ИРБИС*.
– Нет, не переживай. Это родня – помогут, если даже придётся прорываться с боем через границу!
Роза рассмеялась, поправила непослушные локоны смоляных волос, невольно задержавшись на седой прядке – экзамен в десятом классе стал настоящим испытанием.
Отличница, но что поделаешь – Азия, без мзды никуда, вот и потрепали нервы, требуя за золотую медаль деньги. Отец, ветеран войны, полный кавалер ордена Славы, встал в позу. Срезали до серебряной медали. Плюс седина а ля Индира Ганди. Потом грустно смеялась, вспоминая скандал и «подарок» от школы: «Тавро».
Теперь сидела с молочной сестрой во дворе родичей по линии отца.
– Ты, Мариш, нашу семейку знаешь – раз плюнуть, дай повод нарушить закон. На рассвете Берен тебя с племяшом отвезёт на ту сторону. Коль не хочет Киргизия мириться – будем контрабандистами и нарушителями поневоле.
– Моя сын – батыр! Конь жок** – мащин едет, – старая Бибинур подала юной гостье чай, восседая у самовара. – Карта играть – плохо. Пил немного. Едет. Будешь Киргизия. Пей щай.
Улыбнувшись, Марина слегка поклонилась бабушке, приложив руку к сердцу.
Пока пила сладкий чай с молоком, помогала Артёмке, племяннику, справиться с клубничным вареньем без потерь в одежде. Приехала вместо сестры за ним к матери в горное село, где дитя лечилось после столичных простуд, теперь гостили невольно у казахской родни.
Глупый конфликт между союзными республиками повлёк за собой строгий проездной режим на границе, что сильно мешало нормальной жизни в районе. Даже свободно проехать транзитом стало проблемой. Вот и прибегали приезжие к помощи местных, чтобы задами объехать наспех понатыканные посты и шлагбаумы.
– Я уже послала сына за мужем.
Данеш подала русскому белокурому пятилетнему мальчику тёплый баурсак, погладила головку, заглянула в серые глазки.
– На кого похож?
– На папу. Копия. Там все как близнецы.
Посмеиваясь, пили чай, смотрели мельком телевизор – шёл концерт Аллы Пугачёвой.
Мари закрыла глаза, заворожённая талантом певицы.
«Я несла свою беду по весеннему по льду…» – звучала грустная песня.
«Про меня», – вздохнула девушка.
– Мам…
На ступенях беседки остановился подросток – сын хозяйки дома.
– Ну? Что отец? Ты всё сказал?
– Да. Там игра. Поклялся приехать.
Тяжело вздохнув и тихо ругнувшись, кивком отпустила мальчика, виновато посмотрела на гостей.
– Обещай – сделай. Едет, – старушка успокоила сразу всех, свято веря мужчинам – закон.
Когда вышли на скамейки, оставив бабушку на веранде, а Данеш начала готовить ужин, отказавшись от помощи девушек, Роза и поведала историю их семьи.
– Бибинур – мама моего отца. Ты уже поняла сама – похож на неё.
– Я её помню. Жила с вами некоторое время. Потом разругалась на религиозной почве, кажется.
– Да? Ты же маленькая была! Ну и память у тебя… – похлопав ресницами, Роза очнулась. – Вот с тех пор и кочует по родне. Теперь вот у Данеш живёт.
– Здесь и останется. Ей немного осталось – уже синие пятна на лице. Скоро сердце откажет, – прошептала Мари испуганной подруге. – Предупреди Данешу. Месяца три. Прости.
– Да ты что… Чёрт бы побрал тебя и твой дар… Им и так несладко – Берен пристрастился к азартным играм. Ничто не помогает. В нищете живут.
Завздыхала, в панике косясь на москвичку. Попыталась отвлечься.
– Так. О чём я?.. Ах да – семья. Так вот. Чем-то бабушка прогневила небеса – бедоносицей стала. Где жила – могилы были. Здесь тоже не обошлось, – опасливо метнула взгляд на веранду и летнюю кухню. – У Данешки была двойня: мальчик и девочка. Три года назад случилось несчастье. Бабушка присматривала, пока супруги ездили по делам, уснула, а малыши, им было по пять лет, играли в саду. А там стоял старый холодильник, «ЗиЛ», с крюком на дверной ручке.
Многозначительно посмотрела в глаза Марины: та кивнула, поняв.
– Видимо, от неё решили спрятаться. В общем, пока проснулась, пока искала… Собака соседская, когда спустили с поводка, нашла, стала истошно лаять… Задохнулись они. Уплотнили ещё хорошие были, резина настоящая… Похоронили. Данеш чуть с ума не сошла. Только сейчас смогла опомниться. Пятый месяц у неё. Доносит ли?
– Будет девочка. Айжан назовёт. Станет единственной отрадой.
– А что с Ержаном? – ошалев, тихо спросила, почему-то побледнев.
– Наркотики. Сгорит рано.
– Как исправить? Помоги!
– Уговори завтра же его родителей: пойдёт в суворовское – исправит судьбу. Завтра же! Бабушке пусть не говорят. Она будет против – погубит парня.
– Поняла. Всё сделаю, что в моих силах. Куйбышев?..
– Да.
Мари окажется права – бабушка воспротивится отъезду внука, ей перечить не посмеют. Ержан погибнет от передоза через три года.
От тяжёлого разговора отвлёк мужской голос возле ворот.
Данеш поспешила открыть, впустила мужчину средних лет, о чём-то поговорила, пригласила жестом в беседку. Туда же пригласили и девушек – развлечь родича разговором, пока ужин готовится.
Мари с удовольствием рассказывала мужчине о Москве, отвечала на скромные стеснительные вопросы, рассматривая исподтишка его лицо – шрам от правого уголка рта шёл за ухо.
Как ни старалась скрыть любопытство, уловил, покраснел и, едва она приложила руку к сердцу, извиняясь, покачал головой, мол, не стоит.
– Ирбис, – глубоко окунулся в зелёные глаза русской красавицы. – Молодой был. На джайлау барашек гонял. Рассказать?
Кивнула, благодарно одарив изумрудом. Покраснел ещё сильнее, отпил чай, помолчал, начал рассказ:
– Тогда их много развелось. Чабаны рассказывал, говорил, чтобы мы, молодые, опасался. Когда барашка пал – шкура приделал нам на шапка сзади, – показал руками, очертив пальцами границу по плечам и верху спины. – Она и спас мой жизнь.
Поблагодарил апу за поданный свежий чай, минуту поговорил, на что-то отвечая на казахском, потом вернулся к воспоминаниям:
– Старший ехал вперёд, я сзади, смотрел за уставший овца. Тогда этот шайтан – ирбис, и прыгнул на мой спина со скалы! Я успел плечи сжать, а он коготь на щека попал, но шея не сильно драл, не цеплял жила, – повернул шею и показал, что ярёмной вены не затронул зверь. – Пока я кричал, старший камча сильно ему дал по спина, сбил на земля и ружьём убил – ирбис не успел вывернуться. Шкура потом я хорошо продал, а чабаны смеялся, зачем, говорили, свой победа отдал. Я мне он не нужно был – память плохой. Потом совсем уехал: армия, потом учился. Больше барашка не гонял. Комбайн-поливалка работаю.
– Да, я слышала о таких случаях. Папа – охотник, тоже однажды отстреливался. Не хотел убить – отгонял. Кекликов*** тогда много принёс. Видимо, ирбис на добычу и пришёл. Выстрелом отсёк ему часть хвоста, нам, детям, принёс. Он долго висел на веранде, потом кто-то… позаимствовал, – рассмеялась, порадовав мужчину ямочками на щёчках. – А в следующие годы пожары далеко отогнали зверьё – даже птица редка стала.
– Пастухи сам виноваты – жжёт траву, говорили, что густая будет потом. Глупые.
– Да. Сколько живности погибает, семян. Незабудок почти не стало. И бузликов.
– Эээ… Маленький белый тюльпан?..
– Да. Тюльпан Бузе. Мы клубни выкапывали и ели – сладкие. Потом узнали, что они в Красной книге. Редкие, охраняются государством. Было стыдно.
Долго смеялись, пили чай, что-то вспоминали.
Затем гость решительно встал, что-то короткое сказал Данеш и ушёл.
Она постояла, словно оглушённая известием, покачала головой, подошла к девушкам, что опять сели на лавку возле дома.
– Марина… ты ему понравилась. Он пришёл сказать, что Берен проигрывает в карты и не придёт утром… А сейчас поклялся, что приведёт его силой…
– Это тебе не аукнется? – Мари насторожилась.
– Нет. Спасибо тебе. Теперь Куруш станет ругать, когда муж сядет за карты. Старший дядя, Берен будет слушаться – закон. Хорошо, что ты приехала к нам!
В четыре утра, пошатываясь, пришёл хозяин, рыкнул сурово.
Данеш соскочила с топчана во дворе, опрокинула на мужа ведро ледяной воды.
Долго фыркал, мотал головой, ругался под нос.
Через полчаса, заведя грузовой «ЗиЛ», усадил Марину с мальчиком в кабину и ринулся по путаным улицам села, объезжая пограничные посты околичными путями. Не произнёс ни слова.
Когда высадил гостей на остановке в киргизском селе, где проходил транзит до Алма-Аты, на несколько минут задержался, посадил их в автобус и только тогда внимательно посмотрел в лицо девушки. Рассмотрев, протрезвел окончательно, смущённо покачал головой и пожелал счастливого пути.
Сев в салон, помахала в ответ в окно, тепло улыбнулась.
Когда «Икарус» тронулся, Берен что-то хрипло прошептал, смотря потрясённо на гостью, что всё ещё смотрела на него.
– А что он тебе сказал, Марин? – повернув головку, мальчуган вскинул белые бровки, требуя ответа незамедлительно.
– Он сказал одно слово: ирбис.
– Это кто?
– Это белый родич леопарда. Опасный хищник. Если нападает неожиданно – не спастись.
– Это ты? Ты – кошка? – рассмеялся звонко, разбудив дремлющих пассажиров.
– Не похожа? Сейчас тебя поцарапаю… Р-рр-мяу…
Немного поиграв с мальчиком, быстро угомонила и усыпила – раннее утро. Когда засопел, прижавшись тёплым тельцем, тяжело вздохнула, подумав о Куруше: «Бедный… Мало тебе было зверя? Добила нечаянно… – грустила, вспоминала славного человека, так и не нашедшего почему-то пары и покоя. – Теперь уж не найдёт его точно. Отрава ты, Машук…»
* ирбис (тюрк.) – снежный барс.
** жок (каз.) – нет.
*** кеклик (тюрк.) – каменная куропатка.
Сентябрь, 2017 г.
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2019/02/19/1438