ДЖОН УИТМЕН
24 ЧАСА: РАССЕКРЕЧЕНО
2. ПРАВО ВЕТО.
24 DECLASSIFIED
VETO POWER
JOHN WHITMAN
2005
Based on the hit FOX series created by
Joel Surnow & Robert Cochran
ПО МОТИВАМ КУЛЬТОВОГО СЕРИАЛА «24 ЧАСА» ТЕЛЕКАНАЛА FOX,
СОЗДАННОГО ДЖОЭЛОМ САРНОУ И РОБЕРТОМ КОХРЭЙНОМ
Роман о Джеке Бауэре, написанный на основе
знаменитого триллер-сериала «24 часа»
ПЕРЕВОД:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
(2015 г.)
______________________________________
На моем сайте «Северный корреспондент»
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
вы можете прочесть переводы западных триллеров о Джеке Бауэре (на основе американского сериала «24 часа»), о Терминаторах, Годзилле, графе Дракуле, Шерлоке Холмсе, капитане Немо и «Наутилусе».
Все переведенные мною книги лучше всего читать на моем сайте
«Северный Корреспондент»
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
так как все они снабжены большим количеством иллюстраций и гиперссылок, проясняющих текст.
________________________________________
Эта книга посвящается
моему другу и учителю Даррену Левину
Джон УИТМЕН
________________________________________
После теракта во Всемирном торговом центре в 1993 году внутри подразделений Центрального разведывательного управления США был создан внутренний отдел, которому было поручено защищать Америку от террористических угроз. Штаб-квартира Контр-Террористического Отдела (КТО) находилась в Вашингтоне (округ Колумбия), а в нескольких американских городах открылись местные подразделения КТО. С момента своего создания КТО столкнулся с враждебностью и скептическим отношением со стороны других федеральных правоохранительных структур. Несмотря на сопротивление бюрократии, в течение нескольких лет КТО стал главной силой в войне против террора. После событий 11 сентября 2001 года некоторые ранние операции КТО были рассекречены. Это рассказ об одной из них.
_____________________________
________________________
___________________
______________
__________
______
ПРОЛОГ — 48 ЧАСОВ НАЗАД
По этой пустынной дороге не двигалась сейчас ни одна машина. Лишь единственный автомобиль стоял на гравийной обочине, притаившись там, будто схоронившийся несчастный пьяница. Вдалеке был виден лишь единственный источник света – белый заводской фонарь, висевший над выцветшей деревянной вывеской с надписью «ГАЛЬВАНИКА АВИЛЛА». Он висел там, заменяя два больших прожектора, укрепленных над надписью. Прожекторы не работали. Об этом позаботились четыре человека, сидевших в машине.
Все они глубоко опустились в свои сиденья, якобы спали, и трое из них, возможно, действительно задремали бы, если бы не четвертый.
«Он же начнет драться. Как думаете, он будет сопротивляться?», спросил этот человек. Парнишка, вообще-то. Взрослый лишь настолько, чтобы пару раз не побриться, и никто этого не заметит. Но еще слишком юный, так как он весь извертелся, сидя в ожидании за рулем.
«Ну будет – так будет», сказал сидевший в пассажирском кресле. Эдгарс. Он считался в группе профи, что означало, что он уже был раньше один раз в деле. «Да не беспокойся ты, Хайни».
«Да, успокойся, Хайни», проворчал Петерсон, один из двоих, сидевших на заднем сиденье.
«Мне это не нравится», сказал Хайни. «И меня совсем не так зовут».
«Мы просто шутим», сказал Эдгарс. «Просто так легче произносить, чем Генрих».
«Мне не нравится, что вы меня так называете», сказал Хайни. «Мои друзья никогда меня так не называют».
Эдгарс пожал плечами: «Ну, твои друзья вообще говорят по-немецки, вот поэтому».
Эдгарс, сидевший на пассажирском сиденье, обернулся, по-прежнему осторожно, чтобы не высовываться, и посмотрел на последнего участника группы. Тот почти лежал на сиденье рядом с Петерсоном, отвернувшись от него в сторону, скрестив руки на груди и головой прислонившись к салону автомобиля изнутри.
«Похоже, он спит», сказал Эдгарс. «Не то чтобы он выглядел как-то совсем по-другому, когда не спит. Ну-ка, ткни его».
«Зачем?», спросил Петерсон.
«А почему бы и нет?», сказал Эдгарс. «Все равно больше делать нечего».
Делать Петерсону действительно было нечего. И ему захотелось сделать то, что сказал Эдгарс, потому что у Эдгарса уже был опыт в таких делах. Так что он ткнул спящего в плечо. Когда это не подействовало, он толкнул его в грудь.
Четвертый приоткрыл один глаз. «Больше так не делай».
«Спишь что ли?», спросил Петерсон.
Тот нахмурился. «А что, уже пора?»
Эдгарс покачал головой. «Минут десять, может».
Разбуженный протер глаза и потянулся — не широко раздвинув руки, чтобы его не увидели снаружи, а каким-то странным, низким, округло-вспучивающимся потягиванием, как будто все его мускулы напряглись и вздулись, а затем сжались на своих местах, там, где им положено быть.
Генрих, сидевший на переднем сиденье, наблюдал за ним в зеркало заднего вида. Он ревниво посмотрел на его светлые волосы блондина и голубые глаза. Генрих всегда был тощим — 170 фунтов веса (около 77 кг) против шести футов и трех дюймов роста (около 190 см), как кожа, туго натянутая на барабан. Давние друзья Генриха почитали этого человека наследником и преемником чистокровной арийской преемственности, прирожденным бойцом за их дело. Конечно, «дело» теперь было другим — по крайней мере, на данный момент. В этом его убедил Бретт Маркс. Маркс показал Генриху путь, как вырасти из начинающего скинхэда и допереть до высоких целей «Великой нации». Генрих вынужден был признать, что он отчасти скучал по жизни бритоголовых. Как классно и прикольно было в субботу вечером выйти на улицы Детройта и устроить избиение мексиканских гастеров на автобусной остановке или убийц Христа, возвращавшихся по домам из синагоги, весело это было (ну разве что кроме того раза, когда они наткнулись на того жида, который служил в израильской армии; он сломал Генриху челюсть). Но в двадцать лет он стал ощущать, что скинхедовский беспредел и избиения не достигают должных целей, и он стал искать что-то другое. Нечто большее.
Он понял, что нашел это в тот день, когда услышал Бретта Маркса, выступавшего в Церкви Христа Искупителя в Ливонии (городок неподалеку от Детройта). Маркс был истинным арийцем, но он никогда не говорил о расе и он даже никогда не говорил о религии. Он не носил скинхедовских ботинок Док Мартенс, не брил голову, не рвал, не метал и не брызгал слюной, как Гитлер. На нем был костюм и говорил он как политик, а когда говорил, то говорил весьма мудрено и заумными словами, объясняя, что правительство попрало Конституцию и украло у штатов и у людей их права. Он говорил о том, что не имеет значения, в какие цвета рядится действующая администрация – в цвета Радужной коалиции или флага Конфедерации*, – все равно все они пытаются украсть у народа власть. Маркс приглашал всех, кто думал так же, как он, вступать в его политическое движение. Может быть, эти его слова или может, смысл и идеи его проповедей, или, может быть, просто в двадцать лет ты уже кажешься уже слишком взрослым, чтобы брить голову и бить чурок, но проповедь эта нашла отклик во впалой груди Генриха. Так он нашел себя, вступив через месяц в движение «народного ополчения» «Великая нация», и вот почти ровно через год после этого он сидел здесь, на какой-то темной пригородной улочке у Кинг-Сити, в Калифорнии, и ждал, намереваясь нанести свой первый удар по тирании Федерального правительства.
- - - - - - - - - - -
*Радужная коалиция – политические движения в США, пытающиеся объединить меньшинства и держать курс на сохранение национальной идентичности и мультикультурализма.
Флаг Конфедерации (южных штатов, защищавших рабство негров во время Гражданской войны в США 1861-1865 гг). Используется правыми движениями. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -
Он стал думать, чтобы такое сказать блондину. «Ты думаешь, все пройдет, как мы задумали, Джек?»
Блондин был не особенно разговорчив. Он широко зевнул, из чего Генрих подумал, что Джеку было скучно, но Эдгар сказал, что зевота – признак нервозности. После этого Джек, вздернув и потерев подбородок, сказал: «Надеюсь».
«Машина едет», сказал Эдгарс.
Они все, как один, посмотрели в задние и в боковые зеркала заднего вида и увидели фары автомобиля, высветившиеся на пустынной дороге. Эдгар посмотрел на часы. «Четыре пятьдесят одна. Все по расписанию».
Огни усилились, слепя их в зеркала, но затем, когда шевроле-полутонка с надписью «ГАЛЬВАНИКА АВИЛЛА» на борту проехал мимо них, зеркала потемнели. По команде все четверо открыли двери машины и вышли. Их машина осталась темной — Джек заранее вывернул маленькую лампочку верхнего света, чтобы она не зажглась, когда откроются двери. Раздался глухой стук, когда Генрих закрыл дверь слишком резко, но звук не разнесся слишком сильно. Джек, Хайни и Эдгар вытащили из-за пояса пистолеты, а Петерсон – дробовик с заднего сиденья. Все четверо поспешили, скрываясь во мраке, к единственному освещенному месту, где остановился грузовик.
Из-за того, что прожекторы не работали, водитель грузовика не заметил, как вынырнули эти четверо, растворившиеся в темноте. Большой и крепкий, который был похож на главного, второй с дробовиком, третий тощий и четвертый блондин, который шел последним.
«Не делай проблем, и у тебя тоже не будет проблем», сказал старший из них, приставив пистолет к носу водителя. «Ты бригадир».
Это был не вопрос, но водитель грузовика все равно ответил на него, и голос его был полон той чрезвычайной встревоженности, как у человека, которого только что разбудили: «Да… Да».
«Как твое имя».
«Хавьер. Гарза».
«Ладно, Хавьер Гарза, ты сейчас отвезешь нас внутрь и покажешь, где вы держите цианид натрия».
«Вот дерьмо», сказал Хавьер Гарза.
«Что дерьмо – это верно», сказал мужчина. «А теперь вези нас внутрь».
«Нельзя вам забирать это вещество», сказал бригадир. «Оно опасное и на строгом учете».
«Не беспокойся, мы о нем позаботимся», сказал Эдгарс. «Убеди его».
Эта фраза была адресована Хайни. Бывший скинхед врезал бригадиру кулаком в челюсть, ровно настолько, чтобы лишь причинить ему боль. «Делай, что тебе говорят. Быстро!»
После этого бригадир, казалось, утратил все свое мужество, как и сказал ранее Бретт, что так это и произойдет. Он послушно протянул им ключи, а затем повернулся к воротам в проволочной ограде «Гальваники Авилла». Хайни почувствовал, как по телу его пробежала приятная дрожь. Ему нравилось бить людей, и к тому же, все шло по плану, и это тоже его пьянило.
Но уже через мгновение все каким-то самым загадочным образом полетело к чертям. Внезапно, ни с того ни с сего, неизвестно как и почему, Джек одной рукой схватил дуло пистолета-автомата Хайни и отвел его в сторону от бригадира. Другой рукой он ударил стволом своего пистолета в висок Хайни. Единственный фонарь над зданием несколько раз закружился у него над головой, и Хайни почувствовал, будто подпрыгнула земля, выбив из него дух. Как будто где-то далеко-далеко послышался крик Джека: «Федеральные агенты! Бросайте оружие!» Одновременно прожекторы, которые не должны были работать, внезапно буквально взорвались ослепительным светом, и десятки каких-то других голосов стали кричать что-то вроде: «Вниз! Лечь на землю!», «Не двигаться!», «Федеральные агенты!», «Вы арестованы!» Хайни был почти уверен, что он даже услышал спускавшийся вертолет.
Голова у него по-прежнему кружилась, а в глазах все расплывалось. Он попытался встать на колени, но кто-то пнул его в живот. Затем тот, кто это сделал, наклонился к нему, заслонив собой слепящий свет прожекторов. Это был Джек, но у этого Джека теперь в руках был значок. «Джек Бауэр, Контр-Террористический Отдел. Вы арестованы за разбойное нападение, сговор с целью совершения убийства и заговор с намерением совершить теракт против Соединенных Штатов».
Джек Бауэр, опустившись на колени, наклонился к нему еще ниже и прошептал прямо на ухо Генриху: «Я шесть месяцев слушал эту вашу херню про «Великую нацию». Теперь ты будешь рассказывать о ней прокурорам. И ты поможешь мне взять Бретта Маркса».
…………………….
А в это же самое время, за три тысячи миль отсюда, в Вашингтоне, округ Колумбия, трое самых влиятельных людей мира сели в лимузин, стоявший перед Белым домом. Лишь один из них был избран — Президент Гарольд Барнс. Он был избран общенародным голосованием с самым незначительным преимуществом, что, однако, не помешало ему превратить победу с весьма сомнительным перевесом в полновесный мандат на обладание широкими полномочиями власти. Напротив него в лимузине сидели еще двое, также обладавшие огромной властью, несмотря на то, что ни один гражданин ни одного штата США не отдал за них ни единого голоса. Одним из них был Митч Рашер, невысокого роста, пухлый и сияющий, политический советник президента еще со времен его работы губернатором Флориды. Другим был Джеймс Куинси, Генеральный прокурор Соединенных Штатов.
Рашер пожирал Генпрокурора взглядом с нескрываемым раздражением. Его слова, однако, были адресованы президенту. «Мне это не нравится», сказал он. «Это будет неверным решением».
Квинси отплатил ему таким же взглядом. Он был напуган, но старался не показывать вида — Рашер был близок к президентскому уху и мог, по сути, сделать все, что захочет в области законодательства страны — но подобно человеку, стоящему перед сворой собак, Квинси понимал, что продемонстрировать свой страх было бы гораздо большим злом, нежели действительно почувствовать его. «А мне, напротив, кажется вполне логичным с этим согласиться», ответил он, обращаясь непосредственно к самому Рашеру. «Вы летите в Сан-Франциско на Тихоокеанскую конференцию, а затем направляетесь в Сан-Диего, на форум НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле между Канадой, США и Мексикой). Оба эти вопроса связаны с правосудием».
«Но вы вовсе не за этим туда летите», парировал Рашер. Он имел обыкновение налегать, подчеркивая свои слова, что придавало его пухлой фигуре угрозу надвигающейся лавины. «Вы пытаетесь протолкнуть свой законопроект "О защите персональных данных". А сама идея лететь в Сан-Франциско как раз таки и заключалась в том, чтобы мы дистанцировались от этого законопроекта перед голосованием».
«Ребята, вы поддержали этот законопроект», запротестовал Куинси. «Вы, ребята, помогли мне с тем, чтобы его выдвинули на голосование старейшие члены Конгресса».
«Ну…», сказал Рашер, «это было тогда, Джим. Теперь же, даже если он пройдет в Сенате, я не уверен, что мы…», тут он замолчал.
Генпрокурор повернулся к Гарольду Барнсу. «Вы говорили мне, что вы его поддерживаете, господин Президент. Только не говорите мне, что теперь наложите на него вето?»
Барнс глядел в окно, как будто обдумывая слова Генпрокурора. Но по правде говоря, он почти этого и не делал. Он находил, что самая безошибочная политика — это окружить себя людьми, убежденными в своей правоте, и слушать их мнения, воюющие друг с другом. Лидерство, он это решил давно, означало восседать над теми, кто имеет глубокие убеждения, и направлять их.
Вмешался Рашер: «Есть разного рода поддержка. Существует поддержка, когда добровольно жертвуют собой, падая грудью на меч, и существует поддержка, когда дают кому-то другому упасть на меч. Угадайте, какого рода поддержка у вас».
«Он никому не навредит», пытался убедить их Куинси, ему в глаза бросилось отсутствующее выражение лица Барнса. «Этот законопроект поможет нам остановить террористов. И точка».
Рашер поднял руки: «Не надо нас убеждать, это проповедь того, во что мы и так верим, Джим. Но CNN (телеканал) утверждает, что 52 процента граждан считают, что закон о свободе личности и персональных данных заходит слишком далеко. Мы можем набрать больше очков рейтинга, торпедировав его и после этого будем выглядеть гораздо лучше в опросах общественного мнения».
Квинси презрительно усмехнулся: «Мы должны делать не то, что пользуется популярностью. А то, что необходимо».
Рашер саркастически рассмеялся: «Да неужели?»
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
1. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 3 И 4 ЧАСАМИ НОЧИ ПО ТИХООКЕАНСКОМУ СТАНДАРТНОМУ ПОЯСНОМУ ВРЕМЕНИ.
3:00
Лагерь «Великой нации»
Время было три часа ночи. Джек Бауэр лежал на дне глубокого оврага в Хай Дезерт – высокогорной местности над Лос-Анджелесом. Он не видел бойцов своей группы и даже не слышал их, но он знал, что они выдвигаются на заданные позиции. Он чувствовал пыль в воздухе, поднятую их ботинками, пока они окружали лагерь. Бауэр приподнял голову над краем оврага и стал разглядывать скопление одно- и двухэтажных зданий, окруженных трехметровой стеной. Вдоль всей стены через каждые пятнадцать футов крепились фонари. В данный момент от каждого из них исходил лишь слабый оранжеватый свет, словно уголек в догорающем костре. Однако они служили датчиками движения — в ту секунду, как кто-нибудь двинется в радиусе десяти ярдов от этих фонарей, они вспыхнут, и в лагерь будет отправлен бесшумный сигнал тревоги, превратив его тщательно спланированное нападение в хаос.
Джек подавил зевок. Последние два дня он почти не спал. После спецоперации под прикрытием в Кинг-Сити ему еще пришлось провести допрос Генриха Гельба – неонациста, ставшего боевиком «Великой нации». Они, конечно, нажали и на Петерсона, и на Эдгарса, но Джек с самого начала знал, что этот Генрих сломается первым. Против него играла его молодость, но не только, было еще кое-что: Генрих был тряпкой. Вот почему этот небольшой отряд бритоголовых бандюков из «Великой нации» выбрал именно его на роль гопника-зачинщика, когда они напали на бригадира — из трусов всегда получаются лучшие мучители и палачи. Так что пока Эдгарс и Петерсон сидели взаперти каждый в своей маленькой камере, где на них не обращал внимания никто из числа других следователей Контр-Террористического отдела, игнорировавших их с ледяным равнодушием, Генрих сидел на металлическом стуле под ярким светом, вываливая наизнанку все свое нутро перед Джеком, видеомагнитофом и федеральным прокурором. Генрих еще продолжал что-то говорить, когда федеральный прокурор Мартин Падилья кивнул Джеку, чего он ждал.
В ином случае, при расследовании большинства других дел, жертвы Джека были бы зажаты спутниками КТО в электронные тиски. Джек не только знал бы, где находится объект его слежки, он знал бы, что у него было на завтрак, и сколько раз его жертва кусала пищу до того, как ее проглотила. Но дело, которым занимался Джек, находилось так низко в списке приоритетных, что ему приходилось полагаться только на собственную агентурную разведку и на тривиальный таксофон, чтобы подтвердить местонахождение цели. Его запрос привлечь к этому делу группу захвата КТО был отклонен, а его звонки в ФБР и в Управление по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием были оставлены без внимания. Все сотрудники этих подразделений занимались какими-то более важными заданиями. Джек был вынужден привлечь местную полицейскую группу быстрого реагирования. Местные были обучены как попало. Ему лишь оставалось надеяться на то, что если начнется стрельба, они попадут туда, куда нужно целиться, а не в него самого.
Пуговка-вкладыш его наушников дважды проверещала у него в ухе: группа B находилась уже на позиции. Как только поступит сигнал от группы C, он отправит специальный тональный сигнал выдвигаться, и начнется самое основное.
Местный полицейский спецназ был из Ланкастера (штат Калифорния), города, который привлекал для своих нужд силовиков у Лос-Анджелесского Управления окружного шерифа. Лос-Анджелесское управление предоставило в его распоряжение свое специальное Бюро групп захвата – собственную разновидность спецназа SWAT. Это было неплохое подразделение, но их опыт участия в операциях по большей части ограничивался проведением потенциально опасных задержаний, изъятий имущества и осады настигнутых на месте преступления грабителей банков. Он сделал все что смог, чтобы подготовить их к возможному реальному сопротивлению.
«Эти типы из «Великой нации» – самопальная милиция, ополчение», рассказывал он во время ночного инструктажа группы. «Настоящее ополчение, по крайней мере, судя по тому, как они сами себя позиционируют. Они могут быть неплохо подготовлены и они наверняка хорошо вооружены. И настроены против правительства».
Один из ребят Спецбюро, с фамилией «Бастион» на жилете, рассмеялся: «Все настроены против правительства, когда выбиваешь им двери».
Джек не улыбнулся. «Большинство обычных людей сопротивляются, только чтобы не загреметь в тюрьму. Но эти типы могут драться за свое, как они считают, «правое дело». Я провел в их среде полгода. По ту сторону этой стены немало искренне убежденных. Они натасканы настолько, что могут быть опасны, но они недостаточно натренированы, чтобы понимать, когда нужно сдаваться. Кроме того, они любители, "резервисты", участвуют в этом только по выходным. Им требуется психологически собраться с духом, завестись, прежде чем они откроют реальную стрельбу. Они не окажут серьезного сопротивления, если мы ударим по ним быстро и сильно».
«Жестко и быстро», одобрительно сказал Бастион. «Прямо как я обожаю сексом заниматься».
«Да», сказал другой, «так нас и капитан учил».
Разговоры в раздевалках. Копы готовятся к выступлению. Солдаты психологически накручивают себя к бою. Одно и то же.
В ухе у него проверещало трижды. Было уже семь минут четвертого, и группа С была готова действовать. Правой ногой Джек тихонько коснулся ноги агента, лежавшего рядом с ним. Он знал, что тот сделает тоже самое, коснувшись ноги бойца, лежавшего рядом, и так далее, по всей недлинной цепочке копов. Он подождал, пока не удостоверился, что все готовы. Никто из них не сдвинулся с места, но что-то изменилось — какая-то незримая наэлектризованность во мраке. Бауэр нажал большим пальцем на маленький передатчик в руке, отправив пятью радиоимпульсами сигнал о начале атаки.
Затем он вскочил на ноги и побежал к неяркому свету датчиков на стенах. Он смутно чувствовал шаги людей вокруг себя, но сосредоточился на расстоянии до стены. В пятнадцати ярдах от них сработали датчики, и фонари вспыхнули так ярко, что казалось, они даже загудели. Любой, на ком был бы прибор ночного видения, был бы ослеплен этим светом, но Джек провел необходимую подготовительную работу, и никого из его людей это обстоятельство не застало врасплох. Десять ярдов до стены. Джек ускорил шаг — внутри в лагере сейчас прозвучит тревожная сирена, и параноики-ополченцы станут пытаться припомнить учения, которые для них проводились, и кто-то из них где-нибудь начнет досылать патрон в патронник, щелкать магазинами, вставляя их в автоматы, приобретенные на оружейной ярмарке в округе Ориндж. Пять ярдов до стены. Джек собрался и прыгнул. Он оттолкнулся от стены левой ногой и поднялся на стену, и на мгновение показалось, что он опять оказался в Косово или на обучении в Дельте, или даже вновь на начальной боевой подготовке. Подняться грудью над стеной, но не высовываться головой. Обнять верхнюю кромку стены, как будто хочешь ее трахнуть. Спрыгнуть вниз на ноги с оружием, стволом направленным перед собой в сторону противника.
Ботинки его врезались в землю под ярким светом, но почти в полной тишине. Внутри было четыре здания: двухэтажный главный корпус и три одноэтажных строения в стиле ранчо. Одно из них было складским — его захватит группа В. Два других были казармами, но ни одно из них не должно быть заполнено полностью; их окружит и заблокирует группа С. Джек не сводил глаз с главного корпуса, пока вся его группа не перемахнула через стену вслед за ним, и все вместе они бросились вперед на него в атаку.
Теперь повсюду в окнах стал зажигаться свет, наверху и внизу, и Джек знал, что следующие несколько минут станут решающими, придется ли кому-нибудь умереть. Он взлетел по ступенькам главного корпуса и прижался к стене у входной двери. Бежавший вслед за ним Бастион прижался к стене с другой стороны. Третий в цепочке за ними не колебался ни секунды. Чуть снизив скорость, он приподнял колено и пнул ботинком в дверь. Она загремела, как боевой барабан, но не поддалась.
«Бронированная», сказал Джек.
Но подразделение спецназа было готово и к этому. Четвертый в цепочке снял со спины третьего тяжелый металлический таран. У него по обе стороны имелись ручки и тупой конец, как у средневековой булавы. Два агента схватились за ручки, качнули его назад, а потом сильно ударили этим толстым стержнем вперед. Таран врезался в дверь. Дерево и металл протестующе заскрежетали, сопротивляясь. Сотряслась дверная рама. Еще два удара заставили осколки разлететься, и дверь распахнулась.
Отряд спецназа хлынул внутрь дома неистовой черной волной. Они оказались в пустом коридоре с деревянным полом и небольшими вмонтированными в потолок светильниками. Слева оказалось какое-то помещение, а справа – широкая лестница, поднимавшаяся на второй этаж. Из чертежей, скачанных в городском градостроительном ведомстве, им был известен план этажа, но больше пригодились тут именно те полгода, которые Джек провел в среде ополченцев внедрившимся агентов, и они действительно принесли свои плоды. Половина группы А хлынула влево, где, как им было известно, в гостиной, превращенной в казарму, должны были спать шесть членов «Великой нации». Другая половина во главе с Джеком поднялась вверх по лестнице. Наверху они повернули налево, по коридору, в сторону тяжелой двери, которая захлопнулась, как только они ее увидели. Дверь была металлической, как и рама вокруг нее. Джек не стал заморачиваться с тараном.
«Взрывчатку», приказал он, отступив назад. Один из агентов Спецбюро в черной броне вскрыл карман на липучке на груди и вытащил оттуда брусок, похожий на бледную глину – взрывчатку Си-4. Он быстро размял ее, смертоносный скульптор на скорую руку, разделив на четыре тонкие колбаски. Три из них он прилепил вдоль стальных дверных петель, а четвертую обмотал вокруг ручки. В считанные секунды ко всем четырем были подключены капсюли-детонаторы, соединенные проводами. К этому времени остальные бойцы группы отошли назад вниз по лестнице. Теоретически Си-4 должна взорваться вовнутрь, но никого не интересовала теория, каждый заботился о сохранении частей собственного тела, так что все они отошли подальше.
«Три, два, один». БА-БАХ!
Джек с группой спецназа вновь бросились вперед, промчавшись сквозь дым и стуча ногами по стальной двери, которую взрывом сорвало с петель на пол в прихожей, и устремились в помещение за ней.
Джек за какую-то секунду его осмотрел. Это был явно частный кабинет с письменным столом из красного дерева и полками, уставленными книгами. За арочным сводом он заметил неубранную кровать во второй комнате в глубине. В следующее мгновение глаза Джека и прицел его пистолета сразу же выхватили фигуру человека, спокойно сидевшего, положив ноги на большой стол из красного дерева. Он улыбался. Но это была не дерзкая ухмылка уличенного мошенника; скорее это была усмешка шахматиста, которого перехитрили, и которого слегка позабавило то обстоятельство, что он не заметил этой ловушки. На острые черты приятного лица, с квадратными углами дисциплинированной юности, наложились гусиные лапки морщин в уголках глаз и морщины от смеха периода энергичной зрелости. Его волосы с проседью были короткими, но досадливо густыми для мужчин его возраста – лет пятидесяти, а когда он стоял, спина его была прямее флагштока. На нем были пижама и тапочки, а руки были сомкнуты за головой. Глаза Джека выхватили и некоторые детали комнаты — застегнутую на молнию сумку у окна; брюки, брошенные на пол рядом с сумкой, ботинки, наполовину вытащенные из-под кровати. У Бауэра появилось отчетливое ощущение, что, как только прозвучали сирены тревоги, этот человек попытался реализовать план побега, но затем отказался от него, посчитав его паническим и бесполезным, и решив вместо этого выдержать удар с непоколебимым спокойствием. Это было очень в духе Бретта Маркса.
«Бретт Маркс, вы арестованы за сговор с целью совершения убийства, за планирование совершения теракта с применением оружия массового уничтожения и в заговоре с целью свержения власти в Соединенных Штатах», сказал Джек, двинувшись вперед вслед за прицелом своего 9-милиметрового Зиг-Зауэра
и твердо держа цель на мушке.
Тот кивнул и поднял руки из-за головы, демонстрируя, что в них ничего нет. «Джек Майлз. Или кто ты там на самом деле? Агент, или специальный агент?»
Бауэр пропустил вперед себя остальных бойцов своей группы, которые вытащили Маркса из его кресла. Они положили его лицом вниз на землю и обыскали, вытащив пистолет из плоской кобуры, скрытой под пижамой. Джек дал им возможность зафиксировать оружие в качестве вещественного доказательства, но он уже хорошо знал Маркса, чтобы быть уверенным в том, что пистолет окажется полностью легальным. Хотя целью Маркса и являлось свержение правительства Соединенных Штатов, лидер «Великой нации» тщательно заботился о том, чтобы по мере возможности оставаться в рамках закона. Джек внимательно следил за Марксом, пытаясь обнаружить признаки раздражения или гнева, пока его грубо обыскивали. Они могли стать зацепками, которыми он мог воспользоваться при допросе. Иногда применение грубой силы или лишение сна становятся ненужными, если можно подобрать ключ, способный развязать кому-нибудь язык. Часто таким ключом могло стать что-то очень простое, какое-то слово или фраза, которых оказывалось достаточно, чтобы вывести жертву из себя, какое-то положение, которое напомнило бы допрашиваемому кого-нибудь, кого он любил или ненавидел. Джек был свидетелем одного такого допроса в Боснии, где жестокий и выносливый сербский убийца два дня сопротивлялся избиениям и погружениям вниз головой в ванну с холодной водой, и раскололся при одном только простом упоминании имени своей сестры.
Джек проинструктировал бойцов группы немного побить Маркса, как только у того на руках окажутся наручники. Ему было любопытно посмотреть на то, как ополченец воспримет свержение с пьедестала. Бойцы спецназа защелкнули наручники на запястьях Маркса. Он недовольно крякнул, когда они впились ему в кожу. Бастион воспользовался этим как предлогом, чтобы двинуть тому в ухо. «Не сопротивляйся», предупредил он. Бастион схватил Маркса за густые волосы и выпрямил его, подняв ему голову вверх. Бауэр рассмотрел его лицо. Марксу явно было неприятно. Джеку было бы досадно, если бы тот не продемонстрировал ни намека на боль. Но чего-то не хватало, а именно чувства негодования, которое хотелось увидеть Джеку. Оно сказало бы ему, что Маркс не считает себя заключенным; оно говорило бы о том, что он не был готов к такого рода обращению. Вместо этого Джек обнаружил Бретта Маркса, смотревшего на него с выражением легкой насмешки.
«Бравый солдат, Джек», ухмыльнулся главарь ополченцев.
Джек щелкнул микрофоном рации у себя на шее: «Группа B, доложите обстановку».
Некоторое время в микрофоне были слышны лишь белые шумы, а затем сквозь них прорвался резкий голос: «Группа B. Склад под контролем, прием».
«Вас понял», сказал Джек. «Группа C, доложите обстановку».
Вновь некоторое время белые шумы. «Группа C, доложите обстановку».
Белые шумы сменились прорвавшимися сильными помехами, а затем кто-то между ними раздался голос: «Группы A и B. Внимание, примите к сведению, здесь––»
«Стоять!» «Всем лечь!» «На пол!»
Звук радиосигнала заглушила какофония команд вокруг Джека. В комнату ворвалось четверо вооруженных людей. Они выглядели полусонными и в шоке. Почти все они были явно перепуганы.
«Бросить оружие!», приказал один из них. «Вы вторглись на частную территорию!»
«Федеральный агент!», сказал Джек, поднимая свой значок и свой пистолет. «Это вы бросьте свое гребаное оружие, живо!»
Прокричавший первым и был тем, в кого нужно целиться, подумал Джек. Остальные так сильно дрожали от перепуга, что, вероятно, бросили бы оружие по приказу или безо всякого приказа вообще.
«Нет», сказал вошедший.
С полдюжины пальцев прижались к куркам, готовые выстрелить. Агентам спецназа очень не нравились направленные на них пушки.
«Фрэнк».
Это был Бретт Маркс. Его голос прозвучал абсолютно спокойно, это был голос человека, который вел людей в бой. Джек чуть не оторвал взгляд от ворвавшихся в комнату ополченцев, чтобы взглянуть на него.
«Фрэнк, успокойся».
Джек скрыл свое удивление. Полгода работы под прикрытием внедренным агентом и бесчисленные часы расследования сказали ему о том, что под благопристойной, вовсе не маргинальной внешностью Маркса скрывалось сердце яростного анархиста. Он ненавидел федеральное правительство, и он готовил своих истинных последователей именно к таким столкновениям. Почему он теперь вдруг сдался?
«Бретт, что за херню ты несешь?», сказал тот. Джек знал его, хотя и не очень хорошо. Это был Фрэнк Ньюхаус, заместитель «Великой нации». Ньюхаус был ничем особо не примечательным близким соратником Бретта, его альтер эго. Все в нем было какое-то унылое и однообразное, начиная с его короткой армейской стрижки под ёжик до бледного цвета глаз с постоянно ничего не выражающим лицом. У него было худое с широкими плечами тело человека, у которого ничего не получается, хотя он беспрестанно и упорно трудится. «Мы здесь именно для этого!»
Бретт Маркс покачал головой. «Не стоит это чьей-то жизни, Фрэнк. Не стоит. Не знаю, что им от нас нужно, но мы победим их в суде. У них на нас ни хрена нет, и мы это знаем».
"Только свидетель, который указывает на тебя как на главу заговорщиков, намеревавшихся украсть десять литров цианида натрия", подумал Джек. Вслух же он сказал: «Послушайся Бретта, Фрэнк. Вряд ли тебе охота за это помирать. Как и этим парням, кто с тобой, тоже».
Фрэнк усмехнулся. «Им не хочется погибать? Может, ты и прав. Что думаешь, Дэнни?» Он толкнул локтем стоявшего рядом с собой, точную копию Генриха Гельба. «Он прав, наверное, а? Может, нам тоже сложить оружие, когда федеральное правительство засылает лжецов и шпионов в нашу группу, наставляет на нас стволы, выбивает нам двери, когда им вздумается, верно?»
Дэнни сказал: «Черт, нет».
«Фрэнк», сказал Бретт. «Тебе нужно завершить миссию. Сосредоточься на этом».
«Опустите оружие!», приказал Джек.
Джек не понял, кто выстрелил первым. Если это были его люди, он не мог их в этом винить. Человек едва ли способен долго держаться под прицелом, а затем он должен начать действовать. Джек знал наверняка лишь одно: слова ополченца еще висели в воздухе, когда в комнате разразилась яростная стрельба. Джек был оглушен и ослеплен треском выстрелов пистолетов, вспышками из стволов автоматов и резким запахом пороха. Рука его дрогнула лишь на долю секунды, а затем он прицелился Фрэнку Ньюхаусу в грудь и нажал на курок. "Мушка – курок – жми до конца". Эта мантра старого инструктора по боевой стрельбе вновь прокрутилась у него в памяти, и его Зиг-Зауэр разразился серией выстрелов, но уже когда вспышки отпечатались в его зрачках, он увидел, как мальчишка-ополченец по имени Дэнни упал, оказавшись на линии его огня, и Джек понял, что не попал в цель. Дэнни рухнул на пол вместе с тремя своими сотоварищами. А Фрэнк Ньюхаус скрылся в дверном проеме.
«Оставайтесь здесь и следите за ним!», приказал Джек половине своей группы. Другая половина последовала за Джеком сквозь дверной проем в спальню Бретта Маркса. Там на матрасе неровно лежали белые простыни и тяжелое одеяло. Двери ванной и шкафа обе были открытыми, но Фрэнка Ньюхауса нигде не было.
«Проклятье!», выругался Джек. Он показал пальцем на шкаф, приказав кому-то проверить его, а сам бросился к стене рядом с открытой дверью в ванную. Он пнул ногой полуоткрытую дверь и ворвался внутрь, по дуге вслед за раскрывшейся дверью и дулом своего пистолета. Пусто.
«Сэр!», позвал его кто-то.
Джек обернулся к шкафу и увидел проход внутри него, расчищенный агентами спецназа. Они раздвинули в стороны рубашки и брюки на вешалках. Задняя панель шкафа была выбита ногой, а за ней оказалась шахта, которая проваливалась куда-то вниз, во мрак.
«Идите за ним!», сказал Джек. «Не отключайте рации, оставайтесь все время на связи. Нужно взять его!»
Три бойца группы захвата через панель стали спускаться вниз в шахту. Джек показал на одного из своих оставшихся бойцов. «Оставайся с ними на связи. Мне нужно знать, в каком направлении они движутся, и где этот туннель выходит наружу».
Бауэр сделал глубокий вдох и оценил сложившуюся ситуацию. Его главная цель была достигнута: главарь был пойман. Его группа захватила склад оружия и боеприпасов «Великой нации» и, окружив, согнала в одно место большинство ополченцев. Одному удалось скрыться, но за ним отправились в погоню. Он посмотрел через дверной проем туда, где агенты Спецбюро сгрудились над телами трех ополченцев. Один из агентов посмотрел на Бауэра и провел большим пальцем по горлу.
Джек взглянул на часы: 3:23. На всю операцию ушло менее пятнадцати минут. Три ополченца убито, потерь в его группе не было. Пока что все шло неплохо.
«Куда он направляется, Бретт?», спросил Джек, вернувшись в первую комнату.
Маркс ухмыльнулся. «Ты агент федерального правительства, Джек», сказал он. «Ты не вправе действовать или говорить что-то против частного лица, гражданина, как я».
Бастион рассмеялся: «Он издевается, что ли?»
Маркс нахмурился, посмотрев на Бастиона, как профессор на наивного студента. «Сверьтесь с законодательством, друг мой. Почитайте Конституцию. Вашу Конституцию. Согласно 242-му закону 18-го раздела сводного Кодекса законов США, противозаконно лишать человека прав, полномочий и иммунитета, гарантированных Конституцией, тем, кто якобы действует от имени и под предлогом закона. И Конституция дозволяет федеральным властям действовать на территории любого штата лишь в случаях измены Родине, фальшивомонетничества, пиратства в открытом море—»
«Хватит, заткнись, Маркс», прорычал Джек.
«—преступлений против других государств, или нарушений гражданских прав человека должностными лицами. Вы нарушаете Конституцию, которую вы же сами дали клятву защищать. Эти люди должны арестовать вас».
«Он издевается», недоуменно сказал Бастион.
Бретт покачал головой. «Это тяжкое преступление, карается десятью годами тюрьмы».
Бастион саркастически кивнул головой. «Ну что ж, в таком случае я щас их сниму и надену их прямо здесь на агента Бауэра».
Маркс чуть обернулся и взглянул Бастиону в глаза. «Офицер, шутить изволите? Я правду вам говорю. Взгляните в законы».
«К несчастью, я не подписчик «Еженедельника для Чокнутых».
«Тогда, возможно, вам следует свериться с Конституцией. Или с Кодексом Соединенных Штатов, публикуемым Палатой представителей. То, о чем я говорю, напечатано там черным по белому».
«Уведите его отсюда», сказал Джек. Если не считать автоматы и наручники, то Маркс по-прежнему все еще находился на своей собственной территории, в привычной для себя среде. Джеку нужно было ее изменить. «Усадите его в фургон и сидите там, пока я не скажу, что делать дальше».
В ухе у него запищал вкладыш: «Агент Бауэр, это группа А, прием».
«Группа А, это Бауэр. Говорите».
«Мы на складе боеприпасов. Вам наверняка захочется на это взглянуть, прием».
«Уже иду. Бауэр. Конец связи». Бауэр оглядел Бастиона. «Если он и дальше будет болтать, заткни его. Но не спускай с него глаз».
Бауэр повернулся к дверям. Сделав это, он сразу же начал постепенно выходить из режима боевой операции. Он проверил и убрал в кобуру свой пистолет, затем снял черный защитный шлем и стянул с рук перчатки. Он остановился в ванной и ополоснул лицо водой из крана, смыв черный боевой раскрас, нанесенный ранее. В заключение он вынул свой мобильный телефон из кармана на липучке своих черных боевых брюк и включил его. Он тут же сердито загудел.
3:35
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Было уже полчетвертого ночи, а старший специальный агент КТО Келли Шарптон пребывал в самом черном расположении духа, напоминавшем неосвещенный коридор Отдела. Он споткнулся носком ботинка о стул и выругался как боцман. Он никогда не был моряком, однако, он служил раньше в ВВС — восемь лет, закончив службу в Управлении специальных расследований, после чего покинул Корпус и ушел в ФБР. И прослужил оперативным агентом отделения Бюро в Сан-Франциско, до того как из-за некоторых проблем, связанных с тем, что он неплохо шарил в компьютерах — и кое-каких личных проблем — оказался без работы. Сейчас он в основном сидел в офисе в штабе и занимался всякой бюрократической хренью, но он особо не возражал против этого. Сидя в КТО, он располагал глазами и ушами, следившими за всем миром. Он неплохо справлялся со своей работой, и по большей части она ему нравилась.
Но не сейчас. Сегодня его подняли из постели гробокопатели — такое прозвище он дал аналитикам, работавшим в ночную смену с самой темной полуночи до тех пор, пока не взойдет солнце. Шарптон и ранее уже неоднократно получал звонки из кладбища, так что разозлило его не то, когда его вызвали –– а кто.
«Бауэр», ответил хриплый голос на другом конце линии.
«Сукин ты сын, чем, черт подери, ты там занимаешься?», изрыгнул в трубку Шарптон. «Я звоню тебе уже битый час».
«Извини, Келли, у меня телефон был выключен. Я тут был очень занят кое-чем».
«Да, я уже наслышан об этом», со злостью ответил Шарптон. «Разумеется, правда, не от тебя. А от гробокопателей, которые, случается, мониторят полицейские частоты, чтобы не заснуть».
«Я говорил тебе, что засек лидера этих ополченцев—»
«Эта заявка была отклонена», сказал Келли, понизив голос. Он дошел до конца темного коридора и вошел в самые недра оперативного центра КТО — в его командный центр, уставленный рядами компьютерных терминалов, над которыми господствовал мансардный этаж, разделенный на несколько стеклянных офисов, надзиравших за всем сверху. Во всех офисах и на большинстве компьютерных терминалов в данный момент, в такой ранний час, было еще темно. Несколько аналитиков ночной смены — гробокопателей — оторвались от своих экранов и подняли на него глаза, приготовившись выдержать надвигающийся шторм. Он кивнул им и махнул рукой, пройдя мимо них и поднявшись по лестнице в свой офис.
«Отказ был по выделению личного состава», сказал Джек. «Но никто не говорил, что я не могу его арестовать».
«В любом случае – о чем, черт возьми, ты думал, санкционируя задержание».
Для Келли, ответ Бауэра прозвучал отрепетированным. Он подготовился к критике.
Оказавшись у себя за столом, Келли сел, положил на него ноги и потер лоб. Безбашенный неуправляемый тип, подумал он, хотя с не совсем отрицательным чувством. Четыре года, проведенные им в управлении военных специальных расследований, научили его тому, что такие неуправляемые типы иногда прорывают бюрократическое крючкотворство.
Но та дорожка, по которой Бауэр катился теперь, казалась самоубийством. Опала, в которой оказался Бауэр, по сути и стала причиной перевода Келли в КТО Лос-Анджелеса. Перевод этот не вызвал ни у кого восторга — разумеется, ни у Бауэра, ни у его заместителя, второго лица в его команде Нины Майерс. Звезда Джека буквально восходила после недавней операции Хелл-Гейт и вдруг стремительно рухнула в последние месяцы после неудачного ареста и допроса.
«Уолш знает об этом?», спросил Келли, имея в виду их непосредственного начальника, Ричарда Уолша, оперативного директора КТО Лос-Анджелеса. Джек был слеплен из того же теста, что и Уолш, который обычно предоставлял Бауэру несколько большую свободу действий, чем большинству других. Если Уолш был на его стороне, тогда у Джека было больше шансов выйти не сильно потрепанным из этой истории с его нынешним неповиновением командованию.
«Только разве если ты ему об этом сообщил», ответил Джек.
«Боже», застонал Келли. «Шапель разжалует тебя в должности еще покруче, чем это он сделал в прошлый раз». Шапель был всем начальникам начальник, региональным директором, должность, ставившая его даже выше Уолша. «Ведь тебе нужно было только вести себя потише и не высовываться еще несколько месяцев. Меня отправили бы отсюда в другое место, и ты вернулся бы на свою прежнюю должность. Чтобы все забыли твой прокол в деле Рафизаде».
Он услышал резкую нотку, закравшуюся в голос Джека Бауэра. «Я не в шестимесячном отпуске. Ты послал меня следить за этими ополченцами, и я расследовал это ополчение».
«Да, только не предполагалось, что ты там что-нибудь найдешь—»
«Ну а я нашел. Ополченцы «Великой нации» планируют пригнать грузовик с цианидовой бомбой в Вашингтон.* У меня есть показания одного из солдат этого ополчения, и у меня есть приказ их главаря напасть на объект, чтобы захватить цианид натрия. Не надо меня упрекать за то, что я делаю свою работу».
- - - - - - - - -
*Реальный инцидент с попыткой группировки правых радикалов Техаса, настроенных против американского правительства, взорвать цианидовую бомбу датируется 2003-2004 годами. Совсем недавно цианидовые бомбы применялись режимом Асада в Сирии против сирийских повстанцев. В августе 2015 г. в результате взрыва цианидовых складов в Китае (Тяньцзинь) погибло более 100 человек. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - -
Шарптон почувствовал, как между нахмуренными его бровями образуется узел проблем из морщин. «Я делаю тебе одолжение, Джек. Ты попал в беду во время последнего своего задания, выйдя за положенные рамки, и здесь теперь ты делаешь это снова».
«Тут совсем другое дело. То, что я задействовал местных силовиков без заполнения нескольких бумажек – это не то же самое, как тогда».
«Ну по крайней мере, ты взял его?»
«О да, взял», сказал Джек, с улыбкой в голосе. «Мы также... — подожди минутку, не вешай трубку». Он услышал приглушенные голоса на другом конце линии. Затем Джек снова вернулся на линию, но улыбка уже пропала. «Черт. Мне нужно идти».
Звонок оборвался.
3:45
Лагерь «Великой нации»
Джек говорил с Шарптоном на ходу, выйдя из главного корпуса и шагая через лагерь к складу оружия. Вокруг него бойцы его подразделения быстро брали под контроль весь комплекс. Теперь везде в каждом здании ярко горел свет. Группа жалких фанатов-псевдогероев «Великой нации» с сонными глазами сидела на земле, вытянув перед собой ноги, с руками, связанными за спиной черными полицейскими веревками. Когда Джек проходил мимо них, он увидел в глазах некоторых из них праведное негодование истинно верующих. У большинства других, однако, он увидел лишь испуганное осознание того, что игры в солдатиков могут на самом деле обернуться для них серьезными проблемами.
Склад оружия представлял собой длинное одноэтажное ранчо с пологой крышей. Джек прошел через разбитые двери –– вышибленные, как и двери главного корпуса – и вошел внутрь. В этом здании все уже было обыскано, убрано и снято, до самых бежевых стен и испачканного ковра. У входа его встретил агент спецназа. «Меррит, сэр. Сюда, пожалуйста».
Джек проследовал за агентом Мерритом по главному коридору, мимо нескольких оружейных комнат, где агенты описывали стеллажи и стойки с огнестрельным оружием. «Тут прямо целый арсенал Национальной гвардии», сказал Меррит. «У них в гараже даже пулемет пятидесятого калибра есть».
Из одной из комнат вышел другой агент. В руках он держал большой металлический кронштейн. «Эй, Меррит», сказал он. «Мы нашли ящики, битком набитые этими штуками. Есть соображения, для чего они нужны?»
«Без понятия абсолютно», ответил Меррит.
«Поворотные крепления», сказал Джек, ни секунды не сомневаясь. «Нужны для того, чтобы можно было установить на «Хамви» автоматы М-4, чтобы удобнее было целиться».
«Боже», сказал Меррит. «Что же эти ребята планировали – вторжение в страну?»
«Да», сказал Джек. «Что вы хотели мне показать?»
Меррит провел его в конец коридора, к комнате, которая могла бы быть главной хозяйской спальней в обычном доме. Она была превращена в оперативный штаб. Оружия здесь не было, лишь большой ломберный стол и несколько компьютерных терминалов. За компьютерами сидело два следователя, просматривавшие файлы. Джек знал, что многого они там не найдут. Паранойя отбила всякую охоту у «Великой нации» хранить важную информацию в электронной форме. Они пользовались Интернетом для рекламы и вербовки, но самого интересного в их сети не окажется.
И действительно, то, что показал ему Мерит, оказалось коробкой, наполненной большими пластиковыми папками для документов, тетрадями на проволочных спиралях и какими-то потрепанными чертежами.
«Похоже, это была их следующая цель», сказал Меррит.
Джек кивнул. «Я знаю, они планировали изготовить цианидовую бомбу и доставить ее в Вашингтон—»
«Нет, сэр», прервал его Меррит. «Мы нашли этот план, с этим все в порядке. Он вон там». Агент ткнул пальцем в другую коробку, которую описывал один из следователей. «А в этой что-то другое». Он протянул ему тетрадь, но Джек не стал брать ее в руки — он ведь снял перчатки.
«Расскажите мне».
Меррит открыл тетрадь. «Судя по этим записям, ополчение выслеживало какую-то исламскую террористическую ячейку на территории нашей страны».
Джек почувствовал, как внутри у него всё похолодело. «Что за террористическую ячейку?»
«Не знаю––»
«Где она находится?»
«Вот это я и хотел вам показать», сказал Меррит. «Она здесь, в Лос-Анджелесе. И если все верно в этих записях, эти исламские террористы собираются совершить теракт. В ближайшие несколько часов».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
2. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 4 И 5 ЧАСАМИ НОЧИ.
4:00
Сан-Франциско, Калифорния
На прикроватной тумбочке сенатора Дебры Дрекслер настойчиво и тревожно зазвонил телефон. Несмотря на столь ранний час, сенатор подняла трубку еще до второго гудка. Она еще жила по времени Восточного побережья и проснулась уже около часа назад.
«Дрекслер». Ее голос был похож на удар хлыста. Когда-то давно она говорила гораздо мягче, но один брак с насилием в семье и два срока в Сенате Соединенных Штатов заставили женственную сторону ее натуры облачиться в доспехи.
«Сенатор Дрекслер, спасибо, что ответили на мой звонок».
Дрекслер скривила губы при одном только звуке этого голоса. «Не за что, господин Генеральный прокурор. Чем могу служить?»
На линии повисла пауза. Лишь слабое электрическое шипение оптоволокна и электричества, звучавшее как-то зловеще. Наконец, Генеральный прокурор Джеймс Куинси сказал: «Мы оба с вами знаем, чем вы можете послужить. И мне, и стране в целом».
«Я работаю во благо страны каждый день, господин Генеральный прокурор. И сейчас вообще-то еще очень рано. Вам придется выражаться конкретнее».
Она понимала, что это заденет его. Генпрокурор славился быстрыми решениями и короткими разговорами. Он терпеть не мог тех, кто тратит время зря, особенно его время. Но так как всем уже довольно хорошо было известно то чувство отвращения, которое он питал к сенатору-женщине из Калифорнии, она не беспокоилась насчет того, что потеряет уважение к себе в его глазах.
«Отдайте свой голос в поддержку закона "О личных правах и персональных данных"», сказал он со своей уже ставшей легендарной прямотой. «Тогда я привлеку еще Уэйанса и Д'Акино, и он пройдет».
«Сэр, вы звоните от имени президента?», спросила она.
«От имени всей страны».
Она чуть не рассмеялась. «Ах, этот веселый бодрящий звук ура-патриотизма утром, он так приятен. Вам надо бы установить на свой телефон «Боевой Гимн Республики» в фоновом режиме, когда вы так говорите».
Даже через телефонную линию она ощутила, как его позвоночник напрягся от ее замечаний. «Я ожидал немного большего уважения к себе, сенатор. Я Генеральный прокурор Соединенных Штатов—»
«Тогда перестаньте разыгрывать из себя политика», огрызнулась она. Она знала, что он очень не любит, когда его прерывают. Она уже делала это, во время слушаний по его назначению, и пресса целый день упивалась и смаковала раздраженную реакцию его побагровевшего лица. Она была почти рада тому, что его кандидатура была одобрена, так так у нее теперь появлялась возможность повторить это еще раз. «С каких это пор Генеральный прокурор названивает сенаторам и лоббирует в пользу принятия законопроекта? Используйте ультраправые СМИ, как это делают все остальные фашисты».
Она улыбнулась, ожидая извержения вулкана. Она не боялась везувианского характера Куинси. Ее было не запугать рассерженными мужскими голосами. Ее первый муж выбил из нее все слабые стороны характера. Он чуть не лишился глаза в тот последний раз, когда попытался избить ее, и сочетание тяжелого суда по делу о разводе и шрама у него на шее заставили ее бывшего мужа смягчиться и уступить. Она получила алименты и право опеки над их маленькой дочкой. Обретя свободу, она переехала из Нью-Йорка в Сан-Франциско, уже несколько десятилетий назад. Тяжело было вначале — очень тяжело — но с вновь обретенными силами она встала на ноги и через несколько лет занялась даже местной политикой. И вот, теперь она меряется силами в политическом армрестлинге с одним из самых влиятельных и могущественных мужчин в мире. И ей это нравилось.
Но Квинси не взорвался. Вообще-то его голос остался холодным и расчетливым. «Теперь я как раз, возможно, и воспользуюсь СМИ, коль вы уж об этом упомянули. Но мне хотелось бы дать вам еще один шанс. Новый американский закон о персональных данных и неприкосновенности частной жизни даст нам возможность уничтожать террористов, как бы они ни пытались от нас прятаться и скрываться. Министерство юстиции должно иметь доступ к записям и прослушивать телефоны подозреваемых сразу же, как только устанавливается их личность—»
«Единственная проблема в этой вашей концепции — нет, одна из многих проблем в вашей концепции, господин Генеральный прокурор, заключается в том, что нынешняя администрация и ФБР вместе с нею, похоже, считают подозреваемыми всех, кто с ними не согласен. Если я правильно припоминаю, в прошлом году вы возбудили расследование против людей только за то, что они приняли участие в шествии против Барнса».
«Лица, на которых у нас были ориентировки, были связаны с—»
«Если вы хотите подискутировать, давайте выйдем на воскресные утренние теледебаты», сказала нетерпеливо Дрекслер. «В противном случае смиритесь с тем, что я проголосую против. И я призову всех, кто прислушивается к моему мнению, голосовать так же».
На линии вновь повисла пауза. Дрекслер это как-то не понравилось. Куинси был не из тех, кто сдается, и он определенно был не из тех, кто позволяет кому-то другому сказать последнее слово. Его спокойствие заставило все ее чувства насторожиться. Он не собирался сдаваться. Скорее, он свернулся, как кобра.
«Сенатор, я настоятельно рекомендую вам пересмотреть вашу точку зрения. Иначе вы можете в конечном итоге пожалеть о своем решении».
Дрекслер фыркнула: «Вы далеко не первый, кто мне это говорит».
4:14
Лагерь «Великой нации»
Когда сенатор вешала трубку, в пяти сотнях миль к югу от нее, Джек Бауэр распахнул дверь черного джипа. Он схватил Бретта Маркса за руку, скованную наручниками, и вытащил его из машины. Маркс крякнул — он был ремнем пристегнут к сиденью. Бауэр рявкнул на него, как будто в этом была вина самого ополченца. Он отстегнул ремень Маркса, а затем вытащил его, пошатывавшегося, из машины.
«Что это за хрень?», спросил Джек, показав ему тетрадь из склада с оружием.
Маркс прищурился. Света от зданий вокруг ему оказалось как раз достаточно, чтобы разглядеть обложку тетради. Он улыбнулся. «Ааа, это Операция "Дублер"».
Бауэр постучал тетрадью по башке Маркса. «Это мне ни о чем не говорит».
Похоже, Маркса позабавила потеря Джеком самообладания. «Это не так уж сложно, Джек. Существует террористическая ячейка, действующая в районе Лос-Анджелеса. Поскольку федеральное правительство не предпринимает против нее никаких мер, мы решили, что это должны сделать мы. В конце концов, для этого и существует народное ополчение, если к примеру ты прочтешь Вторую поправку—»*
- - - - - - - - - - - -
*Вторая поправка к Конституции США (1791 г.) гласит: «Поскольку хорошо организованное ополчение необходимо для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться».
- - - - - - - - - - - -
«Давай без проповедей», пророкотал Джек. «Рассказывай об этих террористах».
Лидер «Великой нации» кивнул на тетрадь. «Там все написано. Мы получили наводку от своих контактов за рубежом, что несколько террористов сумели проскользнуть через границу. Мы начали вынюхивать и вскоре выяснили, кто с кем у них тут связан. Мы собирались устранить их, пока они не успели причинить вреда. Видишь, Джек, все как я и говорил, когда ты притворялся нашим участником. Мы –– патриоты».
«Герой, герой», издевался Джек. «Не проще ли было — и законнее — просто сообщить об этом властям?»
Как ни странно, впервые за все это время Бретт Маркс действительно показался удивленным. «Мы сообщали об этом. Мы звонили в Министерство внутренней безопасности. Мы звонили в ФБР. Но нас не захотели даже слушать».
«Да что ты говоришь!», фыркнул Джек. Он раскрыл свой сотовый телефон и нажал кнопку быстрого набора номера конторы. «Бауэр», сказал он, когда ответили гробокопатели. «Соедините меня с Шарптоном».
Спустя секунду Келли был уже на линии: «Только не бросай опять трубку».
«Устроишь мне разнос позже», прорычал Джек. «Возможно, у меня кое-что есть. Есть данные, указывающие на то, что «Великая нация» напала на след исламской террористической ячейки, здесь у нас».
«Эти ополченцы сотрудничали с исламскими террористами?»
«Нет, они хотели их уничтожить. Маркс утверждает, что они раскрыли затаившуюся ячейку или что-то в этом духе в Лос-Анджелесе. Он говорит, что они сообщали об этом. В записях говорится, что месяца три назад. Там также говорится о том, что эти террористы планируют здесь какой-то теракт в самое ближайшее время. Можешь проверить сводки внутренней безопасности?»
«Сделаю. Перезвоню тебе».
4:18
Штаб КТО, Лос-Анджелес
В своем кабинете Келли нажал кнопку на телефоне, и звонок Джека завершился. Он щелкнул кнопкой внутренней селекторной связи и сказал: «Джесси».
Подключилась Джесси Бендисон, самая способная из гробокопателей: «Слушаю».
«Мне нужно, чтобы ты просмотрела списки наводок. Проверь сводки возможных угроз Министерства внутренней безопасности (DSA) за последние полгода. А также журналы ФБР, местные и общенациональные».
«Келли, у меня нет допуска—»
«Когда доберешься до журналов, позвони мне, и я тебя пропущу своим кодом. Я ищу любые наводки на террористов в Лос-Анджелесе».
Джесси отзвонилась ему в ответ уже довольно скоро — она хорошо выполняла свою работу — и Келли вполуприпрыжку спустился вниз по лестнице со своего верхнего этажа, как с хоров, в яму, в которой работали гробокопатели. Джесси Бендисон — с кожей цвета кофе мокко, с соблазнительной и привлекательной во всех отношениях сочной фигуркой, не характерной для фотомоделей — не мигая смотрела на то, как зашифрованные строчки бежали снизу вверх по ее экрану. «Об исламских террористах в наших записях ничего нет. По крайней мере у нас в Лос-Анджелесе».
«Ладно. Подключись к системе Министерства внутренней безопасности и пройдись по их серверам и журналам записей ФБР».
Она подключилась, и через некоторое время на экран выскочил парольный баннер. Келли впечатал в поля свои имя, фамилию и пароль, и секундой позже они оказались уже на следующем уровне доступа к информации.
«И что это такое?», спросила Джесси.
«ФБР выкладывает официальные оповещения о возможных угрозах всем ведомствам, связанным с национальной безопасностью. Но у них также есть свои собственные журналы для внутреннего пользования. Это внутриведомственный мозговой штурм, постоянно действующий с момента после 11 сентября. Все, кто занимается оперативной работой или получил какие-либо данные, должен выкладывать информацию, представляющую оперативный интерес, сюда».
Джесси была приятно этим удивлена: «Впечатляет».
«Это всё фигня», сказал Келли. Он склонился над Джесси. От ее шейки исходил легкий запах жасмина. Он проявил осторожность и вгляделся в экран. «Это лишь трюк, чтобы задним числом прикрыть свою задницу. Все боятся что-то упустить, так что в эти журнальные записи постоянно сваливают столько мусора, что просто невозможно их изучить в оперативном порядке. Что тут реально можно сделать – это просмотреть старые записи и попробовать узнать, было ли что-то интересующее тебя в прошлом. Таким образом, если окажется, что запахло жареным, и дерьмо попало в вентилятор, то измажутся им все».
«Спасибо за колоритный образ».
Под руководством Келли Джесси начала поиск по ключевым словам, включая "террористы", "ислам", "Лос-Анджелес" и "ополчение".
4:25
Лагерь «Великой нации»
В лагере «Великой нации» взревели двигатели внедорожников: спецназ готовился вывезти отсюда задержанных. Джек чуть не пропустил телефонный звонок.
«Бауэр», сказал он.
«Джек, мы не нашли ничего абсолютно. Ни рапортов, ни наводок, ничего. Если эти твои "резервисты" о чем-нибудь кому-нибудь и сообщали, то разве что почте».
«Спасибо». Джек захлопнул свой телефон и злобно посмотрел на Маркса. «Никаких наводок не было. По правде говоря, я этого и ожидал. Ты не из тех, кто полагается на правительство».
Маркс покачал своей квадратной головой. «Ты не понимаешь нас, Джек. Не знаю, как я этого сразу не разглядел. Мы считали так: уж что-что, а защита наших границ от террористов – это как раз то, чем обязано заниматься правительство. И конечно же, я бы обязательно сообщил властям, если б что-то выяснил. Но там никто даже пальцем о палец не ударил. Единственная разница между мной и тобой заключается в том, что ты думаешь, что если вы не в состоянии что-то прекратить, то мы, обычные граждане, должны просто безропотно все это воспринимать как должное и смириться с этим. Прости, но это не в моем духе».
«Это туда отправился Ньюхаус? Ты сказал ему сосредоточиться на миссии. Об этом речь?»
Маркс ничего не ответил.
«Ну ладно. Если ты такой патриот, то расскажи, что у вас за план. Скажи мне, где мне найти этих террористов».
«Конечно расскажу». Тот факт, что он сразу же и не колеблясь ответил на его требование, удивил Джека. «В Беверливуде живет одна семья. Отец с дочерью. С ними связан один из террористов, и мы уверены, что они знают, чем он занимается. Наш план был начать с них».
Джек вновь почувствовал, что внутри у него все похолодело, как будто ледяной угорь вполз ему в кишки. «Отец и дочь. Фамилия?»
«Там же все написано», сказал Маркс. «Адрес и все прочее. Зовут их Рафизаде».
Ледяной угорь у него в кишках нашел свое пристанище и обосновался там основательно и грузно. «Проклятье», сказал Бауэр.
* * *
...Полгода назад. Камера для задержанных в штабе КТО, с голой стальной лампой, свисавшей вниз откуда-то из темноты, и ярким направленным светом лампочки, высвечивавшей неудобный металлический стол и оставлявшей остальную часть помещения в темноте. Джек Бауэр стоял на границе света и мрака, глядя сверху вниз на человека, прикованного наручниками к столу. Он был гораздо старше его, и руки у него были мягче его из-за жизни ученого, а живот округлым от хорошей и вкусной еды. Наручники вообще-то нужны не были — этот пожилой человек не представлял собой никакой угрозы ни с точки зрения сопротивления, ни относительно возможной попытки бегства — они лишь усиливали психологическое давление Джека. Человек, сидевший на стуле, был заключенным, а Джек – тюремщиком.
«Хватит их защищать», прорычал Джек. «Мы все равно их найдем. Тогда ты нам больше не понадобишься».
Старик, прищурившись, поглядел на Джека. С него сняли и отобрали очки — еще одна небольшая деталь психологической войны — и он едва ли мог что-то разглядеть, кроме ярких пятен света. Щеки его над жидкой седой бородкой ввалились от усталости, и за три дня допросов спина у него стала согбенной, а плечи опустились. Но голос у него был таким же твердым, как и в тот день, когда сюда его привез Джек.
«Надеюсь, вы действительно их найдете, кем бы они ни были», сказал старик с небольшим акцентом фарси. «А пока я еще раз прошу встречи с адвокатом».
«Нет».
Джек позволил отказу повиснуть в воздухе. Он не стал объяснять, что «Патриотический акт» разрешал ему задерживать подозреваемых в терроризме — даже граждан США — на неопределенный срок. Отсутствие всяких объяснений придавало отказу дополнительную силу. И разумеется, он также не стал ему говорить о том, что даже с учетом тех расширенных полномочий, которые предоставлял ему «Патриотический акт», удержание Джеком под стражей этого старика было весьма шатким и сомнительным и основывалось практически на единственном электронном письме, перехваченном интернет-поисковиком ФБР.
Джек уселся на стул напротив своего задержанного таким образом, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он улыбнулся. «Профессор Рафизаде, вы провели тут с нами довольно неприятное для вас время. Но это лишь медовый месяц. Могу пообещать вам, что брак будет просто ужасным».
Старик пожал плечами. «Вы мне угрожаете, сэр, но чем? Вы думаете, я не понимаю, что ждет меня снаружи? Работы у меня теперь уже не будет. Моя профессорская должность канула в лету. Моя дочь также пострадает от этого. Вы уже разрушили все, что у меня было, самим фактом того, что сделали. Что вы со мной сделаете – отправите меня обратно в Иран?»
«Как минимум», сказал Джек. Он не отводил взгляд от ученого. Он не стал спрашивать его снова. Рафизаде знал, что ему было нужно.
Расследование было простым и выявило все довольно четко. Контакт в Ливане навел израильскую госбезопасность на лагерь подготовки террористов на сирийской границе. Месяцем ранее израильский спецназ совершил вылазку на этот лагерь. Накрыть там удалось немного, однако спецназ наткнулся на несколько имен, которые не были удалены из компьютерных списков. Некоторые из этих имен были выявлены в списках подозреваемых Министерством внутренней безопасности опасных лиц как те, кто, возможно, въехал на территорию Соединенных Штатов. Оказавшись внутри страны, они исчезли. В этот момент в дело и вмешались Бауэр с КТО. Подобно ищейкам, рыскающим по остывшим следам, они бросились вдогонку за большинством из этих имен, но зашли в тупик и ничего не нашли. Удалось раскрутить лишь одну зацепку — одним из подозреваемых, имя которого значилось в списке террористов, которых тренировали в сирийском лагере, оказался сын Ибрагима Рафизаде, профессора истории стран Ближнего Востока из Университета Южной Калифорнии. С того самого момента, как Джек познакомился с этим профессором, Джек стал считать Рафизаде ярким примером преступника, прячущегося на самом видном месте. Это был иммигрант из Ирана, натурализовавшийся в 1998 году, но сохранивший с Ираном тесные связи. Он был ярым борцом за права мусульман после 11 сентября и резко критиковал политику Соединенных Штатов по отношению к мусульманам, в том числе заключенным в Гуантанамо и в других местах. В то же время, однако, он публиковал статьи и выступал по телевидению в новостных программах, обрушиваясь с резкой критикой на исламских фундаменталистов, называя их дремучими и опасными. Иранский аятолла даже издал фетву против него в 2002 году после того, как в Соединенных Штатах вышла его книга «Разделенная душа: исследование сердца и разума ислама». Что может быть лучшим прикрытием, думал Джек, чем быть публичной фигурой, общественным деятелем, выступающим за права мусульман и в то же время осуждающим терроризм?
Но месяц телефонной прослушки, наружной слежки силами целой группы сотрудников и круглосуточного наблюдения не выявили ни малейшего свидетельства, ни единой улики, за исключением самого факта родственной связи Рафизаде с сыном, с которым он не виделся, вероятно, уже несколько лет. Джеку это было непонятно. Он несколько раз был у Рафизаде дома — как с их разрешения, так и без него — и фотографии на стенах, в альбомах, школьные табели успеваемости с отметками в рамках –– все это говорило Джеку о том, что этот человек обожал своих детей и не хотел и не мог разорвать с ними связей. И поэтому он арестовал профессора, поместив его в КТО, воспользовавшись «Патриотическим актом», надеясь выжать из него всю правду.
Профессор снова пожал плечами. «Если фетва все еще в силе, эта поездка может стать короткой».
«Где ваш сын?!», закричал Джек, хлопнув кулаком по столу. Он сам удивился силе своего гнева, но плюнул и решил продолжать. Смена тональности может принести успех.
«Не знаю—»
«Нет, знаешь! Он здесь, в США, и он представляет угрозу для жизни невинных людей. Или ты мне сейчас же все расскажешь, где он, или клянусь, я урою тебя так глубоко, что тебя––»
Дверь в комнату допросов распахнулась. В камеру вошел Райан Шапель, в окружении двух охранников в форме. Лицо у Шапеля выглядело гораздо более кислым, недовольным и рассерженным, чем обычно.
«Освободите этого человека», просипел Шапель. Два охранника в форме подошли к старику и немедленно стали снимать с него наручники. «Проследите, чтобы его благополучно доставили домой. Если он голоден или хочет пить, дайте ему все, что он попросит. Мистер Рафизаде—»
«Профессор», сказал старик, поднимаясь на ноги и потирая запястья. Он выглядел как-то неуверенно, как будто думал, что это может быть каким-то трюком из тактики Бауэра.
«Профессор Рафизаде», начал заново Шапель, «от имени нашего агентства я приношу вам искренние извинения за все доставленные вам неудобства. Надеюсь, вы понимаете, что мы действуем в интересах страны».
«Неудобства!», воскликнул Рафизаде.
«В чем дело?», спросил Бауэр, обращаясь к Шапелю. Шапель гневно взглянул на него в ответ, и даже уши у него слегка покраснели. «Он невиновен, Бауэр. Связь не подтвердилась».
«Откуда вы знаете?», спросил Джек, с растущей досадой оттого, что его единственная зацепка покидала камеру, направляясь к двери. «Как раз это я и пытаюсь выяснить!»
«Мы уже выяснили это за вас», сказал Шапель. Он протянул Джеку папку с документами. «Вот, вы где-то что-то упустили по ходу дела. Сын Рафизаде умер два года назад».
Скандал были колоссальным. Пресса вовсю поглумилась над этим. «Ученый узнает о смерти сына во время допроса», гласили огромные заголовки. Имя Джека нигде не упоминалось, конечно, но СМИ зубами впились в историю с федеральным агентом, чей узколобый взгляд не только привел к неправомерному заключению под стражу известного ученого-антифундаменталиста, но и к тому, что отец узнал о смерти своего собственного сына в самых худших обстоятельствах. Министр внутренней безопасности пришел в ярость и публично выразил свое недовольство. Джека чуть было не вышвырнули из КТО, и ему удалось лишь кончиками пальцев уцепиться за свою работу, к большому разочарованию Райана Шапеля. В этих обстоятельствах его отстранили от всех значимых, важных дел и сняли с прежней должности старшего специального агента, понизив по службе. Наставник Джека Ричард Уолш привлек другого агента, Келли Шарптона, чтобы тот временно возглавил операции подразделения. А Джека отправили в отдел внутренних угроз, который, учитывая текущую международную ситуацию, находился в полном отстое, в гнилом зловонном болоте антитеррористической борьбы США.
4:43
Шоссе 405, на юг от Лос-Анджелеса
Воспоминания об этом расследовании продолжали прокручиваться в голове у Джека, когда в этот предрассветный час его джип мчался по 405-му шоссе. Не часто удается промчаться из Палмдейла в Беверливуд за двадцать минут. С 7 утра вплоть до заката, да и много позже, главная транспортная артерия, ведущая от западного побережья Лос-Анджелеса к пригородам внутри агломерации, фактически превращалась в автостоянку. Даже в полпятого утра дорога была полна машин: жители пригородов, выехавшие пораньше, чтобы избежать этой изнурительной молотилки, вновь
оказывались в нее погруженными. Через несколько часов эта поездка отняла бы у Джека два часа. Но небольшое количество машин на шоссе и скорость в сто миль в час обеспечили ему быстрый проезд. Джек добрался до перевала Сепульведа и помчался вниз, в город, выехав к Пико и повернув на восток. Его машина летела прямо, как черная стрела, в соседний с Беверли-Хиллз район Беверливуд.
Адрес Рафизаде изменился за те полгода, прошедшие после того, как он занимался их разработкой. Они жили в ведомственном жилье для сотрудников, предоставленном Университетом Южной Калифорнии, где Рафизаде-старший состоял профессором. И сейчас Джек подъехал к дуплексу в испанском колониальном стиле на Нэшнл-авеню, который с большим трудом пытался сохранить свой внешний вид в более или менее приличном виде, но безуспешно. Наметанный глаз Джека, привыкший обращать внимание на детали, быстро усвоил информацию: ржавые водосточные трубы и желоба, плохо окрашенные карнизы, умирающую траву. Рафизаде утратили прежнее свое положение и опустились.
Они жили в квартире на верхнем этаже. Джек поднялся по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Он решительно позвонил и постучал в дверь. Он подождал несколько секунд, понимая, что первый стук в дверь лишь разбудит их и приведет в замешательство, а затем постучал еще раз. Он услышал шаги за дверью. Внутри зажегся свет, а затем приглушенный женский голос спросил: «Кто там?»
Джек поморщился: «Бауэр».
Наступила долгая пауза, во время которой Джек лишь стоял, уставившись в древесину двери. Наконец, женский голос произнес: «Вы что, шутите?»
«Нет», сказал Джек, пытаясь смягчить свой обычно рычащий голос. «Это Джек Бауэр. Мне нужно поговорить с тобой и твоим отцом».
Задвижка чуть отодвинулась в сторону, и дверь приоткрылась лишь на длину цепочки. Из щели между косяком и дверью украдкой выглянула молодая девушка. На ее темном красивом лице смешались сон и гнев. Ее густые черные волосы были убраны с лица головной повязкой из махровой ткани.
«Убирайся вон отсюда», сказала она и захлопнула дверь.
Он снова забарабанил в дверь. «Назиля*! Я приехал вам помочь!»
- - - - - - - - - - - - - -
* Во всех иранских именах и фамилиях ударение всегда падает на последний слог. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - -
«Мы получили почти всю помощь, которую возможно было получить, спасибо», сказала девушка, стоявшая по другую сторону двери.
«Открой дверь, Назиля», сказал Джек, все-таки испустив рык. «Я приехал не арестовывать тебя. А для того чтобы защитить вас».
Дверь вновь приоткрылась. Она все еще была на цепочке. Темные глаза Назили рассматривали его под светом фонаря на крыльце. «От чего?»
«Впусти меня, и я все объясню. Обещаю, я приехал не для того, чтобы кого-нибудь арестовывать».
«Ты осознаешь, что ты с нами сделал?», спросила она.
«Да. И думаю, кто-то еще сейчас делает ту же ошибку. Я хочу защитить вас. Открой дверь».
Джеку хотелось бы верить, что открыть дверь ее заставила его искренность. Но скорее всего, это была уступка с ее стороны. Несколько месяцев тому назад он стал ластиться к ней, вкрадываясь в их жизнь. Он начал с того, что выдал себя за аспиранта, который хотел знать больше о Ближнем Востоке — одним из тех инакомыслящих, которые стремились понять 11 сентября, взглянув на себя в зеркало. Он старался выглядеть очаровательным, с обезоруживающей улыбкой, и не только сумел убедить профессора Рафизаде в своем желании стать специалистом по истории ислама, но и очаровал Назилю. Она была выпускницей Калифорнийского политехнического университета и работала над диссертацией по прикладной математике. Как и ее отец, она была блестящим специалистом, но в отличие от него, она позволила себе стать чуть более европеизированной. Они вместе ужинали, посещали музеи и концерты, смотрели фильмы. Назиля Рафизаде только начала задаваться вопросом, сможет ли она полюбить немусульманина, когда однажды он появился на пороге их дома с ордером на обыск и целой бригадой федеральных агентов.
Однако сейчас Назиля сняла цепочку с двери и отступила назад, позволив Джеку пройти внутрь. Он узнал мебель, которую он видел в том доме, в котором они жили раньше: шоколадного цвета бархатный диван и кушетку, кожаный пуфик, который мог служить одновременно и журнальным столиком, копию карты Персидского залива и Индостана 15 века в прекрасной раме. Вся эта мебель с трудом умещалась в их крошечном дуплексе. Их жизненное пространство сократилось, но жизненный багаж остался.
Назиля стояла посреди тесной гостиной и поглаживала рукой складки своего махрового халата. Она ни сама не стала садиться, ни предложила сесть ему, и уж, конечно же, не предложила ему чаю. Она была невысокого росточка, но в этой маленькой квартирке она, казалось, увеличилась в размерах, как птица, распушившая перышки.
«После проблем с вашим делом меня понизили в должности и перевели в другое подразделение—», начал Джек.
«Отлично».
«Я расследовал деятельность одной группировки, рядившейся под ополчение. Это сумасшедшие, но они хорошо финансируются и активны. Они раздобыли информацию, аналогичную тем данным, которые вывели меня на тебя и твоего отца. И я считаю, что на основании этой информации они что-то намерены предпринять».
Джек ознакомил ее со своей информацией очень коротко, словно в несколько байтов, как он передал бы ее другому профессионалу. Назиля была сообразительной и, как он хорошо знал, с сильным характером и острым умом. Она усваивала факты с такой же скоростью, с какой он успевал их произносить. «Так вы остановите их?», спросила она.
«Мы уже их взяли. Сегодня ночью мы арестовали их главаря. И от него как раз и узнали, что вы являетесь их мишенью. Но некоторым из них удалось скрыться, и насколько я знаю этих типов, они все равно попытаются завершить то, что задумали. Поэтому я и приехал к вам, чтобы предупредить».
Вот тут Назиля села, обхватив руками живот и свернувшись, будто закрывшийся цветок. «Мне плохо. Почему это все происходит с нами?»
«Полоса неудач», сказал Бауэр. «И люди негодяи».
Он имел в виду «Великую нацию», но ее глаза впились в него. «Да, негодные люди».
«Разбуди отца. Хочу ввести его в курс дела. Думаю, нам нужно увезти вас в другое место, более безопасное, пока мы не отыщем этих типов».
Назиля Рафизаде почувствовала, что ее крошечная квартирка стала еще меньше. Она уставилась на Джека Бауэра, которого она ненавидела больше, чем способен человек вообще кого-нибудь ненавидеть. Он заигрывал с ее чувствами и терроризировал ее отца. Хуже того, что он уже сделал для разрушения их жизни, он не смог бы сотворить, даже если бы попытался. У нее не было оснований ему доверять. Но с другой стороны, зачем тогда ему было сюда приезжать? Он уже отнял у них всё, и каким бы коварным и жестоким она бы его ни считала, она также знала, что он никогда не тратил своего времени зря.
Она медленно выпрямилась и встала с дивана. Она вышла в узкий коридор и прошла мимо небольшой ванной к двум спальням. Она чувствовала Бауэра у себя за спиной. Он двигался очень тихо, но она знала, что он там. Дверь в ее собственную спальню была распахнута. Дверь в спальню отца была закрыта. Он стал крепко спать, особенно теперь. Спал он немного, но когда его одолевала усталость, он спал как убитый. Она громко постучала: ;;; («Отец?»)
Она открыла дверь в темную комнату. Джек склонился над ее плечом. Даже в темноте было видно, что в постели никого не было, и она была даже не разобранной. Профессора Рафизаде там не было.
«Где он?», спросил он.
«Я… Я не знаю. У него были какие-то планы на вечер. Он преподает английский как в мечети с тех пор, как потерял работу. Я всегда ложусь спать до того, как он возвращается домой во вторник ночью…»
Назиля еще не успела закончить фразу, а Джек уже звонил по своему сотовому в КТО, и к тому времени, когда ее удивление переросло в страх, он успел узнать, что: первое, профессор Рафизаде покинул мечеть Калвер-Сити в начале третьего часа ночи, и второе, что его машину в последний раз видели на углу Сентинелла-авеню и Пико-авеню.
Он повторил эту информацию Назиле именно так, как она была передана ему Джесси Бендисон.
«Как ты узнал об этом так быстро?», спросила она.
«Дорожные камеры, камеры видеонаблюдения, записи мобильных звонков…»
Она покачала головой: «Власть, которой вы обладаете, ужасающа».
«Ты изменишь свое мнение, если это поможет найти твоего отца. Он звонил сюда со своего мобильного телефона. Проверь автоответчик».
Назиля вернулась в гостиную. Серебряный радиотелефон стоял в вертикальном положении на подставке, где также имелся автоответчик. Она нажала кнопку воспроизведения, аппарат пропищал, а затем раздался голос ее отца: «Нази, я вернусь поздно. Со мной тут хотят встретиться по поводу проекта документального фильма. Для старика это уже поздно, но если там что-то удастся, мы можем получить кое-какие деньги. Название компании на карточке на моей тумбочке. Если будешь беспокоиться, то я буду там».
«Фильма?», спросил Джек.
«Однажды он уже выступал консультантом для фильма, когда понадобился специалист по средневековому исламу. Фильма о Крестовых походах».
Он проследовал вслед за ней обратно в спальню отца и осмотрел комнату, как только она включила свет. Эта была комната ученого — все плоскости здесь были завалены книгами, журналами, тетрадями, листами с заметками и записями. Тумбочка ничем не отличалась от других поверхностей — Джек насчитал в стопке на ней пять книг у кровати, плюс еще две, которые лежали лицевой стороной вниз и были открыты, как будто Рафизаде читал обе эти книги одновременно. На вершине стопки из книг опасно балансировала груда всяких бумаг — какие-то брошюры, визитки, рекламки, письма. Назиля подняла сверху визитку, и оставшаяся часть кучи, покачнувшись, упала на пол. Она протянула ее Джеку, а затем стала поспешно собирать упавшие бумаги. Он снова набрал КТО, но его взгляд был устремлен на нее, на ее движения украдкой.
«Бендисон, это снова Бауэр. Проверь эту компанию—», он взглянул на визитную карточку — «Кинокомпания Ополченец». Расположена здесь, в Лос-Анджелесе. Предполагаю, что такой не существует».
«Сейчас», коротко произнесла Джесси Бендисон и поставила Джека на удержание.
Назиля сложила бумаги аккуратно и быстро — вообще-то настолько быстро, что Джек едва не пропустил еле заметного движения ее руки, когда она сунула в карман халата какую-то бумажку.
Когда Джек был снят с удержания, Джесси Бендинсон вновь появилась на линии. «Джек, «Кинокомпании Ополченец» не существует».
«Я так и думал. Спасибо».
Он захлопнул свой телефон. «Назиля, сожалею, но похоже, твоего отца схватила «Великая нация». Этой компании, с которой он собирался встречаться, на самом деле не существует».
Лицо ее побледнело. «Вы можете ему помочь?»
«Я сделаю все возможное. Я в долгу перед вами», сказал он. «Но сначала покажи мне, что ты только что сунула себе в карман».
Она рукой прикрыла одежду. «Ничего. Это личное».
«Все равно, покажи мне».
Нехотя, сдавшись, она вытащила из кармана листок бумаги. Это была обычная поздравительная открытка размером 4 на 6 дюймов с акварельной картинкой цветов на обложке. Внутри тонким неразборчивым почерком ползли из стороны в сторону строчки. Джек даже не стал читать, что там было написано, потому что его внимание сразу же привлекли два факта.
Во-первых, открытка была датирована двумя месяцами тому назад.
Во-вторых, она была подписана умершим братом Назили.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
3. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 5 И 6 ЧАСАМИ УТРА.
5:00
В пять часов утра улицы Сан-Франциско лишены всякой романтики. Через час или два над заливом взойдет солнце, и те, у кого хороший вид из окна и склонность подниматься пораньше, смогут посидеть с чашечкой кофе от Пит и посмотреть, как туман откатывается от моста Золотых Ворот, подобно отступающей армии. Но в этот час Сан-Франциско представлял собой еще темный и притихший город, отличающийся от других лишь очень крутыми холмами.
Однако столь ранний час был очень удобным временем для утренней пробежки сенатора США, суточный биологический ритм которой все еще был настроен на время Восточного побережья, а ее биологические часы заставляли лишний вес скапливаться у нее на бедрах. Дебра Дрекслер хоть и была законченной феминисткой и либералкой, не чужда была и некоторого суетного тщеславия. Одной из ее слабостей в напряженном графике была ежеутренняя трехмильная пробежка. В свое время она была, что называется, красоткой, и хотя разумом она понимала, что те дни, когда она кружила голову мужчинам, миновали, сердцем она чувствовала, что нужно как минимум пытаться это делать, прилагая к этому соответствующие усилия.
В самом начале шестого утра она выбежала из своей квартиры на темную улицу, еще освещенную уличными фонарями. Она не спеша побежала по дороге, и к ней присоединился молодой человек в спортивном костюме адидас.
«Бобби», поздоровалась она.
«Сенатор», сказал молодой человек. Она никогда не произносила вслух в его адрес слово «телохранитель», но он не был ее постоянным штатным сотрудником — во всяком случае, он не занимался в ее штабе ни аналитикой, ни фандрайзингом — но когда она с месяц назад занялась этими предрассветным пробежками, ее сотрудники где-то разыскали его, на всякий случай, чтобы он следил за тем, чтобы она всегда возвращалась домой целой и невредимой. Он бежал вместе с ней, и они иногда разговаривали друг с другом, но чаще она все же была погружена в свои мысли, а он просто бежал с ней рядом.
Первую милю она молчала, пока они бежали по улицам, ведущим к парку "Золотые ворота", стараясь осмыслить телефонный звонок Куинси. Что бы это могло означать? Он знал, каким образом она собирается голосовать, и не похоже, чтобы Генпрокурор пытался ее уломать, оказывая на нее давление. Барнс мог бы попытаться это сделать — по крайней мере, она могла себе представить, что он мог бы ей позвонить и, используя свой Президентский голос, как-то начать ее запугивать. И эта попытка, тоже, конечно же, провалилась бы. Партии Барнса, может, и удалось бы запугать многих других членов ее политического лагеря, но только не ее. Итак, если сам президент потерпел бы в этом неудачу, зачем же этим удосужился обеспокоиться сам Генпрокурор?
А началось все это с Патриотического акта. Дрекслер проголосовала за него. Как и все остальные, она была охвачена эмоциями 11 сентября, и ее решения, ее суждения были окутаны и омрачены дымом горящих башен. Но Конгрессу все же хватило здравого смысла, чтобы по крайней мере сделать этот акт временным. Она была шокирована, когда правительство расширило его дополнениями, и теперь она пришла в ярость от того, что администрация пытается заменить его законом, еще более вторгающимся в частную жизнь. Новый американский Закон о личных правах и защите персональных данных — даже само его название было настолько оруэлловским, что от него у нее внутри все содрогалось и мурашки бежали по спине — предоставлял ФБР и другим следственным органам такие полномочия, которые были равносильны отправке Билля о правах в измельчитель бумаги. Всякий раз когда политики из ее лагеря пытались бить тревогу, Куинси и администрация просто прикрывались патриотическими флагами и талдычили об ордах террористов, скрывающихся где-то в мрачных укрытиях.
Конечно, это вовсе не означало, что террористов в реальности не было, они были и где-то прятались.
Они добежали до парка "Золотые ворота", который был далеко не таким огромным, как Центральный парк в Нью-Йорке, но по-своему красивым, и побежали затем по парку, по его беговой дорожке.
«Бобби, вы следите за политикой?»
Молодой человек ответил: «Я слежу за вами, сенатор».
Она рассмеялась. Он был сообразительным. «Я серьезно, я разговариваю с другими своими сотрудниками, спрашиваю их мнения, мне интересны их взгляды». Она пошла на свою вторую милю. Ее дыхание и ее предложения становились все короче. «И хочу узнать и ваши».
«Я не сторонник высказывать свои мнения на работе, сенатор».
«Тогда из вас получился бы хороший политик».
«Не надо издеваться, сенатор».
Она снова рассмеялась. «Так вы же вроде из охраны или из силовых структур или еще из чего-то подобного. Вот мне и хочется знать, что вы думаете о новом законе о защите частной жизни».
Он помолчал. Ей показалось, что ему не хотелось об этом говорить. «Я же не следователь, мэм, не детектив какой-нибудь. То есть, я имею в виду, я просто некоторое время обучался розыскному делу в FLETC».
Она повторила это слово так, как он его произнес: «Флетси?»
«Федеральный учебный центр подготовки сотрудников правоохранительных органов. Там обучают понемногу обо всем, но я специализировался в основном на персональной охране. Поэтому я вообще-то не настолько уж компетентен, чтобы иметь представление о том, что необходимо следственным органам. Так что этот закон выше моего разумения и компетенции».
«Нет, это не так», поспорила с ним она. «Он не может быть выше чьего-либо понимания. Суть здесь, основной момент вот какой: согласны ли вы с тем, чтобы правительство наплевало бы на все ваши права, если оно посчитает вас террористом?»
Он задумался: «Я не против игнорирования прав террористов, когда их ловят».
«Но что если ловят не тех? Что, если будут попраны права ста человек во имя того, чтобы найти одного террориста?»
«Я бы сказал, что это того стоит».
«А что, если будут нарушены права ста человек, но террористы так и не будут найдены?»
«Понимаю, что вы хотите сказать, мэм».
Она не была в этом уверена, но он был вежлив. Их беговая дорожка пересеклась с еще одной, и рядом с ними оказался другой бегун.
«День добрый», задыхаясь, сказал новенький. «Надеюсь… вы… не возражаете, если я составлю вам компанию… примерно на милю». По его внешнему виду казалось, что еще одна миля его убьет.
Дрекслер улыбнулась. Она была такой же примерно месяц назад, когда она только начала снова бегать по утрам: «Нисколько. Мы все равно через пару минут повернем обратно».
Мужчина кивнул и стал смотреть вперед. Время от времени ей было видно его лицо, освещаемое фонарями беговой дорожки парка, а затем пропадавшее.
Он был уже старше среднего возраста (ее возраста, подумала она с сожалением), с небольшим брюшком и редеющими волосами. Он тоже взглянул на нее пару раз, как будто пытаясь вспомнить, кто она. Ей часто приходилось с этим сталкиваться. Большинство избирателей, к сожалению, не знает, кто у них избранный ими же депутат. И время от времени она сталкивалась с кем-то, кто видел ее на CNN или в воскресных итоговых новостных программах. И им всегда требовалось некоторое время, чтобы вспомнить, кто она такая.
«Мы с вами не знакомы?», спросил он наконец. «Я вас где-то видел».
«Я ваш общественный слуга», сказала она посмеиваясь. «Я Дебра Дрекслер, сенатор».
«Серьезно?», спросил мужчина. Он по-прежнему тяжело дышал, но голос его стал чуть тверже. «А я не это имел в виду. Мне кажется, мы уже встречались, когда-то, очень давно. Может, лет двадцать назад. Мне показалось, что я был вашим клиентом еще в семидесятых годах».
Дебра Дрекслер остановилась. Остановились и этот мужчина, и Бобби. Все трое постояли, тяжело дыша, некоторое время — сенатор бледнея, телохранитель, пытаясь оценить угрозу, а незнакомец – блаженно улыбаясь.
«О чем это вы?», спросила Дрекслер, не обращая внимания на пот, струившийся ей в глаза.
«Мне показалось, что мы с вами когда-то давно занимались бизнесом».
«Нет, если только вы не занимались торговлей обувью, уважаемый», сказала она холодно.
Его улыбка превратилась в недобрый похотливый оскал: «Это по-разному тогда называлось, но я что-то не припоминаю, чтобы мы называли это обувью».
«Бобби», сказала Дрекслер, «мне не нравится этот человек».
Она была благодарна ему, когда он сразу же встал между ними. «Вы сейчас же уйдете отсюда», сказал он.
Мужчина кивнул. «Да, конечно. Просто имейте это в виду, сенатор. И не забывайте об этом. Уверяю вас, что если я буду продолжать об этом думать, то я точно вспомню, каким именно бизнесом мы тогда вместе занимались. До свидания!»
И с этими словами он побежал в парк.
5:23
Западный Лос-Анджелес
Когда Дебра Дрекслер надевала кроссовки, Джек Бауэр стоял в квартире Рафизаде. Это был один из редких моментов в его жизни, когда он просто стоял, пораженный и словно парализованный смешанными чувствами: гневом, замешательством и страхом.
«Рамин Рафизаде жив», прорычал он. «Рамин Рафизаде жив».
Перед ним стояла Назиля, стояла выпрямившись и слегка расставив ноги. Единственным признаком того, что ей было страшно, были чуть дрожащие руки, опущенные вниз. Она превратилась в остров, приготовившийся к буре. Джек почувствовал, что внутри него вскипала буря, сдерживаемая ярость из-за шестимесячной ссылки в отстойное болото на самую периферию борьбы с терроризмом, где он был вынужден выслушивать всякое быдло, изрыгающее безмозглые тупые ругательства недоумков в адрес негров и евреев, в то время как вместо этого он должен был разыскивать безумцев, мечтавших уничтожить тысячи людей. Шесть месяцев, потраченных на инфильтрацию в ничтожную банду головорезов под предводительством трепла, мнящего себя гуру, который коверкал Конституцию, читая ее задом наперед, и мечтал вновь пережить лучшие деньки своей армейской службы, начав войну на территории Соединенных Штатов. Шесть месяцев быть каким-то изгоем… и как оказалось, несправедливо. Он оказался прав. Рамин Рафизаде был связан с террористической группировкой в Ливане, и Рамин Рафизаде был жив. И Ибрагим Рафизаде поддерживал с ним связь.
Для Джека картина начала складываться воедино. Он сделал то, что должен был сделать, но каким-то образом, неизвестно почему, операция все же потерпела провал. Чувство несправедливости из-за того, что его сослали в эту дыру, сопровождалось тем парадоксом злой иронии судьбы, что эти «добровольцы-ополченцы» и политические радикалы, которых он разрабатывал в течение полугода, были на верном пути, в то время как люди из его собственной конторы шли совсем не в ту степь. Кто бы мог подумать, что «Великая нация» занималась делом, тем, что нужно было делать, а КТО тем временем сидело сложа руки.
Он ничего не сказал, но лицо его стало каменным, пока эти мысли вновь и вновь прокручивались у него в голове. Наконец, Назиля не выдержала и тихо сказала: «Он ни в чем не виноват».
«Заткнись», прорычал он, физически подавив желание ее ударить. «Сядь». Он толкнул ее, и она упала на кровать.
Он достал свой мобильник и набрал КТО. Секундой позже он уже говорил с Келли Шарптоном. «Мне нужно досье на Рамина Рафизаде. Все, что у нас на него собрано».
Он услышал, как Келли растерялся. «По Рамину? Ты имеешь в виду сына? По тому, который мертвый, дело, сданное в архив, что ли?»
«Все что есть», повторил Джек.
«Подожди, не вешай трубку».
Джек подождал пару минут, пока Келли извлекал файл и просматривал его. Он кратко изложил его содержимое Джеку по телефону. Большинство данных остались такими же, какими помнил их Джек еще полгода назад.
Ибрагим Рафизаде в течение многих лет был голосом умеренных в Иране. Он приветствовал падение шахского режима — и хотя он был немного старше тех студентов, которые помогли свергнуть тирана, он рукоплескал их революционному порыву. Но уже вскоре он был потрясен тем, что коррумпированный шахский режим сменился теократией фундаменталистов. Сам Ибрагим мечтал о свободном исламском государстве, руководствующемся принципами шариата, которые, однако не будут доминировать в стране. Эти мечты оказались наивными. Тем не менее, он остался в Иране, веря в то, что со временем к голосу более умеренных прислушаются, и власть смягчится. Он вырастил там сына и дочь, пытаясь найти золотую середину между чистой любовью к исламу, таким, каким он виделся ему самому, и повиновением законам государства. Это оказалось нелегкой задачей, и Ибрагим Рафизаде мог бы первым сказать, что ему это удалось лишь наполовину. Его дочь оказалась способной ученицей. Сын тоже — но тем, кто обратился в сторону более совершенной жизни, чем та, которой жил Ибрагим.
К концу 1980-х годов Ибрагим поверил в то, что его терпение возымело свои результаты. Президентом был избран Рафсанджани, и хотя он все же был консерватором, он в то же время был прагматиком, стремившимся улучшить репутацию Ирана в мире в целом. И казалось, не за горами уже серьезные реформы. Но к середине 1990-х годов Ибрагим стал уже скептически настроен в этом вопросе, и даже с приходом к власти Мохаммеда Хатами, начавшего настоящие реформы, он считал, что мало что изменится. И к моменту прихода к власти Хатами в 1997 году Ибрагим уже покинул Иран.
Но Рамин уезжать отказался. В 1997 году ему было восемнадцать лет, он был пылким и страстным, еще молодым, зеленым и не перебесившимся. Не находя выхода своей юной энергии, Рамин с головой окунулся в политику. Он закружился, как падающий лист, в противоречивых и борющихся ветрах реформ и догм, веря в то, что Иран может и станет идеальным мусульманским государством, чего все так жаждали. Он отказался отправиться вслед за отцом в Америку. И с этого момента жизнь Рамина Рафизаде превратилась в длинный список дат, мест и зыбких, не определившихся связей с различными людьми и организациями. Он прожил еще около года в отцовском доме под Тегераном, будучи активным сторонником реформаторского движения Хатами, затем почему-то вышел из него в 1999 году, присоединившись к более консервативно настроенным Стражам исламской революции.
В 2000 году он снова объявился, на этот раз в Ливане. Уже самим по себе этим фактом он сразу же был занесен в американские черные списки подозрительных лиц, так как обычно молодые люди появляются в Ливане из Ирана только через террористическую группировку «Хезболла». Однако из Ливана о нем приходило очень мало информации, что означало, что ему либо хорошо удавалось скрываться, либо он не принимал участие в активной деятельности. Он практически исчез на два года, до тех пор, пока спецназовцы не обнаружили его имя в списках разгромленного лагеря террористов на границе с Сирией. Это и стало главным направлением поисков Джека, пока они не были прерваны тем фактом, что Рафизаде, как оказалось, был убит в Ливане, и Джека обвинили в нарушении гражданских прав Ибрагима Рафизаде.
«Там нужно записать кое-что еще», сказал Джек, когда Шарптон закончил вкратце излагать ему данные. «Я только что обнаружил кое-какие данные, говорящие о том, что Рамин Рафизаде жив».
«Джек…». В голосе Шарптона послышались сильные нотки скептицизма.
«Я не одержим этим, как навязчивой идеей», сказал Бауэр. «У меня в руках открытка, написанная Рамином своему отцу. Она датирована двумя месяцами тому назад».
Эта новость поразила Шарптона так же сильно, как и Джека: «Твою мать! Ни хрена себе».
«Вот именно. Продолжай копать, ладно?»
«Посмотрю, что мы упустили. Конец связи».
Джек закрыл свой телефон и обратил всю энергию, которая у него собралась за последние минуты, на Назилю Рафизаде. У него не было времени изучать всякую метафизическую галиматью или философию Нью-эйдж, но он знал, что если полностью сосредоточиться на ком-то другом, то этот другой почувствует эту твою сконцентрированную энергию на себе как пулю, выпущенную из пистолета. И теперь он сосредоточился на ней. Ему захотелось заорать на нее. Захотелось свернуть ей шею за то, что она подвергла риску жизни стольких людей, утаив информацию. Ему хотелось заставить ее поплатиться за то унижение, которое он перенес. Но он не стал это делать. Он сосредоточился на самом важном вопросе.
«Где он?»
«У него никогда ничего общего не было с этими людьми—»
«Пожизненное заключение. Гуантанамо или какое-нибудь еще менее приятное местечко. И на вас обоих тоже будет висеть ярлык террористов».
Назиля покачала головой, глаза ее наполнились слезами. «Ты уже угрожал всем этим раньше, Джек. Если бы я считала, что мой брат на самом деле террорист, я бы––»
«Ты первой выдала бы его», закончил Джек ее фразу. «Чушь собачья».
В ее глазах появились слезы. «Ты знаешь, почему я тебе ничего не скажу. Именно по всем тем причинам, которые ты только что назвал. Мой брат ничего не сделал! Но он находится в чьем-то там списке, поэтому если его схватят, он окажется в одном из тех мест, о которых ты только что говорил, и никто его больше никогда не увидит!»
«Если он невиновен, то он—»
«Он что? Просидит в тюрьме всего лишь два-три года как «вражеский комбатант»?
«Конечно, нет», сказал Джек, хотя и понимал, что лжет. Такое у него бывало. Такова цена, которую иногда приходилось платить, чтобы сохранить людские жизни. «Но все, что нам пока известно, указывает на то, что в стране находятся террористы, вероятно, где-то в Южной Калифорнии. Я так и думал полгода назад, и сейчас я получаю все больше тому доказательств. Нам, может быть, еще повезло, что они еще никого не убили. Мне нужно их найти, иначе погибнут люди. И сейчас мои единственные зацепки – это твой брат и эти идиоты из ополчения. Говори, где он».
Она заколебалась. Губы ее приоткрылись, но не произнесли ни слова. У нее чуть колени не подкосились из-за того давления, которое он на нее оказывал, но в последнюю минуту она сменила позу, как будто приготовившись к бою, и сказала: «Я скажу тебе, после того, как ты спасешь моего отца».
5:31
Сан-Франциско
Руки у Дебры Дрекслер по-прежнему дрожали, когда она закрыла за собой дверь своей квартиры и рухнула в широкое кожаное кресло в своей гостиной. Она вспомнила, как ее впервые ударил ее бывший муж, это было много лет назад. Было больно, да, но еще большим было потрясение оттого, что такое вообще могло произойти. Вот так же она чувствовала себя и сейчас.
Что это за человек? Откуда он мог знать?
Первые два года после ее развода стали кошмаром, лишь чуть менее ужасным, чем ее брак. Друзья, которые должны были ждать ее в Сан-Франциско, разбежались, а обещания, которые они ей давали, были нарушены. Это было в 1979 году, президентом тогда был Картер, и у Дебры появился свой собственный, личный индекс мучений*: нужно было кормить маленькую дочку, а не было ни работы, ни денег. Что у нее было – это тело, которое прекрасно сохранилось после перенесенных родов. И даже во время депрессии 1980-х годов были мужчины с достаточным количеством денег и похоти, позволявшим ей зарабатывать себе на хлеб.
- - - - - - - - -
*«Индекс мучений» – экономический термин; индекс, который комбинирует показатели безработицы и инфляции; впервые появился в США в 1970-х гг. в связи с ростом инфляции и безработицы; такой индекс также отражает степень уверенности потребителей в будущем (влияет на спрос) и может иметь политическое значение. – Прим. переводчика
- - - - - - - - -
Она никогда не опасалась того, что ее тайна когда-нибудь выйдет наружу. Она занималась этим бизнесом менее двух лет, а затем вышла из него, и в нем она не представляла собой ничего особенного. Обычная девушка по вызову, ничем не выделявшаяся, под вымышленным именем. Никто не обращал на нее никакого особого внимания. Даже наоборот, мужчинам хотелось, чтобы это оставалось тайной даже больше, чем ей самой. Ее никогда не арестовывали, никогда не фотографировали. С тех пор она прошла через пять выборов, и этот период ее жизни никогда не высвечивался на ее политическом радаре.
Зазвонил телефон. Дебра глубоко вздохнула, чтобы успокоить свой голос и руки. Она взяла трубку. «Дрекслер».
«Сенатор». Голос Куинси тек по телефонной линии прямо как масло. «Надеюсь, вы не возражаете против второго моего телефонного звонка за это утро».
«Почему бы и нет», сказала она, переключившись на свой деловой тон, «особенно после того, что наш первый разговор был таким приятным».
«Мне просто хотелось, чтобы вы знали, что я серьезно рассматриваю ваше предложение прибегнуть к СМИ».
«Замечательно. Вы чудесно смотритесь на телевидении».
«О, это буду не я. Я не вправе. Не я же располагаю такой информацией».
Она почувствовала, как внутри у нее всё похолодело. «Я вас не понимаю».
Джеймс Куинси усмехнулся на другом конце телефонной линии. «Сенатор, я уверен, вы слышали, что в политике порой возникают странные союзы и пары. Но вам никто не говорил, что эти партнеры появляются после того, как вы начинаете заниматься политикой?»
Он знает. Конечно же, ему все известно. Он каким-то образом узнал об этом. Этот бегун работает на него.
«Как я понял по вашему молчанию, вы меня понимаете. А теперь позвольте мне сказать вам, сенатор, что время поджимает. Голосование не за горами. Вряд ли вы успеете повлиять на Уэйанса и Д'Акино. Поэтому я предлагаю вам кратчайший прямой путь. Пресс-конференцию. Пресс-конференцию ранним утром, так, чтобы она попала в новостной цикл Восточного побережья».
«Но я не могу––»
«Нет, сможете. Вы скажете, что у нас с вами было несколько телефонных разговоров. Звонки регистрируются, и поэтому все, конечно, смогут убедиться, что мы действительно с вами разговаривали. И вы скажете, что вы убеждены в том, что закон о персональных данных будет действовать в интересах и во благо страны, что, впрочем, так и есть на самом деле ».
«Нет».
Он снова усмехнулся. «Не буду считать это вашим окончательным ответом. У вас есть» — он сделал паузу — «чуть больше часа до 7 часов утра, когда начнется новостной цикл, который достигнет восточного побережья к обеду, что было бы идеально. Если я услышу, что вы сделали это свое заявление, я пойму, что мы договорились. Если я ничего не услышу, то следующая новость, которую я услышу после этого, будет полностью посвящена вам».
Звонок оборвался.
5:39
Западный Лос-Анджелес
«Я не знаю, где твой отец», возразил Джек.
Назиля указала на телефон у него в руках. «Дорожные камеры. Камеры видеонаблюдения. Спутники».
«Это не всегда срабатывает. Зная время и место, можно просмотреть определенные камеры и маршруты. Но просто искать везде как попало, наугад – на это уйдут дни и недели, если даже использовать все наши возможности. Просто скажи мне, где твой брат».
Она вновь замялась, но на этот раз не из-за сомнений и колебаний. Она торговалась, надеясь заключить сделку: «Мы можем договориться», сказала она. «Я отвезу тебя к нему, если ты сделаешь для меня две вещи».
«Только две?», спросил он.
«Во-первых, ты должен пообещать, что ты выслушаешь его доводы. Он не террорист. А во-вторых, ты должен пообещать, что как только вы найдете моего отца, вы сначала и прежде всего остального его спасете».
Теперь настала очередь смутиться Джеку. Ему приходилось лгать на службе — а вообще-то, зачастую лгать и являлось его работой — но что-то такое в Назиле заставило его заколебаться. Ему не хотелось ей лгать, даже несмотря на то, что она лгала ему. В армии и в КТО он сталкивался со всеми уровнями зла — от мелких преступников, движимых жадностью, до психопатов, руководствовавшихся желанием заткнуть какую-то черную дыру у себя в душе. Он знал, что дьявол обладает силой принимать самый приятный облик. Но когда она сказала, что ее брат не террорист, она сказала это совершенно искренне и убежденно. Что бы ни скрывалось в сердце ее брата, ее сердце было чистым.
«Обещаю тебе, я спасу твоего отца», сказал он.
5:44
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Келли Шарптон положил ноги на стол и потер глаза. Утречко выдалось не из легких. Его первоначальный график дел на сегодня включал в себя не так уж и много пунктов: встречи-планерки с тремя главными его оперативниками, видеосовещание с Министерством внутренней безопасности, на котором ему нужно было лишь слушать, и отчет по обновлению программного обеспечения спутниковой связи, которое должно было улучшить их поиск по базам данных процентов на 5. Но вместо этого один из его оперативников без разрешения устроил облаву на лагерь ополчения и арестовал бывшего военного, умеющего работать на публику и на СМИ политического радикала; расследование деятельности террориста, закрытое полгода назад, неожиданно возобновилось, а мертвый иранец вернулся с того света в наш мир.
Пребывая в таком умонастроении, он не очень-то удивился, когда ему позвонил оператор. «Келли, тебе звонит Дебра Ди. Говорит, что это важно».
«Дебра Ди… Не знаю такую. Перенаправь звонок на—»
«Она говорит, что ты знаешь ее по Сан-Франциско, но она переехала с тех пор в Вашингтон».
«Вашингтон — Ди? — о черт, соедини». За те несколько секунд между щелчком оператора и соединением с Деброй все пазлы у него в голове сложились воедино, и когда в телефоне вновь что-то щелкнуло, он сказал: «Как я понимаю, есть причина действовать максимально скрытно?»
«Да», произнесла звонившая. Голос ее звучал сдержанно, а не с той обычной твердостью женщины – реально действующего политика. Она явно чем-то была напугана, но она старалась это маскировать. Келли не понаслышке знал: мало что могло испугать Дебру Дрекслер. «У меня проблемы».
«Нам пора тут клуб организовывать», сказал Келли. Он наклонился вперед к телефону в своем кресле, но теперь, когда он точно знал, что это Дебби, он вновь откинулся на спинку и положил ноги на стол.
«Я пыталась дозвониться до тебя по мобильнику, но не смогла».
«Он выключен. Отрабатываются новые правила. Внутри КТО не разрешается пользоваться сотовыми. Ты понимаешь, что этот звонок тоже будет зафиксирован?»
«С этого номера не проблема. Мне просто не хотелось, чтобы твоя секретарша услышала мое имя. Мне нужна помощь. Помощь по-настоящему, и ты единственный, о ком я подумала и кто может мне помочь».
Келли почувствовал, что краснеет, как школьник. Все, о чем он сейчас подумал, это были трогательная жалость и сочувствие. Прошло уже двенадцать лет, но до сих пор мысль о том, что он ее рыцарь в сияющих доспехах, заставляла его сердце биться. "Для оперативника экстра-класса, кого ты из себя изображаешь, ты мало что еще почерпнул из фактов, Шарптон".
«Расскажи, в чем дело».
Она рассказала ему. Когда она пересказала ему свои разговоры с Генеральным прокурором и поведала о встрече с таинственным незнакомцем, ее голос вновь обрел решительный и твердый сенаторский тон, который был всем знаком по телевизору. Но как только она закончила, ее голос вновь задрожал: «Я… Я не знаю, каким образом они об этом узнали, Кел. Это было так давно. Тогда я никому не была известна. Ты единственный, кому я об этом рассказывала».
Ее слова прозвучали отчасти мольбой, а отчасти обвинением. Он почувствовал, что она не могла — или не хотела — поверить в то, что он предал ее, но она была в замешательстве и в отчаянии. Она должна была это узнать, но не могла заставить себя спросить. На ее месте он вел себя так же.
«Я этого не делал, Деб. И ты это знаешь. Кроме того, зачем мне рассказывать это Генпрокурору? Ты же знаешь, как я отношусь к закону о личных свободах».
Она подавила рыдание. «Да, знаю».
Теперь они могли говорить только о политике, не больше. Злая ирония, конечно, потому что именно политика вбила между ними клин с десяток лет тому назад. Она была мэром Сан-Франциско, а он был руководителем тамошнего спецназа. В силу этого он также руководил охраной мэра и как бы становился ее главным телохранителем. Несколько месяцев они лишь ходили вокруг да около друг друга, не решаясь на сближение. Основания тому были: во-первых, она была на несколько лет старше его; во-вторых, отношения, технически возможные, стали бы самой лакомой пищей для мельницы слухов. Но однажды они, наконец, сделали первый шаг, после совещания по вопросам безопасности к приезду новоизбранного президента. Она настояла на своем участии в этом совещании — хотя мэр мало что могла сказать, и еще меньше сделать, по поводу посещений города представителями федеральной власти, — и ему понравились ее язвительные и острые вопросы, словно на допросе. Во время общего шума и гама, которыми неизбежно сопровождаются завершения таких совещаний, ему коротко удалось незаметно пригласить ее на ужин. Оба они ожидали, что будут разочарованы этой встречей. Чем мог быть ей интересен какой-то силовик? Могла ли быть милой политик-феминистка? И все же каждый из них обнаружил в другом необработанный алмаз и был им очарован. Он учился в Калифорнийском университете в Беркли, по другую сторону залива, но затем бросил учебу ради военной карьеры, «просто чтобы посмотреть, сможет ли он это осилить». Она же оказалась не столько феминисткой, столько индивидуалисткой, которая приходила в ярость, когда видела человека — любого человека — раздавленного системой. Те два года, которые они провели вместе в городе у залива [самоназвание Сан-Франциско], были чудесным временем для них обоих.
Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается. Карьера Дебры Дрекслер отнюдь не покрылась на этом мхом, и она, пользуясь своей популярностью в Сан-Франциско, включилась в общенациональную политическую игру, с первой же попытки завоевав кресло в Сенате. Это был конец их отношениям. Если местный мэр была крайне чувствительна к сплетням, то для сенатора они были подобны смертельному яду. Хотя разумом Келли понимал мотивы ее действий, сердце его было разбито и обескуражено, и это смятение неизбежно привело к боли. Время от времени она иногда с ним контактировала, стараясь поддерживать с ним связь, но это стало тяжело делать, особенно когда разговоры касались личных отношений. Поэтому, когда они общались друг с другом, что происходило нечасто, они разговаривали только о политике.
Так она узнала, что Келли Шарптон выступает против закона о свободе и персональных данных. Он был одним из немногих в своем ведомстве, кто так считал — большинство агентов КТО и большинство сотрудников других разведывательных органов были рады любым средствам, которые помогли бы им в работе. Но агрессивность этих «новых американских правил неприкосновенности частной жизни» пробудила в Келли какие-то старые университетские, берклианские чувства. Он не был уверен, что хочет жить в стране, готовой пожертвовать тем, что ей было дорого, для того чтобы себя этим спасти. Его работа как раз и заключалась во вторжении в частную жизнь людей, в разрушении их привычной жизни, в том, чтобы залезать и разбираться в их секретах и тайнах, потому что иногда эти люди были злыми. Но он всегда признавал значимость надсмотрщиков, наблюдавших за ним самим. Но теперь эти надзиратели сами присоединились к той самой партии, которая восхваляла и поощряла те самые действия власти, которые Отцы-Основатели стремились держать в узде.
«Я не слишком хорошо знаю Генпрокурора», сказал Келли. «Способен он на такое?»
Деб наполовину рассмеялась, наполовину всхлипнула. «О да, он это сделает, только ради того чтобы мне навредить. Мы далеко не лучшие друзья».
«Слушания по утверждению его кандидатуры. Я помню».
«Для него это лишь вишенка на торте, приятный завершающий штрих. Который погубит меня. «Поборница прав женщин бывшая проститутка», прочла она воображаемый заголовок. «Это будет весело».
«И что ты хочешь от меня?», спросил Келли.
«У него что-то есть, Кел. Какие-то доказательства, иначе он не стал бы говорить об их обнародовании. Слухи двадцатилетней давности тут не годятся. У него есть что-то против меня. Мне нужно, чтобы ты выяснил, что у него есть, и уничтожил это».
Келли почувствовал, как в груди у него что-то сжалось. Словно чей-то кулак сжал ему сердце. «Ты так говоришь... будто это так просто. Ты хоть представляешь, что это означает?»
«Я в отчаянии», сказала она.
В голове у Келли пронеслись такие термины, как "тяжкое преступление", "уничтожение улик", "взлом" с "проникновением". «Речь идет о Генеральном прокуроре. И сейчас электронный век. И он, черт возьми, в трех тысячах миль от меня. Я же не могу вот так просто вломиться в его квартиру и распотрошить ее всю в поисках негативов».
«У него должно что-то быть. Я больше никого не знаю—»
«Ты же член Сенатского Комитета по разведке!», огрызнулся в ответ Келли. «Ты всех знаешь! Ты знаешь боссов боссов моих боссов!»
«Но я не могу никому из них доверять. Никому в Вашингтоне. Поверь мне, любой, кого я попрошу, либо сразу же меня изобличит, либо сам воспользуется этой информацией, и мне придется снова заниматься этим через год или два. Дураков же там нет, чтобы—»
«Ну да, зато есть я…»
«Ты храбрый, у тебя хватит смелости», сказала она. Она сделала паузу, как будто до нее, наконец, дошла чудовищность ее просьбы. «Келли, я сама не совсем осознаю, о чем прошу. Я даже не знаю, что конкретно ты можешь сделать. Я даже не знаю точно, что у него есть. Что я точно знаю – это что у меня есть лишь час, чтобы принять решение. И я не могу это допустить».
Он сел, почти поднявшись на ноги. «Ты же не хочешь сказать, что ты изменишь свою…», он умолк, не в состоянии закончить фразу. «Ты не такая. Ты не прогнешься».
Он чувствовал, как она переживает и нервничает, даже через телефонную линию. Ее убивало, если кто-то ее к чему-то принуждал. Все политики идут на компромиссы, конечно, но Дебра Дрекслер упорно пробивалась вперед все двадцать лет своей политической деятельности, не принося в жертву свои принципы. Он знал ее много лет, и даже когда они не общались, он следил за ее продвижением и за тем, как она голосовала. Она была Либералом с большой буквы, сторонником Американского союза защиты гражданских свобод и ярой защитницей гражданских прав. Она шла против течений, откуда бы ни дул ветер, когда начинал пищать ее внутренний счетчик лжи, ее шестое чувство, улавливавшее враньё и несправедливость. Несмотря на свои либеральные принципы, она в течение многих лет отстаивала реформирование системы социального обеспечения … но в последний момент проголосовала против этого законопроекта, потому что он не содержал надлежащих ассигнований по уходу за ребенком для матерей, которые нашли работу. Что чуть не разрушило ее репутацию среди умеренных, которые предпочли ее другим, более консервативным альтернативным кандидатам. Равным образом она чуть было не уничтожила свой имидж среди левых, проголосовав за пересмотр принципов позитивной дискриминации, потому что она считала, что она превратилась в систему квот, где обращается внимание лишь на цвет кожи, без учета экономического положения. Она выдержала все бури критики в свой адрес, объявив о своем намерении голосовать за то, что считала правильным, даже если это означало для нее потерю своего поста.
«В Сенате еще так много нужно сделать», ответила она. «Не знаю, кто сможет защитить интересы женщин. Дебаты об абортах продолжаются до сих пор—»
«Ты не должна голосовать за этот законопроект», твердо заявил он.
«Тогда помоги мне уничтожить его улики. Мне очень нужно, чтобы ты это сделал». Она посмотрела на часы. «И мне нужно, чтобы ты сделал это уже через час, и даже меньше».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
4. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 6 И 7 ЧАСАМИ УТРА.
6:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Телефон, щелкнув, отключился, и Келли с ностальгической грустью пожелал вернуться к тому моменту, когда его самой большой проблемой являлся Джек Бауэр. Она сделает это. Ему было трудно в это поверить, но он услышал страх в ее голосе. Она пожертвует своим голосом ради карьеры, и, хотя Келли не был посвящен в политику внутри Кольцевой дороги округа Колумбия, он подозревал, что ее голос повлияет на многих других.
Шантаж. Боже, он ненавидел политиков. Он уселся в своем кресле, задавшись вопросом, что, черт возьми, он может сделать.
6:04
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
«Надеюсь, вы не против столь ранней встречи, все остальное время день заполнен делами», сказал Митч Рашер, шагнув в сторону и пропуская Генерального прокурора в свой гостиничный номер.
Куинси был одет в костюм-двойку и галстук, в отличие от смятой рубашки поло и джинсов Рашера. «Все нормально», сказал тот коротко и решительно, «я все равно уже давно на ногах. Нет, спасибо», добавил он, когда Рашер кивнул на кофейник со свежим кофе на столе.
Номер был большим, но не роскошным. Рашер обычно отказывался афишировать свой статус. Человек, которого называли «мозгом Барнса», жил так, будто у него вообще не было ничего телесного. Сотрудники Западного крыла называли его «отшельником», потому что он порой целыми днями сидел запершись в своем кабинете, разрабатывая секретную политическую стратегию, жертвуя сном (чем все восхищались) и личной гигиеной (о чем все сожалели). Он запросто мог заявиться на совещание в наполовину заправленной в брюки рубахе, в галстуке набок и с трехдневной щетиной на лице. Он приводил себя в порядок, если ему нужно было выйти к телекамерам, но предпочитал вообще избегать света рамп, не оказываясь в центре публичного внимания. Рашер получал какое-то извращенное наслаждение от того, что действовал за кулисами, и не желал, чтобы какие-нибудь собаки из СМИ выставляли его на свет божий, показывая, как он дергает за ниточки власти.
Рашер откусил кусок рогалика и плюхнулся на диван.
«Осталось два дня, Митч», сказал Куинси, устраиваясь в кресле напротив. «Не так много времени, даже для вас, ребята».
«Для этого может хватить и двух часов», ответил Рашер ртом, набитым рогаликом. «Мы закончили все это выкручивание рук, которое собирались сделать, Джим. Я говорил тебе это еще до Фриско (Сан-Франциско). Больше не будем рисковать из-за этого. Мы уже и так подвергаемся слишком сильной критике из-за военных расходов и налогов».
Квинси подергал манжеты рубашки, покрутив пальцами запонки. «Видишь ли, бред какой-то получается. Вы сделали национальную безопасность сутью политики своей администрации. Вы сказали мне поддерживать этот законопроект. А теперь вы, ребята, уселись на скамейке запасных в последнем периоде, когда вместо этого вы должны желать одержать победу в этой игре больше, чем кто-либо другой».
Рашеру нравились спортивные метафоры, как и многим другим. «Да, но иногда, когда игра проиграна, ты придерживаешь своих игроков, чтобы они не пострадали».
Генпрокурор пристально смотрел на Рашера, который лишь чавкал рогаликом, улыбаясь в ответ. Лысеющая голова Рашера блестела в свете лампы в углу, придавая ему ангельский ореол. Но ухмылка под ним была совсем другого происхождения. Это было наложение на этот ореол хищного взгляда, который направил мысли Куинси в верном направлении. «О черт!», сказал он.
Коварная ухмылка Рашера стала еще шире. Куинси теперь понял, конечно, кто такой этот Рашер. Он Мефистофель. Яго. Он Макиавелли. Он был конструктором этой крепости – Белого дома, постоянно державшим бедолаг из противоположного лагеря в замешательстве и беспорядке. Однако вплоть до этого момента Квинси не думал, что грозная сила Рашера могла быть направлена также и внутрь.
«Ты хочешь, чтобы законопроект зарубили», сказал он.
«Я тебя умоляю, Джим, я никогда такого не говорил».
«Нет, не говорил. Но это правда. Вы хотите, чтобы его зарубили. Но что если действительно что-нибудь произойдет? Что если произойдет теракт и окажется, что мы могли предотвратить его, если бы органы располагали бы большими полномочиями. Что тогда?»
Рашмер осмотрел свою булочку и смахнул с нее кунжутное семечко. «Вполне спокойно. Мы просто обвиним своих противников в отказе предоставить нам полномочия, которые нам были явно необходимы».
«Но если законопроект сейчас провалится, вы же будете выглядеть как—», он собирался сказать: «как проигравшие». Но конечно, проигравшими будут выглядеть не они. А он. Он являлся олицетворением закона о персональных свободах. Его рекламным лицом, его архитектором. Куинси покачал головой. Как и все лучшие планы, этот был слишком прост и очевиден, и он попался на эту удочку, как лох в игре в покер.
К счастью для него, у него имелось несколько козырей в рукаве. Он вышел из задумчивости: «Все может выйти совсем не так, как вы задумали. Думаю, я добьюсь принятия этого законопроекта». Он посмотрел на часы. Уже почти 20 минут. «Вообще-то я почти гарантирую вам это».
Рашер пожал плечами. «Хорошо. В таком случае, если он пройдет, мы просто измерим температуру по стране. Если все же опросы будут против него, мы наложим на него вето и будем хорошо выглядеть. Если люди будут за него, мы его подпишем и тоже будем хорошо выглядеть».
Куинси сказал: «Тогда вы будете выглядеть как примазавшиеся. А мое предложение заключается в том, чтобы Президент шел впереди в этом вопросе. Он должен знать, в какую сторону марширует парад, чтобы его возглавить».
Рашер потерял интерес к своему рогалику. «Спасибо за политический совет, но ты не в силах ничего гарантировать. Ты проигрываешь со счетом 52 против 48 сенаторов, и это только если Робинсон и МакФерсон не перебегут на другую сторону. Все наши люди говорят, что голосов, которые могут исправить ситуацию, нет».
«Ваши люди и раньше ошибались», сказал Куинси.
«Нет», холодно ответил Рашер, «не ошибались».
«Ну, на этот раз они ошибаются. Вот увидишь, будет целый поток перебежчиков в самую последнюю минуту. Думаю, это вас удивит и застигнет врасплох. Я проведу законопроект, и запишу победу на свой счет, и уже не придется и думать о вето».
Рашер зевнул. «Что-нибудь еще?»
«Нет». Квинси встал и заставил себя дойти до двери, якобы как ни в чем не бывало. Он открыл и закрыл ее, не попрощавшись, и только в коридоре позволил своему лицу скривиться в злобной, мрачной гримасе. Вот ублюдок. Квинси понимал, что его кидают на законе о персональных данных, но он никогда не думал, что из-за этого его готовы отдать на растерзание.
Что ж, подумал он, у него есть для них несколько сюрпризов. Его первый план, похоже, сработает. А если нет, то вместо него уже готовился план «В».
6:18
Беверли-Хиллз, Калифорния
Назиле потребовалось несколько минут, чтобы одеться, и после этого они с Джеком поехали на север от Пико в Беверли-Хиллз. По Беверли-драйв они проехали через сердце небольшого анклава, и Джек, которому Назиля указывала, как ехать, оказался вскоре в собственно Беверли-Хиллз — среди скопления невысоких холмов и высоких деревьев, которые умудрялись скрывать под собой несколько сотен огромных особняков к северу от бульвара Сансет. Вскоре, когда небо из темного стало бледно-желтым, они остановились перед огромным особняком из монолитного камня с плоским фасадом, одним из тех нескольких десятков, которые выросли там за последние несколько лет. Местные жители называли их «персидскими дворцами», потому что в них предпочитали селиться богатые иранские иммигранты.
Джек внимательно осмотрел особняк, а затем посмотрел на Назилю: «Ты издеваешься, что ли?»
«Он не террорист», сказала она в тысячный раз. «У него здесь есть друзья, которые сочувствуют ему, оказавшемуся в беде».
«Мы искали его целых полгода, а он, оказывается, жил здесь». Рамин Рафизаде, скрывавшийся от правосудия, преспокойно купался в роскоши.
Она повернулась к нему на своем сиденье: «Ты не понимаешь, Джек. Люди, живущие здесь, приехали в США, чтобы сбежать от политики. Никто из них не является террористом. Многие из них мусульмане не более тебя. Они не ощущают никакой связи с талибами, и ни разу не бывали в медресе. Ты покажешь им террориста, а они первое, что сделают, это пожмут плечами и отвернутся. Второе, что они сделают, это вызовут полицию. Но знаешь ли ты, чего они боятся больше всего? Тебя. Таких, как ты, которые арестовывают их сыновей».
Джек скривил губы: «Не надо мне этой политкорректной чепухи. Я не собираюсь гоняться за какой-то бабушкой из Бойсе, когда угроза исходит в основном от Ближнего Востока».
«Мы знаем это!», сказала Назиля. «Вот почему мы миримся с досмотрами на самолетах, с пристальными взглядами в ресторанах и с тем, что нас останавливает и расспрашивает полиция. Но ваши законы заходят слишком далеко, и ты это знаешь».
Но Джек ее уже не слушал. Стандартная тактика оперативника стала его второй натурой, и пока они разговаривали, он осматривал улицу. Сначала ничто не показалось ему необычным — широкие газоны, тихие дома, несколько машин и фургон фирмы спутниковых антенн, стоявший на улице. Автомобили были в основном дорогими, но имелось и несколько недорогих Тойот и Киа. Они, должно быть, принадлежали обслуживающему персоналу, приезжавшему сюда и будившему домочадцев к завтраку…
Стоп. Это было настолько очевидно, что он почти упустил это из вида. Он не спал всю ночь, и из-за сорванного биологического ритма он чуть было не облажался.
Фургон спутниковой компании. Не бывает в мире компаний по установке тарелок или кабельного ТВ, которые приезжают тогда, когда вам это захочется. И уж точно не бывает вызовов на ремонт в 6:30 утра. Он завел двигатель.
«Куда мы едем?», спросила Назиля.
«Объедем сзади».
Джек плавно, даже сонно, отъехал на своем джипе от особняка. Как только он отъехал на достаточно значительное расстояние, примерно на квартал, он поддал газу и быстро повернул направо. У большинства из этих домов в Беверли-Хиллз имелись широкие проезды, отделявшие их от соседей. Это позволяло городским властям убирать мусор так, чтобы контейнеры и мусоровозы были незаметны. Джек еще раз повернул направо в другой проезд и помчался по нему как можно тише, считая дома, пока не подъехал к высокой стене из шлакоблока, которая и являлась его конечной целью.
Он достал пистолет. «Оставайся здесь», приказал он и выскользнул из машины.
6:26
Штаб КТО, Лос-Анджелеc
С той минуты, как Деб попросила Келли Шарптона о помощи, его сердце знало, что он ей поможет. Но разум его сопротивлялся этой затее целых двадцать минут.
То, о чем он думал, являлось преступлением. Хуже всего того, что когда-либо вытворял даже Джек Бауэр. Джек, при всем его безрассудстве и хамоватости, был всего лишь оперативником, а в оперативных условиях ты принимаешь решения на лету, основываясь на опыте и на самых последних данных, а затем дерешься изо всех сил, чтобы победить. Несмотря на разносы и критику, которые он устраивал Бауэру, Шарптон всегда восхищался тем, как тот нарушал правила, находясь на грани, у самой опасной черты, в своем стремлении разобраться в картине в целом.
Но это… это было самоубийством.
Его телефон снова зазвонил. «Тот же абонент, Келли», сказала оператор.
«Ну что еще?», рявкнул Келли, когда линия была подключена.
Было слышно, как Дебра Дрекслер шагала по комнате. «У меня время на исходе, Кел. Примерно через полчаса я должна что-то сказать прессе. Если я этого не сделаю, то эта новость будет предана гласности, и я погибла. Мне нужна помощь, и она нужна мне как можно скорее».
«Ты понимаешь, о чем меня просишь?», прошипел он ей в ответ, понизив голос.
«Нет», ответила она честно и искренне. «Понятия даже не имею. Но я точно знаю одно: ты единственный, у кого есть доступ к такой информации, и единственный, кто способен не дать ей ход».
Келли огляделся. Стены его офиса были стеклянными и прозрачными. Он мог бы нажать на выключатель, и стало бы темно, но было еще рано, и единственными, у кого был включен свет, остались бы гробокопатели. Они сидели внизу за своими компьютерами. Он продолжил: «Ты даже не знаешь, что ‘это’».
«Да, не знаю—»
«Это может быть живой свидетель. Это может быть фотография, лежащая где-нибудь в сейфе. Я не смогу это сделать, и точка. И я уж точно не смогу это сделать за полчаса».
«Я знаю, что это», сказала ему Дебра. «Я только что получила копию этого на мой электронный адрес. Это напоминание мне, чтобы я сделала то, что мне было сказано».
У Шарптона появилось тошнотворное ощущение опустившегося желудка и одновременно заколотившегося сердца. «Ты получила электронное письмо? Перешли его мне».
Он повесил трубку.
Электронное письмо пришло уже через несколько секунд. Келли сразу же перешел к прикрепленным файлам и открыл их, и – вот оно. Ряд черно-белых фотографий мужчины и женщины, которой определенно являлась Дебра Дрекслер, но на двадцать лет моложе. И, наверное, лет на десять моложе, чем когда Келли с ней познакомился. Снимки были зернистыми, но четкими, и они поведали простую историю. Мужчина и женщина входят в гостиничный номер. Мужчина кладет деньги на тумбочку и раздевается. Мужчине неплохо было бы похудеть и побрить спину. Женщина берет деньги и раздевается. Женщине неплохо было бы питаться лучше и больше. Женщина кладет подушку на пол и опускается на колени…
Келли сразу же узнал этот стиль. Это были скиншоты с записи полицейской спецоперации, на которой этот тип попался. Целью явно был мужчина, а не Деб, и он догадывался, почему эта пленка и снимки не всплыли раньше. Мужчина, кем бы он ни был, был завербован, либо был малозначимым, либо полиция просто забыла о нем, и пленка была отправлена в архив и пролежала там долгие годы. Мужчина, скорее всего, так никогда и не занял видного положения, а проститутка была всего лишь проституткой, и всё. Без имени Дебры, приложенного к пленке, там ничего интересного не было, даже при переводе картотек в цифровой формат базы данных. Наивысшая угроза карьере Дебры Дрекслер лет двадцать пролежала в одном из каталогов какого-то местного полицейского архива. До сегодняшнего дня.
Келли обратился к самому электронному письму. Оно было переслано письмом самой Деб, естественно. Она получила это письмо от почтового ящика «oldfriend1604@hotmail.com», который был, конечно же, левым, но это его не волновало. Он ведь был федеральной властью.
Келли запустил на своем компьютере поисковую программу и отправил в нее это электронное письмо, всё полностью, вместе с пересланным сообщением. Программа именовалась «Ищейка» в честь собак-нюхачей и представляла собой побочного сородича программы «Хищник» – грандиозной и наводящей ужас машины ФБР, способной следить за всей электронной почтой по всему Интернету. Ищейка не являлась столь же мощной, но гораздо более целенаправленной.
Первое, что сделала программа-перехватчик, было самым легким: она взломала IP-адреса, включая тот, откуда исходил этот «oldfriend1604». После чего Ищейка приступила к делу по-настоящему, цифровая овчарка бросилась по электронному следу. Келли отправил ее вверх по течению, чтобы узнать, откуда именно этот конкретный пакет байтов исходил изначально. Пока шли минуты, Ищейка периодически посылала ему обновления данных: сервер в Лос-Анджелесе переслал письмо с сервера в Арлингтоне, штат Вирджиния, который, в свою очередь, переслал его с сервера в Вашингтоне. Побегав некоторое время за собственным хвостом по кругу внутри Кольцевой дороги, Ищейка, наконец исправилась, сориентировалась и уткнулась носом в компьютерный терминал в офисе Генеральной прокуратуры, зарегистрированный на имя «Бигсби, Шеннон». Келли поискал это имя в списке госслужащих, имевшемся у КТО (довольно обширном), и выяснил, что Шеннон Бигсби являлся помощником Генерального прокурора.
«Красавица», пробормотал Келли, «что же ты делаешь, делясь порноснимками?»
Он вздохнул, но не от облегчения. Ищейка – это было самое легкое. Ищейка могла отследить письмо, но не умела взламывать компьютеры, как и овчарка не могла одновременно и найти беглеца, и надеть на него наручники. Для этого Келли нужна была помощь.
Он вбил добавочный номер на телефоне.
«Бендисон», послышался голос в трубке.
«Джесси, поднимись ко мне. Есть задачка для тебя».
6:33
Беверли-Хиллз
Джек подтянулся к верхней кромке стены, уже второй раз за это утро. Но на этот раз здесь все сильно отличалось от лагеря «Великой нации». То, что находилось за стеной внутри, было скрыто итальянскими кипарисами высотой в 20 футов. Джек соскользнул вниз между двумя из них и, воспользовавшись ими как прикрытием, осмотрел задний двор. Справа от него находился прямоугольный бассейн с черным дном и беседкой для переодевания, который, вероятно, служил одновременно и гостевым домиком. Окна его были темными. В левой части двора находилась широкая, тщательно ухоженная лужайка, полого поднимавшаяся к мраморной террасе и нескольким стеклянным дверям, которые вели в трехэтажное главное здание. Он не заметил в доме никакого движения. Если кто-то и наблюдал за ним из окна, он вел себя очень тихо.
Джек осторожно двинулся вперед, прячась за кипарисами, пока не поравнялся с купальным домиком, а затем бросился к нему, пригнувшись и двигаясь по прямой. Он добрался до беседки и прижался к ее стене, укрывшись за ней так. что теперь его не было видно из большинства окон здания. Он прислушался к стенам кабинки. И не различил никаких звуков или движений внутри. Оставалось надеяться, что там никого нет. Между этой беседкой и боковой стеной двора было пространство, и он пополз туда, не обращая внимания на паутину и жучков, ползавших по стене, равно как и на шебуршащий звук, который мог принадлежать лишь промчавшейся крысе. Даже в Беверли-Хиллз были крысы — возможно, даже больше, чем следовало. Он дополз до конца купальни, и теперь между ним и дверями осталось лишь открытое пространство . Он снова огляделся вокруг в поисках каких-либо признаков движения. Ничего. Он ринулся вперед.
Он добежал до главного здания и растворился в стене. Очень осторожно он заглянул в ближайшие к нему французские двери – восемь стеклянных квадратов в белой деревянной дверной раме. Внутри было нечто вроде небольшого кабинета, и людей там не было. Он попробовал дверь. Она оказалась запертой, как он и ожидал. Он замялся, размышляя, что делать дальше. Он мог позвонить в КТО, но он не очень-то горел желанием убеждать Райана Шапеля или Келли Шарптона в том, что им необходимо произвести облаву на очередной персидский дворец по той причине, что он считал, что Рамин Рафизаде жив. Он мог попытаться взломать замок, но он не специализировался на таких операциях, и даже если бы он смог это сделать, на это ушло бы время. Можно было разбить стекло, но это произвело бы больше шума, чем он мог себе позволить.
Выбор за него сделал звук, раздавшийся изнутри дома. Это был приглушенный крик, прозвучавший достаточно громко, чтобы показаться тревожным и срочным криком о помощи, но недостаточно громкий, чтобы он шел откуда-то издалека. Джек повернулся боком к стеклянным панелям и сильно ударил локтем в одну из них, ближайшую к дверной ручке. Она разбилась на тысячи, как показалось Джеку, кричащих осколков. Если кто-нибудь его подслушивал, то его наверняка услышали. Ему оставалось надеяться, что из-за криков наверху ему удастся войти незамеченным.
Осторожно, стараясь не порезаться, Джек сунул руку в пустой теперь прямоугольник и открыл дверь. Насчет сигнализации он не беспокоился. Либо ее отключили преступники, и он войдет внутрь тихо, либо сигнализация сработает, вызвав сюда полицию. Его устраивал любой вариант.
Сигнализация не сработала. Он немного приоткрыл дверь и проскользнул внутрь, а затем закрыл ее за собой. Он услышал один или два злобных голоса где-то наверху, а затем еще один короткий крик. Звуки шли со второго этажа. Держа пистолет перед собой, Джек двинулся вперед через весь дом, проверяя каждую комнату, мимо которой проходил. Коридор выводил из кабинета и проходил мимо трех или четырех других комнат: комнаты прислуги, прачечной, большого кабинета на первом этаже, и заканчивался самым большим фойе, которое Джеку когда-либо приходилось видеть. Пол тут был, похоже, из огромного цельного куска зеленого мрамора с белыми прожилками и золотыми вкраплениями. С потолка в пятидесяти футах у него над головой свисала огромная люстра размером с Лексус. Вверх, на второй этаж, вела витая лестница. Джек выглянул из коридора, посмотрев, что там наверху. Там все было чисто, как ему показалось. Он двинулся к лестнице, и тут новые злобные фразы и чьи-то рыдания заставили его насторожиться и поспешить.
На лестнице был ковер, поэтому он поднялся быстро и бесшумно. Он оказался на втором этаже и в еще одном длинном коридоре. Тут, вероятно, находились спальни, туалеты и ванные.
«Сидеть!», раздался грубый голос, и послышались новые рыдания в конце коридора. Джек прокрался по коридору, прижавшись к стене, не отводя прицела пистолета от последней в коридоре двери. Он отводил взгляд лишь ненадолго, заглядывая по пути в каждое помещение — в них было пусто, как ему показалось, хотя в некоторых из них имелись проходы и коридоры, которые вели вглубь здания и терялись там из виду.
Он добрался до конца коридора и услышал двух человек, разговаривавших друг с другом.
«Держи ее, черт, за ноги, она брыкается».
«Ну так двинь ее в ответ!»
Он услышал глухой звук удара, вопль и визг. Джек отошел от стены и завернул за угол, держа под сектором обстрела всю комнату сразу. Ствол его пистолета тут же наткнулся на двух мужчин в синих комбинезонах, стоявших на коленях над пожилой женщиной в сером халате. Они уже связали ей руки за спиной, а теперь связывали ей ноги. В комнате было еще трое: женщина и двое мужчин. Один был молодым человеком, а двое других – парой, примерно одного возраста. Джек догадался: бабушка, муж, жена и Рамин Рафизаде.
«Федеральный агент! Отвали от нее на хрен!», заорал Джек, полностью войдя в комнату.
Двое в синих комбинезонах подпрыгнули, как перепуганные кошки. Они быстро повернулись, потянувшись за оружием, которое они отложили в сторону. «Стоять!», крикнул Джек, выстрелив в диван в дюйме от руки одного из них. Люди в доме вскрикнули при звуке выстрела. Оба нападавших побледнели, как смерть, и замерли на месте. Джек узнал одного из них по собраниям в «Великой нации».
«На колени».
Они оба повиновались. Теперь Джек осмотрел все помещение. Это была библиотека. Все стены, вплоть до дверей, в которые он вошел, были уставлены книжными полками.
«Где Фрэнк Ньюхаус?», спросил он. Он сам не понял, зачем это спросил, когда его главными целями были Рамин и Ибрагим Рафизаде, но плюнул на это.
«Да пошел ты нах», сказал один из ополченцев.
«Скажешь это своим дружкам, которых заведешь в тюрьме», прорычал Джек. «Может быть, ты, наконец-то, пойдешь на х… самого Бретта Маркса, потому что он теперь как раз там—»
Он заметил это слишком поздно. Один из ополченцев «Великой нации» посмотрел на него, а затем на какой-то миг его взгляд скользнул куда-то над плечами Джека. Джек обернулся, но это было неверным движением. Он лишь краем глаза увидел третьего ополченца за мгновение до того, как тот руками столкнул книжный шкаф, обрушившийся на Джека. Что-то тяжелое и острое врезалось ему в лоб, и вокруг него всё погрузилось во мрак.
6:41
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джесси Бендисон взбежала по ступенькам к офису Келли. Она не понимала, почему этот мужчина так ее возбуждал. Ей было двадцать пять лет, и она была хороша почти по всем параметрам, и в ее вкусе были черные мужчины несколько нагловатого поведения и с хорошим образованием. Сама она была совсем другой — черная девушка, выросшая сначала в Амстердаме в семье дипломатов, которые затем переехали в Соединенные Штаты, когда она еще училась в средней школе. Она встречалась с самыми разными парнями, от хулиганов и бандитов до спортсменов, качков и ореос*. Она вполне могла бы заигрывать с белым парнем и теперь, и тогда, в колледже, просто ради прикола, но только потому, что колледж – это для экспериментов. Но ни один из них не вызывал у нее томления где-то внизу животика. И у нее никогда раньше не было еще романа с мужчиной старше себя. Так почему же именно он?
- - - - - - - - - - - -
*Черные американцы, которые пытаются вести себя как белые, образованные и успешные. Слэнговый термин происходит от названия популярного печенья Орео, у которого между двумя черными шоколадными дисками белая кремовая начинка.
- - - - - - - - - - - -
Но вот она стоит здесь, у его офиса, она добежала до вершины лестницы, чуть запыхавшись, сдерживая дыхание, и не из-за подъема. Он сидел в своем кресле, выпрямив спину и расправив в стороны плечи, будто углы треугольника, которые конически сужались вниз, к его пояснице. Он носил облегающие рубашки, которые хорошо на нем сидели, потому что для белого мужчины примерно сорока с чем-то лет у него была великолепная фигура. Волосы у него были чуть седыми на висках, но это было не очень заметно, потому что он коротко стригся. Лишь лицо выдавало его возраст, и все равно он хорошо выглядел для своих лет, с этими морщинками возле глаз, которые становились заметнее, когда он смеялся.
«Что-нибудь нужно от меня?», спросила она. По его просьбе она общалась с ним без формальностей. Ей больше нравилось бы, если бы он предпочитал сохранять командную структуру взаимоотношений — так ей легче было скрывать свои желания — но Келли Шарптон не особенно придерживался формальностей, главное, чтобы дело было сделано.
«Садись», сказал он, поднявшись с кресла и предложив сесть в него ей.
Она села и посмотрела на компьютер. На экране висела страница входа в систему – в Министерство юстиции.
«Так, и что?», снова спросила она.
«Мы получили задание. Мы должны провести учебную пожарную тревогу в Министерстве юстиции».
«Пожарная тревога» – так Келли именовал ложные взломы дружественных сетей с целью проверки системы их защиты. «Мы должны проверить, сможем ли мы взломать базу данных Министерства юстиции и залезть в их файлы».
«Серьезно?», спросила Джесси, искренне удивившись. «Разве у Минюста нет для этого своей анти-хакерской группы?»
«Там беспокоятся, что они уже выдохлись и отупели. Им нужен свежий взгляд со стороны. Выбрали нас, а я выбрал тебя. Посмотрим, сможешь ли ты туда проникнуть».
Джесси положила руки на колени. «Ну, я сразу же могу сказать, что не смогу это сделать. Защита у системы Минюста очень сильная. Нужно пройти файервол, и у нас даже это не получится. Помнишь, как несколько лет назад кто-то чуть не взломал компьютеры Министерства обороны? С тех пор невозможно пройти даже первый уровень защиты, и потом, конечно же, все остальные—»
«Я могу провести тебя через первый, внешний брандмауэр», сказал Келли. «С моего компьютера мы уже вошли в систему, как я это сделал раньше, когда мне нужно было, чтобы ты просмотрела журналы ФБР. Это только внешнее кольцо, но нам нужно продвинуться намного глубже, но начало хотя бы уже положено». Он вновь почувствовал этот ее запах жасмина.
Джесси все же так и не коснулась клавиатуры. «Келли, моя смена заканчивается уже примерно через полчаса. Ты не мог бы поручить это сделать кому-нибудь из следующей смены?»
«Нет, мне нужна ты», сказал он, подчеркнув во фразе каждое слово. Она почувствовала, что сердце у нее ёкнуло. «Кроме того, со сменой никаких проблем не будет. Мне нужно, чтобы ты взломала их—», он взглянул на часы компьютера — «за пятнадцать с половиной минут».
«Ты шутишь—»
«Пятнадцать минут и двадцать секунд…»
«Ладно». Наконец, она положила пальчики на клавиатуру.
Чувство вины заставило его сердце сжаться. Но лишь за то, что он лгал ей, зная, что он ей нравился. Он вовсе не ставил ее под удар. Это был его приказ, его компьютер и его код доступа.
У него зазвонил телефон. «Снова Дебби Ди», объявил оператор, соединяя его.
«Я работаю над этим», сказал он сразу же, без всякого приветствия.
6:47
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
За те полчаса с тех пор, как они говорили в последний раз, Дебра Дрекслер уже успела уехать со своей квартиры в своей офис в Сан-Франциско, располагавшийся напротив мэрии. Этот офис напоминал ей былые времена, когда политика была проще, а результаты понятнее. Она выбрала офисы на третьем этаже, а не выше, потому что, когда она давала интервью из своего родного штата, за спиной у нее из окон ее небольшого конференц-зала был виден центр Сан-Франциско, который она чувствовала своим «домом».
Там уже находились журналисты, и еще двое поднимались сюда на лифте. Она не звала их, конечно. Им подсказали — «кто-то из ее сотрудников», больше они ничего не могли сказать — что сенатор Дрекслер собирается сделать важное заявление, какое-то довольно громкое, которое способно было заставить вытащить из постели операторов с камерами прямого эфира и еще сонных репортеров утренних новостей. Генеральный прокурор для нее уже все организовал.
Дебра закрылась в своем кабинете. «У меня тут журналисты. Ждут, что я скажу им что-то громкое в самом начале следующего часа». В голосе ее была слышна скрытая паника.
Келли отвел телефон от уха. «Как у тебя дела, Джесси?»
«Интересное тут шифрование», прошептала она, погруженная в собственные мысли. «Интересно, они следят за мной оттуда, как я это делаю?»
«Вроде как», сказал Келли, возвращаясь к телефонному разговору. «Мы здесь делаем все возможное. Но я не уверен, что у нас получится».
«Не будь циником!», запротестовала Джесси.
«Черт!», воскликнула Дебра Дрекслер со своим характерным бронксским произношением. «Я должна буду пойти на это, Келли. Мне придется. Это один голос из тысячи, которые способны помочь людям».
«Я бы не советовал это делать», сказал Келли, заставив свой голос звучать беспристрастно из-за Джесси. «Это крайне важная операция. Некоторыми принципами нельзя поступаться».
«Это все моя чертова карьера! Какое унижение!», сказала она. Он услышал тревогу в ее голосе. Она разговаривала не с ним. Она теперь разговаривала сама с собой, уговаривала, уламывая сама себя. Она рассказывала ему о тех ночах давным-давно, когда она тем же тоном уговаривала себя торговать собственным телом.
Он услышал какой-то шум на заднем фоне ее линии. «Мне надо идти. Позвони моей помощнице Эмми по этому номеру, если что-нибудь получится».
Трубку повесили.
6:55
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Джесси?»
«Не думаю, что... — ой, минуточку, у меня получилось!» По голосу девушки чувствовалось, что она удивлена. «Все оказалось проще, чем я думала. Этим ребятам там действительно нужно—»
«Ты права, огромное спасибо», сказал он, сверяясь с временем: 6:52. «Отлично, ты просто молодец. А сейчас я прошу прощения, честно. Я должен с ними посовещаться, а это секретно».
«Секретно?», спросила Джесси, когда он практически поднял ее из кресла. «Но ведь именно я их взломала, не так ли—?»
«Если у них появятся какие-либо вопросы, связанные с нажатием клавиш, я тебе позвоню», сказал он. «Пожалуйста, прошу тебя, у меня крайне жесткие сроки».
«Хорошо», согласилась она, хотя к тому времени, как она успела это сказать, он уже вывел ее за дверь.
Оставшись в своем офисе один, Келли взял в руку пульт и нажал кнопку. Прозрачные стеклянные стены, казалось, заволокло дымом, и теперь он был защищен от посторонних любопытных глаз. Он выхватил из ящика своего стола диск. Сквозь прозрачную пластиковую коробочку ему была видна надпись, оставленная на диске им самим. Она гласила: «Взлом». Он открыл ее и практически воткнул диск в дисковод E своего компьютера. Когда диск загрузился, Келли стал искать в базе данных Минюста персональный диск Генпрокурора. Он нашел его достаточно быстро — после того, как он оказался внутри, уже ничто не могло укрыться от его внимания — и вошел в компьютер Джеймса Квинси. Теперь он принадлежал ему.
На часах было 6:55.
Это была программа-ищейка Келли. Она работала как и многие другие компьютерные вирусы, проникая в компьютер незамеченной и неся с собой хаос и разрушение. Этот вирус был особенно неприятным потому, что он не только уничтожал все данные на зараженном жестком диске, но также мог отследить источник любых данных –– их происхождение — на других жестких дисках и пройти к ним. Как только вирус был готов к работе, на мониторе появился незатейливый экран запроса. Келли ввел данные и свойства фотографий Дебры Дрекслер, а затем нажал «ОК».
Его ищейка бросилась по следу.
6:58
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
Дебра Дрекслер выпрямилась и открыла дверь своего кабинета. За ней находились две съемочные группы и пара репортеров — она узнала девушку из местного отделения Ассошиэйтед Пресс и политического обозревателя "San Francisco Chronicle". Все они выглядели сонными и несколько раздосадованными из-за того, что им пришлось ехать к ней в офис в такую рань.
Дебре Дрекслер уже приходилось сталкиваться с гораздо более недружелюбной аудиторией. Слушания по утверждению ее кандидатуры, когда она оказалась в центре общенационального внимания, никоим образом ее не поколебали. Ей было плевать на разгромные и язвительные статьи колумнистов «Уолл Стрит Джорнал» и «Нэйшн». Но сегодня эта крошечная группа представителей четвертой власти являлась предвестником ее гибели. Не имело значения, сколько их было –– один, четверо или сорок. Как только они запишут ее выступление, новость разлетится повсюду, и все будут знать, что сенатор Дрекслер отступилась от своей жесткой позиции против закона о личных свободах.
«Спасибо, что пришли…», начала она. Эмми нигде не было видно.
6:59
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Ищейка отправляла ему информацию. В программе имелось два электронных счетчика: один для проверенных файлов и другой для обнаруженных файлов, соответствующих заданным параметрам. В счетчике «Проверено файлов» мелькающие цифры росли гораздо быстрее, чем способен был уследить глаз человеческий. Второй же индикатор стоял на нуле.
Келли посмотрел на часы. Она сейчас начнет говорить им. Все кончено.
Счетчик с правой стороны изменился с 0 на 1. Затем, почти сразу же, он, как показалось, перепрыгнул и 4, и 5 и перешел прямо к 6 — общему количеству фотографий.
ОБНАРУЖЕНО 6 ФАЙЛОВ. УДАЛИТЬ ФАЙЛЫ?
«Да», сказал он, впечатав это слово.
ОТСЛЕДИТЬ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЭТИХ ФАЙЛОВ И УДАЛИТЬ?
«О да», повторил он.
УДАЛИТЬ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ФАЙЛЫ?
Келли задумался. Это не входило в его планы. Это было просто одной из зловредных особенностей написанного им вируса. С недоброй усмешкой он впечатал слово «да».
Он поднял трубку и набрал офис Дебры.
«Офис сенатора Дрекслер», произнес молодой женский голос.
Он посмотрел на часы. 6:59. «Передайте ей, что дело сделано. Скажите ей об этом немедленно. Бегом!»
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
5. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 7 И 8 ЧАСАМИ УТРА.
7:00
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
«Надеюсь, вы ничего не имеете против столь раннего утреннего заявления», сказала Дебра. «Вы, друзья мои, всегда неверно воспринимаете мои цитаты после того, как напьетесь кофе, поэтому, возможно, у вас получится сделать это лучше до того, как на вас подействует кофеин». Дверь ее кабинета оставалась закрытой. Эмми не было.
Они вежливо рассмеялись за своими телекамерами и блокнотами. Она видела, как они бросают на нее сонные и нетерпеливые взгляды. Они имели основания предполагать, что у сенатора США существуют какие-то веские причины делать заявления в такую рань. И они ждали их.
Она смирила свою гордыню. «Как вы знаете, я была открытой противницей закона о личных свободах и персональных данных, голосование по которому в Сенате состоится через два дня. Пожалуй, даже самым резким его оппонентом. Завтра я вылетаю обратно для участия в этом голосовании. В последнее время у меня была возможность поразмыслить над нашей нынешней войной с террором и усилиями, предпринимаемыми внутри страны, для обеспечения безопасности нашего народа. Я пришла к выводу, что—», и тут у нее словно дыхание перехватило. В прошлом случалось такое, что она уклонялась от ответов, порой кружила вокруг да около истины, скрывала информацию, не высказывала вслух свое мнение. Но за более чем двадцатилетнее свое участие в политике она никогда откровенно не лгала. Вплоть до сегодняшнего дня.
«Я пришла к выводу, что—»
Вдруг дверь ее кабинета распахнулась. Появилась Эмми. Она подняла вверх два больших пальца.
Дебра Дрекслер почувствовала прилив тепла и комфорта, прибавивший ей сил. Она ощутила смешанное чувство облегчения, любви и абсолютной, безусловной благодарности. У нее чуть было не подкосились колени, но она удержалась на ногах. Она глубоко вздохнула и заново собралась. Ведь здесь находились операторы и репортеры, а она была сенатором Соединенных Штатов.
«Я пришла к выводу, что», повторила она, «я была абсолютно права в том, что выступала против него. Так называемый Новый американский закон о неприкосновенности частной жизни, личных правах и защите персональных данных является худшим образчиком подмены понятий. Он отнимает у наших граждан их права. Он нарушает правосудие и неприкосновенность частной жизни…»
Женщина из Ассошиэйтед Пресс чуть не застонала вслух. С таким же успехом она могла бы встать ни свет ни заря и сообщить о том, что над заливом Сан-Франциско сильный туман.
7:03
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Неподалеку, в номере отеля, сидя перед экраном телевизора, кипел от злости Джеймс Куинси. Вот сука. Она что думает – он блефует что ли? Неужели она думает, что он не обнародует эти фотографии? Черт, он все равно, в любом случае собирался их обнародовать через пару месяцев, просто ей назло. Теперь он уж точно позаботится о том, чтобы они появились в заголовках первых полос каждой крупной газеты страны, даже если бы ему пришлось вставить их туда самому.
Но это позже. Сначала он должен был спасти свой тонущий корабль. Куинси взял в руки мобильный телефон и набрал номер. Прозвучал лишь один гудок. «Я тоже смотрю новости», произнес голос на другом конце провода.
«Не могу в это поверить», сказал Куинси.
«А я могу. Это баба с яйцами. Надо отдать ей должное».
«Теперь ничего другого не остается, кроме как лишить ее значимости, опозорив. Все готово для реализации нашего плана В?»
«Как я и говорил, он понадобится. Я продолжал заниматься потихоньку этим проектом, имея в виду, что этот не сработает. Что и произошло».
«Перестань твердить "я же говорил", "я же говорил"», раздраженно сказал Куинси. «Просто займись этим, и всё».
Он повесил трубку и нажал кнопку отключения звука на пульте, заставив Дебру Дрекслер замолчать, но это принесло ему лишь слабое утешение. Он поднял трубку, чтобы позвонить себе в офис. По крайней мере, он утешит себя обнародованием фото.
7:09
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
«Благодарю вас, что пришли. Огромное спасибо!», сказала Дрекслер группке репортеров, которые теперь, ворча, покидали конференц-зал. Ее люди, имеющие дело с прессой, наверняка услышат недовольные упреки в свой адрес по этому поводу, но ей теперь было все равно. От радостного возбуждения у нее кружилась голова.
Она практически вплыла обратно в свой кабинет, закрыла дверь и набрала номер Келли Шарптона. Когда он ответил, она залилась трелями: «Вам, сэр, сим дарована божественная сила. Ты Бог. Как ты это сделал?»
«Это было не так уж и сложно», ответил Келли бесстрастным голосом.
«А как насчет... — может, где-нибудь есть и другие копии?», спросила она, и голос ее вдруг стал чуть менее радостным. «Я имею в виду, оцифрованные…»
«Мой жучок продолжает поиск всех возможных ссылок на эти фотографии и все их уничтожит».
«А бумажные копии?», спросила она.
«Сомневаюсь, что они вообще существуют. Это старый хлам, и по данному преступлению уже больше никто не проходит. Если это фото из архивов Сан-Франциско, что вероятнее всего так и есть, то они перевели все свои данные в цифру уже много лет назад, за исключением криминалистов и судмедэкспертов, конечно. Скорее всего, подлинники были уничтожены сразу же после того, как их надлежащим образом отсканировали. Вообще-то им даже повезло, что у них оказалось так много этих фото».
«Нам нужно встретиться, как раньше. Выпить чего-нибудь», добавила она быстро. «Я в долгу перед тобой, Келл. Боже, я так обязана тебе».
Он услышал, как в ее голос вернулась радостная эйфория. Он почувствовал гордость оттого, что спас ее, он вынужден был в этом себе признаться — это была какая-то нелепая версия истории с пещерным человеком, защищающим свою половинку, только в электронный век. Но он также понимал, что чего-то теперь не доставало, что что-то ушло. Дело не в том, что он чувствовал себя замаранным. Ведь он только что грубо злоупотребил должностными полномочиями, и он сделал это легко и без особых угрызений совести, что приводило его в ужас. Но нет, он думал вовсе не о сожалении за совершенную этическую ошибку. А о чем-то личном. Словно какое-то острое лезвие сбрило его страсть и тоску по ней, оставив неровный и грубый шрам. «Ты ничего не должна мне, Деб. И не думаю, что выпить вместе это хорошая идея».
Тяжелый тон его голоса вернул ее с небес на землю: «Что?»
«Ты же уже собиралась сделать это, правда? Сдать им свой голос. Вот так взять и сдать».
Она запнулась: «Я надеялась, что ты… Я имею в виду, что ты всегда… Я бы—», она замолкла. Это же была не пресса и не общественность. Это Келли. «Да», сказала она, наконец. «Я собиралась им сдаться».
Он кивнул. «Тогда ты определенно ничего мне не должна. То, что я сейчас сделал, это был мой долг. Пока, Деб». Он бросил трубку.
7:16
Беверли-Хиллз
Джек не помнил своих снов. Жена говорила ему, что он часто бормочет что-то во сне, и даже иногда вскакивает в кровати, но он так ни разу и не смог припомнить, что он говорил и почему вскакивал. Бессознательное состояние для него проходило во мгновение ока — это была какая-то доля секунды мрака, отделявшая одно минуту осознанных действий от последующей.
Именно это произошло с ним и теперь, когда глаза его открылись. Он лежал на боку на полу библиотеки. Книжный шкаф тоже лежал на боку, но по крайней мере уже больше не на нем. Книги лежали там, куда они попадали, разбросанные поодиночке и по паре. Джек попытался пошевелиться, и сразу же понял три вещи. Первое, что лицо у него было всё в крови, и кровь, должно шла еще и до сих пор. Второе, что в комнате он был не один. И третье, что руки и ноги у него связаны.
Он подтянул колени к груди и, перекатившись, сел. Комната закачалась у него перед глазами в разные стороны, а желудок скрутило, и это дало ему дополнительную информацию, в которой ничего хорошего не было. Его тошнило. Возможно сотрясение мозга. Побеспокоимся об этом позже. В комнате еще кое-что изменилось, помимо упавшего книжного шкафа. Еще одна связанная пленница. Старуха теперь была полностью связана по рукам и ногам, равно как и муж с женой. Но молодого человека куда-то увели, и, кроме того, к ним присоединилась Назиля Рафизаде.
Джек покачал головой. «Я же сказал тебе ждать там».
Она пожала плечами.
Мужчина прошептал: «Они сказали, что убьют нас, если мы будем разговаривать».
«Уверен, они так и сделают», ответил Джек.
Мужчина и женщина были перепуганы до смерти. Пожилая женщина, вероятно, мать мужа или жены, казалась самой стойкой из них. Мужчина и женщина были упитанными, у мужчины черные с проседью волосы были настолько сильно прилизаны лаком для волос, что даже вытащенный из постели он выглядел прекрасно причесанным. Бабушка была худой и с острыми, как у ястреба, чертами лица, нос у нее был изогнутым, как клюв, а ее маленькие черные глазки свирепо сверлили его взглядом, как будто это он был во всем виноват.
«Ты в порядке?», спросил Джек Назилю.
Она кивнула. «Прости. Я видела, как ты достал свой пистолет, и я подумала, что ты собираешься арестовать его…» Она замолчала, не закончив.
Жена с глазами полными слез прошептала: «Они… они нас убьют?»
Джек тихо сказал: «Не знаю. Главное сохраняйте спокойствие и не дергайтесь, и с вами все будет нормально. Вы им не нужны. Вы их видели, но они не профессионалы. Они могут вас отпустить».
Он не сказал им о том, что они были достаточно профессиональны, чтобы выставить свободного человека на стрёме, подкравшегося к нему сзади, либо же этот человек оказался достаточно профессионален, чтобы застать его врасплох. Он также не сказал им, что идя на дело по захвату цианида натрия, где он их предал, они планировали убить директора завода. Джек мысленно пнул себя. Он слишком поторопился. Ему нужно было проверить весь дом перед тем как выходить к первым двум. Но затем он прогнал эти мысли из головы. Для разбора совершенных ошибок времени будет предостаточно позже, если только они не станут его посмертными ошибками. А сейчас ему нужно было сосредоточиться на том, как выкарабкаться из этой ситуации.
Он прислушался. Они находились в соседней комнате, разговаривая злыми голосами. Он услышал четвертый голос, умоляющий. Голос Рамина.
«Где твои друзья? Говори, где они!»
«Я не понимаю, о чем вы. Пожалуйста, не надо!» Его слова были прерваны звуком сильной пощечины.
«Грёбаный чурка», сказал один из ополченцев. «Мы знаем, что ты их знаешь. Мы знаем, что они здесь. Говори!»
Рамин рыдал.
«У меня уже рука болит», сказал один из «Великой нации». «Давай попробуем что-нибудь другое».
«К стене его», сказал другой. «Вырви шнур из той лампы».
Джек осмотрел свои связанные лодыжки. Полицейские шнуры, вонзившиеся в кожу и в мясо, словно конские путы. Он чувствовал, что такие же узкие пластиковые полоски вонзились ему и в запястья за спиной. Такие хомуты были прочными, их практически нельзя было разорвать, это был усиленный вариант пластиковых шнуров-фиксаторов, которыми запечатывают пакеты для мусора. Полицейские использовали их во время массовых арестов демонстрантов, когда у них заканчивались наручники. Если их туго затянуть, от них практически невозможно избавиться. И нет никакого приспособления, чтобы из них высвободиться — их можно только разрезать.
Он осмотрел комнату и провел мысленную инвентаризацию всего в ней находившегося: четверо других пленников, полки с книгами от пола до потолка, один упавший книжный шкаф, небольшой диван и столик с настольной лампой.
«Давно горит эта лампа?», спросил он.
«Что?», спросил муж.
«Та лампа. Давно она горит?»
Мужчина сказал: «Точно не знаю. Я находился здесь и работал, когда появились они. Она горит, наверное, уже часа два».
Этого может хватить, подумал Джек. Он лег и вытянулся, а затем перекатился к столу. Когда он добрался до него, он снова свернулся, приподнялся, сел и медленно поднялся на ноги. Со связанными лодыжками сохранять равновесие было непросто. Чтобы не упасть, он прислонился к столу.
«Они сейчас сюда вернутся!», прошипела женщина. Старуха, вероятно, ее мать, что-то резко сказала на фарси, но она сказала это своей дочери.
Прыгая вокруг стола, Джек добрался до лампы. Это была современная лампа с направляемым светом, специально для чтения. Из подставки тянулась вверх ножка лампы из блестящего металла, от которой сверху отходила изгибающаяся спиральная проволока, завершавшаяся металлическим колпачком-абажуром в форме колокольчика, направленным вниз, к столу. Внутри ярко горела лампочка. Джек наклонился к ней лицом и почувствовал исходивший от нее жар. Этого могло хватить.
Он повернулся к лампе спиной и наклонился, подняв к ней связанные руки. Кожу ему обжег жар. Не обращая на это внимания, он прикоснулся врезавшимся ему в кожу хомутом к лампочке. Через несколько секунд в воздухе появился слабый едкий запах горящей пластмассы.
Проблема была в том, что накал был недостаточно сильным, чтобы сразу расплавить пластик, но достаточно сильным, чтобы обжечь Джеку руки. Кожа у него на запястье стала покрываться волдырями, но это лучше, чем пуля в лоб.
Из соседней комнаты послышались грохот и звук удара. Головорезы из «Великой нации» готовили Рамина к более серьезному допросу. Джек был уверен, что они намеревались подвергнуть его пыткам. От него не ускользнула злая ирония: эти фанатики, считавшие, что правительство превышает свои полномочия, сейчас сами выходили далеко за пределы дозволенного. В конце концов, подумал он, люди везде одинаковы. Они получают то, что хотели, и они создают и сами нарушают правила, ради удовлетворения своих прихотей.
Запах гари усилился, и он услышал хлопок. Но все это происходило слишком медленно. Пластик был толстым, а лампа слабой. Он так и не порвется до того, как ополченцы решат проверить, как там их пленники. Джек стал дергать и крутить руками. Пробуя, не нагрелся ли пластик до такого состояния, чтобы его можно было растянуть…
В соседней комнате один из ополченцев произнес: «Даю тебе последний шанс—»
«К черту, никаких последних шансов», сказал другой.
Сквозь стену проник мучительный сдавленный вопль. Настольная лампа в библиотеке замигала. Когда свет вновь стал стабильным, они услышали всхлипы и рыдания, доносившиеся из соседней комнаты.
Джек двигал руками взад и вперед. Пластик растянулся. Теперь ему была нужна смазка.
Джек немного присел, что было нелегко сделать со связанными лодыжками, и прижался запястьями к краю стола. Стиснув зубы, он провел запястьем по краю. Было больно, но он понял, что не порезал кожу. Он несколько раз потер запястьями вверх и вниз, не обращая внимания на боль, а затем снова провел рукой по краю стола. На этот раз боль была острой, как внезапный ожог, а затем он почувствовал, как что-то теплое сочится вниз к его ладоням и пальцам. Кровь, пока она не засохла, очень скользкая. Он вновь стал тереть запястьями вверх и вниз, чтобы они покрылись кровью. Он сдвинул локти как можно ближе друг к друга, создав прямую линию сверху и снизу относительно пластиковой полоски, расправил пальцы и ладони и потянул. Его правая рука выскользнула вверх из шнура-наручника. Он вернул руки из-за спины в нормальное положение и потер запястья. Порез, который он сам себе сделал, был глубоким и все еще кровоточил. Он прижал его к груди, стряхнув хомут со второй руки. С ногами будет проще. Он поискал в ящике письменного стола, надеясь обнаружить там нож для вскрытия писем. Вместо него судьба вознаградила его ножницами. Он набросился на пластик, связывавший ему ноги — даже при том, что ножницы были острыми, они скорее терли, нежели перерезали хомут. Ни чем иным, кроме как кусачками нельзя было перерезать этот шнур за один раз. Потом ножницы вообще сломались посередине, в районе винтика. Джек тихо выругался себе под нос, чувствуя, что его время истекает. Он поднял с пола одно из лезвий сломавшихся ножниц и просто стал пилить им пластик. Наконец пластик поддался, и он освободился.
Все остальные выжидающе на него посмотрели. «Теперь мою жену», молодецки сказал мужчина.
Джек покачал головой. Смысла освобождать их всех сейчас не было. Это займет слишком много времени. Кроме того, ему не хотелось быть в круговой обороне.
Джек схватил ножницы и крадучись двинулся к двери.
«Говори, как их звать и где они», требовал один из ополченцев.
«Аaаааа!», свет вновь мигнул, и раздался приглушенный вопль.
Его пытали электротоком. Джек знал, как это делается: вырванный из электроприбора шнур, но не отключенный от розетки в стене, снятое с концов провода защитное покрытие и немного воды, выплеснутой на самые чувствительные части кожи жертвы, – и вот вам простой, но очень действенный инструмент для пыток.
«Не нравится, как тебе по яйцам током бьют? Я всегда могу ткнуть вместо них тебе прямо в глаз».
Джек уже хотел выскочить из двери.
«Хорошо, хорошо!», заорал Рамин Рафизаде.
Джек остановился.
«Я скажу все, что знаю».
"Это хорошо", подумал Джек. "Пусть сделают грязную работу за меня". Он внимательно прислушался.
«Говори, где твои кореша-террористы. Говори, что они собираются сделать».
«У меня нет никаких друзей-террористов — ааааааа! — Я говорю правду, пожалуйста поверьте, я говорю правду. Я не знаю никаких террористов. Но я слышал, как кто-то говорил, просто говорил, вот и все — ааааааа! — о каких-то саудовцах, приезжающих из Южной Америки».
В человеческом голосе имеется особый тембр, свойственный только смертельному страху, который большинству людей очень трудно имитировать. Только те, кто лучше всех умеет выдерживать допросы, умеют его имитировать, но для большинства жертв симулировать его невозможно. Он переполняет жертву пыток изнутри, поднимаясь вверх через все ее тело и достигая высших ноток, до тех пор, пока не вырывается у жертвы изо рта, как будто выдавливаемый против воли самой душой, находящейся в стрессовой ситуации. И в этот момент палач, руки и инструменты которого находятся в миллиметре от глаз или половых органов жертвы, понимает, что прорвался сквозь стену сопротивления и услышал правду.
Джек услышал именно такой ужас в голосе Рамина. Он сказал им все, что знал.
Джек почувствовал чей-то взгляд на себе и оглянулся. Назиля и все остальные в ужасе следили — но не за звуками, доносившимися из соседней комнаты, они смотрели на него. Он остановился на Назиле и прочел в глазах у нее и в выражении ее лица ее мысли. "Ты чудовище", думала она, "ты позволяешь им пытать его. Ты пытаешь его их руками, чтобы узнать, что ему известно".
"Да", подумал Джек. "Именно это я и делаю". И он знал, что там, откуда они приехали, то, что он делал, считалось неправильным.
«Это не все, еще что-то есть», сказал один из палачей. «Это фигня».
«Нет, нет, нет!», закричал Рамин, когда мигнул свет. «Это все, что мне известно, и я даже не знаю, правда ли это. Я только слышал, как кто-то упомянул об этом в разговоре, клянусь!»
Джек двинулся вперед. Он выскользнул из двери библиотеки, пересек короткий коридор и оказался в соседней комнате. При нападении лучше всего действовать неожиданно, быстро и с ошеломляющей, сокрушительной силой. Придется разобраться с двумя из трех, подумал Джек. Он ворвался в комнату и мгновенно оценил обстановку. Трое. Двое из них склонились над Рамином Рафизаде, который был привязан к стулу. Один находился ближе всего к Джеку, у двери, спиной ко входу. Джек действовал быстро, и к тому времени, когда один из этих двух палачей поднял на него глаза и тревожно закричал, Джек вонзил лезвие ножниц в основание его черепа. Он провернул лезвием внутри, добравшись до мозгов, и тот превратился в тряпичную куклу. Он дал трупу упасть на пол, выдернул лезвие ножниц и сделал им выпад вперед. Оно вонзилось в горло другому ополченцу, который как раз в этот момент поднимал пистолет. Тот попытался закричать, но из горла его вырвалось лишь бульканье. Третий, слева от Джека, успел навести на него пистолет. Джек выбросил вперед левую руку, схватил пистолет за ствол и отвел его с линии огня. Из дула прогремело два выстрела. Не обращая внимания на оглушительный звук выстрелов, прогремевших у виска, Джек вонзил ему лезвие ножниц в грудь. Оно там застряло, поэтому Джек выпустил его и, продолжая отводить от себя ствол, локтем ударил ополченца в горло. Тот упал на колени. Джек выхватил пистолет у него из рук и обернулся. Второй ополченец, одной рукой все еще державшийся за горло, поднял другой своей дрожащей рукой пистолет и выстрелил. Джек упал на одно колено, и пуля ударила в стену у него за спиной. Он дважды выстрелил, и на синем комбинезоне ополченца расцвели красными цветами кровавые пятна, пока он не упал замертво.
Джек подождал, стоя на одном колене, прислушавшись, нет ли шагов, убегающих или бегущим к ним. Он не собирался повторять одну и ту же ошибку дважды. Но он ничего не услышал, вероятно, больше в доме никого не было. Поднявшись, он подошел к Рамину Рафизаде и, все еще поглядывая на дверь, осмотрел молодого человека. Он был худым, ослабевшим и перепуганным до смерти. Обе щеки у него чуть ниже глаз были обезображены волдырями. С него сняли обувь и спустили брюки. У него были обожжены током подошвы ног, а также бедра и яички. Выстрелы привели его в ужас. Он рыдал.
"Нет, он не террорист", подумал Джек.
Он возвратился к ополченцу, которого ударил локтем в горло. У него из груди по-прежнему торчали ножницы, но он был жив. Не веря своим глазам, он злобно глядел на Джека. «Ты заколол меня», хрипло прошептал он. «Заколол».
«Не забывай про удар локтем», напомнил ему Джек. «Сейчас твое горло, вероятно, отекает и вздувается, как грейпфрут. Через несколько минут ты задохнешься и сдохнешь. Только я могу тебя спасти».
Глаза у ополченца расширились от ужаса. Его хриплое дыхание сказало Джеку о том, что он согласен с его оценкой.
«Если хочешь, чтобы я вызвал помощь, и чтобы она пришла вовремя, ты скажешь мне, где сейчас находится профессор Рафизаде». Тот начал было трясти головой. «В сию же. Минуту».
«Я нужен тебе… нужен», прохрипел ополченец. «Я должен позвонить… в восемь—тридцать… иначе он умрет».
Джек положил руку на торчащее из тела лезвие ножниц и осторожно наклонился. «Где он?»
Мужчина задыхаясь с трудом произнес: «К-Калвер-Сити!» Он прохрипел ему адрес в Сотелле [район Западного Лос-Анджелеса]
«Спасибо». Они забрали у него мобильник, поэтому Джек побежал к телефону в спальне и быстро набрал номер. Когда оператор КТО взял трубку, он сказал: «Это Бауэр. Соедините меня с Шарптоном».
Келли взял трубку через несколько секунд: «Джек, что за х—?»
«Нет времени. У меня Рамин Рафизаде. А также, возможно, у меня есть наводки на террористов на территории США, и трупы. Мне срочно нужны оперативники и медицинская бригада». Он на одном дыхании отбарабанил адрес и повесил трубку до того, как Келли успел его о чем-нибудь спросить.
Он повернулся к Рамину: «Теперь с тобой все будет в порядке. Я федеральный агент».
Джек оставил ножницы в теле ополченца — вытащить их сейчас означало лишь вызвать еще более сильное кровотечение — и бегом спустился вниз. Рядом с кухней имелось служебное помещение, и там он нашел набор инструментов, в котором имелись кусачки. Он побежал обратно наверх, мимо комнаты, где лежал Рамин, в библиотеку. При виде его ужас на лицах четырех пленников сменился облегчением. Он освободил их одного за другим, разрезав им хомуты. «С Рамином все в порядке», сказал он Назиле, освобождая ее.
«Ты мерзавец и садист!», сказала она ему в ответ. «Ты позволил им его пытать!»
«Спасибо, не стоит благодарности», ответил он язвительно, холодно и защищаясь. Он еще находился в возбужденном состоянии оттого, что у виска его только что летали пули. «Они бы до сих пор его пытали, если бы я их не остановил».
Ее переполненный ненавистью взгляд на мгновение задержался на нем, а затем она бросилась мимо него на помощь брату.
Джек посмотрел на часы. Почти уже восемь утра. Чтобы спасти отца Назили, у него оставалось чуть более получаса.
7:51
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Келли швырнул трубку. Джек Бауэр, казалось, с дьявольским упорством пытался сегодня как можно сильнее привести его в бешенство. Разозленный, он криками отдал приказы трем разным людям отправить медицинскую бригаду и силовиков по указанному адресу в Беверли-Хиллз. А также приказал подготовить камеру для Рамина Рафизаде – ожившего мертвеца, который был и в то же время не был террористом.
Келли потер виски. Он чувствовал головную боль, ломившую ему изнутри стенки черепа, словно плотина, грозящая прорваться. "Нужно поесть", подумал он.
Но вместо того чтобы встать из-за стола, он остался сидеть, уставившись в экран компьютера. Он еще не закончил взлом компьютера Генпрокурора, и его вирусная программа по-прежнему продолжала удалять файлы. Он с немалым удовольствием следил за тем, как файлы исчезают один за другим. Он не знал, что они собой представляют, да ему было это и все равно. Все важные для властей файлы сохранены в виде резервных копий в другом месте. Это был лишь личный пинок Келли под зад Генпрокурору, попытавшемуся разрушить судьбу женщине, которую он лю...— человеку, который ему очень нравился.
Его блуждающий по экрану взгляд случайно наткнулся на слова «Великая нация». Келли удивленно заморгал. «Великая нация» – так называлась группировка ополченцев, в которую был внедрен Джек. Зачем это Генпрокурору иметь на них какие-то материалы?
Келли кликнул этот файл. Он открылся, и он увидел целый список записей — с датами, именами, часами и минутами — и все это относилось к группировке ополченцев «Великая нация». Информации там было очень много.
«Твою мать», пробормотал Келли. Он взглянул в угол экрана, где окошко с отчетом о ходе работы его вируса показывало, что полное удаление всех файлов было почти завершено. И он не мог остановить программу. Он никогда не встраивал в свой вирус команду «Стоп», и даже бэкдор* не встраивал. Вирус собирался пожрать этот файл «Великой нации» вместе со всеми остальными.
- - - - - - - - - -
*Бэкдор, backdoor (от англ. back door — потайная дверь, лазейка, люк) — программы, которые устанавливают взломщики на взломанном ими компьютере после получения первоначального доступа с целью повторного получения доступа к системе.
- - - - - - - - - -
«Извини, Келли, можно?»
У его двери стояла Джесси Бендисон. Прислонившись к ней и чуть склонив голову. Он почувствовал свежий запах жасмина.
«Ты как?», сглотнула она. «Я уже ухожу через несколько минут. Не хочешь выпить чашечку кофе перед моим уходом?»
«Не сейчас!», сказал он. Гнев в его голосе не имел к ней никакого отношения, но он все равно ее поразил, как пощечина. «Извини», сказал он, не менее резко, «у меня тут просто кое-какая проблема. Пообщаемся позже?»
«Ладно», сказала она, и вышла, скрывшись из виду.
Келли стал просматривать открытый документ, ища глазами что-нибудь ценное. Ему в глаза бросились две фразы:
…НАВОДКА ВЕЛИКОЙ НАЦИИ ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИСЛАМСКИХ ФУНДАМЕНТАЛИСТОВ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ…
и
…АГЕНТ ФРЭНК НЬЮХАУС УСПЕШНО ВНЕДРЕН В ВЕЛИКУЮ НАЦИЮ…
А затем экран погас.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
6. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 8 И 9 ЧАСАМИ УТРА.
8:00
Калвер-Сити, Калифорния
От Беверли-Хиллз до Калвер-Сити рукой подать — он расположен лишь чуть южнее, и его можно запросто увидеть с крыш некоторых лучших особняков. Но в Лос-Анджелесе расстояние ничего не значит. Лос-анджлесцы измеряют расстояние от одного места до другого не в милях. Они все измеряют временем. Беверли-Хиллз расположен не в пятнадцати милях от океана, а примерно в получасе езды. Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе не в десяти милях от аэропорта, а примерно в часе езды от него. Те, кто живут за горами Санта-Моника, в обширной долине Сан-Фернандо, живут лишь в восьми милях от шикарного Западного Лос-Анджелеса. Но эти мили ничего не значат — значение имеет лишь время, которое затрачивается на поездку.
А время, конечно, зависит от движения на дорогах.
В 1970-х годах и даже в 1980-ых в уличном движении Лос-Анджелеса был определенный ритм — утренний час пик примерно с 7:30 до 10 утра, и потом вновь примерно с 4:30 вечера до 7 часов вечера. В промежутках между ними движение по большей части было свободным. Но к середине девяностых годов всякое подобие часа пик исчезло — повсюду пробки, как на шоссе и автострадах, так и на обычных улицах с раннего утра до позднего вечера. И если вам хочется свободных для проезда дорог в центре Лос-Анджелеса, вам придется дожидаться 5 часов утра Рождественским утром.
И вот в 8:05 утра в среду Джек оказался в машине, которая, колупаясь, пыталась пробиться через Беверли-Хиллз, направляясь в Калвер-Сити к дому, в окно которого он вполне мог бы попасть камнем, если бы у него было время наклониться и поднять его с земли.
Он вернул себе свой пистолет и телефон, а затем дождался прибытия медицинской бригады и оперативников поддержки. Когда уровень адреналина у него в крови спал, он спросил Назилю, может ли он с ней поговорить. Сначала девушка не хотела отходить от брата, но вскоре затем она смягчилась, и они вышли из дома наружу. Он хотел поговорить с ней там по двум причинам. Во-первых, он увидит, когда прибудет подкрепление. Во-вторых, она будет менее склонна устраивать сцены на лужайке перед домом.
«О чем ты хочешь со мной переговорить?», спросила она тихо, но гневно. «Как ты посмел ждать сложа руки, позволив им его пытать?»
Джек кивнул. «Признаю, это было. Но я так поступил, потому что знал, что его все равно будет кто-то допрашивать. Назиля, нравится ли тебе это или нет, но его имя значится в списке тренировочного лагеря террористов».
«Но он не—»
«Я верю тебе», прервал ее Джек. «Я тебе верю».
Глаза у Назили расширились и стали похожи на блюдца. «Ты… веришь?»
«Да», ответил он. «Но только благодаря тому, что я услышал там». Он снова подумал о смертельном ужасе в голосе Рамина, о страхе, который не совместим с ложью. «Я знаю, ты ненавидишь меня, Назиля, но просто на минуту поставь себя на мое место. Моя работа – это искать террористов. И все они, и все люди, связанные с ними, все время врут. Каждый из них лжет, и некоторые из них рядятся под обычных людей, под профессоров, аспирантов, журналистов. Для меня недостаточно, если кто-то, даже кто-то вроде тебя, скажет, что он не террорист. Мне нужны доказательства, и моя работа – продолжать делать свое дело, пока я не получу доказательств. Потому что если я остановлюсь слишком рано, то где-нибудь в мире, может быть, прямо здесь, в Лос-Анджелесе, погибнут люди. Если бы я тогда сразу же бросился туда, то Рамин был бы уже сейчас в камере, где его допрашивали бы наши люди».
Девушка прикоснулась кончиками пальцев к губам. «Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что такого теперь не будет? Что его просто отпустят?»
Джек покачал головой. «Уверен, его захотят допросить. Но на него не будут оказывать давления. Я расскажу своим людям то, что выяснил здесь, и с ним все будет хорошо».
Плечи Назили опустились, и Джеку показалось, что напряжение покинуло ее, словно изгнанное из тела. Но столь же быстро ею овладело новое беспокойство: «А я… у меня будут неприятности из-за лжи? А мой отец—»
Джек уже думал об этом. Это должен был решать Райан Шапель, а не он, а Шапель был мстительно упрям. Он может начать их преследовать за воспрепятствование работе органов, из-за самого факта отрицания того, что они знали, где Рамин. Но дело в том, что единственным, кто имел полное право злиться, был сам Джек. Он слишком сильно давил на Ибрагима Рафизаде, чувствуя (как оказалось, правильно), что тот что-то скрывает, и все это закончилось лишь тем, что он был остановлен и получил по мозгам от собственного департамента и был отправлен КТО в ссылку. Но само собой — во время этой своей ссылки он успел сорвать попытку внутреннего теракта и снова оказался там, откуда начал, вернувшись к тем же зацепкам, из-за которых стал изгоем. Это было похоже на головоломку, которую он сумел разгадать совершенно случайно — паззлы сложились, но он все равно не был этим удовлетворен.
Он пытался что-то ответить, неожиданно захваченный водоворотом эмоций — состраданием к ней, гневом из-за ее обмана, чувством вины за то, что понял, что Рамин был, по всей видимости, невиновен несмотря ни на что, естественной злобой на то, что в него стреляла «Великая нация»…
Он посмотрел на Назилю, которая уже глядела на него снизу вверх своими темными глазами, кротким и глубоким взглядом. Она наблюдала за ним, как будто эмоциональная борьба внутри него была какой-то драмой, разыгравшейся прямо у него на лице. Теплота ее взгляда заставила его задуматься. Он умел читать взгляды и настроение — в его профессии это было жизненно важно. Игрок в покер умеет читать по лицу, когда другой блефует, психолог нащупывает тайный выход эмоций. Джек умел читать изменения в выражении лиц, в ужесточении глаз, предшествовавшем извлечению пистолета или началу лжи. За годы службы ему приходилось разгадывать взгляды убийц, безумцев и патриотов. Выражение лица Назили было таким, какого он раньше не видел, по крайней мере, уже очень давно. Он увидел в нем тепло, которое было искренней всякого сострадания и сочувствия. Это было понимание. И в этот момент Джек, который хотел лишь изменить ее эмоциональное состояние, обнаружил, что изменился сам. Никто и никогда, сколько он себя помнил, даже его жена, не дарил ему такой взгляд искреннего, безусловного понимания.
«Тяжелая у тебя работа», сказала она наконец.
В этот момент к дому подъехало два черных джипа, спасших его от ответа.
Он спрятал свои эмоции под каменным выражением лица. «Вас отвезут в штаб КТО. Перед этим я туда позвоню. И когда вы туда приедете, они уже будут в курсе дела. А я вытащу твоего отца». Эти слова были обещанием.
8:19
Калвер-Сити
Наконец, он добрался до Калвер-Сити, хорошо вооруженный и готовый выполнить это обещание. Оперативник, отвезший его туда, вручила ему дробовик, который он быстро проверил, пока она вела машину. Она была молодым агентом по фамилии Lzolski, которая, по причинам, необъяснимым для Джека, произносилась как «Вужолски».
«Кто там будет?», спросил ее Джек.
«Двое наших — Полсон и Нина Майерс — и для поддержки еще полиция Лос-Анджелеса должна подъехать без шума и воя мигалок. Наше ориентировочное время в пути – три минуты, с поправкой на трафик», сказала Вужолски. «Есть предположение, что там внутри?»
«Великая нация», сказал Джек. «Это группировка ополченцев».
«Группировка ополченцев?», спросила Вужолски. «Это так в духе девяностых».
Они подъехали к тротуару за полквартала от нужного адреса. Улица представляла собой застройку для среднего класса, как будто прямо с чертежного стола градостроителей 1950-х годов: ряд одноэтажных бунгало с ухоженными газонами и дорожками, ведущими к парадным дверям под небольшими навесами, некоторые из которых были еще из алюминия с изначальной окраской. Откуда-то из тени незаметно вышли и присоединились к ним два других агента КТО.
«Нина», сказал Джек вместо приветствия. «Готова принять участие в вечеринке?»
«Я тусовщица», сказала она с усмешкой.
Джек кратко охарактеризовал обстановку: «Подозреваемые, численность которых неизвестна, удерживают в заложниках пожилого человека по имени Ибрагим Рафизаде. Подозреваемые наверняка являются белыми мужчинами. Следует ожидать, что все они вооружены, и следует ожидать, что все они окажут сопротивление. Это всё типы вроде Тимоти Маквея», добавил он, имея в виду пресловутого террориста, взорвавшего бомбу в Оклахома-Сити в 1995 году.
Нина спросила: «Разве большинство из них не сдались сегодня утром?»
«Многие из них лишь любители-резервисты по приколу, которым не очень нравится оказаться под огнем. Но тут другие — те, кто оказал сопротивление и скрылся». Он подумал о Фрэнке Ньюхаусе. «Они выполняют поставленную перед ними задачу, хотя их прославленный предводитель потерпел полное фиаско. Не поймите меня неправильно, но мне нужно взять их всех по возможности живыми. Но еще больше мне хочется, чтобы были живы все вы, так что входим внутрь готовыми всех их уложить».
Полсон, оперативник невысокого роста, крепкий и широкоплечий, как пожарный гидрант, спросил: «Может, нам просто подождать? Вызвать переговорщиков?»
Джек покачал головой. «Нет времени. Сегодня утром я выяснил кое-что, переговорив с одним из них. Если этой группе через—», он посмотрел на часы — «пять минут никто не позвонит, они убьют своего заложника. Вы двое идите с черного хода. Вужолски, мы с тобой пойдем через парадную дверь. Окей? Пошли».
Это была уже третья боевая операция Джека за это утро. Он устал и был весь взвинченным. Приближаясь к дому, он чуть было не споткнулся о разрушенный участок тротуара, взломанный корнем дерева. Он выругался про себя. Никто не должен по идее держаться и действовать так долго без сна и отдыха. Он надеялся, что ему больше никогда не придется делать это снова.
Никакого определенного плана у Джека не было. Но у него также и не было времени. В «Искусстве войны» Сунь-Цзы высоко ценил неожиданность как величайшее оружие в арсенале воина. Несколько тысяч лет спустя Наполеон, когда его спросили, что он ценит больше всего в своих генералах, ответил: «Везение». Джек рассчитывал и на везение, и на неожиданность, смело шагнув к двери и пнув ее ногой.
«Что за—?», прошипела Вужолски, поскольку такой тактике ее не обучали ни в одном из училищ и академий, которые она посещала.
Джек вошел в дом вслед за стволом своего Зиг-Зауэра, и навстречу ему из гостиной в коридор неуклюже вышел огромного роста блондин с лохматыми усами. Джек повернул на него ствол и сказал: «На пол! Лежать!» Мужчина резко остановился, практически заполнив собой весь коридор. «На пол», предупредил его Джек.
«У нас гости!», сказал белокурый гигант. Он поднял правую руку, и Джек трижды выстрелил. Первые две пули исчезли у него в груди. Он рухнул довольно быстро для такой крупной туши, а третья пуля пролетела над его тяжело опустившимися плечами и проделала дыру в двери в конце коридора. Джек уверенно двинулся внутрь, надеясь, что Вужолски идет за ним следом. Он задержался лишь на секунду, выбив пистолет из руки упавшего великана.
В коридоре было четыре двери: две справа, одна слева и одна в конце, с только что проделанной дыркой. Джек не видел, из какой именно из них вышел этот здоровенный мужик. Где бы они ни находились, противник теперь знал, что здесь Джек. Ему лучше всего было бы продолжать шуметь, чтобы дать возможность Полсону и Нине зайти к ним с тыла.
«Федеральные агенты!», закричал он. «Выходите с поднятыми руками!»
После небольшой паузы кто-то крикнул паническим голосом: «У меня заложник!»
Противник только один, подумал Джек.
«А у нас ты!», крикнул он в ответ. «Ты окружен, выхода у тебя нет. Мы взяли твоих дружков и Рамина тоже. Сдавайся».
«Назад!»
Из второй комнаты вышло двое. Джек сразу же узнал одного из них, это был профессор Ибрагим Рафизаде, значительно похудевший с тех пор, как Джек его видел в последний раз, но по-прежнему с седой бородой ученого мужа. Руки его были связаны спереди. Им прикрывался ополченец «Великой нации», прячась его спиной старика. Глаза ополченца были едва видны из-за профессорских плеч. Когда Рафизаде увидел Джека, его страх сменился неверием своим глазам и одновременно негодованием.
«Все назад, или я убью его», пригрозил ополченец, толкая Рафизаде вперед. Он явно надеялся заставить Джека отступить.
Джек остался на месте и, стоя на своем, прорычал: «Посмотрим».
Дверь в дальнем конце коридора распахнулись, и из нее выскочил пригнувшийся Полсон, сразу же опустившийся на одно колено. «Брось оружие!», закричал он. За ним встала Нина, чуть склонившись над ним.
Джек прицелился, ожидая, что боевик от неожиданности обернется, и это позволит ему сделать точный выстрел. Вместо этого ополченец «Великой нации» лишь полуразвернулся, прижавшись спиной к стене и еще плотнее прикрывшись заложником, минимизировав таким образом свою уязвимость. Удивившись, Джек откорректировал цель в пользу стены, надеясь снести ему башку со стороны затылка. Он выдохнул и приготовился нажать на курок.
«Джек».
Раздался голос из-за спины Джека. Он бросился к противоположной стене, став зеркальным отражением ополченца, и, оглянувшись, посмотрел в коридор. Там стояла Вужолски, но кто-то обхватил рукой ее за шею и приставил пистолет ей к виску. Как и другой ополченец, этот тоже прикрывался заложницей, прячась за ее спиной. Но Джек все равно его узнал.
«Сдавайся, Фрэнк».
«Заложники у нас в руках, Джек», сказал Фрэнк Ньюхаус.
«Но деваться вам некуда», сказал Джек. Он повернул свой пистолет и навел его на человека номер два в банде Бретта Маркса. «Мы взяли Бретта. Рамин у нас. И вас тоже уже взяли. Вы просто этого еще не поняли».
«Я убью его! Я убью его!», заорал другой ополченец.
Джек сохранял хладнокровие. Ньюхаус был опасен. Он сумел ускользнуть от спецназа и захватить в заложницы Вужолски. «Скажи ему, что мы это поняли, Фрэнк».
Фрэнк Ньюхаус улыбнулся из-за спины Вужолски. «Дело в том, что, думаю, он не шутит. Почему бы тебе не прогуляться в гараж и не выпустить нас».
«Бауэр», произнесла Вужолски извиняющимся тоном.
«Жду приказа, Джек!», крикнул Полсон от двери.
«Послушный солдатик», издеваясь, поглумился Фрэнк. «Слушаюсь и повинуюсь».
Послышались сирены приближающихся машин – по-видимому, именно так полиция Лос-Анджелеса понимала «прибыть тихо и незаметно». Их прибытие изменило характер противостояния, и Фрэнк Ньюхаус сразу же это понял. «Пристрелить их!», заорал Ньюхаус.
В коридоре позади него прогремел выстрел. Джек прищурился, готовый снять Ньюхауса, даже если ему для этого придется отстрелить Вужолски ухо. Но Вужолски неожиданно бросилась к нему с широко раскрытыми глазами, прямо на ствол его пистолета. Джек оттолкнул ее в сторону, но к тому времени Фрэнк Ньюхаус уже исчез. Джек помчался за ним, и когда он выбегал наружу, в дверной косяк у него за спиной врезались две пули, расщепив дерево. Еще три пули просвистели у него у виска. Он свернулся в клубок и покатился по земле, укрывшись за машиной. Он стал искать цель, но не обнаружил ее.
Фрэнк Ньюхаус вновь скрылся.
8:31
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Визиты Райана Шапеля не были и не могли быть приятными. Региональный директор Лос-Анджелесского отделения КТО никогда не приносил с собой хороших вестей. Благодарности и поздравления, по его мнению, являлись уделом лишь электронной почты. Плохие новости и выволочки, однако, требовали, по его мнению, личного контакта. Шапель гордился тем, что являлся одним из сторожевых псов Америки, даже если территорией его обитания была бюрократическая свалка. Росший в детстве хилым и слабым огрызком в Детройте, он довольно скоро обучился жесткости. Зная, что ему не суждено быть самым быстрым и сильным (или даже самым сообразительным), маленький Райан научился пристраиваться к системе, используя ее в своих целях. Он рос фанатом баскетбольного клуба «Детройт Пистонз», глядя на то, как побеждали в матчах Айзея Томас и Билл Лэймбир. У них было мастерство и сила, которых никогда не было у него. Однако юный Райан Шапель не мог не заметить, что владельцами команды были круглые лысеющие коротышки. Большинство из них, вероятно, не умели даже вести баскетбольный мяч, однако именно они владели этой игрой. Яснее урока, чем этот, Шапелю и не требовалось. В то время как большинство личного состава КТО пришло сюда из армии, Райан Шапель до прихода в ЦРУ учился в бизнес-школе. В отличие от многих своих коллег, он никогда не нюхал пороха. И все же такие гражданские Райаны Шапели всегда занимали свои места во всех ветвях власти. У него была репутация человека, который следит, чтобы поезда ходили по расписанию, он умел это делать и знал, что это умение намного ценнее тяжелой и грязной работы, которую выполняли наркоманы силовых методов, которых он называл прыгунами через заборы и выбивателями дверей.
Разумеется, именно эти прыгуны и выламыватели обычно и являлись источниками всех проблем, которые Райану Шапелю приходилось исправлять. Вот почему похожий на терьера региональный директор появился у двери Келли Шарптона в 8:34, с такой физиономией на лице, которая была способна заставить молоко свернуться.
«Что, черт возьми, вытворяет у вас этот Джек Бауэр?», потребовал ответа Шапель. Это он сказал вместо приветствия.
Келли выпрямился в кресле. Он, уставившись, смотрел в опустевший экран своего компьютера, как будто усилием воли пытаясь воскресить слова, которые на нем уже давно исчезли.
«Вы уже в курсе?»
«Конечно же, в курсе!», кипятился Шапель. «Вы что думаете, что мне никто не сообщит о том, как мои агенты несанкционированно привлекают местную полицию, вламываются в дома частных лиц без ордера на обыск—»
«Вообще-то он получил ордер на арест—»
«—и устроил перестрелку в Беверли-Хиллз?», спросил директор, задавивший, как катком, замечание Келли. «Я думал, мы отправили этого товарища в Сибирь. Нет, подождите, если бы мы это сделали, мы бы уже сейчас воевали с Россией!» С этими словами разгневанный Шапель вошел в кабинет, в котором теперь начал расхаживать, как маленький тигр в еще меньшей клетке. «Где, черт возьми, Уолш?»
«В Вашингтоне», сказал Келли. «Дает экспертные показания».
«Экспертные? Ах да, закон о персональных данных. Боже, я жду не дождусь, когда же поскорее его примут и двинутся еще дальше». Шапель не заметил, как Келли закатил глаза, и даже не пытался это заметить. Региональный директор продолжал: «Ладно, как бы там ни было, скажите Бауэру, что он предстанет перед надзорной комиссией в ту же минуту, как только здесь появится — причем еще до того, как успеет сменить свою чертову рубашку, но после того, как я надеру ему задницу». Келли, собственный гнев которого на Бауэра за последний час как-то рассосался, почувствовал себя обязанным временно заменить наставника Джека Ричарда Уолша и стал его защищать. «Но ведь он действительно схватил этого типа. Маркс у нас, в этом здании. И вы в курсе, что мы напали на след террористов?»
«Да мне плевать на то, что он взял этого Элвиса—» Шапель вдруг опомнился и запнулся, словно поперхнувшись собственными словами: «Напали на след террористов? Что за след?»
Келли постучал по клавиатуре, и на дисплее появился внутренний доклад КТО по Рамину Рафизаде. «Не все пока ясно, но главное тут в том, что «Великая нация» напала на след банды террористов на территории США. Они стали разматывать эту зацепку самостоятельно. Джек узнал об этом, и эта зацепка вывела его на этого парня, Рамина Рафизаде. Джек разыскивал его некоторое время, пока мы не узнали, что он погиб».
Шапель улыбнулся. «Это правда, как раз за это дело мы и разжаловали Бауэра».
Келли кивнул. «Но вот поглядите. Оказывается, Джек был прав. Рафизаде-отец знал, где находится его сын, а сын был — и есть — жив. Джек только что спас Рамина от «Великой нации», и теперь отправился за отцом». Шарптон сверился с часами на своем компьютере. «И сейчас должен быть уже там».
Шапель провел рукой по своей лысеющей голове. Ему не нравились любые заявления, содержавшие фразу «Оказывается, Джек был прав». Он вздохнул. «Хорошо, когда Бауэр отметится на входе, отправьте его ко мне. А тот, другой, Маркс, он у нас?»
«Во второй камере».
«Как он узнал о террористах в США?»
Келли и сам задавался этим вопросом: «Пока не ясно. Но эти ребята неплохо финансируются. Большинство из них всякие гопники и быдло, но в их верхушке много разных людей, и я имею в виду в том числе многих бывших военных, спецназовцев и так далее. У них есть деньги, и они фанаты своей идеи».
«Ха, что ж, я вот тоже увлечен своей идеей и своим делом, но у меня нет денег, так что я сильно раздражен и недоволен», сказал Шапель. «Так что постараемся сделать так, чтобы это принесло свои плоды. Добавьте к обвинениям воспрепятствование правосудию. Этот тип должен сообщить нам о террористах».
Шапель начал выходить из кабинета. Келли пожевал себе щеку изнутри, а затем сказал: «Да, но тут проблема…»
Шапель спросил через плечо: «Что, нет свободных мест в списке наших бронированных номеров?»
«Нет», ответил Келли, «думаю, что он уже сообщал нам о террористах».
Ботинки Шапеля скрипнули на полу, выложенном плиткой, и остановились. Он обернулся. «Что вы имеете в виду?»
«Маркс сказал Джеку, что он передал органам эту информацию. Но она нигде не зафиксирована, никаких записей об этом мы не нашли».
«Значит, он лжет», сказал Шапель. «Преступники всегда лгут».
«За исключением…» Келли запнулся. Он понимал, что ему нельзя описывать то, каким образом он увидел кое-что в компьютере Генерального прокурора, не раскрывая тем самым себя.
«За исключением чего?», спросил Шапель.
«У меня есть кое-какая информация, позволяющая предположить, что Генеральный прокурор знал об этой наводке, но не доложил о ней. И я также наткнулся на инфу, что у Генпрокуратуры внутри «Великой нации», возможно, есть свой человек.
Шапель сделал шаг назад к Шарптону. Он не любил неожиданных сюрпризов. Он не любил их в свой день рождения, ему они не нравились и замаскированные под видом чемоданов на вокзалах, и особенно он не любил, когда они исходили от его собственных сотрудников. «Что это за ‘кое-какая информация’? Откуда у вас такие сведения?»
Келли взглянул прямо в маленькие глазки Шапеля. «Не могу вам это сказать. Это личный источник», солгал он.
«Доказательства?»
У Келли перед глазами встала картина, как его вирус уничтожает данные. «Их нет, они утрачены. Но я видел их своими собственными глазами. Генеральный прокурор знал о террористах, но не передал никому эту информацию. И у него есть свой крот в «Великой нации», и никто нам об этом так и не сообщил, хотя у нас был там свой человек целых полгода».
«Нет улик – нет и дела», заявил Шапель, отмахнувшись от вопроса. «Особенно когда речь идет о Генпрокуроре. Кроме того, Бауэр ведь схватил уже одного преступника. Для одного дня и так предостаточно».
Шапель повернулся спиной к проблеме.
8:35
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Джеймс Квинси откусил последний кусочек дыни канталупы из своего завтрака, доставленного ему в номер, вытер руки о белую салфетку и взял трубку. Он решил посмаковать и чуть обождать с этим звонком, сделав его после завтрака. Этот акт мести станет идеальным десертом.
«Зельцер», сказал он. «Начинай звонить. В «Вашингтон Таймс», «Уолл Стрит джорнал», в «Нэйшн». Добавь также в список «Вашингтон пост» и «Нью Йорк таймс». Она там у них герой, так пусть подавятся своими собственными газетенками. Давай, приступай. Я отправлю тебе сейчас фотографии».
Куинси повесил трубку. Он включил свой ноутбук и подключился удаленно. В ноутбуке имелась программа зашифрованного доступа, и в нем было пять или шесть кругов защиты, которые необходимо было перепрыгнуть, как обручи, чтобы добраться до его личного рабочего стола с помощью программы удаленного доступа, но в конце концов он все же добрался к окну входа в своей собственный терминал. Он ввел свое имя и пароль «winstonsmith»* и стал ждать. Через некоторое время его рабочий стол загрузился. По крайней мере, экран проинформировал его, что его рабочий стол загрузился. Но на нем ничего не было. Он кликнул значок своего жесткого диска, увидел там все свои приложения, но не увидел ни одного своего файла. Ни одного.
- - - - - - - - - - -
*Уинстон Смит – главный герой романа Джорджа Оруэлла «1984», работает в «Министерстве правды», в отделе документации. В его обязанности входит внесение изменений в документы, которые содержат факты, противоречащие партийной пропаганде. Внешне он делает вид, что является приверженцем партийных идей, тогда как в душе глубоко их ненавидит. Тем не менее, Уинстон осознаёт, что бунт против партии обречён на поражение. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -
«Проклятье!», пробормотал Куинси. Он не знал, каким образом были удалены его файлы, но он знал, кто их удалил, он был в этом уверен. Он и представить себе не мог, что Дебра Дрекслер могла быть настолько грозным противником.
Он снова поднял трубку. «Зельцер, нужно, чтобы ты отправил в мой кабинет кого-нибудь из отдела компьютерной безопасности. Кто-то взломал мой компьютер. Мне нужно знать, кто это сделал, и мне нужно знать это как можно скорее!»
8:37
Калвер-Сити
Улица была переполнена черно-белыми полицейскими патрульными машинами, красно-синие проблесковые маячки которых освещали разноцветьем место преступления. Полицейские обыскивали дворы и кусты, но Джек знал, что они ничего не найдут. Ньюхаус был очень неплох. Намного лучше всех этих вояк-дилетантов.
Джек посмотрел на то, как полиция Лос-Анджелеса окружает зону лентами, добавляя ярко-желтый цвет к уже имевшейся разноцветной радуге. Он поднырнул под ленту и вошел в дом. Труп здоровенного светловолосого ополченца лежал на том же месте, где он рухнул на пол. Второй бандит из «Великой нации», тот, который удерживал Рафизаде, также лежал там, где погиб. В дверях стояла хмурая Вужолски, злившаяся и дувшаяся на саму себя за то, что попалась. Полсон с Ниной спорили, чей выстрел уложил второго ополченца.
«Это был мой выстрел, точное попадание в голову», сказал Полсон, подняв руки, в которых ничего не было и целясь пальцами, будто пистолетом.
Нина закатила глаза. «Ой, вот только не надо ля-ля. Ты промахнулся. Это был мой выстрел».
«Того, кто его застрелил, нужно повесить», сказал Джек. «Этот тип был нашей зацепкой. У этих епанутых ополченцев одна и та же цель, что и у нас — террористы — но они всегда на шаг нас опережают».
Джек направился в гостиную. Там на диване в окружении двух санитаров сидел профессор Ибрагим Рафизаде. Они проверяли его жизненные показатели и дали ему кислород. Еще два санитара завозили в дом носилки-каталку. Даже сквозь кислородную маску Джеку было видно, что лицо профессора было покрыто синяками и волдырями, примерно такими же, какие теперь будут и у Рамина. «Великая нация» пытала старика.
Рафизаде поднял глаза, встретившись взглядом с Джеком. Точно также, как Назиля сочувствовала Джеку, Джек теперь чувствовал сострадание к ее отцу. Около полугода назад старик выдержал жесткий допрос, который вел сам Джек, и не раскололся. Сегодня утром с ним совершенно зверски обращались, и он оказался сломлен. Он выдал своим мучителям сына. После чего был спасен человеком, который, как ему казалось, разрушил его жизнь.
«Рамин в безопасности», сказал Джек.
Рафизаде кивнул. Он на минуту стянул маску с лица. «Он не —»
«Я говорил с вашей дочерью», сказал Джек. «Ее слова очень убедительны». Он улыбнулся. Он не видел необходимости рассказывать профессору о том, что позволил пытать Рамина. «Он в КТО, но я сказал нашим людям, чтобы с ним обращались бережно. Им от него нужны лишь общие биографические данные и сведения о том, что ему известно». Джек помолчал. «Вы знаете, что ему все-таки было что-то известно. До него доходили слухи о террористической ячейке здесь у нас».
Рафизаде покачал головой. На этот раз он не стал снимать маску, так что его голос прозвучал глухо и отдаленно. «Слухи ходят всегда. Кто-то знает кого-то, кто знает еще кого-то, у кого двоюродный брат был в медресе, и его друг погиб от американских бомб, и вот он где-то что-то сказал…» Профессор умолк, вращая рукой несколько раз, имитируя нескончаемую вереницу сплетен. «Мы стали жертвами слухов».
«Слух – это факт, просто еще не состоявшийся», сказал Джек.
«Нет», ответил Рафизаде тоном ученого мужа. «Нет, это не так. Слухи – это оружие».
Джек не нашелся что ответить. Медики еще хлопотали некоторое время вокруг профессора, а потом попросили его лечь на каталку. Когда Рафизаде на ней устроился, он поднял глаза и посмотрел на Джека. «Эти люди. Они узнали наши имена от ваших людей?»
«Нет», честно ответил Джек. «Мы сами пока не знаем, откуда они их взяли. Мы арестовали их людей по другой причине. То, что выплыло ваше имя – это чисто случайное совпадение. Все случилось сегодня рано утром. Мы узнали, что они считают вас террористами и отправились за вами, поэтому я… бросился вам на помощь».
Рафизаде усмехнулся. «Велик Аллах. Но у него искаженное чувство юмора».
8:42
Министерство юстиции, Вашингтон, округ Колумбия
Брайан Зельцер любил свою работу с юношеским запалом, не свойственным для мужчины, возраст которого уже приближался к пятидесяти. Похожий на грушу, с тонкими руками и редеющими волосами, он по-прежнему скакал по коридорам Минюста, как подросток. Он не мог иначе. Если бы кто-нибудь сказал ему, что тщедушный парень из Атланты сумеет пролезть в Университет Северной Каролины в Шарлотте, научится писать кратко и ясно всякую хрень для PR-фирмы («не нужно точно, главное лаконично», еще давным-давно так говорили ему боссы), а потом обретет покровительство нескольких профессиональных политиков, с которыми познакомится за совместным изучением Библии, завязав, как и другие, со спиртным, и в конечном итоге окажется в Вашингтоне, он бы рассмеялся. Но вот, теперь он здесь, в Министерстве юстиции, он координатор межведомственного взаимодействия, и работает он в нескольких шагах от дверей самого Генпрокурора. Конечно, для Брайана он не был Генеральным прокурором, он был просто Джимом, с которым они вместе были соратниками по несчастью почти лет двадцать. Брайан обнаружил, что трезвость — он не пил уже с 1989 года — придает ему почти безграничную энергию и силы, особенно когда дело доходило до ворчания о плачевном состоянии дел в стране. Они вместе с Джимом раньше сетовали на секуляризацию страны, «судей-активистов»* и правозащитников, добавлявших кирпичи и строительный раствор в мнимую стену, росшую между церковью и государством, пока однажды Джим, который сделал себе имя на посту Канзасского прокурора, не предложил Брайану помочь как-то исправить эту ситуацию. Следующим шагом, который сделал Брайан, он перестал писать пресс-релизы и включился в избирательную кампанию Барнса, и вот пожалуйста — теперь он здесь.
- - - - - - - - - - -
*«Судейский активизм» — часть американских судей, которые принимают самое активное участие в толковании законов и выносят свои решения, руководствуясь более не расплывчатыми формулировками многих законов, а личными взглядами на политику и общественные интересы. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -
Ему даже нравилось иметь дело с этим запутанным лабиринтом связанных между собой ведомств, состоявшим из Министерства юстиции, различных правоохранительных органов и разведывательного сообщества. Официально его должность именовалась «заместитель помощника директора по межведомственному взаимодействию Управления по связям органов власти с общественностью», но в частном порядке он неофициально называл себе так же, как и раньше, когда был пиарщиком – говнометчиком. Его работа заключалась в распространении дерьма, то есть в управлении исходящими сообщениями, отправлявшимися Минюстом внутренним силовым органам (ФБР, АТФ и др.) и внешним разведывательным структурам (ЦРУ, Министерству обороны и прочая и прочая и прочая), и он находил весьма интригующим управлять слухами, намеками и инсинуациями, постоянно угрожавшими порушить всю повестку дня босса.
Поэтому, когда зазвонил телефон, он поднял трубку с обычным для него самоуверенным апломбом. «Зельцер!», сказал он.
«Брайан Зельцер, это специальный агент Келли Шарптон, КТО Лос-Анджелеса».
Брайан нахмурился, но вовсе не безрадостно. КТО. Контр-Террористический отдел. Иногда требовалось какое-то время, чтобы сориентироваться в этой привычке правительства придумывать сокращения из трех букв (ФБР, ЦРУ, DOD – Министерство обороны, ATF – Бюро по контролю за алкоголем, табачными изделиями и огнестрельным оружием и др.). «Да, агент Шарптон, чем могу помочь?»
«Слушайте, надеюсь, вы мне кое в чем действительно сможете помочь. У нас тут возбуждено дело по внутреннему терроризму. Группировка ополченцев планировала акт внутреннего терроризма. Мы разобрались с ними, но когда мы их брали, то обнаружили, что у них имеется информация по исламским террористам на территории США. Они утверждают, что сообщали об этом в ФБР и вам, ребята».
Зельцер с отработанной расторопностью мгновенно выдал ответ: «О, конечно, попробуйте связаться с отделом по борьбе с внутренним терроризмом ФБР. Могу дать вам номер Синди Фромм—»
«Я уже пробовал. Там говорят, что им ничего об этом не известно. Я подумал, может быть, у вас что-нибудь слышали».
«О, не вопрос, давайте я свяжу вас с нашим следственным департаментом—»
«Я и с ними тоже говорил. У них тоже ничего нет, и когда я немного нажал на них, они отправили меня к вам».
«Понимаю. Хорошо. И чем я смогу помочь?»
«Если честно», сказал специальный агент, «у меня есть определенные основания верить им, что эти ополченцы действительно дали нам наводку на исламских террористов. Эта группировка ополченцев носит название «Великая нация». Возможно, вы слышали о них, о них много говорили в последнее время. Мне сказали, что эта наводка была отправлена куда-то прямо наверх, и я пытаюсь выяснить, куда».
«Кто вам сказал?», спросил Брайан. Живость в его голосе несколько ослабла.
«Не могу вам сказать», уклончиво ответил агент КТО. «Послушайте, я никого ни в чем не обвиняю. Я просто пытаюсь отследить эту наводку».
«С радостью вам помог бы, специальный агент, но нам об этом ничего не известно».
«Понятно. Что ж, спасибо».
Брайан Зельзер повесил трубку. В ту же секунду, как только разговор окончился, он нажал быстрый набор. Ему сразу же ответили. «Джим, это Брайан. Думаю, я знаю, кто взломал твой компьютер…»
8:45
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Чудом современной эпохи стала мгновенная передача информации. Журналистка говорит в микрофон в Кабуле (Афганистан), а голос ее доносится из телевизора где-нибудь в Бойсе (в штате Айдахо). У мужчины берут отпечаток пальца в сканере в лондонском аэропорту Хитроу, и его имя появляется на экране компьютера в Нью-Йорке. И когда агент КТО звонит из Лос-Анджелеса в Вашингтон, он через несколько минут обнаруживает, что у него у самого зазвонил телефон.
«Шарптон», сказал он.
«Специальный агент Шарптон», произнес звонивший. «Это Генеральный прокурор Джеймс Куинси».
«Охо-хо», подумал Келли. Где-то глубоко внутри себя он ощутил смешанные чувства страха и гнева одновременно. Этот человек только что пытался шантажировать женщину, которую он долгие годы любил. Но в то же время он был одним из самых влиятельных людей страны, и Келли только что взломал его компьютер. «Да, господин Генеральный прокурор?»
«Насколько я понимаю, вы интересовались «Великой нацией». Что-то насчет наводок».
«Ммм… да. Да, сэр», Келли оказался совершенно не готовым к такой прямоте Генпрокурора. Знал ли он, что Келли взломал его улики? «Я... Я отслеживаю наводку. Согласно некоторым нашим источникам, у «Великой нации» имелась информация о террористической ячейке внутри США. Мы надеялись, что у вас — у вашего офиса больше информации. Кроме того, опять же согласно нашим источникам, мы получили информацию о том, что, возможно, у вас… у вашего ведомства могли быть свои источники внутри «Великой нации»—»
«Источники», спокойно сказал Генпрокурор. «Вы имеете в виду агентов».
«Да, сэр».
«Откуда у вас такая информация?»
Келли ответил: «Я бы предпочел это не говорить».
«Хм. Не уверен, что смогу вам помочь в этом вопросе, агент Шарптон. Я слышал, конечно, о «Великой нации». Мы посадили некоторых их людей, когда я был прокурором в Канзасе. Но я не стал бы рассчитывать на то, что они дадут какие-то зацепки и наводки. По своему опыту могу сказать, что это кучка ультраправых фанатиков. Они вполне способны навредить самим себе и окружающим, но вряд ли им известно что-то о террористах больше, чем КТО».
«Это верно, сэр», сказал Келли, «но такова наша работа – отслеживать любые наводки—»
«Да, это так. И если бы вы занимались своим делом, возможно, сейчас у вас не было бы проблем», резко сказал Генпрокурор.
«Простите, сэр?», Келли почувствовал жар в затылке и на шее.
«Я на вас не наезжаю, агент Шарптон. Мне просто кажется, что КТО, как и многие другие ведомства, могли бы действовать гораздо эффективнее. Я пытаюсь дать вам в руки инструменты, позволяющие сделать вас более эффективными. Закон о неприкосновенности и персональных данных—»
«Да, сэр», сказал Келли, усилив резкую нотку в голосе. «Но, возможно, вам следовало бы приберечь эти сахарные речи с расхваливанием своего товара сенаторам».
На секунду на линии повисла мертвая тишина. «Что вы сейчас сказали––?»
«Я на вас не наезжаю», сказал Келли с оттенком язвительноо сарказма. «Мне просто кажется, что Министерство юстиции, а также многие другие ведомства, могли бы быть более открытыми к сотрудничеству. Не уверен, что нужно сокращать неприкосновенность частной жизни. Мне кажется, нужно сокращать межведомственную закрытость. Вот например, не могли бы вы мне рассказать о Фрэнке Ньюхаусе…» Он дал возможность этому имени повиснуть в воздухе. После его произнесения последовала пауза, но Келли не мог ее как-то истолковать по телефону.
«Вы не соблюдаете субординацию и пререкаетесь с вышестоящими», сказал Джеймс Куинси. «Я сделал вам одолжение, лично ответив вам на ваш запрос, а вы — что ж, скоро вы еще услышите обо мне». Он повесил трубку.
Келли откинулся на спинку кресла, с ощущением ужаса ошеломленного здорового человека, которому только что сказали, что жить ему осталось месяц. Какой смысл? Зачем Генеральному прокурору звонить ему напрямую? Неужели так важна эта «Великая нация»? Или Фрэнк Ньюхаус? Или, может быть, этот звонок вообще не связан с ополченцами и террористами. Может, Генпрокурор узнал, что Келли взломал его компьютер и помог Дебби. Такое вполне возможно — прослушка телефонов, компьютерные жучки, подключения и куча всяких других устройств слежки и прослушивания делали возможными мгновенные утечки даже самой секретной информации, при определенных условиях. Келли опустил голову, закрыв лицо руками. С чем бы это ни было связано, ясно одно: он только что навлек намного больше неприятностей на свою голову, чем ожидал.
............................
Джесси Бендисон следила за Келли из-за своего компьютера в яме. Ее смена давно уже закончилась, однако более амбициозные аналитики часто оставались на сверхурочные часы или ради продвижения по службе. Охранники на выходе заметили, что она еще не вышла из системы и не покинула здание, но после того, как они убедились, что с ней все в порядке, никто не обращал больше на нее никакого внимания.
Она до сих пор еще чувствовала жар на своих раскрасневшихся щеках. Внезапный румянец от смущения, которое она испытала, предложив ему выпить кофе, быстро сменился гневом. Почему он говорил с ней в таком тоне? Он флиртовал с нею почти так же, как она флиртовала с ним. Она вспомнила, как он стоял рядом, так близко к ней, когда они вместе работали над программой, как он опьянел от запаха жасмина у нее на коже. По его лицу это было заметно, гораздо заметнее, чем у нее. Он не имел права так огрызаться на нее.
Мимо ее компьютерного терминала прошел Джордж Мейсон. Он являлся заместителем административного директора КТО. «Бендисон, ты еще здесь?»
«Ой», сказала она, остановив внутренние обличительные речи. «Ой нет, формально уже нет».
Мейсон явно был этим огорчен. «Нам требуется помощь по симулированию атаки на сеть. Сегодня день не очень загруженный, и мы проводим диагностику и проверку системы защиты. Я знаю, ты любишь взламывать, вот и подумал, что тебе, может быть, захочется проявить себя, посоревноваться с нами, кто кого».
Джесси покачала головой. «Если это необязательно, я бы предпочла отказаться, если это возможно. Ночь была длинной и тяжелой, и я уже провела один тестовый взлом».
«Серьезно, для конторы?»
«Нет. Для Келли».
Мейсон пожал плечами: «Не знал, что проводился еще один взлом. Он не был в плане». И Мейсон побежал дальше, тут же позабыв о собственных словах.
Но Джесси о них не забыла. «Он не был в плане», сказал он. Келли был главным аналитиком, но он не был административным директором. Откуда ему знать про учебную пожарную тревогу, если Мейсону о ней ничего не известно? Джесси прикусила губу. Что она наделала? И чем занимался он? Она оглядела зал, размышляя, что делать. Ее взгляд остановился на региональном директоре Райане Шапеле.
Она подошла к нему. «Простите, мистер Шапель?»
«Да?», сказал он своим обычным голосом, резким, как разбивающееся стекло. Джесси чуть было не отказалась от своей идеи. Она замешкалась, что, похоже, лишь раздражило его, поэтому она наконец спросила: «Можно мне... — можно поговорить с вами на минутку?»
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
7. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 9 И 10 ЧАСАМИ УТРА.
9:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек Бауэр припарковал свой джип на автостоянке КТО и зевнул. Дорога из Калвер-Сити означала для него потерю времени в пробках, что для него на данный момент было худшим из худшего. Без выброса адреналина он чувствовал себя сейчас усталым, грязным и голодным. На нем до сих пор была боевая камуфляжная форма и экипировка, оставшиеся еще с утренней облавы на «Великую нацию», снаряжение, которое уже сослужило ему службу в трех перестрелках только за одно это утро.
Но это его не беспокоило. Он оказался прав. Он был прав все это время и с самого начала. Террористическая ячейка в США существует. Рафизаде знал, что его сын жив. Джек мог бы прийти в ярость, и он, вероятно, придет в ярость через час или два, но сейчас он находился на волне эйфории, сопровождавшей оправдание. Ссылка его в банду быдла оказалась несправедливой. Он оказался прав.
Джек прошел через КПП КТО, проведя своим бейджем через сканер и помахав рукой охранникам, и вошел в главный зал. Он огляделся в поисках Ричарда Уолша, но затем вспомнил, что его друг и наставник находится в Вашингтоне. Ему кивнул Тони Алмейда, но ничего не сказал. Джек испытывал по отношению к Альмейде сдержанно-ревнивое уважение, но он не был уверен, что оно было взаимным, и этот кивок примерно отражал эту стадию развития их отношений. Кто-то из аналитиков помахал ему рукой.
«Обычный рабочий день в офисе», вздохнул он.
У него не было своего кабинета — это была привилегия старшего специального агента, курировавшего оперативников, и административного агента, который руководил аналитиками и техническим персоналом. Джек отправился прямиком в раздевалку и сдал пистолет на хранение. Ему хотелось принять душ, но на это не было времени; все, что он мог сделать, это раздеться, ополоснуть водой лицо и грудь и вытереться полотенцем. Он переоделся в черные легкие х/б брюки, черные ботинки на мягкой подошве и синюю рубашку, застегнув ее на все пуговицы. Он надел наплечную кобуру, вытащил свой Зиг-Зауэр из набедренной кобуры в своем шкафчике и со щелчком вставил его на место. Он осмотрел полученный результат в зеркале.
«Из спецназовца Дельты в блюстителя порядка в три простых шага», пробормотал он своему отражению в зеркале.
Он пару раз похлопал себя по лицу, чтобы проснуться. Скоро ему предстояло говорить с Бреттом Марксом, и голова у него должна быть свежей.
Через полчаса он уже шел из раздевалки к своему рабочему столу. На экране его компьютера мигало срочное оповещение. Он открыл его и увидел сообщение от Келли Шарптона, который хотел встретиться с ним немедленно. Джек, уже собиравшийся было опуститься в кресло, встал и поднялся по лестнице. Шарптон увидел его и уже ждал. Он казался очень встревоженным.
Джек вошел и закрыл за собой дверь. «Слушай, если это насчет сегодняшнего утра, я действительно очень извиняюсь, но ты знаешь не хуже меня, что иногда наша работа требует взять инициативу на себя—»
«Забудь об этом», резко сказал Келли. «Ты еще не работал с Марксом?»
«Нет, как раз собирался—»
«Отлично. У меня для тебя кое-какие новости». Джек был удивлен, но удивлен приятно. Он ожидал выволочки или, по крайней мере, предупреждения. А вот чего он никак не ожидал — это помощи. И все-таки Шарптон иногда его удивлял. Да, он тоже талдычил про уставы и протокол, словно клон Райана Шапеля, но в то же время он был из числа людей компетентных и толковых, которых Джек считал такими же, как и он сам.
«Минюсту было известно о наводке «Великой нации» на террористов», сказал Келли, сразу же перейдя к делу. «Генеральный прокурор знал об этом лично. Однако все данные об этой наводке были стерты со всех компьютеров, если они там вообще когда-нибудь были. Генеральный прокурор знал об этом, но никаких действий не предпринял».
Джек помолчал, ожидая от Келли еще какой-то информации. «Но это еще ничего не означает. «Великая нация» – это параноидальные шизофреники. Невозможно поверить и в половину того, что они говорят».
«А ты сможешь поверить в то, что у Генеральной прокуратуры был свой человек внутри «Великой нации» в то самое время, когда и ты там был! Его зовут Фрэнк Ньюхаус».
Джек замер, как это обычно делает истребитель Стелс, оценивая угрозу. В голове у него подобно лавине посыпались вопросы, и он стал отсеивать их на предмет наиболее важных. «Зачем Минюсту внедрять своего человека в такую группировку? У них вообще есть для этого люди?»
Келли рассмеялся. «Ну, у них есть ФБР, Управление по борьбе с наркотиками, ATF и спецназ маршалов США, но в остальном отношении у них с этим делом туго».
«Да, у них нет людей, и почему они тогда заслали туда кого-то, не предупредив нас? Разве не должен происходить какой-то обмен информацией?»
«Я читал об этом в газетах», невесело ответил Келли. «С нами обращаются, как с грибами — держат нас в темноте и скармливают нам всякое дерьмо. Я даже не могу нигде найти материалы на Фрэнка Ньюхауса. Ты сталкивался с этим типом, когда работал под прикрытием?»
«Пару раз», сухо ответил Джек. «Тебе лучше спросить Вужолски, что она о нем думает». Джек кратко описал ему два своих столкновения с Фрэнком Ньюхаусом. Человек этот, без сомнения, был хорошо подготовлен и имел навыки. Но оба раза он подвергал опасности жизни людей. «Если он тайный сотрудник, то он в таком случае весьма убедителен. Ты уверен, что он федерал?»
Келли кивнул.
«Спасибо», сказал Джек. «Мне это пригодится».
Когда Джек вышел, Келли поднял трубку и набрал номер. Час назад он поклялся, что никогда больше не наберет его. Конечно, он давал себе такое то же обещание раз пять или десять за последние несколько лет, но всякий раз нарушал его.
«Дрекслер».
«Привет, Деб. Брось этот свой деловой тон».
«Келли!» Ее голос звучал теперь гораздо бодрее, чем два часа назад. «Ты был какой-то не в себе до этого, мне показалось, ты сердишься».
«Да, так оно и было. Я… Мне кажется, я сейчас по уши завяз в этом деле. Но коль уж я влез в него, я намерен идти до конца, так что теперь ты мне должна кое в чем помочь».
Она рассмеялась. Люди редко видели по телевизору, как она смеется, и это было досадно, потому что смех у нее был задорный и живой, как фонтан. «Вот теперь узнаю Келли Шарптона. Ну, и что же ты хочешь?»
«Мне нужна информация на человека, работающего тайным агентом под прикрытием на Генпрокурора. Его имя – Фрэнк Ньюхаус. Предполагаю, что он работает на ФБР, но из-за всех этих нынешних дублирований и перетасовок в правительственных ведомствах, он может работать на кого угодно».
Смех прекратился. «Ты что, серьезно? Ты же из КТО! Ты сам можешь раздобыть все что угодно про кого угодно».
«Нет, до тех пор, пока не пройдет закон о персональных данных, не могу», сказал он, фыркнув. «Серьезно, у меня ничего нет на этого типа. Предполагаю, что где-то существует на него закрытое досье, но эти данные засекречены, возможно, он даже работал на наше правительство за рубежом. Ты же член Постоянного комитета Сената по разведке. Думаю, ты знаешь нужных людей».
«Келли», сказала она. «Это незаконно. Это может быть расценено как государственное преступление».
Она пожалела, что так сказала, сразу же после того как эти слова вылетели у нее из уст. «Вот только не надо!», сорвался он. Он понял, что был готов обрушить на нее свой гнев: «А что, черт подери, я только что для тебя сделал, как ты думаешь?»
«Извини. Прости меня. Ты прав», сказала она, сразу же пойдя на попятную. «Просто это ведь было ради благого дела—»
«Я это сделал, чтобы спасти твою шкуру, так что не морочь мне голову», сказал он. «Не надо так со мной, у нас с тобой раньше так не было, Деб. Это дело такое же благое, если тебе хочется так его называть, чтобы ты лучше себя чувствовала. Тут исламские террористы, внутренний терроризм и секретные агенты. И оно будет отлично смотреться на фоне флага, если тебе так нравится. Что касается меня, то мне просто хочется быть уверенным в том, что никто не погибнет, или, по крайней мере, что погибнут те, кто должен погибнуть. Мне лишь нужно знать, кто этот тип, и мне нужно знать это сегодня». Он повесил трубку.
Ну и денек, хуже, наверное, и быть не может, подумал он.
Дверь распахнулась, и вошел Райан Шапель в сопровождении двух амбалов-охранников за спиной. «Специальный агент Шарптон, вы арестованы».
9:38
Штаб КТО, Лос-Анджелес,
камера для задержанных № 2
Имя: Маркс, Бретт Дж.
Дата рождения: 11 ноября 1951
Место рождения: Лансинг, штат Мичиган
Пол: М
Образование: Начальная школа в Шамплейне
Военная академия Вест-Пойнт, 73
Уортонская школа бизнеса, '90
Военная служба: Школа рейнджеров Командования сил
спецопераций США
75-й воздушно-десантный полк
Участие в боевых
операциях
за рубежом: Гренада, Панама, Гаити, Сомали, Ирак
В досье Маркса было много всего, не только это. Два «Пурпурных сердца» (медали) и «Бронзовая звезда», наивысшие оценки и самые хвалебные характеристики его как прирожденного лидера, «и прочая и прочая, бла бла бла», пробормотал Джек.
«Видишь ли, факт тот», сказал Бретт Маркс со своей стороны металлического стола, «что я здесь, и ты можешь просто расспросить меня обо всем».
Джек оторвал взгляд от досье и посмотрел на него. Маркс совсем не выглядел потрепанным после грубого обращения с ним (по указанию Джека) и нескольких часов, проведенных в одиночке. Волосы у него были по-рейнджерски короткими и поэтому не могли спутаться, а глаза такими же ясными, как и в три часа ночи. Он сидел выпрямившись на жестком, ничем не обитом стуле с прямой спинкой, с запястьями, скованными наручниками, а наручники были прикованы к столу.
«Я в курсе, но тут все так замечательно расписано», сказал Джек. Он не показал этого, но он был рад. Ему хотелось, чтобы Маркс заговорил первым, и тот, к удивлению Джека, заговорил.
«Тебя не беспокоит тот факт», сказал Маркс, указывая на досье одной рукой, скованной наручниками, «что правительство ведет слежку за гражданами?»
Джек отложил досье и откинулся на спинку своего стула, сцепив руки за головой. Он пожал плечами. «Мы следим только за теми, кто собирает крупное оружие и пытается похитить цианид натрия. Можешь называть это безумием, но нас тревожит то, что у людей, которые решаются пойти на кражу яда в огромном количестве, может возникнуть соблазн после этого его применить».
Маркс кивнул. Он умудрялся выглядеть одновременно виновным и жертвой нападения, с опущенными под бременем ответственности плечами. «Некоторые из моих людей, возможно, и переусердствовали. Это правда. Но Джек, правительство, которому ты служишь, незаконно. Им никто не давал прав делать большую часть того, что они вытворяют в наши дни. Вот это место, где мы сейчас находимся, Контр-Террористический Отдел, это что – часть федерального правительства? Это ФБР, ЦРУ, или что?» Джек ничего не ответил. «Понимаешь, это противоречит конституции, когда у федерального правительства есть какие-то секретные организации, которые шпионят за своими собственными гражданами. За это наш народ сражался и погибал в 1776 году. А сегодня люди об этом забыли».
«Так ты что теперь – Джордж Вашингтон?»
«Мы преувеличиваем значение президента Соединенных Штатов», сказал Маркс. «Взгляни на человека, который сейчас сидит в Белом доме. На все эти разговоры по поводу закона о личных свободах, какую сторону он примет. Может быть, он наложит на него вето, а может и нет. А между тем большинство людей против этого закона! СМИ утверждают, что это должно решать правительство. Но это не так. Это мы должны решать. Мы обладаем высшим и окончательным правом вето на все, что говорит и делает федеральное правительство. Вот почему отцы-основатели разработали такую структуру власти. Они не хотели повторения того правления, которое было навязано им британцами».
Маркс сделал паузу. «Возьмем, к примеру, тебя». Маркс наклонился вперед, положив подбородок на свои скрещенные руки. «Забудем все те сказки, которые ты рассказывал нам, чтобы попасть в «Великую нацию». Ты же военный, верно? Или, по крайней мере, бывший военный».
Джек ничего не ответил. Следователи не отвечают на вопросы, если это не соответствует их целям. Марксу, однако, похоже, ответ был и не нужен. «Правильно, я так и понял. Наверное, бывший военный. Перешел из какого-нибудь спецподразделения прямо в федеральное агентство, верно? Таким образом, с тебя сняли форму, дабы обойти закон Posse Comitatus*, но все равно натравливают тебя на американцев. Они считают, что этого вполне достаточно, чтобы обойти всю противозаконность их действий. Но это не так. Ты читал когда-нибудь сводный Кодекс законов Соединенных Штатов? Я читал. Я знаю, что говорится в 242-м законе. Ты тоже должен знать».
- - - - - - - - - - -
*«Posse Comitatus Act» – федеральный закон США, запрещающий федеральному правительству использовать армию в качестве полиции. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -
Вот именно этим Маркс отличался от других доморощенных кретинов и фриков. Он не был упившимся пивом быдлом в сапогах с голенищем и в подтяжках, не был он и длинноволосым псевдо-мессией-многоженцем. В костюмах от Босс, неторопливо и спокойно цитируя конституционное законодательство, Маркс напоминал какого-то священника-евангелиста, смыслом проповедей которого являлось освобождение от тирании федерального правительства. Когда он говорил о Posse commitatus, он имел в виду закон, запрещающий вооруженным силам Соединенных Штатов выполнять полицейские функции на территории Соединенных Штатов. Сам этот закон являлся дошедшим из глубины лет отголоском ненависти Отцов-основателей к британским красным мундирам, маршировавшим по улицам колониальной Америки.
Маркс искал, и получил, зрительный контакт со своим тюремщиком. «С их стороны это было незаконно отправлять тебя шпионить за нами».
Не поддавшись на это, Джек рассмеялся. «Если ты думаешь, что это незаконно, то держись, сейчас ты кое-что услышишь». Он наклонился вперед, приблизив свое лицо к Марксу. Маркс напоминал ему его друга Уолша, только без усов. Джек тихо произнес: «Твой друг Фрэнк Ньюхаус был тайным агентом Министерства юстиции».
Лицо Маркса исполнило ряд глубокомысленных пируэтов, достойных прима-балерины. Он поднял глаза, а затем в растерянности они вновь опустились. Он недоверчиво улыбнулся, затем нахмурился, задумавшись, возможно ли это. Наконец, выражение его лица стало нейтральным. «Это невозможно».
Джек был безмерно доволен тем, что ему удалось расколоть панцирь Маркса. «Но не для нашего правительства», возразил он.
Маркс впился глазами в Джека, его глаза стали блуждать по всей поверхности его лица, по положению его рук и плеч, анализируя темп его дыхания. Лидер ополченцев, казалось, абсолютно беспардонно стал пристально осматривать Джека, не смутившись даже тогда, когда Джек ответил ему собственным полным ненависти взглядом. Когда осмотр Марксом Джека уперся в стол, взгляд ополченца вновь стал подниматься вверх, принявшись заново изучать тело Джека, пока их глаза не встретились. Последовала почти целая минута молчания.
«Ты не лжешь», пришел к выводу Маркс. «Ты веришь, что это правда».
«Я знаю, что это правда», сказал Джек.
Глаза у Бретта расширились. "Впервые вижу его по-настоящему удивленным", подумал Джек. "Это первая трещина в его броне". Отныне все оттуда будет вытекать. Допрос заключенных подобен откалыванию кусков от крепостной стены. Будучи цельным, строительный раствор прочен и сплочен, но как только каменщик отламывает первый кусок, отваливается целый фрагмент стены.
И действительно, Маркс опустил глаза в пол, но когда он их поднял, у него уже было что сказать. Джек к этому не был готов. «Значит, он уже сообщил вам все, что нам было известно. Теперь вы остановите террористов?»
Джек закатил глаза. «Господи Иисусе, единственные террористы здесь – это вы! Ты что, ничего не понял? То, что было известно Рамину, это были лишь слухи, из того рода чуши, которую мы получаем из интернета каждый день. Никакой террористической ячейки нет». Он покачал головой. «Вам, чокнутым ополченцам, надо было предоставить вести расследование следователям».
Маркс потер нос и откинулся на спинку стула. «Наверное, ты прав. Потому что вам теперь, должно быть, известно о конспиративной явке».
«О да, мы накрыли эту вашу базу».
«Не мою базу. А террористов».
Джек почувствовал ускользающий неожиданный поворот: «Поясни».
«Секретная явка. Фрэнк Ньюхаус должен был рассказать вам о ней, если он из ваших. Верно?»
Джек подался вперед так резко, что его стул отодвинулся от стола. «Представь на минуту, что мне ничего не известно об этой конспиративной квартире. Расскажи мне о ней».
Маркс попытался почесать подбородок, но цепь не позволила ему это сделать. Он рассмеялся из-за этого. «Знаешь, я думаю, ты был прав относительно затаившейся ячейки террористов. Вероятно, это всё подстроенная фикция. Конечно». Взгляд Маркса стал каким-то стеклянным, и Джек почти увидел, как в голове у него, буксуя, прокручиваются какие-то колесики. «На самом деле все довольно просто. Правительство формирует потребность; люди чувствуют такую потребность; и правительство тайно вползает туда, куда захочет. Конечно. Можешь забыть об этом».
«Начни хоть когда-нибудь говорить осмысленно и ясно», прорычал Джек.
Взгляд ополченца вновь сосредоточился на Джеке. «Тебе, наверно, не стоит беспокоиться, Джек. Правительство, вероятно, просто нас подставило. Ты говоришь, что этот молодой иранец был ложной наводкой, так что те слухи, которые до нас дошли относительно террористического удара на этой неделе, вероятно, тоже фейк. Опасность, замаскированная под подарок. Правительство создает ложную террористическую ячейку, чтобы вызвать страх. А затем преподносит подарок в виде нового законодательства, которое должно всех спасти. Но внутри подарка спрятано то самое, чего так боятся люди — потерять свою свободу».
Джек встал и покачал головой: «Почему у вас всегда в голове теории заговора?»
Ответ Бретта был прост. «Потому что правительство всегда что-то замышляет против нас».
«Расскажи мне о конспиративной квартире. И о теракте».
«Спроси Ньюхауса».
«Я тебя спрашиваю!»
Лидер «Великой нации» пожал плечами. «Мне в общем-то все равно. Это там, где мы нашли часть нашей информации. Там, где мы узнали о Рафизаде. А также нам показалось, что в ближайшее время планируется какой-то крупный удар. Это квартира на Экспозишен-бульвар. Можете проверить это по вашим—»
Джек уже был за дверью.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
8. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 10 И 11 ЧАСАМИ УТРА.
10:00
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
Дебра Дрекслер двадцать минут говорила по телефону в своем офисе, агитируя своих коллег.
«Сегодня я вылетаю в Вашингтон ночным рейсом», сказала она Алану Уэйансу, сенатору от Иллинойса. «И буду рано утром, ко времени голосования. Ты по-прежнему с нами, верно?»
Алан Уэйанс создал себе имидж стойкого знаменосца умеренных левых, но культивированием такого образа он был обязан скорее своим помощникам, нежели самому себе. Тем, кто сражался рядом с ним в политических окопах, он был известен как колеблющийся и сомневающийся, которого за глаза называли «Уэйанс Нэуверенный». Он не был безвольной тряпкой, но его позвоночник порой был настолько гибким, что его частенько приходилось чем-то подпирать. Уэйанс, возраст которого уже приближался к полтиннику, кроме того, питал слабость к волевым женщинам. Дебра обнаружила это уже давно и часто этим пользовалась.
«Конечно да», протянул Уэйанс говором северных равнин США. «Хотя ты не поверишь, как на меня давят».
"Я ли не поверю?", подумала Дебра.
«У меня был Лэтт из Теннеси, намекал, что если я проголосую по-другому, тогда пройдет моя поправка к законопроекту об ассигнованиях».
«Не поддавайся на это, Уэй», сказала она. «Этот вопрос слишком важен. И к тому же все скоро закончится, уже через сутки. Просто держись. Увидимся завтра».
Она повесила трубку и взглянула на часы. Второй час по времени Восточного побережья. Она уже может позвонить. Она заколебалась, и рука ее повисла над телефоном на столе. После звонка, который она собиралась сделать, пути назад уже не будет, и это ее пугало. В свое время Дебра не испугалась полицейского спецназа, рука об руку шествуя вместе с другими протестантами-антиглобалистами в Давосе и в Италии. Она не боялась ярких огней СМИ, оказываясь в центре их внимания, не дрогнула, сталкиваясь с недовольством противостоявшей ей администрации, голосуя против войн в других странах. Но это… это было опаснее всего, что она делала прежде. Высокая цель не могла скрыть того факта, что то, что она собиралась сделать, являлось незаконным.
Схватив трубку, она подняла ее и набрала номер, не дав себе передумать. Прозвучало два гудка, прежде чем ее знакомая ответила. «Гонсалес», произнес твердый женский голос, в чем-то схожий с ее собственным.
«Села, это сенатор Дрекслер», сказала Дебра.
«Да, сенатор».
Сердце Селы Гонсалес, сидевшей в маленькой кабинке в офисе в Лэнгли, в Вирджинии, заколотилось. Дрекслер никогда не звонила ей по пустякам. Но она не стала смягчать голос, он остался обезличенным и деловым.
«Мне нужна информация на одного человека. Его имя – Фрэнк Ньюхаус. На кого он работает, мне в точности не известно. Единственное, что мне точно известно, это то, что он сейчас что-то делает для Минюста. Можешь достать для меня его досье?»
Села замялась. Она ответила деловым тоном, пользуясь обычными фразами, из-за людей, которые могли случайно пройти мимо ее кабинки. «Не уверена, что смогу помочь вам с этой просьбой, мэм. У нас… кое-какие изменения в политике ведомства в последнее время».
Дебра поняла, что она имела в виду – усиление системы безопасности. Администрация Барнса была печально известна своей скрытностью. Формально спецслужбы работали на все правительство в целом, а не только на исполнительную власть, но Барнс и его люди считали все органы правительства своими. Они не любили посторонних любопытных глаз и отклоняли запросы Конгресса на информацию по всем вопросам, от докладов о вредном воздействии на окружающую среду до кандидатов на должности судей.
«Это важно», сказала Дебра. «Очень важно».
«Я предложила бы вам попробовать другие каналы», осторожно сказала Села.
«Не могу», сказала Дебра. «У меня есть знакомый в КТО, который так и не смог получить информацию. А это вопрос жизни и смерти».
«Я…» Села отбросила деловой тон и понизила голос. «Если это информация именно такого рода, то я, возможно, ничем не смогу помочь. И даже если я что-то найду, я не смогу скопировать ее, это уж точно».
«Может, я отправлю кого-нибудь, и он встретится с тобой лично?»
Села замялась. Села Гонсалес не питала никаких иллюзий относительно себя самой. Она и не собиралась, когда пошла служить в ЦРУ, становиться каким-нибудь национальным героем, спасать мир, или даже помогать в свержении злых диктаторов, путешествуя на верблюдах по бесплодным пустыням, помогая борцам за свободу. Она даже не делала вид, что знает, кто прав, а кто нет в бесконечных междоусобных войнах внутри и за пределами разведывательного сообщества. Эти вопросы были слишком глобальными для ее понимания, а политические ставки казались ей настолько запутанным темным лесом, что она даже не делала вид, что в них разбирается. В попытке найти твердую почву в политических вихрях и водоворотах она успела ухватиться за единственную прочную скалу, понимая ситуацию так: люди, избранные народом, имеют право знать. Помимо этого, она ни на что не претендовала и была полностью готова спрятаться за это свое кредо, и пусть эти же политики крутятся сами как хотят, если это необходимо. Она не мученица. Но она будет повторять про себя это свое кредо как мантру: избранные народом лица имеют право знать.
«Хорошо», сказала она наконец. «Парк Закари Тейлор, через полчаса. Пусть ждут меня у ручья».
10:08
Вествуд, Лос-Анджелес, Калифорния
Он уже так давно был Фрэнком Ньюхаусом, что когда думал о себе самом (если вообще думал о себе), то уже называл себя именно этим именем. Хотя на самом деле, когда он смотрел на себя в зеркало, как это было сейчас, он, по правде говоря, не думал о себе совсем. Он думал о своем задании и о том, сможет ли он его выполнить. Он думал о шагах, которые нужно сделать между тем, где он находился сейчас, и тем, где он планировал оказаться. И он почувствовал удовлетворение лишь тогда, когда план этих шагов стал ему абсолютно ясен. И неважно, были ли эти шаги сложными — ему не привыкать к трудным заданиям. Его интересовало лишь то, чтобы эти шаги были ясными и четкими, чтобы путь к цели можно было просчитать.
Фрэнк Ньюхаус терпеть не мог абстракцию. Хотя он и не был высоко и тонко образованным человеком, он разбирался в искусстве достаточно, чтобы распознать импрессионизм, кубизм и сюрреализм, и понимать, что он их на дух не переносит. Он смотрел на свое отражение в зеркале и не видел в нем никаких квадратов, кругов или треугольников. Он видел бледные глаза и изогнутые брови под выступающим лбом и короткие черные волосы, ёжиком торчавшие из его черепа. Он видел перед собой лицо, которое ни одна женщина никогда не любила, и мало кто был способен его выносить. Он видел пережитое, оставившее у него на лице неизгладимые морщины, отражавшие прошлое точнее самой памяти. Он проследил взглядом за тонким шрамом над левой бровью, запечатлевшим минометный огонь гораздо лаконичнее и выразительней, чем любой из репортажей Си-Эн-Эн. Он никогда не жалел, что получил все эти морщины и шрамы. Они были настоящими, честно заработанными. Он посетил крупнейшие музеи мира, и они оставили его равнодушным, но он остановился бы и высоко оценил любую фотографию войны или смерти. В таких фото не было притворства. Они были подлинными.
Эта операция, наконец, начала становиться реальностью. Фрэнк устал от этих уверток. Он терпел их и не жаловался, конечно, так как это было необходимо для ее завершения. Но теперь, когда тайная часть его задания подходила уже к концу, он почувствовал облегчение. Не нужно больше притворяться и служить фальшивому хозяину.
У Фрэнка зазвонил мобильный: «Что?», ответил он. Только два человека знали этот номер: его куратор и человек, с которым он контактировал по операции. Его начальник, он это точно знал, в данный момент был занят другими делами. Его контакт не заслуживал особых любезностей.
Он выслушал человека на другом конце линии, сказавшего ему то, что он и хотел услышать. Планы, которые они тщательно разрабатывали последние полгода, начинали реализовываться. Но его связной закончил разговор предупреждением: «Но будь осторожен. КТО подбирается все ближе. Там этого еще не поняли, но могут».
Ньюхаус пожал плечами. «Мы ожидали, что они начнут вынюхивать. Это предусмотрено нашим планом. Если они подберутся слишком близко, так и быть, мы с ними разберемся».
«Наверное, тебе захочется свалить с этой квартиры».
Ньюхаус задумался. «Да», сказал он и повесил трубку.
10:13
Центр Лос-Анджелеса
Джек Бауэр припарковал свой джип во втором ряду на Экспозишен-бульвар возле кампуса Университета Южной Калифорнии и того адреса, который предоставил ему Маркс после некоторых дополнительных понуканий. Это было шестиэтажное бежевого цвета здание с темно-коричневой отделкой перил маленьких, непригодных к использованию балконов перед каждым окном по фасаду. К стеклянным двойным дверям и проржавевшему домофону, выполнявшему функции охраны, вела лестница из четырех широких ступеней. По дороге Джек попросил позвонить сюда Нину Майерс, она поговорила с управляющим и узнала код. Он вбил код в панель. Дверь прожужжала, и он вошел в коридор, покрытым ковром темно-коричневого цвета, испачканным следами от вечеринок за всю двадцатилетнюю историю существования этого общежития при университетском колледже для студентов из числа коренных жителей региона.
Не обращая внимания на лифт, Джек отправился на лестницу – в каменную шахту, поднимавшуюся вверх и пересеченную каменными ступеньками и металлическими перилами. Стараясь двигаться как можно тише в этой гулкой шахте, Джек поднялся на четвертый этаж. Он выскользнул в коридор, в котором пахло плесенью и лизолом, и поспешил к квартире № 409. Дверь, как все другие здесь, была желтовато-белой и грязной. Джек постучал один раз. Когда никто не ответил, он прижался ухом к двери. Ничего не услышав, он отступил на шаг и сильно ударил дверь ногой. С первого раза она не поддалась. Торопясь проникнуть внутрь, пока никто не вышел узнать, в чем дело, он ударил дверь снова. Замок выстоял, но деревянный косяк нет, и дверь распахнулась внутрь.
Джек вытащил свой пистолет и вошел внутрь. Вообще-то он и не ожидал тут кого-нибудь обнаружить, так как «Великая нация» уже до него здесь побывала, но он предпочитал входить в любое помещение с пистолетом в руке, если мог.
Он оказался в квартире на одного человека с маленькой кухней слева, с обеденным столом в ней, гостиной, ванной и спальней. На стенах ничего не было, набор мебели был минимальным, из чего Джек сделал три последовательных вывода по мере того, как двигался по коридору. Первый, что «Великая нация» уже обчистила эту квартиру; но это было не так, потому что кое-какие вещи здесь все же оставались. Второй, что он находился в типичной студенческой общаге, где в качестве полок для книг использовались шлакоблоки и фанера; но что-то тут тоже было не так, потому что явно не хватало плакатов, черно-белых фото Энселя Адамса или репродукций музейного искусства – типичных атрибутов жилищ студентов колледжа. В-третьих, того, кто тут жил, совершенно не интересовал комфорт.
Гостиную украшали лишь диван с матрацем, несколько книжных полок и письменный стол, с которого, судя по явным признакам осиротевших проводов и штепселей, сняли компьютер. Джек заглянул в спальню, где обнаружил четыре двухъярусные кровати, теснившиеся в небольшой комнате.
Ванная комната была почти пустой, за исключением тонкого обмылка, оставленного в высохшей мыльнице в ванной. Даже в аптечке было пусто. Джек открыл и закрыл ее, после чего посмотрел в зеркало, как будто мог увидеть там остатки отражения того, кто смотрел в него раньше.
Джек вернулся в гостиную. На столе ничего не было, но он догадался, что жильцы пользовались портативным ноутбуком — в стене имелся порт передачи данных и коврик для мыши на столе. Он проверил ящики — в них ничего не было, но нужно как следует осмотреть их криминалистам.
Он включил свой сотовый и позвонил в КТО. «Соедините меня с Шарптоном», сказал он оператору.
«Проститет, агент Бауэр, он недоступен», ответил администратор.
«Что значит недоступен? Вызовите его из туалета—»
«Нет, сэр, он… в дисциплинарном увольнении».
"Что за—?", подумал Джек. Что произошло за последние сорок минут? «Куда он делся? Мне нужно связаться с ним. Он говорит по мобильному?»
«Н-нет, сэр, он не покидал здание. Он до сих пор с мистером Шапелем».
Джек почувствовал, что у него волосы на затылке встали дыбом. В дисциплинарном увольнении, но не покинул здание – в переводе на обычный язык это означало «под арестом». У Келли Шарптона возникли какие-то проблемы.
«Ладно, соедините с Ниной Майерс или Полсоном», сказал он. Он займется Шарптоном потом, когда будет время.
После серии щелчков трубку взяла Нина Майерс. «Еще одна вечеринка?»
«Вечеринка та же, но хозяин другой», сказал Джек. «Мне нужны сведения о жильцах этой квартиры. И группу криминалистов сюда, как можно скорее. А также…» Он оглядел комнату, соображая, что еще ему может понадобиться в данный момент. Взгляд его наткнулся на корешки книг, корешки с вязью, плавно струившейся вверх и вниз, похожей на какие-то изысканные каракули. "О, черт", подумал он. «И кроме того, мне нужен кто-нибудь, кто умеет читать на фарси и на арабском».
10:20
Вествуд, Лос-Анджелес, Калифорния
Договор аренды квартиры был заключен на имя Ричарда Брайтона, с этим именем, казалось, все было совершенно в порядке, пока компьютеры КТО не пережевали его и не выплюнули обратно ровным счетом ничего. Никакого Ричарда Брайтона среди студентов Университета Южной Калифорнии не было, номер социального страхования, указанный в договоре аренды, никакому Ричарду Брайтону не принадлежал. Арендодатели обязаны были снимать ксерокопии водительских удостоверений. Нина получила их копию по факсу, отправленному в КТО.
«Получила его фото. Если этого чувака зовут Ричард Брайтон, тогда я Джессика Симпсон» [грудастая певица-блондинка], сказала Нина.
«Сможешь провести распознавание по лицу?», спросил Джек.
«Проведем, но фото плохое. Это займет какое-то время».
«Давайте, приступайте, и скажи криминалистам, чтобы поторопились. Слушай, а что за проблемы у Келли Шарптона?»
Возникла пауза, во время которой Нина отвернулась от телефона, а затем опять вернулась к разговору: «Его нет в своем кабинете».
«Я знаю. Я слышал, у него какие-то неприятности».
«Ничего об этом не знаю. Хочешь, проверю?»
«Нет, занимайся тем, что я сказал. Мне просто любопытно».
10:27
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
Дебра набрала КТО Лос-Анджелеса, намереваясь сообщить Келли новости относительно информации, которую он хотел получить.
«Специального агента Шарптона, пожалуйста», сказала она, звоня со своего личного номера.
«Простите, но он недоступен», сказал оператор.
«Он примет мой звонок. Скажите ему, что звонит Ди из Вашингтона—»
«Простите, мэм, но мистер Шарптон недоступен для всех телефонных звонков. Сейчас его нельзя прерывать».
Дебра замолчала. Могло случиться все, что угодно, конечно. Келли все-таки работал в Контр-Террористическом Отделе, черт возьми. Его могли вызвать на проведение расследования или на совещание Объединенного комитета начальников штабов, возможно, почем знать? Но она все поняла. Она догадалась, благодаря безошибочной способности всех политиков, чуявших опасность, что Келли Шарптон не на совещании и не на задании. Он в беде. Она повесила трубку.
10:29
Закари Тейлор парк, Арлингтон, Вирджиния
Джуан Берк терпеть не мог быть мальчиком на побегушках. Он, звезда-раннинбек в школьной футбольной команде, рисивер из дублирующего состава и участник Всеамериканской академической команды от Алабамы, спикер на церемонии вручения дипломов [весьма почетная роль] факультета политологии, привык нести обычно гораздо более тяжелые и важные нагрузки. Он, однако, не мог жаловаться открыто — отчасти потому, что так работала система вообще, но в основном потому, что все остальные из аппарата сенатора Дрекслер были старше его, и их анкетные данные были не хуже его. Дрекслер являлась одним из самых популярных и подающих надежды членов партии, и все, кто хотел продвинуться, мечтали попасть к ней, сыграв на волне ее успеха. Берк знал, что со временем далеко пойдет, бегая за ланчем для Дрекслер, нежели будет писать политику для половины представителей в Конгрессе.
Он понимал, что это не доставка ланча, но что именно это будет, он не знал. Ему только что позвонила сама сенатор и сказала быть в Закари Тейлор парке в Арлингтоне в час тридцать, где его встретит темноволосая женщина по имени Села Гонсалес. Ей дали описание его внешности, и она сама его найдет.
Он въехал на парковку у парка ровно в половине первого. В час тридцать днем в среду в парке народу почти не было, хотя он увидел там маму, толкавшую перед собой коляску, и дворника, убирающего мусор.
Джуан не бывал раньше в этом парке и не знал, где находится ручей, но вода всегда течет вниз, и он стал спускаться по покрытому травой склону холма вниз к деревьям. Он легко нашел тропинку. Она вела к воде, к небольшому ручью, протекавшему на восток и юг, к округу Колумбия, напоминая всем, кому это было интересно, что округ Колумбия (то есть Вашингтон) когда-то представлял собой болото. Едва он успел добраться до воды, как заметил спешащую к нему женщину. Небольшого роста, в темно-синем деловом костюме. Волосы у нее были блестящими, как черный атлас, а лицо с орлиным профилем. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но она была эффектной и выразительной внешности. Это становилось все более заметным по мере ее приближения, особенно когда Джуан заметил ее острый нос с горбинкой. Джуан едва успел полюбоваться ее блестящими глазами, похожими на горящие черные угли, как она бросилась ему на шею и поцеловала его в губы.
Не часто такое случается, чтобы незнакомая женщина бросалась в объятия мужчины, пусть даже такой бывшей звезды футбольной команды колледжа, как Джуан. Понятное дело, он очень удивился, но совершенно машинально обнял ее. Когда он, наконец, опомнился и подумал о том, что надо бы поцеловать ее в ответ, он почувствовал в поцелуе отсутствие страсти. Женщина задержалась в его объятьях еще несколько секунд, а затем немного отстранилась, ровно настолько, чтобы нежно прижаться носом к его лицу. Но когда она заговорила, ее тон был исключительно деловым: «Так, если кто-то за нами следит, мы любовники», пояснила она.
«Ммм, хорошо», сказал он. «И чем еще мы тут займемся?»
«У меня в пиджаке документы», сказала она. После чего рассмеялась, как будто он сказал ей что-то милое. «Вы должны снять с них ксерокс и вернуть их мне через…—» она поднесла его руку к губам и поцеловала ее, в то же самое время взглянув на часы. «Двадцать минут. Папка должна вернуться обратно на свое место к двум часам дня».
«Хорошо», сказал он.
«Здесь». Она поцеловала его снова, прижав руками его к себе за спину, даже ощупав его по пиджаку и провела руками по его груди. Оторвавшись от поцелуя, она впервые вполне искренне ему улыбнулась: «Прекрасное телосложение».
«Я… играл в футбол», Джуан сказал, чуть смутившись.
«Хорошо, найдите место, где можно быстро снять ксероксы документов, и возвращайтесь сюда через двадцать минут».
«А где документы?», спросил Джуан.
«Они уже у вас в пиджаке», сказала она, снова похлопав его по груди. И только тут Джуан почувствовал папку, которую она засунула ему между рубашкой и пиджаком. Эта женщина была либо сумасшедшей маньячкой, либо шпионкой. В любом случае, решил Джуан, это тебе определенно не очередная доставка ланча.
«Девятнадцать минут», напомнила она ему, постучав по своим часам.
10:41
Вествуд, Лос-Анджелес
Джек вышел на крошечный ненадежный балкон, чтобы не мешать криминалистам. Они покрывали порошком всю квартиру, стараясь снять как можно больше отпечатков пальцев. Джек предполагал, что тут найдут немало отпечатков «Великой нации», так как Маркс уже признался, что его люди побывали в этой квартире, но он надеялся, что будут найдены отпечатки и кого-нибудь еще.
Была и еще одна причина, по которой он вышел на балкон. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из криминалистов заметил его нервозность. И правда, сердце у Джека сейчас колотилось даже сильнее, чем сегодня утром во время обеих перестрелок. Он думал, что у него ребра сломаются под шквальным огнем бешеных ударов его сердца о грудь. Ему нужно было найти здесь веские улики и доказательства. Он устал от гаданий, и ему чертовски надоело выглядеть посмешищем в КТО. Сначала были террористы, затем все это оказалось большой ошибкой, потом появились ополченцы, которые узнали о существовании террористов, затем террористов вновь не стало, и Джеку пришлось спасать невинных иранцев от ополченцев. Затем вдруг выясняется, что мертвец на самом деле жив, и он что-то слышал о террористах, а ополченцы что-то вынюхали о какой-то конспиративной квартире. Этого вполне хватило бы, чтобы свести с ума любого, однако Джек был просто дьявольски упрям, чтобы сойти с ума.
И по правде говоря, он еще даже не приступил к разгадке тайны Фрэнка Ньюхауса. Вопрос, зачем Генеральной прокуратуре иметь тайного агента внутри ополчения, его озадачивал, тем более при том, что КТО соблюдал политику администрации и информировал другие ведомства, включая ФБР и Минюст, о всех расследованиях, касавшихся внутреннего терроризма. У Джека не было никаких сомнений в том, что соответствующие ведомства были об этом проинформированы, поскольку передавать такую информацию по должности обязан был Райан Шапель. Шапель, может, и был козлом и тормозом в тех случаях, когда дело касалось оперативной работы, но он умел обращаться с бюрократическими бумажками как никто другой.
По мнению Джека, был еще один, гораздо более важный вопрос, чем тот, зачем Генпрокуратуре внедрять туда своих людей: почему Ньюхаус не раскрыл себя? Игра закончилась в ту минуту, когда Джек ворвался в лагерь «Великой нации». И уж точно не было причин продолжать притворяться в том доме в Калвер-Сити, когда Джек спас Рафизаде. Он не только не сорвал с себя маску, но он по-настоящему стрелял в Джека, когда он стал его преследовать. А Джек далеко не любезно относился к тем, кто в него стрелял; если этот чувак действительно был тайным агентом, то как только всё это закончится, Джек планировал вытащить его за шкирку на улицу и водить его там до тех пор, пока тот не объяснится.
Джек отвлекся от мыслей о Ньюхаусе. Это потом. Ему нужно было сосредоточиться на задаче, которая стояла перед ним сейчас. Он вошел в комнату, где пять агентов старательно опыляли порошком поверхности, копались пинцетами в немногочисленных вещах и просвечивали всё вокруг синим светом ультрафиолета, чтобы выявить биологические следы.
«Эй, тут кое-что есть!», позвал кто-то из ванной. Джек поспешил туда, где человек в хирургической маске протирал тампоном полки и проверял их портативным сканером. Он навел датчик сканера на тампон. Цвет датчика на сканере сменился с красного на зеленый. «Следы нитроглицерина. А также немного Си-4. Тут кто-то делал бомбу».
«У меня тоже кое-что есть», сказал другой криминалист, из гостиной.
Джек повернулся и вновь вошел в комнату, где другой криминалист в перчатках листал книгу. Это был Питер Рен, один из лингвистов КТО, специализировавшийся на Ближнем Востоке. Он держал в руках несколько листочков бумаги, которые обнаружил в книге. Джек взглянул на них, но там тоже было всё на фарси, и эти письмена показались ему таким же темным лесом, как и изощренная вязь, которой были покрыты страницы книги.
«И что это?»
«Это поэзия. Вообще-то, это стихи на очень древнем языке», сказал Рен, рассматривая один листочек, а затем другой.
«Думаешь?», резко спросил Джек. Он почувствовал холодок в желудке. Он почуял что-то нутром, каким-то шестым чувством опытных бойцов. Его враг был где-то неподалеку, во мраке, невидимый, но он был где-то рядом. Его беспокойство только усилилось фактом обнаружения изготовления тут взрывных устройств.
«Да ну, это какие-то обрывки, в них какая-то бессмысленная чепуха вообще-то». Питер Рен беспомощно посмотрел на Джека. «Я переводчик, а не филолог. Я и не думал, что мусульмане еще пишут такие стихи».
«Почему ты думаешь, что это важно? Может, это фигня какая-нибудь».
Рен показал листочки, которые он держал в руках. «Потому что их тут очень много. Только в этой книге их восемь штук, а есть еще двадцать-тридцать штук, заложенных в другую книгу. Послушайте, если вы действительно хотите в этом разобраться, вам нужен кто-то, кто сможет не просто перевести написанные здесь слова. Вам нужен человек, разбирающийся в средневековой литературе. Я могу позвонить, попробовать найти кого-нибудь для этого».
Джек усмехнулся, но смех его был невесел. «Не надо, не парься. Я знаю такого человека».
10:55
Штаб КТО, Лос-Анджелес,
камера для задержанных № 1
«На кого вы работаете, Келли?»
«Я работаю на вас».
«Вы лжете».
Келли Шарптон и Райан Шапель возвращались к этой словесной перепалке в разных вариациях уже шесть раз за последние полчаса. Вариации обычно выражались в виде матерных ругательств и, однажды, замечания по поводу матери Келли. Шапель также находил различные способы задать тот же самый вопрос в другой форме, но все всегда сводилось к одному и тому же: к презумпции виновности Келли, следовавшим за этим скачком к слишком расширительным выводам, и вопросу, основанному на этих выводах, с последующим отрицанием Келли.
Келли сидел на металлическом стуле за металлическим столом. Шапель, неясно почему, избавил его от унижения наручниками, но вместе с этим человеком, гораздо меньше его ростом, в камере находились два здоровых охранника в форме. Большую часть времени, во время вопросов Шапеля, Келли думал над тем, сможет ли он завалить обоих охранников и регионального директора до того, как это заметят снаружи.
«Келли», сказал Шапель, переключаясь с плохого копа на хорошего со всей грацией собаки, стоящей на задних лапах. «Вам не выкрутиться. Джесси уже рассказала нам, что вы приказали ей взломать компьютеры Минюста. Нам известно от Минюста, что кто-то вошел в их систему и удалил все файлы Генпрокурора. Генерального прокурора! Мы провели анализ нажатия клавиш на вашем компьютере, и мы знаем, что вы копались там в их компьютерах. Зачем?»
Вопрос был простым, и ответ простым. Конечно, Келли отказался его дать. У него не было никакого желания втягивать Дрекслер в проблемы. Он рисковал своей карьерой, спасая ее, и если ему суждено испытать такое крушение, то прихватить ее с собой означало превратить свое преступление в усилия, потраченные зря.
«Это все, что вы намерены делать, сидеть тут сложа руки и молчать?», спросил Шапель. Стоя над ним, он был в кои-то веки выше Шарптона и, похоже, он наслаждался этим видом сверху. «Через час здесь будет ФБР. У вас будет возможность пообщаться с ними».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
9. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 11 И 12 ЧАСАМИ УТРА.
11:00
Закари Тейлор парк, Арлингтон, штат Вирджиния
«Боже, спасибо тебе за "Кинко"»*, подумал Джуан, ударив по тормозам и с визгом остановившись у Закари Тейлор парка. Он выскочил из машины и побежал по зеленому склону к кромке воды.
- - - - - - - - - - -
*«Kinko» – компания, основанная в 1970 году и предоставляющая услуги ксерокопирования, печати, переплета, транспортировки, имеет широкую сеть сервисных центров. В 2004 году переименована в «FedEx Office». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - -
«Что-то слишком долго», сказала она.
«Быстрее не мог», выдохнул он. Он сунул руку под пиджак, достать оттуда документы.
«Поцелуй меня», сказала она, вновь бросившись на него. На этот раз он был более подготовлен к этому, он поймал ее в свои объятья и поцеловал ее. И вновь это был киношный поцелуй, крепкий, но лишенный страсти. Он смутно ощутил ее руки на своем теле, как и раньше. Когда они оторвались друг от друга, он почувствовал пустоту там, где раньше у него к животу прижималась папка.
«У вас действительно хорошо это получается», сказал он, зная, что документы теперь спрятаны под ее пиджаком.
«Видел бы ты, как я имитирую оргазм», сказала она. «Пока».
Она повернулась и пошла по тропинке, даже не оглянувшись на него.
Джуан поспешил обратно к своей машине. Ксерокопии, которые он сделал, лежали на коврике, наполовину засунутые под пассажирское сиденье. Он даже не успел прочесть их, но глянув мельком на них, понял лишь одно: это была чья-то биография.
Он выехал из Арлингтона и уже ехал в Вашингтон, когда у него зазвонил мобильный. Он вставил в ухо наушник и сказал: «Берк».
«Джуан». Это была сама сенатор. Джуан выпрямился в водительском сиденье, как ученик за партой, когда в класс входит учительница. Сенатор не часто звонила ему.
«Да, мэм».
«Слушай, ты не забыл о ланче, за которым я тебя послала? Ты уже взял его?»
Джуан был сообразительным молодым человеком, и к этому времени уже успел усвоить конспиративную манеру общения людей, задействованных в этом деле. Ему это казалось чем-то смешным и нелепым, похожим на какой-то шпионский фильм, но не он тут был главным, поэтому он ответил: «Ах да, конечно, ланч. Я забрал его и сейчас как раз возвращаюсь в офис».
«Хорошо. Тут у нас человеку очень хочется этого ланча. Проголодался, просто жаждет его. Так что поспеши». Она повесила трубку.
Вот в этот момент в него и врезался Понтиак Бонневиль.
11:15
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек прибыл в КТО с пачкой листов и двумя книгами, в которых они были спрятаны, зажав их под мышкой. Он прошагал мимо компьютерных терминалов аналитиков к коридору, направившись далее к камерам для задержанных. Возле 2-й камеры, где, несомненно, очень неуютно прохлаждался Маркс, стоял охранник. Охранники стояли и у 3-й камеры, где сидел Рамин, и у 4-й, куда поместили Назилю и ее отца. Но к удивлению Джека, был еще один охранник — у 1-й камеры. Он подумал, что понял, кто там находится.
Он подошел к 4-й камере и сказал охраннику открыть ее. Охранник обеспокоенно взглянул на стопку у Джека под мышкой. «Кончай, это я их сюда засадил. И я не собираюсь их сейчас трогать. Отойди».
Охранник заколебался, но затем уступил.
4-я камера была больше других, и обстановка там была получше. Там имелись диван и кресло с откидной спинкой, а стены были выкрашены в успокаивающий, пусть и не интересный серый цвет. Четвертая камера была больше похожа на комнату для инструктажа агентов, нежели на камеру для допросов.
Профессор Рафизаде лежал на диване, а Назиля сидела в кресле, положив ногу на ногу. Когда дверь открылась, она встала. Когда она увидела, что это Джек, ее лицо побагровело от гнева. «Что мы здесь делаем? Ты же сказал—»
«Вы только ответите на ряд вопросов», сказал он, подняв руку, чтобы продемонстрировать искренность, и сдержать ее. «Вы не подозреваемые. Равно как и ваш брат. Я уже говорил вам об этом».
«Но мы не можем отсюда уйти», обратила его внимание Назиля.
«Пока нет», признался он.
Профессор Рафизаде медленно поднялся и сел.
Он медленно потер себе виски, а затем переносицу. «Разве это не называется заключенные?»
«Рамин—?»
«С ним все в порядке. Слушайте, мне сейчас нужна ваша помощь», сказал Джек. Он положил книги и листки на единственный небольшой стол в камере. «Мне нужно это перевести и понять. Мне кажется, это очень важно».
Рафизаде снял очки, протер их и снова надел. Он встал и склонился над столом, просматривая строчки. Он понимающе кивнул, затем повернулся к Джеку и взглянул на него поверх своих очков. «Я смогу их прочесть».
«С какой стати он должен тебе помогать!», набросилась Назиля на Джека. «Ты приносишь нам одни только несчастья!»
Джек чуть подождал. «Ну, я также спас жизнь твоему отцу. И твоему брату. А сейчас пытаюсь спасти жизни многих других людей». Он рассказал им о квартире и о материалах для изготовления бомб.
«Ой, только вот пожалуйста не надо опять этих песен про терроризм», сказала Назиля. Она стала расхаживать взад и вперед. «Почему вы все свое внимание сосредотачиваете именно на мусульманах? Мне кажется, у вас тут имеются ваши собственные доморощенные террористы, в этой «Великой нации», или как там ее».
Джек сел на диван. Хотя она исходила ядом в его адрес, Джек испытывал к ней только сострадание. Он тоже злился на нее, где-то в глубинах своего сознания, где он удерживал свой гнев, когда от него не было никакой пользы; гневался, потому что она лгала ему. Но его сострадание находилось где-то все же ближе. И когда он заговорил, он заговорил негромко, и прирожденная грубость его голоса смягчилась, приблизившись даже к словесной теплоте. «Послушайте, я же говорил вам уже. Вас ни в чем не подозревают. Но вы вращались в определенных кругах и должны понимать, что вы, возможно, слышали что-то такое, что лично для вас никакой значимости не имеет, но может помочь нам раскрыть это дело. То же самое и с твоим братом. Он не в розыске, но он же был в Ливане, ведь так?»
Назиля заколебалась, но затем кивнула.
«Вот. Он мог слышать что-то, что для него показалось какой-то мелочью, ерундой, но для нас это зацепка. Поэтому, пожалуйста, проявите терпение. Вы оба сказали мне, что если здесь у нас есть настоящие террористы, вам бы хотелось, чтобы мы их поймали. Ну вот, теперь у вас есть возможность нам помочь». Он повернулся к профессору. «Вы можете прочесть эти надписи?»
Рафизаде погладил свою седую бороду. «Ну, конечно, я могу прочесть их. Все, кто читает по-арабски, могут их прочесть. Но правильно ли я понимаю, что ваши переводчики не знают, что это такое?»
Джек кивнул.
«Это строки из трех знаменитых поэм. Часть сборника, носящего название «Висящие поэмы».
Джек ощутил прилив облегчения и благодарности. «Висящие поэмы». Звучит как-то не очень».
«Они носят такое название, потому что, считается, что их когда-то вывесили на стенах Каабы в Мекке, хотя конечно это не так. Они древние, еще пятого века. Это строки из трех самых известных поэм из семи — Поэмы Имру-уль-Кайс, Поэмы Антара и Поэмы Зухейра».
Назиля опустилась в кресло и скрестила ноги и руки. Она стала бросать раздраженные взгляды на Джека, затем на своего отца, а затем снова на Джека.
«Так что же получается, ребятки, которые жили в этой квартире, занимались переписыванием стихов?», спросил он вслух. Про себя он задумался, может, химический анализ был ошибочным?
Назиля высказала вслух то, о чем он думал. «Может быть, ваш анализ дал неверный результат. Может, эти ребята были, в конце концов, все-таки просто студентами колледжа».
«Они копировали не целые поэмы. А только отрывки. Отдельные строки из поэм, но не весь текст полностью». Профессор стал брать в руки странички и откладывать их в сторону, разглядывая каждую из них, чтобы подтвердить свои наблюдения. «Да, да. Лишь некоторые строки».
«Студенты», произнесла Назиля тоном «я-же-вам-говорила». «Делали выписки какие-то, заметки».
«Да, тут есть какие-то немногочисленные пометки, наряду с текстом. Ваш переводчик сказал вам об этом?», спросил профессор Рафизаде.
Джек встал. «Нет. Что за пометки?»
«Цифры, рядом с текстом. Иногда просто какие-то неразборчивые закорючки, но иногда цифры какие-то, написанные над словами».
Назиля тоже встала, когда встал Джек. Она подошла к отцу, и взгляд ее темных глаз остановился на листке у него в руках. «О», сказала она.
«О – это что значит?», спросил Джек. «Что за закорючки? Что за цифры?»
Профессор Рафизаде положил бумажки, которые Назиля тут же быстро подобрала. Пока она их просматривала, ее отец сказал: «Агент Бауэр, я в этом не специалист, но я бы сказал, что то, что вы обнаружили –– это нечто вроде сообщения».
«Сообщение», повторил Джек. «Вы имеете в виду шифровку?»
Рафизаде пожал плечами. Джек не мог не восхититься его спокойствием. Его только недавно похитили и угрожали убить и действительно чуть не убили в перестрелке между ополчением и КТО. И тем не менее, вот он, перед ним, бережно поглаживает себе бороду, читает древние тексты и говорит с человеком, который полгода назад разрушил всю его жизнь. Немногие, учитывая все обстоятельства, были бы в состоянии держать себя в руках, но Рафизаде, казалось, сохранял полное спокойствие.
«Могу сказать вам одно», произнес он наконец, «что имеющиеся здесь строчки – это бессмыслица какая-то. Они надерганы из трех разных поэм, но перемешаны между собой. Проблематика отличается, даже тематика разная. С литературной точки зрения это лишено всякого смысла».
«Тогда зачем они им понадобились?», спросил Джек. «Зачем использовать стихи в качестве какого-то шифра, если––»
«Потому что сообщение не в стихах», сказала Назиля. «Поэзия – это просто ключ. Это шифр Хилла».
«Шифр Хилла?»
«Код», сказала она. «Не такой уж и сложный, но нужно знать источник, используемый для отсылок. Он просто преобразовывает в цифры и буквы, используя в качестве ключа какой-либо сторонний источник». Джек удивленно перевел взгляд на Назилю. "Боже, спасибо тебе за математический факультет Калифорнийского политехнического университета", подумал он. «Ты сможешь это перевести?»
«Возможно», сказала она, просматривая одну страницу за другой. Затем она подняла глаза и твердо взглянула в глаза Джеку Бауэру. «Если вы выпустите отсюда всех нас, в том числе и моего брата».
11:35
Вашингтон, округ Колумбия
Джуан не заметил эту машину, но почувствовал удар, так сильно грохнувший ему в голову, что она едва не слетела у него с плеч. В тот же миг все, что он видел перед собой, было перекрыто огромным белым пятном, оцарапавшим ему кожу, и он понял, что это раскрылась воздушная подушка безопасности. Она сразу же, почти мгновенно, начала сдуваться. Джуан практически встал на тормоза. Он поставил машину на ручной тормоз, хотя и не был уверен в том, что она больше уже не двигалась, и отстегнул ремень.
Машина врезалась в него сбоку с пассажирской стороны. Джуан сумел открыть водительскую дверь и выбрался наружу, шатаясь на дрожащих коленях. Однако он сообразил залезть обратно в машину и вытащить оттуда сделанные им ксероксы документов. Он затолкал их себе в нагрудный карман пиджака и отошел от машины. Он огляделся вокруг. Он находился на какой-то тихой улочке в Вашингтоне. Другая машина врезалась в него сбоку, так что теперь его автомобиль был развернут от тротуара к тротуару. Из окон домов высунулись головы людей, узнать, что произошло.
Джуан потряс головой, чтобы рассеять звездочки из глаз. Черный Бонневиль по-прежнему стоял врезавшимся в его машину сбоку. С обеих сторон Бонневиля – водительской и пассажирской – вышли его пассажиры. Двое мужчин.
«Я в порядке», сказал Джуан, стоявший с другой стороны своей машины. «Со мной все в порядке».
Только после того, как он повторил это дважды, до него, наконец, дошло, что эти двое и не спрашивали его о том, как он себя чувствует. Да они и вообще ничего не сказали. Обходя машину каждый со своей стороны, они пугающе двинулись на Джуана. Лица их не выглядели ни обеспокоенными, ни удивленными. Вообще-то Джуан Берку они очень напомнили лица корнеров и открытых сейфти, которые пытались снести ему голову в Университете Алабамы.
Он попятился на пару шагов. Один из них прорычал: «Куда это ты собрался…»
«Катись, волна»*, пробормотал Джуан. Он повернулся и побежал.
- - - - - - - - - -
*«Катись, волна» – спортивный лозунг-кричалка команд Университета Алабамы, известных как «Алабамская багровая волна». – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -
Они погнались за ним. Он слышал их шаги, но бежал, не оглядываясь. Это ведь основное правило: никогда не оглядываться назад и не смотреть, насколько к тебе приблизился соперник, потому что это только снижает твою скорость и позволяет ему к тебе приблизиться. Смотри только вперед, сосредоточься на своей цели и мчись.
«Черт!», услышал он позади себя.
«Пристрели его!», закричал другой.
«Здесь?», заорал первый, зло и скептически.
Джуан на бегу стиснул зубы, но выстрела не прозвучало. Звуки шагов у него за спиной стали затихать. Он не сводил глаз с улицы впереди себя. Он был всего лишь в нескольких кварталах от здания Капитолия. До него было всего лишь пара футбольных полей. Он добежит.
11:43
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Райан Шапель расхаживал по кабинету Келли Шарптона, меря его шагами сначала в длину, а потом в ширину. Он терпеть не мог таких дней, как сегодня — когда поезда сходят с рельсов, а проводники и кондукторы опаздывают. Конечно, подлинной причиной его тревоги являлось вовсе не нарушение хорошо отлаженного потока передачи информации в его епархии; он опасался за себя самого. Если Келли Шарптон был чем-то вроде крота, то этот факт повредит личной карьере Шапеля. Скоро сюда прибудет ФБР, и после того, как Шарптона заберут, тот окажется вне его власти. Несомненно, это станет концом карьеры Шарптона, но могут полететь и другие головы. А Шапель любил, чтобы его голова прочно держалась у него на плечах.
В дверях появился Джек Бауэр. При других обстоятельствах Райан Шапель просто вцепился бы этому агенту в горло. Сегодня же он лишь спросил у него: «Что?»
Джек понял, что Шапель был не в настроении говорить о пустяках. Он не стал тянуть кота за хвост и сразу же перешел к делу: «Рафизаде. Надо их освободить».
«Хорошо… нет, подождите», рассеянно ответил Шапель, погруженный в свои мысли, но затем внезапно сосредоточившись. «Выпустить? Нет, их же только что сюда привезли. Их еще даже не допросили. Помурыжим их тут еще некоторое время, пусть немного попарятся в камерах».
«Они уже кипят и булькают», сказал Джек. «Но мне нужно, чтобы их выпустили. Назиля может помочь мне с зацепкой на террористов».
«Ну вот, значит террористы опять существуют», сказал Шапель, как будто все случившееся было лишь выдуманной самим Джеком историей, которую он потом сам отверг, как ребенок своего воображаемого друга Карлсона. «А эти террористы будут существовать, если мы отпустим Рафизаде?» Это был сарказм, поэтому Джек на этот вопрос не ответил. Шапель нахмурился и добавил: «Чем она может помочь? Она участница ячейки?»
«Нет. Но она знает, как разгадать шифр».
«У нас есть специалисты—»
«Это арабский шифр. Арабская поэзия. Ее отец разбирается в этих стихах, а она аспирантка по математике в Калифорнийском политехе. Найдете специалистов лучше?»
Шапель задумался. Джек почти увидел, как внутри лысеющего черепа Шапеля считаются варианты. Боролись друг с другом два главных из них: с одной стороны, Шапель был склонен выполнять свою работу, когда его вынуждали это делать, а это могло означать их освобождение; с другой стороны, выпустить их означало бы поступить в угоду Джеку, а этого Шапель стремился избегать.
«Но только не сына», сказал он. «К сыну у нас еще остаются вопросы. Он был в Ливане. Его имя значится в том списке. Он должен ответить на эти вопросы».
«У меня террористическая ячейка здесь, в Лос-Анджелесе!», сказал Джек. «И эти люди могут помочь мне их найти!»
Шапель пожал плечами. «Так пусть они и помогают, пока он будет отвечать на вопросы. О, а вот и ФБР».
По лестнице поднимались двое. Один был белым, средних лет, в сером костюме, синем галстуке и с лысиной на голове. Другой был высоким и чернокожим, под 2 метра ростом, с огромными плечами, в джинсах и ветровке. Оба они были чуть старше Джека, и от них за версту несло властью и подозрительностью, исходившими не только от значка. Они посмотрели на Джека и Райана так, как будто они оба могли быть подозреваемыми. «Пол Майстер», сказал пиджак. «А это Лондейл Джонсон. Мы прибыли за Келли Шарптоном».
«Сюда пожалуйста», сказал Шапель. Он провел их двоих вниз по лестнице к изолятору. Джек последовал за ними, он еще не решил все вопросы, с которыми пришел к Шапелю.
У 1-й камеры Шапель приказал охраннику отойти в сторону и открыть ее. Келли сидел там внутри один. Он с раздражением посмотрел на Шапеля, но когда вошли два агента ФБР, лицо у него помрачнело.
Пиджак, Майстер, сказал: «Агент Шарптон, вы арестованы. У вас есть что сказать перед тем как мы возьмем вас под стражу?»
«Должно быть, это самый высокий агент ФБР, которого я видел в своей жизни», сказал Келли. «А у вас чудесный галстук».
Джек, стоявший за ними, усмехнулся. Он не мог не признать, что Шарптон умел держаться.
Майстер прищурился. Они с Джонсоном шагнули к Келли и достали наручники. Келли медленно встал, показывая им, что ничего не замышляет, и стал ждать, когда на него наденут наручники.
«Мистер Шапель! Мистер Шапель!», вбежала Джесси Бендисон, запыхавшись. «Вам звонят».
«Потом», огрызнулся директор.
«Это срочный звонок!», сказала Джесси. «От Генерального прокурора».
И без того бледное лицо Шапеля окончательно побелело. Он огляделся, ища глазами внутренний телефон, и увидел его на стене. «Перенаправьте его сюда».
Джесси исчезла, и через несколько секунд зазвонил настенный телефон. «Шапель».
«Директор Шапель», сказал Джеймс Квинси. «Я слышал, что у вас агент под стражей, по имени Келли Шарптон. Вы задержали его по подозрению в каком-то вторжении в нашу компьютерную систему?»
«Эээ..., да, сэр», сказал Райан Шапель. Он взглянул на агентов ФБР, как будто они могли дать объяснение этому звонку. Те молчали, не предложив его. «Мы располагаем показаниями свидетелей, что он—»
«Пожалуйста, освободите его, директор», сказал Куинси. «Этот человек действовал по моим указаниям. Он не сделал ничего плохого. Вам ясно?»
«Ясно? Да, сэр, но не уверен, что—»
«Освободите его», повторил Генеральный прокурор. «Он никакого вреда не причинил».
У Шапеля кровь застучала в висках. Ему еще только предстояло разобраться со всеми событиями этого дня. «Есть, сэр».
11:55
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Джеймс Куинси осторожно положил трубку телефона на рычажки, стараясь унять свою дрожавшую от гнева руку. Она не унималась. Чтобы овладеть собой, Куинси откинулся на спинку кресла и сложил руки на столе. «Довольны?»
Сенатор Дебра Дрекслер, которую сопровождал ее Бобби, стояла по другую сторону небольшого журнального столика в номере отеля. В руках она держала пересланные ей по факсу документы, которые она только что, несколько минут назад получила из своего вашингтонского офиса. Она уже показала их Куинси. Она даже предложила ему подборку этих документов лично для него, потому что она сделала с них дюжину копий и отправила их своим доверенным соратникам в самых разных частях страны.
«Нет, я не удовлетворена», сказала она, помахав документами. «Отзовите закон о персональных данных».
Куинси фыркнул. «Не зарывайтесь. Слишком многого хотите. То, что вы раздобыли, не настолько уж сильный аргумент».
«Он поднимет кучу вопросов о том, зачем вы отправили своего частного наемника в «Великую нацию». Вряд ли вам захочется отвечать на эти вопросы».
Куинси остался невозмутимым. «Я принимаю вашу игру, потому что я пытался оказать на вас давление, а вы стали давить на меня в ответ. Все по справедливости. Но вы забрались слишком высоко, и я выбью лестницу прямо из-под ваших ног».
Дебра заколебалась, присматриваясь и оценивая противника. Она редко видела его на таком бликзом расстоянии. Он был в общем интересным мужчиной, хотя лично она обошлась бы без этого ужасного прямого пробора в волосах. Он был невозмутим под давлением, нужно отдать ему должное. Он почти не моргнул глазом, когда она представила ему досье на Фрэнка Ньюхауса. Он оценил ситуацию хладнокровно, как человек, оценивающий покупку, и бесстрастно уступил.
«Отлично», сказала она. «Ваш фашистский законопроект все равно провалится».
«Посмотрим».
Дрекслер вместе со своим телохранителем вышла из кабинета. Как только дверь закрылась, открылась вторая дверь, сбоку, и из нее появился один из людей Куинси. Если бы Деб или Бобби видели его, они бы узнали в нем того самого человека, который заговорил с сенатором утром в парке "Золотые ворота".
«Мне этим заняться?», спросил мужчина.
«Нет, не говори чепухи, она сенатор США», ответил Куинси. Мужчина пожал плечами. Люди есть люди, и все они умирают примерно одинаково вне зависимости от званий. «Кроме того, все идет так, как я того и ожидал».
11:58
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек смирился с поражением. Он не смог уговорить Шапеля освободить Рамина Рафизаде. Он подумал было устроить ему побег, но потом отверг эту идею как слишком радикальную. Он не знал еще, что означали эти шифровки, и он считал, что глупо жертвовать всей своей карьерой ради того, что они могут оказаться каким-нибудь списком продуктов, которые нужно купить в магазине, или же речами исламских фундаменталистов, обличающими грехи Соединенных Штатов.
Он подошел к четвертой камере и вошел в нее с удрученным лицом. «Слушай, извини, мне очень жаль. Я старался убедить своих людей изо всех сил, но его хотят задержать здесь на пару дней, просто, чтобы—»
«Джек, забудь об этом», сказала Назиля. Он был так зол на Шапеля, что не заметил ее состояния. Лицо ее было бледным, а голос дрожал. «Я имею в виду, вытащи, конечно, его отсюда, но я хотела тебе сказать другое — то, о чем тут говорится. Я должна…»
«Наз, в чем дело?», спросил он, и все его чувства внезапно обострились.
«Судя по этим записям, завтра террористы планируют убить президента. Причем здесь, в Лос-Анджелесе».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
10. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 12 И 1 ЧАСАМИ ДНЯ.
12:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Несмотря на боевую тревогу 11 сентября и пристальное внимание средств массовой информации к межведомственному взаимодействию, зачастую по-прежнему сложно было объединить все силовые структуры и разведывательные сообщества. ЦРУ и ФБР были похожи на соперников по школьному двору, которые так долго враждовали друг с другом, что все к этому уже давно привыкли. Агентство национальной безопасности все время своего существования действовало как независимый орган и просто не умело ладить с остальными. Министерство внутренней безопасности являлось по сути еще новорожденным ребенком, который пока не понимал, как вписаться.
Тем не менее, существовал единственный способ собрать их всех вместе, и начинался он со слов: «Террористы планируют завтра утром убить Президента».
Джек Бауэр, Келли Шарптон и Райан Шапель сидели в зале видеоконференций КТО, и вокруг них начали включаться многочисленные мониторы. Джек увидел на экранах шефов резидентуры ЦРУ и ФБР. Присутствовал Генеральный прокурор, а также заместитель директора Агентства национальной безопасности. Также на связи был помощник секретаря Министерства внутренней безопасности. Был, конечно, и Бенджамин Перч, руководитель Секретной службы, и Джек с облегчением увидел на одном из экранов лицо Ричарда Уолша. Присутствие Уолша на совещании придавало ему уверенности.
Поскольку под угрозой находился непосредственно сам президент, совещание вел Бенджамин Перч из Секретной службы. «Благодарю вас всех за участие, и за то, что собрались так быстро», сказал он басом. «Вопрос представляется крайне неотложным, так что совещание будет несколько неформальным. Вам всем известно то же, что и мне: Контр-Террористический Отдел Лос-Анджелеса раскрыл заговор, который он считает реальной угрозой президенту. Передаю слово Джеку Бауэру из КТО».
Райан Шапель заёрзал в кресле. Ему не нравилось позволять кому-либо руководить встречей, на которой он присутствовал; когда этим человеком был Джек Бауэр, он чувствовал себя пассажиром в автобусе, потерявшем управление.
«Спасибо», сказал Джек. «Постараюсь быть кратким. У нас есть доказательства того, что в течение по меньшей мере шести месяцев на территории Соединенных Штатов действует террористическая ячейка фундаменталистов. Час назад мы обнаружили квартиру в Вествуде со следами веществ для изготовления бомб и двухъярусные кровати, что предполагает наличие по крайней мере восьми членов ячейки. Мы также обнаружили зашифрованные сообщения, позволяющие предположить, что террористы планируют нападение на президента завтра утром в Лос-Анджелесе».
Сжато, как только мог, Джек описал ополчение «Великой нации», зацепки и наводки, которые они дали, и свидетельства, которые собрал он сам. Он охарактеризовал профессора Рафизаде и упомянул и Назилю с ее знаниями. Как только он закончил, начались вопросы.
«Как долго отслеживалась эта террористическая ячейка?», спросил Генеральный прокурор.
Джек почувствовал, что Келли Шарптон ощетинился. Он с трудом скрывал свое потрясение. Они с Шарптоном оба знали, что у Генерального прокурора был свой человек внутри «Великой нации», тот, который наверняка знал о террористах столько же, сколько и они. Джек мысленно пожал плечами. Тут была какая-то непонятная игра, и он мог сыграть в нее, если понадобится.
«Ну», прорычал Джек, бросив взгляд на Шапеля, «смутные зацепки на них у нас появились еще около полугода назад, но затем их след мы потеряли и подумали, что это ложная тревога. Но недавние события» — моя проклятая ссылка, подумал он — «выявили новые доказательства».
«Есть зацепки, где теперь находятся члены ячейки?», спросил Перч.
«Нет», признался Джек. «Все данные у нас лишь за последние 24 часа. Зацепка на планы самого завтрашнего теракта появилась менее часа назад. Сейчас мы проверяем всех проживающих в этом доме и пропускаем видео с камер наблюдения, следивших за этой квартирой, через программу визуального распознавания лиц. Посмотрим, не выплывет ли кто-нибудь».
«Вероятность?», спросил Уолш, который всегда говорил кратко, что весьма ценил Джек.
«Очень низкая», ответил он. «Записи камер видеонаблюдения стираются и повторно перезаписываются каждые сорок восемь часов. Но мы все равно проверяем».
Возникла небольшая пауза, а затем представитель АНБ Маргарет Чидлз сказала: «Послушайте, я с большим уважением отношусь к работе, проделанной Джеком Бауэром и КТО, но не кажется ли вам на данный момент все это немного надуманным, чтобы бить тревогу?»
Ей никто не ответил, поэтому Джек сказал: «Не уверен, что понял вас, мэм, что вы имеете в виду?»
«Ну вот вы говорите, что ячейка общалась посредством шифра, оставленного в стихах?»
«Да, мэм. Наша рабочая версия заключается в том, что разные члены ячейки пользовались этой квартирой в разное время. Во избежание электронной слежки и возможной облавы, они оставляли друг другу сообщения с помощью чего-то похожего на шифр Хилла, за основу взяв стихи».
«Хорошо», ответила Чидлз, «но разве исламские фундаменталисты не считают все стихи, появившиеся до Мухаммеда, еретическими? С какой стати им использовать именно их?»
«Мой эксперт утверждает, что эти стихи пользуются определенным уважением в их среде, потому что они некогда находились в Каабе», ответил Джек. «Кроме того, они же должны были что-то использовать для шифровок, и они не могли пользоваться Кораном. Это было бы ересью».
«Мы тут отвлекаемся», сказал Генри Ратледж, представлявший Министерство внутренней безопасности. «Никто из присутствующих тут не является специалистом по исламскому фундаментализму или литературе».
«Согласен», сказал Ричард Уолш.
«И должна сказать, что меня смущает вообще все это дело», добавила Чидлз. «Я сталкивалась с упоминаниями о «Великой нации» на ежедневных совещаниях по вопросам безопасности, но в таком качестве никогда. Не кажется ли вам, что угроза с их стороны преувеличена? Откуда у них столько информации?»
«Они финансируются лучше, чем можно было бы предположить», ответил Джек. «И у них очень хитрый и малоприятный лидер».
«Соглашусь с агентом Бауэром», сказал Генеральный прокурор. Келли снова заёрзал, но Джек был благодарен за поддержку с любой стороны. «Допустим, что эти террористы действительно существуют, тогда у них было по крайней мере полгода, чтобы всё спланировать, когда за ними никто не следил. В тот момент у нас что-то пошло не так, и их след был утерян. Если какие-то чокнутые ополченцы, которые хотели учинить самосуд, подхватили мяч, который мы потеряли, я скажу так, мы должны сказать им спасибо, отобрать у них мяч и начать играть самим».
«Я понимаю вашу обеспокоенность, и соглашусь с тем, что КТО должен продолжать это расследование», сказал Перч. «Но у этой угрозы есть одна важная сторона, о которой все забывают».
«Какая?», спросил Джек.
Перч пожал плечами. «Президент не собирается лететь в Лос-Анджелес завтра утром».
12:16
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Здорово, Джек, замечательно!», с подчеркнутой язвительностью протянул Райан Шапель. «Ты просто молодец».
Мониторы уже все погасли. Последние их отблески остались в сознании Джека выражениями досады и раздражения на лицах всех присутствовавших на видеоконференции. Больше всего его мучило выражение лица Уолша. Опытный старый боец, Уолш был слишком дисциплинирован, чтобы как-то внешне отреагировать на произошедшее, но в каменном выражении его лица Джек прочел глубокое разочарование.
«Это уж точно улучшит репутацию КТО», продолжал Шапель тоном, полным сарказма. «Не говоря уже о вашей».
Джек злобно взглянул на него: «По крайней мере, я все свое время посвящаю борьбе с реальными угрозами, а не сижу безвылазно здесь и не арестовываю собственных людей».
Шапель презрительно усмехнулся. «Реальными угрозами? Это так вы называете мифическую группировку, которую никто никогда не видел, которая с помощью стихов планирует совершить покушение на президента в городе, куда он даже не собирается лететь? Неудивительно, что мы вас разжаловали, Бауэр».
Джек промолчал, решив оставить последнее слово за Шапелем, а затем покинул конференц-зал. Шапель заботил его меньше всего. Он чувствовал себя опозоренным в глазах Уолша.
Вдруг кто-то похлопал Джека по плечу. У него за спиной стоял Келли Шарптон. «Со мной тоже однажды такое случилось», сказал он. «Я проводил оценку угроз к визиту президента Китая, как раз в то время, когда активизировалась Фалуньгун [духовная секта, подвергшаяся преследованиям со стороны китайских властей]. Я дал всю выкладку на членов Фалуньгун в Сан-Франциско и на их возможные акции здесь у нас. И лишь в самом конце моего доклада один из моих собственных людей заметил, что мы уже арестовали местных членов Фалуньгун».
«Класс», сказал Джек, «значит, мы оба с тобой кретины». Он присел на стол. «Слушай, мне кажется, что ты и я, мы оба согласны с тем, что тут что-то не так. Эта ячейка всплывает каждые несколько месяцев, но почему-то не принимается никем всерьез во внимание. Этот Фрэнк Ньюхаус – какая-то темная личность, у которой неизвестно какие задачи. Не знаю как ты, но я продолжу копать в этом направлении».
Келли усмехнулся. «А кто сказал, что я собираюсь останавливаться? Давай-ка я поработаю над этим Фрэнком Ньюхаусом».
Джек поднял бровь. «У тебя глаза сверкают, когда речь заходит о нем и о Генеральном прокуроре. В чем дело?»
«Не уверен, что сейчас стоит об этом распространяться», сказал Келли. «Давай просто скажем так, что Генпрокурор пытался оказать давление на кое-каких людей, и я их выручил, но я еще не закончил с расплатой».
«Оказать давление…», пробормотал Джек. Он, как правило, избегал забивать себе голову всякой политикой, не связанной непосредственно с его работой, но кое-какие последние события непосредственное затрагивали и его. «Это связано с новым законом о неприкосновенности частной жизни?», спросил он. «С голосованием в Сенате?»
Келли кивнул.
Джек почесал в затылке. Слишком много составляющих было в этой головоломке, и он уже стал беспокоиться, что перемешались друг с другом два различных набора пазлов. Он мысленно выстроил в линию список не представлявших сомнение связей: «Великая нация» и Фрэнк Ньюхаус; Фрэнк Ньюхаус и Генеральный прокурор; Генеральный прокурор и закон о конфиденциальных данных; «Великая нация» и их наводки на террористов; наводки на террористов и угроза жизни Президенту. Сюжеты, казалось, раскручивавшиеся в двух разных направлениях.
«Ладно», сказал он: «У тебе есть какие-нибудь зацепки по Ньюхаусу?»
Келли кивнул. «В досье есть его старый адрес. По крайней мере, с этого можно начать».
«Что ж, это гораздо больше, чем у меня на этих террористов», признался Джек.
«Это не так…» В дверях конференц-зала стояла Нина Майерс с широкой улыбкой на лице ведьмочки с короткой стрижкой. «Тебе точно захочется расцеловать меня, когда я тебе это покажу».
«Я женат, Нина», сказал Джек.
«Женат на своей работе». Она засмеялась. Джек ощутил укор совести. Он не звонил жене со вчерашнего вечера. Он ощутил второй приступ чувства вины, когда понял, что даже не думал о жене со вчерашнего вечера. Он смутно чувствовал, что его брак похож на корабль в бурных волнах, неумолимо надвигающийся на скалы, но в данный момент у него не было времени им управлять.
«Покажи, что у тебя?»
Нина с гордым видом прошествовала вперед и протянула ему распечатку. На одной стороне страницы была ксерокопия водительских прав, снятая с документов аренды в общежитии. На другой стороне была полицейская фотка и список правонарушений из базы данных полиции Лос-Анджелеса. Водительские права были на имя Ричарда Брайтона. Под полицейским снимком стояло имя Хулио Хуареса.
«Разве я теперь не самая сексуальная женщина на свете?», усмехнулась она.
И по правде говоря, она была права.
12:29
Офис сенатора Дрекслер, Сан-Франциско
Дебра Дрекслер закрыла за собой дверь кабинета и собралась с мыслями. У нее оставалось несколько минут до следующей назначенной встречи, и как только закончилось утро, день стал медленно и неумолимо клониться к вылету на самолете ночным рейсом. В такие дни ей было желательно урвать хоть минутку-другую и побыть наедине с самой собой.
Она была рада, что смогла помочь Келли. Он рисковал своей головой ради нее (в который раз), и на этот раз ему чуть было ее не отрубили. Она мысленно взяла себе на заметку, что нужно будет как-нибудь отблагодарить Селу Гонсалес, и надо бы не забыть повысить в должности Джуана Берка. Она еще не успела выяснить все детали, но было ясно следующее: кто-то врезался в его машину и погнался за ним на Пенсильвания-Авеню, но затем сдался и бросил это дело.
Однако ее по-прежнему что-то тревожило. Она избавилась от шантажа Генпрокурора, это правда. Но если он применил эту тактику давления против нее, кто еще мог стать его жертвой? Что еще он задумал? Они с лидерами ее сенатской фракции уже созвонились друг с другом, и все по-прежнему были заодно. И если не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего, законопроект о "неприкосновенности частной жизни" будет провален в Сенате, и удушение гражданских свобод Конгрессом, наконец, замедлится.
Дебра Дрекслер потерла с удовлетворением руки, мысленно отложив на время этот вопрос. Она слишком сильно переживает. Он больше ничего уже не сможет сделать. Его карты раскрыты, и он проиграл.
Она открыла дверь и занялась следующим вопросом своей повестки дня.
12:35
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Дверь в камеру Рамина Рафизаде открылась, и внутрь вошли два охранника в форме. «Вы свободны», коротко сказал один из них. «Мы проводим вас наружу».
Он встал и неуверенно вышел в коридор, где к нему с объятиями бросились сестра с отцом. «Все… все это закончилось?», спросил он, не веря своим глазам.
«Похоже, что да», сказал его отец. «По крайней мере для нас».
Охранники повели их по коридору мимо главного зала. Назиля заметила там Джека Бауэра, сидевшего за компьютером. Он был поглощен изучением какой-то информации на экране, и она замедлила шаги, чтобы пристальнее рассмотреть его. Она поняла, что впервые увидела его работающим над чем-то другим, кроме нее. Она поняла по его сгорбленным плечам, напряженному взгляду и выражению величайшего внимания у него на лице, что он полностью погружен в свою работу; он находился в таком состоянии, которое она могла назвать только страстным увлечением. Она так и не смогла определиться, какие чувства он вызывал у нее, ни тогда, шесть месяцев назад, ни теперь, шесть часов назад. Казалось, он был вообще-то достоин как ненависти, так и любви, и она не могла никак выбрать, какое же именно чувство она к нему испытывала. Но теперь, с определенного расстояния, когда все его внимание было направлено на что-то другое, она сделала свой выбор. «Храни тебя бог», прошептала она.
12:46
Холмби Хиллс, Лос-Анджелес
Келли Шарптон настоял на том, что лично посетит адрес. Хотя он больше не был оперативным агентом, он был обучен оперативной работе и имел соответствующую сертификацию. Перед тем, как покинуть КТО, он навестил Джесси Бендисон, которая осталась на своем рабочем месте намного позже конца своей смены.
«Келли, прости—»
«Забудь об этом», прервал он ее. «Я втянул тебя в нечто такое, чего ты не понимала. Это моя вина, а не твоя». Склонившись над ее терминалом, он положил руку на стол так, что коснулся ее руки. «И еще я хочу извиниться, что накричал на тебя тогда. Я тогда был в жутком цейтноте и не объяснил тебе этого достаточно внятно».
«Все в порядке», сказала она, но лицо ее пылало.
«Я знаю, что твоя смена давно уже закончилась, и ты, вероятно, сильно устала, но не могла бы ты остаться здесь еще ненадолго. Мне нужна информация по этому адресу, а ты здесь лучшая».
Она улыбнулась, но лицо ее раскраснелось еще жарче. Он написал ей на бумажке адрес кондоминиума на Уилшир-бульвар. «Позвони мне в машину», сказал он.
И вот теперь его мобильный загудел. Он нажал на блютус в ухе. «Шарптон», сказал он.
«Это Джесси. Этот кондо полностью принадлежит одному владельцу. Документов, что он заложен или сдан, нет. По данными налоговой и общественного совета кондоминиума, дом принадлежит Патрику Генри».
Несколько минут спустя он подъехал к кондоминиуму, одному из нескольких десятков, которые образовывали целый «кондо-каньон» вдоль Уилшир-бульвара к востоку от Вествуда и Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Это было шикарное здание. К зданию вел дуговой проезд, а у входа уже ждал швейцар, встретивший джип Келли, который он взял в КТО, отметившись при выезде. Вестибюль был в два этажа высотой с водопадом посередине. Пол и стены тут были выложены белым известняком. За мраморной стойкой стоял консьерж. Келли пересек вестибюль и показал свой значок. «У меня пара вопросов по кондоминиуму, принадлежащего мистеру Патрику Генри».
Консьерж оказался тонким молодым человеком лет двадцати с совершенно растрепанными волосами. Кожа у него была гладкой и белой, как у женщины. На его золотом бейджике было написано: «Александр».
«Да, агент Шарптон. Надеюсь, смогу вам помочь».
«Я тоже. Мистер Генри дома?»
«Минутку». Александр поднял к уху трубку телефона и набрал номер. Он улыбнулся и кивнул Келли, потом положил трубку. «Извините, никто не отвечает».
«Уверен, вы не станете возражать, если я поднимусь наверх и постучу».
Александр наморщил лоб, что он явно делал нечасто. «Боюсь, что это противоречит внутренним правилам нашего дома. На этажах не должно быть незваных гостей».
«О, я правительство Соединенных Штатов», сказал Келли. «Мы люди простые, без особых церемоний».
Он направился к лифту. Он почувствовал у себя за спиной Александра, который в совершенном смятении пытался привлечь к себе его внимание, но бесполезно. Что сделает бедный Александр, вызовет полицию?
Поездка на лифте до 12-го этажа кондоминиума Патрика Генри была короткой.
Двенадцатый этаж был столь же роскошен, как и вестибюль. Судя по архитектуре здания, Келли догадался, что на каждом этаже было только от четырех до шести квартир, а это означало, что они были огромными и дорогими.
Вход на 12-й этаж был оформлен красивыми дверями из тикового дерева, украшенными декоративной резьбой – шевронами, щитами, орлами, грифонами и другими существами, смутно напомнившими Келли Европу. Он поднял ногу и пнул грифона в центре двери. Дверь загремела на петлях, но не поддалась. Орлы и грифоны упорно держались еще три удара, но в конце концов они сдались, и взломанные двери распахнулись вовнутрь.
Келли вошел, вообще-то и не ожидая обнаружить в квартире Фрэнка Ньюхауса или кого-нибудь еще. Но он надеялся обнаружить здесь какие-нибудь улики, так что он начал обходить квартиру. Там было не так уж и много на что поглазеть. Дорогой ковер и лепнина под потолком придавали просторным комнатам роскошный вид, но все комнаты были пусты. Он отправился на кухню, осмотреть посуду. Первые два шкафа, которые он обыскал, были совершенно пустыми и выглядели так, будто ими вообще никогда не пользовались.
Когда он открыл третий шкаф, то увидел бомбу.
В ней был запущен обратный отсчет до детонации, и если показания цифрового дисплея были верны, у него оставалось около пяти минут.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
11. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 1 И 2 ЧАСОМ ДНЯ.
1:00
Вествуд, Лос-Анджелес, Калифорния
Келли бросился к выбитой им двери и выбежал в коридор, но у него не было никаких иллюзий насчет эвакуации жильцов. Из такого огромного здания за оставшееся время сделать это было невозможно. В коридоре Келли отыскал пожарную сигнализацию. Он разбил стекло и опустил рычаг. В коридоре тут же взвыла сигнализация, а на потолке замигали светильники.
Он побежал обратно в квартиру, доставая на бегу свой сотовый и набирая КТО. Когда он добежал до бомбы, на звонок ответили. «Дайте мне Шапеля и кого-нибудь, кто сможет обезвредить бомбу. Срочно!»
1:03
Вествуд, Лос-Анджелес, Калифорния
«Агент Шарптон, это Гленн Шнайдер, саперная бригада полиции Лос-Анджелеса».
«Привет, Гленн», сказал Келли. Он сидел перед бомбой и смотрел на то, как цифровой таймер отсчитывает время до взрыва. «Надеюсь, вы хороший собеседник, потому что, может быть, вы последний, с кем я вообще разговариваю в своей жизни. Думаю, сейчас мы немножко поболтаем с вами о бомбах».
«Опишите мне ее».
За последние три минуты Келли уже успел отрепетировать свое выступление: «Таймер представляет собой цифровой секундомер, какие используются в легкой атлетике, но он подсоединен к батарейке. Провод от батарейки отходит в одном направлении, думаю, к парадному входу. Сам таймер прикреплен лентой к нескольким большим пластмассовым контейнерам с порошком. Порошок похож на сахар».
«Солидоксовая бомба»*, сказал Шнайдер. «Сколько там этих коробок?»
- - - - - - - - -
*Solidox – торговое название, дословно «твердый кислород», хлорат калия, реагент для сварки. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - -
«Я вижу шесть», ответил Келли. «Пока я ждал вашего звонка, я проверил другие комнаты. Есть еще пара, подключенная к системе отопления. Также здесь есть провода, тянущиеся в другие комнаты. У самого таймера имеется по меньшей мере четырнадцать проводов, протянутых к Cи-4. Мне так кажется, что их четырнадцать, но они тут все спутаны между собой, так что трудно сказать. И кстати, у меня осталась одна минута и сорок три секунды».
«Большинство проводов обманки», сказал Шнайдер.
«А еще тут есть, верите или нет, теннисный мячик, прикрепленный к батарейке сверху. К нему сверху приклеен кусочек ленты».
Шнайдер издал такой звук, будто кто-то ткнул ему в глаз. «Этот чувак все сделал точь-в-точь прямо по «Поваренной книге анархиста». Слушайте меня, этот теннисный мяч наверняка наполнен спичечными головками и бензином. Если вы перережете не тот провод, он взорвется прямо в вас».
«Не проблема», сказал Келли. «Вы только скажите мне, какой именно из проводов нужно резать».
«Вам нужно найти провод, который идет от таймера к источнику взрыва».
Келли осмотрел таймер со всех сторон. «Я не вижу тут никакого такого источника. Только таймер и пластиковые бачки».
«Посмотрите внимательней вокруг. Возможно, это батарейка».
Келли снова осмотрел. «Нет, таймер подключен к батарее, но батарея не подключена к бачкам».
«Хорошо, значит, тогда сигнал от него возвращается обратно. Таймер активирует батарейку, и цепь замыкается. Если вы отключите таймер, он автоматически замкнет цепь между аккумулятором и солидоксом».
«Значит, мне нужно избавиться от батарейки».
«Да».
Келли вскочил на ноги и огляделся. В квартире не было ничего такого, чем можно было бы это сделать. И таймер показывал уже пятьдесят восемь секунд до взрыва. Он подумал, может, отступить на шаг назад и просто сбить ногой теннисный мячик с батарейки. Но ему не хотелось думать о том, что произойдет, если что-то пойдет не так.
«Шнайдер, для чего именно предназначена эта штука – теннисный мяч?»
Возникла пауза. «Это зависит от того, что внутри. Иногда бомбы с теннисным мячиком – это просто петарды. Шутихи. Но наиболее неприятные из них содержат внутри бензин или напалм. Горящие куски резины разлетаются в стороны, поджигая всё, на что они попадают».
Келли взглянул на теннисный мяч. Это была безобидная смешная маленькая штучка, и что – ее бояться? «Хрен с ним», сказал он. Он шагнул вперед и пнул ногой теннисный мяч и батарейку.
Батарейка отлетела от таймера, и из него выскочили провода. Но теннисный мячик не отлетел. Он зашипел и взорвался. Келли инстинктивно прикрыл лицо перед тем, как пнуть мячик, и правильно сделал. Ему на руки выплеснулся жидкий огонь, и ему обожгло ладони.
«Ах чтоб тебя!», завопил он, упав на колени и прижав руки к ковру. Он не увидел никакого пламени, но руки у него все равно словно горели. Ощущение было такое, будто кто-то приложил раскаленные угли к его ладоням. Он вновь вскочил на ноги и побежал к раковине. Он нажал кран локтем и сунул руки под воду. Это не помогло. Теперь его руки словно горели изнутри.
Он побежал к своему сотовому телефону, который он уронил на пол. Он не смог его подобрать. Келли лег рядом с ним и прижался к телефону щекой. Он услышал, как Шнайдер на другом конце связи зовет его по имени. «Пришлите сюда кого-нибудь!», закричал он. «Эта херня выжигает мне руки!»
1:16
Восточный Лос-Анджелес
Джек Бауэр ехал по 10-му шоссе мимо скопления небоскребов делового центра Лос-Анджелеса в Восточный Лос-Анджелес. Он повернул на север и въехал в Бойл-Хейтс*. По имевшемуся у него адресу оказался обветшалый дуплекс** с грязноватым передним двором, потрескавшейся штукатуркой и машиной без колес, стоявшей в проезде на шлакоблоках. По пути туда он заметил, что лица у людей, мимо которых он проезжал, были смуглыми, а в одежде задавали тон мешковатые черные брюки и майки-алкоголички. Рекламные билборды и витрины магазинов были исключительно на испанском языке. В этом районе блондин Джек Бауэр и его джип выделялись сразу же, как белые носки с черными туфлями, но тут уж ничего не поделаешь.
- - - - - - - - - -
*Бойл-Хейтс – сравнительно молодой рабочий район Лос-Анджелеса, населенный преимущественно американцами мексиканского происхождения, к востоку от делового центра города.
**Небольшой жилой дом на две семьи (квартиры) с одним входом. — Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -
Он припарковался в полуквартале от дома и вернулся к нему пешком. То, что было внутри, от взглядов посторонних было скрыто тяжелыми шторами, а окна снаружи были защищены еще более тяжелыми железными решетками. Дом у Хулио Хуареса был не очень гостеприимным. Здесь было тихо, и создавалось впечатление, что в доме никого нет. Но Джек знал, что Хулио дома. По крайней мере, дома был сотовый телефон Хулио. Распечатки из полиции Лос-Анджелеса снабдили Джека самыми разными данными о Хулио, включая номер его мобильного телефона. По просьбе Джека его мобильный телефон был отслежен — пока телефон был включен, спутники КТО могли его засечь — и точно, небесное всевидящее око обнаружило Хулио в его собственном доме.
По потрескавшемуся асфальту проезда Джек прошел к зеленой двери, забрызганной желтой краской, и постучал.
«Hola?» [«Кто там?»], крикнули из-за двери.
Ничего не ответив, Джек постучал еще раз. Справа от двери было окно, тоже с тяжелыми шторами изнутри. Джек прижался к двери как раз в тот момент, когда штора немного отодвинулась. Кто-то пытался подсмотреть, кто стучится в дверь. Джек также проявил осторожность в том, что пригнулся под небольшим глазком во входной двери. И опять постучал.
Открылась дверь, но на цепочке, и кто-то ноющим голосом спросил: «Кто это тут херней мается?»
Джек навалился плечом на дверь, своим весом порвав цепь. Человек, находившийся внутри, отшатнулся и упал. Джек проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Комната внутри являла собой полную противоположность зданию снаружи. Она была окрашена в холодный синий цвет, а одна стена целиком была отведена живописи в стиле граффити с изображением бандитов-зутеров* и татуированных "эссе"** в солнцезащитных очках и клетчатых фланелевых рубашках. Серый плюшевый ковер, кожаная мебель. Из невидимых динамиков неслась музыка в стиле ранчеро, а на 50-дюймовом плазменном экране шла трансляция с канала «Спорт-Центр».
- - - - - - - -
*Зутеры – бандиты, одетые в понтовые костюмы фасона «зут»: двубортный пиджак до колен с широкими плечами, мешковатые брюки на подтяжках, часто с широкой шляпой и карманными часами на длинной цепочке. Эти костюмы были в моде в 1940-х – 1950-х годах, однако в 2000-х годах появились новейшие их разновидности.
** "Эссе" – латиноамериканские гангстеры в США, мексиканские "братаны". – Прим. переводчика.
- - - - - - - -
«Чё за херня—?», спросил человек на полу.
Он был похож на полицейское фото Джека. Он был небольшого роста и жилистый, неопределенного возраста, где-то между двадцатью и сорока годами, с жалкими тонкими усиками, рябоватым лицом и короткими темными волосами. Он поднялся и, несколько осмелев, выпятил грудь, но не двинулся на Джека.
«Ты чё вытворяешь?», с вызовом бросил он ему. «Ты знаешь, кто я такой?»
Джек кивнул. «Ты Хулио Хуарес. Ты – жалкий грошовый койот*, зарабатывающий тем, что переправляешь нелегалов через границу в Сан-Диего и иногда по пустыне в Аризоне».
- - - - - - - - -
*Койот – презрительная кличка тех, кто занимается переправкой нелегальных иммигрантов через границу, прежде всего из Мексики в США. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - -
Хулио исподлобья глянул на Джека. Его лицо, казалось, превратилось в несменяемый злобный взгляд с перекошенным с одной стороны ртом. Глаз с этой же стороны также стал похож на взгляд вечно усталого человека. «Да, это я. У меня есть друзья в MS-13*, сука, так что если не хочешь, чтобы ты и твоя семья окончила свое существование в мусорном баке, уёбывай на *** отсюда».
- - - - - - - - - -
*Mara Salvatrucha (Мара Сальватруча, что на сленге значит «бригада сальвадорских бродячих муравьёв», или MS-13) — хорошо организованная международная преступная группировка; одна из самых жестоких, многочисленных и быстрорастущих уличных банд Центральной и Северной Америки, которая активно действует на территории нескольких стран, прежде всего, в США, Мексике, Сальвадоре, Гондурасе и Гватемале (Википедия; подробности там же). – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -
Джек знал о MS-13 из ежедневных сводок КТО о возможных террористических угрозах. Это была уличная банда, возникшая в Сальвадоре, но быстро распространившаяся и на Соединенные Штаты. Они орудовали в Калифорнии, Мэриленде и Вирджинии. Ситуация стала настолько из рук вон плохой, что эти три штата сформировали спецподразделения для борьбы с ними. Тот факт, что Хулио был связан с MS-13, а MS-13 действовали неподалеку от американской столицы, Джека почему-то беспокоил, но он пока не мог понять, почему.
«Расслабься, Хулио», сказал Джек. «Я пришел задать тебе пару вопросов. Я федеральный агент, и у меня есть проблемы гораздо серьезнее, чем связываться с таким трусливым дерьмом, как ты. Ты ответишь на мои вопросы, я уйду, и ты снова займешься своими делишками».
Нездоровый глаз Хулио опустился еще ниже. «Ладно, задавай свои вопросы».
Джек кивнул. «Во-первых, я хочу знать, перевозил ли ты когда-нибудь через границу нелегалов—»
Он не успел закончить, потому что Хулио Хуарес сильно ударил его ногой в пах. Для человека с опущенным веком одного глаза он двигался очень проворно, и удар пришелся почти точно в цель. Он почувствовал сильнейший взрыв боли в области живота, и у него аж дух выбило. На мгновение комната в глазах у него потемнела, и Джек едва успел увидеть, как Хулио бросился по коридору. Не обращая внимания на боль, Джек помчался за ним.
1:40
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Райан Шапель сидел в кабинете Келли Шарптона, думая над тем, как ему дистанцироваться от грубых просчетов в действиях Джека Бауэра. Впереди у него была многообещающая карьера, но, к сожалению, он был повязан с этим грубым бывшим солдафоном, считавшим, что единственный способ справиться со стеной — это идти напролом. Шапель же предпочитал построить дверь.
У него зазвонил телефон. «Шапель», сказал он.
«Шапель, это Уолш», сказал Уолш из Вашингтона, «что, к черту, у вас там творится?»
«Простите?», Райан огляделся вокруг, будто проблема могла быть прямо здесь, в кабинете, рядом с ним. «Что?»
«Это уже во всех новостях! Кто слил информацию?»
«Простите, я не—»
«Включите новости, а затем выясните, от кого исходит утечка!» Уолш бросил трубку.
У Шарптона в кабинете был телевизор. Райан поискал пульт, нашел его на самом телевизоре и включил его. Он переключился на CNN. Основным сюжетом было что-то про землетрясение в Тунисе, но бегущая строка сказала Шапелю то, что ему и нужно было узнать: «Представители разведки признают, что угроза жизни Президента Барнса реальна. Источники предполагают наличие иностранных террористов на территории США».
Шапель почувствовал, как кровь приливает у него к лицу. Не прошло и часа, а информация уже проникла в прессу.
1:45
Бойл-Хейтс
Хулио Хуарес выбежал из дома через черный ход и перемахнул через забор. Джек последовал за ним, чуть не блеванув, когда ударился животом и пахом, перелезая через забор. Он преодолел его и по пыльному переулку помчался за койотом.
Жертва его преследования повернула налево на улицу, а Джек, завернув за угол, был еще в двадцати футах позади него. Он врезался в какую-то пожилую даму и вывернулся, не извинившись, стараясь не потерять из виду Хулио. Этот жилистый маленький перевозчик нелегалов пробежал два квартала, уворачиваясь от машин. Джек постепенно догонял его — Хулио, возможно, и умел бить неожиданно, но в остальном он все же не был таким быстрым. Джек набирал скорость, успешно сокращая дистанцию, и увидел, как Хулио скрылся в каком-то желтом глинобитном строении с выцветшей надписью на крыше.
Джек вбежал в дверь прямо за ним, с разгона влетев с солнечных лучей в прохладное, темное помещение, очень просторное, уставленное столиками и скамейками. В дальнем конце помещения имелась сцена, над которой висела надпись: «Вива Ранчеро!»
Прямо перед собой он увидел убегающего Хулио. Джек прыгнул на койота, схватив его сзади за ноги и повалил его на пол, опрокидывая стулья. Хулио завизжал и стал вырываться. Джек поймал его за пояс и перевернул, ударив Хулио башкой о кафельный пол. В этот момент жизнь частично его покинула. Джек схватил его за волосы и поднял его за голову над плиткой, вытащив свой пистолет и приставив его к виску койота.
И тут он услышал, как щелкнуло четыре или пять взведенных курков. Его окружило пятеро бандитов, смотревших на него сверху вниз со злобными рожами и наведенными на него стволами.
«Чё за херня, братан?», спросил один из них, коренастый, с густыми черными усами.
«Сезар, пристрели эту суку!», завизжал Хулио. «Он коп!»
Джек перевернулся на спину, прижал к себе сверху Хулио, прикрывшись им и держа ствол своего Зига прижатым к башке коротышки. Ему и не нужно было ничего говорить. Главный из них, Сезар, и так быстро всё сообразил.
«Тебе некуда деваться, беленький», сказал он.
«Они тебя убьют!», произнес дрожащий Хулио.
«Но перед этим я убью тебя, Хулио», ответил Джек.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
12. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 2 И 3 ЧАСОМ ДНЯ.
2:00
Бойл-Хейтс
«Слушайте, я не собираюсь его арестовывать. И мне вообще нет дела до всех вас. Мне лишь нужно задать Хулио пару вопросов, и я уйду».
«Нам насрать, чего ты хочешь», сказал один из бандитов.
«Но Хулио, держу пари, хочется жить», сказал Джек. Сердце у него бешено колотилось, но он постарался, чтобы голос его звучал спокойно.
Второй бандит сказал: «Да мне плевать на Хулио. Этот белый чувак ворвался к нам сюда с пистолетом? Да он труп, чуваки!»
Но Сезар покачал головой. «Нет, братан, мы любим Хулио. Он провозит моих людей, когда мне это нужно. Не хочу терять его».
Джек выскользнул из-под Хулио, стараясь действовать предельно осторожно: он держал палец на курке, а ствол у виска Хулио. Он медленно поднялся на ноги. Некоторым из бандитов явно хотелось выстрелить, но Сезар махнул им рукой, чтобы они этого не делали.
«Слушай, Хулио, вот что мне от тебя нужно», сказал Джек, стараясь двигаться так, чтобы коротышка оставался между ним и их пушками. «Я увидел твое фото на водительских правах, выданных на имя Ричарда Брайтона».
«Понятия не имею ни о каком Брайтоне», сказал Хулио, усиленно стараясь краешками глаз разглядеть его. «Но если он похож на меня, то он, должно быть, сука, красавчик».
«Я думаю, что ты некоторое время назад помог кое-каким людям пересечь границу. Может, около полугода назад, может чуть больше. И возможно, ты помог перейти ее каким-то людям, которые не были латиноамериканцами. Не припоминаешь?»
Хулио помедлил. «Да, было дело. Но не шесть месяцев назад. А, может быть, пару месяцев назад».
«Сколько их было? Как они выглядели?» Джек стал медленно пятиться назад, к дверям. Бандиты медленно двинулись вслед за ним.
«Восемь, кажется», сказал Хулио. Джек ткнул дулом ему в щеку. «Восемь, восемь! Они были арабами или вроде того».
Джек подавил желание прямо здесь снести Хулио башку. США тратили миллиарды долларов, чтобы защитить себя от врагов, которые хотели разорвать Америку на части, уничтожали тренировочные лагеря террористов в Пакистане, выкупали оружейный уран у стран бывшего Советского блока, тратили бесчисленное количество человеко-часов, перехватывая звонки сотовых телефонов и радиосигналы из эфира, используя самые сложные на планете технологии. А тут этот Хулио из Бойл-Хейтса в клочья рушит их старательно возведенные ограждения с помощью старого полуразвалившегося фургона и какой-то тропинки в горах.
«Куда ты их отвез?»
«Черт, я не помню… — хорошо, хорошо! Я высадил их в центре города. У здания на Флауэр-стрит. Ну, у одного из тех новых, реконструированных, с квартирами наверху. Не помню, у какого именно. Но чувака, который мне за это платил, звали Фаррах».
«Спасибо, Хулио», сказал Джек, добравшись до двери. «Ты настоящий патриот».
Он швырнул Хулио бандитам и выскочил на улицу.
2:13
Вествуд, Лос-Анджелес
Келли продолжал выть от боли до тех пор, пока не подействовал демерол. Медики прибыли через пятнадцать минут после того, как он запросил помощи, вместе с Ниной Майерс и несколькими другими агентами КТО. К тому времени, как ему стали оказывать помощь, от боли он начал бредить, и ему мерещилось лишь одно: как раскаленные угли проникают ему в кровь и струятся по всему его телу.
Чтобы затушить обжигающий состав, медики посыпали ему руки каким-то порошком. Затем они промыли ему их каким-то антисептиком, который адски жег и саднил, а в заключение они перевязали ему обожженные руки и накачали его демеролом.
Вместе с группой КТО приехал и Гленн Шнайдер. Он оказался лысым, широкоплечим и, кроме того, с большим пузом. Находившемуся под воздействием боли и обезболивающих Келли он показался каким-то живым щитом от бомб.
Командир саперной бригады посмотрел на перебинтованные руки Келли и сказал: «Не знаю, кто это сделал, но они настоящие сволочи. Это ведь самодельный напалм. Думаю, им не хотелось, чтобы кто-нибудь копался в их бомбе. Знаете, если бы вы попытались поднять бомбу, а не пнули ее ногой, вам бы сожгло все руки и лицо. Вам еще повезло, что напалм не попал в солидокс».
«О, да я просто счастливчик», сухо сказал Келли.
К нему присела Нина Майерс. «Ты молодец», сказала она. «К сведению, тут нашли еще и другой солидокс — в коридоре, в системе отопления. Эта бомба снесла бы весь этот этаж, и, вероятно, вызвала бы пожар, от которого погибли бы люди».
«Больше тут вы ничего не нашли?», спросил Келли. Он не имел ничего против спасения невинных жизней, но надеялся, что его обожженные руки помогут продвинуть вперед расследование дела.
«Только одно», сказала Нина. «Куски проводов. Похоже, они пытались прибраться, зачистить за собой следы, но очень торопились—»
«Да, им ведь еще требовалось время, чтобы оставить мне этот подарочек».
«Это верно. И все же они кое-что упустили. Эти провода – обычные провода, такие же, какие применяются в компьютерах и стереоаппаратуре. Но изоляция какая-то странная, и имеется несколько разъемов, которые тоже странные какие-то. Мы забираем все это с собой, попробуем разобраться».
«Куски проводов», мрачно сказал Келли, глядя на свои забинтованные руки. «Что ж, думаю, это лучше, чем куски, допустим, меня».
2:29
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Президент Барнс никогда не гневался на публике, и он редко выходил из себя, даже оставаясь один. Его самообладание никак не было связано с его темпераментом, а связано оно было с его инстинктом самосохранения; когда Гарри Барнс терял самообладание, он терял его полностью. И сегодня президентский люкс в отеле «Вестин» стал свидетелем этого.
Барнс начал с телефона на своем столе и продолжил деревянным креслом для гостей. Эти два предмета и ряд других с силой ударились о стол – и всё исключительно благодаря вспыльчивости Гарри Барнса.
«О чем, к чертям собачьим, этот мудак думает, что он творит!?», рвал и метал от злости Барнс.
Митч Рашер выдерживал бурю лучше разбитого кресла (помогло то, что он не был ни предметом мебели, ни объектом ярости). Он стоял в стороне, спокойный, как камень, давая возможность буре миновать.
«Кто, блин, слил в прессу эту историю!?», требовал ответа Барнс.
«Ну, навскидку я бы сказал, что это он сам ее и слил», сказал Рашер.
«Да как он посмел!», сказал Президент. Первоначальная его ярость стала проходить. Он чувствовал, как она истекает, изливаясь на ставшие ее жертвой предметы мебели. Все считали, что наибольшим вкладом, вносимым Митчем Рашером в его президентство, являлась разрабатываемая им политическая стратегия. Но это было не так, дело заключалось именно в этом — в его умении управлять Барнсом, когда у того случались эти нечастые, но опасные вспышки ярости.
Барнс поправил галстук и разгладил рубашку. Он взял пульт и перемотал пленку назад, вновь воспроизведя ответы Генерального прокурора Куинси на пресс-конференции. «Заверяю вас, что ФБР и другие наши ведомства занимаются этими угрозами и воспринимают их вполне серьезно. Хотел бы отметить, что я говорил непосредственно с агентами, занимающимися этим расследованием, и мне сказали совершенно недвусмысленно, что эти потенциальные террористы около полугода назад уже находились под наблюдением. Однако дело было прекращено из-за невозможности собрать доказательства. Если бы закон о персональных данных был бы к тому времени уже принят, я уверен, что эти террористы были бы задержаны задолго до того, как стали реальной угрозой».
Барнс сделал еще один глубокий вдох. Опустошенный, но успокоившийся, он вернулся к своему привычному образу человека, решающего вопросы, с непроницаемым лицом, таким, каким и считали его все за пределами этого номера. «Он использует эту террористическую угрозу против меня, чтобы урвать себе побольше власти».
Рашер кивнул. «Но чуть больше власти для него – это и чуть больше власти для вас».
Барнс отмахнулся: «Если у меня не будет достаточно власти, тогда я больная хромая утка, как и ты. Этот закон о конфиденциальности либо благо для страны, либо нет».
Рашер улыбнулся. Он сцепил пальцы рук перед собой, приняв какую-то странную ангельскую позу, которая так не вязалась с его интриганством. «Джим, похоже, настолько поверил в это, что решил использовать эту так называемую угрозу против вас в качестве собственного демагогического бенефиса».
Барнс наклонился над столом: «Никакой угрозы не существует, так? Это точно?»
«Никакой», сказал Рашер. «Сам источник сомнителен, и им даже неизвестно, куда мы на самом деле летим».
«Понимаешь, он вынуждает нас действовать. Если я не улажу этот вопрос, я не смогу поставить его себе в заслугу, если закон пройдет. Я буду выглядеть так, как будто я сидел где-то в сторонке в то время, когда важный закон был проведен им».
Рашер подошел к журнальному столику и стал подбирать обломки стула. «Господин Президент, вы помните, кто написал столь нашумевший законопроект о реформе финансирования избирательных кампаний, который оказался совершенно никудышным?»
«Маккейн и Файнгольд».
- - - - - - - - - -
*Закон Маккейна-Файнгольда 2002 года о финансировании избирательных кампаний запрещает корпорациям выступать по телевидению в поддержку кандидатов в президенты за тридцать дней перед предварительными выборами. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - -
«Совершенно верно. А вы, случайно, не помните, кто автор закона о согласовании личной ответственности и возможности трудоустройства [1996 г.], обычно именуемого законом о реформе системы социального обеспечения, который был так популярен несколько лет назад?»
Барнс порылся в своей памяти: «Нет».
«Вот. В такого рода делах люди не помнят успехов, они запоминают лишь провалы и неудачи. Вот пусть Куинси и станет инициатором, сэр. Либо он окажется под градом стрел, либо он станет основателем города. Тогда вмешаетесь вы и поддержите его. В противном случае, если людям закон не понравится, вы сможете наложить вето и стать защитником прав народа».
Барнс нахмурился. Он был слишком амбициозен и ревнив, чтобы ему понравился этот совет, но он не мог отрицать его логику. Он решил составить краткий список лиц, способных заменить Генерального прокурора.
2:40
Центр Лос-Анджелеса
Последние полчаса стали буквально бешеными для Джека Бауэра и технического персонала КТО. Спустя две минуты после того, как он добрался до своего джипа, Джек уже мчался по улицам города в центр, получая детальное описание Бабека Фарраха. Фаррах, легальный эмигрант из Ирана, занимался экспортом-импортом, и информация таможенного ведомства позволяла предположить, что хотя по большей части бизнес его был легальным, Фаррах питал склонность и ко всему незаконному, от экзотического антиквариата до подделок «Прады» и наркотиков. Похоже, он был человеком не бедным. Но ему нравилось быть гангстером.
Джек попросил группе тайных операций КТО составить ему легендированную личность для прикрытия. Он должен был стать человеком, с которым Фарраху захочется работать — не крупной птицей, чтобы не показаться ему соперником, но и не мелкой сошкой, не заслуживающей внимания. И к тому времени, когда Джек подъехал к общественной парковке на Першинг-сквер, он уже знал, кто он теперь: Джек Кнудсон, мелкий бизнесмен, делавший деньги на торговле оружием за наличные. Легенда была не очень, однако это было лучшее, что удалось состряпать за пятнадцать минут. Для этого с фиктивных телефонных номеров были сделаны звонки нескольким дилерам, которые работали на обе стороны, сотрудничая с КТО за наличные или в силу обстоятельств. Они должны были подтвердить легенду Джека.
Джек вышел из машины, перешел улицу и направился к Саус-Флауэр-стрит.
2:42
Лофт-этаж Фарраха
Бабек Фаррах отрезал у вора безымянный палец, когда у него зазвонил телефон внутренней связи.
«Что еще?», рявкнул он.
«Тут мужик какой-то, хочет встретиться с вами. Говорит, что он знает Тамара Фарриджана, и что вам стоит иметь с ним дело».
«Как зовут?»
«Джек Кнудсон».
«Скажи ему, чтобы подождал».
Фаррах снова повернулся к своей жертве. У вора шла кровь, но не очень сильно. Фаррах обвязал ему запястье резиновым шлангом. Один из двух головорезов Фарраха — огромного роста армянин, который, как брат-близнец, походил на второго — всем своим огромным весом навалился на жертву, а второй держал правую руку вора вытянутой.
«Теперь ты понимаешь, что не в твоих интересах обкрадывать меня», спокойно сказал Фаррах.
Мужчина, обездвиженный под весом охранника, лишь всхлипывал: «Да, да!»
«Подождите немного, мы обсудим это позже». Он обошел лужу крови, которая растекалась по полиэтиленовой пленке, которую они аккуратно разложили на полу. Ему не хотелось, чтобы эта квартира маралась чьей-то кровью. Девелоперы драли три шкуры за такие мансарды в центре города, реконструируя здания. Ему не хотелось портить свою лофт-студию кровью какого-то придурка.
Фаррах подошел к своему столу, набрал какой-то номер и подождал, пока его не соединила секретарша. «Тамар, это Бабек. Да, хорошо, а ты как?» Он не очень хорошо знал Тамара, но у них были общие связи, и они уже делали кое-какие дела вместе, и Бабек доверял Тамару не меньше, чем другим.
«Слушай, ты знаешь такого по фамилии Кундсон? Да, Джек Кнудсон. С ним все в порядке? Ладно, спасибо. Держи язык за зубами и не высовывайся». Он повесил трубку. Он прошел, не глядя, мимо вывшего от боли человека, нажал кнопку интеркома и сказал: «Ладно, пусть поднимается».
Ранее он аккуратно положил свой нож на стеклянный журнальный столик. Теперь он взял его в руку и дал сигнал своим людям держать жертву покрепче. Они навалились на руку и тело вора. Фарах схватил другой его палец и приставил к нему лезвие ножа. Оно погрузилось в него на миллиметр, словно в сливочное масло. После этого ему пришлось потрудиться, так же, как и с предыдущим пальцем. Он еще не закончил его отпиливать, как двери лифта открылись.
Джек вошел в мансарду Бабека Фарраха как раз в тот момент, когда тот отрезал второй палец. Один из телохранителей быстро вскочил и преградил Джеку путь, обыскав его. Он вытащил у Джека ЗигЗауэр и спрятал его к себе в брюки. Затем он кивнул Фарраху и вновь занял свое прежнее место над жертвой. «Так значит, ты крал мои товары и думал, что я этого не замечу», сказал Бабек. «Ты думал, что из-за того, что у меня теперь есть деньги, я не подсчитываю то, что у меня имеется. Ты вырос не в той стране, где рос я. Человек, у которого ничего нет, считает всё, друг мой. Ты, как я думаю, будешь считать пальцы на своих руках всю оставшуюся жизнь». Он нагнулся и потрепал жертву по голове. «Подержите его так здесь пока», сказал он своим телохранителям.
Фаррах поднялся в полный рост, который оказался совсем не впечатляющим. Ростом он был пяти с половиной футов [около 165 см] и почти таким же в ширину, с короткими густыми усами и шевелюрой, которой природой для него не предусматривалось. Глаза у него были темными и влажными — они подозрительно напоминали Джеку глаза Назили — а рот у него был маленьким. Он был одет в дорогой костюм от Эрменеджильдо Дзенья. Он кивнул Джеку: «Итак, почему мне должно быть интересно с тобой встречаться?»
«Тамар Фарриджан сказал—», начал Джек.
«Да, да, я знаю, что ты знаешь Тамара, ну и что? С какой целью вот этот наш с тобой разговор?»
Лофт-этаж Фарраха был великолепен. Одна из стен представляла собой сплошное окно, выходящее на город. Днем вид из него нельзя было назвать приятным — коричневые и серые оттенки города под окутанными смогом горами — но в ночное время он, должно быть, был потрясающим. Мансарда Фарраха представляла собою одно гигантское пространство, разделенное японскими ширмами. Собственно в сам лофт, служивший Фарраху спальней, вела лестница со сверкавшими от чистоты ступеньками из красного дерева.
Джек уселся на диван и расположился там, словно у себя дома. «Я пришел к вам, потому что я в городе недавно и хочу работать с лучшими. А вам интересно меня выслушать, потому что я лучший».
«Лучший в чем, друг мой?», спросил Фаррах. Разговор его забавлял, и, похоже, заинтересовал, и это сказало Джеку о том, что он подобрал верный тон.
«Тот, кто твердит, что он на все руки мастер и за все возьмется, у того ничего толком не получится», сказал Джек. «А я умею соединять людей, которые покупают оружие, с людьми, которые продают его, при этом мое имя никогда не упоминается, и я умею применить силу, когда это необходимо. Можете спросить об этом Тамара».
«Ну, так уж случилось, что мне как раз подвернулся удобный случай». Фаррах рассмеялся. «Я тут отрезал пальцы одному из своих людей, которого поймал на краже. Разве я не поймал тебя на воровстве?», спросил он, повысив голос. Он постучал по голове этого человека носком ботинка.
«Д-да», зарыдал тот. С обрубков его пальцев все еще стекала кровь на полиэтиленовую пленку, расстеленную вокруг.
«Ты ведь не вор, да?», спросил Фаррах Джека. «Скажи мне, что ты не вор».
«Если я буду хорошо на вас работать, и вы будете мне хорошо платить, какая мне нужда воровать?»
«А», сказал Фаррах, которого разговор по-прежнему забавлял, «так ты, значит, что-то вроде переходника, сам себе на уме. Это еще хуже, чем вор!» Он рассмеялся. «Ладно, окей, посмотрим, может, я возьму тебя, а может и нет. Мне нужно кое с кем посоветоваться. Но сегодня ты останешься у меня. Друг Тамара – мой друг, по крайней мере сегодня. Окей?»
«Окей», сказал Джек.
«Отлично. Только тут еще кое-что. Отпустите его». Он дал знак, махнув рукой, двум своим огромным телохранителям. Охранники выполнили его приказ, слезли с провинившегося и подняли его на ноги. Он был выше ростом Фарраха, но ниже двух армянских гигантов. Лицо у него было бледным и искаженным от боли. Фаррах подошел к столу, наполовину скрытому за одной из японских ширм. Он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда пистолет, Кимбер 1911 в отличном состоянии, отметил Джек, и вернулся обратно. Он протянул Кимбер Джеку: «Пристрели его. А потом мы пойдем».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
13. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 3 И 4 ЧАСАМИ ДНЯ.
3:01
Лофт-этаж Фарраха
Фаррах вложил Кимбер в руку Джека. «В голову или в грудь, мне все равно. Но постарайся, чтобы кровь осталась на пленке».
Джек на долю секунды заколебался. Конечно, это была проверка. Ни один тайный агент полиции не станет никого убивать ради сохранения своей легенды прикрытия. Джек Бауэр, однако, не был полицейским.
Он поднял пистолет и выстрелил. Пуля отстрелила жертве мизинец и застряла в столе. Пострадавший вскрикнул и упал на колени, схватившись за изувеченную руку.
«Эй!», сердито крикнул Фаррах. «Этот стол стоит денег!»
Джек вернул ему пистолет: «Если вы хотите большего, вы должны мне за это заплатить. Я бизнесмен, как и вы».
Фаррах выхватил у него пистолет, но его гнев уже сменился смехом: «Ладно, ладно, дружище, я тебя понимаю. Ты классный парень, и ты мне уже нравишься. Пошли со мной, у меня тут одно маленькое дельце есть. Вы двое, тоже пойдемте со мной».
Два армянских гиганта двинулись вслед за Джеком и Фаррахом к дверям, оставив позади изувеченную жертву. Фаррах нажал кнопку, и двери лифта с шипением открылись. «Ох, подождите», сказал Фаррах. Он поднял Кимбер и дважды выстрелил, и обе его пули попали прямо в грудь жертве. Тот опрокинулся на пленку. «Вот теперь все в порядке», сказал Фаррах. Двери лифта закрылись.
3:10
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Где, черт возьми, Джек Бауэр!», требовательно спросил Райан Шапель. «У него в камере мается без дела заключенный, а его нигде нет. И где Келли Шарптон?»
Он нацелил свой взгляд на Джесси Бендисон, которая была единственным аналитиком, не съежившимся от его гневной тирады.
«Джек Бауэр проверяет зацепки по террористической угрозе», заявила она. «Он выявил человека, который, возможно, незаконно ввез в страну террористов, и сейчас проверяет человека, к которому их привезли. Келли Шарптон отправился проверить адрес участника ополчения, который не был нами учтен. Он обнаружил там бомбу. Ему удалось обезвредить ее, но ему чуть было не сожгло все руки. И сейчас его осматривают в отделении неотложной помощи Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе, прежде чем разрешить вернуться сюда».
Шапель был пойман врасплох, прямо посреди своей напыщенной тирады. Аналитики в зале, да и сам Шапель, испытали сходное ощущение, представив себе Бауэра и Шарптона, двух стойких оперативников, действовавших не в кабинетах, а в реальном мире, в то время как голубых кровей Шапель с бледным лицом бушевал в мрачном, лишенном солнечного света бункере КТО. Уши у Шапеля покраснели, и он лишь хмыкнул и отвернулся.
3:36
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Келли вернулся в КТО сам, без посторонней помощи, при этом обе руки у него по-прежнему были забинтованы. Прогноз был неплохим. У него останутся шрамы, но без серьезных повреждений.
По пути в кабинет его встретила Джесси, борясь с желанием его обнять: «Тебя хотел видеть Шапель».
Келли кивнул. Встреча с Райаном Шапелем – идеальное возвращение домой после свидания со струями жидкого напалма.
Но Шапель все равно же всю ночь провел в кабинете Келли, так что Келли поднялся туда и сел на стул для посетителей.
«Не желаете—?», предложил ему Шапель его же рабочее кресло за столом.
Келли сдержал его: «Нет, мне и здесь хорошо. Вы хотели меня видеть».
«Да». Шапель сделал глубокий вдох, стараясь скрыть педантизм в своем тоне. «Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне, что происходит. Что происходит на самом деле».
«Почему вы так меня об этом спрашиваете?»
Шапель хмыкнул. «Слушайте, может, я и не оперативник, как вы и ваш великий Джек Бауэр, но я не идиот. Вы попались на взломе компьютера Генерального прокурора, после чего я узнаю, что Генпрокурор лично звонит мне, освобождая вас от ответственности. Джек Бауэр бегает по всему Лос-Анджелесу в поисках террористов, в существование которых никто, кроме него, не верит. Вы пытаетесь подорваться на бомбе. Расскажите мне всё». Он постарался смягчить свой голос, как мог. «Может, я смогу чем-то помочь».
Келли был впечатлен теми колоссальными усилиями, которые, должно быть, понадобились Шапелю, чтобы заговорить по-человечески. Он приступил к изложению всей информации, которую собрали они с Джеком. Он даже — нехотя — включил в свой рассказ и попытку Генерального прокурора шантажировать сенатора Дрекслер.
Он ожидал, что Шапель отвергнет его историю о шантаже. Однако вместо этого региональный директор коснулся пальцами своих тонких губ, а затем спросил: «Но у вас нет доказательств этого шантажа?»
«Я стер всё с компьютера Куинси. Дрекслер, конечно, свидетель, но она не станет давать показания. Если она это сделает, то ей придется раскрыть тех, кто ей помогал, а это им повредит. У нее также есть кое-какие контакты в ЦРУ, которые она скрывает от посторонних глаз».
Шапель кивнул. «В любом случае, доказать это невозможно. Столь высокопоставленный политик не станет играть в такие игры, не имея запасных путей отхода». Он сменил тему: «Так значит, Бауэр уверен, что эти террористы действительно существуют? Он узнал, что восемь из них были незаконно ввезены в страну?»
«Единственное, что тут не сходится», сказал Келли, повторив информацию, которую Джесси получила от Джека, «это то, что его информатор сказал ему, что они были ввезены пару месяцев назад. Если появление этих людей было бы связано с теми слухами, которые стали известны Джеку изначально, то они в таком случае должны были бы находиться здесь уже по крайней мере полгода».
«Тут много неясного», сказал Шапель. На этот раз он никого не критиковал, а просто анализировал ситуацию. «А какое отношение к этому имеет это чертово ополчение? И вообще имеет ли?»
«Не думаю, что "Великая нация" имеет к этому большое отношение», предположил Келли. «Думаю, что сюжет, связанный с ними, заканчивается на том моменте, когда они узнали про террористов, и мы их остановили. Все остальное – это Джек. Единственное, что непонятно с этой «Нацией», – это Фрэнк Ньюхаус. Если он тайный агент Генпрокурора, почему тогда он не раскрылся нам? Если его задачей было следить за «Великой нацией», то с нею покончено. Если его задачей было выследить террористов, почему тогда не объединить свои усилия с нами?»
«И зачем взрывать целое здание?», добавил Шапель. «Это же его рук дело, не так ли?»
Келли поднял свои изувеченные руки. «Как бы мне хотелось задать ему этот вопрос лично». Шапель понимающе кивнул. Они оба на минуту замолчали, это была минута неловкости и смущения. Келли, не готовый или не желавший продления недолгого общения с Шапелем по-человечески, отвел взгляд. Он почувствовал облегчение, когда раздался звонок интеркома.
«Келли, я знаю, у вас там встреча, но можно я зайду?», спросила Джесси Бендисон.
«Заходи», сказал он.
Она подошла через пару минут. «Получен предварительный анализ проводов, обнаруженных в квартире. Данные уже доступны на сервере, но я могу вам их вкратце изложить. Кусочки проводов, которые мы привезли сюда, самым надежным образом изолированы. Обнаруженные разъемы тоже изолированы. И они специально разработаны так для защиты этих проводов в местах контакта с аппаратурой или другими проводами. Это что-то вроде бронированного кабеля».
«Есть идеи, что это может означать?», спросил Келли.
«Пока нет, но думаю, к концу дня рабочая версия у нас будет».
3:44
Клуб «Мятная конфетка»
Автомобиль Фарраха остановился у «Мятной конфетки» – стрип-клуба, расположенного к юго-востоку от центра города в промышленном районе, который находится между деловым центром и пляжными районами. Заведение только что открылось, и парковка была почти пуста. Перед клубом было множество пустых мест, но один из армянских мордоворотов, выполнявший роль одновременно и водителя лимузина Фарраха, несмотря на это все равно заехал к клубу сзади.
Когда они вышли из машины, на парковке ярко светило солнце. Джек огляделся вокруг. Отправиться в стрип-клуб при ярком солнечном свете дня, подумал он, это значит почувствовать себя полным неудачником.
Один из амбалов открыл дверь запасного выхода из клуба, Фаррах вошел внутрь, а следом за ним и Джек. Два гиганта замыкали шествие.
Фаррах прошел через небольшую кухню клуба, поздоровавшись с работавшими там двумя людьми. Он вышел в главный зал, в котором было темно, как в полночь. Были приложены все усилия, чтобы оградить клиентов «Мятной конфетки» от внешнего мира. Здесь царил полный мрак, за исключением двух сцен, залитых разноцветными огнями. Самозабвенно грохотала музыка, и диджей бархатным голосом представлял следующую танцовщицу, как будто клуб был битком набит посетителями, хотя на самом деле он был почти пуст.
На сцене появилась танцовщица и начала свои телодвижения, отрабатывая свой номер без эмоций, бездушно, как автомат. У самой сцены сидел мужчина в футболке Von Dutch и потягивал безалкогольное пиво O’Doul’s. Джек разглядел здесь еще пару человек, сидевших за столиками в тени. Перспектив вызвать у танцовщицы вдохновение здесь явно не хватало. Она была обнажена; у нее было тело и умение двигаться, но в ее исполнении не было энергии и сексуальности. Ей досталась ранняя смена, и ей ничего не оставалось, кроме как отработать ее, прилагая как можно меньше сил.
Фаррах шел по «Мятной конфетке», как хозяин, хлопая в ладоши девушке на сцене и насвистывая. Джек заметил, что оба исполина исчезли. «Ох, Тина, ты умеешь вертеть попкой гораздо лучше, я это знаю по собственному опыту! Привет, Майки!», обратился он к диджею, незаметно сидевшему в углу. «Отправь на сцену другую какую-нибудь девушку, у меня сегодня гость, и Тина будет моим угощением для него!»
Диджей прогнал Тину со сцены своим радиоголосом, и ее сменила другая танцовщица.
«Садись, садись, Джек Кнудсон, которому нужно платить за убийства», рассмеялся Фаррах. «Тебя ждет приятный сюрприз, дружище».
Подошла девушка, Тина. Она теперь была уже в одежде, какой бы немногочисленной она ни была. Ее темные волосы были заплетены в косички. Блузка у нее была закатана и стянута узлом под грудью. На ней была юбка типа школьной, специально сшитая так, чтобы она не прикрывала полностью ее попку, и высокие чулки до бедер.
«Привет, самосвал бабла», сказала она Фарраху. «Хотелось бы мне знать, что привело вас сюда так рано, но я знаю – это я».
«О да, ты, конечно ты», ответил Фаррах. Он сейчас был похож на ребенка в кондитерской. «Но в то же время и небольшое дельце. Хочу, чтобы ты развлекла моего друга, пока я кое с кем тут переговорю. Потанцуй, за мой счет, хорошо?»
Она улыбнулась Джеку. «Ну, собственно говоря, танец за ваш счет, но платить будет он». В качестве подтверждения она прильнула к нему и опустилась вниз, прижимаясь к его телу, пока не оказалась перед ним на коленях.
Джек старался делать вид, что все его внимание было сосредоточено на девушке, но в то же время он пытался уследить за Фаррахом и его телохранителями в этом темном ночном клубе. К несчастью, из-за столика, выбранного Фаррахом, половина клуба Джеку была не видна, а повернуться спиной к девушке означало слишком явно выдать себя. Девушка опустила голову и раскинула свои густые черные волосы у него между ног, затем подняла подбородок, посмотрела на него и улыбнулась, прижавшись к нему. «Ты ужасно симпатичный, не верится даже, что ты из числа его друзей», прочирикала она с хорошо отработанным лепетаньем.
«А ты слишком хороша, чтобы работать, когда в клубе никого нет», сказал он. «Ты новенькая?»
Она покачала головой. «Таков контракт. Каждая девушка должна отработать тут один раз в месяц днем. Иначе никто бы этого не делал». Она вскочила на ноги и повернулась, выгибая спину и двигая бедрами так, что все нормы воспитания Джека остались где-то в прошлом, ухватив его за какое-то глубинное место, где находились все его основные инстинкты.
Джек заметил какое-то быстрое движение справа. Мимо кто-то пробежал, преследуемый большой тенью. Его небольшая фигура устремилась к главному выходу и, казалось, он уже добрался до него, но тут от стены отделилась вторая тень, поглотив эту фигурку. Джек услышал пронзительный крик. А затем голос Фарраха, произнесшего: «Ладно, Фарид, хватит. Выходи, поговорим. Только и всего».
Два амбала развернулись и направились к запасному выходу. Во вспышках света от танцпола Джек разглядел небольшого роста мужчину, шедшего между ними с таким видом, будто его только что приговорили к смерти. По виду он был похож на выходца с Ближнего Востока.
«Что тут происходит?», спросил он.
Тина, сексуально обернувшись, оглянулась и пожала плечами. «Здесь иногда черт знает что происходит», единственное, что она сказала на это.
«Ты знаешь того, которого они ведут?»
Она взглянула на него, как будто впервые обратив на него внимание. «Того, маленького? Нет. То есть, он приходил сюда пару раз, но не ко мне. Он араб, а они все идут к блондинкам».
«Араб». Джек глубоко задумался, что-то замышляя. «Первый раз ты видела его, может быть, несколько месяцев назад? С Фаррахом?»
Девушка пожала плечами: «Думаю, да, может быть».
«Извини-ка меня», сказал он, вставая. Если действия Фарраха в лофте являлись показателем, то они собирались убить этого человека, а Джеку показалось, что эта жертва может быть тем, кто был ему нужен живым.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
14. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 4 И 5 ЧАСАМИ ДНЯ.
4:00
Клуб «Мятная конфетка»
Джек двинулся сквозь темный клуб, оставив позади девушку со сладострастным телом в наряде школьницы, вслед за армянскими головорезами и их пленником, и думая, не в первый уже раз, о том, какие неожиданные развороты порой бывают в его работе.
Когда он добрался до служебного выхода из клуба, дверь захлопнулась, но он схватил ее за ручку, пока еще была видна узкая полоска света. Фаррах находился где-то неподалеку от двери, так что ему было слышно, что он говорил. Не желая выдать себя, Джек оставил дверь чуть приоткрытой и стал подслушивать.
«Фаррах, пожалуйста, прошу вас», умолял схваченный. «Я не знал, что Рашид станет вас обкрадывать. Он никогда не крал у меня».
«Ладно, пусть так», сказал Фаррах гневно. «Верю. И думаю, что он воровал вместе с тобой, как тебе такое?»
«Нет, прошу вас—»
«Нет, прошу вас», издеваясь, спародировал его Фаррах. «Вот что я точно знаю, это что именно ты рекомендовал мне этого пидора, а он обокрал меня. А это наводит меня на мысль, что он крал у меня и, возможно, толкал какие-то товары через тебя, а?»
«Нет, клянусь!», умолял его Фарид.
Фаррах рассмеялся: «И знаешь, что еще он сделал? Что ты сделал? Ты воспользовался моим адресом как местом высадки людей! Моим домом! Я тебе не автовокзал, Фарид, ясно? Ты привозишь сюда таких людей, и это привлекает ко мне внимание, а этого мне совсем не нужно, ясно?»
«Не убивайте меня!»
«А почему бы и нет? Я считал, что такие люди, как ты, всегда готовы умереть за свое дело. Разве не это вы делаете — жертвуете своими жизнями во имя Аллаха?»
«Я не из таких!», сказал тот.
«Нет? А твои друзья — они из таких, так ведь? Те, которых привезли вы с Рашидом. Они должны были работать на меня, так ведь? Но они смылись с моим оружием и частью моих денег, и где они теперь? Где мои деньги?»
«Я... Я не знаю. Клянусь, я не знаю!» Как и в случае с Рамином, Джек понял, что этот Фарид говорит правду. Он мог также сказать, что Фаррах не особенно беспокоился и намеревался убить его в любом случае. Он не мог этого допустить.
Джек открыл дверь и неторопливо вышел на яркий солнечный свет. Он прищурился, пока глаза не привыкли к свету, стараясь двигаться с вальяжным и беспечным видом. «Чё за фигня—», сказал он, как бы случайно увидев двух здоровенных армян и Фарраха, склонившихся над Фаридом, который стоял на коленях. Фаррах, стоявший спиной к Джеку, держал в опущенной руке пистолет.
«Тут кое-какое дельце нужно уладить», сказал Фаррах.
Джек подошел к ним, разглядывая Фарида. Он был персом, а не арабом, что вполне соответствовало тому, что искал Джек. Он, кроме того, был явно напуган.
«Как я уже сказал, я ищу работу», сказал Джек. «Если вы не против мне заплатить, я убью его за вас».
Фаррах рассмеялся. «Ха, ты думаешь, я поймаю рыбу, а потом мне понадобится тот, кто за меня ее понесет?»
«Ну как хотите», сказал Джек. Он отошел в сторону.
Фаррах поднял пистолет. Как только он это сделал, Джек рванулся вперед, преодолев расстояние между ним и собой мгновенным броском и вытянув руки как можно дальше. Одной рукой он схватил пистолет, а другой – Фарраха за руку. Джек развернулся и выхватил пистолет из рук Фарраха. Почти таким же молниеносным движением он ударил стволом пистолета Фарраха в лицо и оттолкнул его назад. Он отскочил от лап двух вздрогнувших от неожиданности гигантов и направил на них оружие.
Фаррах плюнул кровью из своих пухлых губ. «Ладно, за это мне придется кое-кого убить».
«У меня тоже бывают неудачные дни, когда все валится из рук», сказал Джек. «Фарид, мне нужно, чтобы ты встал и подошел сюда. Вы двое, Тупой и еще Тупее [кинокомедия 1994 года], стойте там, где стоите».
Дверь служебного выхода «Мятной конфетки» распахнулась, и из нее вышла Тина. «Эй, кое-кто должен мне заплатить!»
Звук распахнувшейся двери, казалось, нарушил секунду молчания, сковавшую их всех, замерших на месте. Два гиганта неуклюже бросились в бой. Фарид дал дёру, как испуганный кролик. Фаррах потянулся к своей лодыжке за тем, что, несомненно, являлось его запасным пистолетом.
Джек выстрелил, но пистолет Фарраха заклинило. Первый мордоворот схватил его своей огромной лапой, но Джек, по-прежнему державший пистолет за рукоятку, двинул ему стволом в зубы. Он выхватил свой собственный пистолет у армянина из-за пояса и одновременно ударил второго ногой в пах. Оба бугая осели и стали опускаться на колени. Джек помчался за Фаридом, который уже почти добежал до угла здания.
4:31
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джесси Бендисон позвонила Келли Шарптону, сидевшему в своем кабинете: «Келли, мы получили результаты».
«Я спущусь. Позвони Шапелю».
Келли спустился по лестнице и направился в конференц-зал. Шапель подошел туда раньше него, а, кроме него, там уже находились Нина Майерс и половина личного состава КТО. Нина Майерс сказала, обращаясь лично к Келли и Шапелю: «Позвольте представить вам Эми Брант. Она временно направлена к нам из АНБ, потому что у нас не оказалось людей, которые могли бы сказать, что это за провода, которые мы обнаружили. Миз Брант».
Поднялась полная женщина с крестьянским лицом. В руках она держала кусочек синей резины. Она нажала кнопку, и на дисплее конференц-зала появилось изображение этого же кусочка синей резины на экране, но значительно увеличенное.
«Это образец того, что ваши криминалисты нашли в кондоминиуме», сказала госпожа Брант с миннесотским произношением. «Вот это, а также несколько любопытных пластиковых разъемов, вроде этого». Она щелкнула мышью, и на экране появилось новое изображение. Этот предмет был похож на оранжевый пластиковый колпачок. «Это разъем, вроде тех, которые используются для соединения двух проводов».
«Как в случае, например, установки светильника на потолке», предположил Келли.
«Совершенно верно», сказал Брант. «Таким образом, функции провода и разъема не являются какими-то особенными. Но вот резиновое покрытие провода, а также форма и состав этого пластмассового разъема, – с таким мы раньше не сталкивались».
«Вам известно, откуда они?», спросил Шапель.
«Теперь уже известно», сказала Брант. «Они наши. Производятся у нас».
«И каково их назначение?»
«Это резиновое покрытие и эти разъемы», сказала Брант, «предназначены для защиты электронных устройств от ударов электромагнитного импульсного оружия. ЭМИО».
Зал тихо и вопросительно загудел. Шапель наклонился к Келли: «Еще одна загадка», прошептал он.
Келли постучал костяшками пальцев по столу, требуя внимания. «Постойте, постойте. Я знаю, что такое электромагнитные импульсы. Это такие штуки, которые вырубают электронные устройства, верно?»
«То же самое происходит в случае ядерного взрыва», сказала Нина Майерс.
«Рядом исследователей разрабатываются устройства, вызывающие взрыв электромагнитной бомбы, не уничтожая при этом всю территорию, как это происходит посредством ядерного взрыва», сказала Эми Брант. «Электромагнитные бомбы выводят из строя незащищенную электронику противника, всю, начиная от приборов ночного видения до истребителей-бомбардировщиков. Исследования в этом направлении проводятся в Калифорнийском технологическом институте в Пасадене».
«Проводятся», повторил Шапель. «А существуют ли уже функционирующие устройства?»
«О да», сказала Брант. «Но только опытные образцы. То есть, они реально действуют, это не вызывает сомнений. Но практическое их применение, в том числе правильная транспортировка, оперативный ремонт и диагностика — все это находится пока в зачаточном состоянии».
Нина Майерс выразила общую обеспокоенность: «Мы много говорим о ядерных, химических и биологических угрозах. Но почему не говорим об этой? Что произойдет, если такую штуку взорвать в таком городе, как Лос-Анджелес?»
«Конечно, все зависит от силы импульса. Существуют и другие факторы. Земля является как бы естественным заземлением, так что чем ближе устройство к земной поверхности, тем меньшее воздействие оно оказывает. Но если оно будет достаточно мощным и находиться достаточно высоко, то оно вырубит всё.
«Разрабатывается и другой вид электромагнитных устройств. Они называются СВЧ-пушками — радиоэлектронными пушками сверхвысокой частоты, для вас, неспециалистов в этой сфере. Действует в точности именно так, как и называется — это направленное оружие, которое может быть нацелено на конкретный корабль или машину. Совершенно очевидно, что оно гораздо менее опасно для населения в целом, но оно способно полностью вырубить все, на что наведено».
«Военное применение, должно быть, ошеломляющее», сказал Келли.
Миз Брант кивнула. «Думаю, да, но я не уверена. Недостатком электроимпульсного устройства является то, что от него можно защититься. Что возвращает нас к проводам. Устройство можно защитить двумя способами: поместив его в клетку Фаррадея, либо мощной изоляцией проводов именно такого типа».
«В клетку Фаррадея?», переспросила Нина.
«По сути это большая металлическая камера, которая отбивает электромагнитные импульсы. Она действует превосходно, но нужно иметь огромную камеру, способную укрыть то, что вы хотите защитить. Поэтому вариант с проводкой, как правило, лучше. Можно снабдить такой проводкой целый самолет, если понадобится, но это огромная работа».
Шапель тяжело вздохнул: «Хорошо, теперь мы знаем, как действует электроимпульсная бомба. И мы знаем, что у кого-то в этой квартире имелись особые провода, специальные разработанные, чтобы ей противостоять. Мы выяснили, кто бывал в этой квартире?»
Ответил Келли: «Вероятнее всего, Фрэнк Ньюхаус, тайный агент Министерства юстиции, изображавший ополченца «Великой нации». Но почему он продолжает работать под прикрытием, я не понимаю. И не понимаю, зачем он заложил бомбу в этом кондоминиуме».
«Может, ополченцы его схватили», предположила Нина. «Может, это они заложили бомбу».
«Криминалисты?», спросил Шапель.
Слово взяла другой агент КТО, Джанет Такуяма из отдела криминалистики: «Мы сняли отпечатки пальцев тринадцати различных лиц, включая Фрэнка Ньюхауса, одни совпадают с отпечатками горничной, двое других принадлежат техническому персоналу. Остальные не отображаются в нашей базе данных, а это может означать, что на них просто пока нет данных».
«Это также означает, что они не военные и не из полиции», отметил Шапель.
Такуяма продолжала: «Мы также сняли плохие, частично смазанные отпечатки с одного из ведер. Сейчас проверяем их по возможным совпадениям, но список длинный. Постараемся свести его к минимуму».
4:39
Клуб «Мятная конфетка»
Фарид обогнул клуб «Мятная конфетка» спереди и забежал обратно в здание. Либо это был блестящий тактический ход, потому что он был неожиданным, либо он снова угодит прямо в лапы своих врагов, если они побегут через все здание внутри.
Джек ворвался внутрь, отпихнув перепуганного швейцара, которого, это было сразу ясно, Фарид до него уже сбросил со стула. Швейцар схватил Джека за плечо. Джек развернулся и ударил его кулаком в горло, и тот рухнул на пол, задыхаясь. Сквозь плотные бархатные шторы Джек вновь проник в клуб.
«Ааа!»
Его глаза еще не привыкли к темноте, но он услышал этот крик и сумел разглядеть Фарида, отбивавшегося от одного из армян.
«Стоять!», заорал Джек. Он сделал предупредительный выстрел в потолок. Девушки в зале закричали, а вслед за ними послышалось и несколько тревожных мужских голосов. Несколько фигур, плохо видных в темноте, бросилось бежать в разные стороны. Джек поднял свой Зиг и прицелился, но в темноте и из-за двух боровшихся фигур он не мог сделать прицельный выстрел. Он помчался вперед и бросился на самую крупную из двух фигур. Это было похоже на удар в дерево. Он отскочил, но сумел удержаться на ногах. Бугай отшвырнул Фарида в сторону и ударил Джека в лицо. Зал у него в глазах завертелся. Джек почувствовал, как мордоворот схватил его за волосы и ударил снова. Джек сунул пистолет в живот армянину и трижды выстрелил. Гигант рухнул на пол.
Джек, пошатываясь, отступил, голова у него шла кругом. Он тряхнул головой, прогоняя звездочки и пелену из глаз, и вовремя повернулся, увидев вбежавших в зал Фарраха и второго телохранителя. Он поднял пистолет и выстрелил, но в глазах у него все еще расплывалось, помешав ему попасть. И хотя он еще не пришел в себя от ударов армянина, у него хватило чувств пригнуться, когда на его выстрел ответили четырьмя или пятью пулями. Он перекатился влево, ударившись в кресло. Он пополз по полу. Он почувствовал, что у него из носа текла кровь, но кровь его сейчас не волновала. Ему нужно было выиграть время, чтобы у него прояснилась голова.
Он почти забыл о Фариде. Краем глаза он заметил человека, побежавшего к служебному выходу. Джек перевернулся на спину и прицелился в сторону выхода, выпустив еще несколько пуль. Фарид вскрикнул и снова упал на пол. «Не двигаться больше!», приказал ему Джек.
Кресло рядом с ним пробила пуля. Джек снова перевернулся на живот, выискивая цель. Где-то в глубине зала продолжала кричать одна из девушек. Перед глазами у него мелькнула чья-то тень. Джек прицелился и четырежды выстрелил по ногам. Он был вознагражден злобным рёвом, и на пол рухнул еще один армянин с отстрелянными лодыжками. Джек почувствовал, что в голове у него, наконец, прояснилось, и он поднялся с пола, сев на корточки и стараясь держать голову ниже уровня столов.
Вдруг кто-то включил свет. Джек заметил Фарраха в углу, но одновременно и Фаррах тоже его увидел. Он, схватив за шею, удерживал танцовщицу Тину. Когда он увидел Джека, он резко развернулся в его сторону, и девушка оказалась перед ним, на линии огня Джека.
«Ладно, не знаю, что тебе нужно!», закричал Фаррах. «Но мне нужен Фарид. Ты отдашь его мне, или я убью девчонку».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
15. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 5 И 6 ЧАСАМИ ДНЯ.
5:00
Клуб «Мятная конфетка»
В ушах у Джека до сих пор звенело от ударов здоровенного армянина. Он сделал глубокий вздох и сосредоточился. Он не собирался отдавать Фарида. Это была его главная цель. Его подмывало просто отойти назад и вывести Фарида из клуба через заднюю дверь. Но Фаррах был хладнокровным убийцей, и за один лишь час знакомства с этим человеком у Джека выработалась стойкая неприязнь к нему.
Он прицелился.
«Убирайся!», закричал Фаррах, увидев это. «Я убью ее!»
Эту ошибку делали все, подумал Джек. Они принимали его за полицейского. Думали, что он из тех, кто вынужден играть все время по правилам.
Он выстрелил.
Пуля просвистела у щеки стриптизерши и попала Фарраху в лицо, вылетя у него из затылка, застряв в гипсокартоне и вынеся вместе с собой значительную часть мозга Фарраха. Танцовщица упала в обморок.
Джек оглянулся и посмотрел на Фарида, скорчившегося от страха на полу. «Никуда не уходи», предупредил он его.
Джек бросился к обоим армянам. Один был мертв, но Джек все равно забрал у него пистолет. Второй находился в шоковом состоянии, обе его ноги превратились в болтавшиеся куски и полоски мяса там, где раньше были лодыжки. Джек выбил у него из рук пистолет.
Откуда-то изнутри здания кто-то заорал: «Убирайтесь отсюда! Я вызвал полицию!»
«Отлично», сказал Джек, вдруг почувствовав себя измученным и уставшим. «Очень хорошо».
Он проверил и Фарраха, хотя от него мало что осталось. Он отшвырнул в сторону его пистолет. Девушка, Тина, лежала без сознания, но дыхание у нее было ровным, а сердце билось сильно и правильно.
Джек, пошатываясь, вернулся к Фариду, который в ошеломленном состоянии глядел на него снизу вверх с пола: «Кто ты к черту такой?»
Джек сел в кресло рядом с ним. «Я тут задаю вопросы», сказал он. «И прежде чем я начну их задавать, хочу тебе сказать, и только один раз. Терпение у меня уже почти кончилось, так что если ты не хочешь закончить так же, как Фаррах вон там, то отвечай быстро и сразу. Понял?»
Фарид кивнул.
Джек стал задавать вопросы, и вот что он услышал:
Фарид Хошбин был контрабандистом и поставщиком нескольких иранских скупщиков краденого – подставных лиц, которые брали краденый и поддельный товар и выставляли его в своих магазинах, выдавая за подлинный. Примерно год назад он решил, что знает уже так много нужных людей, что сам может стать ценным посредником, особенно для персов и арабов, приезжающих в Соединенные Штаты. Несколько раз он работал на Фарраха. Бабек Фаррах любил нанимать приезжих иранцев, потому что они зависели от него, и он мог год-два платить им низкую зарплату, пока они не поумнеют и не уйдут от него. После 11 сентября, конечно же, делать это стало сложнее. Фарид Хошбин немного на него подрабатывал, выискивая для Фарраха работников. Он узнал, что в страну нелегально въезжают восемь персов, которым нужна работа, и он договорился им помочь.
«Как ты впервые о них узнал?», спросил Джек.
«Мне позвонили по телефону. Какой-то мужик сказал, что у него друзья приезжают из-за границы, и им нужна будет помощь».
«Он назвал свое имя?», потребовал Джек.
«Нет. Этот чувак сказал мне, как можно связаться с койотом, который их сюда ввозил, я ему и позвонил. Я устроил их на работу к Фарраху, но, похоже, они облажались. Они смылись куда-то, вроде бы, и вот из-за них-то всё это и произошло».
«Когда они приехали?»
«Месяц назад. Может быть, недель шесть назад».
На секунду это озадачило Джека. «Несколько недель назад? Не месяцев? Не полгода назад?»
Фарид посмотрел на пистолет Джека. «Если хочешь, я скажу, что полгода назад, но вообще-то это было месяц назад».
Что-то тут не сходилось, но Джек дал Фариду закончить свой рассказ: когда восемь иранцев куда-то исчезли, вместе с ними пропало также и кое-какое оружие и деньги. Фаррах рассвирепел от того, что нанятые им работники смылись, но он никогда не оставлял кражи безнаказанными. А так как он не смог найти иранцев, он выследил Фарида и собирался наказать его.
«Значит, в стране находятся восемь иранцев. Ты их лично видел», повторил Джек.
«Да, конечно».
Хотя тут было много неясного, Джек почувствовал облегчение. Наконец, появилось подтверждение того, о чем он говорил давно, все это время.
Снаружи послышались сирены, уже довольно близко и довольно громко, сумев проникнуть сквозь толстые стены «Мятной конфетки». В зал с криками ворвались полицейские. Джек поднял свой значок.
5:37
Санта-Моника, Калифорния
Фрэнк Ньюхаус проснулся, мгновенно приведя себя в боеготовность. Больше по привычке, чем в силу необходимости. В квартире было тихо, как он и ожидал. Этот адрес был настолько далек от жизни и имени Фрэнка Ньюхауса, что никто, ни КТО, ни даже Генеральный прокурор, не могли связать его с его нынешней деятельностью. Его девушка, лежавшая рядом с ним, еще спала. Глазами он проследил за формами ее тела, очерченными простыней. Он по достоинству ценил тот факт, что она оставалась в хорошей форме именно для него. Она была хорошей женщиной, терпеливо ждала его, когда его подолгу не было дома и радушно встречала его (очень радушно, подумал он, вспомнив секс, который был у них совсем недавно), когда он возвращался.
Ньюхаус встал и потянулся всем телом, по-прежнему худощавый и мускулистый, даже после 48 лет использования. Натянув джинсы и футболку, он прошелся по квартире, разминаясь, а затем сел за кухонный стол, где заряжались отдельно два мобильных телефона. Несколько минут он обдумывал план. Все шло не совсем так, как он на то надеялся. Он никак не ожидал, что произойдет утечка его секретного досье из Лэнгли. Джек Бауэр никогда бы не запросил его, а если бы и запросил, хм, Бауэр скатился так низко по служебной лестнице, что такой запрос, вероятно, был бы отвергнут. Ньюхаус не ожидал, что утечка информации произойдет из другого источника. Он недооценил сенатора и ее возможности. Он мысленно наметил себе найти того, кто вытащил документы на него из ЦРУ, и разобраться с ним лично.
Это был первый промах. Досье вывело на кондоминиум, который ему пришлось покинуть, потому что в отличие от этой квартиры, кондо был связан с Фрэнком Ньюхаусом.
И все же он считал почти невозможным, что КТО сумеет-таки сообразить и сделать верные выводы из очевидного, а даже если они и сообразят, что к чему, к тому времени будет уже поздно. Агент КТО сумел обезвредить его бомбу, и это его немного беспокоило, хотя он не видел, как это могло повлиять на его планы. В действительности не имел бы особого значения даже тот факт, если бы КТО узнал бы об электроимпульсном устройстве. И вообще-то, в каком-то смысле было бы даже лучше, если бы они об этом узнали. Но если Джек Бауэр и его люди внимательнее сосредоточатся на этом здании, они смогут узнать больше, чем ему того хотелось, а это приведет их туда, куда Фрэнку не хотелось бы, чтобы они совали свой нос. Ему придется заметать за собой кое-какие следы.
Также Фрэнка беспокоило и то, что произошло уже так много времени, а Фаррах до сих пор так еще и не убил Фарида. Фаррах к настоящему времени уже должен был ему позвонить. Фрэнк проверил один из сотовых, но ему никто не звонил. Где Фаррах? У него имелись и идеальный предлог, и отличная возможность избавиться от Фарида и куча мышц в лице его телохранителей, чтобы это сделать. Ньюхаус знал, каким упорным был Джек Бауэр, и понимал, как важно было перекрыть определенные направления расследования.
На столике у кухни в своих зарядных устройствах стояло два сотовых телефона. Фрэнк взял один из них, набрал номер и стал ждать, пока шли гудки.
«Наконец-то», произнес в трубку Генеральный прокурор Джеймс Квинси. «Что, черт возьми, происходит?»
Фрэнк сказал: «Что-то вы невеселы, сэр. Разве все идет не так, как вы хотели? Вы отлично выступили на CNN».
«Да, у меня получилось высказаться», сказал Куинси. «Но теперь мне нужно все закончить. Я под сильной критикой, Фрэнк». Генеральный прокурор сделал паузу. Фрэнку была слышна тревога в его голосе, и он получил от этого только удовольствие. «Ты уверен, что у тебя эти ребята под контролем. Реальной угрозы ведь нет, верно?»
Фрэнк постарался как можно убедительнее изобразить удивление в своем голосе: «Вам не же нужна реальная угроза, господин Генеральный прокурор. Вам была нужна угроза в виде террористической ячейки, чтобы увеличить шансы прохождения вашего законопроекта. И вы ее получили».
«Я слышал, что чуть было не погиб агент КТО, пытавшийся обезвредить какую-то бомбу. Если бы она взорвалась, погибли бы люди».
«Бомба не взорвалась бы», заверил его Фрэнк. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Все политики одинаковы. Болтают о жесткой игре, но когда дело доходит до тяжелой и грязной работы, превращаются в баб. «Что касается его ранения, то я должен был что-то сделать, чтобы это выглядело опасным».
«Я не знал, что нечто подобное могло быть частью плана».
«Вам лучше вообще не знать некоторых его частей», сказал Фрэнк.
«Просто скажи мне, что сегодня вечером все будет закончено».
«Я это гарантирую», сказал Фрэнк. Он повесил трубку.
Он посочувствовал бы Куинси, если бы испытывал хоть каплю уважения к нему.
«Привет, малыш». В дверях стояла его женщина, потягиваясь своим стройным телом и улыбаясь ему. «Мммм, нет ничего лучше секса во вторую половину дня».
«Нет ничего лучше секса с тобой», сказал он. Она подошла к нему с заспанным лицом, и он притянул ее к себе на колени. «Сегодня вечером я буду занят, но завтра у меня будет масса свободного времени. Неплохо бы нам съездить в Санта-Барбару».
«Окей, а я пока закончу свою картину». Она зевнула. «О, кстати, я вспомнила, у тебя есть еще те белые ведёрки?»
Фрэнк посмотрел на нее: «Белые ведёрки?»
«Да, у тебя их целая куча была недавно. Я пользовалась одним из них, для промывки кистей. Не против, если я снова ими воспользуюсь?»
«Извини, к сожалению, их больше нет», сказал он с улыбкой. Но внутри сердце у него разрывалось. Еще один след, который придется за собой замести.
5:51
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек въехал в штаб КТО. Теперь придется заполнять кучу всяких бумажек по поводу стрельбы в «Мятной конфетке», но в данный момент он решил этим пренебречь. Прижав телефон к уху, он разговаривал с Келли и другими сотрудниками КТО о текущем кризисе, даже при входе в здание. Он был на громкой связи в конференц-зале, поэтому он продолжал говорить и после того, как вошел в здание.
«…итак, кто-то нанимает Фарида, чтобы тот организовал их переброску в Лос-Анджелес, а также нанимает перевозчика нелегалов, который провозит их через границу», говорил Джек. Войдя в конференц-зал, он увидел там Шарптона, Шапеля, Нину Майерс, главного аналитика КТО Джейми Фаррелл и Джесси Бендисон. Он услышал свой голос, доносившийся из громкоговорителя на столе конференц-зала и повесил трубку. «И они попадают в страну. Но это было не полгода назад, а всего лишь несколько недель назад. Это не вяжется с предупреждениями, полученными нами относительно Рамина Рафизаде. А кроме того, этим фактом он уже официально становится вне подозрений». Он сел. «Бессмыслица какая-то –– сначала появляются слухи, а затем возникает террористическая ячейка. Это не дает мне покоя». У него был уже целый список вопросов, которые не давали ему покоя, в том числе связь койота с MS-13 и одержимость Фарраха желанием убить Фарида. Фаррах мог легко бежать из здания. Но вместо этого он взял заложницу.
Келли добавил: «Есть еще непонятные вопросы. Почему у них дешевая квартира в Уэствуде и в то же время дорогущий кондоминиум в миле от нее? Зачем они пытались взорвать этот шикарный кондо, но оставили в целости и сохранности квартиру, когда в этой квартире были ключи к их планам?»
Они смотрели друг на друга в поисках ответов, но видели лишь недоуменные взгляды, пока Нина не покачала головой, дав направление новой идее: «Это ложный след».
Вся группа посмотрела в ее сторону. «Продолжайте», подбодрил ее Шапель.
«Они хотят, чтобы мы обнаружили квартиру. Но не хотят, чтобы мы нашли кондо, потому что в кондо имеются реальные улики. Поэтому они и заложили в кондо взрывчатку, чтобы избавиться от улик».
«Но кондо связан с Фрэнком Ньюхаусом, а не иранцами», заметила Джесси Бендисон. «А Фрэнк Ньюхаус связан с «Великой нацией» и Генеральным прокурором».
«Фрэнк Ньюхаус – ключ ко всему», сказал Райан Шапель. Он заговорил тем самым безапелляционным тоном, который Бауэр просто не выносил. Тем не менее, Джек не мог не признать, что директор был прав. «Все нерешенные вопросы крутятся именно вокруг него».
«Согласен», сказал Джек. «Джесси, ты готова остаться?»
«Она и так уже должна быть давно дома», сказал Шапель, вновь входя в свою роль.
«Все в порядке, я готова работать», сказала она. «Меня этот тип уже немного начинает злить. У меня есть кое-какие данные, которые нужно проверить».
Джек кивнул: «Отлично. Давай. Нина, думаю, что мы должны согласиться с твоей идей о ложном следе. Пока не появится какой-то новой информации о Ньюхаусе, будем считать, что зацепка с электроимпульсной бомбой является подлинной, а шифры исламской поэзии – ложной. Садись на телефон и начинай звонить в Калифорнийский университет и Калифорнийский технологический институт. Скажи им, чтобы проверили всё, что относится к электроимпульсным бомбам и устройствам. Приступай».
Нина поняла, что «приступай» означает «приступай немедленно» и вышла из-за стола, хотя Джек продолжал говорить.
«Так, приступаем все. Келли, Джейми», сказал Джек. «Нужно узнать побольше об этом Бабеке Фаррахе, мир его праху. Вам нужно будет…» И тут он вдруг осекся. Келли смотрел на него, улыбаясь до ушей, так, что Джек чуть не покраснел. За столом остались только они двое и Райан Шапель. «Черт, Келли, извини. Не я здесь теперь старший специальный агент. Это ты должен был давать задания людям».
«Никаких претензий, сэр!», сказал Келли со смехом. «По-другому ты просто не мог, Джек. Я бы тоже так поступил на твоем месте. Это твой корабль. И управлять им должен ты. Ничего личного», добавил он из уважения к Шапелю.
Директора же это вовсе не позабавило. «Удивлен, что вы позволяете Бауэру подрывать свой авторитет, Келли», осуждающе произнес он.
Келли похлопал своими забинтованными ладошами. «Во время службы в армии видишь много любопытного», сказал он. «Все отдают честь офицерам, но когда вдруг наступает полный пипец, все обращаются к реальным лидерам. Обычно это какой-нибудь сержант из какого-нибудь Мухосранска в Алабаме. Не имеет значения откуда. Обычно это парень из окопа, с которым можно пойти в разведку, и которого все слушаются».
Шапель не мог скрыть ненависти, закравшейся в его тон: «Вы хотите сказать, что вы не такой?»
«О, я такой», сказал Келли и подмигнул Джеку. «Просто это не мой окоп».
Джек и Келли встали из-за стола, и тут в зал вошла Нина Майерс. Лицо у нее было очень серьезным. «У нас проблема», сказала она. «Я только что говорила с Калифорнийским технологическим институтом. У них украдены электроимпульсные устройства. Вчера».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
16. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 6 И 7 ЧАСАМИ ВЕЧЕРА.
6:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Силы, которые были задействованы КТО в последующие 15 минут, были, мягко говоря, устрашающими. В считанные минуты силы всех компьютерных терминалов всех аналитиков и программистов КТО были брошены на изучение Калифорнийского технологического института в Пасадене. Словно вода, текущая в водохранилище, в Лос-Анджелесскую штаб-квартиру секретного отдела стали стекаться данные. Прошерстили личные дела всех сотрудников. Имена студентов и их документы были проверены на предмет совпадения с именами известных лиц, подозреваемых в терроризме. Были просмотрены электронные почтовые ящики (без ведома их владельцев) по ключевым словам, таким как "электроимпульсные устройства", "Иран", "Аллах", "Персия" и тысячам других фраз, с ними связанных. В компьютеры КТО были загружены две тысячи гигабайт записей с видеокамер, просмотренных затем Джейми Фаррелл и ее группой аналитиков. Студенты и преподаватели Калифорнийского технологического института, которые и понятия не имели, что их тайно снимали на камеры, были проанализированы программой распознавания лиц КТО. На экране одного из компьютеров анализировались автомобили, въезжающие и выезжающие с парковки института, ближайшей к тому зданию, где находились электроимпульсные устройства; искали все необычные машины.
Тем временем Джек с Келли получили от Нины новую информацию: «Пропало два устройства. Первое – бомба. Не бомба в том смысле, в каком мы привыкли думать», добавила она, «а импульсное оружие. Если ее взорвать, то ее электромагнитный импульс вырубит все электронные устройства в диапазоне бомбы. Второе, насколько я поняла, это нечто вроде РПГ из мира научной фантастики. Прицеливаешься из нее, стреляешь, и она поражает цель электромагнитным лучом, от которого сгорают все ее электросхемы. Институтские называют эту штуку СВЧ-винтовкой — от сверхвысокочастотного (микроволнового) излучения».
«Какова их дальность?», спросил Келли.
«Непонятно. Они их пока только испытывали. Мощность взрыва зависит от того, как доставить бомбу. Винтовка более направленна. Можно собрать небольшой ее аналог за несколько сотен баксов, но стреляет она не далее, чем на сто футов. Должно быть, это что-то вроде микроволновой ракеты «земля – воздух».
«С какой стати такого рода вещи находятся в этом институте?», спросил Келли. «Они же не занимаются производством вооружений, не так ли?»
«Именно об этом я их и спросила», ответила Нина. «И получила два ответа. Директор по научным исследованиям факультета современной физики сказал мне, что у них контракт с Министерством обороны, и что я не должна лезть не в свои дела».
Джек задумался. «Мне известно, что этот институт является научно-исследовательским партнером Лаборатории разработки реактивных двигателей [НАСА]».
Нина кивнула. «После чего мне позвонил кто-то из их отдела по связям с общественностью и несколько более тактично сказал мне, что эти устройства были переданы им на время, для испытания какого-то механизма защиты. В любом случае, оба устройства пропали».
«Мы должны были узнать об этом раньше», сказал Джек. «Почему они не сообщили об этом?»
«Они не знали. Устройства находились в хранилище, и их не планировалось использовать в течение ближайших двух дней».
У Джека возникло отчетливое ощущение, что они сражаются на нескольких фронтах сразу. В бою классическая тактика заключалась в том, чтобы атаковать противника в одном месте, заставив его двинуть все свои силы к этому участку фронта, а затем атаковать его в другом месте. У него появилось смутное ощущение, что он сам стал жертвой этой тактики, но не знал, где может произойти настоящая атака.
Раздалась трель внутренней селекторной связи. Это была Джейми Фаррелл, главный программист КТО. «У нас кое-что есть».
6:09
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек смотрел на видеоэкран, а Джейми Фаррелл перематывала записи одной из камер видеонаблюдения, расположенной на краю институтской парковки. На ней показывалась дорожка, которая вела от парковки к зданиям физических лабораторий Калифорнийской техноложки. «Молодцы, отлично поработали», произнесла она с невольным восхищением. «Если бы не труд сразу восьмерых наших людей, просматривавших записи, мы бы точно это пропустили. Вот здесь». Она остановила видео. Джек увидел двух идущих вместе мужчин. Они были одеты как обычные студенты; то есть небрежно, в каких-то затрапезных джинсах и футболках, и выглядели какими-то недокормленными. Кожа у них обоих была темного цвета, но это еще ничего не значило. Половина студентов Калифорнийской техноложки были пакистанцами и индусами. В кадре были и другие студенты, но Джейми с помощью программы увеличения изображения показала этих двух крупно.
«Не видишь в них ничего необычного?», спросила Джейми.
Джек нажал на клавишу, уменьшив изображение, чтобы увидеть других студентов. «Нет».
«Сейчас увидишь», пообещала Джейми.
Она перемотала вперед и остановила запись. «Вот. Это десятью минутами позже».
Двое других мужчин, и тоже оба темнокожие, и тоже одетые как студенты. «Пока ничего не вижу».
Джейми вновь перемотала вперед. Увидев третью пару двух темнокожих мужчин, Джек, наконец, понял. «Они без рюкзаков».
«Да. Есть еще и четвертая парочка. Вчера во второй половине дня было четыре пары молодых людей, скорее всего, ближневосточного происхождения, которые вошли в кампус без рюкзаков с промежутками от 5 до 10 минут».
Келли кивнул. «Вы работаете над их опознанием?»
Джейми поглядела на него со слегка оскорбленным видом: «Разумеется. Но пока что они в базах данных не найдены».
«Значит, это они и есть», сказал Джек. «Транспорт?»
Джейми кивнула и, кликнув, уменьшила видео пешеходной дорожки. Она вывела на экран камеру, снимавшую проезд к парковке. «Мы просмотрели записи этой парковки за полчаса до появления первых двух». Видео на экране побежало, пока она не остановила его на изображении синего фургона. «Вот, въезжает этот фургон. И не уезжает вплоть до полуночи почти. И эти восемь парней на камере больше не появлялись. Уходя, они определенно избегали тех мест, где могли находиться камеры».
«Номер машины?»
«Он почти не виден». Джейми увеличила изображение и цифровой обработкой улучшила видео. Номерной знак спереди вообще отсутствовал. Она перескочила на другой экран, на запись, снятую поздней ночью, на ней было видно, как фургон уезжает. Номерной знак сзади был наполовину покрыт грязью, и видны были только цифры 42 [] [] G []. «Сейчас мы проверяем все возможные сочетания этих букв. Посмотрим, что получится в конечном итоге».
Джек кивнул. «Номер окажется украденным или фальшивым. Это и есть наша цель».
«Есть еще один автомобиль, который мы не можем объяснить», сказала Джейми. Она перемотала пленку и остановилась на втором фургоне. Этот был белым и с надписью на боку «Реди-Рутер» [компания по клирингу и ремонту сантехники]. «Этот фургон приехал в начале десятого утра. И отсутствует запись его отъезда».
«Полагаю, вы связались с институтом».
Джейми кивнула. «Конечно. Они действительно вызывали водопроводчиков, и в «Реди-Рутер» тоже это подтверждают. Но вот что мне не нравится». Она промотала вперед, к кадрам, на которых фургон уезжает.
«Я думал, ты сказала, что он не уезжал», сказал Джек.
«В том-то все и дело. Вы видели, как он приехал. Потом как он уехал. А теперь», она в последний раз промотала запись вперед. «Теперь он снова приезжает. Но нет записи, на которой он окончательно уезжает оттуда. Судя по этой записи, этот фургон до сих пор еще там, на парковке».
«Мы кого-нибудь туда уже послали?»
«Вызвался поехать Тони Алмейда. Ждем от него звонка».
«Сосредоточься на синем фургоне», предложил Джек.
«Мои ребята его отслеживают», сказала Джейми. «Дайте нам еще несколько минут».
«Хорошо», сказал Джек. «Я скоро вернусь».
«Куда ты собираешься?», спросил Келли.
«Собираюсь поговорить с тем, из-за кого всё это и началось».
6:14
Штаб КТО, Лос-Анджелес,
камера для задержанных № 2
«А я уже подумал, что ты забыл обо мне», сказал Бретт Маркс.
Джек закрыл за собой дверь и сел. Маркс, наконец, начинал выглядеть усталым. Его продержали в камере весь день, разрешив только один раз выйти в туалет. Здесь негде было лечь, а стулья можно было назвать какими угодно, только не удобными.
«Ты был прав насчет террористической ячейки», сказал Джек. «Они здесь, в городе».
«Мы узнали об этом сегодня утром», сказал Бретт.
«Нам удалось узнать чуть больше», сказал Джек. «Но единственный пазл, который не вписывается в эту головоломку, – это твой друг Фрэнк Ньюхаус».
Маркс поморщился, будто бы ему принесли отвратительно пахнущую еду. «Если он тот, как ты говоришь, то он мне не друг. Видимо, я менее проницателен, чем считал раньше. Я думал, что и без того скверно, что ты меня дурил, а оказалось, что Ньюхаус, по-видимому, обманывал меня намного дольше».
«Давно ты знаком с ним?»
«Много лет уже. С тех пор, как—» Бретт Маркс остановился.
«Продолжай», сказал Джек.
Маркс выпрямился и потянулся: «Знаешь, мне пришла в голову одна неплохая идея. Я расскажу все, что знаю о Фрэнке Ньюхаусе», предложил он, «если вы меня отпустите».
За односторонним зеркалом, обращенным во вторую камеру, застонали Келли Шарптон и Райан Шапель. «О, черт», пробормотал Келли.
6:17
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Нет!», кипел от злости Джек. «Ни за что!»
Райан Шапель поднял руки, пытаясь успокоить Бауэра. «Джек, ведь это неплохая сделка. Маркс – это слишком низкий уровень. Мы даже не знаем, смог ли бы он справиться с цианидовой бомбой».
«Да у него в Палмдейле настоящая крепость!», протестовал Джек. «Два дня назад они были готовы убить того бригадира и украсть десять литров яда. Он такой же безумный террорист, как Фрэнк Ньюхаус или эти иранцы. У него собственная армия!»
«Он политический радикал, но в действительности мало на что способный», сказал Шапель. «Его люди показали, что готовы причинять вред, но в основном неумело и бестолково, верно? Я разговаривал с прокурорами. Они считают, что максимум, что им удастся выжать, это несколько обвинений за незаконное оружие».
Джек встал прямо перед Шапелем: «И за намерение совершить убийство, и за намерение совершить террористический акт—»
Шапель, хоть и был намного ниже ростом Джека, не отступил. «Большинство из его людей не дадут против него показаний. Все, чем мы располагаем, это показания Генриха Гельба, а Мартин Падилья считает, что адвокаты Маркса порвут их на куски».
Шапель и Бауэр впились друг в друга глазами настолько яростно, что Келли Шарптону показалось, будто он увидел молнии, сверкнувшие между ними. Келли очень спокойно сказал: «Джек, мне неприятно это говорить, но возможно, оно того стоит».
Бауэр оторвал взгляд от Шапеля и удивленно посмотрел на Келли: «Что?»
«Сам подумай», сказал Келли. «Великую нацию» ты уже разрушил. Один Маркс сам по себе ничего не может, а мы можем поставить условием сделки то, что он никогда больше не станет создавать ополчения».
Джеку это не понравилось. Ему не хотелось упустить иранцев, но это не означало полностью оставить в покое Маркса. «Он не станет соблюдать никаких соглашений с нами. Он считает, что все федеральное правительство вообще является незаконным».
Келли пожал плечами. «Значит, если он возьмется за старое, мы вернем его обратно за решетку, и дело с концом».
«Я полгода слушал бредни этого безумца. Мне невыносима сама мысль о том, что он выйдет на свободу». Джек даже не пытался скрыть своего отвращения.
«Но в то же время, ты получишь то, за чем охотился с самого начала. У тебя появится возможность схватить террористов, которые, как ты говорил, находились здесь все это время. Рискнуть стоит».
6:22
Штаб КТО, Лос-Анджелес,
камера для задержанных № 2
«Время: 18 часов 23 минуты по Тихоокеанскому времени. Допрос проводится в Лос-Анджелесском штабе Контр-Террористического Отдела, камера для задержанных № 2. Допрос проводит специальный агент Джек Бауэр. Назовите свое имя для протокола», кисло произнес Джек.
Всё во второй камере оставалось таким же, как и прежде, только теперь здесь появилась видеокамера, записывавшая его разговор с Марксом.
«Бретт Эллис Маркс».
«Мистер Маркс, вы готовы сделать официальное заявление, относительно информации о человеке, известном как Фрэнк Ньюхаус?»
«Да, в обмен на мое немедленное освобождение из-под стражи и согласие вашего правительства отказаться от всех обвинений, по которым оно намерено меня преследовать».
«Вы хотите сказать, что согласны с правительством».
«Нет».
Джек закатил глаза, взглянув в одностороннее зеркало, и покачал головой. «Хорошо. Расскажите все, что вам известно о Фрэнке Ньюхаусе».
То, что рассказал Маркс, начиналось с того, что было известно всем, кто видел досье ЦРУ. Ньюхаус родился в Глендейле, в штате Аризона, когда в этой части Америки еще царили пески и полынь. В восемнадцать лет он пошел в армию, его трижды повышали в звании, спецназ стал для него домом родным. Принимал участие в операциях в Гренаде и Панаме. Побывал в самых опасных переделках в Сомали.
«Пока что вы не сказали мне ничего такого, чего я не мог бы прочесть в газетах», ядовито заметил Джек.
«Тогда вы должны знать о друзьях, которых у него появились в Ираке», сказал Бретт.
Услышав это, все встрепенулись. Бретт Маркс был неплохим рассказчиком, и его стали слушать, затаив дыхание, когда он стал описывать участие Ньюхауса в операции «Буря в пустыне». «Фрэнк прибыл туда в числе первых. Его забросили в тыл врага наблюдателем, для координации действий ВВС. Его чуть не схватила Республиканская гвардия. Вообще-то его действительно схватили. Там его пытали, но затем он был спасен».
«Этого нет в досье», сказал Джек.
«Потому что он был спасен не нашими ребятами. Его спасли иранские агенты, работавшие в Ираке».
«Чушь собачья», сказал Джек.
«Да? Вы знаете, что Ирану хотелось уничтожить Ирак. Они много кричали об агрессии США, но их заклятым врагом также является и Ирак. Они были очень рады тому, что мы разбомбили Саддама Хусейна. Они с самого начала засылали туда своих агентов. Большинство из них было поймано полицией Саддама, но некоторые просочились. Один из иранских агентов спас Фрэнка и помог ему завершить свое задание».
«И как имя этого иранского агента?»
«Бабек Фаррах».
Джек заставил себя подавить свою реакцию, чтобы Маркс не вычислил его. «Почему Фрэнк об этом никому не сказал?»
«Насколько мне известно, он об этом сообщал», сказал Маркс. «Но даже если и нет, я не могу его в этом винить. "Буря в пустыне", похоже, отбила у Фрэнка желание работать на правительство. Он был зол на него за всё: за солдат, вернувшихся домой с синдромом Персидского залива, и которых от него не лечили, за то, что правительство лгало о том, зачем мы туда полезли. Он ушел из армии. Он продолжал работать на правительство, но в глубине души, к началу второй Иракской войны он уже вступил в «Великую нацию». Можете себе представить, как это перевернуло его мировоззрение, стало для него последней каплей. Он тогда числился на службе по Министерству внутренней безопасности. С его послужным списком он легко прошел все проверки безопасности. Мы с ним старались действовать очень осторожно, чтобы не раскрыть его связь с «Великой нацией». В итоге его включили в состав спецгруппы по расследованию нашей деятельности, что было просто идеально. Для нас, я имею в виду».
«Что-то тут не так». Джек пытался докопаться до истины. «Вы говорите, что у Фрэнка Ньюхауса были друзья-иранцы. Но в то же время утверждаете, что он принимал участие в плане «Великой нации» остановить иранцев. Два этих момента не сходятся».
«Наша информация о террористах исходила не от Фрэнка», сказал Маркс. «У нас есть и другие друзья, которые информируют нас о том, что происходит».
«Имена», потребовал Джек.
«Это не входит в нашу сделку».
Джек нахмурился, но промолчал. Маркс продолжал.
«Думаю, Фрэнку не хотелось, чтобы террористы добились успеха. Фрэнк вступил в наши ряды, потому что он антифедералист, а не антиамериканец. Быть антифедералистом – благородное дело, агент Бауэр. Мы боремся за свободу штатов и за свободу каждой личности. Мы не антиамериканцы. Когда мы узнали, что какие-то иранские террористы, возможно, проникли в США, думаю, он услышал что-то об этом от своих старых друзей, и ему захотелось это предотвратить».
«Может быть, он и сейчас этим занимается», предположил Джек.
«Значит, он делает это хреново, особенно учитывая тот факт, что он, кажется, знает людей, которые за этим стоят».
6:31
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Неплохой сказочник», прорычал Джек, входя в конференц-зал вслед за Шапелем и Шарптоном.
«Вы ему не верите?», спросил Шапель. «Мне кажется, его слова не лишены смысла».
«Нужно выяснить, кто такой этот Бабек Фаррах», сказал Джек.
«Уже». Келли бросил Джеку папку. Она была толще, чем жиденький набор бумажек внутри. Джек пролистал ее, пока Келли говорил: «По Ирану у нас мало что есть. А то, что есть, достаточно безобидно — ЦРУ говорит, что он был сержантом иранской армии, владел небольшим компьютерным магазином, вот пожалуй и всё. Из того, что нам известно, он вполне мог бы быть и президентом Ирана до своего приезда сюда».
Джек потер глаза. Он уже очень долгое время был на ногах. «Итак, Фрэнк Ньюхаус изображает из себя федеральное правительство, но тайно работает на «Великую нацию». Затем он дурит «Великую нацию», а сам тайно работает на иранских террористов. Такова наша версия?»
«Готов выслушать лучшую», сказал Шапель.
Чего-нибудь лучшего у Джека не было. Он попытался выделить то, что заботило лично его, и осталось лишь одно: Бретт Маркс. Он ему не нравился, он не верил ему, и ему не хотелось больше его выслушивать. Сама мысль о том, что какие-то зацепки исходят от Маркса — не говоря уже о том, что этот безумец благодаря этому выйдет на свободу — приводила его в ярость.
«И все же для меня проблема по-прежнему остается», сказал он наконец. «Маркс ничего нам не дал. Мы нисколько не приблизились к поимке террористов. И к обнаружению Ньюхауса».
Посередине этой его фразы в комнату вошла Джейми Фарелл. Она широко улыбалась. «Кто сказал, что мы ни на шаг не приблизились к обнаружению преступников?»
Не говоря ни слова, они последовали за ней в конференц-зал, где она установила еще один дисплей.
«Хотелось бы после этого ожидать прибавки к зарплате», сказала она. «Просто следите за картинками». Она нажала кнопку и запустила для них слайд-шоу. Все фото были сняты под разными углами — иногда прямо, иногда сверху. Иногда казалось, что объекты находятся очень близко, но чаще всего они были видны издалека, и всегда они были нечеткими и черно-белыми. Но одно было общим на всех снимках – синий фургон. Слайд-шоу являлось пиктографическим воссозданием маршрута движения фургона, и заканчивался он в частном ангаре в аэропорту Джона Уэйна в Санта-Ане.
Келли Шарптон присвистнул: «Превосходное детективное расследование».
«Мы проверили журналы регистрации аэропорта Джона Уэйна», продолжила она как ни в чем не бывало, как будто это была обычная ежедневная работа. «Из этого ангара и из соседнего с ним сегодня вылетело лишь два самолета. Первый – это летчик-любитель, она вылетела в Санта-Барбару [к северо-западу от Лос-Анджелеса]. Она отметилась по прибытии. У другого в журнале полетный план на Сан-Диего [к юго-востоку от Лос-Анджелеса], но он туда не полетел».
«Откуда это известно?», спросил Шапель.
Джейми сказала: «Согласно данным Федерального авиационного агентства (FAA), он там так и не сел. Мы только что разговаривали по телефону с диспетчером, дежурившим вчера. Он вспомнил, что вел этот самолет и спрашивал пилота, почему тот отклонился от курса. Ему не ответили. Он не придал этому большого значения, потому что летчики-любители все время летают как им вздумается ради развлечения».
Джек спросил: «Он не знает, куда направился самолет?»
«На Восток».
6:50
Штаб КТО, Лос-Анджелес,
камера для задержанных № 2
«Рад вновь тебя видеть», сказал Бретт. «Мы закончили? Я могу идти?»
«Не уверен», сказал Джек. Он не стал вновь включать камеру. «По сути ты ничего нам толком не сообщил. То есть ты только рассказал нам замечательную историю о Фрэнке Ньюхаусе. Ты дал нам объяснения насчет террористов. Но мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы кого-нибудь из них найти. Если хочешь выйти, то от тебя требуется нечто большее, чем просто рассказывать нам увлекательные истории».
Он снова включил камеры. «Вы сказали, что Фрэнк Ньюхаус не давал вам информации о террористах, но не подскажете ли вы, кто дал вам наводку?»
«Нет».
«Что сделал Фрэнк, когда вы получили эту информацию?»
«Во-первых, мы позвонили в ФБР и в Министерство внутренней безопасности. Они нам, похоже, не поверили. Фрэнк, который был нашим инсайдером, сказал, что это произошло из-за того, что какое-то правительственное агентство уже провалило какое-то расследование по иранцам». Маркс сделал паузу, чтобы намек был понят. Джек понял по ухмылке на его лице, что он знал о причастности к этому Джека. «Может, вы с этим и не согласны, но мы знаем, что мы имеем право как граждане защищать собственную страну, поэтому мы решили взять все в свои руки. Фрэнк возглавил это наше расследование».
«Вы ему это позволили, хотя знали, что у него были друзья-иранцы?»
Маркс пожал плечами. «Он обманывал вас, ребята, намного круче, чем он дурил нас».
«Не говорил ли Фрэнк, в чем, по его мнению, может заключаться замысел террористов?»
«Именно это мы и пытались выяснить. У нас была зацепка – человек, который знал террористов. Рамин Рафизаде. Мы разыскивали его, когда вы встали нам поперек дороги. Кроме этого, Фрэнк знал только то, что они собираются напасть на президента, когда он прилетит в Лос-Анджелес. Думаю, это должно произойти очень скоро».
"Это ложный след", подумал Джек. "Мы попались на ту же уловку, что и Маркс".
Джек не был уверен, как ему действовать дальше. Настала пора начинать выпытывать.
«Скажите, что вам известно об электроимпульсных устройствах».
Бретт Маркс захлопал глазами. Джек и раньше такое видел, но не часто. Лидер ополченцев был спокоен и сдержан, и его редко можно было застать врасплох. Этот вопрос его удивил: «Вы имеете в виду электромагнитное оружие?», спросил Бретт.
«Вы знаете, что я имею в виду», сказал Джек, давя на него и пользуясь своим небольшим преимуществом.
«Знаю только, что правительство разрабатывает оружие, которое вызывает короткое замыкание электронного оборудования. Я знаю, что то же самое происходит и при ядерном взрыве, но он вызывает множество других разрушений. Я лично считаю, что власть имущие применят подобное оружие и отключат всю инфраструктуру страны в случае, если народ когда-нибудь восстанет, чтобы свергнуть незаконное правительство. Разумеется, это лишь мое личное мнение».
«А мое мнение», сказал Джек, потеряв терпение, «заключается в том, что ты больной, ты сумасшедший. Невозможно отключить всю страну».
Маркс одарил его той профессорской улыбкой, которую он приберегал для наивных студентов, не читавших собственную Конституцию. «Ты действительно ничего не понимаешь, Джек. Электроимпульсный взрыв приличной мощности, либо от ядерного оружия, либо от СВЧ-устройства, способен вырубить всю страну. Для этого нужно лишь взорвать его высоко над землей и в нужном месте. Девятнадцати миль над Канзасом вполне хватит».
6:59
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Келли Шарптон уже говорил по телефону, когда Джек, покинув камеру, ворвался в комнату наблюдения.
«Я бы сказал, что теперь мы от него кое-что получили, не так ли, Джек?», спросил Шапель.
«Посмотрим», прорычал Джек.
Шарптон повесил трубку: «О Боже, он прав. Я только что говорил с Министерством обороны. На высоте в девятнадцать миль эффекты влияния Земли утрачивают силу, и радиус взрыва распространяется настолько далеко, что способен накрыть, к черту, всю страну».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
17. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 7 И 8 ЧАСАМИ ВЕЧЕРА.
7:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Джейми!», взревел Джек, выходя из комнаты для наблюдения и направляясь в главный компьютерный зал, увлекая за собой и Шарптона с Шапелем. «Как далеко они могут уйти?»
«Уже занимаюсь этим!», отозвалась Фаррел со своего терминала. «Идите посмотрите».
Через пару секунд Джек уже склонился у нее над плечом.
«Мы можем действовать только методом исключения», пояснила она. «Предположим, что наши террористы не просто совершают веселенькую прогулку в Санта-Барбару навестить своих дружков. Самолет, вылетевший из этого ангара, – "Cessna Citation Encore" [лёгкий двухмоторный самолёт бизнес-класса]
Экран ее компьютера быстро заполнился техническими характеристиками этой воздушной машины – изящного двухмоторного самолета, довольно привлекательного для всяких гендиректоров и президентов компаний.
«После того как они отклонились от своего полетного плана, они могли направиться куда угодно. Там довольно много машин, так что их непросто будет отследить. Но…», добавила она до того, как Джек успел прервать ее вопросом, «максимальная дальность полета этой Сессны составляет около двух тысяч миль, так что они либо должны где-то дозаправиться, либо точка их назначения ближе».
Шарптон сказал: «Канзас-Сити. 1700 миль».
Джек кивнул. «Мы должны нажать на гашетку». Он посмотрел на Шапеля. Региональный директор кивнул.
7:05
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Президент Барнс делал уже третью попытку завязать себе галстук-бабочку. Он поморщился, глядя на свое отражение в зеркале, когда крылышки опять получились перекошенными.
«Хэл, сколько я уже твержу тебе, что Крис за тебя это сделает лучше», сказала его жена. Джульетт Барнс была уже одета — ее умение быть готовой вовремя к любым протокольным мероприятиям стала одной из причин, по которой он ее полюбил — и следила за ним в зеркало из гостиной их номера.
Барнс нахмурился еще сильнее. «Это просто смех какой-то — быть лидером свободного мира и не уметь завязывать этот чертов галстук-бабочку».
«Так, господин Президент, у нас мало времени. Вам лучше поторопиться: либо сделать это самостоятельно, либо довериться стюарду».
Он фыркнул: «Надеюсь, говоря это, ты имеешь в виду только мой галстук».
Ее смех был прерван стуком в дверь. Она повернулась, чтобы ответить на него, но к этому времени в номер уже вошло семь агентов Секретной службы: двое занялись ею, а пятеро — им. Начальник президентской охраны, Эйвери Тейлор, был красавцем с квадратной челюстью и черной как смоль кожей. «Господин Президент, прошу прощения за вторжение».
«В чем дело?», спросил он. Секретная служба прилагала все усилия, стараясь как можно меньше вмешиваться в их жизнь, даже в таких публичных людных местах, как отель «Вестин». Если они вот так вторглись в его личный номер, значит произошло что-то серьезное.
«Минутку, сэр», сказал Эйвери. Он приложил руку к наушнику-вкладышу у себя в ухе и некоторое время слушал. «Так точно. Патриот выходит». Эйвери обратился к Барнсу. «Сэр, нам нужно немедленно вывести вас отсюда. Мы отвезем вас в убежище на территории военной базы в восточную часть города».
«Что?», спросил Барнс, «А как же ужин?»
«Его придется отменить, сэр. Синий уровень».
«Хэл?», тревожно спросила его жена.
«Синим уровнем» Секретная служба условно обозначала чрезвычайный уровень угрозы — такой, при котором их команды превалировали даже над указаниями президента. Их задачей было защищать его, и если они чувствовали, что ситуация чрезвычайно опасна, они отменяли его приказы, заменяя их собственными.
«Иди с ними, Джули».
Располагая достаточным количеством людей и держа ситуацию под контролем, любое здание можно покинуть довольно быстро. Выведенный охраной из дверей номера к уже ожидающему его лифту с отключенной кнопкой вызова, Президент Барнс спустился вниз к ожидавшей его машине и покинул отель «Вестин» уже через три минуты. Его супруга покинула отель в сопровождении агентов Секретной службы через отдельный выход. К этому времени Барнс был уже на телефонной связи с адмиралом Тоби Скарсдейлом (в отставке) – своим секретарем Министерства внутренней безопасности, а также с руководителем Агентства национальной безопасности Мортом Джейкобсом и Джимом Куинси из Министерства юстиции.
«Электромагнитная?», говорил он в трубку. «Мы тратим шестьдесят миллионов в год, пытаясь собрать ядерное оружие со всей Восточной Европы, и вдруг кто-то крадет какой-то гребаный гигантский магнит у нас же, причем прямо у нас под носом?»
Слово взял Скарсдейл: «Мы ждем еще Руди из ЦРУ, он тоже должен присоединиться к нашему разговору, но мне сказали, что эти террористы, похоже, находятся в стране уже в течение года».
«Шести месяцев», поправил Квинси. «Но все равно это чертовски долго».
«Чем там занимаются все эти наши люди из разведки!», взревел Барнс. «Забудьте о Руди. Соедините меня с людьми на местах, которые отвечают за эту операцию. Немедленно!»
7:09
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек говорил по телефону с авиадиспетчерами Канзас-Сити (штат Канзас), когда Джесси Бендисон, кофейный цвета лица которой внезапно стал бледным, протянула ему трубку.
«Подожди», сказал Джек.
Джесси закачала головой так энергично, что она вполне могла у нее оторваться. «Эээ… Это Президент. Вас».
Джек повесил одну трубку и взял другую. «Это Джек Бауэр».
«Бауэр, это Гарри Барнс».
«Да, сэр, г-н Президент». Он автоматически выпрямился.
«Мне сказали, что из действующих на местах оперативников вы именно тот, кто и вызвал весь этот кризис».
«Ну после тех, кто стал его виновником на самом деле, да, сэр».
«Бауэр, вы осознаете, какую чертову заваруху вы можете устроить? К каким последствиям это может привести? Вы отдаете себе в этом отчет, верно?»
Джек сглотнул. «Так точно, сэр».
«Вы уверены в том, что делаете?»
«Сэр, мы знаем, что похищена электроимпульсная бомба, мы знаем, что восемь—»
«Заткнитесь, Бауэр!», рявкнул Барнс. «Не надо играть со мной в эти бюрократические наперстки. Я не спрашиваю у вас сведений, на основании которых буду принимать решение. Это вы следите за данными, и вам решать. За это вам и платят. Стоит ли риск возможного ущерба?» Эту последнюю фразу с вопросом Барнс произнес медленно и четко.
Джек не колебался ни секунды: «Да».
«Тогда действуйте». Барнс повесил трубку.
7:15
База ВВС США Лакленд,
Сан-Антонио, Техас
Боб Лундквист беспечно помахал летным шлемом в правой руке. "Еще один день", подумал он, "а потом две недели отпуска и... новорожденный".
Перед ним грозным силуэтом на фоне вечерних огней взлетно-посадочной полосы высился истребитель F-16. Она, эта машина F-16, была второй его любовью, хотя скоро ей предстояло стать третьей. Первой была его жена, а когда появится ребенок… ну, он знал, что истребитель простит его. Многие его коллеги подпали под очарование холеного и элегантного истребителя F-117 Стелс, или увлеклись новизной F-22, но Лундквист знал, что хорошо там, где нас нет. Его машина F-16 хранила его в небе над Ираком, когда вражеские самолеты пылая летели вниз. Они вдвоем стали парой на всю жизнь.
Через три дня у жены Лундквиста должны были начаться роды. Они точно рассчитали время. У него было много накопленных отпусков, и он только что вернулся из шестимесячной загранкомандировки, а это означало, что если не случится какой-нибудь новой войны, он останется в Штатах на целый год. Целый год можно будет наблюдать, как растет его ребенок.
Лундквист уже подошел к F-16, когда к нему подбежал кто-то из летного состава. «Садитесь в самолет. Быстрее!», закричал он.
Лундквист посмотрел на часы. Он не опаздывал. В чем дело? Чего он так расшумелся? Тем не менее, авиатехник все никак не отставал от него, так что он быстро поднялся по лестнице и сел в кресло пилота. Он опустил шлем, закрыл герметический купол-фонарь кабины и подключился к устройству связи "Тандерберд". Прибор тут же заорал на него:
«Мустанг 1-9, Мустанг 1-9, срочная проверка аварийного вылета, и вы сразу же взлетаете», кричал ему диспетчер с вышки.
«Диспетчер, это Мустанг 1-9. Я что-то пропустил в изменении рейса? У меня по расписанию учебные ночные взлеты и посадки. Что за спешка?»
«Мустанг 1-9, вы подняты по тревоге в воздух для поражения целей противника. Это не учения».
«Твою мать!», крикнул Лундквист. Он щелкнул тумблером стартера, разогревая двигатель.
7:18
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джейми Фаррелл со всей своей командой работали изо всех сил, лихорадочно перенаправляя каждый эрг энергии сети для передачи информации в КТО. Висевшие на высоте многих миль над их головами в безвоздушном пространстве спутники медленно смещались на своих орбитах, и их бортовые телескопические камеры вращали объективами, сканируя центральную часть континента, лежавшую далеко внизу. В повышенную боеготовность были переведены все гражданские и военные радиолокационные станции от Лаббока (штат Техас) до Лансинга (Мичиган).
Райан Шапель повесил трубку. Он нервно облизнул свои тонкие губы. «Так, теперь это уже не небольшая секретная операция. Только что получена информация от Министерства внутренней безопасности, что всем самолетам в Канзасе приказано оставаться на земле, а все самолеты, летящие над Канзасом, развернуты в воздухе и перенаправлены по другим маршрутам».
Келли, убрав трубку от уха, сказал: «База ВВС в Лакленде только что подняла в воздух по тревоге истребители. Через полчаса они будут в небе над Канзасом».
«Лакленд?», спросил Джек. «Разве это не в Техасе? Разве в Канзасе нет военно-воздушных баз?»
Келли покачал головой. «Нет, если не считать 137-го авиакрыла дозаправки, но я не думаю, что они в состоянии кого-нибудь сбить».
7:24
Высота 40 000 футов над Оклахомой
Лундквист мчался по ночному небу, а под ним проплывали широкие равнины Техаса и Оклахомы. Мерцающие пятна света внизу были похожи на озера, в которых отражались звезды над ними. Слева от себя и чуть позади ему был виден силуэт и огни крыльев своего ведомого, Сэма Амато.
Боже, как он это любил. Он управлял одной из самых мощных машин, когда-либо созданных человеком, летя со скоростью звука.
«Диспетчер, это Мустанг 1-9, выравниваюсь на высоте в сорок пять тысяч футов, скорость 1,1 маха. Курс ноль-один-ноль. Приём».
«Вас понял, Мустанг. Держитесь текущего курса. Расчетное время прибытия в Канзас-Сити примерно двадцать три минуты. Приём».
«Понял вас, диспетчер», сказал Лундквист. Он проверил свои пушки и ракеты. Ему уже приходилось вести огонь по противнику. Но бои, в которых он принимал участие, происходили на расстоянии восьми тысяч миль отсюда, где-то над пустыней. А это был Канзас! Он стиснул зубы. «Просто скажите мне, что именно нужно сбить».
7:26
Канзасский международный аэропорт
(код ИАТА «MCI»),
Канзас-Сити, штат Миссури
Барри Уинн устало тащился к своему телевизинному новостному фургону. Ноги у него болели, а спина ныла, но главное – было уязвлено его эго. Он был на ногах уже весь день, сделав к 5 часам дня репортаж о полицейской погоне в прямом эфире, а затем вместе со своей съемочной группой отправился в аэропорт, где снял сюжет об охране аэропорта. Барри состряпал уже так много этих основанных на запугивании телезрителя сюжетов, что стал уже описывать свою собственную жизнь, используя те же промо-анонсы своих репортажей со словами типа «невероятно», «страшно» и «опасно», которые были в ходу у его телеканала; или сюжетов типа «Безопасность аэропортов: обеспечивается ли она?» Он доковылял до своего телекурьера и уже стал залезать в фургон. Было уже почти половина восьмого. Слишком поздно для поцелуев детей на ночь, но как раз вовремя для одного из фирменных домашних разносов от Энджи. «Домашняя жизнь Барри: шоу, которое вам ни за что не захочется пропустить!»
У него зазвонил сотовый телефон. Он взглянул на экран и увидел, что звонила Венди, исполнительный продюсер. Его так и подмывало не ответить на звонок. Сегодня утром он узнал, что его обошли с обещанной ролью ведущего программы («Ваш шеф хочет вас уволить?»), и он абсолютно был не в настроении пресмыкаться. Он чуть было не сунул телефон обратно в карман. Но в последнюю секунду он струсил («Внутренняя подноготная человека-тряпки, рассказ из первых рук, в следующий раз на примере Барри»).
«Барри», сказал он устало.
«Бэр, это Венди. Ты еще в аэропорту?», спросила она, задыхаясь. «Умоляю, скажи мне, что ты все еще в этом проклятом аэропорту!»
«Да, я в этом самом чертовом аэропорту», сказал он, забираясь в фургон.
«Хорошо. Оставайся там. Там должно произойти что-то серьезное».
«Что именно?», спросил он, борясь с желанием войти в азарт. («Запали на старую песенку и танец? Смотрите «Тебя никогда уже ничему не научить» сегодня вечером в одиннадцать!»)
«Вот это и я хочу, чтобы ты выяснил. Ты журналист, не забыл? Пока известно лишь одно: только что посадили все самолеты над Канзасом!»
7:31
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Половина компьютерных экранов в штаб-квартире КТО теперь были подключены к экранам радиолокационных станций всего Среднего Запада.
На экране радара над Канзасом были видны еще несколько остававшихся там мигающих точек, но каждая из них была уже идентифицирована FAA – Федеральным авиационным агентством. Со всеми ними уже связались и приказали сесть. Один за другим они стали исчезали с экранов. Скоро небо будет очищено.
Джек одним глазом следил за экранами, но оба уха навострил на переговорный динамик. Они вдвоем с Келли говорили по телефону с майором Скоттом Уилкоксом из ВВС США, который был ответственным за осуществление взаимодействия между Министерством обороны и ЦРУ. Им поступил приказ с самого верха связаться с ним и держать его в курсе. Министерству обороны очень не нравилось подчиняться приказам ЦРУ или его незаконнорожденного отпрыска – КТО.
«Послушайте», сказал Уилкокс. «У нас по тревоге подняты истребители. Через пару минут они станут летающим воздушным прикрытием Канзас-Сити. Но проблема у меня не с ними, а с вашей версией происходящего». Уилкокс был уже проинформирован об электроимпульсном устройстве и террористах.
«Это не просто версия, майор», ответил Джек.
«Что бы это ни было, в ней огромная дыра», отбивался офицер ВВС. «Послушайте, вы хоть представляете себе, что такое высота в девятнадцать миль? Вашим террористам никогда не удастся поднять ни один самолет на такую высоту. Даже у нас нет ни одного самолета, который мог бы так высоко летать!»
Уилкокс не смог бы заставить Джека Бауэра опешить настолько внезапно, даже если бы он дал ему пощечину. «Девятнадцать миль, хм, они… То есть, я хочу сказать, что они же украли эту чертову штуку, значит, у них должен быть какой-то план…» Он умолк, злясь на самого себя. Должно быть, он устал. Он даже не подумал об этом.
Шарптон нарушил воцарившуюся тишину. «Ну что-то все-таки должно подниматься на такую высоту».
«Конечно», ответил Уилкокс с сарказмом. «Спейс Шаттл. Ракеты. Межконтинентальные баллистические ракеты поднимаются на такую высоту. Версия, о которой вы тут говорите, вся эта идея с Канзасом, изначально проистекает из идеи взрыва ядерной ракеты над Канзасом. Ядерные ракеты поднимаются намного выше самолетов».
«Значит, ракета», сказал Шарптон.
«Ну хорошо», сказал Уилкокс снисходительно. «Что же получается, эти ваши ребята, которые украли электроимпульсное устройство, сейчас планируют полететь в Канзас и украсть ракету?»
Это казалось невероятным, конечно. Только военные имели доступ к высотным ракетам, а проникновение на военную базу само по себе стало бы крупнейшим террористическим актом.
«Не обязательно ракета».
Джек практически бросился на Бретта Маркса, стоявшего в дверях. «Что ты здесь делаешь. Убирайся!»
«Меня выпустили, Джек», сказал Маркс. На нем был серый спортивный костюм со стандартной надписью «FLETC» [Федеральный центр подготовки правоохранительных органов] на груди. «Таков был уговор».
«Позволять тебе подслушивать наши разговоры уж точно не было в сделке!» Свирепо сверкая глазами, Джек посмотрел на охранника в форме, стоявшего за Марксом. «Уведите его отсюда!»
Бретт отступил на шаг назад к охраннику, не оказывая никакого сопротивления. «Я ухожу, Джек. Но это не обязательно должна быть ракета. Ты когда-нибудь слышал об X Prize?!» Охранник увел его.
«Что за X Prize?», спросил Шарптон. «Мне кажется, я что-то слышал об этом».
«Ох…» Это был майор Уилкокс. Его бестелесный голос, донесшийся из динамика, вдруг стал нерешительным и задумчивым. «Хм, а это возможно».
«Что возможно?», нетерпеливо спросил Джек.
«Фонд «X Prize». Это премия, вручаемая частным компаниям, которые сумеют создать многоразовый космический корабль. Пять или десять миллионов долларов победителю. Многие ученые из частного сектора серьезно к этому относятся. Имеются некоторые разработки, которые могут сработать».
«Эти ребята способны такое создать?»
Находившийся на другом конце линии Уилкокс замялся. Джек пожирал глазами динамик, с каждой минутой все более отчаиваясь. Он чувствовал себя собакой, гоняющейся по кругу за собственным хвостом. Он командовал этой операцией, но он не чувствовал себя в ней уверенно.
«Это почти невозможно», наконец сказал Уилкокс. Но уже без этого самоуверенного, язвительного тона в голосе.
7:40
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Компьютерный зал КТО был битком набит людьми, но там было тихо как на кладбище. За всеми терминалами сидели программисты, анализируя данные. Оперативники наблюдали и с тревогой ждали. Джек расхаживал взад и вперед за спинами сидевших рядами аналитиков, уткнувшихся в свои экраны. Он что-то упустил. Все-таки должно было что-то быть.
Рядом стоял Шапель, склонившийся над плечом Джесси Бендисон. «Почему на экранах радаров до сих пор эти точки?», спросил он. «Разве не все самолеты уже должны были сесть?»
Джесси кивнула. «Мы получаем трансляцию изображений от Командования стратегической авиации, с наземной радарной установки в Канзасе и с самолетов с системой радаров АВАКС над Канзасом. Эти две точки – истребители с базы в Лакленде. Эта и вот эта медленно движущиеся точки – стаи высоко летящих птиц. Сейчас весна. Они на лето все возвращаются на север».
7:45
Высота 40 000 футов над Канзасом
«Мустанг 1-9, продолжайте движение и ожидайте дальнейших указаний», услышал Лундквист в наушниках. Он разговаривал уже не с диспетчерами из Лакленда.
«Вас понял, Командование», ответил он.
Лундквист уже второй раз пролетел над Канзас-Сити, на такой огромной высоте, что весь этот мегаполис казался не больше кончика горящей сигары. На экране его радара было пусто. Его не проинформировали о том, что является его целью, и каковы ее задачи. Ему не нужно было это знать. Он узнавал все необходимое в напряженных голосах своих командиров на земле. Что-то было не так. Какая-то опасность таилась в небе над прерией. Что ж, он знал свое дело и выполнит свой долг. Никто не потревожит его страну, ни раньше, ни уж тем более теперь, когда у него должен родиться ребенок. Лундквист накренился вправо и пошел под углом на третий заход.
7:58
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Может, они пока что не планируют наносить удар», подумал вслух Шарптон, вернувшись в компьютерный зал ко всем остальным наблюдателям. «Может, им нужно время, чтобы подготовиться».
«Меня бы это устроило», сказал Джек. Он задавался вопросом, может, им повезло. Если Келли прав, то террористы потеряли инициативу. КТО могло на неопределенный срок задержать самолеты в небе над Средним Западом, а их наземные группы тем временем выследят их самолет и, в конечном итоге, самих террористов.
«Шапель, как вы думаете, не следует ли нам…—» Он оглянулся, ища глазами Шапеля. Директор не отходил от экрана компьютера. Он не отрывал от него глаз, почти не моргая и рассеянно покусывая ноготь большого пальца. Когда он услышал, как Джек назвал его имя, он поднял глаза и жестом подозвал его к себе.
«Посмотрите на это изображение», сказал директор. «Это, пожалуй, последнее, что осталось в небе над всем Канзасом».
Изображение представляло собой простую точку, двигавшуюся невероятно медленно по экрану радара.
«И?», спросил Джек.
«Точка движется очень медленно», пояснил Шапель. «Я бы даже сказал, что она не движется вообще. По крайней мере, не слева направо. Но она движется—»
«Вверх», в ужасе прошептал Джек.
Вверх. Точка поднималась прямо вверх. Лицо у Джека побелело, как полотно. «Воздушный шар. Метеозонд. Они подложили бомбу в метеозонд».
«Что?», протянул Келли, еще не осознав этого.
«Дайте сюда Уилкокса! Всем молчать!», заорал Джек. Толпа аналитиков, молчавшая как рыба в воде еще мгновение назад, отреагировала теперь на перемену в его поведении нестройным бормотанием.
«Он на линии», сказала Джейми Фаррелл, нажав кнопку громкой связи на ближайшем телефоне.
«Майор, на какую высоту может подниматься метеозонд?», спросил Джек.
«Обождите», сказал офицер ВВС.
Джек смотрел на крошечную точку. «Времени не так много, майор».
«Вот, нашел. Большинство метеозондов достигают высоты около девяноста тысяч футов. Некоторые из них могут достигать высоты в 120 000 футов».
Джек подсчитал в уме. Двадцать три мили. Зонд поднялся уже на достаточную высоту. «Проклятье», прорычал он. «Мы с вами говорили о ракетах и экспериментальных самолетах, а они выбрали грёбаный метеозонд. Вот она, наша цель!»
До большинства присутствовавших в зале теперь дошло, и они тоже, как и он, бросились действовать. Джек услышал, как кто-то по телефону стал связываться с Командованием стратегической авиации, передавая координаты цели, которые затем будут переданы пилотам над Канзасом. «На какой он высоте?», спросил он.
Джейми Фаррелл посмотрела на экран радара. «Сорок девять тысяч футов, и поднимается со скоростью… пятьсот футов в минуту. Расчетное время прибытия истребителей – 8 минут».
Джек тяжело вздохнул. «Хорошо. Он преодолел только половину расстояния до высоты взрыва. У нас еще есть время».
«Нет, у нас его нет!», резко вскрикнул ему в ухо бестелесный голос майора Уилкокса, словно каким-то укором совести. «Скажите этим истребителям, чтобы как можно скорее убирались оттуда!»
«В чем дело?», спросил Джек.
«Максимальная высота полета этих F-16 – пятьдесят тысяч футов. Эта цель окажется вне зоны их недосягаемости».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
18. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 8 И 9 ЧАСАМИ ВЕЧЕРА.
8:00
Канзасский международный аэропорт
(код «MCI»),
Канзас-Сити, Миссури
«…и в небе над Канзасом сегодня вечером спокойно и тихо, но тишина эта какая-то зловещая, похожая на затишье перед бурей, прерываемое лишь отдаленным ревом реактивных истребителей, защищающих нас от неведомой угрозы. Барри Уинн, Фокс Ньюс, Канзас-Сити». Барри закончил на приятных басовых тонах. Он стоял с выдвинутой чуть вперед левой ногой, слегка развернувшись к камере боком и приблизившись к ней, но грудь его была выпячена вперед. В такой позе перед камерой он выглядел чуть стройнее. Лицо у него было серьезным, как у хорошо осведомленного человека, и он не, отрывая взгляда, смотрел прямо в объектив телекамеры.
«Конец эфира», сказал оператор, расслабившись и опустив камеру. «Отлично получилось, Бэр».
Барри с облегчением вздохнул. «Спасибо. Даже не верится. Я только что сделал свой первый репортаж на весь канал. К черту место ведущего. Это выведет меня на общенациональный уровень!»
8:02
Высота 40 000 футов над Канзасом
«Мустанг 1-9 – Командованию, запрашиваю информацию о противнике».
«Мустанг 1-9, измените курс на ноль-три-два, полный газ. Сейчас передадим цель на ваш компьютер».
Лундквист повернул джойстик, и электродистанционная система управления F-16 ответила как нельзя лучше. Изображение на экране его радара дернулось и обновилось, и он увидел крошечную точку, которую его компьютер ранее не замечал. Вот это? Это и есть цель? Он не фиксировал никаких исходивших от нее тепловых сигналов, никакой электроники…
«Командование, можете объяснить мне—»
«Это метеозонд, Мустанг. Сбейте его. Приём».
Лундквист определил высоту и скорость подъема цели, и ему не нужно было ничего объяснять. «Вас понял. Мустанг 1-9, перехожу на сверхзвуковой полет».
8:05
Аэропорт Сан-Франциско
Дебра Дрекслер с досадой отошла от стойки своего чартерного авиарейса и достала свой сотовый телефон, намереваясь сделать звонок, но тут он сам зазвонил. На дисплее высветился номер ее вашингтонского офиса.
«Дрекслер», сказала она. «Ребята, вы знали, что рейсы отменены?»
Ответил Джуан Берк: «Об этом стало известно буквально несколько минут назад, сенатор. У вас там есть телевизор поблизости?»
Дрекслер огляделась. Терминал чартерного обслуживания не был таким большим, как основные терминалы и пункты пропуска в Аэропорту Сан-Франциско, но был роскошным. На стене имелся плазменный экран, который в данный момент транслировал CNN. «Да».
«Переключите скорее на канал Fox».
Дрекслер повесила трубку. «Простите», сказала она, вернувшись к сотруднице за стойкой. «Можно переключить на Fox?»
Девушка за стойкой поморщилась. «Ну если вам так этого хочется…»
Она навела пульт на экран. Картинка вспыхнула и сменилась Foxом, и на экране появилась скучноватая физиономия Генерального прокурора Джеймса Квинси.
«…вопросы следует задавать скорее Министерству внутренней безопасности, чем Министерству юстиции. Но могу сказать вам следующее. Насколько мне известно, террористы, вызвавшие этот кризис, если угроза действительно реальна, находились на территории нашей страны в течение уже нескольких месяцев. Кстати, агенты, сначала занимавшиеся этим делом, еще полгода назад напали на их след, но их расследование споткнулось о законодательные препятствия. У меня такое ощущение, что я сейчас кричу куда-то в океан, но если Конгресс не понимает, почему мы должны сейчас принять закон о персональных данных, я не знаю, о чем они думают».
Дебра почувствовала, как будто внутри нее что-то опустилось.
8:07
Санта-Моника
Нина Майерс решила, что легче было выследить призрака.
Пока мальчики в КТО играли там в свои игрушки, они с Джесси Бендисон взялись за тяжелую работу по поиску загадочного Фрэнка Ньюхауса. Джесси углубилась в досье Ньюхауса из ЦРУ, пытаясь отыскать там какие-нибудь ниточки. В течение всего последнего часа Нина поддерживала с ней связь по телефону, пытаясь отследить зацепки, почерпнутые из снятых отпечатков пальцев. Она съездила в кондоминиум и допросила горничную и технический персонал. Все трое опознали Фрэнка по его фото из досье ЦРУ, всем троим он был известен только как Пэт Генри, владелец кондоминиума, и они сказали, что он редко там появлялся. Вот и всё. Почти все остальные отпечатки пальцев оказались тупиковыми. Таким иногда был крайне досадный аспект с имеющимися отпечатками пальцев или следами ДНК. Чтобы поймать кого-нибудь с помощью биометрии, это лицо должно быть зафиксировано в компьютере.
Тем временем информации о жизни объекта ее расследования как Фрэнка Ньюхауса было множество, но вся она была бесполезна.
«Не могу найти на него ничего, что не подтверждалось бы», призналась Джесси примерно с полчаса назад. «Данные ЦРУ в значительной степени соответствуют тому, что у нас уже есть. Я попросила ФБР проверить, есть ли что-то на него, но у них ничего нет».
«У ЦРУ есть еще какая-нибудь информация по этому Бабеку Фарраху? Тому, который предположительно являлся его иранским контактом?»
«Не более того, что у нас уже есть».
Нина постучала костяшками пальцев по рулю. Она не могла в это поверить; это было лишено всякой логики. Фрэнк Ньюхаус мог без особых проблем водить вокруг пальца идиотов из «Великой нации», но никто не был способен играть в такие игры с правительством Соединенных Штатов, не совершив по крайней мере некоторых ошибок. Где-то наверняка был оставленный им след, и Нина была полна решимости найти его.
«А как насчет того типа, которого привез Джек, Фарида, кажется? Его допрашивали?»
Сидевшая за своим столом в КТО Джесси огляделась по сторонам. Все, кого она увидела, сидели, уткнувшись в экраны компьютеров. «Не думаю».
«Пусть кто-нибудь этим займется. Он знал этого Фарраха, может быть, он даст какую-нибудь наводку». Нина остановилась перед многоквартирным домом на Линкольн-бульвар в Санта-Монике. «А я сейчас проверю еще один вариант, Джесс, с тем частично сохранившимся отпечатком пальца. Позвони мне, если Фарид что-нибудь выдаст».
Нина быстро вышла из машины, желая поскорее с этим покончить. У нее уже прогорели наиболее вероятные зацепки, и теперь она прорабатывала наименее вероятные. Криминалисты сняли смазанные отпечатки пальцев с белой банки, которой пользовался Ньюхаус (или кто бы там ни был) для изготовления бомбы. Проблема со смазанными отпечатками заключалась в том, что, даже если их владелец и был в базе данных, они могли не соответствовать отпечаткам истинного виновника. Джейми Фарелл запустила программу, которая позволяет выявить возможные совпадения, но только в Лос-Анджелесе оказалось более двухсот возможных имен. Исходя из собственной интуиции, Нина сократила этот список до лиц из Западного Лос-Анджелеса. У нее не было никаких реальных оснований для этого, кроме собственного чутья. Тот Фрэнк Ньюхаус, который сотрудничал с террористами, похоже, предпочитал центр города и Восточный Лос-Анджелес, поскольку этот Ньюхаус работал с Фаррахом, Фаридом и Хулио Хуаресом и снимал квартиру для террористов возле Южно-Калифорнийского университета. Но вот другой Фрэнк Ньюхаус владел кондо (под именем Пэта Генри) в Западном Лос-Анджелесе.
Одно из имен в списке ее возможных подозреваемых принадлежало Матильде Свенсон. Нина еще раз просмотрела ее документы из полиции, какие у нее имелись. Матильда была симпатичной блондинкой, на полицейском снимке она была моложе, но теперь ей было уже тридцать шесть лет. Кстати, Нина отметила, что сегодня был день рождения Матильды. Она была художницей, которая дважды задерживалась. Первый раз в 94-м году за хранение марихуаны. Дело не дошло до суда, однако этого было достаточно, чтобы внести ее в систему. А вот что заинтересовало Нину сильнее, помимо ее адреса в западной части города, так это ее второй арест. Он был за нарушение общественного порядка во время недавней конференции Всемирного банка в Лос-Анджелесе. По-видимому, Матильде не очень нравилась централизация власти. В одной этой строчке Нина почувствовала отголоски платформы «Великой нации» Бретта Маркса.
Нина поднялась по ступенькам и постучалась в квартиру № 204.
8:09
Высота 49 500 футов над Канзасом
«Приближаемся к максимальной высоте», услышал Лундквист в наушниках голос Сэма Амато, своего ведомого. Голос Сэма был ровным и профессиональным. Но Лундквист все равно услышал в нем опасность, которую чувствовал Сэм.
«Понял тебя». Он взглянул на показания своих приборов. Он находился прямо под целью, а затем прошел рядом с ней. Он резко накренился влево и обогнул ее, подняв нос вверх. В темном ночном небе ему не был виден этот метеозонд, но его видел его радар. Шар находился на высоте уже 51 тысячи футов и поднимался вверх.
С по-прежнему поднятым вверх носом самолета Лундквист выбрал ракеты AIM-9N Sidewinder и, прямо как в видеоигре, направил небольшой квадратик прицела чуть выше цели. «Не получится», сказал он. «Перехожу на пушки».
«Сорок девять тысяч восемьсот футов», предупредил Сэм.
«Понял. Отойди к сорока тысячам, Сэм. Я справлюсь».
«Бобби––»
«Не беспокойся», сказал Лундквист со смехом, «ты что думаешь – я допущу, чтобы что-нибудь пошло не так прямо перед рождением моего ребенка?»
Сэм Амато не стал смеяться в ответ. Он развернулся вправо и опустил нос к земле.
8:10
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Все молчали. Джек смотрел на экран за тем, как быстро движущаяся точка — истребитель F-16 — надвигалась на меньшую и медленнее перемещающуюся точку, олицетворявшую собой катастрофу.
8:11
Высота 50 400 футов над Канзасом
Лундквист почувствовал, что его двигатели задрожали. Последние десять секунд они стали чихать и дымиться. Не обращая на это внимания, он приблизился к метеозонду снизу, и когда небольшая точка на его экране оказалась в перекрестье прицела его 20-мм пушек Гатлинга, он открыл огонь.
8:12
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек Бауэр затаил дыхание, когда две точки на радаре на мгновение сошлись, а затем разошлись. Одна из вошедших в контакт — F-16 — стала отходить в сторону. Вторая исчезла.
«Цель уничтожена».
Зал разразился радостными криками. Кто-то стал похлопывать Джека по спине и пожимать ему руки. Келли Шарптон, у которого руки по-прежнему были перевязаны, заключил Джека в дружеские объятья.
8:12
Высота 50 200 футов над Канзасом
F-16 слегка дернулся, как испуганная лошадь. Затем все двигатели одновременно отключились. Самолеты нуждаются в воздухе, поэтому потолок для большинства истребителей составляет пятьдесят тысяч футов. Чтобы взлететь выше, нужна ракета.
Лундквист летел носом вверх. Когда двигатели отключились, F-16 опрокинулся назад, и он оказался вниз головой, а его самолет – падающим плашмя на спине. Он не запаниковал, он лишь почувствовал досаду. Он капитан ВВС США, и это его самолет. Ему не хотелось, чтобы он получал какие-нибудь повреждения из-за такой глупости, как недостаток кислорода.
Лундквист запустил процедуру повторного запуска двигателя. Все дисплеи в кабине замигали, как на Рождество. Затем он почувствовал знакомый гул под ногами и услышал у себя за спиной низкий рев мотора и улыбнулся.
Улыбка исчезла с его лица в следующее мгновение, когда что-то лязгнуло внутри его F-16. Лундквист сразу понял, что это было повреждение посторонним предметом, и он подумал, что по иронии судьбы единственным посторонним предметом на такой высоте была эта чертова хрень, по которой он открыл огонь. Его двигатель захрипел и застонал. «Командование, это Мустанг 1-9», сказал он спокойно. «У меня повреждение двигателя посторонним предметом».
Вокруг него со всех сторон, как клаксоны, взвыла тревожная сигнализация. «Мой компрессор… — черт!» Он понял, что произойдет дальше и нажал кнопку катапультирования. Небольшие заряды взрывчатки сорвали купол кабины его самолета, и спустя полсекунды его кресло вылетело из кабины. Но в ту же секунду F-16 превратился в окутавший его огненный шар. Его бросило к накренившемуся куполу, и он ударился головой, шлемом и всем остальным в оргстекло.
Когда всё вокруг него погрузилось во тьму, Боб Лундквист успел подумать о том, будет ли это мальчик или девочка.
8:15
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Весь персонал КТО Лос-Анджелеса с безмолвным ужасом следил за тем, как сигнатура F-16 на радаре стремительно несется к земле.
«Катапультируйся, катапультируйся», прошептал кто-то.
Но экран радара так и не показал, что пилот катапультировался.
«О Боже», прошептала Джейми Фаррелл. «Пилот…»
Им было слышно через громкоговоритель, как диспетчеры из Канзаса пытались докричаться до F-16. Они слышали позывные «Мустанг 1-9… Мустанг 1-9…», пока эти слова не превратились в панихиду.
Джек позволил себе минуту молчания, минуту раскаяния. Затем он собрался с духом. Раньше он уже посылал людей на смерть и видел, как они погибали. Он напомнил себе, из-за чего погиб этот человек, за что он погиб. Затем он хрипло сказал: «Свяжитесь со вторым пилотом, пусть подтвердит, что цель поражена».
Джейми Фаррелл взглянула на него как на какое-то чудовище: «Джек, пилот…»
«Запроси его!»
Кто-то сделал запрос, который был передан пилоту второго F-16, Сэму Амато, который его подтвердил.
Джек удовлетворенно кивнул: «Отлично, вы все молодцы», сказал он твердо.
Затем он повернулся ко всем спиной и направился по коридору к камерам. Когда он остался один в полутемном коридоре, он стиснул зубы, сдерживая слезы.
8:20
Санта Моника
Нина обошла здание, а затем поднялась по лестнице, ведущей в квартиру Матильды. Черного выхода из нее не было. Нина попыталась заглянуть в окно. Сквозь щель в шторах она увидела мольберт и холст с обратной стороны. Матильда была художницей.
«Могу я вам помочь чем-то?»
Нина посмотрела на молодого человека лет двадцати, в футболке с изображением рок-группы «BareNaked Ladies» и джинсах.
«Возможно», сказала она. «Я ищу Матильду Свенсон. Это ее квартира, верно?»
«Да», сказал парень тем полунасмешливым тоном, на который способна только молодежь. «Я тут вроде управляющего. Думаю, ее нет дома, вот почему дверь и не открывается, когда вы стучите».
Нина ухмыльнулась. «Дело в том, что когда двери не открываются, я обычно их выбиваю». Она показала ему свой значок. «Федеральный агент Нина Майерс. Вы можете открыть мне эту дверь, мистер управляющий?»
Он открыл. Нина вошла в не обремененную большим количеством мебели, но со вкусом обставленную квартиру с деревянным полом, римскими шторами и мебелью в стиле минимализма. В ней имелся двухместный красный бархатный диван и телевизор с очень тонким плоским экраном на подставке на полу. Обеденного стола здесь не было, лишь два высоких табурета, придвинутые к бару на кухне. Почти все здесь было обустроено таким образом, чтобы максимально приспособить пространство для живописи, и везде были картины. Здесь были и небольшие, и крупные холсты; некоторые из них были в рамах, но большая часть просто была прислонена к стенам в углах. Как ни странно, ни одна картина не висела на стенах, окрашенных в цвет морской волны.
«Она художница», сказал Мистер Управляющий, стоявший в дверях у нее за спиной.
«Вы ее хорошо знаете?», спросила Нина.
«Всего-то привет, как дела, и всё», сказал он, махнув рукой, чтобы показать, что он имеет в виду. «Наверно, она здесь подолгу остается одна, когда рисует».
Нина просмотрела несколько картин. Матильда предпочитала живопись в духе Пикассо, но ее оттенки были ближе к пастельным тонам. Результат был не очень приятным. Ее любимой темой были лошади. Лошади, скачущие галопом, лошади отдыхающие, лошади с жеребятами. Но все лошади были выполнены в том разрозненном сюрреалистическом стиле, где каждая часть лошади получала как бы свою собственную уникальную форму, а не как часть одного целого существа.
«Не думаю, что мне это нравится», сказала Нина.
Господин Управляющий рассмеялся. «Думаю, и парню ее тоже».
«Почему вы так считаете?»
«Ну, он сжег одну из картин. Это был его портрет, как мне кажется. Так что либо он принес его в жертву богам, либо…» Казалось, ему не хватило храбрости, чтобы закончить фразу.
«Сжег? Вы это видели?»
«Да. Он сжег его в переулке. Там, куда выходят окна моей квартиры. Я забрал себе эту жуть, ну зато бесплатно».
«Можно мне взглянуть на картину?»
«Зачем?», спросил он, глядя на нее как на сумасшедшую. «Я же вам говорю, он сжег ее. Теперь это куча пепла».
«Хорошо. Вы видели Матильду сегодня вечером? После того как он сжег картину?»
«Неа».
Нина кивнула. Она открыла папку, которая у нее была с собой, и вытащила из нее фото Фрэнка Ньюхауса. «Случайно это не ее бойфренд?»
8:41
Санта Моника
«Джесси, это Нина», сказала она настойчиво. «Мне нужна твоя помощь, срочно».
«Нина, я стараюсь, как могу. На Ньюхауса ничего нет, кроме обычного послужного списка—»
«Забудь об этом. Мне нужно, чтобы ты собрала всю информацию, какую только сможешь, на Матильду Свенсон. Но больше всего мне нужно засечь сигнал ее сотового телефона. Если он включен, мне нужно знать, где она сейчас находится».
Прежде чем сделать этот звонок, Нина порылась в небольшом картотечном ящике, в котором лежали счета Матильды и квитанции на ее номер у оператора «Веризон вайрлесс». Нина зачитала ей номер. «Немедленно свяжись с ними. И будем надеяться, что ее телефон включен».
Нина расхаживала взад и вперед, постукивая по сотовому телефону в руке и думая. У Фрэнка Ньюхауса была вторая, скрытная жизнь, и Матильда была ее частью. Найдите Матильду – и вы найдете Фрэнка, или хотя бы узнаете о нем намного больше.
Г-н Управляющий по-прежнему стоял в дверях, лениво облокотившись на дверной косяк, и наблюдал за ней.
«Вам разве не интересно, что все это значит?»
Молодой человек заморгал, глядя на нее из-под отяжелевших век. «Вы же из правительства, верно?»
«О да».
«А может быть так, что то, что вы ищете, может угрожать моей жизни?»
«Вполне возможно».
«Тогда я не хочу с этим связываться».
У Нины зазвонил телефон. «Ну, есть что-нибудь?»
Джесси быстро заговорила: «Мы отследили сотовый телефон Свенсон. Он включен, но сигнал слабый. Идет откуда-то из гор Санта-Моники, примерно в восьми милях к северо-западу от тебя, возле грунтовой дороги от Малхолланд драйв».
Нине была знакома эта местность. Вся горная гряда Санта-Моники представляла собой узкую полоску девственной природы Лос-Анджелеса. Хотя горы находились всего в нескольких милях от города, они были дикими и покрытыми кустарником. Неплохое место для пикников, но многие ли станут устраивать пикник в восемь часов вечера в среду? «Звони горноспасателям из Управления Лос-Анджелесского шерифа. Нам нужно срочно туда попасть».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
19. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 9 И 10 ЧАСАМИ ВЕЧЕРА.
9:00
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Генеральный прокурор Джеймс Куинси вернулся в свой гостиничный номер. Он не числился в шорт-листе VIP-персон Секретной службы, которых нужно эвакуировать в случае кризиса, но его перевели в безопасное место другие сотрудники службы безопасности. Поправив галстук, он сел в кресло и включил телевизор, переключая новостные каналы. Главной новостью был, конечно, сам кризис, в том числе подробности запрета воздушного движения, гибель F-16 и различные версии (все ошибочные) о природе самой угрозы. Но постепенно, через некоторое время, Куинси стал слышать и другое. И вот, началось:
«…почему эти террористы не были остановлены на границе…»
«…находились в стране несколько месяцев и не были выявлены…»
«…нынешних мер совершенно недостаточно для того, чтобы справиться с глобальной угрозой…»
Куинси улыбнулся. Он и сам не смог бы сказать лучше.
9:14
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джеку позвонили министр внутренней безопасности, директор ЦРУ и президент Соединенных Штатов.
«Отлично, вы молодец, агент Бауэр», сказал со смехом Президент Барнс. «Благодарю вас от имени всей страны».
«Спасибо, сэр», сказал Джек.
«Но без повышений. Я пытаюсь сократить задолженность».
«Понимаю, г-н Президент».
Барнс повесил трубку.
Келли Шарптон присвистнул: «Джек Бауэр – супер-шпион!»
Джек покачал головой: «Туда отправлена поисковая группа?»
Келли кивнул. «Расчетное время прибытия – около пяти минут».
Джек сел в пустое кресло и позволил своим плечам опуститься: «Нельзя было доводить до этого. Мы должны были обнаружить их раньше, мы должны были остановить их еще до того, как они раздобыли оружие».
Келли посмотрел в потолок, в его скрытые в тенях ниши. Лампы верхнего света в КТО свисали с потолка на тонких стержнях, освещая компьютерный зал, но за его пределами царил мрак. «Что поделать? Общество, в котором мы живем, то, какими мы хотим быть, все это оставляет нас открытыми для проникновения. Как ты остановишь людей вроде этого койота?»
Джек скривил губы: «Ужесточить законы. Улучшить систему».
Келли вздохнул. «Мы лишь разрушим то, что пытаемся спасти».
«Так что же, дать им уничтожить нас?», спросил Джек скептически.
«Нет. Наша открытость – это наша слабость. Поэтому мы просто должны быть сильны в других отношениях».
9:20
Пасадена, Калифорния
Тони Алмейда пожалел, что вызвался.
Джейми Фаррелл засекла два подозрительных фургона, въехавших на эту парковку. Первым был синий фургон, который они отследили до аэропорта Джона Уэйна. Вторым был белый фургон сантехнической фирмы «Реди-Рутер», который был замечен приезжавшим сюда дважды, но уезжал лишь один раз. Синий фургон уже был обнаружен. Когда в аэропорт Джона Уэйна прибыла опергруппа КТО разведать ангар, из которого вылетела "Сессна", он там так и стоял бездействуя, пустой и кого-то поджидающий. Теперь там снимали отпечатки и все проверяли, однако не ожидалось, что удастся обнаружить там что-то новое.
А Тони, со своей стороны, предложил отправиться в Калифорнийский технологический институт и осмотреть всё там на месте. Он прибыл на парковку института три часа назад, как раз когда садилось солнце, но еще не зажглись уличные фонари. К этому времени там стояло несколько машин, но большая часть парковки пустовала. В дальнем конце парковки группа парней, пользуясь свободным пространством, скакала на велосипедах с бордюров и выполняла другие разные акробатические трюки. Парковка располагалась рядом с корпусами физиков, что давало ворам (либо из синего, либо из белого фургона) идеальный доступ к электроимпульсным устройствам. Сначала Тони поискал сам фургон, но, конечно, его там не оказалось. Затем он стал искать альтернативные возможности выезда для фургона, где он мог проехать, не будучи заснят камерами слежения. К парковке, о которой шла речь, вел только один проезд — комбинированный въезд/выезд с белым шлагбаумом, у которого водителям требовалось остановиться и получить билет (при въезде) или заплатить (при выезде). Также там стояла будка с дежурной. Автостоянка эта располагалась на краю невысокого холма, спускавшегося к небольшому проулку. Тони остановил свою машину на парковке и направился к ее краю, посмотреть, нет ли тут другого проезда, но он увидел только бордюр, тротуар, а далее шел тот самый склон, покрытый посадками декоративных цветов.
Тони подошел к будке: «Простите».
Из нее высунулась дежурная — молодая негритянка с колечком в ноздре и в оранжевом жилете: «Да?»
«На эту парковку нет другого въезда или выезда?»
«Других въездов? Неа, это единственный въезд».
Тони услышал за спиной негромкое жужжание, обернулся и увидел пронесшихся мимо парней на велосипедах. Они запрыгивали на них на бордюр, а затем, с радостными сумасшедшими воплями неслись вниз с края парковки по покрытому растениями склону. Он вернулся туда и вновь осмотрел склон. Он был не таким уж и крутым. Автомобиль вполне мог здесь проехать.
Тони сообщил по телефону, что «Реди-Рутера» здесь нет, и он думает, что нашел другой вариант выезда с парковки. «А это означает», заметил он, «что кто-то очень не хотел, чтобы фургон был заснят камерой».
Тони вернулся обратно на тротуар, а затем обернулся. Он с трудом разглядел оттуда камеру слежения, записывающую въезд на парковку. Он был уверен, что она не захватывала эту часть стоянки. Он вновь встал на бордюр и поглядел вниз на склон. Не так уж сложно было спуститься вниз по нему на машине, особенно поздно ночью, если вокруг никто этого не видит. Тони опустился вниз по склону на несколько футов, присел на корточки и начал разглядывать что-то среди зеленых, сочных растений – ледяника. Довольно скоро он обнаружил то, чего и боялся найти: растения, раздавленные следами автомобильных шин. Он встал и посмотрел на Пасадену, за которой вдали сверкали огни Лос-Анджелеса.
Второй фургон покинул парковку здесь, и они понятия не имели, куда направились террористы.
9:29
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Райан Шапель встретился глазами с Джеком, находившимся по другую сторону стекла. Директор повесил трубку. Лицо у него было красным, а мускулы челюстей злобно шевелились. Он указал на Джека, а затем на конференц-зал.
Спустя минуту туда вошли Джек и Келли. Шапель закрыл за ними дверь, а затем развернулся, оказавшись лицом к лицу с Джеком. «Вы понимаете, что вы натворили?»
Пораженный агрессивностью Шапеля, Джек отреагировал инстинктивно и столкнулся с ним грудью так, что директор потерял равновесие. «Что вы имеете в виду?»
В ярости Шапель понес какую-то чушь: «Метеозонд! Чертов метеозонд! И электроимпульсное устройство!»
Вмешался Келли, как и раньше выступив в роли посредника: «Райан, я вас не очень-то понимаю. В чем дело?»
Райан отер пену со рта. Он сделал глубокий вдох и короткими фразами произнес: «Заставить сесть все самолеты… создав общенациональную панику… мы потеряли человека! И все зря!»
«Что вы имеете в виду – зря!», отбивался Джек.
«Это было всё впустую!», сказал Шапель, повышая голос. «Я только что получил сообщение от поисковой группы. На этом метеозонде не было никакого электроимпульсного устройства. Там было только какое-то метеорологическое оборудование, и больше ничего!»
Джек замер. Внезапно для него всё остановилось: часы, его дыхание, даже его сердце. У него возникло внезапное ужасающее ощущение, что земля сейчас может просто разверзнуться и поглотить его, потому что внезапно оказались нарушенными законы бытия. «Что?»
«О, теперь вы сомневаетесь! А до этого вы были абсолютно во всем уверены!»
Келли был потрясен так же, как и Джек: «Не может быть, наверное, это какая-то ошибка».
«Нет, никакая это не ошибка», презрительно усмехнулся Шапель. «Мы только что связались по телефону с группой, которая и запустила эту чертову хрень. И знаете, когда они ее запустили? Сегодня утром в восемь часов по местному времени. И они следили за ней весь день — вплоть до того момента, как зонд был уничтожен». Шапель приблизился к ним, как терьер, готовый на них наброситься: «Вы понимаете, Бауэр? Вы погрузили всю страну в состояние паники абсолютно зазря!»
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
20. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 10 И 11 ЧАСАМИ ВЕЧЕРА.
10:00
Дорога Малхолланд-драйв,
вид сверху на Санта-Монику
К востоку от 405-го шоссе Малхолланд-драйв превращается в извилистую горную дорогу, излюбленную трассу водителей Порше и прочих любителей острых ощущений, мчащихся на вечеринки в Голливуд-Хиллз. К западу же от этого шоссе Малхолланд становился тихой сельской горной дорогой на окраинах города, исчезающую где-то вдали от городских огней в сельской местности между Лос-Анджелесом и прибрежными районами на севере. Здесь еще можно получить какое-то представление о природе Лос-Анджелеса, какой она была прежде, еще до появления здесь европейцев: густой дикий кустарник, наливающийся силой и зеленью во время весенних дождей, чтобы его затем припекло летнее солнце, и он неизбежно исчез, чтобы возродиться заново следующей весной. Горы Санта-Моники испещрены тропами, спасительными для немногочисленных любителей природы, которые ими пользовались.
К несчастью, у некоторых из этих любителей природы было больше любви к ней, нежели разума, и они там терялись или получали травмы. Некоторые даже умирали от голода всего в десяти тысячах шагов от второго по величине города Соединенных Штатов.
Такими вот «туристами» и занималась поисково-спасательная группа Управления Лос-Анджелесского шерифа. В начале одиннадцатого ночи поисковый вертолет Управления шерифа, взбивая пыль, приземлился прямо на Малхолланд-драйв, и из него выпрыгнула Нина Майерс, пригнув голову. Рядом уже стояла черно-белая поисково-спасательная машина-грузовик с пылавшими аварийными проблесковыми огнями. Она подбежала к ней и пожала руку высокому, с мальчишеским лицом мужчине в зеленом комбинезоне.
«Помощник шерифа Паскаль», представился он. «Полагаю, мы нашли вашу пропавшую дамочку».
Нина направилась вслед за Паскалем к краю дороги. За белыми линиями дороги, ведущей на Запад, была видна незаасфальтированная обочина около трех футов шириной, а за ней крутой обрыв. Там стояли два других помощника шерифа: один держал страховочный альпинистский трос, а другой – стационарный прожектор, направленный вниз, в ущелье. Нина увидела еще одного помощника шерифа, который спускался вниз по тросу к красной Тойоте Акура, воткнувшейся решеткой радиатора в кусты внизу.
«Эта дорога намного коварнее, чем многие думают», пояснил помощник. «Мы вытаскиваем отсюда людей по нескольку раз в месяц».
«Не думаю, что на сей раз она упала в пропасть случайно», сказала Нина.
Спускавшийся по тросу помощник шерифа добрался до дна ущелья футах в двухстах под ними. В ярком свете прожектора им было видно, как он на мгновение наклонился и влез с головой внутрь машины. Потом он вылез из нее и заговорил что-то в свой микрофон.
Нина услышала его голос из рации на груди у помощника Паскаля. «Она жива», сказал он, «но в очень плохом состоянии. Нужен эвакуационный вертолет сюда, срочно».
10:17
Отель «Вестин Сент-Фрэнсис», Сан-Франциско
Когда один из сотрудников Генерального прокурора Джима Куинси сказал ему, что звонит сенатор Алан Уэйанс, Куинси испытал наслаждение. Вот оно, подумал он. Шесть месяцев планирования завершились одной ночью идеального исполнения. Теперь настало время нанести последний и решающий удар. Если последние пару лет в американской политике и научили его чему-нибудь, то вот чему: нужна война, чтобы объединить народ. Сначала необходимо создать потребность в крайних мерах и желание что-то изменить. Только в этом случае люди будут готовы принять тот дар, который вы должны им преподнести.
Новый американский Закон о неприкосновенности частной жизни и персональных данных являлся даром Куинси своей стране. Бюрократия и культ прав личности слишком долго были ярмом на шее юстиции. Куинси надоело смотреть на то, как его ФБР и его УБН (Управление по борьбе с наркотиками), не говоря уже о других агентствах, таких как ЦРУ и КТО, парализованы законами, защищавшими скорее подозреваемых, а не наделяющими должными полномочиями правоохранителей. Он презирал левых либералов, поклонявшихся ложному идолу неприкосновенности частной жизни. Подумаешь, какая трагедия, если проверят, что за книги читал в библиотеке какой-нибудь маргинальный радикал из Нью-Йоркского пригорода, или если ФБР поставит его на прослушку без его ведома? Если человек ничего плохого не сделал, это не будет иметь никаких последствий. А если он виновен, будут спасены жизни людей! Наследием, оставленным Джимом, станет усиление Генеральной прокуратуры, наделение ее новыми полномочиями, которые позволят прощупать население, словно лазером.
Он помедлил немного, прежде чем поднять трубку телефона, как знаток вин, собирающийся снять первую пробу. Он поднес трубку к уху и сказал: «Да, сенатор Уэйанс. Для вас это уже позднее время, не так ли?»
«Я не сплю, никто сейчас не спит, мне кажется!», сказал Уэйанс напряженным голосом. «Я… вы можете в это поверить? Теракт, который мог вывести из строя всю энергосистему?»
«К сожалению, могу, сенатор», спокойно и серьезно сказал Куинси. «Мы все знаем, с чем мы имеем дело».
Уэйанс вздохнул. «Думаю, да. Это правда, что эти террористы находились в стране уже несколько месяцев? И что мы напали на их след, но не поймали?»
«Насколько я понимаю, да», осторожно ответил Куинси. «Уверен, что мы узнаем об этом больше, когда Конгресс рассмотрит этот вопрос. И при всем уважении, сенатор, хочу вам сказать, что если меня пригласят на заседание подкомитета, я собираюсь указать пальцем на каждого из тех, кто проголосовал за то, чтобы отказать в предоставлении Министерству юстиции полномочий для проведения расследований».
Куинси усмехнулся. Он почти услышал, как Алан Уэйанс затрепетал на другом конце телефонной линии. «Я… просто не могу поверить, что наши люди не схватили этих ублюдков заранее», залопотал Уэйанс, наполняясь праведным негодованием. «Я… считаю, что может быть, уже настало время подумать над тем, чтобы немного ослаблять поводья. Я намерен еще раз поразмыслить над этим законом о неприкосновенности частной жизни. Доброй ночи, господин Генеральный прокурор».
«Спокойной ночи, сенатор».
Куинси только успел положить трубку, как зазвонил его личный сотовый телефон. Он знал, кто это звонит.
«Поздравляю», сказал Фрэнк Ньюхаус.
«И тебя также», сказал Куинси. «Твой план сработал».
«Был счастлив сыграть свою роль, господин Генеральный прокурор».
«Порой приходится немного припугнуть людей болезнью, чтобы они приняли лекарство», сказал Куинси. «Но в итоге это ведь будет для них только благо».
«Согласен. С вами еще можно будет связаться в Сан-Франциско завтра?»
«Это зависит от Президента».
«Вы думаете, он наложит вето?»
«Скоро узнаем».
«Ну, тогда, я уверен, мы будем на связи, сэр».
10:18
Западный Лос-Анджелес
Ньюхаус закончил разговор по мобильнику и с отвращением покачал головой. Он сидел в своей машине, стоявшей в переулке у Олимпик-бульвара в Западном Лос-Анджелесе.
«Меня всегда поражает, как человек может нести абсолютную чушь и в то же время быть правым», сказал Ньюхаус человеку, сидевшему на пассажирском сиденье. «Он сказал мне, что нужно заставить людей испугаться болезни, чтобы они приняли лекарство».
«Что ж, он прав», ответил его собеседник. «Именно этим мы и занимаемся».
Фрэнк Ньюхаус повернулся к своему спутнику и усмехнулся. «Вот это мне всегда в тебе нравилось, Бретт. Ты всегда находишь нужные слова».
10:27
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Не обращая внимания на хаос, начавшийся вокруг него в КТО, Джек Бауэр попытался сосредоточиться. Аналитики крича обменивались информацией друг с другом, отчаянно пытаясь разобраться в возникшем замешательстве. Шапель попеременно то ругал Бауэра, то отвечал на звонки от своего начальства из Вашингтона.
Он ошибся. В процессе расследования он где-то свернул не туда. Он старался не думать о панике и трагедии, которые он вызвал. От него не будет никакого толку, если он позволит своим ошибкам парализовать себя; он должен был забыть о том факте, что он перепугал до смерти всю страну и стал причиной смерти летчика ВВС.
Джеку также пришлось прогнать от себя усталость. Он не спал почти сорок часов, и он и так уже заставлял себя действовать целый день без отдыха. Но времени на отдых не было — нужно было сосредоточиться!
Шапель вернулся после еще одного телефонного разговора и стал снова бранить Джека. «Ты отстранен, Джек, временно, на период расследования твоих действий, приведших к этой катастрофе!»
Джек покачал головой: «Мы вынуждены предположить, что террористы все еще здесь, в Лос-Анджелесе. Полет в Канзас был ошибкой. Они явно хотели направить нас по ложному следу, поэтому они и оставили свой фургон именно там. А это означает, что они, вероятно, по-прежнему в Лос-Анджелесе и что-то планируют».
Шапель с досадой ударил кулаком в ладонь. «Господи, Джек, ты что, ничего не понял? Ты облажался, и ты отстранен от этого дела, будь оно проклято».
«Нет, нет, они что-то готовят здесь, в Лос-Анджелесе, с этими электроимпульсными устройствами», сказал Джек. «Мы должны выяснить, что». Джек вдруг вспомнил шифрованное послание, переведенное профессором Рафизаде. «Минутку! То шифрованное сообщение! План, который Нина назвала фальшивкой! Там говорилось, что они планируют завтра убить Президента в Лос-Анджелесе».
«Да, но Барнс даже не собирается прилетать в Лос-Анджелесе завтра», отрезал Шапель. «Не будем тратить на это время».
И снова Келли Шарптон взял на себя роль посредника, но на этот раз он был на стороне Шапеля. «Джек, а что они сделают? Они никак не смогут запустить это устройство в воздух на высоту в девятнадцать миль. Полеты всех самолетов запрещены—»
«Благодаря вам, Бауэр», добавил Шапель.
Джек подбежал к ближайшему компьютеру и открыл сегодняшний список возможных угроз внутренней безопасности. У КТО всегда был доступ ко всем материалам, связанным с безопасностью в своем регионе, в том числе к расписаниям поездок VIP-персон. Маршрут показывал, что Президент должен был, закончив банкет в Сан-Франциско, направиться в Сан-Диего на борту номер один. «Полеты всех самолетов будут запрещены, кроме борта номер один».
И тут, наконец, последняя деталь мозаики встала для Джека на свое место. Он вспомнил тот брифинг, который для них провели с разъяснением электроимпульсных устройств. План, как мозаика из пазлов, вдруг стал ему совершенно ясен. Отдельные детали пока отсутствовали, но общий замысел он понял.
«Вы правы», сказал он, «его не будет в Лос-Анджелесе. Но он будет над ним». Он показал на маршрут. «Представьте себе, что произойдет с бортом номер один, если все его двигатели, питание, аппаратура и компьютеры отключатся над городом».
Шапель презрительно усмехнулся. «Джек, это все просто притянуто за уши. И выглядит жалко».
Келли сказал: «Джек, я же только что сказал, что они не смогут запустить его».
«Им и не нужно его запускать», настаивал Бауэр. «Электроимпульсное устройство по-прежнему работает, просто его дальность поражения ограничена. Но оно все же способно достать борт номер один, если он пролетит у нас над головами».
Шапель отступил от него. «Всё, с меня хватит. Джек, ты отстранен. Официально. Ты не должен предпринимать никаких действий вообще. Понятно?»
«Шапель, вы должны связаться с Секретной службой. По крайней мере, направить борт номер один по другому маршруту––»
«Ты с ума сошел!» Шапель заорал так громко, что все в КТО обернулись и посмотрели на них. «Ты только что остановил жизнь целого штата! Из-за тебя только что погиб пилот ВВС. Никто тебя слушать больше не будет. Я не собираюсь тебя слушать!»
И Шапель умчался прочь, оставив после себя людей в неловком молчании. Джек посмотрел на них, но мало кто отважился взглянуть ему в глаза. Джек чувствовал себя побежденным, один из немногих раз в своей жизни.
Зазвонил телефон, нарушивший молчание и вернувший их всех к работе. Джесси Бендисон передала трубку Джеку: «Тони Алмейда».
«Бауэр», сказал Джек.
Тони Алмейда сказал: «Ты не поверишь, что я нашел».
10:33
Холмы над Глендейлом
(Северный Лос-Анджелес)
Тони Алмейда поработал основательно. После того, как он обнаружил не наблюдаемый камерой выезд из Калифорнийской техноложки, он поручил Джейми Фаррелл применить свою магию. Она вместе со своей командой аналитиков вновь взялась за записи камер уличного движения и других камер слежения везде и всюду в окрестностях этой улицы. Используя отдельные обрывочные фрагменты записей, Джейми построила приблизительный базовый сценарий движения фургона «Реди-Рутер»:
После полуночи в предыдущую ночь фургон был замечен направляющимся на восток от Технологического института. Через минуту он уже был в небольшой улочке, ведущей на север, к холмам над Пасаденой. Там не было камер уличного движения, поэтому возник промежуток времени длиной около часа. Затем фургон появился на той же камере слежения, и направлялся он теперь в другую сторону. Здесь КТО их терял. Джейми расширяла свой поиск за этот период времени, пытаясь восстановить маршрут его передвижения.
Не имея других зацепок, Тони направился вслед за фургоном к холмам. Он знал, что он что-нибудь да обнаружит: эта местность была слишком безлюдной, чтобы у «Реди-Рутера» были какие-то основания туда ехать. Применив элементарную логику, он составил план своих поисков на скорую руку: фургон в течение часа находился неизвестно где, никем не засеченный. Ведя машину на довольно высокой скорости, Тони добрался до холмов минут за тридцать, затем он развернулся и остановился. Он находился теперь в предгорьях гор Сан-Габриель, глядя вниз на Пасадену и холмистую местность между горами Сан-Габриель и Санта-Моника. Там, где он оказался, были лишь заросли полыни и грунтовые дороги, территория эта была слишком большая, чтобы прочесать ее одному. Тут понадобится целая команда, причем в дневное время.
Тони вновь завел машину и направился обратно той же дорогой. По дороге ему пришла в голову мысль: он заехал слишком далеко. Ведь водитель приехал сюда, чтобы что-то сделать, а по опыту Тони это «что-то» всегда длилось дольше нескольких минут. Прикинув, что им потребовалось бы двадцать минут туда и обратно как максимум, Тони сократил зону поиска, которую он порекомендует КТО на завтрашнее утро.
Он был так погружен в свои размышления, что едва заметил койотов. Словно какие-то тощие коричнево-серые призраки, они мелькнули по краям света его фар. Их глаза дьявольски сверкнули в их свете. Они бросились в кусты, попрятавшись там, но не убежали. Что было странно. Койоты были падальщиками и трусами — единственной причиной, по которой они могли не подчиниться своему инстинкту бегства, могло стать то, что…
Тони остановил машину и выключил фары. Стало темно, но ему все равно были видны эти койоты, эти призраки во тьме. Они вновь перебежали дорогу. Через несколько секунд он услышал тявканье и рычание.
Алмейда схватил фонарик и выскочил из машины. Вытащив свой пистолет, он побежал через дорогу в кусты. Большинство койотов бросились врассыпную от лучей фонаря и звуков его шагов, но один крупный самец уперся и остался на месте, шерсть у него вздыбилась, и он оскалил зубы. Тони выстрелил в воздух, и грохот выстрела лишил койота мужества. Он взвизгнул и убежал вместе с остальными.
Тони осмотрел землю вокруг с помощью фонарика. Луч его упал на большой участок перерытой земли. Она была раскопанной, а затем обтопанной и приглаженной на участке около пятнадцати футов в ширину и десяти футов в длину. Койоты копались и скреблись там, и теперь Тони понял, из-за чего они дрались между собой.
Из земли, частично изглоданная, торчала человеческая рука.
10:40
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Эта новость от Тони Алмейды поразила Джека, словно удар в живот. Восемь трупов. Он обнаружил восемь трупов в неглубокой могиле в горах над Пасаденой. В темноте, рассматривая тела, захороненные почти день назад, Альмейда не мог быть уверен, но ему показалось, что они были выходцами с Ближнего Востока, либо арабы, либо персы.
Келли остался рядом с Джеком, даже после отповеди Шапеля. Как и все в КТО, он понимал, что Бауэр ошибся, но Келли и раньше вел людей в бой, а также проводил расследования. Он понимал, что единственный способ все исправить – это действовать, и иногда не обходится без неверных действий. Хорошие лидеры учатся на своих ошибках и преодолевают свои недостатки.
Он был потрясен этим известием не меньше Джека. «Кто-то убил их. Ньюхаус?»
«Но зачем?», спросил Джек. «Зачем ему ввозить их в страну и затем их не использовать? А если не для теракта, то зачем тогда ввозить их в страну?»
Келли покачал головой. «Мы до сих еще не выжали все из Фарида. Он там, в камере». Он ткнул перевязанным большим пальцем в сторону коридора: «Я, наверное, выгляжу сейчас не очень устрашающе с этими своими бинтами».
«Я займусь этим», сказал Джек.
Прежде чем он успел встать, его окликнула Джесси: «Джек, Нина».
Джек поднял трубку. «Нина, что у тебя?»
«Уильям Бинс».
«Извини?»
«Уильям Бинс», повторила Нина.
«Я не в том настроении, чтобы играть в угадалки, Нина. Это имя ни о чем мне не говорит».
«Ну, а должно бы. Это еще одно имя Фрэнка Ньюхауса. Вымышленное, которое ему удалось сохранить в тайне, утаив даже от ЦРУ и Минюста. Для всех Уильям Бинс никто. Он любит искусство и не любит переживать и волноваться. Даже его девушка так считала, пока он не попытался ее убить».
«Ты уверена?»
«Да. Похоже, убийство своей девушки стало первым его плохо исполненным замыслом. Должно быть, он спешил. Однако у него хватило времени разбить ей лицо и сбросить ее машину в обрыв, но для художницы она оказалась крепким орешком—»
«Нина!», пребил ее Джек. Он был слишком изнурен, чтобы выслушивать ее остроумные реплики. «Мне нужна информация, как можно больше. Нет времени на долгие объяснения, но мне кажется, что этот тип попытается применить электроимпульсное устройство здесь, в Лос-Анджелесе, когда над городом будет пролетать президентский самолет. А это будет чуть позже часа ночи».
«Его подруге ничего об этом неизвестно, и она в плохом состоянии. Может, пусть ее немного подлечат, а затем—»
«Чтобы электроимпульсное устройство с его дальностью подействовало, он должен подняться куда-то очень высоко. Нет ли каких-либо данных о том, что у него есть лицензия пилота, что он владеет самолетом—»
«Ой, у меня кое-что есть в этом смысле», сказала Нина. «Уильям Бинс арендует офис на верхнем этаже Башен-Близнецов в Сенчури-Сити».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
21. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 11 И 12 ЧАСАМИ НОЧИ.
11:00
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Джек швырнул трубку и тут же сообщил эту информацию Келли Шарптону.
«Вот только с тобой проблема», сказал Келли. «Шапель ни за что не разрешит выделить тебе группу захвата».
«Да», прорычал Бауэр. «Но чем сегодняшний вечер должен отличаться от вчерашнего? Я еду в Сенчури-Сити. А ты допроси Фарида».
«Держу пари, я знаю, что он скажет», сказал Келли, срывая бинты с рук.
«Да, но нужно в этом удостовериться». Он тяжело вздохнул. Это был долгий и тяжелый день, и он уже перевернул мир с ног на голову, приняв однажды неверное решение.
Ему не хотелось повторить ошибку. «Что за игру он ведет? Фрэнк Ньюхаус как тайный агент Минюста должен был внедриться в «Великую нацию». Но затем становится известно, что у него есть иранские связи и он помогает террористам попасть в страну. Затем мы узнаем, что террористы убиты, и что у Фрэнка Ньюхауса есть второе имя Уильям Бинс. На кого же этот тип на самом деле работает? Что же ему в действительности нужно?»
«Есть только один способ это выяснить», сказал Келли.
Джек кивнул. «Сейчас съезжу и спрошу его об этом. Позвони мне, если выжмешь что-нибудь из Фарида».
11:10
Штаб КТО, Лос-Анджелес
Келли Шарптон вошел в камеру с улыбкой на лице. Фарид заёрзал на стуле, как кот, застрявший в маленькой коробке, узкое его лицо подергивалось, и он переводил взгляд то на Келли, то на смотровое зеркало, то обратно на Келли.
«Пора бы кому-нибудь уже поговорить со мной», пожаловался Фарид.
«У нас был напряженный день», сказал Келли с видом человека, обремененного делами. «И, по правде говоря, ты не так уж и важен для нас».
Левый глаз у Фарида дернулся. «Это верно, я не так уж и важен, я ничего не знаю, так что отпустите меня».
Келли развернул свой стул так, чтобы его спинка оказалась лицом к Фариду. Он уселся на этот стул, положил руки на спинку стула, скрестив их, а затем положил на них подбородок. «Я не говорил, что тебе ничего не известно. Напротив, мне кажется, ты что-то знаешь. Начнем с того, что ты сказал Джеку…»
В течение последующих нескольких минут Келли заставил Фарида повторить ту информацию, которую он сообщил Бауэру: Фарид занимался тем, что помогал подыскивать работу для иммигрантов, особенно нелегальных. Ему позвонил какой-то человек и сказал, что есть восемь иранцев, которые хотят въехать в страну и которым нужна работа. Этот человек связал Фарида с койотом, который провез этих людей в страну. Фарид помог им устроиться к Бабеку Фарраху, но Фаррах пришел в ярость, когда оказалось, что эти люди даже не явились к нему, чтобы начать работать. Он обвинил в этом Фарида и схватил его.
«Вот всё, что мне известно», закончил Фарид. «А потом Фаррах попытался убить меня, но появился этот блондин и всех перестрелял, за что я, кстати, ему очень благодарен, и вот теперь меня заперли здесь».
Келли улыбнулся, но покачал головой. «Нет, это не всё, Фарид. Например, голову даю на отсечение, что тебе что-то известно о Фаррахе. Расскажи мне о нем, о том периоде, когда он жил в Иране».
«Иран? А что тут рассказывать? Фаррах был там никто, маленьким человеком, как и все мы. Ну разве что самое интересное в нем было то, что он не хотел быть религиозным, и он постоянно был на заметке у Министерства по борьбе с пороком, поэтому он и уехал в Америку. Здесь на пороке можно хорошо заработать».
«А как насчет его работы на иранскую разведку?»
Келли внимательно проследил за реакцией Фарида. Эта реакция могла сказать ему гораздо больше любых слов. Лицо Фарида на какой-то момент стало абсолютно пустым и непонимающим, а затем совершенно сбитым с толку. В этот миг Келли и понял то, что ему нужно было узнать. Если бы Фарид притворялся, он бы как-нибудь отреагировал — удивленно, смущенно, раздраженно, хоть как-нибудь — и причем сразу же. Но его первой реакцией было непонимание — не замешательство, а полное непонимание того, о чем говорит ему Келли. После этого его слова прозвучали почти обескураживающе неинтересно: «Фаррах никогда не служил ни в какой разведке. Он был каким-то мелким сержантом или что-то в этом роде. И как только это стало возможным, он сразу же ушел из армии».
«Почему Фаррах так хотел тебя убить?», спросил Келли.
«Я же говорил вам, он пришел в ярость, потому что я взял у него деньги за этих восьмерых рабочих, но они никакой работы не сделали. Он был в ярости, потому что они украли оружие и деньги, он так сказал, и он обвинил в этом меня».
Келли ничего не сказал. Из Фарида тут больше ничего было не выжать. Так говорил ему Фаррах, и это все, что было известно Фариду. Но у Келли была собственная версия. Из рассказа Джека он знал, что Фаррах в конце даже попробовал взять в заложницы танцовщицу и обменять ее на Фарида. Фаррах был полон решимости убить Фарида, даже с большим риском для себя. Что не вязалось с репутацией Фарраха как холодного и расчетливого бизнесмена. Версия Келли заключалась в том, что кому-то очень нужна была смерть Фарида, и он приказал Фарраху его убрать.
«Расскажи мне о том телефонном звонке, когда тебе позвонили и впервые сказали о восьми этих людях».
Фарид пожал плечами, не восприняв этот вопрос серьезно: «Не знаю, ну парень какой-то позвонил. Думаю, у него была какая-то своя заинтересованность в этом, но что бы это ни было, меня это не интересовало. У него было восемь человек, а я могу их устроить где-нибудь в стране, и для меня этого было вполне достаточно».
«Его имя?», спросил Келли.
Фарид просто рассмеялся.
«Акцент у него был иранским?»
«Да нет, не иранским. Абсолютно американским. По крайней мере, мне так показалось по телефону».
«Расскажи мне о койоте», потребовал Келли.
Фарид поднял руки. «Черт, нет. Этот парень работает на MS-13. Вы знаете, что это за банда? Я не хочу с ними связываться».
Келли не мог винить в этом Фарида. MS-13 являлась самой жестокой уличной бандой в стране. Люди, которые мешали им, оказывались разрубленными на куски, которые разбрасывались по нескольким штатам. К счастью для Фарида, они уже знали, кто был койотом, и они его уже взяли.
Келли встал и вышел из камеры, не сказав ни слова. Он закрыл дверь перед Фаридом, когда тот стал что-то кричать ему вслед. Келли спустился к Джесси Бендисон. «Соедини меня с Тони. Пусть пришлет фотки одного или нескольких трупов. Мне нужны лица». Она кивнула, не сказав ни слова — между ними по-прежнему сохранялось напряжение, — а он направился к следующей камере.
Несколько часов назад агенты КТО взяли Хулио Хуареса. Он был арестован без особых проблем — но лишь потому, что полиция Лос-Анджелеса приехала в его район в составе чуть ли не целого взвода — и вначале его отвезли в Рэмпартское отделение полиции. Но вскоре перевели в КТО. Сначала его планировали лишь бегло допросить, просто ради отчетности и выяснить кое-какие детали. Но внезапно показания Хулио стали очень важны.
Начало было приятным.
«А ты кто еще такой, блин?», спросил коротышка, когда вошел Келли.
«Добрый вечер», сказал Келли. Он сел на свой стул так же, как он сел в случае с Фаридом.
«К черту это», сказал Хулио. Он презрительно усмехнулся, что лишь подчеркнуло его перекошенный глаз. «Этот сучара говорил, что хочет только задать мне пару вопросов, и что потом уберется с глаз моих». Он имел в виду Джека Бауэра.
«Ну, мне тоже нужно лишь задать тебе пару вопросов, после чего я тоже исчезну с глаз твоих», спокойно сказал Келли. «Я хочу узнать от тебя о человеке, который связал тебя с Фаридом Хошбином».
Хулио ухмыльнулся, щурясь на него своим здоровым глазом, при этом свирепо глядя на него заплывшим. «Ты хочешь, чтобы я настучал. Ты мне что-нибудь, и я тебе что-нибудь».
«Значит, ты его знал».
«Может быть. Я скажу тебе, если хочешь, а ты скажешь мне, что я свободен».
Келли задумчиво потер подбородок одной из своих обожженных рук. По правде говоря, КТО не планировало держать у себя Хулио. Планировалось передать его дело иммиграционной и таможенной полиции и затем отпустить его. Но Келли продержался в такой позе еще минуту, заставив Хулио попотеть. Хулио уставился на обожженную руку Келли, и на его обычно кривом выражении лица теперь смешались чувства отвращения и восхищения стоицизмом агента.
«Посмотрим», сказал Келли, наконец. «Если расскажешь правду, я тебя отпущу».
Теперь настала очередь Хулио обдумать предложение, но фишек, которыми он мог торговаться, у него было немного. «Слушай, братан, я не знаю, как зовут этого чувака. Все, что могу тебе сказать, это то, что он знал кое-кого из наших людей на Востоке». Келли читал кое-что о MS-13 и знал, что ‘на Востоке’ означает Мэриленд и Вирджинию, где банда была особо сильна. «Он назвал мне верные имена, ну я ему и помог, понимаешь, о чем я?»
«Ты видел его?»
«По сотовому», сказал Хулио, показывая на свой карман, где должен был лежать его мобильный телефон, если бы его не забрал КТО.
«Как он говорил? Похоже было на иранца? Латиноамериканца?»
«Нет, чувак, это был белый парень, как ты».
Келли кивнул, ожидая услышать это. «Ладно, Хулио, подожди тут немного».
Келли вышел из камеры и подошел к столу Джесси. Она кивнула ему еще до того, как он к ней подошел. «Вот лучшее из того, что получилось у Тони оттуда, где он сейчас находится». Она вывела на экран две фотографии — это были снимки двух погибших мужчин, их лица были еще покрыты пятнами грязи. Изображения были низкого разрешения и зернистыми.
«А что-нибудь четче есть?», спросил он.
Джесси пожала плечами. «Он же бог знает в какой глуши находится».
Она распечатала снимки и передала их Келли. Он вернулся в камеру к Хулио.
«Узнаешь их?»
«Черт, у моей сестры телефон и тот лучше снимает. Пусть купят тебе новый».
«Вот заплатишь налоги, тогда мы и сможем себе это позволить. Узнаешь их?»
«Да вроде как. Похожи вроде на двух из тех чурок, которых я перевозил. Они большую часть времени сидят запертыми в кузове грузовика, понимаешь? Но мы позволяем им выходить время от времени. Вроде похожи на них».
«Ладно, Хулио, ты сегодня настоящий герой. Спасибо».
Келли повернулся, собираясь уйти. В ту же секунду, как он это сделал, Хулио закричал: «Эй, так я пошел, да?»
«Посмотрим».
Идя по коридору, Келли думал о том, что ему удалось выяснить. Некоторые из этих фактов как будто были связаны между собой, некоторые казались случайными, но все они, он был в этом уверен, были очень важны. Человек, организовавший ввоз в страну восьми иранцев, был белым. Он работал или некоторое время жил на восточном побережье, где MS-13 была сильна. У него были связи с MS-13. Иранцы, которых он ввез, теперь были мертвы. Иранец, который должен был их принять, Бабек Фаррах, пришел в ярость, когда они сбежали от него, отсюда было ясно, что он никак не ожидал, что они отправятся совершать теракты. Лидер ополченцев Бретт Маркс утверждал, что Фаррах в прошлом был сотрудником иранской разведки, но, по словам Фарида, он им не был. Фаррах хотел убить Фарида.
И все это, Келли это знал, было каким-то связано с попытками Генерального прокурора шантажировать Дебру Дрекслер. Келли не знал почему, но какая-то интуиция следователя подсказывала ему, что далеко не случайно имя Фрэнка Ньюхауса столь явно выделялось в обоих этих сюжетах. Связь, конечно, была – между Ньюхаусом и Генеральным прокурором. Ньюхаус и Генеральный прокурор… Келли повторял эту фразу снова и снова, переставляя в уме эти слова, как в каком-то словесном ребусе, когда продолжаешь мешать слова до тех пор, пока не приблизишься к решению загадки.
Вот к этому всегда в конечном итоге всё и сводилось. Были, конечно, и стволы, и тактика, и невероятные спутники, и это позволяло вам правильно прочесть записку, написанную на чьей-то руке, но в итоге все всегда сводилось именно к этому: кто-то сидит в кресле, пытаясь (иногда неудачно) мысленно собрать все разрозненные детали воедино. Келли заставил себя забыть о своих неприятностях и боли в руках и сосредоточиться на различных обрывках фактов и нитях, трепещущих, словно оборванная паутина на ветру.
Ньюхаус работал на Генпрокурора. Если Ньюхаус работал в Мэриленде, он там сталкиваться с MS-13. Вот первая связь. Если Ньюхаусу нужно было второе имя, вторая личность, за которой никто — даже ЦРУ и ФБР — не будут следить, Генеральный прокурор мог это устроить. Вот второе звено. Фрэнк работал на Минюст… Фрэнк также работал на иранцев… Нет, Фрэнк не работал на иранцев. Маркс ошибался. Фаррах рассердился на то, что иранцы не остались у него и не стали на него работать. Иранцы были убиты… до или после того, как замысел террористов был приведен в действие? Келли пришлось предположить, что они были убиты до этого, поскольку событие еще не произошло. Зачем привозить их в страну и затем убивать их? Между ними был конфликт? Нет. Они были убиты водителем фургона «Реди-Рутер». Этот фургон с самого начала намеревался покинуть территорию института незамеченным. Убийство иранцев, вероятно, являлось составной частью этого замысла. Тогда вновь тот же вопрос: зачем так заморачиваться и тайком ввозить их в страну, а затем их убивать?
Келли никак не мог соединить воедино обрывавшиеся нити этих сюжетов. Ему нужно было сменить тактику. Перестать думать о террористической угрозе и Фрэнке Ньюхаусе. Подумать об этом с какой-то другой точки зрения. Подумать о том, что им удалось узнать проще всего, а что сложнее. Противник больше всего боится тех фактов, раскрыть которые сложно.
Келли захотелось переговорить об этом по телефону с Джеком, но сначала он был намерен разобраться в собственных мыслях. Факты, которые выявились проще всего, были, насколько он себе мог представить, таковы: в Лос-Анджелесе находятся террористы (так сказал им Маркс); террористы были иранцами; террористы украли электроимпульсное устройство из Технологического института; террористы собирались взорвать бомбу над Канзасом.
Келли заново просмотрел список и вычеркнул из него один пункт. Не так просто было обнаружить, что террористы украли электроимпульсное устройство. Он на секунду взглянул на свои обожженные руки — об этом удалось узнать только потому, что он вовремя добрался до кондоминиума и обезвредил бомбу. В действительности же противник был настолько полон решимости скрыть от них нити, выводящие на электроимпульсное устройство, что он чуть было не взорвал целых два этажа здания. И, очевидно, что Фрэнк Ньюхаус попытался убить собственную подругу, единственного человека, которая помогла им раскрыть его второе, вымышленное имя. Если бы КТО не узнал о краже электроимпульсного устройства, что бы им теперь было известно? Только то, что террористы в Лос-Анджелесе; что террористы иранцы… и террористы планируют применить электроимпульсное устройство над Канзасом.
Так, теперь, а как это мы так легко и просто узнали о планах насчет Канзаса, не зная о самом электроимпульсном устройстве? Келли задумался. Эта информация досталась так просто и легко, потому что она исходила от…
«О, черт», сказал Келли вслух.
Информация о взрыве электроимпульсного устройства над Канзасом исходила от Бретта Маркса.
Информация о связях Фрэнка Ньюхауса с иранцами исходила от Бретта Маркса.
Информация о террористической ячейке в Лос-Анджелесе исходила от Бретта Маркса.
И каждая эта информация была ложной.
11:40
Сенчури-Сити, Калифорния
Лос-Анджелес не славится панорамой своих небоскребов. Небольшое скопление высотных зданий находится в центре города, да в районе Вествуда имеется еще один небольшой лесок из них. Но чем ближе к океану, тем меньше небоскребов, а затем они совсем исчезают, за единственным исключением: Сенчури-Сити. Этот небольшой анклав, состоявший из нескольких жилых кварталов, студии телеканала «Fox» и торгового комплекса под открытым небом «Сенчури-Сити», включал также в себя две огромные Башни-Близнецы на площади Сенчури-Сити-плаза. Эти две башни в сорок четыре этажа настолько заметны отовсюду, что утром 11 сентября они считались возможной мишенью для еще одной атаки «Аль-Каиды» на Западном побережье.
Огромная площадь – Плаза – являлась фундаментом для двух этих колоссальных зданий. На площади также находились театр Шуберта, «Генри-гриль» (место проведения, кого это интересует, ежегодного шутливого литературного конкурса «Плохое подражание Хемингуэю»), и телеканала ABC. Но все это были лишь предгорья, обступившие настоящие пики, взметнувшиеся высоко в небо.
Много времени, чтобы добраться от КТО до Сенчури-Сити, Джеку не потребовалось. Он прибыл как раз в то время, когда последние замешкавшиеся посетителя театра Шуберта медленно разбредались по пандусу парковки. Он же поехал в обратном направлении. Сотрудники парковки попытались было остановить его, но он показал им свой значок. Он погнал свой джип по первому уровню, борясь с желанием пригнуть голову, так как низкий потолок парковки, казалось, чуть ли не соприкасался с высокой крышей его машины. Когда он доехал до лифтов, он остановил машину, но они оказались уже закрыты в такой поздний час. Эскалаторы уже не работали, и поэтому ему пришлось подниматься по ним, как по лестнице, пока он не добрался до уровня площади. Он стал подниматься по широким плоским ступеням к Северной Башне и вошел внутрь.
Там стоял ночной охранник, темнокожий молодой человек в белой форменной рубашке, со значком охранника и бейджиком на груди: «Дэррил».
«Дэррил, я специальный агент Джек Бауэр», сказал Джек, показывая свои документы. «Мне нужно попасть на 44-й этаж. Я ищу офис Уильяма Бинса».
Дэррил, казалось, заколебался, не зная, как поступить. «У вас с ним встреча там, сэр?»
«Надеюсь на это».
Это Дэррилу ни о чем не сказало, конечно. «Я имею в виду, у вас назначена с ним встреча? Мы не должны никого туда пускать в нерабочее время без сопровождения».
«Кто-нибудь поднимался сегодня в этот офис? И вообще на этот этаж?»
Дэррил покачал головой.
«Можешь пойти со мной, если хочешь», предложил Джек.
Дэррилу, похоже, эта идея тоже не понравилась, но ведь он разговаривал с настоящим федеральным агентом. Ему не хотелось говорить «нет». Он вышел из-за красивой мраморной стойки, которая являлась его опорным пунктом, захватил с собой со стойки рацию и направился к лифтам. Вместе с Джеком они оба вошли в лифт.
«Ты когда-нибудь видел мистера Бинса?», спросил Джек.
Дэррил покачал головой. Для охранника он казался довольно смышленым парнем. «Вообще-то я мало кого тут вижу, за исключением некоторых юристов, адвокатов, когда они работают допоздна, и большинства бухгалтеров и аудиторов, но в марте и в апреле. А... долго вы уже служите… вы из какого подразделения?», спросил Дэррил.
«Я федерал».
«Вроде ФБР?», спросил Дэррил.
«Вроде того».
«Я тоже хочу когда-нибудь стать копом. В следующем году поступаю в полицейскую академию».
Джек рассеянно кивнул. «Неплохое место для начала».
Лифт остановился, и двери открылись на двадцать четвертом этаже. Дэрил повел его по коридору, мимо несколько двойных дверей с вывесками юридических фирм, к офису из нескольких помещений в восточном крыле башни. Дэррил открыл их своим электронным ключом, и Джек вошел в офис. Он оказался в небольшой приемной со столом секретарши и тремя стульями. Далее шли три офиса, все с видом из окон. Джек щелкнул выключателями, лампы затрепетали, и зажегся свет. В этих помещениях оказалось именно то, что Джек и ожидал увидеть, а именно: ничего. Фрэнк Ньюхаус арендовал эти помещения не для того, чтобы использовать их площади. Он снимал их для того, чтобы получить доступ в здание.
Табличка на двери гласила: «Компания Патрика Генри». Джек зацокал языком. «Этот чувак явно запал на Патрика Генри».
«Что?», спросил Дэррил.
Джек пожал плечами. «Ты же хочешь служить в правоохранительных органах, у тебя есть возможность начать вместе со мной разгадывать зацепки. Этот тип использует имя Уильяма Бинса. Но владеет еще и другой площадью под именем Патрика Генри, а эта компания, вывеску которой он тут использует, называется «Компания Патрика Генри». Хочу разобраться, что это означает».
«Он не любит правительство», небрежно заметил Дэррил.
Джек удивился: «Да? Почему ты так думаешь?»
«Вам же известно это имя, верно? Патрик Генри. Из истории Америки».
Джек кивнул. «Именно он сказал знаменитую фразу: «Дайте мне свободу или дайте мне смерть».
Дэррил кивнул. «Совершенно верно. Этим он и прославился. Но он был также одним из тех, кто не хотел ратифицировать Конституцию».
Джек остановился как вкопанный. «Серьезно?», спросил он, заинтересовавшись.
Дэррил кивнул еще раз. «Да. Он считал, что центральное правительство по конституции слишком сильное».
«Ты умный парень», сказал Джек.
Дэррил пожал плечами. «Я читаю. Ночами, они же длинные, понимаете? Так долго можно играть только в Нинтендо».
Но Джек уже его не слушал. "Он считал, что центральное правительство слишком сильное". «Невероятно», сказал он удивленно. Он сунул руку в карман за своим телефоном. И как раз когда он его вытащил, он у него зазвонил.
«Джек, это Келли».
«Я как раз тебе собирался звонить», сказал Джек.
«Слушай, мне кажется, я все понял. Это всё—»
«Бретт Маркс, всё это время», закончил Джек.
Келли замолчал. «Да. Потрясающе, черт! Ты ведь даже не слышал, что мне сказали Фарид и Хулио».
«Нет, зато я слышал, что сказал мне Дэррил».
«Что?»
«Ничего. Рассказывай».
Келли за пару минут вкратце пересказал ему свои разговоры с Фаридом и Хулио. С каждым словом Джек чувствовал, как растут его гнев и стыд. Его обманули. В каждом раунде игры он был на шаг позади. Бретт Маркс обыграл его.
«Ими можно восхищаться», сквозь зубы неохотно сказал Джек. «Подстроили всё так, будто в США есть террористы. Они нападут на Президента, а обвинят во всем террористов».
«Но ты же понимаешь, что это значит, верно?», добавил Келли. «Это означает, что Бретт Маркс хотел, чтобы ты арестовал его. Он знал, что ты собирался это сделать. И это стало бы для него идеальным прикрытием. В день теракта против Президента он сидит под арестом в КТО».
«Но они дважды ошиблись», сказал Джек. «Кто-то воспользовался фотографией Хулио на документах. Это вывело нас на койотов раньше, чем они ожидали. Уверен, что именно поэтому они хотели убрать Фарида. А второй ошибкой был отпечаток пальцев. Если бы мы не обнаружили этих отпечатков и не добрались до подружки Ньюхауса, мы бы вообще не поняли, что, черт возьми, должно произойти сегодня ночью».
«Джек, борт номер один должен пролететь над городом чуть больше чем через час».
Джек кивнул: «Буду ждать».
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
22. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 12 И 1 ЧАСАМИ НОЧИ.
12:00
Борт номер один
Президент Барнс по-прежнему был в смокинге, когда сел на борт номер один. Эти фанд-райзинги его сильно изматывали, но фонд средств на избирательную кампанию никогда не бывает полон, особенно из-за этого сенатора Палмера, рейтинг которого быстро рос. После того, как Секретная служба дала отбой и разрешила продолжить мероприятие, он предпочел бы остаться в своем гостиничном номере, но зарабатывать деньги вынужден даже Президент. Придется спать в самолете. Ранним утром в Сан-Диего его ожидали заседания и встречи.
Барнс поправил галстук и опустился в широкое мягкое кресло в своем личном кабинете. Он едва успел сбросить обувь, как раздался стук в дверь. «Войдите», прорычал он.
Одна из его помощниц просунула голову в дверь. «Генеральный прокурор, если у вас есть минутка, господин Президент».
«Просите».
Вскоре Квинси вошел: «Г-н Президент…»
«Кто виновен в этой катастрофе, Джим?», спросил Барнс. Он слишком устал для полномасштабной вспышки ярости, но все равно был зол. «Большую часть этого треклятого ужина ценой в тысячу долларов за тарелку мне пришлось объясняться, почему мои люди запретили все полеты над Канзасом на целых два часа. Черт, если бы я мог брать деньги за те оправдания, которые я там напридумывал, нас бы завалили ими, и их хватило бы на следующие две предвыборные кампании».
Куинси ни капли не смутился. Вообще-то он казался, наоборот, полным энергии: «Наши ребята пошли по ложному следу, г-н Президент. Но сейчас они на верном пути. Внутри страны действует террористическая ячейка, и они сейчас ею занимаются. Думаю… сэр… мне кажется, что опасения по этому поводу помогут продавить закон о неприкосновенности частной жизни».
Барнс внимательно посмотрел на своего Генерального прокурора. Жаль, что сейчас здесь нет Митча — Рашер был великолепным комбинатором и обладал умением схватывать самую суть чужих замыслов. Барнс, впрочем, умел разбираться в самих людях, и даже если он не мог разгадать все детали, он почувствовал, что задумал Куинси. «Выходит, это оказалось для тебя как раз в самый раз, Джим», заметил Президент.
Лицо Генерального прокурора слегка порозовело. «Не обо мне речь, господин Президент. Речь идет о защите нашей страны от—»
«Нет, все дело в тебе, конечно», сказал Барнс. Он говорил без презрения и без осуждения. Он говорил спокойным, само собой разумеющимся тоном одного охотника за властью, обращающегося к другому. «Речь идет о сдаче власти тебе, в твои руки. Не стоит этого отрицать! Я знаю, ты думаешь, что после того, как получишь больше власти, ты сможешь делать больше хорошего. Мы все так думаем, и, может быть, мы правы. Но это уже второе, это потом. А на первом месте власть».
«Вы так считаете, сэр?»
Барнс сделал глубокий задумчивый вздох и медленно выдохнул. «Между нами почти всегда все было по-честному, Джим. Этот закон о неприкосновенности частной жизни, даже само название его, все это подано так, чтобы он казался людям каким-то подарком, но он опасен. Если однажды разрушить стены, охраняющие частную жизнь, то… этих стен никогда больше не удастся восстановить».
«Сэр…» Куинси заколебался. «Сэр, если закон о персональных данных пройдет, вы наложите на него вето?»
Барнс откинул голову на спинку своего мягкого кресла с подушками. «Да, думаю, это возможно, Джим».
«Понимаю, г-н Президент».
Барнсу, казалось, захотелось сменить тему: «Ты летишь с нами в Сан-Диего?»
«Нет, сэр», ответил Куинси. Теперь он точно знал, что должен покинуть этот самолет и сделать еще один телефонный звонок. «Я полечу другим рейсом».
12:19
Сенчури-Сити
Джек с Дэррилом спустились на лифте в вестибюль, а затем подошли к посту охраны. Там Джек увидел несколько небольших черно-белых экранов — мониторов, подключенных к камерам видеонаблюдения по всему зданию.
«Они же все наверняка откуда-то управляются?», спросил Джек.
«В принципе да, но этот офис охраны сейчас не работает. У них какие-то технические проблемы были. Вот это – пока все, что есть в данный момент».
«Они показывают всё?»
«Все уровни парковки, все входы и выходы, но не офисные этажи».
«Можешь переключиться на парковки?»
Дэррил сел за стол и нажал кнопку на одном из экранов. Изображения начали быстро меняться. «На каждом уровне четыре камеры, а всего шесть уровней парковки, так что—»
«Стоп!», сказал Джек. «Вернись чуть назад».
Дэррил переключил на один канал назад. Они увидели Р6 – парковку самого нижнего уровня. Как и все камеры слежения, эта камера была направлена под углом вниз и показывала полосу движения с парковочными местами и толстыми опорными колоннами по краям. За одной из этих колонн Джек разглядел зад белого фургона.
«Что это за камера?»
«Она находится на юго-западной стороне, у лифта. Если спуститесь на лифте, она будет слева».
«А если я спущусь по пандусу?»
«Серьезно? Тогда прямо туда и попадете».
Джек вытащил пистолет.
«О черт», выдохнул Дэрил. «Вы разве не должны вызвать поддержку или что-то в этом роде?»
«Хотелось бы», признался Джек. «Но это сможешь сделать ты. Просто следи за камерами. Как только увидишь или услышишь что-нибудь, вызывай. Понял?»
«Хорошо».
«И еще одно. Есть фонарик?»
Через несколько минут Джек спустился на лифте на уровень Р5. В первые несколько секунд он позволил себе дать волю всей своей ярости. Он идиот! Маркс водил его за нос с самого начала, с самого, проклятье, первого дня! Келли этого не говорил, но, должно быть, и он понял, как и Джек, что Маркс, должно быть, распознал в нем тайного агента с той самой минуты, как он внедрился в «Великую нацию». Если Маркс работал с Ньюхаусом, а у Ньюхауса были достоверные источники, то он знал о задании Джека и о его понижении, а это означало, что он знал и о Рафизаде, и о провалившейся террористической версии. Лидер ополченцев воспользовался этой версией, а также желанием самого Джека реабилитироваться, чтобы создать собственную легенду о террористах. Он сделал Джеку подарочек, именно тот, которого он так желал, и Джек клюнул на него.
К тому времени, как лифт диньгнул на уровне Р5, Джек заставил себя остыть. Он вышел из лифта, держа пистолет наготове, и быстро пробежал через всю стоянку к наклонному пандусу, который вел на уровень P6. На машине можно было спуститься туда быстро, но идти пришлось долго, особенно теперь, когда Джек двигался медленно и осторожно. Пандус кружил вокруг оси и выводил на уровень Р6. Джек спустился по нему и прижался к опорной колонне. Он прислушался, но ничего не услышал. Он выскользнул из-за своего укрытия и побежал по полосе движения. Прямо перед собой, примерно в пятидесяти ярдах он увидел ту самую опорную колонну и зад белого фургона. Джек замедлил скорость, приближаясь к нему, каждые несколько секунд оглядываясь по сторонам. Парковка была практически пустой, за исключением двух-трех машин. У белого фургона стояли две машины очень старых моделей — Шевроле Нова 1969 года и Камаро 1967 года.
Джек приблизился к белому фургону и прислонился к колонне. Ни звука, ни движения внутри машины. Джек прокрался вдоль борта фургона — на нем по-прежнему имелась надпись «Реди-Рутер» — и заглянул в окно с пассажирской стороны. Никого. Он проскользнул к задней двери машины и проверил ее. Она была не заперта. Он открыл ее, направив внутрь пистолет, но там ничего не оказалось.
Джек знал, что Ньюхаус и Маркс не станут садиться в лифт. Их заметила бы охрана. Он подбежал к лифтам и обнаружил рядом с ними лестницу. Шесть уровней парковки плюс сорок четыре этажа, плюс вход на крышу. Пятьдесят этажей наверх — путь долгий.
Ну по крайней мере, он не тащил на себе бомбу…
12:27
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Тяжелая была ночь», сказал Райан Шапель. «Давайте отправим тех, кто не очень нужен, домой».
Келли замялся: «Не уверен, что это нужно делать. Мы продолжаем работать, многое еще нужно выяснить…»
Шапель раздраженно махнул рукой. «А что такого неотложного? Трупы иранцев прибудут только утром. Свенсон, та девушка, в больнице. А ваших двоих заключенных можно выпустить».
«Еще не найдено электроимпульсное устройство».
«Да, но у вас нет никаких зацепок на него».
«Ну, вообще-то есть».
Райан Шапель посмотрел на Келли сначала с удивлением, затем с раздражением, а затем с чем-то средним между легким любопытством и полным ужасом: «Где Джек Бауэр?»
12:30
Сенчури-Сити
Джек старался подниматься по лестнице как можно тише. Согласно схемам аварийной эвакуации, в здании имелись еще три лестничных пролета, но он сделал ставку на этот. Он был ближе всего к машине, и расстояние, которое они должны были преодолеть, неся свое устройство, тут было короче. Кроме того, он был ближе всего к лифтам на тот случай, если им понадобится другой выход.
Он добрался до наземного уровня, после чего начал задыхаться. Он не спал уже более сорока часов и постоянно двигался в течение уже более двадцати часов. Он держался только благодаря адреналину, но тело уже отказывалось работать на полную мощность. На десятом этаже он замедлил шаг, в груди у него хрипело, когда он вдыхал. Он стал ругать самого себя, побуждая себя идти вперед. Были времена, когда он мог бежать марш-бросок целых тридцать километров с 40-фунтовым снаряжением еще до завтрака. Теперь же после нескольких часов без сна он слабел как—
Он услышал в шахте какие-то шаркающие звуки, они доносились сверху. Наверху кто-то был и двигался. Он прислушался чуть подольше, заметив, что у этих шаркающих звуков был определенный ритм: шарк, шарк, стоп; шарк, шарк, стоп. Кто-то поднимал что-то тяжелое по ступенькам, а затем останавливался передохнуть.
Джек ускорил шаг, но стал двигаться в ритм с шаркающими звуками — два больших шага и пауза, два больших шага и пауза, перешагивая через ступеньку, но придерживаясь той же схемы движения.
12:45
Сенчури-Сити
Пятнадцатый этаж. Джеку уже было их видно. Перегнувшись через перила и глянув вверх, он увидел плечи и руки двух мужчин. Они поднимались на несколько ступенек, а затем на минуту останавливались. Джек поспешил вперед, прикрываясь звуками их шагов и движений, и сократил дистанцию еще на два пролета. Теперь он находился уже так близко к ним, что слышал, как они шепчутся друг с другом.
«О Господи… черт… Боже!», прошипел один из них. «Это же смешно!..»
«Чего жаловаться? От этого легче не станет».
«Тут же рядом лифт!»
«Да? И чертова камера тоже!»
Их голоса были Джеку незнакомы. Он предположил, что это еще какие-то два ополченца из Марксова отребья, парочка из остатков тех, кого он приберег для своего решающего удара.
«Почему нельзя взорвать эту херню здесь?»
Второго, похоже, больше раздражал напарник, чем долгий подъем по лестнице. «Ты что, не слышал, что тебе говорили? Про металл и все такое, в этом все дело. Он поглощает электричество или еще какую-то хрень. А это уменьшает дальность поражения».
«Ну все равно ведь она как-то же подействует».
«Окей, тогда скажи это коммандеру Марксу».
«Сказать мне что?»
Джек насторожился. Этот голос он ждал. Маркс здесь. Он тихо, перешагивая через ступеньки, преодолел последний лестничный пролет, под шумок их препирательств, и обогнув последнюю площадку, увидел двоих в синих комбинезонах, стоявших на лестнице, один выше, а другой ниже источника их жалоб. Это была металлическая труба, по форме напоминавшая торпеду, стоявшая носом вверх. Торпеда была привязана к деревянной платформе. Сбоку на устройстве имелась небольшая встроенная панель управления. За ними двумя Джек увидел Бретта Маркса.
«Стоять!», закричал он. Он навел прицел своего пистолета на грудь Маркса.
Но вместо того чтобы замереть на месте, один из них выхватил собственный пистолет и открыл огонь. В ушах Джека прогремели выстрелы. Но лестница помешала ополченцу прицелиться, и пули его прошли выше. Джек упал на пол и открыл ответный огонь.
«Не урони его!», завопил Бретт Маркс, явно беспокоясь за свое электроимпульсное устройство. «Тащи его вверх!»
Джек снова перегнулся через перила и посмотрел вверх. Маркс смотрел сверху вниз, с пистолетом в руках. Он выстрелил, и Джек бросился спиной к стене. Пули пролетели вниз по шахте в никуда.
Джек понимал, что должен был остановить их как можно скорее. Если они доберутся до крыши, то закроют за собой дверь и помешают ему. Держась спиной к стене, он стал подниматься по спирали лестницы, теперь уже быстрее, потому что он уже не заботился о скрытности. Ополченцы двигались медленнее, отягощенные своей ношей. Джек преодолел очередной пролет и увидел их. Маркс прицелился, но Джек оказался наготове — он выстрелил первым, заставив Маркса пригнуться. Затем Джек остановился, прицелился и всадил пулю в грудь одному из ополченцев. Тот охнул и, давясь, упал.
Другой ополченец запаниковал. Джек увидел, как он потянулся к электроимпульсному устройству. На мгновение Джеку показалось, что он просто выпустил его из рук. Слишком поздно он понял, чтО тот стал делать.
Маркс тоже это поздно понял. «Нет!», заорал он.
Джек навел свой пистолет на человека в комбинезоне, который одной рукой оперся на металлические перила, чтобы не упасть, а другой рукой схватился за переключатель и нажал на него. Внутри электроимпульсного устройства что-то бухнуло, раздалось нечто похожее на приглушенный стенами взрыв. В ту же секунду Джека ослепила сильнейшая вспышка, за которой последовал леденящий кровь крик. Джек отшатнулся, в ужасе от того, что может ослепнуть, и тут Маркс вновь открыл по нему огонь. Он заморгал, пытаясь избавиться от остатков белой вспышки в глазах.
Когда он открыл глаза, он не увидел никаких белых вспышек. И вообще не увидел ничего, кроме мрака. Полнейшую темноту, тьму, лишенную всякого света вообще. Весь свет на лестнице погас.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
23. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 1 И 2 ЧАСОМ НОЧИ.
1:00
Сенчури-Сити
Джек ничего не видел. Но то был не мрак ночной. Он словно оказался в глубокой тьме подземных туннелей и пространств, куда никогда не проникал свет. Он помахал рукой у себя перед лицом, но ничего не увидел, ни следа от движения.
Джек пошарил у себя в кармане и нащупал фонарик, который он одолжил у охранника. Батарейка и провода фонарика были слишком малы, чтобы уловить энергию удара электроимпульсного устройства, а это означало, что он должен был работать. Он нащупал переключатель и передвинул его вперед, обрадовавшись, когда луч, словно копье, ударил в лестницу перед ним. Джек снова двинулся вперед. Через полпролета он добрался до самого устройства. Этот похожий на торпеду объект теперь был черным и обуглившимся, а металл его погнулся. Рядом с его платформой лежал человек в синем комбинезоне. Кожа у него была сморщенной и хрустящей, как будто его поджарили изнутри. Джек мало что знал об электроимпульсных бомбах, но догадывался, что крайне неразумно было находиться рядом с этим устройством, когда оно срабатывает, особенно если ваша рука касается такого проводника, как металлические перила.
Раздался выстрел, и в тот же миг острая боль обожгла Джеку руку. Он выронил фонарик и отпрыгнул в темноту, неудачно упав на ступеньки и покатившись по ним вниз, пока не врезался спиной в стену. Еще два выстрела ударили в стену, и Джек услышал, как пули скалывают бетонные ступеньки лестницы возле фонарика.
Он тихо пополз вперед. Быстрым движением он схватил фонарик и выключил его, а затем отскочил в сторону, когда взвыло еще несколько пуль, скалывая вокруг него бетон. Осколки цемента жалили ему лицо.
«Кончай, Бретт!», зарычал Джек на всю шахту. «С твоим устройством теперь покончено. От него ничего не осталось!»
«Свобода будет всегда!», заорал ему в ответ Маркс. Джек пытался определить, где он находится, но не смог. Голос лидера ополченцев эхом отражался от всех стен, непонятно откуда. «Думаю, что в конечном итоге я избегу тюрьмы».
Джек стал красться по лестнице вверх, стараясь двигаться как можно тише, под шум голоса Маркса, когда тот говорил. Он был уверен, что Маркс делал то же самое — иначе он бы вообще не говорил.
«Ты оказался лучше, чем я думал, Джек. Не знаю, как ты узнал про Сенчури-Сити».
«Я всегда говорил, что вы, придурки-ополченцы, – быдло и идиоты», ответил Джек.
«Что это говорит об агенте КТО, которого мы водили за нос целых полгода?»
Джек почувствовал, как у него закипает кровь. Он пытался вывести из себя Маркса, а Маркс поменялся с ним ролями. Он на цыпочках поднялся еще на несколько ступенек вверх, выйдя на ощупь на следующую площадку. Маркс на некоторое время замолчал, но Джек рискнул сделать еще несколько шагов, так тихо, что даже сам не слышал собственных шагов. Он считал ступеньки, пока не добрался до следующей площадки, как призрак во тьме. Он прислушался, но ничего не услышал. Он теперь должен быть где-то уже почти наверху. Он не слышал звука открывающейся двери, поэтому он знал, что Маркс где-то рядом.
«Ты заблудился, Джек?», позвал его Маркс.
Но он сказал это практически в ухо Джеку! Он добрался прямо до лидера ополченцев, и никто из них этого не заметил. Джек дважды выстрелил.
Площадка осветилась вспышкой выстрела. В кратком, как молния стробоскопа, ее отблеске Джек на долю секунды увидел потрясенное лицо Маркса. Маркс открыл ответный огонь. Джек почувствовал, как пуля порвала ему рубашку у ребер. Он отшатнулся, выстрелив еще дважды, вслепую. Он услышал шаги, бегущие вверх по лестнице.
1:09
Штаб КТО, Лос-Анджелес
«Да успокойтесь вы все!», закричал Келли Шарптон. Он находился в центре бездны. Все вокруг него, казалось, превратилось в первозданный хаос — мрак, полный криков удивления, возмущения и ужаса. Он собрался. «Всем немедленно успокоиться!», проревел он низким, властным голосом.
Хаос утих, поглощенный кромешной тьмой. Келли услышал, как вокруг него зашевелились люди. Он знал, что где-то рядом находятся Джесси и Нина Майерс. Но он ничего не видел.
«Очевидно, это отключение электроэнергии», сказал он в пустоту.
«Но почему не включились резервные генераторы?», возразил Райан Шапель. «Ведь мы должны быть застрахованы от перебоев в подаче электроэнергии из города».
«Могу навскидку предположить», ответил Келли, «что кто-то взорвал электроимпульсную бомбу, и мы подверглись удару. От этой бомбы у нас перегорели все схемы. Все устройства, в которых имелись компьютерные схемы, или которые были подключены к антеннам, можно, наверное, теперь списать в утиль, в том числе те, которые отсылали сигналы нашим резервным генераторам. Но все те приборы, которые работали от собственных батареек и аккумуляторов и которые не зависят от основной системы, будут работать. Так что ищите фонарики и радио на батарейках. Генераторы сами по себе должны работать, но нам придется заводить их вручную».
«Ничего себе, Джек все-таки был прав!», закричала Нина Майерс.
«Да, он был прав», сказал Келли. И если его часы шли верно перед тем как всё вырубилось, Джеку все-таки кое-что удалось сделать… потому что Маркс и Ньюхаус взорвали свою электроимпульсную бомбу на час раньше.
1:19
Сенчури-Сити
Скользя рукой по стене, Джек поднимался по лестнице. Он двигался медленно и очень осторожно по этому последнему пролету, пока рука его не уперлась в стальную стену. Он нащупал дверную ручку. И в нерешительности остановился. Его поджидают с другой стороны двери? Может, они уже сбежали по другой лестнице?
Был лишь единственный способ это выяснить. Джек распахнул дверь и бросился вперед. Дверь затряслась от выстрелов, которые ударили также в дверной косяк и в пол вокруг него. Он покатился по гудроновой поверхности крыши, поднялся на колени и покатился снова, когда вокруг него раздались новые выстрелы. Стреляли откуда-то совсем близко, и он понял, что по сравнению с полным мраком лестничных пролетов в ночной тьме Лос-Анджелеса Марксу хватало света, и он его видел.
Крыша Северной Башни представляла собой целый небольшой лес из каких-то будок, вентиляционных решеток и антенн. Джек спрятался за одной из вентиляционных шахт. Он перевел дух, выбросил из своего Зиг-Зауэра использованную обойму и защелкнул вместо нее новую.
«Ты идиот, Бретт!», крикнул он в темноту.
«Это почему же, Джек?», насмешливо спросил Бретт Маркс. Его голос шел откуда-то справа от Джека. Джек как можно тише двинулся в том направлении.
«Эта твоя выходка приведет лишь к тому, что Федеральное правительство будет делать еще больше того, что тебе ненавистно. Они еще сильнее закрутят гайки. Отхватят себе еще больше власти».
«Народ должен напоминать, что власть у него, Джек!», отбивался Маркс. «Либо мы станем для них примером, либо заставим тиранов стать настолько безжалостными, что народу придется действовать!»
«Тираны избираются народом», заметил Джек.
«Они избраются корпорациями. Избираются политическими партиями. А не народом». Голос Маркс теперь вновь стал двигаться. Джек с трудом мог понять, откуда он доносился, среди этого леса разных сооружений на крыше. «Правительство – это мы, Джек. Я и такие люди, как я. Наш голос последний и решающий. Я намерен добиться того, чтобы люди помнили, что именно у нас есть право на окончательное вето. Мы можем сделать эту страну настоящей республикой, еще более великой, чем когда-то был Рим».
Маркс остановился. Теперь Джеку показалось, что он знает, где прячется ополченец, за вентиляционной трубой-выходом высотой в человеческий рост, изогнутой в верхней части. «В Риме были тираны. Диктаторы. Вряд ли он может служить хорошим примером для тебя», крикнул он, голосом прикрывая свои шаги.
«Вообще-то тебе нужно немного подучиться, Джек», усмехнулся Маркс. «До того, как в Риме появились диктаторы, там в течение пятисот лет была республика. Цари в город не допускались. Народные трибуны могли исполнять свою должность только два года. Это было не так уж и плохо».
И тут Джек заметил силуэт Маркса. Он поднялся и прицелился.
Внезапно чья-то рука обхватила сзади его за горло, и он почувствовал дуло пистолета, приставленное к своему виску. «Привет, Джек Бауэр», прошипел Фрэнк Ньюхаус. «Брось пистолет».
1:28
Борт номер один
Борт номер один убрал шасси и повернул влево, оставляя позади себя огни города. Президент только успел закрыть глаза в своем купе, как раздался стук в дверь. Он хмыкнул, сел на кровати и включил свет. «Войдите».
В комнату вошел Эйвери Тейлор. Несмотря на столь поздний час он выглядел бодро и профессионально, как всегда. «Господин Президент, извините, что беспокою вас, но я должен вас проинформировать. В Лос-Анджелесе блэкаут. В настоящее время мы производим оценку риска, но существует определенная вероятность того, что мы изменим свой полетный план».
Барнс застонал. «Что еще за блэкаут? Почему он должен представлять для нас опасность?»
«Не должен, сэр, но таков наш долг…»
«Я понимаю, Эйвери, но если нашему самолету из-за этого блэкаута ничего напрямую не угрожает, мне хотелось бы лететь кратчайшим путем. Мне нужно добраться до Сан-Диего без осложнений. Понятно?»
«Да, сэр».
1:29
Сенчури-Сити
Левой рукой Ньюхаус словно тисками сжал Бауэру горло, а правой держал пистолет у его виска. Джек бросил свой пистолет на пол, как ему было приказано. Ньюхаус рассмеялся ему в ухо. «Каково это – всякий раз оказываться в пролете?»
«Вот так», сказал Джек.
Правой рукой Джек схватился за ствол пистолета Ньюхауса и дернул его вперед, убрав дуло от своего виска и направив его вперед. Прямо у виска у него раздался оглушивший его выстрел. Левой рукой Джек схватился за пистолет в районе затвора. Одновременно Джек выбросил руки вперед, а бедра назад, ударив ими Ньюхауса и растянув его на себе. Держась за пистолет в руке Ньюхауса, Джек ударил правым локтем назад, по оружию Ньюхауса и потом ему в лицо. Он услышал, как нос Ньюхауса сломался с приятным хрустом.
Но Ньюхаус не был любителем, как остальные ополченцы. Падая от удара Джека, он пнул его по ногам и сбил его с ног. Джек тяжело рухнул на пол, и в ту же секунду Ньюхаус оказался на нем сверху. Ньюхаус нанес Джеку сильный удар кулаком; от второго удара Джек увернулся. Ньюхаус взвыл от боли, ударившись костяшками пальцев в гудрон. Джек броском бедер сбросил с себя Ньюхауза и перекатился, заметив, что Ньюхаус схватился за пистолет. Оружие выскользнуло из рук Джека, и Ньюхаус тоже перекатился и повернулся, с усмешкой направив на него пистолет. Он нажал на курок.
Пистолет заклинило. Джек ткнул локтем Ньюхаусу в окровавленное лицо. Джек подумал, что ему пришел конец, но Ньюхаус лишь охнул. Он поднял руку и впился пальцами Джеку в лицо и глаза. Джек зажмурился и оторвал когти Ньюхауса от своего лица, но не успел он опомниться, как Ньюхаус лягнул его в грудь, отбросив назад.
Джек перекатился от удара, а затем вскочил на ноги. На мгновение он потерял Ньюхауса среди труб, но уловил движение слева. Вместо того чтобы спрятаться, он бросился в атаку на это движение, застав Фрэнка врасплох. Ньюхаус отскочил от него. Джек схватил его за шею и коленом ударил его два раза в живот. Он попытался ударить его коленом еще раз, но Ньюхаус поймал его за ногу и снова бросил на спину. Джек почувствовал, что ударился левым плечом. Он ткнул правой рукой вверх, почувствовав, как его пальцы погрузились в густое желе глаза Ньюхауса. Ньюхаус взвыл и оттолкнулся от него, выпрямив руки. Джек схватил его за руку и перевернулся на спину, зажав ногами ему руку и плечо. Он вытянул руку Ньюхауса вперед, а затем, выгнув спину, сломал ему руку в локте. Ньюхаус закричал.
На крыше гулко прогремели выстрелы. Джек откатился в сторону и почувствовал что-то у себя под спиной. Он схватил это и обнаружил у себя в руках свой собственный Зиг. Он открыл огонь по вспышкам выстрелов. Маркс вскрикнул и отступил.
Джек подполз обратно к Ньюхаусу, который неподвижно лежал на гудроне. В темноте Джек нащупал у Ньюхауса шею и проверил пульс. Его не было. Одна из пуль Маркса попала не в того.
В темноте Джек услышал, как открылась и закрылась дверь. Маркс сбежал. Джек бросился за ним.
Маркс побежал по юго-восточной лестнице. Джек открыл дверь, но не появился в проеме. Выстрелов не последовало. Джек нырнул во мрак.
Дверь за его спиной захлопнулась, и Джек вновь оказался в той же кромешной тьме. Время от времени он слышал внизу шарканье, но уже не пытался его найти и не включил свой фонарик.
Преследуя Маркса, он пытался угадать, что будет делать теперь лидер ополченцев. Он мог просто попытаться сбежать, а затем залечь на дно, но ведь он так долго и упорно готовил свой замысел.
Два электроимпульсных устройства, напомнил себе Джек. Из Технологического института было украдено два устройства. Может у Маркса быть запасной план?
Вполне возможно. Маркс демонстрировал умение планировать практически в любой непредвиденной ситуации. В Калифорнийской техноложке у него было два фургона на тот случай, если их засекут камеры слежения. Они прикрывались иранцами, использовав их как ложную цель. У Маркса даже был план в случае необходимости бросить им Бабека Фарраха, выдав его за агента иранской разведки.
Наиболее вероятным Джек посчитал следующее: у Маркса где-то припрятано второе электроимпульсное устройство, и теперь он попытается его применить. Он попытается вернуться на парковку и сбежать.
Для Джека это означало спуск на сорок этажей вниз в кромешной тьме. И он начал спускаться в мрачный колодец.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
24. ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ 2 И 3 ЧАСОМ НОЧИ.
2:00
Сенчури-Сити
Постепенно чувства Джека приспособились к темноте, насколько это было возможно. Но спуск казался мучительно медленным. Наконец, где-то внизу открылась дверь. Когда она со скрипом захлопнулась, Джек заметил еле уловимый свет — у Маркса был собственный фонарик.
Джек рискнул зажечь свой, и с фонариком он стал двигаться быстрее. Он добрался до уровня P6 и распахнул дверь, вновь помедлив на случай возможных выстрелов. Затем он выбежал на парковку как раз в тот момент, когда услышал рев двигателя и увидел зажженные фары. Джек срезал угол и побежал на свет фар. Он вовремя выключил свой фонарик. Машина взревела, и блеснули вспышки из ствола, сопровождавшиеся звуками выстрелов, но Джек увернулся от пуль, и выстрелы Маркса ушли в никуда. Машина его отъехала.
Джек снова включил свой фонарик и побежал к белому фургону. Стоявшего ранее рядом с ним Шевроле Камаро теперь уже не было. Интуитивно он подбежал к Нове. Она была не заперта. Он прыгнул внутрь. Он положил фонарик на пол, под углом вверх, и нагнулся, чтобы завести машину без ключей. Проводка была самой простой и базовой комплектации, но сами провода были новыми, и Джек догадался, что задумал Маркс. Камаро и Нова были старыми машинами, в которых было очень мало той проводки, которая была уязвима к удару электроимпульсной бомбы. Маркс с Ньюхаусом тщательно спланировали свой побег.
Двигатель Новы взревел и ожил, и Джек рванул с места, вылетев с парковки и освещая себе дорогу во мраке фарами.
Его шины визжали всю дорогу, пока он поднимался по круговому пандусу, который выводил из-под фундамента здания наверх. Несколько раз он задевал углы, царапая машину, не обращая на это никакого внимания. Ему нужно было догнать Маркса.
На верхнем уровне парковки он его настиг. Маркс протаранил деревянные ворота и вылетел на улицу, резко повернув направо. Джек последовал за ним на расстоянии ста ярдов, но теперь он выключил фары, скрываясь от Маркса.
Улицы были погружены во тьму. Ни фонари, ни светофоры не работали. Все здания были черными. Единственным искусственным светом, который был виден Джеку, являлся свет фар Маркса впереди. Конечно, в такой поздний час машин и не должно быть много, но теперь их не было вовсе. На дороге было лишь несколько препятствий — машины, остановившиеся прямо посреди дороги из-за взрыва электроимпульсной бомбы. Все автомобили, функционировавшиеся благодаря электронике — бортовым компьютерам, следившим за зажиганием, тормозной и ходовой частью, подвеской — заглохли. К счастью для Джека, уличное освещение до некоторой степени заменил свет звезд. В обычные ночи рассеянное уличное освещение Лос-Анджелеса забивало почти все звезды. Но этой ночью сам рассеянный уличный свет исчез с лица земли. Преследуя свою жертву, Джек видел силуэты остановившихся машин, а иногда и сбитых с толку водителей в замешательстве.
Маркс свернул налево на бульвар Литтл-Санта-Моника и помчался на запад. Джек последовал за ним к 405-му шоссе, а затем по поднимавшемуся вверх пандусу. Шоссе ничем не отличалось от наземных улиц — тут и там виднелись заглохшие автомобили. Джек промчался мимо одной машины, которая, похоже, была в рабочем состоянии — у этого водителя фары были включены, и он остановился, чтобы узнать, нужна ли кому-нибудь помощь — но у Джека не было времени им что-то объяснять, и он промчался мимо них со скоростью в сто миль в час. Маркс, видимо, куда-то очень торопился.
Даже если Маркс и знал, что за ним гонятся, он не подавал виду. Машина лидера ополченцев мчалась на север по 405-му шоссе, никуда не сворачивая и не снижая скорости. Маркс практически пролетел над развязкой к ведущему на восток 101-му шоссе, и Джек помчался туда же вслед за ним.
У Джека начало ныть от боли плечо. Оно провисло ниже правого, и он не мог поднять руку, которая уже начала опухать. Он также чувствовал жгучую боль в боку. Левой рукой он с трудом из-за боли дотронулся до того места, где, как ему казалось, сквозь рубашку прошла пуля. Он ощутил кровь — по-видимому, пуля также задела и его.
2:20
Сенчури-Сити
Келли Шарптон, Нина Майерс и Тони Алмейда вместе с группой захвата прибыли на Сенчури-Сити-плаза на Ниссане Сентра и микроавтобусе Шевроле 1972 года выпуска. Все джипы КТО вышли из строя, но Келли удалось на время реквизировать эти машины на улице.
Они ворвались в темный вестибюль, освещая все вокруг себя фонариками и, наконец, их лучи высветили лицо охранника Дэррила.
«Я пытался дозвониться», сказал Дэррил. «Это ваш человек сюда приходил? Белокурый такой?»
«Возможно», сказал Келли. «Куда он пошел?»
Дэррил поднял руки. «Куда тут пройдешь? Но я слышал выстрелы на крыше. Слышал выстрелы внизу на парковке. Но я тут совершенно слеп, как крот».
Келли повернулся к Нине. «Возьми половину группы и иди на крышу. Тони, возьми вторую половину и проверь парковки».
«Сделаем», сказала Нина. «Но, похоже, мы пропустили самое интересное».
«Знаю», сказал Келли. «Что бы Джек ни делал, он всегда действует на свой страх и риск».
2:25
Борт номер один
Эйвери Тейлор положил трубку телефона защищенного канала правительственной связи и провел рукой по своей чисто выбритой голове. По данным его передовой группы, Лос-Анджелесский блэкаут охватил район около тридцати миль в диаметре, от границы округа Вентура на юге до Сан-Педро и Лонг-Бич. На востоке он достиг Долины Сан-Фернандо, а на западе блэкаут отключил часть нефтедобывающих платформ у побережья. Там, где должен быть город, теперь по сути зияло огромное черное пятно. Но признаков какой-то иной опасности не было.
«Скажите пилоту, чтобы набрал высоты», решил он, «но придерживался текущего курса».
2:30
Обсерватория Гриффита, Лос-Анджелес
По-прежнему ведя машину в темноте и с выключенным светом, Джек следовал за фарами Маркса через Долину Сан-Фернандо по 101-му шоссе, а затем по 110-му шоссе к Гриффит-Парку. В районе парка Джеку пришлось приблизиться, рискуя выявить себя, из-за извилистых улиц и поворотов. Но он понял, куда направлялся Маркс.
Обсерватория Гриффита была закрыта на ремонт. Весь объект подвергался полной реконструкции, и хотя окружавший ее парк с пешеходными дорожками и верховой ездой был открыт для публики, обсерватория на вершине горы не работала.
Джек обнаружил покинутую Марксом машину внизу у начала подъездной аллеи, въезд на которую был перекрыт строительной техникой. Джек остановил машину и вышел, а затем начал долгое и медленное восхождение. Здесь, при свете звезд, все было видно гораздо лучше, чем во чреве башни Сенчури-Сити. Но он опасался засады, поэтому он двигался медленно и осторожно, высматривая Маркса на всем протяжении пути. Ему потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы добраться до вершины горы.
Джек пробежал последний отрезок пути к самой обсерватории — огромной полусфере, расположенной на самой вершине горы, возвышавшейся над всем городом. К обсерватории вела усеянная лужайками и газонами дорожка, хотя большая ее часть теперь перерыта из-за проводившейся здесь реконструкции.
В свете звезд Джек увидел тень, движущуюся по этой разрытой местности: Маркс! Лидер ополченцев подошел к какой-то груде техники и стащил с нее брезент. Он поднял что-то — нечто похожее на толстую, громоздкую базуку — и тяжело побежал к куполообразному зданию.
Джек поспешил вслед за ним. Нина говорила, что второе оружие, украденное из Калифорнийской техноложки, было чем-то вроде электроимпульсной винтовки. Он задавался вопросом, какова была ее дальность поражения. Он голову мог дать на отсечение, что Маркс это уже знал.
Он старался бежать как можно быстрее — плечо у него теперь адски болело и дергалось, и каждый шаг причинял страдания — по аллее среди груд строительного мусора. Он добежал до здания и обогнул его, направившись к дальнему балкону, откуда открывался лучший вид на город. Он увидел силуэт Маркса, но он не мог не задержаться на полсекунды, чтобы взглянуть на то, что он не заметил с вершины башни Сенчури-Сити.
Город под ним словно исчез. Внизу должны были быть бескрайние поля света, простирающиеся вдаль, как драгоценные камни, выложенные под темным покровом неба. Но внизу была лишь тьма, а над ней — над Лос-Анджелесским заливом и долиной –– впервые за пятьдесят лет сияли звезды, сотни тысяч звезд. Будто перевернулся горизонт — тьма внизу, а свет наверху. Даже для такого безжалостного человека, как Джек, зрелище это было захватывающим.
Маркс поднял электронную винтовку. Джек увидел, как на ней загорелся экран. Когда Джек подкрался ближе, он разглядел нечто похожее на экран радара с единственной мигающей точкой, приближающейся к зоне поражения.
Джек приставил свой пистолет к затылку Маркса. «Опусти оружие».
Плечи у Бретта Маркса напряглись, и Джек испытал удовольствие, столь редкое в его общении с Марксом, увидев, что тот был совершенно поражен. Но Маркс не опустил свою СВЧ-базуку.
«Ты упрям, Джек. То, чего тебе не достает в мозгах, ты компенсируешь своей настойчивостью».
«Я не собираюсь повторять дважды».
«В противном случае ты убьешь меня», сказал Маркс спокойно. «Ради кого ты убьешь меня, Джек? И от имени кого?» Он кивнул на маленький экран на винтовке у него в руках. «Ради вот этих людей в том самолете? Видишь ли, по крайней мере один из них был готов продать права тех людей, которых он представляет, только чтобы получить побольше власти. Он был также готов запугать до смерти всю страну, чтобы убедить их отказаться от своих же прав».
«И ты помогал им в этом», заметил Джек.
«Да, помогал. Но я никогда не претендовал на то, чтобы руководить страной. Я лишь боролся за свои права. Когда же все остальные люди в нашей стране начнут их отстаивать?»
«Они не такие безумцы, как ты», устало сказал Джек. Зиг все тяжелее лежал в его единственной здоровой руке.
«Они не так осведомлены, как я. Видишь ли, общество всегда наказывает просвещенных и знающих. Говорю тебе, Джек, мы – жертвы преступлений, и мы даже не осознаем этого».
Пока он это говорил, его рука медленно двигалась по СВЧ-винтовке, к пусковому крючку. «Люди слишком слабы, чтобы помочь самим себе. Они получают то, чего они заслуживают. И мне лишь кажется, что люди на этом самолете тоже должны получить то, что заслуживают».
«И ты тоже», сказал Джек.
Маркс дотянулся до кнопки. Джек спустил курок своего Зиг-Зауэра. Пуля прошла навылет Бретту Марксу через череп и полетела куда-то дальше. Его тело отдернулось, когда он нажал на спусковой крючок электронной СВЧ-винтовки. Базука издала пронзительный вой, вскоре утихший после того, как она с грохотом упала на землю.
Невидимый поток сфокусированных сверхвысокочастотных радиоволн с огромной скоростью устремился в ночное небо, по которому летел борт номер один. В самолете крепко спал президент Соединенных Штатов.
Сидевший в одном из кресел в задней части самолета Генеральный прокурор Джеймс Куинси обдумывал свои следующие шаги, уверенный теперь в том, что новый американский закон о неприкосновенности частной жизни будет принят.
Хотя ни один из них никогда не узнает об этом, разрушительная радиоволна пронеслась мимо борта номер один, промахнувшись на пятьсот ярдов, и полетела далее своим путем в атмосферу, откуда, не причинив никому вреда, умчалась куда-то в космос. Борт номер один пролетел над Лос-Анджелесом, совершив ничем не примечательный перелет в Сан-Диего.
Стоявший на склоне горы в Обсерватории Гриффита Джек Бауэр упал на колени. Он потерял много крови из-за раны в боку. Левое плечо у него безжизненно повисло. Он взглянул с вершины горы на город, погруженный в данный момент в мрачную пустоту. Там внизу, укрытые тьмой, спали миллионы людей; некоторые из них были напуганы, некоторые сердились, некоторые из них были людьми хорошими, другие плохими; но всем им, всем до единого, нужна была защита от тех, кто не остановится ни перед чем и для кого ничего не стоит забить их как скотов сотнями.
Джек Бауэр знал, за кого он сражался. Он сражался за них.
2:59:59…
–––КОНЕЦ–––
___________________________________
ПЕРЕВОД:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
(2015 г.)
ПОСЕТИТЕ МОЙ САЙТ
«СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ»!
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
Читайте переведенные мною западные триллеры на моем сайте «Северный Корреспондент»! Джек Бауэр, борьба с терроризмом, Терминаторы, Годзилла и другие монстры. Граф Дракула и Шерлок Холмс. Капитан Немо и его «Наутилус».