связь.

Селектор вдруг загудел – резко, раздражающе, настойчиво.

Сьюзан, рассердившись, сказала: «Черт! Им прекрасно известно мое указание не беспокоить меня, когда у нас здесь с тобой совещание».

Рауль спросил: «Совещание? — ты это так называешь?»

Она сказала: «Ну, можно и так сказать».

Рауль похотливо, но дружелюбно ухмыльнулся. Он был доволен. Скоро он уйдет, и он был склонил к снисходительности. Но он был рад этому постороннему вмешательству; оно поможет ему быстрее отсюда уйти. В отличие от Сьюзен, он терпеть не мог долгие прощания. Это понятно, ей не хотелось, чтобы он уходил. Вряд ли он мог винить ее за это, конечно, но ее навязчивость иногда его раздражала.

Он не связывался со своим офисом уже несколько часов, а вообще-то уже почти все утро, отключив ранее свой мобильный телефон, как только остался наедине со Сьюзен. Эта блокировка связи его беспокоила, но лишь немного. Полковнику Пасу не нравилось, когда Рауль был недоступен для связи.

Что ж, жаль. Он имел право на небольшой отдых. В конце концов, что случится, если полковник и компания обойдутся без него всего-то несколько часов?

Вновь раздался гудок, неприятный звук которого напоминал насекомое, пытаемое током в электромухобойке.

Сьюзан неохотно выпустила из своих объятий Рауля и подошла к столу, сверкая длинными ногами, высокая, гибкая, золотистая и полностью обнаженная, если не считать полотенца, наброшенного на плечи.

Она склонилась над рабочим столом. На телефоне мигал красный индикатор. Он снова загудел. Она схватила трубку, оборвав гудок посередине.

«Да?», спросила она.

Голос на другом конце линии быстро проговорил: «Это я, Хэл. Простите, что беспокою вас, Сьюзен, но это очень важно».

Хэл Дендрон не был простым наемным работником, он был заместителем директора, ее заместителем, и менеджером.

Сьюзан начала было что-то говорить, но затем замолчала и стала слушать. Хэл имел право проигнорировать своего рода табличку, вывешиваемую Сьюзен, с надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ», а также достаточно здравого смысла и чувства такта, чтобы не злоупотреблять этой привилегией. Он не стал бы мешать, если бы это не было очень важно.

«У меня на другой линии Майлон Сирс», сказал он. Хэл говорил тихим, конфиденциальным тоном.

«Я слушаю», ответила Сьюзен.

«Тут какие-то люди спрашивают про Рауля». Хэл сделал паузу, добавив: «Люди из органов».

На лбу у Сьюзен запульсировала вена. Или, возможно, она уже пульсировала, но она только что это заметила. Челюсти у нее напряглись, она стиснула зубы.

Симптом хорошо знакомого ей синдрома досады, раздражения и гнева.

Ей пришлось приложить усилия, чтобы голос у нее остался ровным, но в нем все равно почувствовалось закравшееся напряжение.

«ФБР?», спросила она. ФБР, по ее собственному опыту, показало себя самой упорной, занудной и наиболее болезненной составляющей преследования со стороны американского правительства. Она называла это домогательством. Они называли это расследованием.

«Нет, не они — КТО», ответил Хэл.

Сьюзан спросила: «Кто? А это еще кто такие? У них такой алфавитный суп из правительственных структур, измучивших Инициативу — ФБР, АНБ, Министерство внутренней безопасности, Минфин, SEC (Комиссия по ценным бумагам, фискальный орган) и еще куча других — что я уже не в состоянии отличить одну от другой».

«КТО, Контр-Террористический Отдел», сказал Хэл. «Что-то вроде внутренней полиции ЦРУ». Не прерываясь, на одном дыхании, и не дав ей возможности и слова вставить, он отбарабанил без остановки то, что хотел ей сказать: «Сьюзен, они хотят поговорить с Раулем, и они очень настаивают на этом».

Она похолодела. Пульсирующая боль в висках превратилась в стук – предтечу сильной головной боли: «А что говорит Майлон Сирс?»

«Он с ними, тянет пока время, но долго он не сможет их удерживать».

К ней подошел Рауль. Он инстинктивно старался ступать мягче, снижая звук своих шагов, так, чтобы никто за пределами этого номера — скажем, какой-нибудь шпион правительства США, приложивший ухо к двери — не смог бы его услышать. Он почти беззвучно прошептал: «В чем дело?»

«Хэл, я перезвоню через минуту», сказала Сьюзан. Она поставила его на удержание.

Она повернулась к Раулю и тихо сказала: «Опять какие-то паразиты из правительства. Двое ищеек, хотят тебя видеть».

«Я не хочу с ними встречаться», сказал он.

Сьюзен казалась скорее обеспокоенной, чем рассерженной: «Это ведь ничего серьезного, правда, Рауль?»

«Конечно, нет. Просто еще одно, очередное проявление той же самой схемы преследований, которым ваше правительство обычно подвергает всех представителей правительства президента Чавеса в этой стране. Они ненавидят нас, потому что мы пытаемся помогать людям — народам Венесуэлы и Соединенных Штатов».

 «Мне стыдно за свою страну, Рауль», сказала Сьюзен.

Рауль улыбнулся и коснулся ее обнаженного плеча: «Этим идиотам больше нечем заняться, кроме как отнимать у меня драгоценное время, задавая дурацкие вопросы про заговоры и злобные замыслы, которые существуют только в их собственных головах. А у меня куча дел, которые меня ждут. Кроме того, этот наш с тобой восхитительный небольшой перерыв — ни за что и никогда я не пропустил бы его, дорогая — но из-за него я здесь сильно задержался.

«Я не могу себе позволить больше терять время. И поэтому, дорогая, я хочу попрощаться и уйти через твой тайный выход», закончил он.

«О, Рауль…»

Она обняла его, уступая, соглашаясь с ним и прижавшись к нему. Они поцеловались. Рауль чуть подождал, чтобы это выглядело убедительно, но не слишком долго. Ему хотелось поскорее уйти отсюда.

У него был дипломатический иммунитет – выданные Каракасом документы, удостоверяющие его принадлежность к дипломатическому корпусу. Его нельзя было арестовывать, и он мог не отвечать ни на какие вопросы. Но у него были дела поважнее, чем тратить свое время на препирательства с очередными агентами-марионетками Вашингтона.

Он первым прервал страстный поцелуй, вдохнув воздуха. Пальцы его нехотя расстались с золотистой бархатной кожей Сьюзан. «Поужинаем вместе сегодня», сказал он.

Они оба решили остаться в городе, несмотря на надвигающийся шторм, он – потому что собирался переждать его в консульстве, а она – «проявляя солидарность с жителями Нового Орлеана», а также потому, что у нее был первоклассный дом в предместье Мариньи и первоклассная служба безопасности, которая ее защитит.

Она сказала: «Позвони мне, как только освободишься, Рауль».

«Обязательно».

Задняя дверь, через которую можно было покинуть личные покои Сьюзен, в прошлом уже пригодилась ей, и пригодится снова — а именно, сейчас. Он подошел к двери и открыл ее. За ней был узкий проход. Он приоткрыл дверь и выглянул в этот коридор. Он был пуст.

Он повернулся и послал Сюзан воздушный поцелуй. Она послала ему такой же в ответ. Он осторожно вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

Теперь, оказавшись в коридоре, он услышал голоса, доносившиеся из-за угла, откуда-то из главного коридора. Несколько голосов. Тон их был обычным, спокойным. Он не смог разобрать, о чем они говорили.

Он направился в другую сторону, повернув налево, к высокому окну в конце коридора. Не доходя до него, он подошел к пожарной двери. Он открыл ее и вышел на пустую лестничную площадку. Не было слышно ни голосов, ни звуков шагов поднимавшихся или спускавшихся людей. Он был один.

Он спустился вниз на несколько пролетов, оказавшись на другой площадке, открыл другую пожарную дверь и оказался в коридоре. Теперь он находился несколькими этажами ниже главного этажа, на котором располагались офисы ГФК и личное гнездышко Сьюзен.

Он вошел в лифт и спустился на нем вниз, в подземный гараж под зданием.

Кабина лифта с легким стуком остановилась, и двери ее открылись. Впереди находился прямоугольный коридор из выкрашенных белой краской бетонных блоков, по стенам которого тянулись трубы и кабели. Рауль направился по нему в подземный гараж.

Пока все шло неплохо. Ему удалось ускользнуть от преследования. Оставалось лишь сесть в машину, выехать из гаража на улицу и поехать по своим делам.

Он не был вооружен. Он никогда не носил с собой пистолетов или какого-нибудь иного оружия. Оно для таких, как полковник Пас и его головорезы, но не для Гарроса. Он стоял в стороне от этого, он был слишком ценен, чтобы рисковать собой ради каких-то вульгарных перестрелок и грубого насилия.

«От каждого по способностям, каждому по потребностям». Такая философия очень была по душе новым хозяевам Каракаса. В данном случае Рауль был с этим согласен.

Он направился к своей машине, говоря себе: «Отлично! Наконец-то свободен!»

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


9. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 1 И 2 ЧАСОМ ДНЯ.


Офисы Гуманистического Фонда Кихэнов занимали несколько верхних этажей небоскреба Мега Март. Но не самые верхние этажи, потому что плоская крыша служила одновременно и вертолетной площадкой, и офисы ГФК располагались чуть ниже, чтобы смягчать и глушить шумы вертолетов.

Главным этажом комплекса был тот, где находился офис Сьюзан Кихэн и прилегающая к нему анфилада апартаментов.

Официальный титул, выведенный под ее фамилией на латунной табличке, прикрепленной на ее двери, звучал так – «координатор». Это был яркий пример новояза, языка, призванного скрывать и затуманивать, а не прояснять. Иными словами, двусмысленная демагогия.

Согласно идеологии, исповедуемой, словно Евангелие, в ее официальных установках и в ее трактовке, сама концепция лидерства, корпоративной иерархии, званий, постов и командной цепочки являлась реликтом неандертальского прошлого. Она являлась «классово-избирательной», пережитком патриархальной иерархии проклятых старых времен, когда власть сосредотачивалась наверху, а не прогрессивной, за которой будущее, моделью разделения власти среди равных: пирамидой, а не кругом.

Она прикрывалась должностью «координатор», являясь связующим звеном между ГФК и ЛАГО.

Независимо от наименования, реальность была такова, что она являлась боссом, ответственным лицом, которая всем тут заправляла. Она принимала решения, и ее слово являлось последним — однако оно могло быть подвергнуто, конечно, рассмотрению и пересмотру ее отцом, Вильмонтом, и ее дядей, сенатором Берлом. Они предпочитали, однако, не проявлять свою верховную власть открыто и не действовать железной рукой, предоставляя Сьюзан некую иллюзию независимости.

Но ключевые люди, работавшие у нее, являлись их людьми, державшими их в курсе всех событий, которые могут негативно сказаться на интересах династии.

Ее офис был самым большим и роскошным, он состоял из нескольких помещений, включая святая святых, номер, служивший ей в целях частного уединения, возможностью сбежать и укрыться от административных забот и обязанностей. Он был расположен лучше и удобнее всех прочих, из него открывался наиболее впечатляющий вид, и оснащен он был наиболее богато.

В освященном и проверенном веками духе королей и их придворных, чем важнее и значимее был сотрудник ГФК, тем ближе офис этого лица располагался к офису Сьюзен. Близость соотносилась с авторитетом. Ее апартаменты были окружены с одной стороны – офисами Хэла Дендрона, ее первого заместителя, а с другой – офисами Алмы Баттерворт, ее исполнительного помощника.

Единственное, куда новоязу не удалось проникнуть, это в Отдел безопасности.

EXECPROTEK был самостоятельным и отдельным подразделением, которое не являлось составной частью ГФК. Он проходил по прибыльной части бухгалтерского волюма Кихэнов, действовал на основе самоокупаемости и под непосредственным контролем Вильмонта Кихэна: «Папы».

Шефом его нью-орлеанского филиала являлся Майлон Сирс, его правой рукой был Джин Джаспер.

* * *

Ранее сотрудникам EXECPROTEK удалось на некоторое время задержать Джека Бауэра и Пита Мало, достаточное для того, чтобы Рауль Гаррос успел ускользнуть.

Вход в главный вестибюль здания, внизу на первом этаже, был открыт, туда можно было войти беспрепятственно. Войти мог любой, но путь глубже, внутрь самого здания, был прегражден длинным, высотой по пояс, барьером-стойкой, у которой дежурили охранники. Сидевшие за стойкой были в штатском, но их подстраховывала группа вооруженных охранников, размещенных сбоку, незаметно, но в полной готовности и доступности.

Всем лицам, работавшим в здании, выдавались пропуска с фотографиями, которые они обязаны были показать, прежде чем им будет разрешено проследовать в лифтовой холл, чтобы добраться в другие части небоскреба.

Посетители должны были зарегистрироваться у стойки регистрации, сообщить о цели своего визита и получить добро у сотрудников, находящихся в офисе, с которыми у них была назначена встреча. Только тогда им выдавались пропуска посетителей, и они получали разрешение пройти внутрь.

Джек Бауэр и Пит Мало находились в своеобразной серой промежуточной зоне, где линии были размыты, и обычные правила не действовали. Они являлись федеральными агентами, и при исполнении. Тем не менее, не имея ордеров или каких-либо других аналогичных документов, они не могли идти просто так напролом и завалиться в это здание без всякого приглашения.

Еще более осложняла эту путаницу с разборкой политика. Сильнее обычного, из-за антагонизма между Вашингтонской администрацией и оппозиционной партией сенатора Кихэна. Им приходилось действовать осторожно, дабы не создавать политического скандала, который фракция Кихэнов могла использовать в пропагандистских целях.

Либо же международного инцидента со слишком сильным давлением на Рауля Гарроса, аккредитованного в качестве венесуэльского дипломата.

Джин Джаспер, первый заместитель начальника охраны Майлона Сирса, спустился на пропускной пункт на первом этаже, чтобы лично сопроводить Джека и Пита наверх, к Олимпийским высотам офисов ГФК. Джаспер был сложен как профессиональный футболист, у него были густые темные волосы и усы.

Скоростной лифт помчал их троих к пронзившей облака вершине небоскреба, доставив их на главный этаж ГФК, где был сосредоточен весь топ-менеджмент.

Он был превращен в нечто вроде выставки. Главный холл, казалось, был размером с неф Вестминстерского аббатства. Он был оформлен в теплых коричневых тонах, в тонах цвета загара, бежевых и светло-коричневых тонах, в темно-коричневой отделке.

Напротив лифтового холла располагалась общая зона ресепшн, где за огромной стойкой регистрации на стене крепился трехмерный логотип ГФК, каждая его буква в высоту достигала трех футов.

Вдоль стен словно выстроились офисные двери. Между ними на стенах висели псевдо-фольклорные картинки, вперемежку с сурового вида черно-белыми портретными фото в духе «Все люди братья» и «Человечество – одна большая семья» морщинистых крестьянок разных народов мира, стаек детей из стран третьего мира и тому подобное.

На натянутых высоко вверху проводах под прямым углом к длинной оси холла крепились красочные баннеры, воспевавшие Инициативу «Домашний очаг», со вписанным в них ее девизом «Теплые дома, добрые сердца»; а также огромный, в натуральную величину, и даже больше, фотоотпечаток президента Уго Чавеса, пожимающего руку сенатору Берлу Кихэну.

Пит Мало ударил кулаком по левой части своей груди и сказал: «Бьет прямо сюда, правда?»

Джек Бауэр сказал: «Это изжога, думаю».

«Наверное, это из-за тех хот-догов, которыми я пообедал».

* * *

Майлон Сирс вышел к ним навстречу, продолжая откладывать неизбежное столкновение агентов КТО со Сьюзан Кихэн. Сирс был среднего роста, с широкими плечами, грудью колесом и мускулистыми толстыми руками. Остатки волос на его лысеющей голове были коротко острижены. Участок, похожий по форме на подкову, где волосы еще росли, выглядел словно полоса из частичек графита, прилипших к его блестящему черепу.

У него была привычка чуть склоняться вперед во время разговора, словно поднимаясь на цыпочках, когда он хотел подчеркнуть какую-то свою мысль. Задержка, однако, не могла длиться вечно, и теперь Джек с Питом оказались словно в боевой стойке, противостоя шайке-лейке ГФК.

Сцена блокировки подчеркивала конфронтационный характер встречи.

С одной стороны были Джек с Питом. Им противостояли Сьюзен Кихэн и ее секунданты: Хэл Дендрон, Алма Баттерворт, Сирс и Джаспер.

У сорокалетнего Хэла Дендрона были жиденькие каштановые волосы, зачесанные за уши и спускавшиеся за воротник его рубашки. Лицо у него было какое-то кроткое, мальчишеское и конопатое. Он носил галстук-бабочку и легкий полосатый костюм в полоску. Его туфли-мокасины были похожи скорее на обувь для гольфа.

У Алмы Баттерворт был толстый курносый нос и бульдожья челюсть. Она была невысокого роста, приземистой и плотного телосложения.

На Сьюзан Кихэн был темно-синий пиджак, бледно-желтая шелковая блузка, юбка и туфли. Волосы у нее были все еще влажными от недавнего душа. Всем своим поведением и жестами она демонстрировала скептицизм, недоверие и откровенную враждебность.

Она повернулась лицом к Джеку и Питу, словно решив дать им бой. Ее подчиненные встали бы перед ней, если бы могли, физически защищая ее, но это их желание было отвергнуто настроем самой Сьюзан, пожелавшей взять все на себя. Никто не может находиться впереди Кихэнов.

Майлон Сирс взял на себя вводные замечания и данные. Он находился в неудобном положении посредника, его преданность своим работодателям уравновешивалась тем, что ему было известно о бойне у «Золотого шеста» и элементом потенциальной угрозы, закипавшей в назревавшей сцене.

Сьюзан не заинтересовали имена агентов, она едва обратила на них внимание. Перед собой она видела лишь двух представителей передовых подразделений войск Противника, то есть правительства США.

Обеспокоенный Хэл Дендрон разве что не заламывал от отчаяния руки. «Предлагаю дождаться приезда Ферлина, и пусть он с ними разговаривает». Ферлин Мейбрик был главным адвокатом ГФК в Новом Орлеане, на редкость влиятельным и эффективным. Его уже вызвали в Март, но он еще не прибыл сюда.

Сьюзен сказала: «Я вполне способна говорить сама за себя, большое спасибо. И мне уж точно пришлось уже попрактиковаться в общении с правительственными шпиками за последние полгода, с того момента, когда было положено начало нашей Инициативе. Ничего непривычного и нового тут нет; все та же старая песня».

Пит сказал: «Вам так кажется».

Это привлекло ее внимание, по крайней мере, направив ее блуждающую враждебность на одну точку, получившую хотя бы некую определенную конкретную форму агентов, на которых она смотрела с откровенным отвращением, как на пару отвратительных насекомых, которые поспешно бросились удирать из-под вскрытого плинтуса. Она не понимала, что происходит, в связи с тем, что у Сирса не было времени проинформировать ее в полной мере о сложившейся ситуации.

Джек, игравший роль хорошего полицейского в противовес плохому полицейскому Питу, сказал: «Нам хотелось бы встретиться с г-ном Гарросом как можно скорее, пожалуйста. Для его же блага».

Сьюзан спросила: «Где ваш ордер?»

«У нас нет ордера».

«Тогда вам здесь не место. Вы вторглись на частную собственность, и я имею полное право вышвырнуть вас отсюда».

Ее недовольство теперь перенеслось на Майлона Сирса. Она повернулась к нему и спросила: «Что они тут делают? Я удивлена тем, что вы позволили им зайти так далеко и подняться даже сюда».

Сирс кашлянул: «Ситуация неординарная, Сьюзан. Здесь немало подводных камней. Это как раз тот случай, когда мы все находимся на одной стороне, и существенное значение имеет скорость».

Джек сказал: «Ордер не нужен, когда речь идет о спасении жизни человека».

Сьюзен спросила: «Какого человека?»

«Вашего», сказал Джек. «Рауля Гарроса».

Она взглянула на Джека с любопытством иного рода, обычно проявляемым ученым, когда лабораторный образец демонстрирует необычную модель поведения. «Это что-то новенькое».

Пит сказал: «Вы нас неправильно поняли, г-жа Кихэн».

«Сомневаюсь, что это возможно», сказала Сьюзан, таким тоном, словно намеренно уничтожающим. «Я уже неоднократно участвовала в подобных сценах».

«Мы пытаемся защитить мистера Гарроса — вы тут ни при чем».

Сьюзан покачала головой, заиграв мускулами, стиснув зубы и пошевелив челюстью. «Я знаю, как государство защищает людей. Примерно так же, как вы защищаете народ Ирака».

Майлон Сирс поморщился. Джек раздраженно сказал: «Мы пришли сюда не спорить о политике. Или в игрушки играть. Гаррос в опасности, в серьезной опасности».

Сьюзан сказала: «Единственная опасность, которая ему угрожает, исходит от вас».

Джек продолжил: «Сегодня утром было совершена попытка убийства полковника Паса. Двое его людей убиты, а сам он исчез».

Сьюзен вскинула голову: «Я вам не верю».

Вмешался Пит Мало: «Нам бы и в голову не пришло просить вас поверить на слово двум федеральным агентам, которые дали присягу защищать и охранять Конституцию. Просто включите телевизор. Все местные новости забиты именно этим сюжетом. Семь трупов».

Джек жестом указал на Майлона Сирса: «Спросите его».

Сьюзен сказала: «Я не желаю терпеть этот фарс дальше».

Майлон Сирс крякнул, кашлянув еще громче, так что все на него взглянули, включая Сьюзен: «Это правда», сказал он.

Сьюзен спросила: «Вам это известно совершенно достоверно? Или это просто они так говорят?» «Они» – имелись в виду Джек и Пит.

Сирс сказал: «Это верно. Мы это подтверждаем — на основании собственных сведений».

Сьюзен замолчала, нерешительно, словно что-то сломалось в ее таймере. Тем не менее, она все еще была настроена воинственно. На достаточно упорное сопротивление. Она спросила: «И что там с полковником?»

Джек сказал: «Он скрылся, это последнее, что о нем известно».

Сьюзен сказала: «Слава Богу!» Чувствовалось, что это было произнесено искренне. Затем, с осуждением: «Если кто-то и попытался убить его, так это было, вероятно, наше правительство».

Джек сказал: «Именно наше правительство спасло ему жизнь». Чего ради было упоминать, что именно они с Питом спасли Паса? Она наверняка ему бы не поверила, в любом случае. Кроме того, он не был уверен в том, что спасение Паса было такой уж хорошей идеей — но иного выбора не было, лишь Пас был способен указать дорогу к Святому Граалю, каковым являлся главарь шпионов Бельтран.

Джек продолжал: «Нападение на Паса может стать не единичным инцидентом; это может быть частью целой серии нападений. Венесуэльское консульство и башня ЛАГО под замком. Пас был лишь первой целью. Гаррос –– известный его соратник. Он также может стать намеченной жертвой возможного убийства».

Сьюзан, казалось, пошатнулась: «Это уж слишком фантастично».

Джек сказал: «Чем раньше вы прекратите прятать Гарроса и выпустите его сюда, тем безопаснее будет для него».

Она словно выстрелила ему в ответ: «Почему вы считаете, что он здесь?»

Джек надавил: «Вы хотите сказать, что его здесь нет?»

Сьюзен сказала: «Да, именно так — его здесь нет».

Джек сказал: «Вы уверены, что хотите продолжать придерживаться этого ответа? Потому что это преступление –– лгать федеральным агентам, проводящим расследование».

Тут вмешался Майлон Сирс: «По тем данным, которыми располагает г-жа Кихэн, мистера Гарроса в данный момент здесь нет».

Сьюзен сказала: «Не волнуйтесь, я в состоянии защитить себя сама. Рауля здесь нет».

Джек спросил: «А где он? Если хотите спасти его жизнь, вам бы лучше говорить быстрее».

Сьюзан теперь ответила недвусмысленно ясно: «Его здесь нет. Это правда».

«Где же он?»

Сирс предостерег ее: «Вы не обязаны отвечать на это, Сьюзен…»

«Мы разберемся со всеми правовыми тонкостями позже», сказала Сьюзан. «Если Рауль действительно в опасности…»

«Да, он в опасности», сказал Джек.

«…в таком случае нам остается сделать все, что сможем», сказала она. «Но если вы лжете…».

Джек спросил: «Где он?»

«Он ушел», сказала Сьюзан. «Он был здесь раньше, но он ушел».

«Он знает, что ему угрожает опасность?»

Сьюзан задумалась, словно мысленно обратившись взором внутрь себя: «Нет, он ничего об этом не знает… никто из нас ничего об этом не знает».

Джек откровенно скептически спросил: «Консульство не уведомило его?»

«Нет — я не знаю. Они могли. Но у него был отключен сотовый… у нас было важное совещание, и ему не хотелось, чтобы его беспокоили».

Джек не стал заострять на последнем внимание: «Из консульства не звонили, не пытались с ним связаться?»

«Нет», сказала Сьюзан. «Я не знаю». Она повернулась к Алме Баттерворт. «Они звонили?»

Алма Баттерворт ответила: «Нет, не звонили, Сьюзан».

Сьюзан взглянула на Майлона Сирса, но тот покачал головой. Джек сказал: «Так, значит Гаррос не в курсе. Когда он ушел?»

Сьюзан сказала: «Минут пять назад. Может быть, больше, минут десять».

«Куда он поехал?»

«Не знаю. Он сказал, что у него дела».

Джек спросил: «У него есть машина и водитель?»

Сьюзан покачала головой: «У него нет водителя. Он любит водить машину сам».

«Где его машина? Внизу в гараже?»

«Полагаю да; точно не знаю…»

Джек и Пит переглянулись. Они отошли в сторону. Пит сказал: «Хорошо, что мы отправили Топхэма и Боклерка проверить гараж».

Джек был явно взволнован: «Они бы сообщили нам, если бы Гаррос выезжал из гаража».

Пит достал сотовый, нажал несколько кнопок, вводя номер. Он поднес сотовый к уху. Шли секунды, время тикало, но молчание не прерывалось. Брови его нахмурились, лицо потемнело. «Не отвечают».

Джек сказал Сьюзен: «Попробуйте, может, вы сможете связаться с Гарросом».

Она достала сотовый дрожащими руками. Страх сделал ее неуклюжей, и она ошиблась номером, произнеся: «Черт!» и попробовала снова.

«Не отвечает», сказала она. «У него сотовый был отключен, может, он забыл включить его снова».

Джек сказал: «Каким образом он мог отсюда уехать? И каким путем он отсюда ушел?»

Она показала на проход, находившийся дальше, через несколько дверей, слева, вдали от главных офисов. «Там есть лифт».

Майлон Сирс сказал: «Я покажу вам». Он двинулся вперед, энергично и бодро шагая, чуть склоняясь корпусом вперед. Он шел решительным шагом, подошвы его ботинок захлопали по плиткам, уложенным на полу.

Остальные последовали за ним, всей толпой по главному холлу, свернув затем налево, в боковой коридор. Они остановились у лифта. Джек нажал на кнопку. Ожидание машины казалось бесконечным, хотя оно не могло по идее быть долгим.

Прозвенел звонок; двери открылись. Все вошли в лифт, заполнив машину. Джек врезался в Сьюзен, столкнувшись с ней. «Простите, извините меня».

Она посмотрела на него, но ничего не сказала.

Все вошли; нажали кнопку подземного гаража. Лифт двинулся вниз, без остановок опускаясь на самое дно.

* * *

Фундамент Мега Марта уходил под землю на несколько этажей. Под обширными ярусами павильонов и ландшафтных садов наземных уровней находилась огромная подземная парковка, гаражный комплекс. Площадь ее была огромной, с целый городской квартал. Неизбежная необходимость для легионов сотрудников, которые приезжают на работу и уезжают с нее на своих автомобилях.

Въезд сюда был ограничен. Просто так въехать сюда и занять место было нельзя.

В подземном комплексе было несколько наклонных въездов-пандусов, каждый из которых был перекрыт механически поднимающимися воротами и пунктом приема оплаты. Он находился под наблюдением видеокамер, большинство из которых были наведены на основные проезды и переходы, а также на въезды и выезды.

Здесь имелись места для нескольких сотен машин.

Большинство компаний, размещавшихся в Mega Mart, и их сотрудники, не очень-то доверяли концепции пятидневной рабочей недели. По субботам, с восьми утра до полудня, часто наблюдалась картина, когда подземная автостоянка была заполнена лишь где-то от пятой части до четверти.

Однако не сегодня; не в эту субботу, когда Эверетт был уже на подходе. Вот где было видно, чем истинно преданные своим грошам и трудоголики отличались от просто амбициозных корпоративных рабочих пчел и трутней. Они приехали сюда даже сегодня, несколько десятков из них, их автомобили были разбросаны по всему пространству подземного гаража.

В связи с уменьшением потребности и в связи с приближающейся бурей, все пандусы, кроме одного, на въезд и выезд были закрыты. Пандус был перекрыт механическими подъемными воротами, и управлял ими единственный сотрудник, сидевший в будке приема оплаты.

* * *

Экспресс-лифт достиг нижнего уровня, снизив скорость и мягко остановившись. Двери открылись, выпуская из кабины пассажиров. Толкаясь, они высыпали наружу и поспешили по запутанным извилистым коридорам из бетонных блоков, окрашенных в белый цвет, по гладкому серому цементному полу.

Впереди бежали Джек Бауэр, Пит Мало и Майлон Сирс. Сьюзан Кихэн мчалась за ними, но трое впереди бежали группой, защищая ее от потенциальной угрозы, и не пропустили бы ее вперед. Джин Джаспер бежал вместе с ней, обеспечивая дополнительную защиту. С другой стороны ее прикрывала Алма Баттерворт, семеня короткими толстыми ногами. Замыкал «бегствие» Хэл Дендрон, пыхтевший и отдувавшийся.

Все неприятности были впереди, вопрос был лишь в том, сколько именно.

У Джека и Пита имелась команда подстраховки из двух людей, отправленных в гараж, чтобы проследить за Гарросом, перехватить и задержать его, если он ускользнет от их старших агентов и направится к своему автомобилю. Эти агенты, Топхэм и Боклерк, так и не ответили на неоднократные звонки Пита по мобильному телефону.

Рауль Гаррос, то же самое, так и не ответил на звонки на его сотовый, сделанные Сьюзен Кихэн.

Охрана здания сообщила, что дежурный в будке на выезде также не отвечает на их срочные и встревоженные звонки.

* * *

Только что прибывшая группа полушагом, полубегом виляла по коридорам, вырвавшись, наконец, в огромное подземное пространство гаража.

Это было полностью рукотворное сооружение из камня и стали, освещенное электрическими лампами. Современные катакомбы, разделенные рядами круглых вертикальных колонн, образовывавших исчезавшие в перспективе и сходившиеся в точке линии, выстроившиеся здесь в ряд по всему цементному полу, простираясь к далекому противоположному концу этого пространства.

Здесь пахло выхлопными газами, бензином, газом, резиной и какой-то землистой промозглой сыростью, что происходило из-за нахождения гаража под поверхностью одного из самых влажных городов в мире. Эти запахи здесь сохранялись, несмотря на мощную систему вентиляции.

Всякая должность имеет свои привилегии, не только на земле, но и под ней. Верхушке организационной структуры Мега Марта и предприятий, которые в нем размещались, были выделены парковочные места, которые были удобно расположены поблизости от выходов из лифтов. Не для них были все неудобства, связанные с необходимостью преодолевать пространства пещеры подземной парковки, чтобы сесть или выйти из своих машин; им нужно было лишь выйти из лифта и подойти к близко расположенному от него зарезервированному для них участку, который за ними был закреплен.

Разумеется, Сьюзан Кихэн и ее высшему аппарату были выделены самые лучшие места для парковки в этом и без того уже привилегированном комплексе.

Как объекту особой привязанности Сьюзан, Раулю Гарросу обычно выделялось одно из этих вожделенных престижных мест, а также выдавалось разрешение и соответствующий стикер, разрешавшие ему беспрепятственный доступ сюда.

Его машина, темно-бордовый Мерседес последней модели с дипломатическими номерами, стояла сейчас там, аккуратно припаркованная в очерченном соответствующими линиями статусном парковочном месте в секторе столь же высокопоставленных владельцев VIP-автомобилей.

Но самого Гарроса там не было, его нигде не было видно.

На полу рядом с Мерседесом лежало два трупа. Они лежали на видном месте, там, где они и упали. Никаких попыток спрятать их тела даже не предпринималось. Это были агенты КТО Топхэм и Боклерк.

У Топхэма голова была свернута под неестественным углом, явно в результате перелома шеи. Смерть Боклерка была гораздо ужаснее. Ему перерезали горло, с такой силой, что голова была почти отделена от шеи.

Сьюзан Кихэн ахнула, укусив себя за тыльную сторону ладони, чтобы удержаться от крика. Она покачнулась, похоже, на грани обморока. Джин Джаспер схватил ее за плечи, придерживая ее. Алма Баттерворт неодобрительно на него взглянула.

Джек, разглядывая Боклерка, сказал: «Угол надреза и характер брызг крови указывают на то, что на него напали из-за спины».

Мало Пит сказал: «К Топхэму подкрасться – дело непростое. Он был сильным парнем. Боклерк тоже». На лице у него отразились смешанные чувства –– горе и ярость. «Наверняка это произошло, пока мы теряли время, когда нас дрочили там наверху, в офисах ГФК», сказал он.

Майлон Сирс сказал: «Не обязательно именно в этом дело; мы не знаем этого наверняка».

Пит сказал: «Не морочьте мне голову и перестаньте петь свои корпоративные песни».

* * *

Пробежка по бетонному покрытию к дальней стороне гаража, где находился выездной пандус, единственный, который в этот день функционировал, была долгой.

Пандус поднимался наверх, к наземной улице.

Перед выездом или въездом каждая машина должна была миновать пропускной пункт и ворота.

Машины, принадлежащие лицам, работавшим в здании, были снабжены табличкой или, скорее, карточкой, действовавшей по аналогу с автоматизированной системой безналичной оплаты проезда на некоторых автобанах в штатах. Карточка с микрочипом устанавливалась в передней части машины. На пропускном пункте контрольный прибор, снабженный электронным датчиком, считывал данные проездной карточки; если она оказывалась действительной, шлагбаум поднимался, и машине разрешалось проехать внутрь.

Посетители без этой проездной карточки должны были пробить себе билет-талон в паркомате с указанием даты и времени въезда. Тогда ворота поднимутся, впуская их. Если они совершают сделку с одной из компаний, работающей в здании, билет будет проверен соответствующим офисом или регистратурой службы безопасности на первом этаже.

Поскольку в этом обширном подземном пространстве места было больше, чем требовалось для автомобилей, принадлежащих работавшему в этом здании персоналу, оно также использовалось в качестве общедоступной парковки центрального делового района города, еще один способ, каким менеджмент Мега Марта максимизировал прибыль.

Это означало допуск публики в широком смысле, со всеми отсюда вытекающими последствиями, как хорошими, так и плохими.

В этом случае водитель должен был предъявлять прокомпостированный билет на выезде, где находившийся в будке сотрудник взимал плату за время, проведенное на парковке, а также плату за проезд, и открывал автомобилю ворота, чтобы он отсюда выехал.

* * *

В этот день функционировал лишь единственный пункт оплаты. Воротам, желто-черному полосатому металлическому столбику, который действовал наподобие шлагбаума у железнодорожного переезда, поднимаясь, когда стоимость проезда была оплачена, были нанесены серьезные повреждения. Этот столб теперь лежал на пандусе, весь смятый, искорёженный и сломанный, почти полностью вырванный из пола, за исключением пары заклепок, которыми он крепился к стойке ворот.

Серьезные повреждения были нанесены и охраннику.

Дежурный в данный момент сидел на полу будки, вытянув ноги в открытую дверь. На ногах у него были мокасины, один из которых валялся рядом, так что одна нога у него была обута, а другая босая. Он застрял в будке внизу, руки у него были подняты над головой и удерживались в таком положении узкими вертикальными стенками.

Голова у него в бессилии свесилась набок, глаза были открыты и глядели в пустоту, подбородок был прижат к груди, а посреди лба зияло пулевое отверстие.

Пит сказал: «Просверлили прямо между рогами. Молодой парень, не старше восемнадцати или девятнадцати».

Майлон Сирс зацокал, сказав: «Я его знаю, видел его тут не раз. Лонни его звали. Хороший парень. Он тут подрабатывал, чтобы заплатить за обучение в колледже. Поэтому он сегодня тут и работал».

Джек сказал: «Их целью был Гаррос. Дело было сделано, видимо, кем-то из той же группировки, которая покушалась на Паса. Должно быть, было по меньшей мере две группы, а может быть, три или больше. Они первым делом устранили Топхэма и Боклерка, чтобы расчистить себе путь и напасть на Гарроса. Они могли и убить его, но, скорее всего, они взяли его живым; в противном случае, почему они не оставили его труп здесь?

«Все это произошло в противоположном конце гаража, там, далеко. Без единого выстрела, два тихих убийства. Или три, если они сделали тоже самое с Гарросом, но опять же, тут больше похоже на похищение, чем на убийство. Парнишка-дежурный и не подозревал, что что-то произошло. Это доказывает его поза. Он находился в будке, выполняя свою работу. Банда подъехала к воротам, как и любой другой обычный автомобиль, пользующийся автостоянкой. Они застрелили парня, устранив его как возможного свидетеля, затем разбили ворота и смылись.

«Тебе тоже так кажется, Пит?»

Пит кивнул: «Я сообщу Центру».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


10. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 2 И 3 ЧАСОМ ДНЯ.


Оценка угрозы — вот к чему теперь приступил Майлон Сирс. А именно, угрозы своей карьере, репутации, а также неуклонно повышавшемуся своему экономическому и социальному благополучию.

Теперь, пока он стоял в подземном гараже, дожидаясь вместе с Джеком Бауэром и Питом Мало, когда прибудет поддержка и криминалисты КТО, которые займутся своим делом, он уже занялся тем, что пытался сохранить свой хлеб с маслом.

Его первоочередной задачей была безопасность Сьюзан Кихэн. Но это не являлось его главным приоритетом. Главным приоритетом для него был сам Майлон Сирс и неустанная забота о самом себе и о собственном пропитании, на том высоком уровне, к которому он уже привык.

Однако первым его действием после обнаружения трупов в подвальном помещении гаража стала защита Сьюзан.

Неизвестные нападавшие, похитившие Рауля Гарроса и убившие еще троих, включая двух агентов КТО, явно не уважали никакого социального порядка. Ему оставалось лишь благодарить Бога за то, что их целью был Гаррос, а не сама Сьюзен.

Если бы похитили ее! О, в этом случае он оказался бы в совершенно исключительном положении во всей индустрии частного охранного бизнеса. И для клана Кихэнов.

И тем не менее, ему все же нужно было скрыть или сгладить кое-какие самые неприятные последствия случившегося, дабы выбраться из этой ситуации так, чтобы не пострадали его работа, репутация и карьера.

Он быстро окружил Сьюзан усиленным нарядом охраны. Это было достаточно просто; он находился на посту, позволявшем ему привлечь персонал из недр нью-орлеанского отделения EXECPROTEK, которое базировалось прямо здесь, в небоскребе Мега Март. Он словно окутал ее со всех сторон доброй полудюжиной телохранителей, все из которых являлись первоклассными охранниками, в том числе несколькими бывшими оперативниками Секретной службы.

На данный момент самое безопасное место для нее находилось прямо здесь, в здании Мега Марта. Тяжело было в этом признаться, с учетом тех жестоких преступлений, что уже произошли здесь сегодня. И все же это было самое безопасное и лучше всех охраняемое место, из числа доступных на данный момент.

Оно обладало собственной небольшой частной армией профессиональных охранников. Здание являлось частной собственностью, что позволяло максимально контролировать входы и выходы, а также проводить любые иные нестандартные или чрезвычайные мероприятия, необходимые для защиты наследницы состояния Кихэнов.

Меры предосторожности диктовали, чтобы она оставалась под охраной здесь, а не была перевезена в какое-нибудь другое место, что могло подвергнуть ее повышенной опасности.

Здание было самодостаточным, потенциально мощной крепостью. Оно способно было также выдержать приближающуюся бурю, независимо от того, насколько сильной и опасной она окажется. Здесь имелся собственный генератор, система подачи топлива, запасы продовольствия и питьевой воды. Проще всего было охранять Сьюзен именно здесь. Март был способен выдержать любую непогоду, и Сьюзен всегда можно было перебросить по воздуху на вертолете позже, когда ураганная сила шторма ослабеет.

Сьюзен не являлась его боссом, хотя формально он подчинялся ей во всех вопросах, непосредственно не связанных с управлением и функционированием Отдела безопасности.

Его боссом был Бринсли С. Уолтерс, глава EXECPROTEK; боссом Уолтерса был Вильмонт Кихэн, который являлся владельцем этой компании.

Тот факт, что жених дочери Кихэна был похищен, и еще три человека погибли в здании, где базировался нью-орлеанский филиал EXECPROTEK, являлось пиар-кошмаром, и даже хуже; как человек, несущий ответственность за все происходящее здесь (согласен, это был именно он), Сирс понимал, что любой неверный шаг мог положить его голову на плаху.

Он был прирожденным борцом и победителем и никогда бы не достиг своего нынешнего положения, если бы сгибался под ударами неприятностей и катастроф; в его характере было продолжать борьбу до тех пор, пока не погибнет последний часовой.

В его руках оставались кое-какие сильные карты, которыми он мог сыграть, если речь пойдет о том, чтобы не пострадали его работа и репутация.

Главной из них было то, что это было решение именно Сьюзен препятствовать, задерживать и вводить в заблуждение агентов КТО Бауэра и Мало, дабы удержать их от конфронтации с Раулем Гарросом.

То, что могло стать лишь незначительным грешком, который в обычных обстоятельствах никогда не повлек бы за собой никакой официальной расплаты, приобрело характер смертельно опасного нешуточного дела из-за насилия, к которому это привело.

И в самом деле, не стало бы натяжкой утверждение, что ее тактика проволочек косвенным образом привела к гибели Топхэма и Боклерка. Не говоря уже о дежурном на парковке. У его семьи могут быть все основания предъявить многомиллионный иск о недобросовестном несении службы.

Сьюзан Кихэн была уязвима; и, по ассоциации с ней, так же уязвимы были ее отец, Вильмонт; и ее дядя, сенатор Берл Кихэн. Сенатор в особенности являлся публичным лицом Инициативы поставок топлива для бедных «Домашний очаг»; его тесные связи с режимом Чавеса в Венесуэле уже вызывали споры в некоторых кругах. Это фиаско станет желанным поводом для его политических противников, имя которым легион.

Три ключевых представителя клана Кихэнов – Вильмонт, Сьюзен и сенатор – с головой погрязнут в этом бардаке, если не разыграют правильно свои карты. Династы являлись священной и неприкосновенной коровой, поэтому они станут искать кого-то другого, любого, кто может стать козлом отпущения и принять на себя удар разразившейся катастрофы. Роль, которую Сирс был полон решимости избежать.

У него имелось много компромата на семью, не только в этом вопросе, но и в бесчисленных других грязных делишках Кихэнов; и он может и будет использовать угрозу раскрыть его, чтобы выкрутиться из этого положения.

На кого это повесить? Это было трудной задачей. Может быть, даже необходимо было возложить ответственность на тех, на ком она действительно лежала, на убийц и похитителей, схвативших Гарроса.

Если бы он только знал, кто они.

* * *

Действуя по приказу Сирса, телохранители буквально окружили со всех сторон Сьюзен Кихэн, защищая ее стеной из своих плотных, хорошо вооруженных тел. Они сопроводили ее в офисы ГФК в верхние этажи здания.

С ней наверх отправились также Хэл Дендрон и Алма Баттерворт. Они мало чем могли помочь здесь, в подземном гараже, где ситуация требовала ловкого и хитрого взаимодействия Сирса с властями.

Кроме того, он не хотел, чтобы они заглядывали ему через плечо, получая таким образом слишком четкое представление о том, что он задумал. То, о чем они не знали, не могло быть использовано позже против него.

Он поставил Джина Джаспера во главе отряда, охраняющего Сьюзан. Он знал, что Джасперу это понравится, он всегда пытался подобраться к ней поближе, чтобы установить личную связь с наследницей и наладить собственный прямой контакт с ней, а не пробиваться к ней через посредство своего босса, Сирса. Да, Джаспер будет лишь рад стать для нее полезным, набрав определенные политические очки, находясь рядом с дочерью босса.

Это вполне подходило Сирсу; кроме того, он не хотел, чтобы Джаспер слишком внимательно следил за ним; не в этот критический момент.

В дополнение к непосредственному окружению Сьюзан личными телохранителями, была усилена безопасность на ее этаже, отрядом хорошо вооруженных стрелков, стороживших теперь противопожарные двери, лестницы и лифты.

Они не только защитят ее от всех, кто мог бы повредить ей физически, они также прикроют ее от любых правоохранителей, спецслужбистов или типов из медиа, которым, возможно, захочется ее допросить.

* * *

С бойней в подземном гараже дело обстояло сложнее. Пока что трупы должны были оставаться на месте, окоченевшие свидетельства насилия и жестокости, развязанной здесь сегодня.

Они были лишены права даже на минимальную приватность и благопристойность, которой можно было достичь, хотя бы закрыв им мертвые глаза и с соблюдением соответствующих приличий накрыть их лица, из-за опасений ликвидировать свидетельства преступления или уничтожить очень важные улики.

Все это было малосимпатично. В молодые годы Майлон Сирс нюхнул пороху и послужил в свое время в силовых структурах, но высокий пост, который он занимал в EXECPROTEK, на долгие годы изолировал его от суровых реалий профессии, таких, как кровь и убийства.

Служебный карьеризм теперь приводил к душевному онемению, необходимому для продолжения работы.

Вопрос об отношениях с КТО был чрезвычайно деликатным. Двое их людей были мертвы, убиты, и притом при таких обстоятельствах, которые не предвещали ничего хорошего для клана Кихэнов. Что усиливало желание Сирса сотрудничать с ними, или, по крайней мере, делать вид, что сотрудничает.

И все же у ситуации были свои положительные стороны, равно как, впрочем, и негативные. КТО хотелось как можно дольше держать в неведении все другие правоохранительные органы и спецслужбы национального уровня. Для того чтобы обеспечить лидирующую роль Контр-Террористического Отдела в выслеживании и отмщении убийц за своих.

А это гарантировало определенную степень конфиденциальности и контроля за той нестабильной ситуацией, которая являлась притягательным магнитом для СМИ.

Сирс знал Пита Мало, занимаемое ими обоими соответствующие служебные положения в частном и государственном секторах безопасности здесь, в Новом Орлеане, в течение многих лет способствовало установлению рабочих отношений между ними двумя. На сей раз, однако, гибель Топхэма и Боклерка в корне изменила основную динамику их сотрудничества, причем далеко не в лучшую сторону.

Сирс не был знаком с Джеком Бауэром; Бауэр был для него чужим, невыясненной переменной, неизвестной величиной.

Именно Бауэр предложил, чтобы они открыли багажник машины Гарроса. «Может быть, его сунули туда», сказал Джек.

Сирс высказался искренне и богобоязненно: «Господи, будем надеяться, что нет!»

Мало Пит сказал: «Не знал, что вы так привязаны к Раулю».

Сирс ответил: «Я привязан к своей работе. И мне хотелось бы сохранить ее, что станет маловероятным, если Гарроса убьют».

Он достал рацию, намереваясь связаться с центром службы охраны здания, чтобы сюда выслали человека для того, чтобы открыть багажник. У гражданских, работавших здесь, постоянно что-нибудь случалось подобное, вроде того, что они забывали ключи внутри своих автомобилей; поэтому у сотрудников службы безопасности всегда имелось несколько дежурных слесарей.

Мало Пит сказал: «Не беспокойтесь, я сам. Так быстрее». Он вынул карманный набор инструментов для взлома замков и приступил к делу. Буквально через несколько секунд, тумблеры и язычки, повернувшись, встали на свои места, багажник был открыт, и он поднял крышку.

Внутри было лишь запасное колесо. Пит сказал: «Теперь, по крайней мере, мы знаем, что его здесь нет».

Джек тем временем обходил участок вокруг будки дежурного по парковке и вокруг ворот, выискивая хоть какую-нибудь гильзу, которая могла вылететь из пистолета убийцы. И ничего не нашел.

Но Джек заметил кое-какие другие улики, которые могли пригодиться. Одной из них являлся паркомат, выдававший билеты и стоявший у подножия въездного пандуса.

Автомобиль убийц не был оснащен одной из проездных карт, дававших возможность автоматического въезда и выезда, которые выдавались персоналу, работавшему в здании. В противном случае они могли бы выехать из гаража, не прорываясь через ворота.

На входе им должны были выдать билет. Ведется учет всех таких билетов. Проверив записи, относящиеся к автомобилям всех посетителей, можно было установить время въезда машины убийц. Это поможет точно установить время некоторых их действий. Возможно, кто-то в гараже или на улице в это время видел что-нибудь ценное.

За гаражом следили камеры видеонаблюдения. Они были автоматическими — площадь помещения была слишком огромной, а само здание слишком большим, чтобы возможен был индивидуальный контроль операторами из оперативного центра службы безопасности Марта. Отснятый видеокамерами материал записывался в виде лент на большие бобины, которые менялись каждые двадцать четыре часа. Изучение соответствующих бобин поможет выявить существенно важные детали преступления, лиц, его совершивших, и их автомобилей.

Машина, на которой скрылись убийцы, была угнанной, без сомнения, и на ней были номера, снятые с другого автомобиля — стандартная для профессиональных преступников и убийц практика — но в любом случае, все передвижения необходимо было проверить. Сбор фактов и внимание к деталям имели свойство давать свои плоды в долгосрочной перспективе, а иногда и раньше.

Джек и Пит оставались на месте преступления до прибытия сюда первых автомашин КТО.

Руководить расследованием на месте происшествия был назначен агент КТО Нэд Лаутер.

Джек и Пит сели в свой внедорожник и уехали.

* * *

В конференц-зале офисного центра ГФК собралось руководство на совещание по стратегии действий. Присутствовали Сьюзан Кихэн, Майлон Сирс, Джин Джаспер, Хэл Дендрон и Алма Баттерворт. Они заперлись от других на закрытом совещании.

Все уселись вокруг круглого стола. Сьюзан стояла, она была слишком обеспокоена и не могла усидеть на месте.

Выражение ее лица было напряженным. На шее вздулись связки и вены. Чувствовалось, что она превратилась в комок нервов, и сквозь нее словно волнами прокатывалось беспокойство, угрожавшее ее физическому здоровью. Страх чередовался с яростью.

Майлон Сирс напустил на себя вид отстраненного, умного как сова доктора, намеревающегося сообщить пациенту плохие новости. «Боюсь, что невозможно прийти к иному заключению, чем к тому, в соответствии с которым Рауль столкнулся с нечестной грязной игрой, и что его похитили».

Джин Джаспер поспешил ввернуть позитив, сказав: «И это хорошо, Сьюзан. Это означает, что он еще жив. В противном случае они убили бы его в гараже и оставили бы его там вместе с другими».

Сьюзен задрожала от досады и отчаяния: «‘Они’! Кто ‘они’?»

Сирс сказал: «Нет оснований не доверять КТО или другим правительственным ведомствам, если речь идет о Рауле и ЛАГО». Это его замечание вызвало множество кивков головами в знак согласия у сидевших вокруг стола.

«Но это совсем не обязательно означает, что они не могут полностью ошибаться», добавил он.

Эта мысль получила значительно менее положительный отклик, заставив других нахмуриться и поморщиться, за исключением Джаспера, который встретил заявление своего босса с вдумчиво-нейтральным выражением лица.

Сирс, вестник плохих новостей, продолжал додумывать дальше: «Венесуэльские представительства в нашем городе, безусловно, подверглись атаке. Наши собственные независимые источники подтвердили утреннее нападение на полковника Паса. В результате семь погибших: два его телохранителя, и все пятеро из числа злоумышленников. Самого его до сих пор не нашли, и никто в консульстве о нем ничего не знает».

Алма Баттерворт сказала: «Удобная формулировка».

Сирс спросил: «В каком смысле?»

Она бросила ему в ответ: «Мертвецы сказок не рассказывают. Свидетелей, которые могли бы противоречить официальной версии, не осталось».

«Вы полагаете, что за этой бойней стоит наше правительство?»

Алма сказала: «Это не в первый раз. Мы уже видели, чтО эта администрация обрушила на народы Ближнего Востока и Латинской Америки».

Сирс сделал попытку уклониться от подобной риторики и продолжал свой доклад: «Как бы то ни было, даже в самых зловещих своих тайных спецоперациях правительства избегают такого рода актов насилия у себя дома. Избегают плохой прессы и тому подобного. Это массовое убийство породит массу международной недоброжелательности.

«Кроме того, я не думаю, что КТО убил двух своих людей только для того, чтобы усилить свою легенду», добавил он.

«Хм», сказала Алма Баттерворт, суровым своим взглядом и плотно сжатыми губами выражая решительное несогласие с его анализом.

Сьюзан Кихэн стала подавать признаки раздражительности, признаки страха. Предупреждавшие о нараставшем шторме. «Я бы не удивилась насчет наших собственных властей. Они ненавидят Чавеса и его популистские реформы и сделают всё возможное, чтобы сорвать их».

Сирс сказал: «Каким образом эти убийства способны помочь вашингтонской пропаганде? Из-за них мы выглядим как банановая республика». Он сказал это, не задумываясь, и поспешно добавил: «Извините за выражение».

Сьюзан не поверила ему: «Если не мы, тогда –– кто?»

Колеблющийся Сирс предположил: «Такого рода насилие абсолютно в духе банд наркоторговцев».

Сьюзен взорвалась: «Вот еще одно пятно на Венесуэлу, попытка замазать ее в торговле наркотиками! Так Вашингтон всегда поступает, когда хочет опорочить прогрессивные режимы Третьего мира, обвиняя их в причастности к наркотикам и терроризму!»

* * *

Зазвонил телефон. Это был не столько рингтон, сколько электронное пиканье.

Сьюзен вздрогнула, дыхание у нее перехватило. Казалось, она вся содрогнулась от испуга. Прозвучало еще несколько гудков, прежде чем она осознала, что источником их являлся ее собственный сотовый. Лишь немногие избранные имели доступ к ее частному номеру; в настоящее время список таковых возглавлял Рауль.

Она полезла в карман за сотовым, руки у нее тряслись так сильно, что она чуть его не выронила. Она неуклюже повозилась с ним некоторое время, но потом взяла себя в руки. Между тем электронные гудки начались снова.

Она со щелчком открыла крышку сотового и сказала: «Может, это Рауль!»

Это словно наэлектризовало всех других, сидевших за столом, заставив их склониться вперед в своих креслах в ее сторону, ринувшись в выпаде и задрожав, как охотничьи собаки в стойке.

Щеки Сьюзан покрылись ярко-красными пятнами, придав ей какой-то лихорадочный, чахоточный вид: «Алло, Рауль! Рауль!»

Голос на другом конце сказал: «Да, это я. Рауль».

Сьюзан разразилась скоростным и безостановочным потоком слов, пролепетав: «О, слава Богу! Я так волновалась! Что с тобой случилось, Рауль? С тобой все в порядке? Где ты?»

Рауль ответил не сразу. Сьюзан спросила: «Рауль? С тобой все в порядке, правда, дорогой?»

Он сказал: «Сьюзен, пожалуйста, послушай. Это серьезно». Голос у Рауля был хриплым, надломленным. Он звучал так, будто он собирался закричать или заплакать.

«Рауль, дорогой, в чем дело? Ты меня пугаешь…»

«Пожалуйста, Сьюзан, позволь мне сказать всё без остановки, хоть на этот раз. Это вопрос жизни и смерти — ааах!»

Рауль замолчал на полуслове, словно его кто-то придушил. На заднем фоне раздались булькающие сдавленные звуки, будто кого-то душат.

Сьюзан позвала его несколько раз по имени в лишь усилившемся неистовом отчаянии: «Рауль? Рауль! Рауль, ответь мне! Рауль, ты там?!»

Какой-то другой голос ответил: «Я здесь, но я не Рауль».

Нет, говоривший определенно не был Раулем. Голос этот звучал абсолютно безжизненно, он был механическим, леденящим кровь, нечеловеческим. Бесполым, его невозможно было отнести ни к мужскому, ни к женскому голосу. Голос такого свойства, которое позволяло предположить, что он исходил из какого-то электронного голосового аппарата, фильтрующего устройства, которое воспринимало человеческую речь и оцифровывало ее, воспроизводя ее, предварительно отфильтровав все индивидуальные черты тона, тембра и динамики. Это искажение доводило до крайней точки зловещий аспект происходящего.

Сьюзан пришла от этого в замешательство; на мгновение он потеряла дар речи —редчайший для нее случай. Звонивший спросил: «Мисс Кихэн? Вы здесь, мисс Кихэн?»

Сьюзан пришла в себя, голос к ней вернулся: «Кто это?»

«Это я», последовал ответ.

«Да, но кто вы?»

«У меня Рауль Гаррос».

«У вас? Что вы имеете в виду, у вас?»

«Не стоит вам разыгрывать из себя наивность, мисс Кихэн. Особенно в такой момент, когда наступил кризис. Интересующее вас тело у меня, и оно находится под вопросом. Останется ли этот человек в числе живых или мертвых, полностью зависит теперь от вас».

«Вы — вы его похитили!»

«Да».

«Чего вы хотите?»

«Денег. Много денег, вот что я хочу. Вы хотите Рауля. Вот и основа для наших переговоров».

В одно мгновение страх у Сьюзан сменился гневом. Она сказала: «Вы с ума сошли! Верните Рауля обратно!»

Звонивший сказал: «Разумеется. Секунду, пожалуйста».

Вслед за короткой паузой последовал мучительный вопль — вопль Рауля. Он был настолько громким и пронзительным, что был хорошо слышен всем другим, сидевшим за столом конференц-зала. Казалось, он будет продолжаться бесконечно.

Когда это закончилось, Сьюзен, дрожа, сказала: «Что вы с ним сделали?»

Механический голос вернулся на линию: «Вам хотелось бы услышать это еще раз?»

Сьюзен сказала: «Нет! Ради Бога, не надо! Пожалуйста, прекратите! Не причиняйте ему боль!»

«Теперь мы лучше понимаем друг друга, да? Вы согласны с тем, что человек, с которым вы говорили, Рауль Гаррос, или нет?»

«Да…»

«Вы уверены в том, что это именно он, мисс Кихэн? Если нет, то я могу прислать вам какие-нибудь части его тела в доказательство. Палец, или, возможно, ухо. Возможно, и то и другое. Или же вы предпочли бы какую-нибудь иную, хм, интимную часть его организма?»

«Нет!»

«Я тут командую, мисс Кихэн. Пожалуйста, помните это. Или же Раулю придется испытать еще большую боль. И пострадать больше, чем он уже пострадал».

«Нет, не надо! Пожалуйста, не трогайте его больше!»

«Ах…» Даже механизированные звуки голосового исказителя оказались неспособны скрыть удовольствия в голосе звонившего. «У меня Рауль. У вас – один миллион долларов. Предлагаю обмен».

Ответ Сьюзан сопровождался возмущением: «Миллион долларов!»

Звонивший сказал: «Это ваши деньги, и у вас их очень много. Какой-то жалкий миллион не представляет для вас никаких трудностей. Однако, если вы откажетесь платить, Раулю предстоит пережить немало невзгод. Смерть покажется ему просто наслаждением».

Она сказала: «Я заплачу».

«Какое сострадание! Так милосердно с вашей стороны. Рауль будет глубоко вам признателен», сказал голос. «Теперь о том, что за выкуп я хочу. Запишите это. Любая ошибка окажется фатальной для Рауля».

За этим последовал короткий интервал бешеной возни, когда Сьюзан доставала ручку и блокнот.

Звонивший сказал: «Слушайте внимательно. Деньги должны быть мелкими купюрами, не крупнее стодолларовых купюр. Старых купюр, которые находились в обращении не менее двадцати лет. Серийные номера должны быть непоследовательными. Вы понимаете?»

Сьюзен сказала: «Да».

«Повторите это мне, чтобы убедиться, что вы поняли это правильно».

«Мелкие купюры, не крупнее ста долларов. Двадцатилетней давности. Непоследовательные серийные номера».

«Правильно», сказал голос. «Содействуйте нам в полной мере и без лишних вопросов. Не делайте никаких попыток связаться с властями. Они сапоги, которые добьются лишь того, что Рауля убьют. Грязно и кроваво».

Звонивший продолжал: «Ждите и готовьтесь. Я свяжусь с вами сегодня, в течение часа, с инструкциями о том, как и где передать деньги. Ничего не предпринимайте, пока я с вами не свяжусь. Не пытайтесь отследить этот звонок, или Рауль умрет».

Щелчок.

Соединение прекратилось.

Оставив Сьюзан кричащей в молчащую трубку.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


11. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 3 И 4 ЧАСОМ ДНЯ.


Товарная биржа плантаторов и торговцев,
Нью-Орлеан

Джин Джаспер произнес: «Для Сьюзан это лишь пустая трата времени самой спускаться в хранилище, чтобы забрать деньги, Молине. Почему бы просто не принести их сюда, к ней? Сейчас важно время».

«Да, ты уже это разъяснил предельно четко», сказал Молине, фыркнув. Он был президентом банка; и не меньше, когда речь шла о самой Сьюзан Кихэн.

Он сказал: «Тем не менее, существует определенная процедура получения финансовых средств, которая может быть выполнена только самой г-жой Кихэн. Ей нужно пройти процедуру идентификации сетчатки глаза и сканирования отпечатков пальцев и заполнить сверх-защищенную карточку для сравнения с учетной подписью».

Джаспер спросил: «К чему вся эта волокита? Вы же знаете, кто она. И все знают. Я имею в виду, что за черт, это же банк Кихэнов».

Молине сказал: «В систему встроены средства защиты. Они автоматические. Я прекрасно знаю г-жу Кихэн, конечно, но аппаратура – нет. Невозможно их обойти, даже ей».

Сьюзен сказала: «Мы сейчас теряем время, болтая об этом. Если нужно сделать это именно так, значит, мы так и сделаем. Пойдемте, мистер Молине».

В разговор вмешался Майлон Сирс: «Вы бы лучше дали мне свой сотовый, Сьюзан. Нахождение под землей влияет на прием телефонного сигнала, на тот случай, если похититель позвонит, пока вы будете находиться там внизу».

Сьюзен спросила: «Думаете, он позвонит? Он сказал, что свяжется с нами через час».

Сирс сказал: «Кто знает, что ему придет в голову? Я бы не доверял графику, установленному похитителем и убийцей. Он может позвонить в любое время, просто ради непредсказуемости, чтобы сорвать нам сроки и застать нас врасплох. Или может произойти что-то такое, что заставит его связаться с нами раньше».

Сьюзан сказала: «Вы правы. Вот телефон, возьмите его».

«Спасибо. Я позабочусь о нем; не волнуйтесь».

«Не волноваться!»

«Вы понимаете, о чем я», сказал Сирс. «Тебе лучше пойти с ней, Джин. Миллион долларов мелкими купюрами – это пачки, значительный вес. Принесешь их».

«Сделаем», сказал Джаспер. «Думаю, что смогу управиться с ними». Он явно горел желанием и даже не пытался это скрыть. Держаться поближе к Сьюзан Кихэн и оказаться ей полезным, особенно теперь, в период кризиса, было именно тем, чего он страстно желал.

Молине спросил: «Ну что, идем?»

Раздался звук шагов, всех их троих, его, Сьюзан и Джина Джаспера, и они двинулись по длинному мраморному полу. Это был большой банк, большое здание, приходилось проходить большие пространства.

Молине сказал: «Мы поедем на лифте вниз».

* * *

На сигнал негативно влияла вся та масса камня и металла, которая составляла основной объем надземных сооружений банка.

Теперь же, когда Сьюзен, Джаспер и Молине спустились в подвальные хранилища, где еще большее количество стали и бетона блокировали передачу, сигнал стал прерываться. Прием был слабым, нечистым; он пропадал во время разговора.

Шумы подавляли сигнал. Помех было больше, чем голосов. Наконец, голоса полностью сменились шипящим потоком белых шумов.

Джек Бауэр сказал: «Сигнал пропал. Временно — надеюсь».

Они с Питом Мало сидели в своем джипе, стоявшем за углом здания Товарной биржи плантаторов и торговцев, в степенном, старинном финансовом центре города. Это было на другом конце города, далеко от того места, где располагалось здание Мега Марта.

Их внедорожник стоял на боковой улочке за углом от здания банка. Стекла в машине были подняты, и работал кондиционер. Пит сидел за рулем, Джек на пассажирском сидении.

Лица у них были напряженными и полностью сосредоточенными. Оба они склонились над портативным передатчиком, встроенным в приборную панель корпуса и подключенным к электропитанию. Работавший на холостом ходу двигатель джипа питал бортовой компьютер.

Его пульт размером и формой примерно напоминал кейс или дипломат, интерфейс был переполнен циферблатами, переключателями, кнопками и экранами. Разбросанные бисером сигнальные огоньки горели зеленым цветом: они были включены.

На цифровом экране в режиме реального времени отображались данные по силе и частоте сигнала подслушивающего устройства, за которым следили агенты.

Ранее, еще в здании Мега Марта в офисах ГФК, отсутствие Гарроса и ответов от агентов Топхэма и Боклерка на сообщения предупредили Джека о том, что кризис уже надвигается. Он быстро принял решение прослушивать Сьюзан Кихэн, на том основании, что она вероятнее всего может получить сообщение от Рауля. Когда они все вместе одной группой спускались на лифте в гараж, Джек как бы случайно столкнулся с Сьюзен. Он сделал это намеренно, чтобы повесить на нее «Блоху», прицепив приклеивающееся, размером с кнопку электронное подслушивающее устройство под отворот ее костюма, сделав вид, что поддерживает ее после этого столкновения.

Именно поэтому они с Питом покинули подземный гараж как можно скорее, чтобы активировать Блоху и начать прослушку. Она оказалась в хорошем рабочем состоянии и сразу же после включения начала транслировать голоса Сьюзан Кихэн и тех ее коллег, которые находились в непосредственной близости от нее.

Сигнал передавался на приемник во внедорожнике, усилители которого увеличивали его мощность и отправляли его дальше, на пульт операторов Центра КТО, находившегося по другую сторону реки.

Это был смелый выпад, потенциально опасный, со стороны КТО прослушивать видного представителя династии Кихэнов. И также осуществленный без ордера.

Майлон Сирс организовал систему регулярной зачистки электронной прослушки и физических проверок офисов ГФК в Марте, его телефонных линий, компьютеров и факсов, а также частного личного автотранспорта Сьюзан и ее менеджерского состава и мест их жительства.

Его работой было помешать КТО и всем гражданским и военным правительственным подразделениям и любым частным лицам, которым, возможно, захочется пронюхать что-то об интимных подробностях или тайных сделках альянса Кихэнов с Чавесом.

Единственное, к чему он не был, однако, готов, это жучок, всаженный на саму Сьюзен.

Эта модель, «Блоха», работала на упреждение и была способна ускользать от электронных анти-подслушивающих устройств. В ней имелся датчик обратной связи, который реагировал на прощупывание сигнала лучами или преломленными импульсами, прекращая в этом случае передачу данных, но продолжая пассивно сохранять информацию на микрочипе; затем, когда детекторные проверки прекращались, «Блоха» отправляла сохраненные данные на базу сжатыми пакетными передачами.

Сегодняшние убийства и похищение поставили Сирса перед необходимостью решать задачи гораздо более насущные и неотложные, чем охота за прослушкой. Когда позволят обстоятельства, он распорядится провести зачистку офисов ГФК, в которых находились сегодня Джек и Пит, на случай того, что они могли установить там какие-нибудь электронные прослушивающие устройства; но мысль о том, что кто-то имел такую наглость прилепить жучок на саму Сьюзан Кихэн, была последней, которая могла прийти ему в голову.

Джек Бауэр сам взял на себя инициативу прослушивать Сьюзан Кихэн. Тем самым он также взял на себя и всю ответственность. Поступок этот был дерзким, выходящим за рамки, но из-за гибели агентов КТО Топхэма и Боклерка он не был склонен к полумерам и осторожным действиям. Он проинформировал Кэла Рэндольфа об этих своих действиях, которые директор Центра от души одобрил.

Когда Блоху в конце концов обнаружат, она самоликвидируется навсегда. Внутри нее имелся микровзрыватель, который мог быть либо удаленно включен операторами КТО, следившими за передачей данных, либо мог активироваться сам в ответ на любые попытки вскрыть или разобрать ее, превратив ее сложную электронную начинку в кусочек расплавленной пластмассы и металла.

Кроме того, невозможно было ничего подтвердить; никто в лагере Кихэнов не сможет доказать, что ее им подсунул КТО.

Располагать микрофоном, внедренным в самый центр секретных совещаний и стратегического планирования руководящих кадров ГФК, само по себе являлось достаточно удачным ходом, но Блоха приступила к выплате дивидендов по-настоящему, когда она перехватила переговоры между похитителем и Сьюзан Кихэн.

Жаль только, что она была не настолько чувствительна, чтобы передать голос похитителя с сотового телефона, однако она смогла передать ответы Сьюзен и фразы, произносившиеся окружавшими ее людьми. Это был самый горячий из всех горячих следов, выводивших на похитителей Гарроса и убийц агентов Топхэма и Боклерка.

Блоха транслировала сигналы двух видов. Один исходил от радиомаячка, сигнализируя о ее местонахождении на волне такой длины, которую можно было соотнести с картографической сеткой, показав ее местонахождение в любое отдельно взятое время. По другой частоте передавался аудио-контент, голоса и звуки в радиусе действия/чувствительного приёма подслушивающего устройства.

* * *

Сетчатый динамик в бортовом передатчике джипа был включен, что позволяло Джеку и Питу принимать передачу, не надевая наушников. Сейчас, правда, из него шли лишь белые шумы: статические помехи. Голоса сменились писком, щелчками, пиканьем и шипением.

Лица у агентов были удрученными. Джек сказал: «Мы потеряли звук, по крайней мере сейчас».

Пит сказал: «Трансляцией занимается Центр, так что если мы ничего не получаем, то и они тоже».

Джек взглянул на передатчик: «Жучок продолжает работать, но сигнал не проходит. Не думаю, что его обнаружили; по-видимому, ему мешают помехи. Это понятно в том случае, если Сьюзен направилась под землю, в хранилища под банком. Там внизу вся эта масса камня и стали блокирует сигнал. Если все будет хорошо, он вернется, когда она снова поднимется наверх».

Он оторвал взгляд от устройства и посмотрел вверх и вокруг себя. У него защемило в шее и в плечах, оттого что он долго сидел, склонившись вперед и сосредоточившись на передаче из банка.

* * *

Товарная биржа плантаторов и торговцев располагалась в старинном и почтенном финансовом районе города.

Здесь не было сверкающих небесных башен, которые можно обнаружить в коммерческих застройках девелоперов последних лет; это была цитадель старых денег. Вдоль широких бульваров здесь стояли здания, возведенные в первые десятилетия минувшего столетия, и даже раньше. Это был район банков, брокерских и инвестиционных компаний.

В основном архитектура здесь относилась к стилю нео-греческого Возрождения 1920-х годов, это были серо-коричневые каменные храмы денег с куполообразными крышами, треугольными фронтонами, колоннами и портиками. Здесь царил дух сбережений, торжественной и серьезной сокровенности, прямолинейной и квадратной респектабельности. Вызывающей должный благоговейный трепет. Район, где деньги воспринимались всерьез, и преобладала атмосфера торжественной строгости.

Строения здесь были относительно умеренными по высоте, большинство из них в высоту лишь нескольких этажей. Квадратные и похожие на бункеры, они словно присели на корточки, защищая свои значительные активы.

Степенный и консервативный, этот район обычно был тихим и замкнутым днем в субботу. После полудня в субботу здесь уже всё было закрыто.

Однако сегодня Товарная биржа плантаторов и торговцев непривычно кипела бурной деятельностью.

И всё это потому, что Сьюзан Кихэн нужно было срочно получить миллион долларов.

Деньги за выкуп.

Не подлежащие обсуждению требования похитителя: миллион долларов наличными; старые, немеченые купюры, непоследовательные и не идущие друг за другом серийные номера. Самым высоким разрешенным номиналом являлась стодолларовая купюра; ни одна из которых не должна быть напечатана за последние двадцать лет, когда Министерство Финансов США начало помещать защитные полоски-нити на купюры, чтобы иметь возможность отслеживать подделки, отмывание денег и схемы валютной контрабанды.

Сложная задача, во всех смыслах, осложнявшаяся еще и тем, что был субботний вечер, когда банки были закрыты, и весь город словно скрючился, сворачиваясь, увиливая и бурля под натиском угрожающего обрушиться на него урагана. Задача и труд, практически не выполнимые за такой короткий срок, казавшиеся невозможными для всех, кроме Кихэнов.

Династия, однако, была вовлечена в банковский бизнес по-крупному. Среди ее нью-орлеанских активов была и Товарная биржа плантаторов и торговцев, одно из старейших финансовых учреждений, работавших беспрерывно на североамериканском континенте. Название у нее, возможно, было старомодным, но ее нынешнее состояние отвечало всем ультрасовременным банковским требованиям.

И двери ее открылись в этот день по повелению Сьюзан Кихэн, и все ее сотрудники, начиная от президента банка и ниже, оказались на своих рабочих местах и, прилагая все свои силы, выполняли ее пожелания.

Благодаря прослушке Джек и Пит — а также Центр КТО — были в курсе всей стратегии и тактики клики ГФК, как только они проговаривались в эфире.

Майлону Сирсу хотелось максимально усилить безопасность Сьюзан за счет максимального уменьшения ее личного участия, но сама она этого не хотела. Она была намерена лично возглавить все действия по выкупу Рауля Гарроса и отказывалась отклоняться от этого своего курса.

Во всяком случае, ей было необходимо взять на себя ведущую роль, ибо имелся целый ряд ключевых финансовых инструментов и процедур, которые можно было привести в действие лишь после ее личного вмешательства.

Сирс был вынужден балансировать, окружив ее максимально возможным уровнем охраны и в то же время стараясь сохранять эту защиту легкой, мобильной и быстро реагирующей.

Почти пустынные улицы финансового района были форсированно запружены целым охранным конвоем EXECPROTEK, состоявшим из нескольких джипов, машины-разведчика, машины в хвосте и нескольких мотоциклистов.

Целый их караван выстроился теперь у тротуара напротив здания банка. На тротуаре, на широкой коричневой лестнице, ведущей в банк, и под колонным его портиком стояли на постах охранники в штатском. Сирсу хотелось вооружить их автоматами, но вместо этого он вынужден был примириться с выдачей им полуавтоматических пистолетов крупного калибра в кобурах, спрятанных под пиджаками.

Однако, автоматы и дробовики имелись у некоторых охранников, остававшихся внутри стоявших здесь автомобилей.

Наличие усиленной охраны заставило Джека и Пита занять свой пост прослушивания чуть дальше, за углом на улице, в удалении от банка.

Дополнительным препятствием для них являлась вынужденная необходимость работать в обезлюдевшем из-за угрозы Эверетта городе. Что было еще сложнее сделать здесь, в финансовом районе, где закрытые здания и почти пустынные улицы затрудняли им возможность держаться неподалеку от конвоя. Настоятельно необходима была скрытность.

Этот недостаток компенсировался жучком на Сьюзан Кихэн, который позволял им быть в курсе планов объектов своего наблюдения, сразу же, как только они были задуманы.

Джек и Пит были не одиноки; они могли воспользоваться ресурсами Центра. Впрочем, уже сейчас необходимо было свести к минимуму следы слежки КТО, чтобы не спровоцировать подозрения у Сирса.

Центр предоставил им ценную поддержку, подключившись к городской сети дорожных камер и камер видеонаблюдения — как частных, так и общественных. Его специалисты сумели взломать их и использовать их без разрешения, их владельцы никогда об этом не узнают.

Тянулись минуты, они ждали возвращения звукового сигнала. Пит сказал: «Есть сумасшедшая идея: а что, если Гаррос инсценировал собственное похищение?»

Джек обдумывал это некоторое время: «Я ничего не исключаю, но что он от этого выиграет?»

«Кругленький миллион. Не плохо для одного дня работы. Он даст возможность Сьюзен «выкупить» его, а затем вернется к своей обычной жизни, став богаче на миллион баксов, который он припрячет на черный день. За вычетом того, что он отдаст за это своим сообщникам», сказал Пит.

Джек засомневался: «Когда он женится на Сьюзан Кихэн, он сможет оперировать несколькими сотнями миллионов долларов. Стал бы он рисковать всем этим ради такого скоропалительного результата? Такого, из-за которого на нем повиснут три убийства?»

«Может быть, ему нужны наличные», сказал Пит, пожав плечами. «Не знаю, но это похищение как-то выбивается из схемы. Нападение на Паса являлось покушением на жизнь, попыткой его убить. Взять его живым не планировалось, просто его убрать. Нечто вроде казни. Но похищение –– это преступление, связанное с деньгами. Два этих случая как-то друг с другом не клеятся».

Джек сказал: «Убийства в Марте вполне вяжутся с нападением на Паса. Оба они одного поля ягоды. Убийства профессиональные. Безжалостные. Выглядит все это так, будто они осуществлены одной и той же бандой, которая ведет грубую игру.

«Возможно, то, что Пасу удалось ускользнуть, заставило их изменить свои планы. Живого Паса, объявляющего на тебя охоту, вполне достаточно, чтобы нагнать страху даже на закаленную банду убийц. Поэтому они перешли к плану «Б», к преступлению ради денег. К одномоментному преступлению, с элементом спонтанного планирования.

«Для Сьюзан происшедшее с Раулем хуже некуда, и я бы сказал, что они способны вытрясти из Кихэн гораздо больший денежный выкуп: пять, десять миллионов. В сравнении с этим миллион – это кажется слишком слабо, словно они тщательно просчитали, что именно претерпит рынок в результате такой краткосрочной сделки. Я бы сказал, что они очень спешили. Может быть, им нужны были деньги, чтобы оставить полковника позади себя как можно дальше», сказал Джек.

* * *

У шипящих помех, шедших из динамика, появился какой-то новый ритм, прерывистое волнение. Белые шумы превратились в неправильную болтанку и иррегулярный ноющий клёкот, с обрывками начинающих прорываться слов. Пока что это было похоже на тарабарщину, но даже это было отрадно слышать, ведь это означало, что звук начал возвращаться.

Стали прорываться отдельные слова и фразы, несколько разных голосов: «…не так уж всё сейчас плохо, мы идем по расписанию — сделаем обмен — гарантий нет, им нельзя доверять — я понесу портфель — с Раулем все должно быть в порядке, он выкарабкается!»

Последний голос, без сомнений, принадлежал Сьюзан.

Пит поднял вверх большой палец. Джек сказал: «Мы снова в деле».

Пит связался с Центром: «Мы их засекли, они возвращаются».

Оператор Центра сказал: «Принято, мы тоже их слышим. Мы поймаем их и перебросим их на вашу частоту».

У банка же закипела бурная деятельность. Джин Джаспер вышел через главный вход, неся дипломат, предположительно с миллионом долларов внутри. Его окружало несколько помощников, вместе с которыми он спустился по лестнице к ожидавшему их внедорожнику.

Одновременно из боковой двери появилась группа телохранителей, в центре которой находилась Сьюзан Кихэн. Они провели ее по тротуару к другому джипу.

Колонна автомашин тронулась, стремительно покидая опустевший финансовый район вдоль бульвара.

Джек и Пит двинулись за ними, держась от них на значительном расстоянии. Они могли позволить себе держать их на длинном поводке. Люди Кихэн были укушены Блохой.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


12. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 4 И 5 ЧАСОМ ДНЯ.


Компания по производству шляп «Супремо»,
Новый Орлеан

Феликс Монатеро был встревожен. Одно это демонстрировало серьезность ситуации, в которой он сейчас оказался. Такое состояние тревоги для него было нехарактерно. Всю свою жизнь он был законченным революционером и фиделистом с железной самодисциплиной, которая была необходима для команданте шпионской ячейки Супремо. Шпионаж – это игра не для нервных слабаков.

Монатеро являлся многолетним глубоко законспирированным агентом. Он не был у себя дома, на Кубе, уже более пятнадцати лет, с того момента, как впервые обосновался здесь, на побережье Мексиканского залива, под чужим именем. Он не был официальным шпионом, приписанным к кубинскому дипломатическому корпусу и комфортно тут проживающим, с предоставлением ему бесценного иммунитета против арестов и предъявления обвинений.

Он был нелегалом, которому в случае поимки американскими контрразведчиками светили лишь долгие годы, если не пожизненное заключение, в федеральный тюрьме сверхстрогого режима.

Он отдал этому делу всю свою жизнь. Он был холостяком, жил один. Жена и семья могли стать лишь обременением, в лучшем случае, а в худшем – уязвимым местом для человека его профессии. Будучи человеком с естественными физиологическими потребностями, он удовлетворял их в компании проституток. Он редко являлся клиентом одной и той же из них чаще, чем несколько раз.

Он никому не позволял слишком сблизиться с собой эмоционально. Он избегал дружбы с коллегами и единомышленниками по профессии. Мог наступить момент, когда оперативная необходимость вынудит его подвергнуть их опасности или даже пожертвовать ими для достижения цели. Он не мог позволить себе рисковать затуманиванием своего рассудка узами дружбы из опасений, что это может поставить под угрозу объективность холодного ума, которая от него требовалась как от командира.

Он сам убивал во имя дела, лично убрав нескольких мужчин и женщин. Некоторые из них оказались предателями и двойными агентами, другие – просто несчастными людьми, которым не повезло, и устранение которых было признано необходимым Гаваной.

Он смотрел своим жертвам прямо в лицо, стреляя в них в упор, даже не вздрагивая, когда на него попадали брызги их крови, кусочки их мозга и костные фрагменты.

За всю свою долгую службу режиму он отдал приказы убить еще сверх того десятки людей, редко, если вообще на секунду задумываясь об этом. Его душевное спокойствие ни разу не было поколеблено какими-либо угрызениями совести во время исполнения своего воинского долга. Революционер должен подчиняться приказам беспрекословно.

Он был жестоким человеком, не подверженным сомнениям и неуверенности в своих силах, пересмотру своих решений и каких-либо задних мыслей. Революция оправдывала всё.

Но теперь он был обеспокоен. Не за себя — он никогда за себя не беспокоился — а за дело.

Сидя за столом в своем офисе в шоу-руме шляпной фабрики Супремо, он выкуривал одну маленькую коричневую сигариллу, которые он предпочитал, за другой. Он не знал, ослабляет ли курение его напряжение или же усиливает его.

Даже здесь, в вопросе курения, действовало его революционное рвение. Дома, на Кубе, он наслаждался бы лучшими сигарами. По сравнению с ними, эти сигариллы представляли собой лишь не более чем сушеный лошадиный помет.

Сейчас, конечно, он не мог курить эти замечательные кубинские сигары, не опасаясь себя раскрыть. Его задание требовало от него исключить все контакты с родным островом. Его связи легко могли бы позволить ему обеспечить стабильную поставку лучших кубинских сигар. Но он лишил себя даже такой маленькой роскоши, опасаясь себя скомпрометировать.

Здесь кубинские сигары являлись контрабандой; обладание ими являлось нарушением американского законодательства. Мелочь, но внимание к деталям зачастую отличало подлинную скрытность от разоблачения.

Это было жертвой, испытанием для человека, который знал толк и любил раньше смаковать лучшие сигары из всех возможных. И все же он продолжал курить эти отвратительные сигариллы, дымя ими и заполняя свой офис густыми облаками дыма.

Пепельница на его рабочем столе была завалена окурками сигарилл. Одна из них еще лежала в пепельнице и тлела, в то время как другую он зажал уголком рта. Он на мгновение положил ту первую и забыл о ней, закурив другую и занявшись ею.

Он был встревожен. Он был брошен на оба рога и растерзан дилеммой о двух концах. Являясь продуктом и став объектом теневого и мрачного мира фальшивых и двуличных масок, которому он посвятил свою жизнь.

* * *

Проблема заключалась в том, насколько он мог доверять Бельтрану?

Генералиссимус был фигурой в шпионском мире легендарной. Еще когда Монатеро был салагой, необстрелянным новобранцем в разведке коммунистической Кубы, подвиги неуловимого, как призрак, шпиона уже вошли в легенду. По мере того, как Монатеро поднимался вверх по служебной лестнице, получая все более высокие уровни допуска и проходя проверки благонадежности, что позволяло ему быть посвященным в самые скрытые тайны шпионской системы Гаваны, его познания как инсайдера лишь придавали достижениям Бельтрана в его собственных глазах еще больший блеск.

Показателем того, что Гавана ему доверяла и была уверена в его преданности и способностях, являлся факт назначения Монатеро контактным связным с текущими операциями Бельтрана в Соединенных Штатах. Даже среди высших чинов кубинской разведки мало кто знал, что Бельтран по-прежнему активно участвует в операциях на родине контрреволюционного Северного Колосса.

Эта сверхсекретная профессиональная связь — его и Бельтрана — выражалась в ряде случаев в том, что Монатеро предоставлял в распоряжение Бельтрана ресурсы ячейки Супремо. Ввиду первостепенной важности оперативного принципа разделения и разграничения функций и структур, агенты Монатеро выполняли поставленные перед ними задачи, не зная, что они действовали по воле Бельтрана. Они даже не знали о самом его существовании, или, по крайней мере, о его роли невидимого кукловода, дергающего их за ниточки для выполнения деликатных заданий и поручений для Гаваны.

Только Монатеро, командир ячейки, располагал привилегией это знать. И все же даже он никогда не сталкивался с Бельтраном лицом к лицу. Никогда не встречался с ним лично и во плоти.

Он понятия не имел, как он выглядел, не знал и всех остальных деталей его прикрытия и операций, им проводимых на побережье Мексиканского залива, за исключением тех немногих обрывков достоверной информации, которую он сумел собрать воедино в течение тех многих лет, в течение которых он выполнял приказы Бельтрана.

Для Монатеро Бельтран существовал лишь в образе хитроумно замаскированных сообщений по факсу, зашифрованной электронной почты, или, в крайнем случае, голоса, который доносился до него из телефона. Иногда, редко, Бельтран считал необходимым связываться с командиром шпионской ячейки по телефону.

Такие редкие контакты вряд ли можно было назвать беседами. Они состояли из разъяснений Бельтрана или выдачи специальных инструкций, которые должны были быть переданы срочно.

В такие моменты Бельтран говорил через какое-то электронное устройство, которое не только изменяло голос, но оцифровывало его и собирало так, чтобы из этого невозможно было получить какую-нибудь идентифицируемую запись голоса.

Голос подобен отпечаткам пальцев и ДНК, каждый из них индивидуален, уникален и принадлежит только говорящему. Если Монатеро когда-нибудь будет раскрыт, или его ячейка будет инфильтрирована, а связь окажется под колпаком АНБ или произойдет еще что-нибудь подобное, противник не сможет получить образец записи подлинного голоса Бельтрана.

В распоряжении Бельтрана всегда имелись коды опознания и пароли, которыми его снабжала и ежедневно меняла Гавана. Эти пароли и коды являлись его единственными и уникальными удостоверениями.

Экстраординарные меры, принимаемые для защиты личности уникального агента. И они действительно работали: доказательством их эффективности являлись успехи, которых Бельтран по-прежнему продолжал достигать в шпионских играх, когда даже большинство экспертов не были точно уверены в том, жив или мертв Генералиссимус.

Система работала; Монатеро никогда не смел даже усомниться в ней. Вплоть до сегодняшнего дня. Поскольку Бельтран подверг ячейку Супремо риску чрезвычайного уровня, основанному исключительно на его личном словесном приказе «я так сказал».

Так эта система работала, так она работала всегда, но никогда прежде ставки не были столь высоки.

* * *

Ячейка Супремо не участвовала в сегодняшнем, произошедшем на рассвете нападении на полковника Паса.

Мало того, что не участвовала. Сам Монатеро ничего об этом не знал.

Никто из его людей в этом участия не принимал. Разумеется, ему хотелось бы получить какое-нибудь предварительное уведомление об этом ударе, а не так чтобы он свалился бы ему на голову, как камень.

Но теперь он знал, основываясь на информации, собранной из некоторых своих источников, и на последующих действиях Бельтрана, что нападение было организовано никем иным, как самим Генералиссимусом.

Подтверждение этих его мрачных подозрений на сей счет появилось благодаря сообщению Бельтрана, которое пришло ему сегодня чуть ранее. Он приказал Монатеро отрядить в его распоряжение трех лучших бойцов ячейки: Рубио, Торреса и Морено.

Специалистов в области физической расправы и неожиданных убийств.

Их задача: похищение Рауля Гарроса.

Монатеро повиновался, конечно — как всегда. В соответствии со стандартными оперативными процедурами, задание им было дано таким образом, что людям Монатеро не была известна личность человека, на которого они будут работать.

Сделать это было достаточно легко, троице были выданы специальные сотовые телефоны и новые, специфические коды опознания и пароли. Они никогда не встретятся с Бельтраном и не узнают о его причастности к этому и даже о его существовании; все, что им было известно, это то, что задачу им поставил Монатеро, и исходила она от другого агента Гаваны, человека-призрака, личность которого была строго засекречена и не должна быть раскрыта, даже им.

Их взаимодействие с их новым временным командиром будет осуществляться посредством сотовых телефонов. Они уже выполняли подобные задания в прошлом; для них в этом не было ничего нового. Они умели выполнять приказы.

Но Монатеро был потрясен и устрашен этим заданием.

* * *

Угодить в разборку с венесуэльцем Пасом было печально, но приемлемо. Однако это уже произошло. Монатеро знал, что Пас и Бельтран являлись партнерами в кое-каком грязном бизнесе: в торговле наркотиками, контрабанде оружием и людьми, убийствах. И всё во имя революции. Прискорбная необходимость и неизбежный риск профессии.

Рауль Гаррос, однако, являлся птицей совершенно иного типа. Он был публичной фигурой, заметно мелькавшей на страницах светской хроники, и являлся украшением местных телевизионных новостей. Он был гламурным, обаятельным, богатым и красивым; плейбоем. Телегеничным. Он всегда представлял интерес для прессы, даже и без своей помолвки со Сьюзан Кихэн.

Но его роман с наследницей Кихэнов катапультировал его к новым высотам известности. Его похищение окажется не только в национальных, но и в международных заголовках новостей. Хуже того, дядюшка Сьюзан Кихэн, сенатор, отнюдь не был настроен враждебно по отношению к революции и к кубинской борьбе. Зачем рисковать оттолкнуть его? Ведь это сделает из него и его брата, Вильмонта, отца девушки, злейших врагов.

Ну, теперь уже этот вопрос носил академический характер. Дело было сделано. Монатеро оставалось лишь надеяться, что с этим можно как-то будет справиться без попадания в публичные новости.

Наиболее всего его беспокоил такой вопрос: он не был уверен, была ли это санкционированная Гаваной операция, или же Бельтран задумал ее сам. Не только ячейка Супремо, но и собственно Куба будет подвергнута невероятному риску. Фантастически высокому, ошеломляющему.

И все это из-за личного устного приказания одного человека: Бельтрана.

Но именно так эта система была выстроена самой Гаваной, верховными командирами Монатеро. Именно сами шпионские начальники родного острова предоставили такие чрезвычайные полномочия Генералиссимусу, их главному шпиону. И все было устроено так, чтобы быть готовым к немедленным действиям, минуя волокиту красной бюрократии (действительно «красной») и задержек, связанных с обращением через неофициальные каналы для получения разрешений из Гаваны.

Изъян, пожалуй, фатальный изъян в этой системе стал теперь очевидным. В конечном счете оказывалось, что все зависело от добросовестности, надежности и верности решений Бельтрана. И — честности? Глубины приверженности революции?

Монатеро, привыкший работать в тени, на этот раз страстно желал связаться со своим начальством в Гаване. Но Бельтран на этот раз в особенности запретил ему действовать таким образом, предписав соблюдать полную тишину, разорвав все связи с кубинским командованием.

Обычно Монатеро повиновался беспрекословно. Теперь, однако, его беспокойство увеличилось, усилив его постоянно растущие подозрения в отношении этого человека. Он желал проверки, получения заверений в том, что его вожди там, дома, знакомы с ситуацией и одобряют ее.

Он серьезно подумывал о неподчинении приказу и апелляции к Гаване.

Тем не менее, его работой и непосредственными обязанностями являлось подчиняться революционной дисциплине и беспрекословно выполнять приказы. Его тревога усугублялась тем обстоятельством, что он был словно прикован здесь к этому командному центру, ожидая следующего сообщения от Бельтрана. Когда бы оно ни пришло. Если когда-нибудь придет вообще.

* * *

Бельтран, этот хвалёный Генералиссимус, сделал три серьезных, если не потенциально фатальных, ошибки. По крайней мере, так это виделось полковнику Пасу.

Первым, и наименее потенциально катастрофическим ляпом являлось использование Беатрис Ортис в нападении на Паса.

Потому что Пас знал ее. Беатрис недавно действовала некоторое время в Венесуэле, во внутренних районах, прилегающих к тропическим лесам Ориноко, участвуя в кампании террора против богатых, «реакционных» владельцев estancias (животноводческих ферм), усадеб, обширных ранчо и сельскохозяйственных плантаций, которые расчищали и вырубали джунгли и нанимали бесчисленное количество кампесинос – крестьян, ишачивших на них за почти нищенскую зарплату.

Крупные землевладельцы никогда не примирятся с новым режимом Чавеса; они –– ультрас из самой ультраконсервативной контрреволюционной партии.

Так что, по убеждению Каракаса, лучше было с ними расправиться, ликвидировать, а оставшихся в живых затерроризировать так, чтобы они побросали свои имения и эмигрировали.

Этого можно было добиться, используя радикальные формирования и эскадроны смерти, действующие в стране, кормящиеся за счет ограбления села и тайно снабжаемые правительством продовольствием и оружием. Самые большие поместья после этого можно было разграбить, разделить и распределить между крестьянами, что обеспечило бы их еще большую благодарность и зависимость от президента Чавеса с его программой социализма двадцать первого века.

Это была операция именно такого рода, словно специально предназначенная для таких личностей, как Беатрис Ортис, тех, кто специализировался на революционной деятельности в аграрной и сельской местности, как она делала это, в частности, в Колумбии в составе формирований ФАРК.

Пас был убежденным городским жителем по рождению и склонностям; его вотчиной были города Венесуэлы. Но будучи правой рукой президента Чавеса из его тайной полиции, мало было такого, чего он не знал о тайной деятельности режима в городах и в сельских районах.

Он видел Беатрис Ортис пару раз, мельком, в столице, на совещаниях, посвященных выработке стратегии ужесточения революционной хватки на горле несчастной Венесуэлы и экспорта революции в соседние страны.

Когда атака у «Золотого шеста» потерпела крах, и он заметил, что в него стреляет она, он мгновенно узнал ее.

Второй ошибкой Бельтрана, согласно рассуждениям полковника, была недооценка Мартелло Паса.

Этот заносчивый и чванливый кубинский революционер, любимый шпион Фиделя Кастро, презирал и смотрел сверху вниз на венесуэльца как на зеленого выскочку в мире борьбы за социализм, лишь как на засекреченного мента, бандита и боевика. Полезного идиота.

Он либо забыл, либо никогда не обращал внимания на то, что Пас сам руководил обширной и эффективной шпионской системой, использовавшей легионы стукачей, двойных агентов и оперативников из числа всех слоев общества, от пацанов – чистильщиков обуви в трущобах до официанток и элегантных хозяек самых эксклюзивных салонов.

Пас сделал своим бизнесом знание о тех, с кем он имел дело. Бельтран не был исключением. Пас по природе своей был способен выкарабкаться из любой ситуации и не нуждался в стимулах для того, чтобы открыть собственное досье на Генералиссимуса и собрать всё, что только мог, о нем и его деятельности в Новом Орлеане.

Он накопал важнейшие факты о тайной организации Бельтрана, включая ее сплоченный личный состав, а также о его связи со шпионской ячейкой Супремо, которую он привлекал время от времени, по мере необходимости, для выполнения различных своих поручений.

Шпионы Паса заметили Беатрис Ортис, возвращавшуюся с нескольких встреч с Бельтраном; она была участницей небольшой клики вольнонаёмных боевиков, которую он держал изолированной и независимой от своих повязок с ячейкой Супремо.

Третьей и самой серьезной ошибкой Бельтрана являлись плохая подготовка и провал нападения на Паса и оставление его в живых.

В некотором смысле это можно было рассматривать как продолжение его второй ошибки; а именно, недооценки Паса.

Роковое упущение, если бы Пас имел к этому какое-нибудь отношение.

* * *

Бельтран был не единственным, у кого здесь, в Новом Орлеане, имелась своя организация. У Паса имелась здесь собственная грозная машина.

Венесуэльское консульство и офисы ЛАГО, прикрытые жизненно важным щитом дипломатической неприкосновенности, служили ему базой для шпионских операций. Но даже их приходилось держать в стороне от гнусной механики насилия и убийств, столь необходимых для поддержания дисциплины и внушения уважения, проистекавших из страха.

Эти малоприятные хлопоты были возложены на плечи независимого карательного аппарата, курируемого самим Пасом.

Руководить эскадроном смерти –– дело, хорошо ему знакомое. Он специализировался на насилии с детских лет, сначала будучи хулиганом в напористой и набиравшей силу уличной банде, а позже в качестве сотрудника полиции.

Немало было опытнейших убойных команд, которые он сколотил и отточил до совершенства.

Когда его только направили на пост в нью-орлеанском консульстве, он отобрал группу своих лучших убийц из Венесуэлы, чтобы они сопровождали его на новом его поприще.

Он играл в жестокие игры. Игра всегда становилась жесткой, если речь шла о торговле крупными партиями наркотиков, а Пас по уши погряз в этой торговле — профессионально и лично.

А что? Ведь это была его нелегкая патриотическая работа, долг родине. Ни одно правительство, даже такое богатое нефтью государство, как Венесуэла, не может позволить себе игнорировать заоблачные прибыли от наркоторговли. Ведь слишком много денег не бывает.

Кроме того, торговля наркотиками имеет очень важное значение для налаживания контактов во всех слоях общества Нового Орлеана. Поразительно, как много богатеньких из числа городской элиты жаждали запрещенных наркотиков.

Товар насыщал и давал влияние, а Пас двигал много товара. Для этого требовались мускулы и пистолеты, а у него, кстати, было много и того, и другого.

Ранее, сегодня, из своего логова в заброшенной бензоколонке «Заправим мигом», Пас запустил процесс, нажав на все рычаги и собрав своей эскадрон смерти, чтобы перейти к действиям.

Почему Бельтран предал его? Ради своей собственной личной выгоды, без сомнения. Таков был ход мыслей Паса. Никто не станет ничего делать, если в этом нет никакой выгоды лично для него.

Зачем все это Бельтрану? Может, он просто выполнял приказ Гаваны, в соответствии с резким и убийственным ее поворотом против Венесуэлы?

Не похоже на то, учитывая всю ту бесплатную нефть и халявные деньги, которые они получали у Каракаса, благодаря неподдельному восхищению Чавеса Фиделем Кастро и непреодолимому желанию насолить и вставить Дяде Сэму, встав на сторону коммунистической Кубы.

Так откуда же ветер дует? От самого Бельтрана?

Возможно; это было вполне возможно. Бельтран был глубоким и низким игроком; даже его хозяева в Гаване, мифические, якобы-хозяева, могли не знать всего, во что он ввязался.

Они с Пасом были теснейшим образом повязаны рядом незаконных операций: наркотиками, в первую очередь и прежде всего; но также и торговлей оружием; шпионажем и диверсионными операциями; контрабандой бесценных артефактов доколумбовой эпохи и религиозных драгоценностей; а также контрабандными поставками нефти и газа.

Может быть, Бельтран пожадничал и решил убрать Паса, придержав всю прибыль у себя. Может быть, он продал Паса американской мафии, ее нью-орлеанскому филиалу, конкурентам в торговле наркотиками. Или конкурирующему латиноамериканскому наркокартелю.

Почему он предал его? Пас задаст ему этот вопрос, если Бельтран будет взят живым. Но не это было главным для полковника из Каракаса.

Какой бы ни была причина, Бельтран совершил тяжкое преступление, за которое могло быть только одно наказание.

Перейди дорогу Мартелло Пасу –– и умрешь.

Теперь, когда наступил вечер, полковник собрал свою убойную команду, она заняла наблюдательную позицию на возвышенности, в нескольких кварталах от шляпной фабрики Супремо.

Здесь было две машины и восемь человек. Все люди являлись хладнокровными убийцами; полковник Пас среди них был самым безжалостным.

Он рассматривал здание в бинокль. На крыше было двое. Они старались не высовываться, но парапет был низким, и их фигуры неизбежно время от времени выглядывали над ним. Еще несколько человек стояло вокруг здания внизу, на улице, на углу и на парковке за зданием.

Пас опустил полевой бинокль. Приближающаяся буря принесла с собой преждевременные сумерки. Он начнет атаку примерно через час, когда сумрак усилится, что поможет его эскадрону смерти действовать под прикрытием темноты.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


13. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 5 И 6 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Детский сад на Плейсквер, Новый Орлеан

В здании детского сада на Плейсквер, расположенном примерно в одной восьмой мили от городской мэрии, происходило необычное мероприятие. Он был временно занят Сьюзан Кихэн и ее людьми из EXECPROTEK.

В этом скромном районе находились офисные здания, арендованные в основном средней руки юридическими фирмами и страховыми агентствами. Детский сад располагался в двухэтажном здании, фасадом выходившим на северную сторону крохотного парка. Обычно работавший по субботам, он был закрыт сегодня из-за угрозы бури.

Перед зданием стояло несколько джипов и темного цвета автомобилей последних моделей.

Бесплатный детский сад принадлежал и управлялся Гуманистическим Фондом Кихэнов, это было одно из многочисленных благотворительных заведений, которые он содержал в городе. Боевой отряд Сьюзан по освобождению Рауля временно расположился здесь, использовав здание в качестве базы-плацдарма. Места, где они могли дождаться последних указаний похитителей о том, куда и как доставить выкуп в обмен на Гарроса.

Главарь похитителей был чем-то обеспокоен, он был готов быстро выдвинуться. Последний раз, когда он связывался с ними, он сказал, что даст им свои инструкции примерно в течение часа, но точно не позднее чем через два часа.

Здание детского сада было выбрано Майлоном Сирсом. Оно располагалось в центре, и из него легко можно было добраться в любую часть города. В этой бизнес-зоне в субботу всегда было тихо и безлюдно, даже если бы и не было никакого предупреждения об урагане. Мало кто из обычных жителей мог поглазеть на них и подивиться усиленной группе охраны.

Здание детского сада, собственность ГФК, можно было использовать без вопросов. Сегодня, в данный момент, тут не было ни души, за исключением одного сторожа.

Ему эта работа нравилась, и его легко уговорили сидеть смирно и заниматься своими делами; один из людей Сирса на всякий случай поглядывал за ним, следя за тем, чтобы он не делал никаких звонков жене или друзьям, сообщая потрясающую новость о том, что сама Сьюзан Кихэн прибыла в это здание, таким образом распространяя слухи и привлекая внимание.

Сьюзан, Сирс и все остальные из отряда охраны сидели и ждали.

* * *

Этим же занимались и Джек Бауэр с Питом Мало, сидели и ждали в своем джипе, припаркованном в юго-восточном углу парка напротив детского сада. Другие оперативники КТО дежурили в других ключевых точках и на перекрестках поблизости, стараясь держаться как можно незаметнее.

Майлон Сирс был не дурак; он и его люди были профессионалами и могли быстро обнаружить слишком явное присутствие наблюдателей. По этой же причине над зоной не кружили вертолеты КТО; это могло стать еще одним намеком, предупреждающим Сирса о том, что он находится под наблюдением.

Тем не менее, Сирс также что-нибудь заподозрил бы, если бы не предпринималось вообще никаких попыток следить за ним, тем более учитывая недавнее похищение и тройное убийство.

Ранее, когда конвой Кихэн только покинул здание Мега Марта, за ним увязался хвост из двух автомобилей без познавательных знаков КТО. Их целью являлось быть обнаруженными в ведении слежки за конвоем.

У Сирса, готового к сюрпризам в виде машин на хвосте, имелись наготове поблизости в этом районе свои свободные машины, готовые к преследованию. Он пустил их в дело, перекрыв ими перекрестки по маршруту следования колонны, физически воспрепятствовав проезду преследователей «внезапно заглохшими» автомобилями и подстроенными пробками, чтобы помешать погоне.

Довольный тем, что ускользнул от хвоста, Сирс двинулся дальше, сохранив, как он считал, секретность маршрута.

Но у Джека и Пита имелась подслушивающая Блоха, насаженная на Сьюзан Кихэн. Поскольку Сирс находился рядом со своим клиентом, они узнавали то, что узнавал он, в тот самый момент, когда он это узнавал, в том числе запланированный пункт назначения движущейся колонны автомашин. Что позволило им приезжать в нужные места окольными путями, в объезд, не будучи замеченными наблюдателями EXECPROTEK –– сначала к банку, а затем к детскому саду.

Блоха по-прежнему оставалась в рабочем состоянии и не была обнаружена, непрерывно отправляя все текущие переговоры и болтовню на их передатчик.

Но теперь, пока агенты ждали, пришло сообщение из Центра КТО. Поскольку они постоянно следили за выходным сигналом Блохи, выходившим на сетчатый динамик приемника, для поддержания связи с Центром они пользовались безопасными линиями зашифрованных сотовых телефонов.

Джек взял трубку, а Пит продолжал следить за текущими данными Блохи. Оператор Центра сообщил: «Мы установили личность водителя группы, покушавшейся на Паса».

Звук шел по сотовому, но одновременно на мониторе приборной панели джипа появилось соответствующее видео.

Вначале появилась фотография мертвого водителя, мужика с картофельным лицом, носом фрикаделькой и огромными ушами, как ручки от кувшина. Затем экран разделился на части, в одном окне изображение всего лица анфас, а в другом – вид в профиль.

Джек с интересом прищурился; ощущение, что он видел раньше это лицо, но не мог соотнести, раздражало его, и он изо всех сил пытался разгадать эту загадку.

Оператор сообщил: «Личность установлена по линии Интерпола». Интерпола, международной полицейской организации, базирующейся в Брюсселе и охватывающей Европейский регион.

На экране появились новые фото, по виду полицейские снимки, информация, выложенная в виде рядов из цифр под физиономией субъекта. Он выглядел лет на десять моложе, но все же был очень похож на самого себя и теперь, за исключением того, что ежик его волос был чуть толще и темнее, а обрюзгшее лицо чуть менее дряблым и оплывшим.

Оператор сказал: «Это Герман Ост. Немец по происхождению, хотя он не был на родине уже много лет, из-за ряда выписанных, но не исполненных ордеров на его аресты за убийство, покушение на убийство, многочисленные случаи нападения с применением насилия, изнасилование, незаконное хранение огнестрельного оружия и взрывчатых веществ, торговлю оружием, рэкет и наркоторговлю.

«Вот его уголовное досье на родине. Он также разыскивается в ряде других западноевропейских стран за подобные же проступки. Но эти преступления являются лишь побочными и случайными, а не основным источником его средств к существованию.

«Ост – наемник, профессиональный солдат по найму. Его прошлое слишком длинное, чтобы вдаваться в него сейчас, но вот лишь несколько ярких моментов, на которых стоит остановиться — или же темных мест, в зависимости от того, как кому нравится.

«Он сначала записался в немецкую армию, прослужил там восемь лет и получил звание старшины, но затем попал под трибунал и был с позором уволен за избиение офицера. Затем он всплыл в Африке, где служил в различных наемных легионах в Руанде и Конго. Он стал до некоторой степени известен как участник истребительного батальона, работавшего на либерийского диктатора Чарльза Тейлора. В последующем он активно занимался тем же самым во время вооруженных конфликтов за «кровавые алмазы» в Сьерра-Леоне.*
- - - - - - - - - -
* Кровавыми (конфликтными) алмазами называют алмазы, добытые на территории ведения военных действий, деньги от продажи которых идут на финансирование повстанческого движения, оккупационной армии или деятельности полевых командиров. Термин «кровавый алмаз», как правило, применяется в отношении Африки, на которую приходится две трети мировой добычи алмазов. Гражданские войны в Сьерра-Леоне и соседней Либерии происходили в 1980-х – начале 2000-х годов. См. Википедию. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -

«Он командовал подразделением, защищавшим иностранных нефтяников в Нигерии, пока не оказался замешан в схеме похищения и удержания ради выкупа тех самых руководителей, которых он должен был охранять.

«В Африке оказалось слишком жарко для него, и он перенес свой театр военных действий на Балканы, где он проработал большую часть девяностых годов. С тех пор он торговал своим кровавым ремеслом в Индонезии, Малайзии и Восточном Тиморе. Имеются совсем недавние донесения о том, что он был замечен в эмиратах Персидского залива и в Ливане».

* * *

Мгновенно Джеку все вспомнилось. Теперь он понял, почему убийца с лицом картошкой показался ему таким знакомым.

До прихода в КТО Джек был бойцом элитного подразделения американской армии «Дельта». Он участвовал в ряде операций, проводившихся на Балканах, где христианские Сербия и Хорватия воевали друг с другом, и воевали преимущественно на территории мусульманской Боснии. Конфликт повлек за собой массовые зверства, массовые убийства и массовые захоронения, в результате чего по крайней мере сто тысяч человек было убито.*
- - - - - - - - - - -
* Согласно последним данным, общее число погибших в результате вооруженных конфликтов на территории бывшей Югославии (весна 1992 — 14 декабря 1995 года) составило порядка 100—110 тысяч человек, число беженцев более чем 2,2 млн человек, что делает этот конфликт самым разрушительным в Европе со времён Второй Мировой войны. (Википедия). – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

В связи с тем, что Европейский Союз и Организация Объединенных Наций оказались парализованными и проявили себя импотентами, в состоянии действовать были лишь Соединенные Штаты. В разгар этого безумия сербское руководство Милошевича готовилось к эскалации своей программы «этнических чисток» — то есть геноцида — в отношении тысяч мусульман в пограничных территориях. Не то, чтобы сербы были хуже своих противников, просто они быстрее делали со своими врагами то, что их враги планировали сделать с ними.

Кто-то должен был охладить этот конфликт до того, как он перекинется и на соседние страны – Албанию, Македонию и так далее. Вашингтон пустил в дело спецназ Дельта, потушив наиболее жаркие вспышки, отправляя секретные команды с задачей убийства ключевых сербских полевых командиров, ликвидации их формирований и уничтожения их арсеналов оружия. Это были самые тайные спецоперации, секретные миссии, которые скрывались даже от союзников по НАТО, действовавших в регионе в качестве миротворцев.

Босния тоже не была лишена своих собственных тайных сторонников. Легионы иностранных боевиков стекались туда, воинствующих мусульман, завербованных со всего Ближнего Востока, вооруженные и финансируемые богатыми саудовцами. Их численность пополняли профессиональные солдаты-наемники, которые служили за деньги. Высокооплачиваемые наемники.

Среди них был майор Марк Воллард, командир наемников, который организовал и руководил дьявольски эффективным подразделением, противостоявшим сербским ополченцам.

На войне невозможно быть слишком придирчивым и щепетильным. В ряде случаев команда Джека из Дельты считала целесообразным работать в связке с Воллардом, используя его подразделения как вспомогательные силы поддержки.

После того, как сербский пожар удалось притушить, Вашингтон, тем не менее, холодно и пристально взглянул на своего недавнего союзника. Воллард был лишен моральных угрызений, прагматичен и безжалостно эффективен.

Когда сербы устроили резню в боснийской деревне, он зверски уничтожил две сербских деревни. По нормам международного права, он был таким же военным преступником, как и любой другой из числа тех, кто когда-нибудь привлекался к суду Международного трибунала в Гааге.

Одним из отличительных черт успешного наемника является понимание того, когда наступает время сматывать удочки. Когда его шестое чувство выживания заработало на полную катушку, Воллард резко прекратил все свои операции в регионе и исчез, скрывшись в неизвестном направлении.

Это устраивало Вашингтон, предпочитавший, чтобы его временный альянс по расчету с майором-наемником был подшит к делу в папочку и забыт, никогда не извлеченный на свет божий.

* * *

Джек сказал оператору: «Дайте мне переговорить с Кэлом Рэндольфом».

После некоторой паузы на линии появился Кэл: «В чем дело, Джек?»

Джек сказал: «Теперь я вспомнил, где я видел Оста раньше. Пятнадцать лет назад, на Балканах, он был одним из главных унтер-офицеров у наемников-легионеров майора Марка Волларда. Он был в числе командиров у Волларда, его приближенных, которые вместе с Воллардом следовали из одной горячей точки в другую, играя роль опорного ядра всей его структуры».

Кэл сказал: «Это любопытно. Теперь я вижу, каким образом Ост связан с Дикси Ли, они оба торговцы оружием в одном и том же политическом диапазоне. Но что общего у них с этой маоисткой-интеллигенткой, палящей снайпершей, такой, как Беатрис Ортис? Или, если уж на то пошло, с Генералиссимусом, Бельтраном?»

Джек сказал: «Не знаю — пока — но скажу вам следующее. Если на месте действия Ост, значит где-то неподалеку и Воллард».

«Мы проследим местонахождение Волларда и посмотрим, что выяснится», сказал Кэл. «Да, Джек — и еще одно».

«Выкладывайте».

«В этом деле скомпрометирована Сьюзан Кихэн — смерть Топхэма и Боклерка сделала это неизбежным. Это не значит, что ее дядя, сенатор Кихэн, не сможет причинить нам вред, если эта сделка с выкупом провалится».

«Мы поступим следующим образом: мы не станем двигаться, пока не произойдет обмен, Кэл. Но он и без этого может провалиться, если Сирс напортачит, или же похитители сделают какую-нибудь глупость».

«Тогда к КТО не будет претензий. Пока что мы будем всё отрицать».

Джек сказал: «Мы будем осторожны».

Кэл сказал: «Хорошо. Я свяжусь с вами, как только получу что-нибудь на Волларда». Кэл отключился; оператор Центра тоже.

С юга подул знойный порыв ветра, подняв в воздух всякую грязь и мусор и заставив закрутиться в воздухе старые газеты. Опрокинулось какое-то мусорное ведро, порывом ветра его выдуло на улицу, где оно покатилось, перевернувшись несколько раз. Затем поднялся новый шумный порыв ветра, физически подняв ведро на землей и отшвырнув на десять футов дальше по дороге.

Джек и Пит взглянули друг на друга.

«Ураган приближается», сказал Джек.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


14. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 6 И 7 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Шляпная фабрика Супремо,

Новый Орлеан

Страх, настоящий страх –– вещь физическая, порождаемая не рассудком, а телом.

В самых крайних своих проявлениях он может привести к смерти. Смерть от испуга – это не миф, а реальность, когда сердце жертвы разрывается под ударом предельного шока. Шок чуть меньшей степени способен вызвать паралич или утрату внутренних функций организма. Если еще чуть ниже по шкале, он может вызвать приступы тошноты и рвоты, сухость во рту, потерю чувствительности в конечностях и снижение температуры тела, что в народе известно как выражение «кровь стынет».

Именно эта последняя группа симптомов сейчас наблюдалась у Феликса Монатеро, сидевшего за рабочим столом в своем офисе в выставочном салоне и уставившегося на экран ноутбука и не видевшего его. Его восприятие было затуманено ужасом, отзывавшимся болью во всем теле.

Он только что получил срочное сообщение наивысшей степени надежности из Гаваны, послание столь высшего уровня секретности, что его можно было отнести к космическому.

Его начальство там, на родном острове, пребывало в состоянии, близком к истерике, которое невозможно было скрыть за бюрократическими штампами, в которых было выдержано их срочное послание.

После расшифровки оно сводилось к единственному исступленному запросу: Что происходит в Новом Орлеане?

Дополнительные уточнения по обсуждавшейся теме включали вопросы о том, не сошел ли Монатеро с ума и не стал ли он просто предателем. Он что, пытается начать войну между Кубой и Венесуэлой, напав на такого друга революции и преданного бойца Чавеса, как полковник Пас? Или, если уж на то пошло, заодно и на Соединенные Штаты? Доверять гринго, ищущим способ использовать уличное насилие как казус белли, повод для развязывания войны, чтобы реализовать свою давнишнюю мечту потопить в крови Фиделистскую революцию!

В этом смутном тумане дезинформации и обмана стала проясняться общая картина в целом, и она отнюдь не была приятной. Монатеро разыграли. Гавана никогда не заказывала покушения на Паса и на самом деле пребывала в абсолютном неведении относительно мотивации и смысла этого нападения.

Монатеро обвиняли в провале и дезорганизации, не зная, что обвинять в этом надо было именно их любимого Генералиссимуса Бельтрана.

Гаване еще только предстояло узнать о самом худшем, о том, что Бельтран использовал трех лучших бойцов Супремо для похищения Рауля Гарроса. Монатеро не мог без содрогания подумать о реакции, которая последует, когда они узнают эту новую порцию дурных новостей. 

Все теперь стало ему ясно, — но слишком поздно, — что его подозрения были оправданы с самого начала. Бельтран начал собственный бизнес. Кто знает? Может, он даже перебежал на сторону главного противника в Вашингтоне, продав их как часть своего антикубинского замысла.

Он легко мог, конечно, спалить ячейку Супремо, раскрыв ее своим новым заказчикам, кем бы они ни были. А это означало, что это место перестало быть даже частично безопасным. Напротив, в любой момент оно могло подвергнуться облаве федеральных агентов.

Раскрытие столь запредельного предательства привело к тому, что мозг у Монатеро словно временно замкнуло, шестерни у него в голове заклинило, и они сорвались.

Теперь, когда прошел первоначальный шок, разум его стал постепенно размораживаться, сквозь его потрясенную до глубины души психику начали просачиваться кое-какие мысли и схемы.

Это был еще не конец; еще было не слишком поздно. Еще не все было потеряно. У него еще есть время связаться с тремя своими силовиками, Рубио, Торресом и Морено, и предупредить их о предательстве Бельтрана. Они смогут освободить Рауля Гарроса, оборвать на этом его замысел, устроив ему короткое замыкание и минимизировав ущерб, избежав худшего.

Гавана будет проинформирована о том, что Бельтран стал неуправляемым и использовал свое исключительное положение в шпионской иерархии для того, чтобы направить ячейку Супремо в неверное русло для реализации собственных зловещих намерений, и что Монатеро и все остальные его люди ни в чем не виноваты.

После этого ячейка Супремо должна будет свернуть свою деятельность, уничтожив всё потенциально компрометирующее оборудование, программное обеспечение и документацию, а персонал тем временем должен будет разбежаться в разные стороны, каждый из них найдет себе нору и спрячется в ней, чтобы сорвать планы преследователей, которые обязательно будут их разыскивать.

Все это нужно было сделать, причем быстро — но сначала Рубио, руководитель действующей тройки, с ним нужно связаться немедленно, чтобы прервать выполнение задания и освободить Гарроса.

Монатеро полез в нагрудный карман пиджака, вытащил оттуда сотовый телефон, который должен был соединить его с Рубио. Руки у него дрожали, заставив его повозиться с сотовым, едва не выронив его.

Взяв себя в руки, он одновременно взял и его как следует, и поднял крышку, чтобы установить связь…

И тут вдруг вокруг него всё будто взорвалось.

* * *

Полковник Пас разделил свой эскадрон смерти на две группы. В первую вошли он сам, Карранча, Васко и Агилар. Вторую возглавил его заместитель, Фиерро, с ним были Септьембре, Санчо и Рамон.

Пас со своей группой приехал сюда на том самом Эксплорере, который у него был припрятан в схроне на бензоколонке «Заправим мигом»; машина была бронированной, а стекла у нее были пуленепробиваемыми. Группа Фиерро находилась во втором джипе, который не был оснащен такой усиленной защитой. Таковы были привилегии должности.

За рулем Эксплорера находился Васко, в прошлом водитель такси в Каракасе; бешеный вихрь неосторожного и безрассудного анархического трафика в этом городе стал прекрасной школой для водителя машины, предназначение которой состояло в том, чтобы скрыться с места преступления.

Пас был в бронежилете и вооружен автоматом Калашникова с гранатометом, а кроме того, парой пистолетов, сунутых в карманы штанов. Он ехал на переднем пассажирском сиденье; Карранча и Агилар сидели сзади.

Второй внедорожник вел Септьембре, с мрачным выражением лица.

Фиерро отказался от езды на переднем пассажирском сиденье, передав эту опцию Рамону. В небронированном автомобиле задние сиденья являлись, пожалуй, чуть более безопасными, чем передние. Фиерро сидел сзади вместе с Санчо.

Все бойцы эскадрона смерти были тяжело вооружены автоматами, полуавтоматами и дробовиками, а также множеством пистолетов. Пас и Фиерро, соответственно руководившие своими командами, были также экипированы несколькими ручными гранатами.

Машины стояли при не выключенных двигателях в переулке, где их не было видно из здания шляпной фабрики Супремо.

Теперь Пас дал сигнал, отмашку рукой, и оба джипа завернули за угол и выехали на площадь перед домом, в котором находилась Супремо. Двигатели взревели; колеса вертелись, сжигая резину: машины убийц рванулись вперед, обстреливая здание.

Приблизившись к нему, внедорожники разделились, машина Паса помчалась к фасаду шляпной фабрики, а вторая свернула и полетела в тыл здания.

Ближе к фасаду здания на углу стоял часовой Супремо, он был вооружен парой пистолетов, скрытых под курткой. Притворившись обычным зевакой, стоявшим или слонявшимся там и курившим сигарету, он поднял глаза и увидел мчащийся на него Эксплорер. Челюсть у него отвисла, а сигарета приклеилась к нижней губе. Он вытащил из-за пояса два пистолета.

Пас крикнул: «Сними его!»

Васко крутанул рулем вбок, свернув и направив автомобиль прямо на часового. Часовой сделал несколько нелепых прыжков и движений, пытаясь увернуться, но Эксплорер врезался в него правым своим передним крылом.

Весь внедорожник протряс гулкий удар, часовой взлетел в воздух, словно подброшенный. Дуговая траектория его полета была прервана фонарным столбом; он шлепнулся к его основанию, уже не двигаясь.

Удар был двойным: сначала передними, а затем задними колесами Эксплорер заскочил на бордюр и пропахал бетонный фартук перед зданием, подлетев к его фасаду.

Васко со всей силы ударил по тормозам, резко остановив машину. Они с Пасом были пристегнуты ремнями безопасности; Карранча и Агилар нет, и внезапная остановка отбросила сидевших сзади вперед, а затем назад.

Пас распахнул дверь и рванулся было в сторону, настолько торопясь вступить в бой, что забыл отстегнуть свой ремень, который сразу же поймал его и укоротил его пыл. Ругаясь, он ударил по застёжке, сбросив плечом ремень и спрыгнув обеими ногами на тротуар, опустившись на корточки и подняв калаш. К подствольной части калаша был прикреплен заряженный гранатомет.

На крыше здания появились два автоматчика, показавшись над парапетом высотой чуть выше пояса, судорожно пытаясь попасть в Паса.

Пас опередил их и дал им возможность взлететь на воздух, отправив высокой полудугой гранату, которая шлепнулась позади автоматчиков и бухнула.

Она взорвалась бурным огненным шаром, который заполнил всю крышу красным огнем, жаром и дымом.

Осколочная граната пронзила автоматчиков осколками, одного из них ударило взрывной волной и сбросило с крыши на землю с рваным глухим стуком на тротуар перед зданием. Другой, шатаясь, сделал еще несколько шагов, а затем шлепнулся вниз на крышу, исчезнув за парапетом.

* * *

Справа от Паса второй джип пробил запертые ворота проволочного ограждения, окружавшего автостоянку. Они распахнулись, когда их протаранила машина.

Из-за тыльной стороны здания на стоянку выбежало двое вооруженных людей, открывших огонь из пистолетов по приближающемуся внедорожнику.

Рамон высунулся из переднего окна с пассажирской стороны, открыв огонь из пистолета-пулемета.

Санчо высунул дуло своего автомата из левого бокового окна за сиденьем водителя, стреляя в боевиков Супремо. Линия прицельного огня в них у него была лучше, чем у Рамона, так как они находились по левому борту машины.

В переднюю часть внедорожника ударили встречные выстрелы, пробив решетку радиатора, фары и двигатель. Но джип продолжал ехать вперед.

Пуля пробила отверстие в центре лобового стекла, пройдя так близко от Септьембре, что он почувствовал, как она просвистела у него у виска.

Санчо дал несколько залпов, но мимо цели; он не стал снимать палец со спускового крючка и выпалил одной сплошной и длинной очередью. Он завалил одного из боевиков, а затем внедорожник завернул за угол, за здание.

Второй боевик рванулся вправо, в сторону от машины, и побежал в укрытие, но вместо этого нарвался на выстрелы Рамона из его пистолета-пулемета.

Внедорожник развернулся на гравии и рыхлой сухой земле стоянки, колеса его с левой стороны поднялись над землей, угрожая на какое-то лишившее всех дыхания мгновение опрокинуть сверхтяжелую машину.

Но они снова коснулись земли, машина, скользя юзом, затормозила в шлейфе гальки и облаках пыли. Она остановилась боком под прямым углом к погрузочной платформе.

На несколько мгновений автомобиль оказался скрыт завесой пыли. По той же причине задняя часть здания тоже оказалась скрыта. Секционная металлическая дверь погрузочной секции была поднята и широко распахнута.

Подул ветер, разгоняя облако пыли. Муть рассеялась, и за ней показался пулемет, стоявший прямо внутри секции погрузки. Пулемет .50-го калибра был установлен на станке, за ним заняли позицию два защитника.

Пулеметчик сидел за оружием, скрестив ноги и ухватившись обеими руками за две задние ручки, приготовившись нажать большим пальцем на гашетку. Другой стоял рядом с ним на одном колене, слегка поддерживая раскрытыми ладонями пулеметную ленту. В его обязанность входило ровно и стабильно подавать ленту в пулемет, чтобы она не застревала.

Фиерро, сидевший на правом заднем сиденье, распахнул заднюю раздвижную дверь и выбросился из внедорожника до того, как началась стрельба. Он упал на землю и на животе отполз за правое заднее колесо, укрывшись там.

Оставшиеся в машине не обладали такими молниеносными рефлексами повышенной боеготовности. Они остались сидеть, на долю секунды застыв на месте, и в этот момент пулеметчик открыл огонь.

Пулемет разразился нескончаемым потоком крупнокалиберных, высокоскоростных пуль, заливших весь джип и издававших такие звуки, словно отбойный молоток разрывает асфальт.

Он порвал внедорожник на куски, продырявив его на высокой скорости и превратив его в сито пулями, которые прошили его корпус, словно это был просто картон. Септьембре, Санчо и Рамон были разорваны на куски.

Пулеметчик в исступлении увлекся. Стандартные правила предписывали, что из этого оружия нужно стрелять последовательными и короткими быстрыми очередями, но он и слышать об этом ничего не хотел. Он опустил огневой стержень, выпуская непрерывный поток пуль, поворачивая пулемет взад и вперед на станке и обрабатывая джип, словно поливая его из пожарного шланга.

Расстреливая и решетя его сотнями выстрелов в минуту. К этому времени ствол его оружия раскалился.

Фиерро лег ничком, прижавшись к земле под прямым углом к правому заднему колесу и глотая пыль. Пулеметчик стрелял поверху, пули проносились над Фиерро, лежавшим внизу, не причиняя ему вреда. Джип грохотал и раскачивался на шасси, как будто внутри него взрывались пробитые поршни и двигатель.

Сидевший сбоку и подававший ленту в пулемет боец пришел в такое радостное возбуждение от разрушительных последствий, причиненных пулеметом, что допустил небрежность, позволив ленте запутаться. Из-за чего оружие заело и заглохло. Наступила внезапная тишина: пулемет перестал строчить.

Именно этого и ждал Фиерро. В боковых карманах его боевого жилета лежала пара гранат. Поднявшись, он достал гранату, выдернул чеку и сосчитал до трех, а затем бросил ее сверху в открытую дверь отсека. Бросившись плашмя на землю сразу же после того, как граната вылетела из его левой руки.

Пулеметчик и его помощник смогли увидеть гранату, летящую на них, жирную и нахальную. Она ударила об пол в нескольких футах перед ними, а затем взорвалась.

* * *

У фасада же здания Агилар и Карранча вывалились из Эксплорера с оружием в руках. Пас стоял на одном колене, вставляя гранату в пусковой ствол-рукав под дулом калаша.

Агилар приблизился к нему слева, но сразу же угодил под огонь очереди откуда-то изнутри здания. На нем не было бронежилета, и выстрелы разрубили его пополам, забрызгав Паса кровью.

В открытых передних дверях показалась фигура Хоакина, здоровенного телохранителя Супремо, открывшего прицельный огонь из автомата. Стоя там и выделяясь в дверях, он стал сладкой мишенью для Карранчи, который открыл ответный огонь.

Хоакин скрючился и согнулся пополам, упав назад, в помещение выставочного салона, и пропав из виду.

Пас крикнул: «Окна!»

Большое, медвежье тело Карранчи опустилось на корточки, и он выпустил несколько пуль в огромную стеклянную витрину шляпной компании. Она разлетелась на куски, стеклянные осколки посыпались на землю, как кусочки льда.

Пас выпустил гранату через образовавшуюся дыру, где раньше были окна, в выставочный зал. Взрыв оказался весьма зрелищным.

* * *

А тем временем находившийся за зданием Фиерро залез в багажник внедорожника и поднял с пола полицейский дробовик, там, где он его оставил.

Это было его личное оружие — оно основательно и досконально расчищало любое помещение. Дробовик был полностью заряжен, а в передних карманах его жилета имелись дополнительные патроны двенадцатого калибра к нему. Вместе с еще одной гранатой в боковом кармане.

Дробовик, казалось, пережил расстрел целым и невредимым, но он проверил его, на всякий случай. Все работало нормально.

Он наскоро осмотрел Септьембе, Рамона и Санчо. Они выглядели так, словно их пропустили через человеческий эквивалент бумагоизмельчителя.

Из раскрытых дверей погрузочной платформы валил дым. Фиерро скользнул вокруг внедорожника сзади, прицеливаясь к платформе сбоку, вне прямой линии огня любого, кто мог еще оставаться в задней части здания.

С левой стороны платформы имелась каменная лестница. Он поднялся по ней, прижавшись спиной к стене сбоку от раскрытой двери погрузочной секции.

Он выглянул из-за угла и посмотрел внутрь. Сразу же за открытыми дверями на полу лежало месиво, которое раньше являлось пулеметчиком и его помощником.

Фиерро высунул голову еще дальше за край стены, вытянув шею, чтобы осмотреть помещение.

Внутри кто-то был; он выстрелил в него, пули выбили куски бетона и засыпали ему лицо колким щебнем.

Он нырнул обратно, скрывшись за стеной. Выстрелы шли откуда-то из глубины помещения. Он вытащил из кармана патрон для дробовика и швырнул внутрь здания, вызвав тем самым еще один всплеск огня.

Теперь у него имелось чуть лучшее представление о том, где находился стреляющий в него. Он выдернул чеку гранаты и незаметно бросил ее по полу в ту сторону.

Прогремел взрыв, красно-белая вспышка света в облаке клубящегося дыма.

Фиерро бросился внутрь, стараясь двигаться в сторонке, вдоль одной из стен, и укрываясь за навалом деревянных поддонов высотой с человеческий рост. Дожидаясь, пока не рассеется дым, чтобы затем продолжить зачистку.

* * *

Торговый зал превратился в руины из дымных обломков. Накладные потолочные светильники качались теперь на конце проводов, свисавших с потолка; в воздухе повисли облака из штукатурки, опилок и соломы.

Среди них бродил полковник Пас, рыская вокруг и держа пистолет наготове на уровне пояса. Он искал Бельтрана. Убийство по-крупняку было завершено, и для ближнего боя пистолет подходил лучше, чем автомат.

Защитники Супремо были мертвы, все кроме одного или двух из них в задней части здания, которые были только тяжело ранены. Карранча и Фиерро покончат с ними контрольными выстрелами в голову.

Васко находился снаружи, охраняя Эксплорер и стоя на стрёме.

Не так много оставалось проверить в помещении выставочного зала. Хоакин лежал все там же, сразу же за парадным входом, где его срезало очередью. Миссис Ибарра лежала, вытянувшись неподалеку от него.

Она стояла как раз за витриной в тот момент, когда ее прострелил Карранча.

Пули прошили ее посередине, почти разрезав ее пополам.

Пас прошел через приемную в офис руководства. Ему были видны облака проплывавшего мимо дыма, затруднявшие обзор. В потолке и в стенах зияли дыры, обнажившие сломанные деревянные решетчатые перекрытия и обвалившуюся штукатурку.

Лицом вниз на полу лежало тело мужчины. Волосы у него были седыми, а голова повернута в другую сторону от Паса, скрывая его лицо.

Пас заволновался: это тот, кто ему нужен?

Он подошел к нему. Тело лежало так, что руки у него были на виду, оружия в них не было. Пас по-прежнему не мог разглядеть его лица. Он поддел носком ботинка тело и перевернул его так, чтобы этот человек оказался на спине и лицом вверх.

Его постигло разочарование. Это был все же не Бельтран. Паса обманули волосы. То, что он посчитал седыми от возраста волосами, было иллюзией, вызванной порошкообразной пылью от штукатурки, упавшей с треснувшего и разломанного потолка.

Тот застонал, закрытые его глаза стали открываться. Он заморгал.

Пас спросил: «Ты еще жив? Я могу это исправить…»

Мутный взор у того в глазах стал более осмысленным, устремившись на человека, который стоял над ним, протянув сбоку к нему руку и наведя ему в голову дуло крупнокалиберного пистолета.

Он выдохнул: «El Colonello». Полковник.

Пас усмехнулся, это приятно щекотало его самолюбие, это происходило всегда, когда кто-нибудь его узнавал, что соответствовало завышенным его представлениям о собственном статусе. Особенно со стороны того, кто мог рассматриваться в качестве его коллеги, профессионала в той же области. Хотя и не такого профессионала, как он, в противном случае их позиции поменялись бы, и Пас лежал бы навзничь на полу на спине, а тот, другой, держал бы в руках наведенный на него пистолет.

Он сказал: «Ты узнаешь меня, да? Я тоже знаю тебя, Монатеро».

Ранее, во время побоища, Монатеро задело взрывом гранаты, его подняло в воздух над полом и ударило о стену. Стена была прочной и жесткой, а он оказался мягким и слабым, и теперь он был весь разбит внутри. От него осталось не так уж и много, а то, что осталось, быстро исчезало.

Пас спросил: «Удивлен? Ты вроде не должен. Мне многое известно. Я знаю, что ты командир этого отряда — вернее, был».

Монатеро обнаружил, что в состоянии разговаривать, если говорить медленно и осторожно, проговаривая губами каждое слово: «Так значит… Бельтран тебя не прикончил».

«Я сам кого угодно прикончу».

«Ты не можешь меня убить, я и так уже почти мертв. Из-за него».

«Все в порядке, я доведу дело до конца», сказал Пас.

Монатеро улыбнулся, позволив себе слабую усмешку. Что-нибудь более сильное могло бы прикончить его. Паса это наполовину озадачило и наполовину позабавило: «Что смешного? Расскажи мне, чтобы я тоже посмеялся».

Монатеро сказал: «Меня убил Бельтран… а я так никогда его ни разу и не увидел».

Пас нахмурился, помахивая стволом, словно укоряя его пальцем: «Не ври. Это грех уйти к Создателю с ложью на душе своей».

Голос у Монатеро превратился в хриплый шепот, какой-то отстраненный и удаленный, словно он уже исходил из могилы: «Не ложь это, это правда. Я никогда не встречался с Бельтраном лицом к лицу, никогда не видел его. Его личность – для меня загадка. Я лишь разговаривал с ним по телефону. Не было нужды мне видеться с ним лично, это было не так уж и важно».

Пас сказал: «Умирающий не должен никого дурить».

«Никого я не дурю».

«Ты действительно не знаешь, кто он?»

«Нет. Даже сейчас, в самом конце».

«Прикольно», сказал Пас, ухмыляясь.

Монатеро быстро угасал, но он хотел сказать что-то еще. Он изменил тактику: «Гаррос — Гаррос…»

Пас спросил: «А что с ним?»

«Еще не поздно. Ты можешь спасти его».

Пас фыркнул: «Спасти его? От чего? От слишком многих женщин, вина и песен?»

Монатеро кивнул, словно про себя: «Значит, ты не знаешь. Его похитили. Его схватил Бельтран».

Пас сказал: «Думаю, у тебя, вероятно, крыша поехала».

«Ты должен меня услышать».

«Я? Должен?»

«Да. Ради своей страны. И моей». В быстро стекленевших глазах Монатеро вспыхнули искры. «Ради революции!»

Пас остался равнодушным: «Хватит с меня этой демагогической болтовни. Я просто человек».

Монатеро сказал: «Ты хочешь, чтобы Бельтран обдурил тебя?»

«Никто никогда не сможет обдурить Мартелло Паса!»

«Бельтран предатель. Он ведет собственную игру. Гавана не имеет никакого отношения к нападению на тебя. Все это дело рук Бельтрана».

«Почему?»

«Возможно, потому что он понимал, что ты убьешь его за захват Гарроса с целью выкупа. Выкупа в размере миллиона долларов».

Пас потер подбородок, задумавшись. Рехнулся он или нет, в словах Монатеро был какой-то здравый смысл: «Миллион долларов – это куча денег».

Монатеро сказал: «На своем смертном одре клянусь тебе, что Куба не имеет к этому никакого отношения».

Пас пожал плечами: «Конечно, конечно, но что там с деньгами? Миллион долларов?»

В глазах Монатеро проступил отблеск проницательности: «Тебе не хочется, чтобы Бельтран их заполучил».

«Мне хочется, чтобы Бельтран был мертв!»

«Я могу сказать тебе, как до него добраться».

* * *

Пас опустился рядом с Монатеро на одно колено, желая ему поверить, но знание, что он этого хочет, заставляло его быть осторожным. Он сказал: «Ты не знаешь Бельтрана, никогда с ним не встречался, но ты можешь сказать мне, как его найти. Как это?»

Монатеро сказал: «Он использует моих людей для торговли Гарросом за выкуп. Моих людей! Но я знаю, где будет произведен обмен». Пас спросил: «Где?»

Монатеро сказал ему это. Пас сказал: «Если это правда, я уведомлю Каракас, что Бельтран действует по собственному плану, и Гавана не имеет никакого отношения к его замыслам. Даю тебе слово».

Монатеро сказал: «Значит, ты веришь мне».

«Я поверю тебе, когда Бельтран будет смотреть в дуло моего пистолета».

«Сможешь, если будешь действовать быстро».

Пас сказал: «Долг платежом красен. Тогда я тоже сделаю тебе одолжение. Это прикольно — ты знаешь Бельтрана, ты видел его все эти годы».

Монатеро сказал: «Нет, нет».

«Да. Ты видел его, просто ты не знаешь, кто он. Теперь для меня все становится ясным, и ты тоже поймешь, когда я скажу тебе, кто он».

Пас раскрыл ему подлинную личность Бельтрана, кем он был на самом деле. Монатеро был теперь похож на спящего, пытавшегося пробудиться от кошмара, ошибки и неудачи. «Нет… этого не может быть! Он… Бельтран?»

Пас кивнул: «Это абсолютно точно».

Абсолютная, возмутительная наглость этого откровения поразила Монатеро, как злая карикатура. Самая смешная вещь в мире. Печально лишь, что эта шутка была насмешкой над ним самим.

Или же только почти насмешкой. Будет еще смешнее, когда Бельтран обнаружит, что его надули на выкуп в миллион долларов и, если повезет, окажется лицом к лицу с Пасом, благодаря тому, что ему рассказал Монатеро.

Монатеро громко расхохотался. Усилие это было слишком тяжелым для него, оно словно порвало какую-то важную ниточку внутри него, ту, что еще удерживала его на грани жизни. Он стал кашлять, задыхаться, изо рта у него пошла кровь.

Он содрогнулся и умер.

Пас вышел в выставочный зал, просунул голову в дверь, ведущую в заднюю часть здания, и позвал Фиерро и Карранчу. Он спросил: «Все в порядке?»

Фиерро кивнул: «Все кончено. Никого в живых не осталось».

Пас сказал: «Здесь тоже. Уходим».

Втроем они вывалились из дверей. Васко увидел, что они идут, и прыгнул за руль внедорожника. Троица поспешила к нему.

Раздались выстрелы, пули попали Карранче в спину и разорвали его в клочья.

Пас и Фиерро нырнули, уклоняясь от выстрелов и пригнувшись, озираясь во все стороны в поисках стрелявшего. Последовали новые выстрелы, откуда-то сверху, разрывавшие мостовую в нескольких футах от них.

Фиерро первым заметил стрелявшего. Это был автоматчик на крыше, тот, который не упал на землю. Он был смертельно ранен гранатой, но у него еще оставались какие-то силы, чтобы попытаться перестрелять врагов, перед тем, как они скроются.

Фиерро попал в него выстрелом из дробовика в грудь и в голову, отбросив его назад и с глаз долой.

Карранча лежал на земле, истекая кровью из нескольких пулевых отверстий в спине, дергаясь руками и ногами и хватая ртом воздух, в горле у него что-то булькало.

Фьерро сказал: «Бля, не повезло…»

Пас сказал: «Нельзя оставлять за собой раненых. Он так же поступил бы и со мной, на иное я и не рассчитывал бы».

Карранча понял, что его ожидает, и поднял руку, хватаясь за пустоту воздуха и умоляя: «Нет — нет, не надо!»

Пас выстрелил в него, отправив ему пулю в затылок.

Пас и Фиерро прыгнули в Эксплорер. Васко тронулся с места еще до того, как они оказались внутри, оставляя позади себя то, что осталось от шляпной фабрики Супремо.

Пас полез за пазуху под рубашку, сжав рукой талисман Святой Варвары. Прошептав безмолвную молитву благодарности темному духу, который был его ангелом-хранителем.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


15. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 7 И 8 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Сэд-Хилл, Нью-Орлеан

Местом обмена был пешеходный мост, переброшенный через канал Лонга в Сэд-Хилл, в заброшенной низменности в Юго-Восточном Новом Орлеане. Восточный Новый Орлеан был одним из самых бедных районов города. Сэд-Хилл был еще беднее на несколько пунктов.

Названный в честь губернатора Хью Лонга, выкопавшего его в начале 1930-х годов, канал был частью сложной системы водных путей и водонапорных станций, предназначавшихся для предотвращения наводнений. Он протекал примерно с севера на юг через Сэд-Хилл.

Восточный его берег представлял собой поле, заросшее сорняком, с пологой возвышенностью. Единственной его отличительной чертой был холм, на котором располагалось старое кладбище Скорбящей Богоматери, которое и дало этому месту название – Сэд-Хилл (Скорбный Холм). Кладбище было заброшено еще около ста лет назад.

За ним, дальше на восток, возвышенность переходила в горную гряду, пролегавшую параллельно каналу. Она была расчищена и сверху выровнена и теперь использовалась в качестве линии вышек электропередач, вдоль нее стояли стальные опоры этих линий, передававших по проводам электричество под высоким напряжением. Эти вышки стояли довольно высоко, чтобы их не снесло потоками воды и паводковыми водами.

Восточный берег с западным связывал пешеходный мост чугунной конструкции с деревянным настилом. Он был весьма старым, однако его древние конструкции перенесли удар Катрины лучше, чем другие, более новые и более современные переправы.

К западу от моста лежал опустевший, брошенный район, урочище ветхих лачуг и выгоревших руин. Немногочисленные асфальтированные дороги были покрыты трещинами, из которых росли сорняки по пояс высотой. Большинство пересекавших их улиц представляли собой грунтовые дороги.

Канал, как и многое другое, пал жертвой Катрины, из-за чего Сэд-Хилл остался в числе других восьмидесяти процентов Нового Орлеана, затопленных в результате бури. Никто из местных жителей, эвакуировавшихся отсюда, назад обратно больше не вернулся.

С тех пор часть домов здесь была сожжена вандалами, их обугленные останки так и остались стоять, никаких усилий со стороны города убрать их не предпринималось. На многие еще оставшиеся здесь дома баллончиками с краской были нанесены литеры X и другие символы, оставленные поисковиками сразу же после Катрины. Эти знаки указывали на наличие трупов, оставшихся в домах, и если да, то сколько. В этом случае погибших отсюда вывозили, однако уже довольно скоро их сменяли другие трупы – жертв бандитов и случайных убийств.

Место это было настолько разрушенным и пришедшим в упадок, что даже подростковые банды, которые как привидения облюбовали в Новом Орлеане все фантомные зоны, покинули его и появлялись здесь, разве только для того, чтобы избавиться от трупа.

Таков был этот Скорбный Холм. Бесплодное, разрушенное и заброшенное, идеальное место для темных дел, которые лучше всего проделывать вдали от глаз закона и органов, а заодно, если уж на то пошло, и всех других свидетелей.

* * *

Незадолго до этого, менее часа назад, главарь банды похитителей вновь вышел на связь с Майлоном Сирсом, назвав Сэд-Хилл точкой, где будут произведены обмен и выкуп. Кроме того, он дал Сирсу минимум времени, чтобы добраться туда. Быстро-быстро-быстро, именно так должна была произойти сделка.

Сирс сказал ему: «Мы постараемся прибыть туда так можно быстрее, но не станем нарушать никаких правил, и не будем превышать скорость, чтобы не привлекать внимания полиции».

Похититель сказал: «Никакой полиции, или Гаррос умрет».

«Я это понял».

«Наймитам, таким как вы, нужно все повторять, чтобы втолковать это в ваши куриные мозги», сказал похититель, разорвав связь.

Команда EXECPROTEK, ждавшая в детском саду, попрыгала в свои машины и поехала через весь город, проделав многокилометровый путь до Сэд-Хилла.

И вот теперь Сьюзан Кихэн и ее охранный отряд под командованием Сирса стояли на западном берегу канала, где им сказали ожидать последних указаний, чтобы обменять миллион долларов в качестве выкупа на Рауля Гарроса.

Время обмена было уже совсем близко. Колонна из полудюжины джипов и мотоциклистов остановилась посередине одной из поперечных улиц среди заброшенных домов. Сил у них было не так много, как того хотелось Сирсу, однако их было достаточно, чтобы отразить любое возможное нападение.

Сьюзен настояла на том, чтобы она тоже поехала с ними. Ничего с этим поделать было нельзя; Сирсу было легче сдаться, чем пытаться этому сопротивляться. В противном случае она бы его уволила и заменила кем-нибудь, кто был бы более склонен выполнять ее указания, что потребовало от Сирса сослаться на авторитет Вильмонта Кихэна, чтобы подстраховаться; подобного рода отступление в сторону от главной цели сожрало бы драгоценное время и опасно отвлекло бы их внимание.

Лучше держать ее рядом с собой, знать, где она находится, и осуществлять определенный контроль за ее контактами с внешним миром, чтобы она не выкинула в этой ситуации чего-нибудь непродуманного, выйдя за рамки строго очерченного круга их собственной организационной структуры и не пользовалась другими каналами.

Сьюзан было разрешено присутствовать при соблюдении строгих условий; она должна была оставаться в пуленепробиваемом, бронированном джипе в окружении кордона вооруженных охранников. Они стояли посреди бывших жилых домов, служивших барьером, защищавшим их от возможных снайперов на другом берегу реки. На тот случай, если замысел с похищением окажется тщательно продуманной уловкой, чтобы сделать саму Сьюзан целью похищения или даже убийства.

Странные вещи иногда происходят в мире сверхбогачей; Сирс вспомнил о цепи загадочных смертей во время вражды великих греческих судоходных магнатов Ниархосов и Онассисов.*
- - - - - - - - - -
* Об этом можно прочесть, например, ЗДЕСЬ. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -

* * *

Сирс отказался разрешить Сьюзен покинуть защитный кокон бронированного внедорожника. Компанию ей составлял (и не спускал с нее глаз) Джин Джаспер, сидевший рядом с ней, образно, а теперь и буквально держа ее за руку.

Кажется, ей было комфортно в присутствии большого и симпатичного специалиста в области безопасности; Джаспер также не ощущал себя опьяненным от счастья этим своим назначением. Он понимал, что к чему: не Сьюзен была их боссом, а Вильмонт Кихэн; нельзя было допустить причинения ей хоть какого-либо вреда; ни единый волос не должен был пасть с ее головы. Пока Джаспер прикрывал Сьюзан, у Сирса было меньше поводов беспокоиться и отвлекаться.

На всякий случай, однако, Сирс поставил охранника у охранника, отрядив также Эрни Баннермана, чтобы он находился на посту в лимузине Кихэн в качестве меры предосторожности на тот случай, если Джаспер окажется не в состоянии противостоять уговорам Сьюзен, финансового или иного характера. Баннерман был уже не молод, это был упертый бывший опытный коп, тертый калач, хоть и несколько туповатый, у которого хорошо получалось выполнять указания Сирса.

Сирс послал спецгруппу из нескольких своих людей проверить пустовавшие дома в округе, чтобы убедиться, что там нет засад или попрятавшихся где-нибудь корректировщиков. Никому из них, конечно, не нравилось копаться в этих заваленных мусором крысиных норах, но они сделали то, что должны были сделать. Здания оказались чистыми — от потенциальных угроз, то есть.

Сирс также выставил часового, чтобы он следил и за копами. Ему нужно было знать о каких-нибудь ретивых полицейских из Нью-Орлеанского управления, рыскающих в округе, пытавшихся разнюхать какие-нибудь подозрительные дела, творящиеся в Сэд-Хилле. К счастью, куча дел, связанных с ураганом, заставляла городскую полицию держаться очень далеко от этого места.

* * *

Сирс вместе с группой из пяти самых опытных охранников EXECPROTEK стояли группой у пешеходного моста под кипарисом, с ветвей которого свисал «испанский мох».* Дул ветер, покрывая рябью илистые и промозглые черные воды канала и вороша колышущиеся ветви деревьев.
- - - - - - - - - - -
* Растение, лишённое корней и цепляющееся за кору и ветви деревьев тонкими, почти нитевидными стеблями. Стебли эти покрыты чешуевидными волосками, служащими для всасывания воды, серебристого цвета. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

Сирс с досадой отметил про себя, что похитители выбрали место как нельзя лучше для них. Пешеходный мостик был слишком узким, чтобы по нему могла проехать машина, пресекая, таким образом, любое возможное преследование в этом направлении. Заброшенные дома располагались на достаточно удаленном расстоянии от канала, между ними и мостом лежала полоса открытого пространства, что предотвращало возможность скопления там резервных сил для нападения или контратаки.

Предположительно похитители были где-то на восточном берегу, но если это так, то черт его знает, Сирс не мог сказать, где они; местность казалась абсолютно безлюдной.

Он с раздражением смотрел на свой сотовый телефон. Он не мог позвонить шефу банды похитителей, он мог лишь дожидаться его звонка. Он с трудом и долго убеждал Сюзан в том, что этот необычайно важный сейчас для контакта сотовый телефон должен оставаться у него, а не у Сьюзан, сумев в конце концов убедить ее в этом, чтобы иметь возможность немедленно реагировать на любые события быстро менявшейся оперативной обстановки.

Если бы переговоры вела Сьюзен, она бы завелась и согласилась бы на что угодно, обещая пять, десять, двадцать, сто миллионов долларов, если бы того потребовал похититель за возвращение Рауля в целости и сохранности.

Сам же похититель менял сотовые, используя для каждого звонка новый телефон, чтобы их невозможно было отследить.

Сирс посмотрел через канал на кладбище на холме. Зрелища печальней сложно было найти даже в Новом Орлеане, ставшем в последнее время показательной витриной многих сцен разрушений и гибели людей.

Город был известен своими надземными кладбищами, то есть расположенными выше уровня моря; из-за постоянных наводнений трупы, захороненные ниже, вымывало из могил и уносило водой. Поэтому умерших обычно старались хоронить в поднятых над землей мавзолеях.

Кладбище Скорбящей Богоматери пережило лучшие свои времена уже полтора века назад. Оно начало приходить в упадок еще в конце девятнадцатого века; и было закрыто в 1920-х годах. Останки были перенесены из рушащихся его мавзолеев и перезахоронены в другом месте. Это был некрополь, пришедший в запустение, остатки разрушенных каменных гробниц, балдахинов и надгробных памятников, выглядывавших из сорной травы, переплетавшейся с кустарником.

Печальные размышления Сирса внезапно были прерваны звонком мобильного телефона. Нервы у него были настолько натянуты, что он обнаружил, что у него на мгновение перехватило дыхание от этого звука. Но только на мгновение. Теперь, когда он снова был в бою, натренированные рефлексы возобладали, и он целиком отдался работе.

Он вытащил его из кармана и ответил на звонок: «Да!»

Похититель сказал: «Деньги у вас с собой». Это был не вопрос, а заявление, произнесенное механическим тоном электронного преобразователя голоса. Почему-то эта безжизненная, неестественная механическая интонация казалась более ненавистной Сирсу, чем мог быть зловеще ухмыляющийся, самодовольный тон мошенника, который знает, что контролирует ситуацию, занеся над ними кнут.

Сирс спросил: «Где Гаррос?»

Похититель сказал: «Там, где миллион долларов позволит ему возобновить свою прерванную жизнь».

«Тогда давайте начнем обмен».

«Сейчас, не спешите», стал успокаивать его похититель. «И еще одно: мисс Кихэн лично доставит выкуп».

Сирс почти ожидал чего-то подобного, какого-нибудь нового качественного скачка в наращивании требований ради демонстрации контроля похитителя над ситуацией. Сьюзан сделала бы и это, не задумываясь, но Сирс и слышать об этом не желал. Он сказал: «Ни за что».

Похититель сказал: «Предлагаю вам обсудить это с мисс Кихэн. У нее может быть иная точка зрения на это, особенно когда она услышит, как ее жених кричит во время удаления определенных жизненно важных частей его организма».

Сирс уперся на своем: «Тут и речи быть не может. Дохлый номер».

Похититель вновь стал жестким: «Тогда Гаррос умрет».

Сирс бросил ему в ответ: «А вместе с ним и твоя попытка получить выкуп в размере миллиона долларов. Никогда в жизни мисс Кихэн не примет участие в этом обмене. Я никогда на это не пойду. Она не может меня уволить, я работаю не на нее, я работаю на ее отца. Он мне башку оторвет, если я на это соглашусь.

«Смотри не переиграй и не будь таким самонадеянным. Начнем с того, что Вильмонт Кихэн не так уж без ума от этого Гарроса. Если что-то с ним случится, он в состоянии справиться с таким «горем». Она всегда может найти себе другого жениха, а вот у него другой дочери не будет».

Похититель сказал: «Я не блефую».

Сирс сказал: «Можешь порезать его на куски в онлайн-трансляции, мне все равно; это ничто по сравнению с тем, что мистер Кихэн сделает со мной, если я подвергну его дочь опасности. Это будет означать провал сделки, так что даже не стоит упоминать об этом снова. Я скорее буду насильно ее удерживать, если это понадобится, чем позволю рисковать ею.

«Вплоть до этого момента ты играл как профи, деньги уже почти в твоих руках, не упусти их в последнюю минуту, пытаясь намудрить лишнее».

Похититель помолчал, как будто обдумывая сказанное. Наконец он сказал: «Согласен с вами». Словно он великодушно делал какую-то крупную уступку.

Он добавил: «Тогда вы вместо нее проведете обмен».

«Я?»

«Да, вы, мистер Сирс. Вы передадите деньги и проведете обмен».

«Договорились», сказал Сирс без колебаний.

Похититель сказал: «Если что-то пойдет не так, именно вам придется отвечать за все последствия».

«Чудесно».

«Вы — и Гаррос», сказал похититель. «И помните, никаких фокусов. Если мне что-то не понравится во время обмена, Гаррос умрет. Если будет вмешательство со стороны полиции или ФБР, Гаррос умрет».

Сирс сказал: «Никто из посторонних не уведомлен. Мы не хотим, чтобы эти сапоги крутились вокруг нас, даже больше, чем вы».

Тот продолжал, будто он его и не слушал: «Никаких подозрительных лиц или автомобилей поблизости, иначе Гаррос умрет. Никаких вертолетов, или каких-нибудь спрятанных самолетов, иначе он умрет».

Сирс сказал: «Нам нужен Гаррос, живой и невредимый, и всё».

Похититель сказал: «Вы получите его, при условии, что будете следовать указаниям. Когда я скажу, вы возьмете деньги и донесете их до середины моста. Вы, в одиночку. Держите ваш сотовый наготове для дальнейших инструкций».

Он оборвал связь.

* * *

Сирс должен был испытать всё это на собственной шкуре: ни оружия, ни даже бронежилета. Он снял пиджак и остался в одной рубашке. Что характерно, на нем по-прежнему был его галстук, и он даже его не ослабил.

Он делал это, чтобы развеять опасения похитителей по поводу возможной двойной игры или каких-то уловок. Он сказал своим людям: «Я хочу показать им, что я безоружен и что никаких фокусов нет. Не хочу, чтобы они в последнюю минуту запаниковали. Но если они попытаются развести нас, расстреляйте их».

У него было несколько снайперов, скрытно размещенных поблизости, на крайний случай.

Единственным его открытым помощником, нигде не прятавшимся, был Дойвиль, ствол № 1. Гладко выбритое лицо, твердые грани, жесткие углы, холодные глаза, настороженный взгляд охотника. В наплечной кобуре пистолет.

Сирс сказал: «Ну, начнем, была не была».

Дойвиль сказал: «Один миллион – это не была не была».

Так и было на самом деле. Тяжело, к тому же. Сирс держал дипломат с деньгами в одной руке, а другой держал у уха сотовый телефон.

Они с Дойвилем встали на западном конце пешеходного мостика, лицом к другой стороне. Противоположный, восточный конец моста оставался пустынным.

Возникла пауза, долгая, по меркам Сирса, но теперь он был не в том состоянии, чтобы объективно оценивать хронометраж.

Затем, по другую сторону канала, выше по склону, на кладбище, возникло какое-то движение. Из-за стены разрушенной гробницы показались три фигуры, явно двигавшиеся.

У всех троих лица были скрыты: у двоих – масками, а третьего голова прикрыта чем-то вроде капюшона. На голове у людей в масках были темной расцветки бейсболки, низко надвинутые на глаза, и банданы, повязанные так, что они скрывали всё ниже глаз. Один был среднего роста, спортивного телосложения; другой был на голову выше ростом, здоровый и плотный верзила. Они стояли по обе стороны от третьего, зажав его между собой.

На голову человека посередине был наброшен черный капюшон или мешок. Непрозрачный и непроницаемый, в нем не было отверстий для глаз, носа или рта.

На нем была та самая одежда, какая была и на Рауле Гарросе чуть ранее сегодня, когда его в последний раз видели в здании Mega Mart. Но выглядела она гораздо хуже; некогда щеголеватый костюм был помятым, грязным, порванным на коленях и локтях. Галстук на пленнике был развязан, рубашка разорвана. Руки у него были связаны за спиной. Колени у него дрожали и гнулись, он нетвердо стоял на ногах, которые были босыми.

Человек в маске слева от него, жирный как бегемот, держал его за плечо, поддерживая его. Другой рукой он держал пушку, направленную в голову человека в капюшоне.

Человек в маске справа от пленника держал у уха сотовый телефон, словно выслушивая чьи-то указания.

Сирс догадался, что никто из этих людей в масках не был старшим; они были лишь исполнителями и получали указания от своего начальника, который, должно быть, прятался где-то поблизости, откуда он мог наблюдать за местом и за тем, как развиваются события.

Эти трое подошли к противоположной стороне моста. Пленник в капюшоне еле волочил ноги, неуверенно и спотыкаясь. Здоровяк в маске схватил его одной рукой и наполовину нес, наполовину тащил его, все время держа пистолет у его головы.

Люди Сирса, скрытые за местом обмена, навели свои пушки на людей в масках; Сирс заподозрил, что у похитителя было несколько спрятавшихся боевиков, также державших его на мушке.

Механический голос главаря группы похитителей вновь заскрежетал в сотовом у Сирса.

Он сказал: «Вот как мы поступим, мистер Сирс. Один из моих людей подойдет к середине моста. Он положит туда сумку и отойдет. Вы подойдете туда же с дипломатом и выложите деньги в сумку. Это послужит гарантией того, что вы вместе с деньгами не подсунете нам что-нибудь еще, вроде меченых денег или устройств слежения».

Сирс сказал: «Ничего такого там нет».

Главарь сказал: «Сделайте то, что вам сказали».

«Хорошо».

«Оставайтесь там вместе с сумкой с деньгами. Мой человек пересечет мост вместе с Гарросом и встретится с вами посередине. Вы отдадите ему сумку, а он отдаст вам Гарроса. Вы отведете Гарроса на свою сторону моста. И наш обмен будет завершен».

Сирс сказал: «Не так быстро».

Главарь сказал: «Не лучшее время для вас ставить какие-либо условия — не лучшее и для вас, и для Гарроса».

Сирс сказал: «Если это Гаррос. Снимите капюшон и покажите мне его лицо».

«Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования…»

«Черта с два! Мы не станем покупать кота в мешке. Я должен быть уверен, что это Гаррос, а не какая-нибудь фальшивка, которую вы пытаетесь выдать за подлинник».

На другом конце был смешок, или это ему показалось? «Вы подозрительный человек, мистер Сирс. Тем не менее, я полагаю, что если бы я оказался в вашем положении, я сделал бы то же самое. Хорошо».

На линии у Сирса возникла пауза, по-видимому, пока главарь передавал свой приказ.

Подельник, державший сотовый, получил его инструкции. Он снял капюшон, открыв лицо пленника.

Это был Рауль Гаррос. Волосы его были растрепаны, лицо было в кровоподтеках, синяках и изуродовано, глаза выпучены поверх двух лент скотча, которыми ему заклеили рот в виде буквы Х. Глаза его не привыкли к свету, и он зажмурился. Он приседал, колени его сгибались.

Другой подельник, покрупнее, еще жестче надавил стволом под челюсть Гарросу, что оказало стабилизирующий эффект.

Главарь похитителей вернулся на линию сотового: «Довольны, мистер Сирс?»

Сирс сказал: «Давайте приступим. И никаких фокусов».

«То же самое относится и к вам».

Человек в маске, державший сотовый, убрал пистолет, заткнув его себе за пояс. Он зашел на мост и двинулся по нему, неся с собой пустой рюкзак. Он остановился посередине моста, положил рюкзак на деревянный настил и вернулся на восточную сторону моста.

Главарь сказал: «Теперь вы, мистер Сирс».

Сирс сказал: «Подождите минуту. Я безоружен». Разведя руки в стороны — портфель в одной руке, сотовый в другой — он медленно развернулся вокруг своей оси на 360 градусов, показывая, что у него нет с собой оружия.

Он вновь заговорил в сотовый: «Скажите своему человеку, чтобы он был без оружия».

Главарь сказал: «Ему не нужен пистолет. При первом же признаке вероломства он свернет Гарросу шею, как тростинку».

Между закулисным главарем и его приспешниками вновь начались какие-то переговоры. Толстяк в маске, бегемот, сделал вид, что передает свой пистолет напарнику. Он схватил Гарроса за шею одной своей огромной рукой, чуть сжав ее. У Гарроса глаза полезли на лоб и выпучились, словно они были готовы выпрыгнуть у него из орбит, а затем и вовсе из головы.

Сирс сказал куда-то в сторону Довиля: «Вот тут я начинаю окупать свою зарплату». Он сделал глубокий вдох, выдохнул и двинулся вперед, с полным чемоданом денег в руке.

* * *

На другой стороне моста человек в маске чуть более скромных размеров, тот, который не держал Гарроса за шею, держал в руках пистолет, наведенный на Сирса. Сирс задался вопросом, сколько еще пистолетов целились в него, пушек тех боевиков, которых ему не было видно.

Неосознанно расправив плечи, он пошел по направлению к центру моста. Двигался он не слишком быстро и не слишком медленно, неторопливыми движениями. Он остановился посередине пролета, рядом с пустым рюкзаком у себя под ногами.

Он опустился перед ним на одно колено. Эту часть работы он не мог выполнить стоя, пытаясь жонглировать дипломатом в одной руке и рюкзаком в другой.

Он положил дипломат на доски, лицом к людям в масках. Открыл крышку, держа дипломат так, чтобы те, что были на противоположном берегу, могли видеть сложенные внутри корпуса пачки денег.

Установив как следует дипломат внизу на мосту, он стал перекладывать деньги в рюкзак, наполняя пачками сумку через раскрытое отверстие. И продолжал это делать до тех пор, пока дипломат не опустел, а рюкзак стал полным.

Сделав это, он поднял дипломат, опрокинув и встряхнув его, чтобы показать, что в нем больше денег не было.

Он мог выбросить его через перила в воду, но решил этого не делать. Слишком резкие движения могли напугать другую сторону. Он закрыл дипломат, оставив его на досках. Взяв рюкзак за одну из лямок, он поднялся и встал.

Боковым движением ноги он наполовину пнул, а наполовину подвинул дипломат по доскам к краю, скинув его в воду. Он упал туда со всплеском. Он не затонул, а поплыл вниз по течению медленной, ленивой воды.

Бегемот в маске, державший Гарроса за шею, двинулся вперед, таща с собой пленника. Гаррос пошатывался, как пьяница. Выглядел он ужасно. Кожа под его загаром была туго натянутой и желтоватой. Блестящей от пота. Холодного пота.

Сирс спрашивал сам себя, выглядел ли он сам лучше; он чувствовал, как такой же холодный пот тоже катился по нему.

Похититель и пленник приблизились к центру моста. Туда, где их ждал Сирс.

Лицо похитителя ниже глаз было скрыто красной банданой, словно в старые добрые времена у грабителя из вестерна. Он стоял теперь так близко, что Сирсу были видны его густые кустистые брови, которые почти что, но не совсем, встречались над его широкой, плоской переносицей. Глаза у него были темно-коричневыми, теплого каштанового оттенка.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки от Сирса, протянув свою свободную руку, ту, которой он не держал Гарроса за шею.

Сирс протянул ему лямку рюкзака. Тот схватил его рукой, похожей на лапу, и выпустил Гарроса, сильно подтолкнув его вперед. Гаррос споткнулся, запутавшись в собственных босых ногах.

Сирс поймал его, удержав от падения. От Гарроса воняло, отвратительным запахом страха и несвежего пота, струившегося по его телу.

Сирс бегло осмотрел его, похлопав по карманам и по телу, проверяя, не привязана ли к нему спрятанная взрывчатка, которая могла превратить его в человека-бомбу. Это был бы хитрый ход, вносивший уточнение в теорию и практику террора.

Он ничего не обнаружил. Речь шла не о терроре, речь шла о преступлении и прибыли. О выкупе за деньги.

Человек в маске повернулся, держа рюкзак за ремень, и зашагал прочь, не спеша, спокойной походкой.

Сирс повернулся к западной части моста, чувствуя себя так, словно у него прямо между лопаток нарисована огромная мишень. Гаррос споткнулся, чуть не упав, и на мгновение Сирс подумал, что он был близок к обморочному состоянию. Он сказал: «Не падайте духом, мистер Гаррос, вы уже почти у цели».

Гаррос ответил, что-то пробормотав, клейкая лента запечатывала ему рот, превращая его слова в бессвязное и искаженное бормотание.

Сирс не побежал, но потащил, подталкивая, Гарроса по мосту так быстро, как только отважился, ожидая, что в любую секунду в него может вонзиться пуля. Его темп не снизился, когда он добрался до конца пролета и деревянные доски под его ногами сменились землей. Он даже не оглянулся.

Дойвиль стоял и ждал его. Кроме него на участке между мостом и машинами находились другие сотрудники отряда охраны. Все находились на своих местах, картина была неподвижной и застывшей; словно время остановилось.

* * *

Раздался взрыв. Точнее, несколько взрывов, серия однообразных взрывов тяжелых снарядов. Всё затряслось. Пошла взрывная волна.

Сирс и Гаррос были словно сметены невидимой рукой, швырнувшей их вперед на несколько шагов, прежде чем они рухнули на землю.

Дым, шум, жар и огонь взвились в едином огненном столпе, там, где до этого был мост. Вниз посыпались лишь обломки, словно рухнули декорации.

Сирс приподнялся на руках и коленях, сменив позицию, чтобы посмотреть, что произошло. Пешеходный мост больше уже не был перекинут через канал, его там вообще больше не было. Он был взорван по центру, и оба его крыла рухнули в канал.

Водопад брызг осыпал их зловонными водами канала.

На восточной стороне канала теперь раздались какие-то шипящие звуки. Не звуки падающей воды, а чего-то другого — дымовых шашек.

Хилый, заросший сорняками склон, холм и кладбище на противоположной стороне канала –– все стало неразличимым вследствие постоянно начавшей расширяться завесы густого дыма. Не от взрыва, который разрушил мост, а из одной точки в центре кладбища.

Облака дымовой завесы увеличивались. Коричневые, черные, серые. Они вздымались и стекали, накрывая восточный берег канала покровом тьмы.

Сирс догадался, что произошло. Похитители взорвали мост, сорвав любую попытку преследования пешком с другой стороны. Это было сделано аккуратно и оперативно. Работал неплохой профессионал по подрыву, подсоединивший проводами заряды взрывчатки к основным опорным балкам и взорвавший их с помощью дистанционного управления. Больше похоже на обрушение моста, чем на подрыв его, хотя в результате взрыва центр пролета взлетел на воздух.

Разрушения не стали источником постоянно усиливавшейся дымовой завесы, которая быстро заволокла туманом восточный берег. Это было вызвано несколькими дымовыми шашками.

Мутные облака были наиболее густыми в районе кладбища; должно быть, именно там и были взорваны дымовые шашки. Чтобы прикрыть побег похитителей.

Унылое, замиравшее эхо от взрыва моста теперь стало перекрываться несколькими пронзительными завываниями, похожими на жужжание моторизованных комаров.

Если он правильно угадал, Сирс посчитал, что это жужжание представляло собой звуки заводящихся мотоциклов, на которых люди в масках решили скрыться. Байки-кроссоверы скорее всего; быстрые, легкие, с широкими шипованными шинами, рассчитанными на езду по бездорожью. Идеально подходящие для пересеченной местности. Их легко спрятать, и с ними легко можно управиться.

Дымовые шашки были добавлены для подстраховки, прикрывая побег и скрывая беглецов от пушек людей Сирса. Полезные, к тому же, в том случае, если внезапно появится вертолет. Хитрая уловка.

Рауль Гаррос был весь избит, в синяках, перепуган до полусмерти, измучен, запуган и затерроризирован — но жив. Сьюзан Кихэн вернула себе жениха обратно.

Похитители ушли с миллионом долларов выкупа.

С точки зрения Сирса, противник получил больше.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


16. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 8 И 9 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Сэд-Хилл, Новый Орлеан

Не двое, а трое — Рубио, Торрес и Морено — провели обмен Гарроса за выкуп. Они являлись теми самыми тремя боевиками, которых ранее отправил командир ячейки Супремо Монатеро в ответ на требование Бельтрана предоставить ему лучших своих боевиков для реализации его планов. Его планов, а не Гаваны — важнейший факт, который был неизвестен Монатеро, пока не стало уже слишком поздно.

Рубио был лидером, застрельщиком и ударным механизмом группы; Торрес – физическим громилой; а Морено – подсобником-многостаночником.

Именно Рубио находился на связи, выполняя приказы Бельтрана по мобильному во время обмена. Торрес, бык, был «эскортом», сопровождавшим Гарроса на пешеходном мостике, он и взял деньги. Морено находился в резерве, скрываясь на кладбище, его не было видно, он прикрывал находившихся на мосту автоматом.

Надзирал за всеми ними, руководя и направляя все действия, невидимый заговорщик и кукловод – Бельтран.

Он, Генералиссимус, и замыслил всё это похищение; именно он вел переговоры с Сирсом на всех этапах операции, давая ему подробные указания. Точно так же, как он же давал инструкции и боевикам Супремо.

И Сирсу и этим троим, и если уж на то пошло, и Монатеро, он был известен лишь как голос, говоривший по телефону, присутствовавший и словно паривший над всем происходящим и над всеми ними невидимо и нематериально. Сирс и личный состав EXECPROTEK повиновались ему, потому что в его руках был Гаррос; трое из Супремо повиновались его приказам, потому что их босс, Монатеро, приказал им делать это.

Во время обмена за выкуп Бельтран, наблюдавший за происходящим, надежно спрятался на своем наблюдательном посту в кустах на западной стороне гряды у линии электропередач, сверху наблюдая за этим местом на канале, лежавшим внизу.

Он удобно обустроился в ложбине, скрытой кустами. У него с собой было несколько сотовых телефонов, один для связи с Рубио, а другой – с Сирсом; бинокль и полуавтоматический пистолет с несколькими запасными обоймами в карманах. Не желая пренебрегать минимальными земными благами, он также захватил с собой пластиковую бутылку воды и несколько шоколадных батончиков.

Все шло по плану. Гаррос был обменен на выкуп, пешеходный мост был взорван, дымовые шашки подорваны. Три байка-кроссовера, спрятанные на кладбище, завелись, и на них уселись его коммандос, которые теперь уже начали подниматься по восточному склону к электровышкам. Скрытые от пушек людей Сирса дымовой завесой.

Для Бельтрана наступило время действовать. И он начал это делать, когда взорвался мост, задолго до того, как завелись мотоциклы.

В известном смысле для него теперь наступала самая сложная часть его плана, потому что она требовала от него двигаться быстро, а в его возрасте именно это теперь уже больше не являлось сильной стороной. Все же он мог с этим справиться.

Линия электровышек была длинной, но не широкой, около тридцати ярдов в ширину (27 м).

Эта часть плана являлась для Бельтрана наименее приятной, не только из-за большой физической нагрузки, но и потому, что для этого ему нужно было выйти из укрытия и, возможно, раскрыть себя, пусть даже и на краткий момент.

Час был поздний, приближались уже сумерки, усиливавшиеся сумраком, нагнетавшимся низким пасмурным небом.

Ремонтные бригады коммунальных предприятий содержали линию электропередач в порядке и регулярно очищали ее от сорняков и кустарника; вдоль нее пролегала грунтовая дорога. Бельтран не помчался, не побежал по ней трусцой, а скорее поспешил в своего рода быстром темпе, пригнувшись, прямиком через линию к разрыву в кустах, росших вдоль противоположной стороны дороги.

Линии высокого напряжения над ним жужжали, гудели, искрились и потрескивали. Порывы ветра заставляли дребезжать у конденсаторов провода, тянувшиеся от вышки к вышке.

Комариный писк мотоциклов усиливался, приближаясь к нему. Бельтран не стал оглядываться. Добравшись до противоположной стороны дороги, он нырнул в просвет в почти сплошной стене кустарника. Он находился у начала тропинки, которая вела вниз по склону сквозь кусты.

Бельтран заставил себя снизить скорость. Только этого ему не хватало, споткнуться, упасть и, возможно, сломать что-нибудь как раз перед появлением приближающихся мотоциклов. Они теперь уже звучали громко и были уже очень близко к нему.

Осторожно скользя, Бельтран спустился по тропинке. Примерно у трети пути вниз, справа от него в ветках куста висел застрявший там белый пакет для продуктов.

Он выглядел так, словно его просто принесло туда ветром, однако на самом деле он сам поместил его туда ранее, проткнув его прутьями, чтобы он прочно торчал там, и его не сдуло и не унесло поднимавшимися ветрами.

Это был ориентир, указатель. За кустами была звериная тропа, со всех сторон окруженная царапающимися ветками кустов. Бельтран нырнул туда, держа руки перед лицом, чтобы не поцарапаться прутьями и ветками, пробираясь вглубь кустов.

На расстоянии нескольких шагов внутри имелась небольшая полянка. Он опустился на землю, под ветви кустов высотой по пояс и пополз на четвереньках в это укромное местечко. Он весь взмок от пота, одежда его промокла насквозь; сердце его гулко билось, а перед глазами мелькали цветные пятна. Он с удовольствием сел, пытаясь тяжело отдышаться.

Он протянул руку под один из кустов, пощупал там и нашел то, что оставил там ранее. Это была винтовка в специальном футляре, с пластмассовым углублением, по форме соответствовавшим оружию.

Он раскрыл его, вытащив винтовку из чехла. Это была мощная охотничья винтовка с оптическим прицелом. Он сел на землю, скрестив ноги и положив винтовку себе на бедра. Тем временем он тяжело дышал, пытаясь прийти в себя.

Сквозь просвет в окружавшей его зелени ему была видна вся местность вокруг. Восточная сторона насыпи электровышек представляла собой пологий склон, снижавшийся примерно на тридцать ярдов, а затем переходивший в ровную асфальтированную площадку перед торговым центром.

Главным в этом торговом центре был хозяйственный универсам «Квик-Ап конвиниенс», тылы которого выходили к нижней части склона. За этим зданием стояло несколько мусорных контейнеров и свалены деревянные поддоны. Справа была видна часть автостоянки, забитой изрядным количеством автомобилей. Люди перед бурей закупались запасами еды, воды, фонариками, батарейками, портативными радиоприемниками и так далее.

На крыше на двадцатифутовом шесте, дрожавшем и раскачивавшемся на ветру, торчал рекламный стенд с надписью «УНИВЕРСАМ КВИК-АП КОНВИНИЕНС».

Фасадом здание было обращено к автомагистрали, протянувшейся с севера на юг, параллельно линии электропередач.

Дорога с обеих сторон была застроена крупными супермаркетами, дисконтами бытовой техники, фаст-фуд шалманами, центрами ремонта стереотехники и автомобилей и тому подобными заведениями.

* * *

Помимо неожиданностей, которые могли возникнуть в деталях по ходу операции, у главного плана Бельтрана было лишь одно потенциально слабое место, одно, но важное: а именно то, что Рубио, Торрес и Морено могли решить сыграть в собственный бизнес и скрыться с деньгами, полученными в виде выкупа.

Эта винтовка и снайперское гнездо служили ему страховкой против их неуправляемости. Их честность должна была подвергнуться испытанию. Бельтран ждал их прибытия; долго ему ждать не пришлось.

Звук мотоциклов быстро приближался, их тряска уже ощущалась физически. Они находились уже почти над ним. Если они провалят испытание, он был готов к нештатной ситуации.

У Бельтрана было внутреннее ощущение: вероятность, что это произойдет, невелика; по всему было видно, что все трое были преданными солдатами революции, чья преданность никогда не ставилась под сомнение. Конечно, у его начальства в Гаване была аналогичная уверенность и в нем самом, и вот посмотрите, чем это обернулось.

* * *

Опытные шпионы – порода опасная. И для своих врагов, и для тех, на кого они работают. Их работа в том и заключается, чтобы выведывать секреты; они неизбежно выясняют подлинный ход вещей и то, как они делаются. Маленькие грязные секреты всех-всех-всех, особенно высокопоставленных и влиятельных лиц.

А это потенциально делало старых опытных шпионов опасной угрозой для тех, кто им платит. Единственное, что держит их в узде, это характер самой работы. Секреты – это их бизнес, их валюта и удовольствие.

Бельтран не был исключением и не мог избежать профессиональных рисков, заключавшихся в том, что знать слишком много опасно. Когда-то, давным-давно, он действительно поверил в революцию.

Сейчас он мог оглянуться назад, на этот период, с умиленным чувством допустимой ошибки; это было похоже на то, как ребенок верит в Санта-Клауса. Бельтран никогда не верил в Санта-Клауса, и вообще в святых. Но он когда-то верил в революцию. Эта наивность давно умерла.

Не нужно быть опытным шпионом, даже во времена его молодости, чтобы понимать, что революция – это ложь. Без массового притока помощи, материальной и финансовой, от бывшего Советского Союза кубинский социалистический режим обанкротился бы практически в одночасье.

К тому времени, когда Советский Союз развалился, отправленный на свалку истории, фиделистский режим на Кубе уже успел консолидировать свой полицейский госаппарат до такой степени, что его свержение было практически невозможно. Начнем с того, что большинство населения еле добывало себе средства к существованию, сидя почти на голодном пайке, что делало его слишком слабым и неспособным противостоять полицейскому государству, контролировавшему все слои кубинского общества.

Бельтран давным-давно оставил все это позади, перейдя на более высокий уровень представлений. По профессиональной необходимости он большую часть своей жизни прожил вне Кубы; положа руку на сердце, он предпочитал жить именно там. Земные блага цивилизации, предоставляемые архи-капиталистическим американским государством, куда его отправили нести службу, далеко превосходили экономику дефицита и лишений на родном ему острове.

За теперь уже долгие годы и десятилетия его подлинной привязанностью стали сами интриги, грязный обман, нелегальщина и подполье. Подлинной его любовью стали шпионские игры; не столь важна была даже их причина или революционная целесообразность. Смешно, в самом деле, если хоть на минуту об этом задуматься.

Он сумел выдолбить для самого себя особую нишу, ту, которая давала ему необычайную свободу передвижения, открывала прямую линию к лидерским высотам и власть распоряжаться огромными ресурсами государственной и шпионской службы. Его практически уникальное положение и доверие, ему оказываемое, предоставляли ему неограниченные возможности обустроить собственное гнездышко.

Почему он стал играть собственную игру, превращая ее в собственный бизнес? А почему бы и нет?

Возраст – основная причина. Само время стало обгонять и пересиливать его. Он работал гораздо дольше обычного, но ничто не бывает вечным. Ему светила отставка, и в то же время манила пенсия. Коварная штука, для лиц его ремесла. На уровне такого редкого, тонкого и хрупкого положения, как у него.

В лучшем случае его руководство выдворит его на пенсию, чтобы он пасся где-нибудь на Кубе под пристальным надзором и много не болтал, подобно другим старческим ничтожествам, которых лучше бы усыпить. Что было не вариантом вообще, с его точки зрения.

За долгие годы он сумел сколотить себе крупное побочное состояние. Незаконная торговля наркотиками, которую Куба вела в Соединенных Штатах, генерировала горы денег. Он контролировал ту часть операций, которые проводились на побережье Мексиканского залива. Для него сущим пустяком было перевести кучу денег на оффшорные и швейцарские банковские счета — у него имелись и те, и другие. Которые он считал своими пенсионными накоплениями.

Чтобы наслаждаться этим, он должен находиться где-то за пределами Кубы, выйдя из-под контроля недремлющего ока этого полицейского государства. Он уже на протяжении некоторого времени искал возможность такого побега. Подбить бабки, закрыть все старые счета, сорвав финальный большой куш, а затем прыгнуть в укромное местечко, как в кроличью нору, закрыв ее за собой.

И тут, словно в ответ на его молитвы, появился Воллард. Майор Марк Воллард, из числа гнусных наёмников. Посредником был Дикси Ли, киллер и торговец оружием. Он был сволочью, но сволочью полезной, у которой имелись связи в экстремистских вооруженных формированиях, включая сочувствующих на полезных должностях в военных арсеналах США и на оружейных складах Национальной гвардии.

Бельтран взял на заметку Дикси Ли тогда, когда Генералиссимус совершал сделки, торгуя наркотиками. Оружия слишком много не бывает никогда, особенно в наркобизнесе. Пушки и бомбы были столь же, если не более, ценной валютой, а Дикси Ли был надежным поставщиком и того, и другого.

У Бельтрана вошло в привычку знать как можно больше о людях, с которыми он имеет дело. За последние месяцы ему стало известно, что у Дикси Ли появился новый заказчик. Богатый и могущественный, чьи заказы стали все сильнее и сильнее монополизировать профессиональное внимание этого торговца оружием.

Профессией Бельтрана было узнавать тайны и секреты, и он начал над этим работать, отрядив на решение этой проблемы сеть своих осведомителей и связных. Сначала они сели на хвост лицам, связанным с этим новым игроком.

Большинство из них были аутсайдерами, настоящими изгоями. Не гринго, а европейцами, или, по крайней мере, происходили они из Европы, хотя в их резюме было отражено близкое их знакомство с полями сражений в Африке, Азии и на Ближнем Востоке.

У Бельтрана имелись тесные связи с бывшей советской шпионской системой, контакты, которые в значительной степени перетекли в новую эру Российской Федерации, когда КГБ трансформировалось в новое ведомство – ФСБ. Аббревиатуры разные, функции схожие. Эти контакты позволили ему установить личности новой банды в городе.

Это была банда профессиональных наемников, Псов Войны, лидером которой был майор Марк Воллард.

Законы физики применимы и в шпионском мире, как и везде; и каждое действие порождает противодействие и соответствующую реакцию. Зондаж Бельтраном деятельности Волларда спровоцировал контрзондаж со стороны Волларда. И контакт.

Засим последовал непростой, с обоюдоострыми уколами, брачный танец, они действовали сначала через своих эмиссаров, но в итоге все закончилось ознакомительной встречей Бельтрана и Волларда, выяснявших наличие общей почвы для взаимодействия.

У каждого из них уже имелось друг на друга достаточно всего, к чему могло плохо отнестись правительство США. У них также имелось в этом много общего, а именно, деятельность их обоих была враждебной по отношению к Вашингтону: ко всем его интересам и ко всему, что он собой олицетворял.

Здесь возникала основа для откровенного и полного обмена идеями. Оба были профессионалами с прицелом на основную возможность: что это может дать каждому из них?

Ответ: много денег.

* * *

Воллард был человеком с планом. Не одиночкой. Его спонсорами были высокопоставленные лица в Саудовской Аравии, со всеми возможностями подняться еще выше, если только их генеральный замысел сработает.

Бельтран был в состоянии сорвать этот план или же облегчить его реализацию. Если он сорвет его, Воллард нанесет сильный ответный удар, уничтожив сеть Бельтрана на побережье Мексиканского залива, если не самого Бельтрана.

Бельтрану нравился этот план. Несмотря на свои корыстные поползновения, он сумел сохранить в себе часть прежнего революционного снобизма, презирая Вашингтон и его действующую администрацию.

Дополнительным плюсом было то, что это также доставит неприятности Каракасу и режиму Чавеса.

Нефтяные богатства, которыми обладала Венесуэла, поставили коммунистическую Кубу в положение бедной родственницы. Это собьет с них часть спеси.

Новоиспеченный кубинско-венесуэльский альянс вынуждал Бельтрана работать в тесной связи с полковником Пасом здесь, в Новом Орлеане, в течение последнего полугода. Его уже достал этот Пас, с его бандитскими замашками, фантастическим чванством и самомнением, вульгарностью и хамством. Одно лишь это побуждало Бельтрана заключить сделку с Воллардом.

А кроме того, огромная прибыль, которая ожидалась после успешного завершения операции, не помешает.

Для реализации плана требовался козел отпущения. Лох. Саудовские покровители наметили для этой роли Каракас. Венесуэла заключила тесный альянс с Ираном, заклятым врагом Саудитов. Каракас и Тегеран стали доминировать в ОПЕК, начинали уже там распоряжаться, пытаясь взять под контроль мировой рынок нефти.

Удар Волларда будет обставлен таким образом, что будет походить на дело рук Венесуэлы.

Это выведет из себя и спровоцирует Вашингтон. Администрация и так уже была до крайности раздражена этим социалистическим режимом, а Инициатива «Домашний очаг» по бесплатной поставке топлива бедным в США стала лишь последним по времени бельмом, поставленным Чавесом на глаз Вашингтона. Он не упустит возможности повесить всё это на Венесуэлу.

Для реализации этого мнимого подставного преступления требовалось подбросить мертвое тело полковника Паса на место разрушительного преступления, туда, где даже самые неуклюжие и самодовольные янки не смогут его не обнаружить.

Это дело было по части Бельтрана. Логично. Он был близок к Пасу, в профессиональном смысле, и поэтому находился в наилучшем положении, чтобы предать его. Он знал, куда и когда Пас приезжает и уезжает, его друзей и подельников, его кабаки и укромные норки. Знал его распорядок дня, схему его действий.

Бельтран и организовал нападение. План заключался в том, чтобы ликвидировать Паса, когда тот выйдет из квартиры своей подруги ранним утром, и одновременно убрать его телохранителей. По-тихому. Трупы загрузят в коммунальный грузовик и увезут.

Его лимузин будет угнан, чтобы впоследствии можно было подбросить его в какое-нибудь нужное им компрометирующее место, желательно связывающее его с еще несколькими, более серьезными преступлениями.

Трупы Паса и телохранителей будут доставлены на базу Волларда на побережье, на пирс Пеликан, где их положат в лед — в буквальном смысле сунут в ледяные холодильники для замедления признаков распада, гниения, они окоченеют и собьют расчеты любого судмедэксперта, стремящегося установить время смерти.

В час Х их отвезут на место разрушения и подбросят туда, чтобы их там обнаружили американцы и связали бы это дело с причастностью Венесуэлы к акту массового террора.

* * *

Таков был план, во всяком случае, так он был задуман Бельтраном.

Он предоставил для этого некоторых своих людей, в том числе двух кубинских бойцов-нелегалов, находившихся в Соединенных Штатах, и одну из своих самых ценных фигур, Беатрис Ортис. Преданность ее делу и революционный пыл были безупречны. Все, что нужно было сделать Бельтрану, это навешать ей лапшу на уши про то, что Гавана хочет убить Паса за контрреволюционную деятельность, и вот она была уже готова действовать. Генералиссимус планировал убить ее после того, как с Пасом будет покончено; она являлась опасным фанатиком, которая слишком много знала о его деятельности и должна была сойти со сцены.

Воллард любил держать на контроле происходящее и держать в своих руках все нити и всю деятельность, связанную с выполнением операций, и подключил к этому делу своего лучшего унтер-офицера, Германа Оста, чтобы контролировать осуществление его должным образом. Но всё обернулось не так, как им хотелось.

Оба, и Воллард и Бельтран, согласились включить в убойную группу Дикси Ли. Парень был родом из этого города, он хорошо его знал и мог общаться с другими, если их команда нарвется на какое-либо сопротивление или вмешательство со стороны граждан или полиции. Он тоже подлежал уничтожению после Паса; Воллард и Бельтран оба почувствовали бы себя лучше, когда беспокойный торговец оружием с длинным тюремным послужным списком замолкнет навсегда.

Все эти хитроумно состряпанные Бельтраном схемы пошли, тем не менее, на смарку, когда нападение провалилось. Лично там не присутствовав, он был не в состоянии представить себе, каким образом их команда умудрилась так напортачить. Он недооценил Паса, быстрого и хитрого убийцу. И он не знал, что вмешался КТО в лице Джека Бауэра и Пита Мало, которые помогли разделаться с нападавшими и тем самым дали возможность Пасу скрыться.

Однако он понимал следующее: теперь ему грозила опасность стать лохом, козлом отпущения.

Его новый партнер, Воллард, требовал результатов не меньше, чем его руководство в Гаване. И не важно, что в этом участвовал его атаман Ост; именно Бельтран не смог выполнить своих обещаний.

Так это виделось Волларду, и так он скажет своим Саудовским спонсорам.

Бельтран понимал это, потому что сам бы так поступил.

Пас ничего не знал о Волларде и его основном замысле; он знал Бельтрана, и присутствие Беатрис и кубинцев наведет его на след Бельтрана. Не говоря уже о предупреждении Гаваны о двойной игре, которую ведет их главный шпион. Как только его боссы попристальнее присмотрятся к делишкам Бельтрана, он переместится прямо на самый верх их приоритетного списка убийств. И это если только предположить, что Пас не доберется до него первым.

Именно в такие моменты Бельтран демонстрировал такую прыткость ума, которой мало кто обладал из мужчин, даже вдвое моложе его возрастом, способность сделать разворот на 180 градусов и дать задний ход, чтобы спасти то, что еще было возможно спасти, в ситуации, которая пошла насмарку.

Он на регулярной основе вел слежку не только за Пасом, но и за другими ключевыми фигурами венесуэльской агентуры, как явной, так и скрытой, в Новом Орлеане. Теперь одна из возможных целей сразу же бросилась ему в глаза: Рауль Гаррос.

Отпрыск олигархического клана, тесно связанного с Чавесом, Гаррос оказался особенно полезным инструментом в руках нового режима. Он был молод, красив, обаятелен, образован, свободно говорил на нескольких языках, имел первоклассное образование и основательную подготовку в бизнесе.

Притом он был в высшей мере беспринципен, с талантом к предательству и полным отсутствием угрызений совести, если дело касалось предательства бывших друзей и соратников, чья лояльность новому президенту и его разрекламированному бренду «социализма двадцать первого века» подвергалась сомнению.

Гаррос был гламурной маской нового режима, который, как иллюзорно казалось, вобрал в себя лучшие качества старых и новых порядков. Он был ключевым топ-менеджером в корпоративной иерархии ЛАГО в Новом Орлеане. И не случайно именно этот его пост в государственной нефтяной компании помог ему установить тесный контакт с Сюзан Кихэн посредством Инициативы «Домашний очаг».

Это было порождение стратегов военно-разведывательной клики Чавеса там, в Каракасе. План был прост: подвести донжуана и сердцееда Рауля как можно ближе к богатой и свободной Сьюзан Кихэн, а все остальное сделает матушка-природа.

Теперь они были обручены и помолвлены. Завидный союз для обеих семей: клан Гарросов соединится с одной из богатейших семей Америки, той, богатство которой подкреплялось ее политическим влиянием; а у Кихэнов появится зять, который является одной из опор нового истэблишмента Венесуэлы, что предоставит им доступ к нефтяным богатствам этой страны.

Что давало Бельтрану возможность урвать быстрый куш. Схватить Гарроса и удерживать его ради выкупа.

Эта баба, Кихэн, была им полностью одурманена и потеряла голову. Она заплатит. Благодаря своим родственным связям она вполне могла быстро заполучить приличную сумму. А это для него было жизненно важно, потому что в связи с тем, что за ним охотились Воллард и Пас, Бельтрану нужно было действовать быстро, чтобы выбраться из всей этой заварухи целым и невредимым.

У Бельтрана имелась организация, чтобы это осуществить — но лишь на ограниченное время, потому что о провалившемся покушении на Паса и его последствиях вскоре станет известно Гаване. Его боссы быстро лишат его всех чрезвычайных полномочий и возможности свободного передвижения. Он должен был завершить похищение и выкуп как можно скорее.

Для этой операции Бельтран мобилизовал ячейку Супремо. Политические похищения не являлись чем-то новым в их работе. Делегированные ему Гаваной полномочия и автономия хорошо ему в этом помогли; Монатеро посчитал само собой разумеющимся, что выполняет директивы верховного лидера Кубы.

Сеть Бельтрана на регулярной основе следила за Гарросом, а также за другими ведущими сотрудниками консульства и ЛАГО, поэтому им оказалось довольно просто найти его в здании Мега Марта. Образ жизни Рауля также способствовал похищению. Он полагался исключительно на защиту своего чистого золота и своих верительных грамот и редко, если вообще когда-либо, ездил с телохранителями, жалуясь, что они стесняют его и ограничивают его образ жизни. Он понимал, что они рассказывают обо всем, что он делает, Пасу.

Привлечение Супремо являлось еще одним предохранительным элементом, скрывавшим следы Бельтрана и дальше мутившим воду. В этот момент ничто не могло бы послужить его целям лучше, чем хорошая бойня со стрельбой между эскадроном смерти Паса и кубинской шпионской ячейкой. Хаос являлся его союзником, который поможет ему скрыться.

К тому времени, когда пороховой дым рассеется, а определенное количество трупов будет поднято и увезено, он будет уже далеко отсюда с кругленьким миллионом неотслеживаемых наличных. Вполне операбельным кэшем. Неплохой фонд, который поможет ему продержаться, пока он не доберется до безопасного места, откуда получит доступ к тем другим миллионам, которые он припрятал под матрасом в офшорах и на швейцарских банковских счетах.

* * *

Для этой операции он решил взять лучшую ударную группу Супремо, команду из Рубио, Торреса и Морено. Он использовал их и в прошлом, и очень эффективно, всегда действовал, находясь в тени и общаясь с ними исключительно по телефону.

Метод компартментализации – разделения функций. Все, что им было известно, или все, что им нужно было знать, это то, что сказал им их босс, Монатеро: что их выбрал для выполнения важного задания сверхсекретный оперативник, и что они должны в точности следовать его приказам.

Бельтран стремился быть осторожным и проследил за тем, чтобы эти трое хранили молчание и оставались изолированными от внешнего мира, как только перейдут под его командование, приказав им не связываться с Супремо, пока им не поступит иной приказ. Они посчитали это просто хорошей конспирацией, ограждавшей и защищавшей их базу от возможных последствий, если что-то пойдет не так.

Они и осуществили нападение, похитив Гарроса из подземного гаража Мега Марта.

Рубио и Торрес взяли на себя силовую часть вопроса, а Морено обеспечил отход с места преступления на машине. Похищение потребовало не только применения грубой силы; потребовалось пойти на «мокрое дело». Присутствие двух агентов КТО в гараже представляло собой осложняющий фактор. Внимание американских агентов было сосредоточено на Гарросе и на дверях лифта, из которого он появился, что отвлекло их от убийц, пока не стало слишком поздно.

Против одного из них Рубио решил использовать нож; Торрес, оказавшийся весьма проворным для человека с такими крупными габаритами, расправился с другим одними руками, незаметно подкравшись к нему сзади и сломав ему шею.

Они схватили Гарроса, когда он вышел из лифта, Торрес применил против него удушающий захват сзади, а Рубио тем временем лишил его пистолета, бумажника и сотового телефона. Захват сзади привел к тому, что Гаррос потерял сознание от недостатка кислорода. Они набросили ему на голову черный капюшон, связали ему руки за спиной и бросили его в багажник своей машины.

Они подкатила к выездным воротам у пандуса, где из будки ими управлял дежурный. Рубио застрелил его; Морено пробил ворота и умчался. Вот с тех пор они и двигались постоянно и безостановочно, получая от Бельтрана все новые указания.

* * *

Бельтран связался со Сьюзан Кихэн, предъявив свои требования. Посредством специального переговорного устройства, портативного электронного голосового аппарата, надеваемого на рот, который преобразовывал его слова в электронные тона, а также изменял отличительные черты его голоса так, чтобы невозможно было установить его личность.

Богатство и влияние Кихэнов работали на Бельтрана, упрощая реализацию его замысла. У нее имелась возможность получить деньги быстро, даже в субботу, когда банки закрыты, а город готовился к буре.

Ее сотрудники из EXECPROTEK также проделали свою часть работы для Бельтрана, впрочем, может быть, непреднамеренно или против своей воли; их задачей было выполнять пожелания своего работодателя и вернуть пленника живым и невредимым, а не совершать аресты и тем самым запороть все дело. У них было не больше контактов с полицией или ФБР, чем у него самого.

Что касается КТО, то они были тут лишними, последними в игре и последними, кто мог знать о том, что происходит, так убеждал себя Бельтран. Политическое влияние Кихэнов было способно удержать их на почтительном от себя расстоянии и держать их в неведении. Пусть идут по следу Паса и ячейки Супремо, ему это было совершенно безразлично; это даст ему столь нужное ему драгоценное время для выполнения стоявшей перед ним задачи, а затем скрыться.

Он долгие годы жил и работал в Нью-Орлеане, и теперь это принесло свою пользу; он знал тут места. Пешеходный мост через канал Лонга был тем местом, которое он уже давно подметил для себя как полезное для операций в будущем; время как никогда подходящее для того, чтобы им воспользоваться.

Рубио, Торрес, Морено и их пленник пересели в фургон для проведения заключительного этапа с получением выкупа и обменом. В фургоне сзади имелось три мотоцикла, байка-кроссовера.

Морено привел эту машину к линии электропередач; вдоль нее шла грунтовая дорога, используемая коммунальными предприятиями, их передвижными ремонтными автомастерскими. Рубио и Торрес вытащили из фургона пленника с капюшоном на голове и со связанными руками и потащили его вниз, на кладбище. Торрес остался сторожить пленника, а Рубио, тщательно осмотрев место, поднялся по склону наверх.

Из задней части фургона был опущен трап, и на землю скатился первый байк. Рубио поехал на нем вниз по склону на кладбище, потом обратно заехал вверх на холм и повторил ту же операцию со вторым байком. Они с Торресом остались на кладбище вместе с Гарросом.

Морено отогнал фургон вдоль линии электропередач к перекрестку, где затем по другой грунтовой дороге спустился вниз по восточной стороне насыпи. Он подъехал к магазину «Квик-Ап», припарковал фургон на стоянке и поехал на третьем байке вверх по тропинке, за магазином, добравшись до линии электропередач, и вновь спустился вниз на кладбище.

Эта линия электропередач была популярным местечком в байкерских кругах, и странная деятельность, происходившая вокруг нее, не привлекла внимания случайных прохожих на парковке и у шоссе.

Рубио был подрывником. Он прикрепил взрывчатку под пешеходный мост и взорвал дымовые шашки на кладбище и вокруг него.

Все боеприпасы были подключены к детонаторам с дистанционным управлением.

Когда для обмена все было готово, и все трое заняли хорошие позиции на кладбище, туда приехал Бельтран, оставив свою машину на парковке у магазина «Квик-Ап». Он нашел, где стоял фургон, предназначавшийся для бегства, опустился на колени рядом с ним, как будто осматривая шасси, повозился там несколько минут, затем поднялся и вернулся к своей машине.

Он вынул винтовку в футляре и потащил ее, как ни в чем не бывало, под мышкой; линия электропередач также пользовалась популярностью среди стрелков и охотников на птицу и дичь, а в штате, где оружие было образом жизни, он вряд ли привлечет к себе чрезмерное внимание. И все же он подождал, пока на автостоянке не оказалось никого из пешеходов или покупателей, которые могли бы его заметить, а затем вышел из своей машины и направился за магазин «Квик-Ап».

Обойдя здание сзади, он стал взбираться по тропке, почти добравшись до вершины и остановившись, когда увидел подходящее место для своего снайперского гнезда. Он пролез сквозь кусты и отыскал место, которое давало ему возможность четкого обзора и прямую линию обстрела участка за зданием и стоявшего на парковке фургона, предназначенного для бегства.

Спрятав винтовку в футляре под какими-то кустами, он вышел на тропинку, прикрепив пустой белый пакет «Квик-Апа» к веткам, чтобы он служил ему указателем, по нему он сможет легко найти это место.

Он забрался наверх на линию электропередач и перешел на другую, западную сторону, где подыскал себе еще одну дыру в кустах с хорошим обзором кладбища и канала. Обустроившись в этом гнезде, он провел стандартную проверку связи с Рубио, дав ему последние инструкции.

После этого ничего другого не оставалось, как ждать, когда сюда приедут люди Кихэн с деньгами.

* * *

Теперь выкуп был получен, и план перешел в свою заключительную, завершающую фазу.

Байки-кроссоверы находились уже почти над ним, заставив Бельтрана непроизвольно напрячься. За то короткое время, которое прошло с момента прибытия его в это снайперское гнездо, он успел отдышаться, и его пульс замедлился, став вроде нормальным. Треск приближавшихся мотоциклов заставил его сердце вновь забиться быстрее.

Они были уже здесь; они приехали. Гул их моторов компенсировался звуком ломавшихся веток, когда первый байк проехал мимо него в просвете кустарника и стал спускаться по тропинке с восточного склона насыпи.

Бельтран повернул голову в сторону этой тропинки, которая была почти скрыта стеной кустарника. Первый байк промчался мимо него вниз по склону, сверкнув смытым из-за движения контуром, чуть ли не в десяти футах от него.

Сквозь шум мотора Бельтран даже услышал, как качались пружины подвески.

За ним проследовал второй байк, на расстоянии одного или двух корпусов позади предыдущего. Отвернувшись от тропинки, Бельтран посмотрел вниз сквозь щель в кустах.

Первый байк добрался до подножия холма и остановился сбоку, не выключая двигателя.

На нем сидел Рубио, за спиной у него висел рюкзак. Лицо у него не было скрыто, бандана была опущена и висела вокруг шеи.

Бельтран поднял винтовку, приставив ее к плечу, и прицелился из нее вниз.

Второй байк добрался к нижней части склона; на нем сидел Морено. Он тоже раскрыл лицо.

Где Торрес? Бельтран его слышал, но не видел. Он изрядно отстал от двух других. Неудивительно, сказал сам себе Бельтран. Торрес был крупным мужчиной и чувствовал себя не особо комфортно на небольшом быстром байке.

После некоторой паузы с холма спустился и Торрес, ударившись колесами в асфальт и остановившись у подножия склона.

Морено поехал затем дальше, выехав на байке из-за здания, обогнул угол и оказался на автостоянке, подъехав и остановившись за фургоном. Он поставил байк на подставку и слез с него, открыв заднюю дверь фургона и спустив на асфальт трап.

Объектом наиболее пристального интереса Бельтрана был Рубио. Что он будет делать, как поступит? Бельтран глядел в прицел снайперской винтовки, наведя перекрестье на затылок Рубио.

Рубио спешился, перемахнув байк ногой. Подойдя к ближайшему мусорному баку, тому, который стоял ближе других к углу здания, он снял со спины рюкзак, пошевелив плечами, освобождаясь от него.

Он поднял крышку мусорного бака и бросил в него рюкзак с деньгами. Он осторожно опустил крышку, подошел к своему байку и вновь оседлал его.

Торрес по-прежнему сидел на месте, с работавшим двигателем, и ждал Рубио. Этот здоровый мужик выглядел нелепо на маленьком байке, словно медведь в цирке верхом на трехколесном велосипеде. Рубио и Торрес подъехали на своих байках к фургону сзади, где Морено уже погрузил свой байк в кузов.

Не став даже слезать с мотоцикла, Рубио заехал на своем байке вверх по трапу в кузов фургона.

Торреса эти байки уже порядком достали. Спешившись, он схватил свою машину руками и швырнул ее в кузов грузовика. Он с силой отцепил трап и сунул его внутрь, своим напарникам, которые с трудом уложили его на место.

Торрес громко хлопнул задней дверью, закрыв ее, и обежал машину, подойдя к правому переднему пассажирскому сиденью. Морено уже сидел за рулем, заводя двигатель. Из выхлопной трубы машины сзади вырвались струи сине-серых облаков дыма.

Бельтран уже отложил винтовку. Теперь он держал в руках детонатор дистанционного управления, заряженный и готовый к действию. Он был похож на тот, которым Рубио подорвал заряды со взрывчаткой под мостом и дымовые шашки на кладбище.

Фургон выехал с парковки, повернув направо и направившись на юг по шоссе. Под ним была прикреплена взрывчатка, которую Бельтран установил там ранее, когда только приехал к универмагу «Квик-Ап».

Теперь вопрос заключался в выборе оптимального времени. Если фургон отъедет на слишком большое расстояние, детонатор может не сработать. Но ему в то же время не хотелось, чтобы фургон оказался на слишком близком расстоянии от «Квик-Апа», из-за опасений, что это может воспрепятствовать его собственному побегу.

Бельтран следил за тем, как фургон едет на юг, держа палец на красной кнопке. Машина находилась на шоссе примерно в ста ярдах отсюда, когда он нажал на кнопку, подорвав взрывчатку, прикрепленную к фургону снизу.

Возможно, он слегка переусердствовал с количеством использованной им взрывчатки; взрыв был страшным.

Фургон исчез в ослепительной белой вспышке. Распадаясь на части, его фрагменты фонтаном поднялись в небо, словно гейзер рванулись вверх ревущим столпом дыма и огня.

Мощный взрыв тяжелых снарядов разнесся по всему шоссе, от взрывной волны разлетелись на осколки стеклянные витрины магазинов по обеим сторонам шоссе, там, где находился фургон.

Бельтран, человек аккуратный и щепетильный, носовым платочком протер винтовочку, стерев все отпечатки пальцев. Он оставил это оружие здесь, спрятанным в придорожных кустах. И до этого оно вряд ли привлекло бы чье-то внимание, но теперь человек с винтовкой, даже в футляре, как в его случае, весьма вероятно бросится в глаза многим из тех, кто со всех сторон повыбегал сейчас из магазинов, чтобы посмотреть, что за взрыв, и в связи с чем все это.

Бельтран продрался сквозь кусты и двинулся вниз по тропинке, спускаясь с холма. Там, внизу, на шоссе, искореженный корпус фургона стал эпицентром дымного зарева горящего топлива, алые языки пламени которого резко выделялись на фоне сгущавшегося сумрака бурной предгрозовой ночи.

Автомобили встали посередине шоссе во всех направлениях. С автостоянки туда бежали люди, чтобы получше рассмотреть, что случилось.

Никого, ровным счетом никого, не интересовало теперь, что происходит там, за зданием «Квик-Апа». Бельтран поднял крышку мусорного бака, в нос ему ударила поднявшаяся снизу вонь. Сунув туда руку, он нащупал лямку и вытащил из мусорки рюкзак.

Что там сказал тот старый римский император — кажется, Домициан?

«Деньги не пахнут».

Посмеиваясь про себя, Бельтран направился длинным путем в обход здания сзади и завернул за угол с северной стороны. Он через всю парковку подошел туда, где стоял его автомобиль. Встав лицом к водительской двери, он полез в карман за ключом, и тут он услышал еле слышное шарканье кожаной обуви по асфальту позади себя.

Чей-то голос сказал: «Привет, амиго».

Не успев еще и обернуться, чтобы взглянуть судьбе в глаза, Бельтран без всяких сомнений понял, кому принадлежал этот голос:

Полковнику Пасу.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


17. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 9 И 10 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Торговый центр «Квик-Ап»,
Новый Орлеан

Джек Бауэр и Пит Мало сидели в своем джипе на парковке у «Квик-Апа». Пит сказал: «Похоже, наши планы отследить похитителей, чтобы они привели нас к Бельтрану, только что улетучились, превратившись в дым».

Взрыв, уничтоживший фургон, на котором пытались скрыться похитители, до сих пор аукался не только эхом по всему шоссе. Группа, прибывшая из Центра КТО, до сих пор прочесывала парковку торгового центра. Наружное наблюдение за этим участком будет продолжаться.

Джек сказал: «Бельтран не стал бы взрывать вместе со своими марионетками свои деньги. Они стали ему не нужны только после того, как они ему их передали».

Он продолжил: «Наши люди держали похитителей под наблюдением с того самого момента, как они покинули кладбище. Мы находились здесь, на парковке, ожидая их. Один из них подошел к фургону сразу же. Другие двое находились за зданием около минуты, или полутора минут, прежде чем направились к фургону».

Пит кивнул, словно призывая его продолжать: «Верно».

Джек сказал: «Наши наблюдатели у линии электропередач сообщили, что у этой троицы, когда они стали спускаться, сумка с деньгами за выкуп была с собой. Мы знаем, что, когда они вышли из-за здания, ее у них с собой не было. Именно в этот момент они от нее и избавились. Мы знаем, что они не останавливались и не разговаривали ни с кем на парковке. Они направились прямо к фургону, сели в него и уехали».

Пит сказал: «А потом — все взорвалось!»

«Кнопку, их уничтожившую, нажал Бельтран. Это мог быть только он, и никто другой», сказал Джек. «Но вернемся к выкупу. Этот миллион долларов. У них он был с собой, когда они спускались вниз по склону, а минуту спустя, когда они шли к фургону, его у них уже не было. Что с ним случилось?

«Либо они передали его кому-нибудь, либо оставили в тайнике, чтобы забрать позже. Зная о прошлой склонности Бельтрана к скрытности, я выбрал бы последнее».

Пит спросил: «Конечно, но где же он? Нельзя же обойти всю парковку и задерживать каждого старого хрыча, таща их всех на допрос».

Джек сказал: «Наш наблюдатель на холме сообщает, что за зданием никого сейчас нет. Мы не видели никого, кто выходил бы оттуда с тех пор, как там появились похитители. Давай-ка посидим здесь еще некоторое время и посмотрим, что будет происходить».

Их внедорожник стоял в таком месте, откуда агентам КТО было хорошо все видно и перед универсамом «Квик-АП», и по сторонам от него. Они оглядывались вокруг, оборачиваясь на 360 градусов, медленно и внимательно осматривая это место в поисках всего, что может показаться странным и необычным, каких-то деталей, выбивающихся из привычного хода вещей.

Движение на шоссе остановилось в обоих направлениях. Возникла пробка. Вдалеке завыли сирены и засверкали мигалки, это приближались полицейские и пожарные машины.

Некоторые гражданские автомобили поворачивали к стоянкам у магазинов вдоль дороги, пытаясь выехать из постоянно ухудшающегося затора. Несколько автомобилей и микроавтобусов свернули с дороги на парковку «Квик-Апа», в основном для того, чтобы их пассажиры могли остановиться, выйти из машин и посмотреть, что происходит.

По парковке по направлению к магазину не спеша брел небольшого роста, тщедушный, седой мужичонка. Пит сказал: «Посмотри-ка на этого старого чувака».

Этот подозрительный товарищ явно был белой вороной. Пешеходы, двигавшиеся по парковке, шли от магазина в сторону шоссе, куда валил народ и толпились люди, вытягивая шеи, чтобы лучше разглядеть пылающие обломки фургона.

Седовласый же двигался в противоположном направлении, спиной к месту катастрофы. Он глядел вперед, строго перед собой, не оглядываясь ни влево, ни вправо. Приблизившись к витринам магазина, он не стал входить в него, а вместо этого пошел под углом вправо и шел так, пока не повернул за угол и не исчез за ним.

Джек сказал: «Есть! Это он самый».

Пит наклонился вперед, почти на краешек сиденья. «Он подходит по внешнему и возрастному описанию. Бельтран должен быть довольно преклонного возраста, лет семьдесят, если не старше».

Минуту спустя сквозь сетчатый динамик на приборной панели коммуникатора КТО прорвался чей-то голос: «Это Хэтэуэй». Хэтэуэй был наблюдателем, находившимся на линии электропередач, он следил за восточной стороной насыпи.

Он сказал: «У нас кое-что есть. Только что из-за здания вышел какой-то тип».

Джек сказал в ручной микрофон: «Подтверждаем, мы тоже его видели».

Хэтэуэй сказал: «Я в укрытии на вершине насыпи. Мне его видно, а вот ему меня нет».

«Что он сейчас делает?»

«Идет в сторону южного торца здания». После паузы Хэтэуэй сказал: «Он подошел к мусорным бакам. Сейчас он поднял крышку одного из них».

Пит сказал: «Может, это и есть то, что нам надо».

Хэтэуэй продолжал: «Он что-то оттуда вытаскивает — похоже на сумку — рюкзак. Деньги за выкуп были в рюкзаке, нам это известно, потому что мы следили за обменом там, на мосту». Голос его казался возбужденным.

Джек по коммуникатору предупредил других участков группы, находившихся на и вокруг парковки. «Приготовиться, но никому не двигаться, пока я не дам сигнал».

Хэтэуэй сказал: «Теперь он идет обратно, туда, откуда пришел. С рюкзаком. Он идет к северной стороне здания — повернул за угол — теперь он направляется к парковке».

Джек и Пит были уже в пуленепробиваемых кевларовых жилетах, они примерили их ранее, вечером, когда приближался обмен Гарроса на выкуп. Теперь, в качестве стандартной меры предосторожности, прежде чем переходить к активным действиям, они еще раз проверили свои пистолеты.

Старик появился из-за угла здания «Квик-Апа», теперь он был виден, он держал за лямку увесистый рюкзак, свисавший у него сбоку.

Пит сказал: «Что думаешь?»

Джек сказал: «Берем его».

Пит закричал в коммуникатор: «Это он. Выдвигаемся». Они с Джеком выскочили из джипа.

Их подозреваемый был небольшого роста, худым, похожим на птицу, с копной седых волос и чисто выбритым лицом. Кожа у него была цвета сильного загара, глаза темными. На нем была свободная белая рубашка гуаябера с короткими рукавами, брюки цвета хаки и мокасины на резиновой подошве. С прямой осанкой, подвижный, он энергично шагал вперед.

Он прошел к своей машине, потрепанному старому грузовику – закусочной на колесах, с кабиной впереди и стеганым металлическим кузовом позади. Сверху на кабине был установлен небольшого размера громкоговоритель.

Джек и Пит разделились, окружая и приближаясь к подозреваемому с двух сторон, маневрируя, чтобы взять его в клещи.

Но первым туда добрался кто-то другой.

Фургон доставки еды стоял в ряду других припаркованных машин, под прямым углом к шоссе. Чуть дальше, в стороне, примерно через семь или восемь машин отсюда, ближе к обочине, стоял внедорожник с работающим двигателем.

Из пассажирского сиденья впереди вылез человек, обошел джип спереди и направился по проходу к началу этого ряда машин, направляясь к магазину.

Вышедший из машины был в нескольких шагах впереди Джека и Пита. Он поравнялся со стариком, стоявшим с водительской стороны фургона-закусочной и открывавшим дверцу кабины.

В этот момент к полосе подъехала машина, двигавшаяся на медленной скорости в поисках парковочного места. Она на какое-то время преградила путь Джеку и Питу, однако до этого они все же успели рассмотреть лицо этого незнакомца.

«Пас!»

* * *

За несколько минут до этого полковник Пас увидел Бельтрана, зашедшего за здание «Квик-Апа». Да, этот седовласый старик, без сомнений, был Генералиссимусом. В отличие от агентов КТО, Пас знал Бельтрана и сразу же узнал его.

Пас сидел в джипе на переднем пассажирском сиденье, за рулем был Васко, а Фиерро на заднем сиденье. Пас сказал: «Мне тут кое-какое дельце нужно уладить».

Он непроизвольно потянулся за своим медальоном Святой Варвары, но вместо этого его постиг шок. Медальон пропал.

Сердце рванулось у него в груди. Он испытал ощущение, близкое к тому, когда хватаешься за бумажник и обнаруживаешь, что его там нет. Но шок был раз в десять сильнее.

Он выругался себе под нос. Он ощупал свою бычью шею и вокруг нее, и короткие толстые его пальцы обнаружили лишь тонкую, но прочную цепочку, на которой ранее висел медальон. Он вытащил ее из-под своего бронежилета, но увидел лишь одну цепочку, а медальона на ней не было. Ушко-застёжка на цепочке было сломано, из-за чего, видимо, медальон выскользнул из него.

Пас снова выругался, сунув пальцы под бронежилет — плотно затянутый — и стал там шарить в поисках медальона, но так и не нашел его. Когда он видел его в последний раз?

Он знал, что он был на нем, когда он уехал с места кровавой расправы из здания шляпной фабрики, потому что он тогда словно поклонился ему, выразив свою благодарность. Может быть, тогда он и выпал. Вероятно, из-за того, что он тогда его сжал в жесте почтения, цепочка и порвалась.

Медальон мог выпасть до того, как он сел в Explorer, уезжая. Или после этого. Может быть, он затерялся и лежит где-то в его одежде и сейчас, зажатый между жилетом и его телом. Но даже если он там, он его не чувствовал.

Что ровным счетом не имеет никакого значения, потому что бронежилет был тяжелым, в нем было очень жарко, а он устал от этого долгого дня, в течение которого он пребывал в крайне возбужденном состоянии, буквально кипел от жажды убивать, с тех пор, как сумел уцелеть в предрассветной засаде.

Думай! Там, в Супремо, после того, как он ритуально сжал медальон, он пешком шел очень мало, сделав не более десятка шагов, до того, как сесть в фургон. Возможно, он упал куда-то вниз жилета, куда-то к ремню на брюках.

Он ощупал себя вокруг пояса, проведя рукой под ним. Безуспешно.

Раздвинув свои мясистые ляжки, он ощупал в поисках медальона сиденье и вокруг него.

Ничего — ни фига.

Васко взглянул на него с любопытством. Фиерро подался вперед, спросив: «Проблема?»

Паса бросило в пот. Стараясь придать своему голосу спокойный, нейтральный тон, он сказал: «Включите свет».

Васко включил верхние плафоны, осветив переднюю часть салона. Пас поднялся над своим сиденьем, корчась и извиваясь, рассматривая сиденье и коврик под ногами. Медальона не было.

Васко спросил: «В чем дело, jefe (шеф)?»

Пас сказал сквозь зубы: «Я потерял кое-что — мой святой медальон». Он открыл дверь, осторожно выйдя из машины и тщательно прислушиваясь, не раздастся ли звон упавшего на асфальт медальона. Но ничего не услышал.

Стоя перед Эксплорером, он ощупал сиденье, под подушкой сиденья, там, где оно соединяется с вертикальной спинкой. Там было пусто.

Он опустился вниз, сев на корточки, и стал осматривать пол. Было слишком темно, чтобы можно было увидеть что-нибудь под сиденьем. Он пальцами прошелся по коврику и залез под сиденье. Результат нулевой.

Фиерро тем временем следил за витриной магазина, и теперь он заволновался: «Старый хрыч возвращается».

Пас снова выругался. Он не рассказывал другим о своих планах. У него не было привычки кому-то что-то объяснять, он считал, что из-за этого он будет выглядеть слабым. Васко и Фиерро ничего не знали о Бельтране, ни о том, кем он был, ни о том, какова была его роль в цепочке событий, которые привели их на поле боя в Супремо.

Они, правда, прекрасно видели, что Паса очень интересовал этот старик из этого грузовика–закусочной, что он был очень рад, когда его заприметил, и удовлетворение, им испытанное, было такого рода, которое не предвещало ничего хорошего объекту этого интереса.

Фьерро сказал: «Он что-то несет, похоже, сумку какую-то. Интересно, что в ней?»

Вопрос его прозвучал достаточно невинно, но Пас все равно кинул в его сторону подозрительный взгляд. Ни единого упоминания о выкупе размером в миллион долларов не слетело с его губ; он боялся ввести своих подельников в искушение. Столь значительная сумма — наличными, немалая — может породить алчность, достаточную для того, чтобы преодолеть их страх. Особенно в Фиерро, смелом и беспринципном бандите и убийце. Слишком похожем на самого Паса, чтобы Пас когда-нибудь полностью доверял ему. Но Фиерро был ему нужен, он хорошо делал свое дело.

У Паса больше не оставалось времени на поиски потерянного медальона, ему нужно было выходить и приступать к делу. Хотя это и было дурным предзнаменованием. Эта вещь была с ним уже долгие годы; она была его амулетом удачи, его талисманом.

Он мысленно проклял себя за то, что суеверен, как старуха. Если он сейчас не начнет двигаться, причем быстро, он рискует потерять Бельтрана. Этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Он выпрямился и сказал: «Ждите здесь. Я должен пойти убить его, и потом я сразу же вернусь».

Он обошел Эксплорер спереди, быстрой походкой прошел по проходу к началу ряда стоявших на парковке машин. Он вытащил пистолет, тусклый крупнокалиберный пистолет-автомат, лежавший у него в правом кармане на бедре.

Он вновь и отчетливо увидел Бельтрана, приблизившись к нему вплотную и ощущая, как в нем растет старое знакомое чувство кровожадности. Хорошее чувство.

Монатеро дал ему верную подсказку, сказал он себе. Командир ячейки Супремо не знал, кем был Бельтран, кем он на самом деле и действительно являлся, но лишь до тех пор, пока ему об этом не рассказал Пас. Но он владел оперативной информацией об обмене похищенного.

Бельтран приказал Рубио, Торресу и Морено поддерживать радиотишину и не связываться с базой Супремо. Однако он ничего не говорил о том, что с ними может связаться база.

Его сомнения росли по мере того, как тянулся день, и Монатеро в конце концов поддался своим страхам и позвонил Рубио по сотовому в конце дня, чтобы выяснить, что происходит. Рубио отчитался перед ним о развитии событий, в том числе о том, где и как будет совершен обмен.

Так Монатеро и узнал, что плацдармом для осуществления обмена Гарроса в Сэд-Хилле являлся торговый центр «Квик-Ап» недалеко от шоссе. Он сказал об этом Пасу, и наводка оказалась верной.

* * *

Пас шел осторожно, но в последний момент жажда убийства заставила его ускорить шаг, когда он стал приближаться к Бельтрану.

Звук его шагов, возможно, выдал его приближение, или, возможно, Бельтран в последний момент почувствовал что-то: неминуемая обреченность отбрасывает тень впереди себя.

Пас сказал: «Привет, амиго».

Бельтран обернулся и оказался лицом к лицу с Пасом. Бельтран, старый гаванский шпион-ас, глубоко засекреченная легенда, которого Монатеро хорошо знал, но лишь как Тио Рико.

Дядюшка Рико, пожилой, приветливый и дружелюбный, безобиднейший поставщик закусок и угощений из потрепанного старого фургона с закусками.

Пас угрожающе на него надвигался, приближаясь к Бельтрану, теперь его от него отделял лишь ствол пистолета, дуло которого он приставил к его телу. Свободной рукой Пас облегчил старика от бремени рюкзака, схватив его за лямку и отобрав у него.

Он был тяжелым, почти трещавшим по швам. Миллион долларов! Не плохо для одного рабочего дня.

Остальное произошло быстро, по-деловому. Бельтран не стал тратить время попусту на призывы, мольбу или последние слова.

Пас не стал произносить заключительных речей, не стал издеваться, произносить прощальные реплики. Сказав Бельтрану привет, Пасу оставалось лишь с ним попрощаться.

«Адиос, амиго», сказал он, нажав на курок. Он несколько раз выстрелил, разнеся вдребезги большую часть туловища Бельтрана, и вспышки из дула осветили его лицо, демонстрируя счастливые, маскообразные его черты.

Плотно вдавленный в тело Бельтрана пистолет стал своего рода глушителем, поглотив до некоторой степени звук выстрелов. Бельтран стоял на месте, колотясь, дрыгаясь и трясясь о дверцу грузовика, пока Пас разряжал в него свою обойму.

Одна из пуль прошла сквозь него навылет, пробив дверь в кабину и включив воспроизведение компьютерной музыкальной песенки, которую этот поставщик закусок проигрывал в установленном на кабине громкоговорителе, объявляя всем о своем приезде и втюхивая свой товар.

Мелодия была той самой, которая уже звучала сегодня, но раньше, когда он появился в обеденный перерыв на шляпной фабрике Супремо:

«Ла Кукарача».

Но теперь там внутри механизма что-то заело, и мотив стал проигрываться снова и снова, и его писклявые ноты пронзительно завизжали на всю стоянку.

Пас отступил на шаг назад от Бельтрана, который сполз вниз по двери, сел на асфальт и повалился корпусом вперед, склоняя голову, словно кланяясь своему убийце. Характерный штрих; Пасу он понравился.

Он двинулся с места, намереваясь обойти фургон с закусками спереди и вернуться к Эксплореру тем же путем, каким пришел.

Люди на стоянке слышали выстрелы, но громкая мелодия «Ла Кукарача», повторявшаяся снова и снова, приглушила угрозу обнаружения и показалась им ничем иным, как несвоевременной и неуместной саморекламой поставщика еды.

Отмеряя теперь шаги, Пас почувствовал, что что-то выскользнуло у него из-под бронежилета, упав ему под ноги на асфальт. Ярко сверкнуло отражение этого предмета – его медальона Святой Варвары.

Он не оставил его в конце концов! Он застрял где-то у него под жилетом и, наконец, высвободился оттуда во время стрельбы.

Паса охватило чувство полного удовлетворения, наполнившее все его тело радостным теплом с головы до ног. Потеря талисмана беспокоила его больше, чем он осмеливался в том сам себе признаться; тот факт, что он нашел его, дал ему прилив приятных ощущений, почти таких же, какие он чувствовал, всаживая пули в живот Бельтрану.

Он наклонился вперед, чтобы поднять его, положив рюкзак на асфальт и ослабив на мгновение руку, цепко державшую рюкзак, чтобы подобрать медальон.

Раздался крик, довольно громкий, который был слышен сквозь рефрен «Кукарачи», продолжавший идиотски и монотонно греметь через мегафон.

«Мартелло Пас!»

Позади Паса стоял Джек Бауер, на расстоянии не более шести футов, с пистолетом в руке. Пас привстал, разворачиваясь и направляя в него пистолет.

Джек выстрелил ему дважды в голову. Вообще-то он не был охотником за головами, предпочитая выстрелы в тело, самое безопасное и самое надежное течение перестрелки. Однако был вариант, что на Пасе был пуленепробиваемый жилет. На этот раз выстрел в голову взял верх над выстрелом в тело.

Два быстрых, одно за другим, нажатия, самый надежный способ вызвать мгновенную смерть. Убейте мозг – и все рефлексы откажут и отвалятся, в том числе и палец на курке.

Сидевшие в Эксплорере Васко и Фиерро внезапно обнаружили, что им противостоят агенты КТО, которые неожиданно появились с обеих сторон машины, наставив на них им в рожи сквозь открытые окна полицейские дробовики.

«Не двигаться!»

Фиерро пошевелился.

Салон наполнился дымом и грохотом от выстрела из дробовика. А также большей частью головы Фиерро, разнесенной вдребезги выстрелом в упор.

Васко замер на месте и остался недвижим. Не стал он двигаться даже после того, как один из КТОшников похлопал его по бокам, обыскивая, забрав у него пистолет и приказав ему выйти из кабины.

Ему пришлось закричать, чтобы быть услышанным поверх грохота «Кукарачи».

Васко остался на месте, вцепившись в руль. Пока ему не разжали пальцы, не вытащили из сиденья и не бросили лицом вниз на асфальт, надев на него наручники.

* * *

Джек стоял, рука его была опущена вниз, дымящийся ствол пистолета был направлен в асфальт.

Пит Мало дотянулся до крыши грузовика с едой, схватив горсть проводов, тянувшихся к громкоговорителю, и выдернул их. Оборвав «Кукарачу» на полуноте.

Наступила благословенная тишина.

Пит подошел к Джеку, сказав: «Ты рисковал, назвав его по имени».

В ушах у Джека все еще стоял звон, не столько от выстрелов, сколько от музыки. Он сказал: «Мне нужно было, чтобы он обернулся, чтобы я смог выстрелить в него спереди, а не сзади. Так будет лучше выглядеть для отчетов. Меньше похоже на казнь».

Пит сказал: «Не сработал этот его дипломатический статус, не получится у него отделаться безнаказанно и сесть на следующий самолет до Венесуэлы. Не существует дипломатического иммунитета от нескольких пуль в башке».

Он мельком взглянул на Джека сбоку: «Думаю, ты посчитал именно так».

Джек пожал плечами, его молчание не обязывало его ни к чему.

Пит указал на старика с седыми волосами: «Так значит, это легендарный Бельтран. Жаль, что не удалось взять его живым».

«У Паса насчет него были другие планы», сказал Джек.

В отраженном свете высокого фонаря сверкнул какой-то металлический предмет на асфальте в нескольких сантиметрах от раскрытой ладони Паса, пытавшейся его схватить.

Джек поднял его и поднес к свету. Размером примерно с серебряный доллар, это был серебристый, с зазубренной кромкой медальон, на одной стороне которого был выбит образ женщины с сияющим нимбом вокруг головы, в длинном платье, державшей в руках пригоршню молний.

Пит спросил: «Что это?»

«Не знаю», сказал Джек. «Хотя, должно быть, он кое-что значил для Паса. Он тянулся к нему рукой, когда я окликнул его».

«Приносит удачу, наверное».

«Не ему».

Джек осмотрел медальон, повертев его в руке и не зная, что с ним делать. Странная безделушка, все же как-то не совсем правильно ее выбрасывать. Она может оказаться уликой или зацепкой, хотя пока он не понимал какого рода. Он положил ее себе в карман. Он решит, что с ней делать позже.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


18. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 10 И 11 ЧАСОМ ВЕЧЕРА.


Бель-Рев-стрит, Новый Орлеан

«Викки Вейленс, это полиция. Выходите из дома из передних дверей, немедленно».

Бель-Рев* была небольшой улочкой, ведущей в сторону реки. Недалеко от прибрежной линии, в конце улочки и под прямым углом к ней, находилось ограждение высотой по пояс, горизонтальные опоры которого были выкрашены в черно-белую полоску. За ним шла набережная, спускавшаяся к реке примерно на расстоянии двадцати ярдов, заканчивавшаяся береговой линией. Река здесь представляла собой неспокойное черное зеркало, отражавшее городские огни.
- - - - - - - - -
* Belle Reve (фр.) – чудесная мечта, сладкий сон. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - -

Бель-Рев фактически являлась глухим переулком, заканчивавшимся тупиком на набережной. Тихая улочка, по обеим сторонам которой стояло несколько домов типа бунгало. Не дешевый район, однако ничего такого уж особенного. Отнюдь.

А теперь также и далеко не такая спокойная, если принять во внимание полицейскую машину без спецзнаков, стоявшую перед домом, и сержанта Флойда Дули, который говорил через громкоговоритель автомобиля. Его напарник, Бак Баттрик, стоял с пассажирской стороны, облокотившись бедром о переднее крыло.

Машина, темного цвета Краун Виктория Седан последней модели, стояла под прямым углом к обочине, ее фары дальнего света были направлены прямо на фасад дома, освещая его ярким светом.

Рядом на обочине стоял джип, на котором ездили Джек Бауэр и Пит Мало. Двигатель у него был выключен, фары тоже. Самих Джека и Пита нигде не было видно.

Этот одноэтажный дом был приподнят над поверхностью земли и стоял на опорных столбах, между нижним досками пола дома и песчаным грунтом ниже оставалось около восемнадцати дюймов подпола. Передние окна были зашторены, и внутри дома было темно, никаких огней не было видно.

У водительской двери седана стоял Флойд Дули. Дверь была открыта, из нее тянулся воткнутый в приборную панель длинный, спиральный кабельный провод, завершавшийся микрофоном, который правоохранитель цепко держал в руках.

Дули говорил в микрофон обычным, спокойным тоном, но произносимые им слова усиливались через мегафон акустической системы автомобиля.

Он сказал: «Ну хватит, мисс Викки, давайте прекратим эти глупые игры. Это сержант Дули. Вы меня знаете».

Внутри же дома у одного из передних окон, прижавшись к стене, стояла Викки Вейленс. Фары дальнего света били сквозь занавески, освещая большую часть интерьера дома, оставляя лишь отдельные темные квадраты и пятна в тех местах, куда свет не проникал.

Викки вся покрылась потом. Лицо у нее в значительной мере было похоже сейчас на зверя, загнанного в ловушку, искаженное маской страха. Волосы у нее были растрепаны и в беспорядке, отдельные пряди падали ей на лицо. Пропитанное потом черное платье прилипло к телу.

В одной руке она держала огромный нож для разделки мяса, цепко сжимая его в руке, лезвием направленным вниз. Это было единственное оружие, которое она смогла найти в доме, и она старалась держать его как можно ближе к себе почти все долгие часы этого дня и этого вечера, которые она провела здесь, скрываясь. И она отнюдь не собиралась выпускать его из рук и сейчас.

«Вы же знаете меня».

Она его знала, конечно. Знала, что Дули и его напарник, Баттрик, были двумя самыми коварными ментами на Бурбон-стрит. Что делало их двумя самыми продажными полицейскими в Новом Орлеане и претендентами на звание самых воровских оборотней в мире.

Она не сомневалась, что они продадут ее Марти Пасу или Бельтрану или еще кому-нибудь, кто сделает им лучшее предложение. У нее не было никакого желания выяснять их намерения.

Вновь раздался голос Дули через громкоговоритель: «Мисс Викки, Мисс Викки, выходите сейчас же, слышите?»

Начинался дождь, тот самый дождь, который обещали весь день тучи, но который так долго задерживался. Он пошел большими, крупными каплями, падавшими с булькающе-шлепавшимися звуками, бившими по Краун Виктории и по полям мягкой, с небольшими полями рыбацкой шляпе Дули.

Викки встала на четвереньки и поползла прочь от входной двери. Не так просто было ползти, держа в руках мясницкий нож, но ей это удалось.

Передняя комната была своего рода гостиной, с двумя креслами и диваном, который выдвигался и превращался в кровать. Сейчас он был сложен. Она заползла в заднюю комнату, которая была намного больше, это была мастерская. В задней стене находились французские двери, которые открывались на открытую деревянную террасу. В данный момент они были заперты.

Это помещение представляло собой студию художника, здесь пахло красками, скипидаром и холстами. В центре стоял деревянный мольберт, на котором крепилась рама с натянутым на ней холстом.

Дождь снаружи явно усилился. Капли дождя шелестели по листьям небольших, вроде кустарника деревьев во дворе и оставляли серебряные полосы там, где они попадали под яркий блеск фар дальнего света.

Дули сказал: «Не испытывайте мое терпение, мисс Викки. Пошел дождь, и я не собираюсь стоять тут долго и мокнуть».

Викки заползла за ширму высотой в человеческий рост, скрывавшую ее от фар, светивших в дом. Она приготовилась к побегу. Не желая выдать себя звуками своих босоножек по деревянной террасе, она сняла их.

Держа их за ремешки одной рукой и с мясницким ножом в другой, она подкралась на цыпочках босиком к французским дверям, стараясь держаться так, чтобы ширма находилась меж ней и фарами, чтобы не оставлять тени.

Она потянулась к дверной ручке той рукой, в которой держала за ремешки босоножки, не желая ни на секунду выпускать из рук мясницкий нож. Затаив дыхание, она повернула ручку, слегка приоткрыв дверь на такую ширину, чтобы можно было в нее проскользнуть, выйдя на террасу.

По деревянным доскам стучали капли дождя. На дворе было темно, за исключением участков, освещенных фарами, куда падал свет, проходивший сквозь дом и сквозь ту половину французских дверей, которая не была скрыта ширмой.

Она собиралась сбежать, перебравшись через забор в соседский двор, а оттуда затем совсем сбежать с Бель-Рев-стрит.

Приятно было оказаться снаружи, покинув дом, в котором она пробыла взаперти большую часть дня и вечера, и почувствовать этот густой, влажный воздух надвигающейся бури, несомненно свежий и освежающий после удушливой атмосферы внутри дома.

Из-за угла дома справа от нее показалась какая-то неясная фигура, смутная, но видимая. Человек произнес ее имя: «Викки Вейленс».

Из груди ее вырвался короткий испуганный крик, и она инстинктивно высоко подняла мясницкий нож.

За спиной ее скрипнула планка террасы, и еще до того, как она успела среагировать, ее обхватила чья-то сильная рука, схватившая ее за руку, в которой она держала нож. Сильная рука обвилась вокруг ее осиной талии, подняв ее вверх, и ее босые ноги оторвались от земли.

Мужчина, стоявший за ее спиной и удерживавший ее, слегка повернул ее запястье в таком направлении, которое для него не предназначалось природой. Задыхаясь и побледнев, она выпустила нож, который со стуком упал на террасу.

Мужчина, удерживавший ее, сказал: «Полегче, мисс Вейленс. Мы из КТО. Вы обращались к нам, помните? Ну, вот мы и пришли».

Говорившим был Джек Бауэр; другим, фигура которого маячила в дальнем конце террасы, был Пит Мало.

Она сказала: «Я щас закричу…»

Джек сказал: «Поберегите голос для разговора. Вам придется многое рассказать, потому что нам нужно знать все о вашем друге полковнике Пасе и о его друге Бельтране». Пока что не стоило ей говорить, что они оба мертвы.

Викки перестала сопротивляться, хотя она так или иначе продолжала извиваться в его руках. Спокойный тон, которым говорил Джек, убедил ее в том, что она имеет дело с серьезными людьми из правительства. Громилы и крутые ребята с Бурбон-стрит тусовки, с которыми она привыкла иметь дело, крайне редко утруждали себя вежливостью.

Джек опустил ее на ноги, продолжая крепко держать ее за запястье. «И не вздумайте бежать. И, к тому же, куда вам идти, в любом случае?»

Она сказала: «Не сдавайте меня Дули и Баттрику…»

Подошел Пит Мало, сказав: «Теперь вы в ведении КТО». Он нагнулся, подбирая мясницкий нож. «Классно».

Викки сказала: «Я собиралась им воспользоваться только в целях самообороны».

Пит сказал: «Давайте мы все пройдем внутрь, а?»

Викки вновь стала сопротивляться, но Джек держал ее за руку в полицейском захвате, контролируя ее движения. Она сказала: «Нет — нет, только не внутрь…»

Джек спросил: «Почему?»

Пит сказал ей: «Не сходите с ума, Викки».

«Я не хочу туда возвращаться!»

Пит сказал: «А я хочу. Я тут весь промок».

Он широко распахнул одну из двойных французских дверей, переступив порог, войдя внутрь, и почти сразу же остановился. «Ого!», сказал он.

Осторожно ступая, он обошел мастерскую, освещенную ярким светом фар, нашел выключатель на стене и нажал на него, включив верхнее освещение.

Джек последовал за ним, сопроводив Викки внутрь. В ноздри ему пахнуло гнилым запахом, зловонием разложения. Ему был знаком этот запах.

Пит сказал: «Не хочется оставлять наших друзей из полиции под дождем». Он пересек студию, прошел в гостиную, открыл входную дверь и встал в дверях. «Заходите, ребята».

Дули и Баттрик поспешили пересечь двор, поднялись вверх по трем ступенькам и оказались внутри, им не терпелось укрыться от дождя, который шел теперь несколько более ровно. Не успел Дули шагнуть внутрь, как скорчил рожу, в отвращении сморщив нос. Баттрик спросил: «Что тут произошло, и кто тут умер?»

Пит сказал: «Остается гадать».

Он повернулся и пошел в студию, оба копа последовали за ним.

Мольберт был расположен так, чтобы художник мог воспользоваться преимуществами естественного освещения, проникавшего сюда через французские двери в дневное время. На мольберте стояла наполовину законченная картина обнаженной женщины. Не Викки, но какой-то другой девицы, той, которая предположительно не фигурировала в этом деле, но — кто мог знать наверняка?

Живопись вполне достойного уровня, но без сомнения слишком увлеченная страстью. Техника выдавала в художнике автора большого портрета обнаженной Викки в натуральную величину, который висел над ее кроватью в квартире над клубом «Золотой шест».

На деревянном полу был видны следы красных пятен, которые не являлись краской. Пятен крови.

В другой стороне комнаты, у стены, лежало что-то похожее на человеческую фигуру, завернутую в холст. Джек, Пит, Дули и Баттрик постояли над ней на мгновение, молча его рассматривая.

Викки сказала: «Я этого не делала!»

Джек, задумавшись, похлопал ее по плечу: «Вплоть до сих пор вы отлично держались, не впадайте теперь в истерику».

Он подошел к этому большому свертку, нагнувшись над ним. Он отдернул холст с области головы, раскрыв ее до шеи.

Это был труп мужчины средних лет с задиристой, как у петуха, копной черных волос и вытянутым костлявым лицом. У него были усы и неухоженного вида трехдневная щетина. Центр его лба просверлило пулевое отверстие. Брови у него были приподняты, словно он был удивлен, что его убили.

Дули присел рядом бочком, вглядываясь в лежавшее внизу тело: «Ага. Это он, все в порядке. Это именно этот художник и есть, Марсель».

Джек поднялся, выпрямившись. Как и другие, он перевел взгляд на Викки. Она сказала: «Я не делала этого, клянусь!»

«А кто это сделал?», спросил он.

«Я не знаю! Может быть, Марти, или кто-то из людей Бельтрана!»

«Вам лучше бы рассказать нам все об этом».

Пит сказал: «Расскажете нам снаружи, в машине. Неплохо бы нам выйти на свежий воздух».

* * *

Все они сели во внедорожник, который был просторнее Краун Виктории. Джеку пришло в голову, что Викки будет более откровенна в автомобиле КТО, чем в полицейской машине. Территория – это девять десятых обладания. Теперь она была в руках КТО.

Для Дули и Баттрика это было нормально. Их не волновало, в чьем ведении теперь находилась Викки, поскольку именно они запишут на свой счет ее обнаружение. Это сделает их молодцами-красавчиками в Полицейском управлении Нового Орлеана. Что вполне удовлетворяло Джека и Пита.

Чрезвычайно важную наводку дала им чуть ранее этим же вечером Доринда, грудастая брюнетка-стриптизерша, значившаяся вторым после Викки номером в списке моделей «Золотого шеста». Задержание для допроса в Центре КТО, где она находилась с раннего утра, помогло Доринде сосредоточиться и вспомнить нужное. В конце концов она по собственной инициативе сообщила информацию об одном из друзей-мужчин Викки, о некоем «сумасшедшем художнике», которые ошивается в кругах звездных танцовщиц.

Доринда едва помнила его, потому что он был из числа тех вечно безденежных богемных типов, у которых бабок мало, что делало его крайне незначительной фигурой в ее глазах. После перекрестного допроса дознавателями КТО относительно окружения Викки Доринда наконец-то вспомнила имя этого художника.

Все, что она смогла припомнить относительно его личности, это то, что звали его «Алан, Алан какой-то там». Одно обстоятельство, однако, ей вспомнилось особо, а именно, что он всегда пытался уговорить танцовщиц позировать ему в обнаженном виде, чтобы он мог рисовать с них свои картины.

Она утверждала, что ей это не понравилось: «Миленький мой, я в жизни не смогу так долго и неподвижно сидеть».

Но нарциссизм Викки, по словам Доринде, поборол ее непоседливость, на достаточно долгое время, которое Алану хватило, чтобы написать ее портрет, «в общем и целом». Вооруженные этой наводкой, следователи КТО изучили портрет Викки в ее квартире, на котором имелась подпись художника: «А.Марсель».

Они продолжили проверять дальше, начав связываться с галеристами и арт-дилерами, намереваясь уточнить его имя и адрес, когда у универсама «Квик-Ап» сразу же после взрыва бомбы и стрельбы, по горячим следам, появились Дули и Баттрик.

Эти события не совсем входили в круг их интересов, который в основном был сосредоточен вокруг стриптиз-кабаков и притонов Бурбон-стрит, однако события сегодняшнего дня, начавшиеся с бойни у «Золотого шеста», оживили их интерес к быстро развивающейся картине событий в целом. И сулили в связи с этим неплохой публичный имидж тем, кто воспользуется обстоятельствами и сыграет правильно.

В высшей степени энергичные и беспринципные живчики, они поспешили туда сразу же после того, как полицейский диспетчер оповестил об общей тревоге в связи с произошедшим у «Квик-Апа».

Именно там, когда мертвых полковника Паса и Гектора Бельтрана уносили на носилках, эти двое полицейских и столкнулись с Джеком и Питом.

Дули сказал: «Ого! Должен заметить, вы, ребятки, производите во всем городе натуральные разрушения».

Агенты КТО ничего на это не сказали. Им только что перед этим сообщили из Центра про некоего «А.Марселя», и Пит наскоро охарактеризовал шерифам этого художника, спросив их, слышали ли они когда-нибудь о нем.

Дули сказал: «Теперь, когда вы об этом сказали, я, кажется, что-то припоминаю». Он знал всех личностей с Бурбон-стрит; ему не была знакома эта фамилия – Марсель, но он действительно смутно что-то помнил о художнике, который болтался вокруг «Золотого шеста» и других подобных заведений и постоянно пытался развести девушек, чтобы они позировали ему обнаженными.

«Это его секс-фишка», сказал Дули. «Вот дьявол, ведь как только он затаскивал их к себе домой хотя бы даже одетыми, он уже ведь наполовину добивался своего, а?»

Он не знал, где жил Марсель, но он знал кое-кого, кто знал еще кого-то, кто знал, где тот живет; спустя некоторое время Краун Виктория подъехала и остановилась перед нужным адресом на Белль-Рев, вместе с джипом, в котором находились Джек и Пит, следовавшим за ней.

Дули воспользовался системой оповещения, которой была оснащена полицейская машина, чтобы позвать Викки, потому что, как он выразился, «не охота идти туда, не зная, может, она наполовину свихнулась, и у нее есть пистолет или еще что-нибудь».

Тем не менее, он не стал возражать против того, чтобы Джек и Пит взяли на себя лидирующую роль.

Викки Вейленс действительно оказалась там, и теперь она рассказывала, что с ней произошло.

* * *

Некоторые люди – добровольные помощники полиции, любители, гражданские непрофессионалы, с упоением воспринимающие мир копов и их поступков. Сферой интересов Эла Марселя была политика. Он писал Викки в обнаженном виде, когда она только начала встречаться с Раулем Гарросом. Во время сеансов, когда она позировала ему, она сплетничала про Рауля, его друзей и соратников, об их поступках. Марсель схватывал каждое ее слово и подзуживал ее рассказывать ему еще больше.

Позднее, когда Рауль передал ее Марти Пасу, ей пришлось быть более осмотрительной насчет своих встреч с Марселем. Пас был очень ревнив. Из-за его напряженного графика работы в консульстве и в ЛАГО в ее распоряжении оставалось много свободного времени, особенно в дневное время. Ей удавалось продолжать регулярно встречаться с Марселем для кофе и выпивки в небольших укромных местечках, куда такие крутые кутилы, как Гаррос и Пас, ни за что не согласились бы заходить. Она продолжала развлекать Марселя большим количеством сплетен про приезды и отъезды своих богатых и влиятельных венесуэльских «друзей».

Пару раз Пас пользовался ее квартирой, чтобы встретиться там с пожилым человеком, седовласым пожилым джентльменом. Он давал ей деньги, чтобы она отправилась в это время по магазинам, и чтобы ее не было в квартире во время этих встреч. Для нее это было замечательно; ей были неинтересны эти занудные заключения сделок, все эти таинственные встречи и все такое прочее.

Пару раз Пас по оплошности проговаривался, и во время разговора со своими телохранителями, когда Викки удавалось это услышать, упомянул имя старика: «Бельтран».

Имя это для нее ровным счетом ничего не значило, но Марсель был почему-то очень взволнован, когда она его упомянула. Ему хотелось знать все об этом Бельтране, когда он встречался с Пасом и как долго, был ли он один или с ним был кто-то еще; ни одна деталь не казалась Марселю маловажной, когда речь заходила об этом Пасе.

Судя по тому, как он продолжал о нем допытываться, Викки стала подозревать, что Бельтран был кем-то намного более важным, чем просто вежливым и благопристойным старикашкой, за которого она его принимала, и это обстоятельство теперь также пробудило в ней к нему интерес. Она, однако, так и не смогла разузнать ничего особо путного, потому что встречи Паса с Бельтраном были немногочисленными и редкими, и он старался сделать так, чтобы ее не было в квартире во время их тайных совещаний.

Но вот недавно, в последнюю неделю или около того, с Марселем произошла словно какая-то перемена. Его привычное легкомысленное настроение куда-то улетучилось; он стал каким-то озабоченным. Испуганным. Изменение в его поведении заставило запаниковать и ее.

В последний раз, когда они встретились за кофе — в четверг, всего двое суток назад — Марсель выглядел как реально напуганный человек. Он был явно не в порядке, какой-то весь зашуганный, с темными кругами под глазами, нервный, дерганый, постоянно оглядывался через плечо и вздрагивал всякий раз, когда кто-нибудь заходил в маленькое кафе, где они встретились. Он сел за задний столик, лицом к двери.

Он предупредил ее, что она также находится в опасности, из-за своей близости с Пасом, что к полковнику подбираются «зловещие силы», и если она не будет осторожной, она может быть втянутой в события, которые должны в скором времени настигнуть, а возможно и сразить его, события с печальными и даже фатальными последствиями.

Он отказался сказать что-то еще на сей счет, сказав, что лучше ей об этом вообще не знать, а то, что она этого не знает, не сможет ей навредить. Он дал ей спичечный коробок с именем и номером телефона, написанным на внутренней стороне крышки.

Имя это являлось набором букв, ей неизвестным: КТО. Она слышала о ФБР и ЦРУ, конечно, но никогда ничего не слышала о КТО. Нельзя сказать, чтобы она особенно следила за текущими событиями; ее интерес к новостям ограничивался главным образом тем, какие знаменитости и группы в каких клубах играют.

Марсель не стал вдаваться в длинные разъяснения, просто сказав ей, что КТО – это американское правительственное агентство, вроде Министерства внутренней безопасности, только круче и жестче –– намного жестче, такое представление у нее сложилось. Если что-нибудь случится с ним, Марселем, или с Пасом, или если она почувствует какую-нибудь опасность, она должна позвонить по телефону, который он там написал, по номеру общественной «горячей линии» КТО.

Она должна была позвонить и не забыть упомянуть имя Бельтрана. На это обстоятельство он особенно напирал. Это имя было ключевым, и точно их заинтересует, и тогда они сразу же начнут действовать, чтобы ее защитить.

Она спросила Марселя, что он имеет в виду, что может произойти с ним или с Пасом, но он не стал развивать эту тему. Он быстро прервал встречу и поспешно удалился, спеша исчезнуть, торопливо убежав куда-то по тротуару, опустив голову и плечи и сгорбившись, словно ожидая откуда-то удара.

Он вселил в нее страх, и она не смогла от него избавиться. Забеспокоившись, она на следующий день отправилась к нему домой на Бель-Рев-стрит, в пятницу после обеда, решив выяснить, в чем же дело.

И вместо этого она обнаружила труп — его труп. Он лежал, вытянувшись на полу своей мастерской с пулей в голове. И вопроса даже не возникало, могла ли еще в нем теплиться жизнь; мертвеца мертвее найти было невозможно. Перепугавшись насмерть, в ужасе теперь уже за свою собственную жизнь, она быстро выбежала оттуда.

Она была в панике, не в состоянии адекватно всё соображать. Несколько часов она бродила где-то, словно в тумане оцепенения, в шоке. И лишь только когда стали приближаться сумерки, а вместе с ними она вспомнила, что у нее сегодня вечером шоу, что у нее обязательное выступление, она пришла в каком-то смысле в себя.

По таксофону она позвонила на горячую линию КТО и передала свое сообщение. Затем она вернулась в свое привычное убежище, в свою квартиру над «Золотым шестом», пытаясь сымитировать подобие нормального, обычного своего состояния, которое должно будет поддерживать ее до тех пор, пока не явятся агенты КТО, чтобы забрать ее и отвезти в безопасное место.

Для нее пыткой, психической пыткой, стали эти ее обычные телодвижения во время выступлений, причем нескольких, вечером в пятницу, переходившую затем в утро субботы. По своему обыкновению, в конце приехал Марти Пас, взглянув на ее последний выход, а затем вместе с ней проследовал наверх, в ее квартиру, для эротического свидания.

Она не знала, он ли убил Марселя, может быть, даже сделал это сам, или же он был абсолютно невинной стороной в этом деле — то есть неповинен в гибели Эла Марселя. Марти Пас мог быть очаровательным, даже по-своему изысканным и галантным, но невинным он не мог быть ни за что; он был прирожденным хищником до мозга костей — опасным человеком, способным на крайние формы насилия. Викки знаком был такой тип людей; она повидала таких предостаточно за годы своей работы в кругу стриптизерш и в среде порока, бандитов, отморозков и гангстеров, в котором всё это процветало.

Тяжелым испытанием иного рода стало для нее «развлекать» полковника Паса любовными играми в ночь на субботу именно так, как он к ним привык; так же, как и с ее стриптиз-выступлением, которое она исполнила безупречно чуть раньше тем же вечером. Профессионализм в очередной раз пришел ей тут на помощь, так как она все равно выглядела весьма натурально. Поведение или отношение к ней полковника, конечно, казалось, ничем не отличались от обычного, и никаких признаков того, что он в чем-то ее подозревает или намеревается причинить ей вред, не было.

Занимался рассвет этого субботнего утра, когда он оделся, поцеловал ее на прощанье и, взяв в руки дипломат, который обычно носил с собой повсюду, куда бы ни пошел, вышел из ее квартиры, спустившись по лестнице на Фэрвью-стрит — и совершенно неожиданно для себя очутился под шквальным огнем, шагнув прямиком в вихрь насилия и группового убийства.

Викки уже была готова бежать, и еще не успело утихнуть эхо последних выстрелов, как она накинула на себя какую-то одежду, схватила сумку и выскользнула из своей квартиры, спустившись по черной лестнице и скрывшись через заднее крыльцо здания.

И теперь она была в бегах. К счастью, она хорошо знала Бурбон-стрит и Французский квартал вдоль и поперек, знала тут все закоулки, погреба, подвальные клубы, все входы, выходы и как можно срезать углы. Она не была дурой и не стала брать такси или арендовать машину, поскольку водители обязаны фиксировать место, куда они везут своих пассажиров. По тем же причинам она решила избегать автобусов и трамваев.

Ей удалось отойти на порядочное расстояние от «Золотого шеста», а затем она нырнула в ночной клуб, который еще продолжал работать несмотря на восход солнца. Ей удалось уговорить одного своего какого-то знакомого, оказавшегося там, подвезти ее до набережной. Она сказала ему высадить ее в нескольких кварталах от Бель-Рев-стрит, и рассталась с ним, пообещав показать ему, что такое «настоящий прекрасный отдых» в ее исполнении, при следующей встрече.

Она направилась в единственное место, в надежности которого была уверена: в дом Марселя. Он был уже мертв; убийцы, кем бы они ни были, сюда уже не вернутся. Она затаится здесь, свяжется с КТО и станет ждать, пока они не приедут, не заберут и не отвезут ее в безопасное место.

В доме, где произошло убийство, было довольно мрачно. Ей было страшно даже смотреть на труп Марселя, поэтому она обернула его холстом, прикрыв его сверху, и оттащила его по полу в дальний угол мастерской.

Ее план связаться с КТО, чтобы получить помощь, натолкнулся на потенциально фатальное препятствие: она полезла в сумку за своим сотовым телефоном и обнаружила, что его там нет. В отчаянии она вывернула всю сумку, высыпав все ее содержимое на пол. Сотового в ней не было. Должно быть, она потеряла его где-то этим утром во время своего панического бегства из «Золотого шеста», когда она бежала по каким-то переулкам, перелезала через заборы и подлезала под ограждения, во время своего бегства.

У Марселя был сотовый, она это знала; она видела, как он им пользовался. Она обыскала все бунгало в поисках его, но не смогла его найти. Она заставила себя осмотреть труп, вывернув карманы мертвеца в поисках мобильника. Не вышло. Так она узнала, что до нее дом был обыскан кем-то еще. По ящикам в шкафах было заметно, что в них кто-то рылся; подушки были вспороты, а с матраса снят чехол, и он был перевернут. Без сомнений, виновником этого был убийца Марселя. Может быть, он и забрал его мобильный.

В доме не было городского домашнего телефона. Лишенная телефона, Викки оказалась как будто пригвожденной к этому месту. Она не осмелилась показаться на улице в дневное время, чтобы воспользоваться таксофоном. Она боялась даже пошевелиться и выйти из своего укрытия, несмотря на жуткое присутствие здесь мертвого тела Марселя.

Кому доверять? Только не полиции; она им не доверяла, боялась, что они ее выдадут. Что бы ни стояло за всеми этими убийствами, это было чем-то серьезным. Мафия, гангстеры может быть, или крупные наркоторговцы, или даже что-то связанное с политикой. Кто бы ни устроил такую бойню у «Золотого шеста», он наверняка достаточно силен для того, чтобы забраться и внутрь полицейской штаб-квартиры, наложить руку на Викки Вейленс и отыскать ей местечко среди пропавших без вести.

Она сказала себе, что выдет отсюда только когда стемнеет, и что тогда у нее будет гораздо больше шансов уйти отсюда. Но она не могла набраться решимости и предпринять эту вылазку. Как бы ни было плохо в доме с мертвым Марселем, здесь все же было лучше, чем на улице, где ее ожидало неизвестно что.

Она просто сидела там в каком-то шоке, в ступоре, пытаясь набраться духу, чтобы что-то предпринять. А потом решение было принято за нее, когда появились Дули и Баттрик, а с ними и агенты КТО Бауэр и Мало.

* * *

Вот таким был ее рассказ, по крайней мере, его суть. Несомненно, у нее можно было получить еще много другой полезной информации, но этим займутся штатные дознаватели в Центре КТО по другую сторону реки.

Флойд Дули сказал: «Вы, конечно, можете ей верить, когда она говорит, что в Полицейском управленим Нового Орлеана полно проходимцев и предателей. Но мы с Баком исключение. Вы можете нам доверять, мы свои ребята».

Джек ранее, почти сразу же, связался с Центром КТО, чтобы дать им знать, что Викки нашли. Они с Питом слушали ее рассказ минут двадцать, дожидаясь спецгруппы, которая должна была прибыть на Бель-Рев и отвезти ее в Центр для дальнейших объяснений.

Машина КТО приехала, и Викки препроводили в нее, взяв под стражу. Одним из агентов был Хэтэуэй, оперативник, который ранее был корректировщиком на линии электропередач в Сэд-Хилле, следившим за передвижениями похитителей от кладбища до парковки «Квик-Апа» и взрыва, который в конечном итоге отправил их останки на другое кладбище.

Хэтэуэй отозвал Джека в сторону, поговорить с ним наедине: «Ну и вечеринка там у нас в Центре! Там теперь не только те две других танцовщицы из «Золотого шеста», Франсин и Доринда, но также Рауль Гаррос и Сьюзан Кихэн. А теперь еще и Викки Вейленс!» Он почмокал губами.

Джек сказал: «Мне известно, что Гарроса наши люди намеревались взять сразу же после того, как он был освобожден похитителями, но что там делает Сьюзан Кихэн?»

«Подняла дьявольский шум», сказал Хэтэуэй, и по всему было видно, что он просто наслаждается этим спектаклем. «Сирс пытался помешать передаче Гарроса нашим ребятам, но кто-то шепнул ему на ухо, что Сьюзан Кихэн могут привлечь к ответственности по обвинению в препятствовании отправлению правосудия за то, что она помогла Гарросу скрыться от нас в Мега Марте. Сирс после этого стал нам содействовать. Гаррос стал кричать о дипломатической неприкосновенности, но мы сказали, что просто берем его под защиту, чтобы больше ничего с ним не случилось до того, как он будет депортирован за шпионаж против Соединенных Штатов Америки».

«А каким образом в дело вмешалась Сьюзан?»

«Оу, она настояла, чтобы ей позволили сопровождать его во избежание нарушений его прав. Кэл Рэндолф сказал ладно, почему бы и нет? Она может выдать случайно какую-нибудь информацию, даже не осознавая этого, которую мы сможем использовать», сказал Хэтэуэй.

Он продолжал: «Блоха на Сьюзен уничтожена. Сработало аварийное отключение, превратившее ее в бесполезный кусочек пластика и металла».

Далее Хэтэуэй стал говорить доверительным тоном, понизив голос: «Ты бы видел, что произошло в Центре, когда Сьюзен лицом к лицу столкнулась с экс-подружкой Рауля, Дориндой! Доринда не постеснялась поведать Сьюзан о том, что они с Гарросом были больше, чем, ммм, просто друзьями… ну ты понимаешь, о чем я».

Лицо у Джека осталось непроницаемым, и он ответил: «Я-то понимаю, а вот Сьюзен?»

Хэтэуэй сказал: «Если она этого раньше не понимала, то теперь она это знает. Скажем так: на месте Рауля я бы не стал ждать в ближайшее время назначения даты свадьбы!»

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


19. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 11 И 12 ЧАСАМИ НОЧИ.


Пирс Пеликан, Нью-Орлеан

«Эл Марсель» оказался не просто художником-бабником со склонностью к международной политике.

Введя в компьютеры его имя и фотографию лица, снятую с его трупа, аналитики Центра КТО смогли быстро установить личность этого загадочного человека. Его звали не Алан, а Ален — Ален Марсель. Если, конечно, это было его подлинное имя, а не еще один оперативный псевдоним, который он взял себе для работы в Соединенных Штатах.

Уроженец Франции, Марсель, как было установлено, на самом деле был тайным агентом французской разведки, направленным в Новый Орлеан.

Франция поддерживает тесные политические, экономические и военные связи с рядом своих бывших колоний, в том числе с маленькой южноамериканской страной, которая раньше называлась Французской Гвианой. Гайана граничит с Венесуэлой, и с приходом к власти Уго Чавеса и его агрессивно-экспансионистского социалистического режима он опасно навис над своими соседями, в частности, над Колумбией и Гайаной.

В своем офисе в Елисейском дворце в Париже недавно избранный центристский президент Франции с возмущением и тревогой отмечал агрессивные шаги Чавеса по отношению к Гайане.

Он поручил своей шпионской службе пристально следить за Чавесом и его креатурами, собирать оперативную развединформацию об их нынешней деятельности и планах на будущее.

Одним из задействованных в этой работе и являлся человек по имени Ален Марсель. Марсель был направлен в Новый Орлеан, получив задание следить за деятельностью полковника Паса в венесуэльском консульстве и Рауля Гарроса в государственной нефтяной компании ЛАГО в Кресент-Сити (Город Полумесяца). Пас с Гарросом оба были видными бабниками, что давало Марселю рычаг и возможность вписаться, чтобы собрать информацию об их темных делах.

Представившись художником, Марсель внедрился в богемный мир Французского квартала, в этот полусвет, где художественный мир пересекается с миром танцовщиц, проституток, притонов и кафе.

Неплохие навыки в живописи, которыми он владел, оказались вполне достаточными для реализации этой задачи, а его личное обаяние и приятная внешность еще более способствовали успешному проникновению в общество «шоугерлз» и стриптизерш, которых посещали Пас и Гаррос.

Завязав знакомство с Викки Вейленс — что было нетрудно сделать, поскольку у нее была тяга к представительным, красивым мужчинам — Марселю удалось собрать немало неплохой информации сначала на Гарроса, а затем, после того как венесуэльской плейбой устал от Викки, на очередного ее хахаля.

Основной целью Марселя являлись венесуэльцы в Новом Орлеане, но во время выполнения этого задания связной французской разведки проинформировал его, что в Новом Орлеане всплыл майор Марк Воллард.

Французы были крайне заинтересованы в поимке Волларда, наемническая деятельность которого помешала некоторым их операциям в их бывших африканских колониях. У них имелось на него подробнейшее досье, постоянно пополнявшееся. Они определенно хотели заполучить его, сначала для проведения длительных допросов, чтобы выжать из него все, что ему было известно о спонсорах и деталях относительно прошлых его операций, а затем чтобы тихо ликвидировать всех их, чтобы их больше не беспокоили.

Марселю было поручено следить за Воллардом и его сообщниками, разузнав о них все, что только можно. Этот вопрос разрешился неожиданно рано, когда он обнаружил, что кое-кто из числа давних полевых командиров Волларда, таких как Герман Ост, встречались со старым шпионом коммунистической Кубы Гектором Бельтраном.

Более того, люди Волларда сидели на хвосте у Паса, фиксируя все его передвижения по часам и минутам. Марсель знал, что это означало: они засекали его привычное ежедневное расписание и поведение, готовясь его убить.

Париж интересовался и Бельтраном, как и любая другая разведка, но заполучить они хотели прежде всего именно Волларда.

Марсель, пожалуй, перегнул палку, так как на последней неделе, закончившейся Кровавой Субботой и бойней у «Золотого шеста», он заметил за собой слежку со стороны Волларда и его банды.

Оказалось, что не он сидит на хвосте у наемников, а они следят за ним, подбираясь к нему все ближе.

В четверг он встретился с Викки Вейленс, чтобы предупредить ее, как только мог, об опасности, грозящей со всех сторон Пасу и всем, кто находится в его орбите. Она была косвенно причастна к выполнению им своего задания, но в то же время он заботился о ней, по-своему, и не хотел, чтобы она как-то пострадала. Он рассказал ей все, на что только осмелился пойти, не раскрывая, кто он на самом деле, и своих связей с французской разведкой.

Вот почему он направил ее в КТО. Вашингтон и коммунистическая Куба являлись смертными врагами с тех пор, как к власти пришел Кастро и раскрыл свои марксистско-ленинские повязки еще в 1960 году. Упоминание участия Бельтрана в авантюрах Паса и Волларда, без сомнений, подтолкнет Вашингтон к быстрой реакции, а КТО являлся его наиболее эффективным и быстро реагирующим внутренним силовым органом.

Вскоре после того, как он предупредил Викки, убийцы Волларда настигли Марселя в его бунгало на берегу у Бель-Рев и быстро его прикончили. Они забрали его мобильный телефон, адресную записную книжку и все документы и письма, которые могли дать им новую информацию.

Теперь, зная о связях Марселя с Парижем, директор Центра КТО Кэл Рэндольф оперативно связался с человеком, который ему был известен как главный агент французской разведки в Нью-Орлеане.

Этот человек, агент-резидент, приписанный к французскому консульству в Кресент-Сити, был известен Кэлу исключительно как мсье Арман.

Связавшись с ним лично по надежной и защищенной телефонной линии, Кэл вкратце изложил подоплеку смерти Марселя, и как все это завязано на события дня: бойню у «Золотого шеста», похищение и выкуп Гарроса, кровавую расправу на шляпной фабрике Супремо и убийства на парковке у «Квик-Апа» и в его окрестностях.

Мсье Арман, выразив скорбь и сожаление по поводу смерти Марселя, поблагодарил Кэла за предоставленную ему информацию и пообещал полное сотрудничество. Он устроил так, что его люди сразу же отправили все имевшиеся у них компьютерные файлы на Волларда, особенно по его деятельности в Нью-Орлеане, в Центр КТО. Аналитики Центра направили копии этих файлов в штаб-квартиру КТО в Вашингтоне, для разбора, переработки и совмещения этих данных с общенациональной базой суперкомпьютерной сети КТО.

Мсье Арман смог также поделиться с Кэлом Рэндольфом еще одной, последней, но представляющей не меньший интерес наводкой: в последние дни своей жизни Марсель все более серьезное внимание обращал на объект, располагавшийся на речном берегу Нового Орлеана – пирс Пеликан.

А так как Марсель не был маринистом, существовала вероятность того, что он пронюхал о какой-то связи между Воллардом и этим объектом.

* * *

Именно поэтому Джек Бауэр и Пит Мало теперь укрылись в углублении утопленного дверного проема складского здания неподалеку от пирса Пеликан, следя за подозрительным объектом и осматривая его, пытаясь разглядеть что-нибудь любопытное.

Результатов было, прямо скажем, немного. Дождь теперь лил по-настоящему, хлестал не прекращавшийся мощный ливень, становившийся еще более неистовым из-за постоянно растущего ветра ввиду приближающегося шторма. Все это походило на то, как если бы эти зловещие, низко висящие тучи, которые накрывали Новый Орлеан с утра до ночи, вдруг словно вспороли себе животы, выпустив из себя проливные дожди.

Обзор пирса Пеликан теперь был затруднен для них косыми простынями и шторами ливня.

Но что-то там затевалось, несомненно. Основная и весьма активная деятельность была сосредоточена на барже, пришвартованной у причала плавучего дока длинного пирса, по течению реки.

Наблюдалось движение и возле склада с обшивкой из гофрированной жести, стоявшего посередине пирса, его задняя сторона выходила к краю причала вверх по течению реки, а перед ним имелась площадка, на которую было стянуто несколько джипов, и там были видны входящие и выходящие из здания люди, загружавшие что-то в эти машины.

Это, однако, мало что давало. Работы здесь могли быть ни чем иным, как просто обычной мирной деятельностью, связанной с законными докерскими операциями. Необходимо было взглянуть на все это поближе.

Ливень, который ограничивал видимость, теперь стал их союзником, помогая скрыть передвижения Джека и Пита, когда они приступили к своему скрытному приближению к причалу.

Предшествующим их наблюдением, несмотря на проливной дождь, было выявлено наличие ряда камер видеонаблюдения, установленных на ключевых точках вдоль прибрежного конца пирса, который был окружен металлическим ограждением с воротами и сторожами.

Здание, в котором скрывались Джек и Пит, стояло выше по течению реки от причала; выйдя из дверного проема, где они прятались, они двинулись пешком. Это была береговая линия северного, левого берега реки.

Оптимальным маршрутом подхода к пирсу Пеликан казался западный угол его прибрежной стороны. Проволочная ограда, преграждавшая въезд на пирс, шла по краю его под прямым углом, а затем поворачивала на передних углах, благодаря чему между крыльями и краем пирса оставалось семь или восемь футов.

В верхней части проволочной ограды во всех направлениях были натянуты спирали острой как бритва колючей проволоки; ни один непрошеный гость не сможет ее преодолеть, так как к ограде нельзя было приставить лестницу и перелезть ее сверху.

Джек и Пит направились к западному углу передней части пирса. На этом краю ограждения не было заметно видеокамер.

Агенты, пригнувшись и почти согнувшись пополам, поспешили к своей цели.

Проезд, граничавший с пирсом, уже был покрыт сантиметром воды, плескавшейся под ногами Джека и Пита, когда они приблизились к углу. Их хлестал порывистый ветер, шедший с реки, пытаясь сбить с ног. Добравшись до угла ограды, они присели на корточки.

Легкая водонепроницаемая нейлоновая ветровка Джека и якобы водостойкий плащ-дождевик Пита защитить от такого ливня оказались не в состоянии; оба они уже промокли до нитки.

Следующая часть была самой опасной. Чтобы попасть на пирс, им нужно было перелезть через боковую ветку ограды, которая поворачивала на девяносто градусов у переднего ее угла, простираясь на десять футов вдоль края пирса.

Это была металлическая проволочная ограда, за секции которой можно было уцепиться руками. Но даже в таком виде, падать с нее вниз можно было долго, и однажды упав в бурные воды, бушующие вокруг свай, поддерживавших пирс, даже самый сильный пловец мог рассчитывать лишь на самую скорую смерть от утопления.

Джек сказал: «Была не была». Прильнув к крайнему угловому столбу ограды, он протянул руки за секцию ограды, цепко ухватившись за ее звенья и обхватив их пальцами.

Отчаянно цепляясь изо всех сил, он, качнувшись, вылетел наружу, оттолкнувшись ногами от бордюра на краю. Теперь он висел, как паук вцепившись в секцию ограды с другой ее стороны; под ним бушевали воды реки, яростно бурлившей.

Ограда была вся мокрой и скользкой от дождя, ветер хлестал его, пытаясь сбить сверху. Удерживаясь мертвой хваткой левой руки, Джек вытянул правую свою руку, зацепившись пальцами за проволоку ограждения.

Надежно уцепившись правой рукой, он отпустил левую руку и приблизил ее к телу со стороны реки. Точки опоры в ногах не было; ячейки в проволочном ограждении были слишком узкими для этого. Джеку приходилось двигаться, рассчитывая лишь на силы верхней части тела.

Он повторил предыдущее действие, прокладывая себе путь вдоль всей этой ограды, скрещивая руки и с каждым таким маневром сокращая расстояние в направлении другого крайнего углового столба, закрепленного на самом пирсе. Руки у него ныли; ощущалась боль в плечевых суставах. Дождь хлестал ему на голову и буквально лился по лицу, попадая в глаза. Он постоянно мотал головой, чтобы освободится от воды в глазах.

Ползя, как паук, вдоль ограды, он достиг ее конца, зацепившись ногами за угловой столб и затем твердо став ими на пирсе. Теперь он находился внутри ограды этого подозрительного портового объекта.

Руки его превратились в жесткие неуклюжие когти; он стал сгибать, разжимая и сжимая их, чтобы восстановить кровообращение и вернуть им способность осязания. Когда он был готов, он дал сигнал Питу, чтобы он тоже преодолел тот же путь.

Пит вцепился руками в проволочное ограждение и тоже полетел в пустоту, над водами реки в двадцати пяти футах внизу. Он проследовал тем же курсом, проделав такой же мучительный путь, как и Джек; когда он добрался до столба на углу, Джек дотянулся до него, схватив его за руку, чтобы подстраховать его и помочь ему спрыгнуть внутрь ограды.

Теперь оба они сидели на корточках в углу, готовясь к следующему своему броску. Пит тяжело дышал. Когда он отдышался, он сказал: «Безопасная офисная работа в Центре мне теперь не кажется таким уж отстоем!»

После этого они двинулись вдоль реки, приближаясь к строению, похожему на сарай, находившемуся посередине пирса. Вдоль западной стороны пирса были разбросаны квадратные контейнеры и лежали деревянные поддоны, обеспечивавшие им необходимое укрытие по мере их продвижения к этому сооружению.

Дом представлял собой довольно простое строение, похожее на огромных размеров сарай или ангар с высокими стенами и покатой крышей. Длинные его стены шли параллельно сторонам пирса.

Крыша была жестяной; шум дождя, падающего на него, был почти ужасающим. С карнизов лилась вода.

Джек и Пит укрылись с подветренной стороны здания, под линией окон первого этажа. Подоконники здесь были на уровне плеча; окна представляли собой стекла, заключенные в металлические рамы. Они были покрыты хлопьями коррозии и ржавчины; стекла были непрозрачными от грязи.

Ближайшее к краю пирса окно казалось наиболее удобным с точки зрения возможности его открыть, оно находилось в темном и пустынном углу здания; агенты КТО наметили его в качестве направления своего входа в здание.

Пит сбросил с себя плащ и обернул тканью правую руку, чтобы ее защитить. Затем он ударил рукой в оконное стекло в правом нижнем углу рамы.

Оно разбилось и упало внутрь.

Вот тут ливень им помог; звук падающего внутрь и бьющегося стекла никому не был слышен сквозь грохот дождя, барабанившего по гулкой жестяной крыше.

Джек заглянул внутрь сквозь разбитое стекло. Как они и думали, это окно находилось в темном углу ангарообразного строения. Внутри оно было похоже на огромную мрачную пещеру, мрак внутри которой лишь отчасти рассеивался несколькими прожекторами, свисавшими над головой на проводах и подвешенными к стропильной балке, которая шла вдоль центральной оси здания.

Здание было старым, забитым внутри кучей старого хлама, сложенными в груды и давно проржавевшими металлическими балками и скобами, образовывавшими огромные насыпи, завернутые в жирный, потемневший от возраста брезент, столы и скамейки, которые не использовались уже десятилетиями.

Однако главное происходило в центре этого помещения, где группа людей грузила какой-то упакованный груз в багажники нескольких внедорожников, которые стояли внутри. В длинной западной стене имелся просвет – большая открытая ангарная дверь; прожекторы, установленные снаружи ангара, над ним, отбрасывали конусы света на пирс, освещая косые линии дождя, прорезавшие этот свет.

Тем не менее, в этой деятельности пока не было ничего такого, что могло бы показать, являлось ли это законным бизнесом или какой-нибудь нелегальщиной; Джеку и Питу необходимо было взглянуть на это поближе.

Джек сложил руки, подсадив Пита, чтобы он смог просунуть руку внутрь в дыру, где было разбито стекло. Рука у Пита по-прежнему была обернута складками плаща, защищая руку. Нащупав в верхней части окна задвижку, он отодвинул ее, открыв окно.

Он спрыгнул со сцепленных рук Джека обеими ногами на пирс. Крепившееся на петлях к раме сверху окно распахнулось вовнутрь, когда Пит надавил на него, приоткрыв на такое расстояние, которого хватало, чтобы в него мог пролезть человек.

Темный угол, куда открылось окно, был окружен деревянными ящиками, сложенными слева от оконной рамы; от угла штабеля открывался вид на центр здания, где не прекращалась загрузка джипов. Занимавшиеся ею, казалось, не заметили никакой деятельности в удаленном углу строения.

Пит развернул дождевик, обернутый вокруг руки, дав ему упасть на пирс. Джек был в лучшей форме, поэтому он подсадил Пита, дав возможность агенту постарше себя войти первым.

Пит, извиваясь, головой вперед влез в отверстие и сполз по стене на пол. Он осторожно перебросил ноги и упал на бетонный пол, сдвинувшись в тень, отбрасываемую грудой ящиков. Поднявшись, он дал знак Джеку, что путь свободен.

Джек вцепился в нижний конец рамы, подтянувшись подбородком к отвертию и пролезая в него тоже головой вперед, бесшумно соскользнул на пол. Едва он успел почувствовать почву под ногами, как на него и Пита упали чьи-то движущиеся тени.

Из-за штабелей ящиков вышло трое, где они, должно быть, скрывались. Освещаемые лишь боковым светом огней в центре здания, они были различимы лишь в виде темных силуэтов, лиц их не было видно. Отраженный свет блеснул на оружии в их руках, пистолетах, направленных в Джека и Пита.

Один из них сказал: «Не двигаться!»

Пит сделал попытку броситься в сторону и выхватить пистолет из набедренной кобуры сбоку на зажиме. Его ствол даже не успел выйти из кобуры, когда раздался выстрел, вспышка из дула сверкнула из дула пистолета стрелявшего, того, кто был посередине.

Пит повалился на пол, мертвым грузом рухнув на бетонный пол. Он выкатился на свет, на его запрокинутом вверх лице показалось отверстие в центре лба.

Джек остался на месте, разведя пустые руки в стороны. Пит потянулся к оружию, когда на него уже навели ствол, попытка, осуществить которую было невозможно. Точно так же, как полковник Пас попытался сыграть против Джека, когда тот приблизился к нему. У Паса в руке был пистолет, и ему это все равно не удалось. Пит был с пустыми руками, что делало шансы на успех еще менее микроскопическими.

Возможно, он сделал ставку на то, что получит несколько выстрелов в тело и все равно сможет открыть ответный огонь, дав Джеку возможность вытащить свой пистолет. Но боевик, стоявший в центре этой троицы, было слишком хорош; меткий стрелок, он просверлил голову Пита прямо посередине лба. И причем он стрелял от бедра, в ту секунду, когда Пит был в движении; убийца был опытнейшим стрелком.

Выстреливший шагнул вперед, из ствола его пистолета клубился дымок. Склонив голову и посмотрев на Джека, он сдвинулся так, что его лицо частично оказалось освещено.

Он был молод, лет примерно 25-ти, с темными волосами, зачесанными назад прямо ото лба наверх и длинными на спине, вившимися над его воротником. Тщательно выбритый, с точеными чертами лица, у него были яркие голубые глаза, которые выделялись на фоне сильно загорелой кожи.

Улыбнувшись губами, он спросил: «Ты тоже хочешь?»

Джек неподвижно сидел на месте.

Стрелявший сделал шаг вперед, в сторону Джека. Он сказал: «Какой любопытный, а? Вот что бывает с такими ищейками».

Он ударил рукояткой пистолета Джека по лицу.

Джек упал, и все вокруг него погрузилось во мрак.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


20. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 12 И 1 ЧАСОМ НОЧИ.


Пирс «Пеликан», Новый Орлеан

Джек пришел в себя. Он промок, что-то стекало с него каплями. Кровь?

Нет, это была вода, ведро воды, которое только что выплеснул ему в лицо неповоротливый громила, который стоял, склонившись над ним.

Джек сидел на вращающемся на роликах кресле с прямой спинкой. Чуть ли не прошлого века, похоже; оно было не из металла и пластика, а из старого бурого дерева, с отбитыми краями и все изрезано.

Руки его были связаны за спиной. Он едва мог чувствовать их; они превратились в куски мяса. Он попытался пошевелить пальцами, чтобы проверить, сможет ли он вообще это сделать; в ответ они отреагировали лишь мучительными ощущениями, выжавшими из него стон.

Чей-то голос произнес: «Не пытайся притворяться; я знаю, что ты очухался». Знакомый голос, четкий, мелодично звучавший, с легким акцентом. Говорившему пришлось говорить громко, чтобы его было слышно сквозь шум дождя, барабанившего по крыше.

Джек теперь стал различать происходящее более отчетливо; он огляделся вокруг. Он находился в другой части здания, в угловом помещении, отгороженном и превращенном в значительный по площади офис.

Перегородки здесь были высотой футов десять; над ними не было крыши, верх оставался открытым.

Сверху со стропильной балки свисал кабель, заканчивавшийся светильником с половиной абажура, подвешенным примерно футов на десять над полом.

Перегородки тоже были старыми, из потемневшего от времени дерева; их верхние половинки, примерно от уровня плеча и выше, были из матового, полупрозрачного стекла, без сомнения, чтобы хоть немного света проникало в это помещение.

Тут стоял прямоугольный деревянный стол, такого же темного цвета и изрезанный, как и перегородки; он явно контрастировал с несколькими компьютерными системными блоками и мониторами, стоявшими в ряд на этом столе. В углах, где сходились стены-перегородки, стояло несколько картотечных шкафов.

У этого офисного помещения не было дверей, лишь отверстие в форме двери, служившее входом сюда, прорезанное в перегородке напротив задней стены, одной из стен здания. Офис, похоже, можно было датировать еще 1950-ми годами; но оборудование, собранное там, было совершенно новым.

По одну сторону от входа стоял старый деревянный стол; на нем находилось несколько стеклянных контейнеров, вроде террариумов, в каждом из которых содержалось свое отдельное собрание самых мерзких экземпляров природного мира.

В одном ящике находились извивающиеся в беспорядке коралловые змеи, яркой окраски, с полосками красного, черного и желтого цвета. Они были невероятно ядовитыми; один укус способен легко убить взрослого человека. В другом содержалось несколько водяных змей–щитомордников, которые переплелись между собой — черных змей, пасти которых внутри казались белыми, когда они обнажали свои длинные, изогнутые, истекающие ядом клыки, отличительный знак, породивший их прозвище – «хлопковый рот». Третий был набит черными многоножками-сколопендрами примерно с фут длиной (около 30 см), укус каждой из которых может заставить человеческие конечности почернеть и раздуться до слоновьих размеров; четвертый был набит тарантулами, черными и волосатыми восьминогими тварями с туловищами размером с серебряный доллар.

Двуногие же ядовитые твари стояли группой вокруг кресла, в котором сидел Джек. Двое из них были ему известны: майор Марк Воллард и Рекс де Гроот, один из помощников Волларда.

Третий был тем самым голубоглазым, с бронзовым загаром метким стрелком, который убил Пита Мало.

Де Гроот держал ведро, которое он только что опорожнил в лицо Джеку, чтобы привести его в чувство.

Воллард был среднего роста, плотно сбитым, крепкого телосложения. На его лице лопатой выделялись продолговатые зеленые как доллар глаза, курносый вздернутый нос и заостренный подбородок. Его верхняя губа была настолько тонкой, словно ее и вовсе не было; над ней он носил аккуратно подстриженные усики толщиной в карандашную линию, черные с сединой.

Экипировкой ему служили куртка сафари, светло-синяя футболка и штаны цвета хаки, заправленные в военные ботинки. Тонкий и легкий красный шарф, завязанный у него на шее, дополнял цветовые пятна. Туловище его облегал черный из лакированной кожи ремень Сэм Браун, на котором крепилась набедренная кобура с пистолетом.

Де Гроот был большим и толстым, телосложением напоминая старинного борца из до-стероидной эпохи, с покатыми плечами и толстыми ручищами, грудью колесом и большим пузом. Копна непослушных седых волос покрывала ему уши и воротник, обрамляя красную, мордастую физиономию с толстыми и грубыми чертами лица. Экипирован он был в форму вроде охотничьего камуфляжа; на оружейном ремне, свисавшем у него под животом, крепился длинноствольный револьвер Магнум .44-го калибра в кобуре.

Третий член этой троицы, боевик-снайпер, был стройным, прямым и спортивным, телосложением напоминал пловца; с длинными конечностями и худощавый. На нем была наплечная кобура; из этого самого пистолета в кобуре под мышкой и был убит Пит Мало.

* * *

Уголки глаз у Волларда поднялись, придав его лицу радостное выражение; он слегка улыбался, одними губами. Он сказал: «Из всех людей в мире именно тебе суждено было меня найти, Джек. Воистину мир этот все-таки тесен».

Джек по-прежнему молчал, но двигались его глаза, изучая помещение, в надежде найти хоть что-нибудь, что он мог бы обратить себе на пользу. Ничего заманчивого в этом смысле не бросилось ему в глаза.

Воллард продолжал: «Уверен, ты задаешь себе вопрос, где ты прокололся, так что позволь мне просветить тебя на этот счет. Все двери и окна здесь защищены лучами фотоэлектронного слежения. Когда вы со своим напарником сюда вошли, сработала беззвучная сигнализация.

«Кстати, я не узнал твоего напарника. Бывшего напарника, я должен сказать. Лицо его мне незнакомо по старым добрым временам на Балканах, в отличие от тебя и меня. Кем он был?»

Джек ничего не сказал. Воллард улыбнулся чуть шире, показались его зубы. Белые, сверкающие, с прекрасными коронками и отбеленные.

Он сказал: «Стандартная процедура: ничего не говори тем, кто тебя схватил. Малейшее слово или ответ таит в себе опасность развязать язык; как только начнешь говорить, остановиться бывает трудно».

Снайпер сказал: «Ну другой был похрабрее; по крайней мере, он погиб, сражаясь. Не так, как этот сыкун».

Воллард покачал головой. «Нет, Арно, не ошибись. У Джека храбрости не отнимешь; он достаточно умен и понимает бессмысленность лишиться жизни напрасно. Оставаться живым как можно дольше; всегда есть шанс, что обстоятельства изменятся в твою пользу, или же судьба может протянуть тебе руку и в последнюю минуту даст отсрочку от виселицы. Где есть жизнь, там есть и надежда. Во всем этом есть какой-то жестокий обман».

Левая сторона лица Джека, куда Арно ударил его пистолетом наотмашь, распухла и онемела. Джек пошевелил челюстями, пытаясь оценить ущерб. Он сменил тактику, оставив игру в молчанку. Он спросил: «Каков план, Воллард? Каким образом ты оказался замешан во всю эту историю…»

Де Гроот шагнул вперед, нанеся жестокий наотмашь удар тыльной стороной руки в лицо Джеку, который отбросил его назад, едва не свалив его со стула. От удара кресло на роликах откатилось назад на несколько футов, ударившись в стену.

Де Гроот сказал: «Для тебя это майор Воллард, мразь!»

Воллард зацокал: «Держи себя в руках, лейтенант, в этом сейчас нет никакой необходимости. По крайней мере, пока. Формальности тут не требуются; мы с Джеком давно знакомы, как ты прекрасно помнишь».

Де Гроот сказал: «Ерунда! Нужно было прикончить его еще на Балканах!»

Воллард сказал: «И вот он сейчас здесь, так что в конце концов все получилось как нельзя лучше. Каков план? Ничего не имею против того, чтобы рассказать тебе, Джек; ты мертвец уже, а мертвецы не умеют говорить. Кроме того, если честно, редко мне предоставляется возможность поговорить с кем-то, у кого имеется соответствующий менталитет, чтобы оценить мой гений».

Джек сплюнул кровью: «Что-то вроде той неудачной попытки убить Паса?»

Де Гроот поднял тяжелую свою руку, чтобы нанести очередной удар, но резкого взгляда Волларда оказалось достаточно, чтобы тот замер на месте.

Указав кивком головы на стеклянные ящики, набитые пауками, змеями и сколопендрами, Джек сказал: «Я смотрю, ты взял с собой на задание своих родственников, майор».

Этого оказалось достаточно, чтобы вновь побудить де Грота к действию; упреждая его, Воллард сказал: «Он просто пытается раззадорить тебя, Рекс. Разозлить тебя так, чтобы ты забылся и дал возможность ему умереть быстро».

Де Гроот сказал: «Не получится». Мысль эта, казалось, подбодрила его. Лицо его было красным и опухшим, словно на нем был ошейник на несколько размеров меньше нужного; на нем была рубашка с расстегнутым воротником.

Воллард показал на стеклянные ящики и сказал: «Как тебе нравится мой маленький зверинец, Джек? Моими университетами всегда была сама природа. Можно лишь восхищаться чистотой и совершенством этих хищников, цель у которых всегда лишь одна, и которые эволюционировали в течение многих веков, развив у себя убийственную симметрию форм и функций. Я нахожу вдохновение в таких существах, нацеленных лишь на уничтожение».

Арно, которому, вероятно, не по душе пришлась эта язвительная фраза об отсутствии у Волларда возможности общаться с кем-то, чей менталитет способен оценить его, нахмурился. «Он тянет время, чтобы остаться в живых чуть подольше», сказал он.

Воллард спросил: «Можно ли его упрекать в этом? Пусть отправляется в ад, узнав весь масштаб катастрофы, которая вот-вот постигнет «старые добрые США»; его последние мысли будут посвящены этой катастрофе и сожалению о том, что он никоим образом не способен ее предотвратить».

Он повернулся к Джеку: «Что касается провала покушения на полковника Паса, то ответственность за это лежит на Бельтране. Уверяю тебя, что если бы я занимался этим, то результаты были бы совсем иными».

Джек пожал плечами, это движение причинило ему новые мучительные острые боли в связанных руках. Он изо всех сил старался, чтобы лицо его оставалось бесстрастным, но ничего не мог поделать с этим холодным потом, покрывшим бисером его бледное лицо. Постаравшись звучать, как ни в чем не бывало, он спросил: «Так каков мастер-план, гений?»

Воллард воодушевился этой темой: «Ты заценишь его, Джек. Буквально через несколько часов Новый Орлеан перестанет быть главной точкой Америки, принимающей импортируемую нефть. Операция Нефтяной Скачок — о которой ты, без сомнения, слышал, с твоим-то высоким уровнем допуска — закончится, не начавшись.

«Проще говоря, мы собираемся стереть Новый Орлеан с лица земли. Нефтеналивной терминал будет превращен в буквальном смысле слова в ад, и одновременно будет затоплен мост через реку Миссисипи, из-за чего порт гарантированно будет закрыт для всех видов транспорта на многие месяцы — даже годы, учитывая то, что вы, янки, потеряли способность ремонтировать вашу разваливающуюся инфраструктуру или хотя бы даже не дать ей развалиться самой по себе естественным образом.

«Мы же собираемся лишь подтолкнуть хорошенько этот процесс в нужном направлении».

* * *

Импортируемая нефть сама себя разгрузить не может; ее нужно разгружать. Груженые нефтью супертанкеры приходят в порт Соединенных Штатов, завершая свои длительные трансокеанские путешествия из Персидского залива — или, если уж на то пошло, из залива Маракайбо в Венесуэле. Для их исполинских размеров, с несколько футбольных полей вместе взятых, требуются специализированные приёмные сооружения.

Порт Нового Орлеана – это пункт назначения номер один общенациональной значимости для таких массовых поставок импортной нефти. Основной объект здесь – это Нефтеналивной терминал (ННТ).

Расположенный в нескольких милях вниз по течению реки от моста через Миссисипи, этот терминал, или Мыс, находится на полоске земли, которая выступает на одну пятую мили из материка вглубь гавани.

Здесь находится сложная и запутанная система морской инфраструктуры, предназначенная для обслуживания стоящих в доках супертанкеров и выкачки из них обширных объемов нефти посредством сети насосов и трубопроводов, протянувшихся вдоль мыса на материк, где их ожидают простирающиеся на многие гектары поля титанических нефтехранилищ и нефтеперерабатывающих заводов.

В разных местах в гавани и вверх по реке разбросан еще целый ряд подобных объектов, хотя гораздо меньшей величины, но ННТ являлся самым большим из них, лидирующим во всей лиге, обрабатывающим большую часть трафика и поставлявшим наибольший объем импортируемого сырья, порядка сотен миллионов баррелей нефти ежегодно.

Что делало его большой и жирной мишенью, которую намеревались уничтожить майор Марк Воллард и его отряд наемников. В отличие от своих Саудовских покровителей, Воллард был аполитичен, он был чистым наемником. Он шел туда, где имелись деньги.

Так уж повелось, что деньги, реальные деньги, теперь водились у нефтеносного Ближнего Востока. Догматичные до крайности в доктринальных положениях веры, радикальные фундаменталистские имамы, муллы и их приспешники в правящем классе были достаточно прагматичны, когда речь заходила о нанесении сокрушительного удара по «Великому Шайтану», США.

Разрушение Нефтеналивного терминала Нового Орлеана действительно станет сокрушительным ударом. С падением ННТ на несколько месяцев и необходимостью сделать хотя бы самый минимальный ремонт, поток импортируемой нефти внезапно остановится в тот самый момент, когда она будет больше всего нужна. Как раз на том уровне, который вашингтонские стратеги называли операцией Нефтяной Скачок, а члены Саудовской королевской семьи – Покровом Ночи.

Под любым из этих названий, как Белый дом, так и нынешние власть имущие в доме Саудитов рассчитывали на успешную доставку этой нефти. Получив ее, Вашингтон сможет продолжать держать под своей охраной жизненно важные морские пути в Персидский залив и защитить королевство от иранской агрессии.

Если же ННТ выйдет из строя, всем этим груженым нефтью супертанкерам некуда будет идти. О, в Соединенных Штатах, конечно, есть и другие портовые сооружения, но ни одно из них не располагает столь масштабной инфраструктурой, необходимой для обработки, хранения, очистки и распределения притока нефти от Нефтяного Скачка.

Они уже были забиты под завязку и не способны обслуживать свои же текущие нормы выработки.

Нефть – источник жизненной силы нации, но политики год за годом колебались, не решаясь строить никаких новых нефтяных заводов, и оставляли те, что уже эксплуатировались, практически беззащитными против диверсий и террора.

Америка была словно открыта настежь для внезапных подлых ударов, и майор Марк Воллард был готов нанести его.

Цель сама позволила ему нанести удар максимальной силы, располагая силами самыми минимальными. Серебристые шары, резервуары для хранения нефти, сконцентрированные на материке в ННТ, представляли собой просто гигантские зажигательные устройства, которые только и дожидались взрыва от одной лишь коробки спичек.

Чтобы взорвать их, не нужно было большого количества взрывчатки; понадобятся лишь несколько блоков пластичной взрывчатки Си-4 и Семтекс и несколько термитных бомб, которые его наемнический отряд из двенадцати человек вполне способен был притащить на собственных плечах.

Взрывчатка будет заложена в тщательно вычисленных узловых точках трубопроводного хозяйства нефтебазы, в которых она сможет нанести максимальный ущерб. После закладки будут установлены и активированы механические таймеры бомб, что позволит группе наемников вовремя покинуть это место.

Пластичная взрывчатка разрушит или сделает пробоины в корпусах цистерн; если она не взорвет и не сожжет огромные запасы нефти, это наверняка сделают термитные (зажигательные) бомбы.

Нефтяные цистерны станут гигантской цепочкой зажигательной смеси, каждый взрыв вызовет аналогичные взрывы близлежащих цистерн, которые даже не будут заминированы; они, в свою очередь, подорвут другие цистерны, пока вся эта область не превратится в пылающий ад, в буквальном смысле слова Ад на Земле.

Таков был этот Главный Удар, основной его компонент, однако удар был задуман двойным, с двух направлений. Вторая половина заключалась в уничтожении моста через реку Миссисипи.

Атакованный и затопленный, он заблокирует практически весь крупный речной трафик, преградив путь всем, кроме разве что самых легких маломерных судов. Что не позволит нефтеперерабатывающим предприятиям, находящимся выше по течению реки, взять на себя хотя бы часть производственных мощностей разрушенного ННТ.

Более того, он теперь будет доставлять головную боль сам по себе, препятствуя ремонту ННТ и добавляя дополнительные месяцы к сроку восстановительных работ, на что точно уйдет год, если не больше. Недавнее обрушение моста в Миннесоте показало, к какого рода вреду такое событие может привести в плане воспрепятствования речным перевозкам.

По сравнению с обрушением моста через Миссисипи оно будет выглядеть весьма бледно.

Воллард взял на себя реализацию большей части этой операции, он располагал баржей, пришвартованной в данный момент на стоянке у пирса Пеликан, которую он теперь набивал взрывчаткой, оснастив и настроив ее для последнего плавания. Он курировал все составляющие плана, кроме решения кадрового вопроса относительно тех, кто именно теперь будет управлять последним рейсом этого судна.

Это был гонка самоубийц, и она была не по его, Волларда, части; такого рода удары были по части фанатиков, истинно правоверных, а не наемников. Наемники были истинно верующими только в деньги, и ожидали, что выживут, чтобы затем наслаждаться с трудом завоеванной добычей.

Начинавшуюся теперь гонку камикадзе взяли на себя Ахмед и Рашид, два йеменских лоцмана, которых отрядили для выполнения этого задания его саудовские покровители, посредником в этом деле выступал принц Тарик. Йеменские моряки были искусными лоцманами, они управляли судами, ходившими в Персидском заливе, Аравийском море и Красном море.

Они жаждали святого мученичества; деньги для них были лишь мусором; их цель была гораздо выше и запредельнее: Рай.

В этом присутствовал определенный скользкий момент, поскольку причиной использования наемников для нанесения удара являлось желание выйти за рамки привычной схемы и использовать людей, которые обычно не подлежали тщательным проверкам и надзору, которым американские власти подвергали подозрительных личностей с Ближнего Востока.

Йеменцы прилетели в Мексику, а затем были тайно переправлены в Новый Орлеан на катере. По пути их следования Воллардом было устроено множество перепроверок с соблюдением кучи мер предосторожности; он был доволен, что они прибыли, оставшись незамеченными.

Теперь все было готово, и сегодня эта долгожданная ночь наступила.

Воллард не стал углубляться в детали; он сказал Джеку лишь то, что целями являлись ННТ и мост через Миссисипи. Джек был профессионалом, который знал что к чему, он сам мог догадаться о деталях и заполнить соответствующие пробелы за то короткое время, которое ему оставалось жить.

Однако Воллард не смог устоять против последнего прощального слова, добавив еще мучений. Он сказал: «Операция Нефтяной Скачок никогда не повторится; невероятные возможности будут утрачены Америкой навсегда. Первоисточник удара и инициатор скачка, министр Федалла, будет убит на совещании в течение нескольких ближайших часов другим желающим стать мучеником на пути в Рай. После того, как Федалла будет мертв, скачок прекратится.

«Кто знает? Возможно, будущие историки будут датировать начало окончательной гибели Американской империи именно этой ночью.

«Отправляйся в ад с этой мыслью, Джек. А теперь я говорю тебе не до свиданья, а… прощай».

Воллард повернулся к Рексу де Гроту: «Теперь он твой. Ты знаешь, что делать. Заставь его говорить — хотя я сомневаюсь, что он может предложить что-нибудь интересное — и убей его. Сделай это побыстрее; если КТО действительно к нам приближается, они скоро будут уже здесь, и в большом количестве. Тот факт, что они послали только двух агентов, показывает, что это была скорее рекогносцировка.

«Тем не менее, не имеет смысла задерживаться здесь дольше, чем это необходимо. Если агенты не отчитаются, КТО может выехать сюда. Мы ускорим график, спустим лодку на воду и начнем выдвигаться сейчас же, ранее намеченного срока».

Воллард повернулся, сверкнув парадной выправкой, и вышел из офиса, Арно последовал за ним. Оставив Джека наедине с де Гроотом.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


21. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 1 И 2 ЧАСОМ НОЧИ.


В отделенный перегородками офис вошел какой-то человек. Невысокий, коренастый, средних лет, на голове у него была копна черных с проседью вьющихся волос; густые брови; и короткая седоватая борода.

Де Гроот взглянул на него и спросил: «Чего тебе надо, Сильва?»

Сильва сказал: «Хочу поприсутствовать во время этой потехи». Он улыбнулся, широкой, мокро-склизской улыбкой, полуразинув рот, в уголках которого блеснули слюнки.

«Что, не нашел занятия получше, что ли?»

Сильва пожал плечами: «Все джипы загружены, баржа готова отчалить, всю черную работу сделали. Кроме того, что может быть лучше, чем пытать шпиона янки?»

Де Гроот ухмыльнулся: «Ну, ты-то, может, и пригодишься для этого. Иди сюда и дай мне руку. Мне нужно, чтобы он встал».

Они с Сильвой встали по обе стороны от Джека, сидевшего в кресле. Де Гроот встал слева от Джека, Сильва справа.

Де Гроот наклонился, сунувшись рожей своей в лицо Джека и дыша на него. Дыхание у него было горячим.

Де Гроот сказал: «Посмотрим, какой ты крутой, когда черная сколопендра укусит тебя в мошонку». Он кивнул в сторону стеклянных контейнеров, находившихся с его стороны помещения. Он повернулся к Сильве: «Помоги мне поднять его».

Каждый из них схватил Джека под связанную руку, они вытащили его из кресла и подняли на ноги. Де Гроот сказал: «Сними с него штаны…»

Джек сильно ударил каблуком по верхней части стопы Сильвы, сломав ему какие-то кости. Сильва закричал, выпустив его. Джек рванулся в сторону, резко опустив плечо и врезавшись им в живот де Гроота, выбив из него дух и сбив его с ног. Джек резко рванулся в сторону, отпихнув де Гроота к деревянному столу и врезавшись в него так сильно, что тот отлетел к стеклянным ящикам, и они разбились. Джек отскочил от него, восстанавливая равновесие и твердо встав на обе ноги.

Де Гроот упал на спину, ноги его оторвались от пола, наполовину опираясь, а наполовину падая со стола, судорожно цепляясь за его край, чтобы удержаться. Из контейнера пулей выскочила коралловая змея, вонзив клыки в его мясистую руку.

Внезапно распрямившийся большой жирный щитомордник кинулся на него, обвил де Грота за шею и впился в нее зубами.

Коралловая змея стала на него шипеть, но щитомордник вызвал у него настоящие судороги мучительной боли и страха. Он задергался, сбрасывая и так уже разбитые стеклянные ящики на пол. Он стал хватать обеими руками щитомордника, который впился ему в шею, но выпустил его из рук, а черная змея тем временем извивалась, била и закручивалась вокруг него, не выпуская от себя.

Сильва, хромая, завалился на одну сторону, ковыляя и чертыхаясь, прислонившись к перегородке и держась за нее, чтобы не упасть, оберегая сломанную ногу.

Джек подошел к нему, решительный и неумолимый. Приблизившись к Сильве, он нанес ему сильный боковой удар ногой, внешней кромкой ботинка, прямо в коленную чашечку. Удар был таким сильным, что Джек почувствовал отдачу во всей ноге прямо до своей тазовой кости.

Коленная чашечка у Сильвы, может, и не сломалась, но больше уже не функционировала должным образом. Он плюхнулся на пол, задыхаясь от мучительной боли, такой сильной, что он даже был не в состоянии закричать.

Джек нанес резкий прямой удар Сильве в голову, пальцами ноги целясь ему в подбородок. Голова у Сильвы отдернулась назад, отскочив к верхней точке его позвоночника.

Он упал на спину.

Джек прыгнул на запрокинутое горло Сильвы, затем встал на него, надавив всем своим весом и перемалывая его ногами, пока не услышал хруст.

Де Гроот, дергаясь, лежал на полу в другой стороне комнаты, лицо его опухло и стало фиолетово-черным, глаза вытаращились, у уголков рта пенилась слюна.

Джек поднял ногу и смел ею с рабочего стола стоявшие там компьютеры и мониторы, сбросив их на пол.

Он сел на край стола и откинулся назад, он лег спиной прямо на стол, чуть не лишившись чувств, когда всем своим весом надавил на связанные свои руки.

Подняв ноги, он покачнулся еще немного назад, оторвав зад от стола и навалившись всем весом себе на плечи. Он свел ноги, сложив их в коленях так, что колени теперь касались его подбородка, затем он протащил свои связанные руки под собой, вытянул их перед собой и высвободил их из-под ботинок.

Теперь руки его были перед ним, а не сзади. Они были связаны куском проволоки, концы которой были закручены, лишая его возможности ими двигать. Они были почти такими же черно-фиолетовыми, как и лицо у де Гроота. Циркуляция была нарушена не полностью; он все-таки мог ими кое-как шевелить, хотя едва мог их ощущать.

Он рванулся вперед, поставил ноги на пол и поднялся. Он мог бы найти применение тому большому .44-му калибру, что находился в кобуре на ремне у де Гроота, однако не намеревался оспаривать владение им с щитомордниками и коралловыми змеями, роившимися над ним.

Де Гроот лежал на спине, разинув рот и свернув до предела челюсть. Черная сколопендра длиной дюймов в двенадцать, извиваясь, сползла со стола, упала на его запрокинутое лицо и залезла ему в рот.

С того момента, как Сильва и де Грот вытащили Джека из кресла, прошло чуть больше шестидесяти секунд.

Джек подошел к проему в перегородке, подпрыгивая и стараясь избегать змей, ползавших по полу. Он метнулся в него, устремившись в открытое, с высокими потолками, пространство этого здания, похожего на огромный сарай.

Теперь он понял, что офисная секция находилась в конце здания, противоположном тому, куда влезли они с Питом. У него получилось; дождь, барабанивший по жестяной крыше, шум двигателей джипов и моторов баржи, все это помогло скрыть шум, вызванный его побегом.

Позади себя, сквозь открытую дверь склада, он увидел проезжавший внедорожник, двигавшийся по направлению к суше, его водитель не обращал никакого внимания на все происходящее на складе. Неподалеку, с той стороны здания, которая была обращена к реке, находилась запертая запасная дверь. Джек заковылял к ней, протянув к ней две свои распухшие, почти ничего не ощущавшие руки.

По ту сторону двери послышались шаги, ручка затряслась. Кто-то входил снаружи.

Быстро сообразив, Джек прижал руки к груди, разорвав передний нагрудный карман своей рубашки, и прижал пальцами к груди медальон Святой Варвары, к которому тянулся полковник Пас, когда погиб, и который Джек подобрал из любопытства.

Распухшими пальцами Джек неуклюже нащупал его и вытащил из порванного кармана. Он упал в нескольких футах перед дверью, поблескивая отраженным светом.

Дверь распахнулась, открываясь вовнутрь. Джек увернулся от двери, скрывшись за ней и прижавшись к стене.

Вошел Арно, с непокрытой головой, лицо его и плечи были мокрыми от дождя, но не волосы. Он вошел быстро, как человек, желающий поскорее войти, укрываясь от дождя. Переступив порог, он шагнул внутрь и остановился, увидев на полу похожий на монету медальон, который весь блестел и сверкал.

С интересом что-то бормоча, он наклонился, чтобы его поднять. Поднеся его к свету, он оценивающе посмотрел на него, поворачивая его так и эдак. Затем он сунул его в передний карман штанов.

Когда у Арно руки оказались как бы по швам, Джек бросился на него. Он был свидетелем молниеносной пистолетной реакции Арно и хотел поймать его в момент максимальной уязвимости.

Джек вскинул руки над головой Арно, поймал его за шею и дернул к себе. Похожая на гвоздь точка, где закручивались двойные концы проволоки, впилась Арно в горло, точнее в яблочко.

Джек потянул его ближе к себе, крепче, резко свернув затем ему шею набок, вложив в это все имевшиеся у него силы. Сломав Арно шею.

Он оттащил тело Арно в сторону, в тень за стеной офисной перегородки. Он с трудом вытащил пистолет Арно из его наплечной кобуры, ему удалось решить эту задачу, только вложив рукоятку в свои распухшие руки, похожие на звериные лапы. Арно оставил предохранительный ремешок на кобуре открытым, расстегнув его, без сомнения, чтобы легче было его быстро вытащить.

Пистолет давал Джеку не так уж и много в его нынешнем состоянии, но это лучше, чем ничего. У него возникла идея.

Подойдя к двери, он чуть приоткрыл ее и выглянул наружу, всматриваясь сквозь серебристую завесу косого дождя. Никого больше ему не было видно.

Вернувшись к Арно, он нагнулся, взяв мертвеца за ногу, и зажал ее под мышкой. Он перетащил тело к двери, открыл ее и спиной вышел на заливаемый дождем пирс.

Благодаря ветру и дождю он почувствовал себя лучше, они словно омыли его сверху, принеся с собой прилив новой энергии. Он подтащил тело Арно к краю пирса, обращенному к реке. Он вытащил пистолет у себя из-за пояса, зажав его между руками. Его большой палец настолько онемел и омертвел, что ему пришлось даже взглянуть на него, чтобы увидеть, где он, и снять пистолет с предохранителя.

Он несколько раз выстрелил в воздух, а затем крикнул, пытаясь как можно лучше имитировать голос Арно: «Вот он! Я вижу его!»

За углом здания послышались шаги, голоса, крики.

Джек вскрикнул, а затем пнул тело Арно, швырнув его за борт в воду. Раздался сильный всплеск. Он отбежал за какие-то контейнеры и спрятался за ними, с пистолетом в руке, ожидая.

К краю пирса выбежало пять или шесть людей Волларда, вытащив пушки и оглядываясь во всех направлениях. Один сказал: «Я слышал всплеск воды!»

Он подошел к краю пристани, глядя вниз, в темные, бурные воды. Свет от ламп на пирсе отбрасывал на воду продолговатые отблески, осветив на мгновение тело Арно, качнувшееся и закрученное в водоворотах течения и на мгновение прибившееся к сваям.

Затем оно оторвалось от них, его засосало под воду, и оно исчезло.

Воллард вышел через заднюю дверь, присоединившись к другим, стоявшим под дождем в конце пирса, глядя вниз, в черную воду. В дюжине шагов от них за контейнером сжался забившийся за какие-то ящики Джек, державший в руках пистолет.

Воллард сказал: «Идиоты! Американец убил де Гроота и Сильву и сбежал».

Один из его людей сказал: «Нет, сэр, не сбежал. Арно поймал его. Но они оба отправились за борт».

Воллард спросил: «Ты уверен?»

Тот сказал: «Я слышал, как они бросились туда, и видел всплеск воды!»

Третий сказал: «Я тоже, майор».

Воллард сказал: «Никто не сможет там выжить, каким бы сильным пловцом ни был. Они оба утонули».

Кто-то выругался и сказал: «Вот уж не повезло! Трое лучших из наших, и мертвы…»

Воллард пожал плечами, возвращая себе командование: «Военные риски. Все, хватит об этом. Их акции пойдут в общий котел, который будет поделен между вами, ребята. Все это лишь означает, что ваши акции станут дороже».

Это ободрило окружающих. Воллард сказал: «Мы что-то здесь задержались. Пора выдвигаться».

Они стали уходить, зайдя за угол здания и направившись вдоль пирса к берегу. Обращенный к реке конец его опустел, здесь никого не осталось, кроме Джека. Он тяжело опустился вниз, сев на доски и вытянув ноги, спиной прислонившись к контейнеру.

Проволока, связывавшая ему руки, по-прежнему оставалась проблемой. Она была очень крепко закручена и глубоко врезалась в мясо. Запястья были все в крови, но крови ему было недостаточно, чтобы высвободить себе руки. Сплетенные провода сопротивлялись его усилиям развинтить их. Не было возможности решить эту проблему.

Он зажал конец завинченной проволоки в какой-то тонкой, похожей на прорезь щели на кромке металлического контейнера. Он стал двигать им взад и вперед, надеясь ослабить сопротивление проволоки настолько, что это позволит ее разорвать. Это была тяжелая работа, просто дьявольская.

Пока он этим занимался, он понял, что вдалеке завелись двигатели, заурчали удаляющиеся моторы. Он удвоил свои усилия. Его охватило отчаяние; казалось, он топтался на месте и ни на йоту не приблизился к цели.

Внезапно он почувствовал, словно руки ему у основания свинченной проволоки обожгло. Металл стал ослабевать и поддаваться. Он покрутил назад и вперед еще немного, и завинченный участок отвалился, а затем и остальные куски проволоки спали с его рук.

Его руки словно оказались в иной сфере обитания. Джек упал на колени, опустив голову, так что лоб его коснулся досок. Там была лужа воды; она была прохладной и освежающей.

Он выпрямился, качая головой, стараясь, чтобы она прояснилась. Он освободился от последних кусков проволоки. Кожа и мясо были все изранены, исполосаны, порезаны, скользкие от крови. Крови оказалось много, и на мгновение он испугался, что порезал вену или артерию или еще что-то. Только этого ему еще не хватало.

Однако потока крови не было, фонтаном она не била, так что он догадался, что, пожалуй, все-таки до такой степени он не пострадал. Он с трудом вновь поднялся на ноги, держась за контейнер, чтобы не упасть.

В руках закололо и защипало, ощущения начали к ним возвращаться. Через некоторое время боль стала настолько сильной, что она выжала у него слезы из глаз. Он зажмурился, чтобы смахнуть их. Больше всего ему сейчас было нужно вернуть в руки ощущения, чтобы он смог должным образом управляться с пистолетом Арно и кое-кого пристрелить.

Однако он не мог ждать вечно. А время поджимало. Он тяжело навалился плечом на короткий конец здания, опираясь на него, чтобы не упасть, и стал продвигаться вперед, шаг за шагом, к той стороне пирса, которая была обращена вниз по течению реки.

Прогромыхало что-то большое и китообразное, тяжело удаляясь от пирса, в основное русло реки. Это была баржа, извергавшая из труб грязно-серые выхлопные облака, сопротивлявшиеся попыткам ветра и дождя разорвать их на части. Как только они рассеивались, из труб выбрасывался новый дым, приходивший на смену старому. Баржа отправилась в путь.

Джек посмотрел в сторону суши. В дальнем конце пирса на мгновение мигнули и исчезли две красные точки, задние огни: это последний джип из колонны в составе трех автомобилей свернул направо и выехал с пирса, направляясь на восток, к Ривер-роуд.

Отряд наемников Волларда смылся, они выехали отсюда, оставив пирс опустевшим.

Джек направился в сторону суши и заковылял вперед. Противоположный конец казался невероятно далеким. Он вспомнил о форсированных маршах, в которых он принимал участие в армии. Что надо делать, это ставить одну ногу впереди другой и продолжать идти, пока не попадешь туда, куда направляешься. Схема, применимая почти ко всему.

Ладони на концах его рук пульсировали и трепетали, как пара соединенных сердец. Через некоторое время он обнаружил, что в состоянии сжимать и разжимать их. Это было мучительно больно, но по крайней мере они стали двигаться. Он продолжал это делать; это дало ему возможность чем-то заняться, пока он с трудом тащился через ветер и дождь.

К тому моменту, когда он приблизился к въездным воротам, его руки действовали уже достаточно хорошо, чтобы он мог держать в них пистолет. Он подошел к освещенной караулке, готовый расстрелять первого же, кто только способен сдвинуться с места.

Она был пуста и всеми покинута. Ворота были открыты, раскачиваясь в разные стороны и бессмысленно ударяясь об забор всякий раз, когда поднимался новый порыв ветра.

Он прошел через открытые ворота, пересек асфальтовую полосу, едва не упав, сойдя с тротуара, которого он не увидел. В канавах бурлила вода, кружась в водоворотах у него в ногах и вокруг его лодыжек.

Ривер-роуд была пустынна; пока он шел через пирс, он не увидел ни единой машины или грузовика, проезжавших по ней. Через дорогу, в начале другого проезда, пересекавшего Ривер-роуд под прямым углом, стояла машина.

В этот момент фары ее зажглись, словно пригвоздив его своим светом. Вскинув левую руку, что защитить глаза от яркого света, Джек встал в боевую стойку, наводя пистолет.

По улице проревел усиленный через установленный на крыше автомобиля громкоговоритель голос:

«Стой, Джек! Не стреляй! Это мы — Дули и Баттрик!»

Джек не знал, смеяться или плакать. Враги или союзники? Если бы два копа с Бурбон-стрит хотели бы этого, они бы застрелили его, как собаку, прежде чем он успел бы отреагировать. На основании этого можно было считать, что они были союзниками. Джек заткнул пистолет себе за пояс и двинулся к ним.

Дули и Баттрик вышли из машины, встретив его на полпути. Джек пошатнулся, и они подхватили его, поддержав его, чтобы он не упал. Дули спросил: «Ох, ни хрена себе, что с тобой произошло?»

Джек ответил на их вопрос своим вопросом: «А вы что здесь делаете?»

Дули сказал: «Вы с Питом подняли такой кипиш, что мы решили двинуться по вашим следам и посмотреть, что происходит, просто из любопытства. Мы проследили за вами досюда от Бель-Рев-стрит. Вы так долго находились там внутри, что мы уже забеспокоились».

Баттрик спросил: «Эй, а где Пит?»

«Погиб», сказал Джек. «Его убили».

Лицо у Дули приняло скорбный вид опечаленного бассет-хаунда. «Вот обидно, чертовски обидно».

Баттрик сказал: «Ты сам выглядишь еле живым, Джек».

Джек сказал: «Это очень важно. Я должен связаться с КТО. По полицейской рации в вашей машине…»

Дули отрицательно покачал головой: «Ничего не работает в такую погоду, Джек; буря разорвала всякую связь. Не можем дозвониться до штаба и вообще ни до кого».

«Вы должны помочь мне добраться до телефона, это вопрос жизни и смерти…»

Баттрик сказал: «У нас парочка спутниковых телефонов в машине имеется».

Джек аж вскочил: «Что? Правда что ли?»

«Конечно, мы это выяснили еще в прошлый раз, во время Катрины. От раций никакого толку, сотовые телефоны не работали, стали абсолютно бесполезными, но вот спутниковые телефоны работали просто замечательно, и причем везде», сказал Баттрик.

Джек с трудом все это переваривал: «У вас есть спутниковые телефоны? С собой?»

Дули сказал: «Прямо здесь, в машине. Хочешь?»

«Черт возьми, да!»

Дули сказал: «Я же говорил тебе, Джек: мы свои!»

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


22. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 2 И 3 ЧАСОМ НОЧИ.


Четверть мили вверх по течению от моста через Миссисипи,
Новый Орлеан

Ни ветер, ни дождь поднимавшейся бури не смогли скрыть нитку огней, тянувшуюся вдоль моста через Миссисипи, когда баржа самоубийц, с трудом рассекая волны, приближалась к нему. Река была неспокойна и порывиста, затрудняя ее продвижение.

Береговая патрульная служба открыла огонь из пулемета трассерными пулями в нос баржи, но безрезультатно.

Ахмед и Рашид были в рубке и находились в состоянии, близком к религиозному экстазу, когда в пределах видимости уже замаячил мост, его огни туманно мерцали ниткой жемчуга, просвечивая сквозь пелену.

Рай находился от них уже буквально в нескольких шагах.

Выше по течению появились рассекавшие волны три судна: два патрульных катера гавани и крейсер береговой охраны. Катера были вооружены пулеметами; на палубе крейсера имелись орудие и пулеметы.

Три судна находились между баржей и мостом, мчась на всех скоростях, чтобы перехватить судно-камикадзе. Они знали, с чем имеют дело, получив полную информацию от Кэла Рэндольфа из КТО про загруженную взрывчаткой баржу. Они продвигались вперед в форме своеобразного полумесяца, широкого, но неглубокого, два катера находились на его концах, а крейсер в центре.

Баржа продолжала двигаться, игнорируя приказы по рации с требованием немедленно изменить курс. Она в равной же степени не обращала внимания на те же команды, доносившиеся из громкоговорителей. Она уже приблизилась к той точке невозврата, когда перехватчики вынуждены были начать действовать.

Баржа неуклюже вздымалась над темными и мутными водами, пыхтя и оставляя за собой грязно-белый V-образный след.

Крейсер береговой охраны поднял планку, послав артиллерийский снаряд со своего установленного в передней части палубного орудия. Первый снаряд был чем-то вроде предупредительного выстрела; последующие снаряды отправились уже без всяких шуток. Третий снаряд попал в баржу.

Вспышка, словно молния; орудийный гул, взрыв, похожий на удар грома; и баржа взорвалась, разлетевшись на части с такой силой, что куски ее рухнули на берега реки с обеих сторон.

В черных водах, там, где была баржа, возник кратер, устье воронки подводного водоворота. За довольно короткое время водоворот сжался, сомкнув кольцо вокруг себя, сокращаясь в размерах и превращаясь из кратера в ямочку, а затем и вовсе в ничто.

* * *

Подразделение Министерства внутренних дел,
Эр-Рияд, Саудовская Аравия
10:27 утра по местному времени

Вестибюль здания на первом этаже, где собрался совет двенадцати, был в форме литеры Т, вертикальная черточка этой буквы шла от тонированных стеклянных стен входных дверей к двойным дверям зала совета; а горизонтальную образовывал длинный коридор, тянувшийся вдоль передней стены зала. Ее ветви, отходившие с обеих сторон, вели в другие крылья здания.

Заседание тайного совещания было назначено на десять тридцать; в это время двойные двери будут открыты, позволив его участникам войти в конференц-зал.

В данный момент члены совета собрались в переднем холле, а также их помощники, сотрудники и иные люди из их пестрого окружения.

Когда собрание будет объявлено созванным, вход в конференц-зал будет зарезервирован строго для членов Совета; сопровождающие их лица во время закрытого заседания должны будут ждать снаружи.

Среди тех, кто теперь слонялся в холле, были члены Совета Имам Омар, принц Тарик и принц Хассани. Омар и Тарик и их разномастные прихлебатели держались поближе друг к другу; Хассани стоял сам по себе, в противоположном конце фойе.

Лицо Имама Омара все светилось, как обычно, пожалуй, даже больше обычного, когда он здоровался с чередой сановников, улыбаясь и помахивая рукой, его ангелоподобное лицо прекрасно сочеталось с его длинной и жесткой, словно проволока, пепельно-седой бороде.

На принце Тарике сегодня была одежда западного стиля, индивидуального покроя рубашка от Савил Роу и дорогая ручной выделки итальянская обувь, под мышкой он сжимал кожаный портфель с золотой застежкой. Он улыбался часто, но как-то скованно и сдержанно, и казался озабоченным.

Принц Хассани был одет в традиционное белое одеяние и головной убор племен пустыни; одежда его была безупречно чистой и аккуратной. Его взгляд был отстраненным, словно устремленным на что-то потустороннее; его улыбка была блаженной, сиявшей безграничным милосердием.

В толпе собравшихся прошло какое-то оживление, когда показался министр Федалла, шедший вдоль правого ответвления горизонтальной черточки литеры Т и приближавшийся к конференц-залу. Теперь, когда он, наконец, появился, конференция должна была обязательно начаться.

На Федалле была форма цвета хаки и командирская фуражка Спецотдела Министерства; его погоны были усыпаны золотыми звездами, а фуражка была обшита золотой тесьмой. Он шагал по-военному, как на параде, двигая руками и ногами с точностью часового механизма и синхронизированно. Глаза у него были настороженными, его лицо было абсолютно непроницаемым.

Он шел в окружении двух телохранителей, маршировавших в ногу вместе с ним. Незначительное нарушение протокола, так как обычно они маршировали на шаг позади и чуть сбоку от него, показатель почтения, означавший, что он был лидером, а они его подчиненными.

Кроме того, внимательный наблюдатель мог бы заметить, что кнопки на кобурах их пистолетов были отстегнуты, что позволяло им быстрее дотянуться до оружия.

Прибытие Федаллы произвело в толпе второе шевеление, самого неожиданного свойства, когда один из собравшихся в фойе внезапно бросился вперед, бесцеремонно расталкивая в стороны своих соратников в наглой попытке вырваться вперед.

Еще более поразительным было то, что нарушителем порядка был принц Хассани, обычно скромный до предела, почти незаметный.

Сунув руку в складки огромных рукавов мантии, он вытащил крупнокалиберный полуавтоматический пистолет. С криком «Аллах Акбар!» он навел пистолет и бросился к министру Федалле.

С такой же удивительной внезапностью двери конференц-зала резко распахнулись, из них показался отряд силовиков из Спецотдела Федаллы, элитных стрелков, специально отобранных за их убийственно точное мастерство в стрельбе из пистолета. Их оружие было извлечено и готово к применению; когда двери распахнулись, они открыли огонь из своих пистолетов.

Принц Хассани оказался прямо в квадрате обстрела, тело его во мгновение ока оказалось простреленным десятки раз. Он завертелся на месте в танце дервиша, разрываемый пулями в клочья.

Мирных граждан, столпившихся в холле, охватила паника и полнейший хаос. Они бросились в стороны, пытаясь найти укрытие, бросаясь на пол, некоторые с криками, некоторые с воплями ужаса.

Когда началась стрельба, принц Тарик присел на корточки на полу, выронив портфель и прикрыв голову руками. Это был поток яростного сосредоточенного огня, заполнившего вестибюль грохотом, пороховым дымом и пулями.

А затем все закончилось.

Тарик втянул носом воздух и с удивлением обнаружил, что способен это сделать; он был уверен, что пули найдут и его и вырвут его из этого мира в мир иной — переход в иное состояние, который, в отличие от Хассани, он не имел ни малейшего желания испытать.

Хассани встретил свою судьбу. Он лежал, растянувшись на мраморном полу в искаженной и неестественной позе насильственной смерти, расстрелянный на куски, в крови от многочисленных пулевых отверстий, забрызгавшей красным цветом и залившей с ног до головы его когда-то белоснежное одеяние.

Он был не единственным, кто также пострадал. Каким-то образом во время стрельбы упал на пол и Имам Омар, от нескольких шальных пуль — около десятка. Любая из которых была смертельной. Улыбчивый Мулла больше никогда теперь не улыбнется.

«Ужасный несчастный случай», сказал министр Федалла, позволив себе редкую улыбку, еще более леденящую душу ввиду подлинного удовольствия, которое она отражала.

Он тоже получил своевременное предупреждение от КТО, срочное сообщение, предупреждавшее его о неминуемом покушении. Нельзя было, однако, сказать, что благодарность за то, что ему чудом удалось избежать гибели, изменило его мнение о неверных хоть на йоту.

Они были собаками, эти американцы, так он по-прежнему верил; но, по крайней мере, один раз, а именно в этот, их лай оказался полезным.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


23. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 3 И 4 ЧАСОМ НОЧИ.


Нефтеналивной терминал, Новый Орлеан

В спешке покинув базу на пирсе Пеликан, Воллард направил свою колонну, состоявшую из трех автомобилей и двенадцати человек своего отряда наемников, к удаленному подземному переходу под железнодорожным мостом, где мало кто проезжал, в паре миль от Нефтеналивного терминала (ННТ).

Он хотел, чтобы буря достигла максимальной своей силы, прежде чем он нанесет свой удар, что обеспечит максимальный хаос и неразбериху, которые помогут ему успешно завершить операцию. Однако не настолько, чтобы это помешало его бегству; его и его воякам.

Ураган Эверетт существенно не отразился на реализации его плана; он с самого начала планировал подойти по суше. Главной его целью являлась обширная зона, где находились резервуары для хранения нефти и опутывавшая их сеть нефтенасосных установок и трубопроводов. Район нанесения удара находился на подступах к Мысу, на твердом материковом участке.

В любом случае буря на взрывчатке не скажется. Бомбы будут подорваны автоматическими таймерами, а не дистанционными, радиоуправляемыми детонаторами.

Теперь, спустя два часа после отъезда с пирса Пеликан, Воллард отдал приказ атаковать. Время пришло; нанесение удара началось. Его солдаты были на марше, приближаясь к своей цели.

Его отряд из двенадцати человек разместился в трех джипах. У этих автомобилей с высокими бортами было высокое расположение центра тяжести, что делало их особо восприимчивыми к мощным порывам ветра. Но эти внедорожники были вместительными, места там было достаточно для четырех или более полностью экипированных солдат, вместе с оружием, снаряжением и взрывчаткой в полевой упаковке.

Ветер еще не достиг ураганной силы; если повезет, бомбы будут заложены, и операция будет завершена заблаговременно, до того, как буря достигнет своего пика.

Воллард сидел на переднем пассажирском сиденье головного автомобиля. Дождевые потоки безостановочно лились по лобовому стеклу, боковым и задним стеклам; это было похоже на проезд машины через автомойку протяженностью в несколько миль. Потоки воды текли по всем канавам, в низких местах дороги собираясь в лужи. Однако настоящего потопа пока не было. Помогала высокая подвеска, минимизировавшая опасность утопления и остановки двигателей.

Колонна из трех автомашин шла по берегу реки, уже подходя к Мысу. Впечатляющее зрелище представлял собой этот Технополис, который даже потоп не сумел полностью подчинить себе.

Надвигаясь на черном фоне реки, он казался лунной колонией из какой-то научной фантастики.

Выстроившиеся рядами резервуары для хранения нефти, гигантские серебристые цилиндры и глобусы были словно выложены в сетке проспектов и пересекающих их переулков. Нефтебаза была опутана паутиной многоуровневых платформ, мостков-переходов, клапанов и их блоков, концентраторов, щитов питания, переходников, распределительных коробок и труб. Вдоль этих проспектов стояли рядами фонари; сами цистерны были залиты светом прожекторов.

Ливень частично скрывал этот вид, словно маскируя его, затемняя огни и превращая их в туманные, нечеткие светящиеся пятна. Покрытые черным асфальтом дождливые улицы мерцали волнистыми черточками и полосками отраженного света.

К Мысу подходила широкая магистраль, своего рода четырехполосный проспект, выходивший к главным воротам. Въезд охранялся несколькими блокпостами батальона вневедомственной охраны.

Воллард мог бы взять их силой, но зачем? С меньшим риском можно было их просто обойти, чем уничтожать. Зачем врываться через главную дверь, когда так легко было войти с боковой?

* * *

Атаке предшествует разведка. Воллардом было проведено обследование территории, фотографирование ее с разных ракурсов и направлений, засечено обычное время патрулей и смены караула, разыграны различные варианты решения боевой задачи на его базе на пирсе Пеликан – всё для того, чтобы наметить оптимальное направление атаки.

Мыс был расположен на северной стороне, на левом берегу реки. Шоссе Ривер-роуд пролегало с востока на запад вдоль береговой линии. Гигантский комплекс располагался на южной стороне дороги. Территория была ограждена забором из колючей проволоки высотой в десять футов, отгораживавшей ее от материка.

К западу от забора находился участок земли размером с футбольное поле, служивший для Мыса свалкой. Место последнего упокоения устаревшего оборудования и всякого старого хлама, который дешевле было оставить тут ржаветь и гнить, вместо того чтобы утилизировать его или вывезти как мусор.

Поле это было завалено секциями труб восьми футов в диаметре; старыми деревянными катушками электрического кабеля; курганами V-образных металлических скоб и кронштейнов, Х-образными опорными металлоконструкциями; грудами щебня от разбитого и снятого асфальта и бетона; и другим подобным хламом.

Свалка была огорожена, ворота закрыты, не столько для того, чтобы воспрепятствовать ворам, которых мог заинтересовать этот хлам, сколько чтобы не пустить туда детей, которые могли посчитать это отличной площадкой, где они могли бы по глупости переломать себе кости и шеи, а их родители потом подать в суд на компанию на большие суммы.

Она никем не охранялась, даже одичавшими собаками; она была не освещена. Для плана Волларда это было просто прекрасно.

* * *

Теперь колонна из трех автомашин свернула с Ривер-роуд, повернув направо на гравийную дорогу, которая вела к воротам свалки. Машины выключили фары, оставив включенными лишь габаритные огни.

Один из людей Волларда вышел и болторезом вскрыл висячий замок цепи, закрывавшей ворота. Он широко раскрыл их, и внедорожники въехали внутрь.

Вглубь свалки вела грунтовая дорога, со всех ее сторон возвышались горы мусора. Смутные отблески огней комплекса ННТ подсвечивали низко висящие облака, проносившиеся в северном направлении от реки.

Джипы остановились в глубине свалки. К востоку за забором и внутри комплекса Мыса находилась обширная площадка, заполненная большими прицепами и вагончиками. Они были пусты; кабины этих грузовых автомобилей находились в другом месте, в охраняемом автопарке.

Непосредственно к югу от контейнерной стоянки находилась нефтебаза, обширное пространство цистерн с нефтью, которое и являлось целью сегодняшней ночи.

Воллард и его люди были экипированы по погоде в водонепроницаемые плащи.

Непромокаемые плащи-дождевики были надеты поверх их полевого снаряжения, похожего на рюкзаки, но более тяжелого, крепившегося на легких трубчатых алюминиевых рамах, позволявших переносить значительный по весу груз. Эти крепления были заполнены блоками пластичной взрывчатки, детонаторами и термитными бомбами.

Жутковатая, но впечатляющая деталь, автоматы наемников были защищены от непогоды латексными презервативами, прикрывающими стволы, чтобы внутрь не затекала вода. Сверх того на солдатах были зеленые цвета хаки ранцы с лямками, в которых лежали запасные обоймы с патронами и гранаты.

Непрекращающийся дождь делал очки ночного видения бесполезными; невозможно было видеть сквозь линзы, по которым непрерывно и безостановочно текла дождевая вода. Кроме того, сильный ветер чуть ли не срывал их с лица. Поэтому от них пришлось отказаться. 
У большинства из них в ножнах на поясе были десантные ножи, на случай, если потребуется по старинке перерезать кому-нибудь горло.

Двое наемников подошли к проволочной ограде с болторезами, проделав в ней большую дыру, позволявшую пройти в нее сразу нескольким из них одновременно.

Воллард не стал терять времени на пафосные речи, сказав лишь: «Пришло время отработать нашу зарплату».

И сквозь дыру в ограде они прошли гуськом, двенадцать наемников плюс их лидер. Воллард шел первым; он вел других за собой. Всегда.

Теперь они находились внутри сети геометрического лабиринта прицепов, вагончиков и контейнеров, а это были целые акры. По крышам пустых контейнеров барабанил дождь, порождая поднимавшийся со всех сторон страшный грохот. Вода сплошным потоком лилась вниз со всех сторон больших контейнеров; по гравийной площадке струились целые ручьи.

Отряд направился на восток по проезду, пролегавшему с востока на запад. Они прошли не так уж и много, когда Воллард заметил справа от себя на пересекавшей главный проход улочке желтый бульдозер. В последний раз, когда его разведчики были здесь на разведывательном задании накануне, его тут не было.

И что из этого? В этой промзоне постоянно что-то передвигалось.

Типично по-американски оставить ценное строительное оборудование в разгар урагана; по-детски, вызывающе расточительно. Пожав плечами, он перестал об этом думать.

Контейнеры стояли по сетке, как в шахматах. Коридорами с севера на юг, а с юга открывался вид на нефтебазу. На стоявшие рядами цилиндрические резервуары для хранения нефти, похожие на круглые серебряные колышки, вбитые в землю.

Цистерны будут заминированы по схеме шестиугольного кластера, в каждом из которых расположенная в центре заминированная цистерна приведет к воспламенению соседних емкостей, взорвав их; они, в свою очередь, подорвут своих соседей, и так далее, пока вся зона не взлетит на воздух вереницей торпедных фейерверков.

В некотором смысле сами эти бомбы являлись своего рода детонатором, спусковым механизмом, который приведен в действие невероятно большой потенциал энергии каждой цистерны, заполненной нефтью.

Буря лишь усилит ее ярость. Нефть и вода не смешиваются. Дожди, омывающие водой, не смогут ничего сделать, чтобы потушить пожар, они лишь помогут его распространить. Сильные ветры скорее не задуют и не подавят его, а наоборот, усилят и сделают его еще яростнее, подобно тому, как поток кислорода заправляет и насыщает ацетиленовую горелку.

Когда цистерны взорвутся, разрушения будут ужасающими. Зрелищными.

* * *

Звук заводящегося поблизости от них двигателя был похож на взрыв громкостью и неожиданностью своего шокирующего потенциала. Он заставил вздрогнуть Волларда, да и всю его команду тоже.

В такое время здесь никто не должен был работать. Воллард уже снимал с плеча свой автомат из-под своей плащ-накидки. Его люди вокруг пригнулись, изготовившись к бою. Сняв и взяв наизготовку оружие, они стали осматриваться по всем сторонам одновременно.

Шум двигателя усиливался, переходя в рев, способный пересилить вой ветра. Он шел откуда-то из-за спины, неуклюже громыхая. Он выехал из-за угла контейнера и стал теперь виден.

Бульдозер.

Могучая машина дернулась вперед, ее гусеницы проворачивались, размалывая почву, из-под них вылетали толстые комки грязи. Переключались и скрежетали передачи, моторы вращались на все более высоких оборотах, бульдозер вошел в восточно-западный коридор позади цепи наемников.

Коридор был образован рядами прицепов и контейнеров, поставленных тут впритык словно загон: загон для скота. Похожий на то, когда скот гонят по дороге на скотобойню.

Бульдозер двинулся вперед, приближаясь к ним и набирая скорость. Неумолимый джаггернаут.*
- - - - - - - - - - -
* В индуизме слепая непреклонная сила, движущаяся напролом. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -

Некоторые наемники бежали с поля боя в восточном направлении вдоль коридора, у остальных хватило присутствия духа открыть огонь по приближающейся машине.

Включились какие-то дополнительные двигатели, они взвыли и заскрежетали, поднимая передний отвал бульдозера и обеспечивая тем самым прикрытие для водителя и его пассажира в открытой кабине.

Пули превращались в свинцовые кляксы и мазки, ударяясь в массивное, вогнутое лезвие отвала, высекая искры, они рикошетили, не в состоянии пробиться сквозь его сверхпрочный металл.

Коридор между выстроившимися рядами контейнеров был такой ширины, что едва позволял бульдозеру проехать по нему с зазором по бокам в фут или два. Но чтобы пройти человеку, этого было недостаточно.

Наемники стреляли по бульдозеру; но теперь и бульдозер открыл огонь по наемникам.

* * *

Еще будучи подростком, и позже, во время летних каникул, учась в колледже, Джек Бауэр работал на стройке. Это сослужило ему хорошую службу тогда и продолжало служить и теперь, на его нынешней работе. Быть строителем – хорошее прикрытие и дома, и за границей, везде, где реализовывались крупные проекты.

Джек был неплохим оператором тяжелой строительной техники. Сейчас он более чем сносно выполнял работу водителя бульдозера, двигавшегося по коридору на наемников.

Его ладони и запястья до сих пор адски болели. Их ему перевязали врачи КТО, накачав его обезболивающими, чтобы сохранить ему острую реакцию и ясный ум. Он заглотнул ряд таблеток с антидепрессантами и амфетаминами, чтобы сохранить гиперактивность для финишного рывка.

На руках для их защиты у него были длинные перчатки, он сгибался чуть ли не пополам, переключая рычаг переключения передач на полу.

Кабина была окружена четырьмя вертикальными стойками, поддерживавшими квадратную металлическую крышу над водительским сиденьем. Она была открыта на все четыре стороны, но поднятое лезвие отвала являлось своего рода пуленепробиваемым щитом.

Джек ехал не один. С ним был Хэтэуэй, хорошо управлявшийся с пулеметом .50-го калибра, которым удалось оснастить кабину, прикрепив его проволокой над капотом.

У обоих из них над локтем левой руки были повязаны полоски белой ткани. С их помощью можно было мгновенно отличить людей КТО от врага. Будет выпущено немало пуль, и КТО не хотел потерять ни одного своего человека от дружественного огня.

Хэтэуэй дал волю своему пулемету, очертив линию огня, разорвавшего землю в нескольких метрах от наемников позади их цепочки.

Это подействовало. Воллардовские солдаты бросились бежать к выходу в противоположном конце коридора.

Бульдозер продолжал свое движение, звенья его гусениц рвали землю, дуло его пулемета полыхало огненными копьями и клинками. Коридор стал загоном, из которого не было выходов сбоку.

Воллард понял, что пулеметный огонь не имел целью поразить его людей, он скорее наступал им на пятки, заставляя их бежать. Гнал их как стадо!

Один из наемников в конце цепочки споткнулся и упал плашмя лицом в грязь. Он встал на руки и колени и стал подниматься, и тут на него налетел бульдозер.

Бульдозер переехал его, перемалывая его своими гусеницами. После чего он превратился лишь в небольшой ухаб на пути этой машины.

И теперь наемники бросились в паническое бегство и побежали в том направлении, которое казалось им спасением в дальнем конце прохода. Но не успели они преодолеть и половины этого пути, как туда выкатился огромный трактор-грузовик с трейлером, выехав на противоположный конец под прямым углом, заблокировав его и перекрыв выход.

Превратив коридор в ящик.

В ящик смерти. Ловушка захлопнулась, и начался эндшпиль.

На крышах контейнеров и прицепов с обеих сторон загона ничком лежали стрелки КТО. Снайперы.

На них были шапки и накидки против дождя, их оружие было завернуто в водонепроницаемые чехлы, вплоть до этого момента, когда оно вступило в игру. Проявив потрясающее терпение, свойственное только охотникам, они пролежали в засаде битый час под дождем, с того момента, как наблюдатели только объявили им о том, что люди Волларда прибыли.

И теперь они открыли огонь, расстреливая наемников. Грохот канонады, разразившейся мгновенно расстрельными залпами, был настолько одновременным, что он прозвучал как один раскат грома.

Это был не бой, а расстрел. Каждый снайпер целился в конкретного человека и валил его наповал. Приканчивая его выстрелом в голову. Так меньше и проблем, и бардака. Никому не хотелось случайно задеть гранату или зажигательную бомбу.

На таком близком расстояния промахнуться было невозможно.

Никаких пленных. Никакой пощады.

* * *

Вместо того чтобы бежать, Воллард бросился на бульдозер. Схватив гранату, он выдернул чеку, досчитав до трех.

Хэтэуэй увидел его и развернул дуло пулемета в его направлении.

Воллард бросил гранату в бульдозер, подбросив ее над поднятым лезвием переднего отвала. Джек бросился вон из кабины куда-то вбок, упав глубоко в грязь. С брызгами шлепнувшись лицом вниз в мягкую грязь буквально в нескольких сантиметрах от наружной части гусеницы.

Бульдозер продолжал катиться вперед.

Граната упала на пол кабины. Хэтэуэй приготовился к прыжку — граната взорвалась. Взрыв повредил что-то в бульдозере, заставив двигатель заглохнуть.

Чуть дальше, в загоне, продолжался расстрел, наемники выкашивались, словно трава. Как град, бьющий по пшеничному полю.

На мгновение мелькнуло чье-то быстрое, словно кошачье движение: это Воллард поднялся из грязи, сбрасывая со спины у себя груз.

Обретя опору под ногами, он бросился на заглохший бульдозер, воспользовавшись теперь уже неподвижными гусеницами как трамплином, и поднялся к лезвию отвала. Он схватился обеими руками за верхнюю кромку отвала, подтянулся и залез на него.

Не обращая внимания на дымящееся и разорванное в клочья тело Хэтэуэя, свернувшееся на полу кабины, Воллард перелез через водительское сиденье и вылез через заднюю часть открытой кабины, спрыгнув на землю позади машины.

Джек, на мгновение оглушенный взрывом, но целый и невредимый, поднял глаза и вовремя заметил, что Воллард вскарабкался наверх, а затем бросился бежать.

Поднявшись, он бочком обошел заглохший бульдозер через остававшееся между ним и контейнером узкое пространство и бросился за Воллардом.

У Волларда имелась серьезная фора. Он направился обратным путем, туда, откуда они и пришли, к дыре в заборе свалки. Он остановился, увидев свет фар машин внутри ограды.

Там уже находился КТО, отрезав ему путь к бегству.

Он посмотрел налево, затем направо. Справа лежал длинный открытый участок между ним и Ривер-роуд, плюс забор, ограждавший зону по периметру.

Слева, ближе к нему, ярдах в тридцати, находилась металлическая башня высотой около ста футов. Формой она несколько напоминала кислородный баллон, длинная и стройная, с большим количеством каких-то приспособлений, похожих на выступы и ручки, сверху. Окутанная от основания паутиной лестниц, сплетавшихся в ступеньки и платформы.

Башня представляла собой охранный форпост нефтебазы. Если он сумеет добраться до нее, у него появлялся прекрасный шанс уйти от преследования и, возможно, уцелеть, выбравшись из этого лабиринта. Он просчитал это с молниеносной скоростью. 

Воллард сместился влево и побежал по направлению к башне. По пути он вилял, не двигаясь по прямой, а петляя, подпрыгивая и уворачиваясь.

Джек увидел его и бросился за ним.

Со стороны свалки, из дыры в ограде показалось несколько агентов КТО, вооруженных автоматами, на участке Нефтеналивного терминала. Один из них увидел какие-то две фигуры, бегущие на юг по открытому пространству в сторону нефтебазы.

Он приставил свой автомат к плечу, наведя прицел на Джека — но затем увидел полоску белой ткани на левой руке своей мишени, опознавательный знак КТО.

Он повернул автомат в сторону другого беглеца, того, кто бежал впереди. Но тот был уже слишком далеко, и стрелявшему невозможно было разобрать, была ли на нем белая полоска.

Дождь шел так сильно, что сводил видимость к минимуму; автоматчик еле-еле вовремя различил опознавательную полоску на Джеке.

Не зная, был ли человек, бежавший впереди, тоже из КТО, автоматчик решил не рисковать и не выстрелил.

* * *

Благодаря тому, что Джек ранее предупредил КТО по спутниковому телефону из машины Дули и Баттрика, КТО удалось упредить запланированную Воллардом атаку на всех трех театрах военных действий: баржу самоубийц на реке, попытку убийства министра Федаллы в Эр-Рияде и нападение наемников на нефтебазу.

На территории ННТ КТО располагал двумя бригадами спецназа, а также несколькими мобильными передвижными вспомогательными группами поддержки. На некоторых специально отобранных точках обзора и обстрела были размещены наблюдатели, покрывавшие своим огнем территорию на 180 градусов. Несмотря даже на ухудшение видимости до минимума из-за ветра и дождя они увидели колонну из трех машин, следовавшую в восточном направлении по Ривер-роуд.

Захватчики избрали вариант скрытого вторжения, проникнув через свалку на стоянку грузовых прицепов.

Джеку, увидевшему стоявший где-то здесь бульдозер, пришла в голову мысль загнать банду Волларда прямо туда, куда это было нужно КТО. Они с Хэтэуэем забрались в открытую кабину бульдозера, установив слева от водительского сиденья пулемет.

Отряд снайперов КТО, все лучшие стрелки, забрались на крыши контейнеров и прицепов, образовывавших коридор от края свалки до нефтебазы. В отдельные моменты им приходилось весьма несладко и опасно, когда порывы налетавшего ветра угрожали сорвать их с крыш.

Бойцы Волларда прорезали дыру в заборе и цепочкой прошли по открытой местности, подойдя к ближайшему концу коридора, образованного двумя рядами стоявших тут контейнерных прицепов. Логичный выбор, фактически предоставлявший лучшее укрытие и лучше всего скрывавший от сторожей и наблюдателей и обеспечивавший возможность вплотную подойти к нефтебазе.

Как только последний наемник проследовал за всеми остальными в этот коридор, Джек завел двигатель. Обеими руками управляя переключателями передач на полу, открыв дроссельную заслонку, он сманеврировал и направил бульдозер за людьми Волларда, надвигаясь на них.

Хэтэуэй намеренно целился из пулемета в землю, пули его лишь немного не долетали до непрошеных гостей: он не желал рисковать попасть в какую-нибудь одну из бомб, которые они на себе несли, вызвав тем самым неконтролируемый взрыв с непредсказуемыми последствиями, который мог представлять опасность для защищавшихся, равно как и для нападающих.

Бульдозер и пулеметный огонь погнали наемников вглубь коридора.

Идея заключалась в том, чтобы поместить их в квадрат обстрела перекрестного огня снайперов КТО, смертоносных стрелков, которые способны попадать в десятку, нейтрализовав противника точными выстрелами в голову и тело, не задев боеприпасы, которые они несли у себя за спиной в виде упакованного груза. Коридор становился мертвой зоной заранее намеченного прицельного обстрела.

Снайперы КТО стреляли со смертоносной точностью, уничтожая живую силу противника. Однако по-прежнему существовал риск, что шальной пулей будут задеты какие-нибудь упакованные боеприпасы, и произойдет взрыв. Попадание пули не повлияет на блоки пластичной взрывчатки; большую угрозу представляли детонаторы и особенно зажигательные бомбы.

Джек планировал отрубить змее голову, но он не предусмотрел кошачью ловкость Волларда. Наемник залез на бульдозер и перелез его, выбравшись из загона и бросившись бежать.

Джек быстро оправился и бросился за ним. Началась погоня.

* * *

Воллард побежал к башне, стоявшей в отдалении и служившей охранным бастионом нефтебазы; Джек последовал за ним. Здесь, на открытом участке, в отсутствие каких-либо укрытий в виде контейнеров и прицепов, за пределами прочного бульдозера, в полной мере ощущалась сила ветра и дождя.

Ветер дул с юга, пересекая реку, и несся затем на север, хлеща перед собой проливным дождем. Лишь частично его сила ослаблялась нефтебазой, стоявшей у него на пути перед бежавшими. Ветер устремлялся в проходы между цистернами, создавая эффект Вентури, который его лишь усиливал.

Как только Джек оказался на открытом участке, ветер ему ударил в лицо, он был похож на невидимое силовое поле, сопротивлявшееся ему. Он склонился вперед, почти согнувшись, и лицом в землю стал пробиваться вперед сквозь его порывы.

На нем по-прежнему были перчатки, защищавшие его нывшие от боли руки. Наступило время их снять, если приближалась стрельба.

Воллард добрался до первой преграды – скопления горизонтальных труб высотой по пояс, которое шло через все это поле под прямым углом. Трубы крепились на подставке, подножие которой возвышалось над землей примерно на несколько сантиметров; пространство под ними было слишком маленьким, чтобы можно было под ним поднырнуть, и ему пришлось их перелезать.

Он перелез животом через верхнюю трубу, плюхнувшись на землю с другой стороны. Поднявшись, он впервые с начала своего бегства осмелился оглянуться назад. Он увидел чью-то фигуру на расстоянии около дюжины ярдов от себя, приближавшуюся к нему.

Он не смог опознать появившегося, но полоска белой ткани, повязанная у того на руке, абсолютно точно указывала на то, что это не был один из его людей. За преследователем, шагах в двадцати отсюда, к нефтебазе двигалось еще несколько человек.

Воллард выхватил пистолет, держа его обеими руками и положив на трубу для устойчивости. Он пару раз выстрелил в первого из преследователей.

Принесенный ветром дождь ухудшал видимость; даже на таком коротком расстоянии его цель была словно в тумане. Человек этот упал лицом вперед, прильнув ничком к земле. Воллард возликовал; он в него попал!

Но за этим последовал другой выстрел, на сей раз из положения лежа, пуля пролетела у головы Волларда.

Джек уже снял перчатки и вытащил свой пистолет. Самое время начинать стрельбу. Он открыл ответный огонь, стараясь стрелять очень осторожно, целясь вверх под большим углом, чтобы попасть между цистернами, не задев их. У него не было абсолютно никакого желания случайно пустить пулю в трубопровод или в цистерну, вызвав тем самым взрыв, который он всеми силами пытался предотвратить.

Выстрел достиг своей цели, заставив Волларда начать двигаться. Наемник повернулся и побежал; Джек вскочил на ноги и последовал за ним.

Вместо того, чтобы продолжать двигаться прямо, Джек побежал под углом, налево, чтобы не приближаться к нему с того направления, где Воллард в последний раз его видел, используя элемент внезапности, чтобы не нарваться на пулю. Он перепрыгнул через трубопровод, оказавшись с другой стороны.

Он увидел, как Воллард поднимается по металлической лестнице, которая вела к первому уровню платформ и мостков. Быстро оценив ситуацию, Джек побежал дальшн, по касательной налево, приближаясь ко второй металлической лестнице, располагавшейся в пятидесяти футах слева от той, по которой начал подниматься Воллард.

Джек запыхался. Он находился в неплохом состоянии, однако за последние несколько часов он был избит и лишился сознания. Для того чтобы просто сделать бросок от бульдозера по открытой местности в условиях ураганного ветра и дождя к нефтебазе, требовались невероятные физические усилия.

Сделав несколько глубоких вдохов, он ухватился за металлические поручни лестницы и начал подниматься по ней наверх. Дождевая вода каскадом обрушивалась на лестницу, пытаясь сбить его с ног, словно ставя подножки.

Он добрался до вершины лестницы, где находилась платформа, средоточие скрещивавшихся мостков, расходившихся в нескольких направлениях. Справа он увидел Волларда, который теперь вновь был ему виден; лидер наемников оказался в тупике, он угодил в ловушку.

Джек быстро, но внимательно оглядел конструкцию платформы, ее лестницы и мостки: все указывало на то, что эта башня-платформа была лишь тупиком, на ней всё заканчивалось, она была изолирована от остальной части конструкций. Он угадал верно. Воллард оказался отрезанным. Джек преградил ему единственный путь к сплетению металлической паутины, крепившейся и связывавшей различные башни и цистерны, насосные станции и трубопроводные узлы.

Воллард надеялся затеряться и улизнуть от своих преследователей в этом запутанном многоуровневом клубке. Чтобы теперь это сделать, ему придется одолеть Джека. Пусть рискнет!

Джек отказался дать Волларду возможность проявить инициативу и сделать следующий шаг. Он сделал его сам, первым, двинувшись по мосткам в сторону башни, где притаился Воллард. Его бил ветер, врезавшийся в него сильными ударами по всему телу.

Прозвучали выстрелы, Воллард открыл огонь по Джеку.

Буря являлась силой беспристрастной, не встававшей ни на чью сторону. Тот же самый ветер, который пытался сорвать Джека с мостков, трепал также и Волларда, сбивая ему прицел, делая невозможным ему точно всадить пулю в Джека.

Он стрелял наобум, вслепую. Ближайшая из пуль, выпущенных им в Джека, отбила кусок стальных поручней мостков; металл заныл и задрожал, воздействие этой пули Джек ощутил вплоть до локтя руки, которой он цеплялся за этот поручень. В то же время, ничего хорошего его нывшей от боли руке это не принесло.

Он продолжал двигаться дальше, приближаясь и пока воздерживаясь от выстрелов, дожидаясь, пока не получит возможности прямого обстрела, возможности сделать финальный смертельный выстрел.

Возможно, Воллард опустошил свою обойму; он перестал стрелять и скрылся за платформой, которая огибала башню, исчезая за изгибающимся поворотом. Платформа эта представляла собой площадку, которая образовывала кольцо в 360 градусов вокруг всей башни; Воллард исчез на той ее стороне, которая была обращена к реке.

Джек вышел на эту платформу, присев и согнувшись почти вдвое, держа руку с пистолетом перед собой, а свободной рукой вцепившись в поручни. Больше никаких цистерн и иных каких-либо препятствий между ним и чудовищной силой ветров, дувших с северных направлений, не было.

Он решился на стремительный быстрый бросок, оттолкнувшись от поручней на внешнем краю платформы, и метнулся вглубь, прижавшись к изогнутой металлической стенке башни. Обнимая ее, чтобы сохранить равновесие и чтобы его не сбросило ветром на платформу.

Он сменил позицию так, чтобы теперь не лицом, а спиной прижиматься к башне. Осторожно ступая, он начал обходить башню по краю по направлению к наветренной стороне.

Когда он обогнул изгиб и оказался на том же направлении, куда двигалась буря, ветер стал его союзником, подталкивая его в спину, прислоненную к башне, и помогая ему удержаться на месте. Он осторожно двинулся дальше, глядя вверх.

С наветренной стороны к башне была привинчена вертикальная лестница с металлическими перекладинами, которая поднималась вверх примерно на шестьдесят или семьдесят футов, а затем выходила на верхний уровень платформы.

В нее вцепился Воллард, находившийся примерно посередине ее, свободной рукой он держался за перекладину, чтобы удержаться на месте, а рукой, в которой был пистолет, целился вниз, в платформу ниже. Он ожидал, что его преследователь появится у внешней кромки платформы, где поручни предоставляли человеку некоторую защиту, чтобы его не снесло ветром. Вместо этого Джек двигался вдоль внутренней кромки, прижавшись спиной к изогнутой стене башни.

Заметив краем глаза мелькнувшее движение, Воллард понял, что наступила финальная фаза противостояния.

И он, и Джек открыли огонь, первый выстрел Джека, возможно, раздался на долю секунды раньше Волларда, но оба они теперь обменивались частыми и быстрыми выстрелами.

Воллард, застигнутый врасплох неожиданной сменой его противником позиции, не попал в цель, пули его пролетели мимо Джека и со стуком ударили в пол платформы за ним.

Джек выстрелил прямо вверх вдоль лестницы, всадив пули в Волларда, висевшего в пятидесяти футах над ним. Выпустив в него всю свою обойму.

Воллард выпустил из рук поручни; он согнулся и полетел вниз.

В воздухе его подхватило порывом завывающего ветра, отнеся в сторону. Ветер продолжал завывать. Воллард же молчал, ни звука не раздалось из груди его, пикирующего вниз.

В силу траектории своего падения ему пришлось удариться о поручни мостков, грохнувшись о них с такой силой, что Джек почувствовал, как сотрясение от этого удара прошло сквозь подошвы его ботинок чуть ли не до колен ему.

Волларда отбросило от поручней под углом в воздух, и он пролетел еще двадцать пять футов, а затем врезался в землю внизу. С глухим стуком, который был явственно слышен Джеку, даже сквозь порывы ветра.

Джек перезарядил пистолет перед тем, как начать спуск вниз. Теперь он спускался обычным образом. С Воллардом было покончено. Стальной поручень, в который он ударился, падая вниз, был погнут и смят.

Джек спустился на твердую почву и, сопротивляясь ветру и дождю, двинулся к Волларду, который лежал почти бесформенной грудой неподалеку, там, где из бетонной платформы возвышался трубопровод в форме буквы Т.

Сев на корточки рядом с телом, Джек перевернул его лицом вверх. Его пули угодили Волларду в ногу, в живот и в левый его бок под мышкой, просверлив ему грудь. Воллард лежал с открытыми глазами, не мигая, дождь заливал ему лицо.

К Джеку подошел агент КТО. Он наклонился близко к Джеку и заговорил ему громко на ухо, стараясь перекричать бурю. Он спросил: «Кто это такой?»

Джек же думал не о Волларде, а о тех, кого они потеряли за это время, о таких людях, как Пит Мало, Хэтэуэй, Топхэм и Боклерк; о настоящих патриотах, которые рискнули всем и пожертвовали всем, что у них было, не ради личной выгоды, и не из-за денег, а ради чего-то почти неуловимого, чего-то нематериального, из всего, что только можно вообразить: они погибли за идеал, за мечту о свободе и за надежду, что народ, возможно, в каком-то наилучшем виде воплотит этот идеал в действительность.

Подумав, что Джек не слышит его, агент спросил: «Кто это?»

Джек спросил: «Кто это? Никто, просто наемник».

«Теперь уже бывший», добавил он.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


24. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 4 И 5 ЧАСОМ НОЧИ.


Ураган Эверетт так и не обрушился на Новый Орлеан и даже не добрался до побережья Мексиканского залива. В самый последний момент он изменил курс, отклонившись в сторону, и в конечном счете вся его сокрушительная сила обрушилась на Кубу.


ЭПИЛОГ

КТО устроил так, что и Гавана, и Каракас узнали как можно больше о некоторых избранных деталях дела Паса/Бельтрана, пробив серьезную брешь в альянсе между этими двумя странами.

Светская хроника запестрела заголовками о предстоящем бракосочетании Сьюзан Кихэн. Жених: Джин Джаспер, специалист в сфере безопасности, который уходил из охранной фирмы EXECPROTEK, став членом правления нескольких корпораций, принадлежавших Кихэнам.

Флойд Дули и Бак Баттрик стали известны всей стране как «героические копы, сорвавшие замыслы террористов». Написанная за них «литературными неграми» «их автобиография» несколько месяцев значилась в списке бестселлеров, и одна из голливудских киностудий решила снять на ее основе большой фильм, который, однако, так и не был снят. Дули попытался баллотироваться на пост шерифа округа Луизиана; его с трудом победили, и тогда он решил не останавливаться и стал фронтменом, лицом бренда и зазывалой одного из недавно открывшихся и самых щедрых казино Нового Орлеана. Его напарник, Бак Баттрик, стал ведущим популярного ток-шоу о рыбалке на кабельном телеканале, ориентированном на путешествия и активный отдых.

Спустя неделю после урагана Эверетт на берег Миссисипи выбросило тело неизвестного. Он был опознан как Арно Пьюче, корсиканский бандит и участник отряда наемников Волларда. Среди содержимого его карманов был обнаружен медальон с образом Святой Варвары. Он незаметным образом перешел в собственность молодого служителя приходского морга, стащившего его, когда никто не видел, и отнесшего его себе домой. Он посчитал, что это, наверное, какой-то талисман.

* * *

Пустыня Руб-эль-Хали («Пустынная четверть») в Саудовской Аравии, столь унылая и голая, столь неприступна и непримиримо враждебна всякой человеческой жизни, что даже самые выносливые, живущие в пустынях племена бедуинов старались избегать ее во время своих странствий.

Вскоре после неудавшегося покушения на министра Федаллу где-то во глубине этой «Четверти» появился кондиционированный Кадиллак, он забрался так далеко, что стрелка его бензобака показала, что он пуст. Он остановился и встал, полностью обездвиженный, посреди испепеляемой солнцем бескрайней равнины, в нескольких сотнях километров от ближайшего человеческого жилья.

Его пассажирами являлись два сотрудника Спецотдела Федаллы, а также принц Тарик.

Эти двое сопровождающих обращались с Тариком с той обезличенной вежливостью палачей, каковыми они и на самом деле являлись.

В этот момент чистоту свода раскаленного неба нарушила небольшая точка, какое-то неясное движение, которое в скором времени превратилось в вертолет, приближавшийся к тому месту, где стоял Кадиллак.

Он приземлился на очень короткое время, лишь для того, чтобы забрать этих двоих из Спецотдела, а затем подняться и улететь, оставив Тарика одного посреди этого пустынного ада без единой капли воды.

Федалла нейтрализовал угрозу со стороны принца, а затем и самого принца, в то же время по-прежнему строго повинуясь запрету, гласившему, что королевская кровь не должна быть пролита.

Не прошло и двадцати четырех часов, как Тарик по-настоящему испытал, что такое «полный рот песка», судьбу, которую Федалла некоторое время назад предрек тем, кто не подчинится воле Его Величества, Высшего Повелителя дома Саудов.

В самом конце, когда в его черепе стали закипать мозги, Тарик в полной мере осознал суть старой поговорки:

Если уж бьешь по королю –– бей со всей силы!


––––КОНЕЦ––––



___________________________________

Перевод:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ

Посетите мой сайт «Северный Корреспондент»!
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/