Американец

               
 
 
 
 
 
Георгий шагнул за порог массивных ворот, выполненных в старинном стиле из моренного дуба. За его спиной оставался высокий каменный забор высотою в двухэтажный жилой дом.  Забор этот ограждал поместье монастыря, в котором послушник Георгий прожил не полных два года.
Это были недолгие для него года, которые прошли в трудах, молельнях и познании того нового, свежего к чему стремилась душа послушника.
Георгию пошел пятый десяток, он не был старым, но и молодым назвать его было сложно. Нельзя было отметить послушника в рвении быть примерным христианином. Он вообще не стремился быть кем-то.
Здоровье было еще крепкое, наследие спортивной молодости.
Он был улыбчив, в душе всегда жило какое-то веселье, которого Георгий немного пугался и даже рассказал об этом чувстве на исповеди.
 Роста и веса был немного выше среднего. На ринге в своей спортивной молодости Георгий выступал в среднем весе и как не стремился перейти в «тяжи» ему это, так и не удалось.
На лице присутствовала щетина, которая обрамляла крупный почти квадратный подбородок. Волосы всегда растрепанным веником на его широком лбу, что придавало ему вид некого знахаря в сельской глуши. Но глаза, в которых огонек вечерней звезды и утренней росы выдавали в нем человека живого ума и неординарной натуры.  В одежде и быту Георгий был не прихотлив. Он никогда не думал о дне завтрашнем и не жалел о дне прошедшем. Как-то задумался он о том, что ни в одной молитве нет прошений о днях грядущих.
Только «днесь», поэтому жил он просто как живут птицы. Когда звали в трапезную он ел. Когда был дня конец, шел в келью и отходил ко сну, засыпая быстро и легко. Каждое утро получал благословение на работу. Как правило это был тяжелый физический труд.  Такая работа нравилась послушнику. Трудись и получай удовольствие от того, что делают руки. При этом голова его была обителью, где жило беззаботное чувство радости.
К нему тянулись, искали дружбы все, кто его окружал. Но все же Георгия не покидало тонкое чувство душевного одиночества.
Родители дали ему незаурядное образование. Английская школа, спорт, музыка. Георгий освоил гитару в совершенстве, фортепьяно.  Имел неплохой слух и голос.  Ему сулили яркую карьеру и видное место в социальном свете.
Он даже успел поработать в солидной транснациональной компании. Начал с рядового работника и в течении десяти лет достиг верхнего руководящего уровня.
Женским вниманием Георгий был наделен щедро. Он с юношеского возраста адаптировался к этому вниманию и принимал его как должное, не радуясь и не огорчаясь.
Семьей Георгий не обзавелся. Была робкая попытка организовать семейную жизнь.  Но как только отношения с его возлюбленной начали переходить в разряд бытовых, чувства остывали. Нужно было быть мужем, а быть кем-то он не мог. Он был тем первородным, архетипичным собою к которому не приросли те социальные личностные черты, которыми наделен всякий нормальный среднестатистический человек. И это ощущение самости и глубинного мира он в себе хранил, не особенно заботясь о мире внешнем.
 Главное условие к миру внешнего, ощутимо - зримого было не воспрепятствование им для мира внутренней, как теперь модно называть — экзистенции. 
Георгий оставил невесте все, что имел. Квартиру, работу, машину, друзей и уехал в Нью Йорк.  Там в Штатах, стал вопрос, где ему жить?  Номер в гостинице стоил не дешево и хотя средства Георгия могли себе позволить такую роскошь, но не могла его природная скромность тратить сто долларов в сутки.
Как всегда, все происходит неожиданно и случайно. Но в этих случайностях и неожиданностях и заложен событийный поток, который сам по себе являясь квинт эссенцией мирового смысла делает осмысленным то неожиданное и случайное, которое воспринимается людьми как неожиданность, возникшая сама по себе.
Был ранний вечер.  Георгий бесцельно бродил по Нью-Йоркской набережной.  Его ноги пришли совершенно неосознанно и неожиданно к воротам яхтенной марины.
Секьюрити был щуплым и пожилым мексиканцем, услышав чистую речь Георгия, не задумываясь о том, что он способствует судьбе человека, просто распахнул перед ним половинку ворот принимая пришедшего за одного из членов яхтенного клуба.
Георгий когда-то в юном возрасте состоял в сборной московской команды, успешно выступал в регатах.  Со знанием дела он рассматривал такелаж, бросал вожделенный взор на обводы яхты определяя гоночную или крейсерскую стать лодки.
Особенно ему понравилась лодка семидесятых годов с брендом «Пирсон». Тридцати шести футов, с двумя мачтами и с хорошим круизным оснащением. В кокпите мужчина склонился над ветровым автопилотом и заботливо смазывал механизм каким-то пахучим маслом. Захотелось поговорить с капитаном.
-This is a good boat!
-Thank you! Yes, I like. Славянский акцент спутать с латинским или немецким сложно. Неужели «наш», подумал Георгий и спросил на всякий случай.
- Аre you from?
-  Ukraine!
- Ну здравствуй земляк! Рад увидеть своих людей на земле не близкой! Как тебя зовут? Давай знакомиться, я Георгий из Москвы.
- Валерий. По всему было видно. Что капитан не многословен. Лицо его не только было загоревшим, но от ветров и соли приняло вид капитана парусника, который аутентичный и его не спутаешь с пляжным мягким загаром. На вид они были ровесниками, среднего роста лицо, заросшее короткой щетиной, которая выцвела на солнце и была неопределенного цвета. 
- Да вот, брожу по морям… Купил яхту в Гватемале.  Хотел идти в кругосветку, но не сбылось… Финансы заканчиваются. Наверное буду продавать свою красавицу. Да ты подымайся на борт.
Георгий с поспешностью снял на пирсе кроссовки (старая яхтенная традиция, по которой можно узнать моряка)
- Разрешение!
- Дано. Подымайся! Это еще одна традиция. Даже если вы имеете приглашение, перед бортом всегда необходимо спросить разрешения. Парусный флот, как никто другой оброс традициями, правилами и их не может разрушить никакой технический прогресс или приказ чиновника.
У яхтенного народа есть такое. Когда два влюбленных в море встречаются на борту, время перестает существовать как понятие и ощущение его отсутствует определенно. 
Вначале капитан должен провести экскурс по своему кораблю. В кокпите Георгий рассматривал навигатор.  Ему, как «регатнику» он был не знаком. Потом они долго говорили об автопилоте. Это уникальное изобретение бродячего народа было с виду простым.  Но уж очень нужным. Уникальность состояла в том, что такой автопилот работает без потребления электричества. Он управляется потоком ветра и приводит в работу механизм, который подруливает курс яхты. Установлен автопилот на корме за бортом, укреплен на транце яхты.
Потом они спустились по трапу и здесь Георгий обнаружил камбуз. Большой с шикарной газовой плитой, которая совместилась с духовкой и была вставлена в механизм обеспечивающий горизонт даже в большую качку. Громадная холодильная камера на сто литров и немалая поверхность разделочного стола делали вид камбуза завершенным.
У правого борта навигационный стол, украшенный приборами и радиостанцией. Дальше к форпику слева и справа две шконки или попросту кровати. За переборкой гальюн с громадным душем. И в самом форпике двуспальный лежак.
Валерий путешествовал, как здесь говорят « в одну руку»,  в одиночку. Он почти год путешествовал по Карибским осровам. Жил на реке Рио Дульце в Гватемале, где купил яхту. По прошествии трех месяцев отправился в Гондурас. Там бросил якорь в лагуне укрытой рифами от морской волны. Рядом расположился на островке отельный комплекс. Было очень удобно пользоваться всеми благами цивилизации, при этом жить у себя на борту.
Питался тем, что смог добыть в море на рифе. Это в основном были лангусты и мелкая рыбешка. Иногда ему удавалось подстрелить барракуду или тунца.
Потом он ушел в Мексику, где прожил пару месяцев. Поднимаясь к Флориде, яхта попала в сильнейший шторм. Только чудо и его горячая молитва спасли капитана и лодку от прибрежных скал.
Поднимаясь по карте США , прибыл Валерий в Ньюйорк, где решил продать свою лодку, которую любил той любовью о которой знает только народ яхтенный.
Так они проговорили до поздней ночи. Была выпита бутылка сухого вина, за которой сходил Георгий в при яхтенный магазин.
На утро решение купить яхту у Георгия пришло легко. Долго они не торговались. Очень важно, чтобы у продающего капитана появилась симпатия к приемнику его любимой лодки. Иногда продающие капитаны отказывают в продаже на основании антипатии. Но в этом случае все было хорошо и правильно.  Валерий и Георгий подружились, чему способствовала бутылка вина и явная влюбленность в яхту Георгия.  Он даже решил не менять названия, что было дурным тоном и подвигло продавца дать цену минимальную, за которую в начале он и не подумывал продавать.
Оформлять куплю продажу не сложно. Написали на листе белой бумаги купчую, поставили подписи, вот и все оформление. Но, чтобы придать вид надежности документа, они нашли нотариуса, который работал в яхтенном магазинчике при марине.
Все здесь в Штатах чудно для нашего славянского понимания. Для морских служб достаточным документом являлся лист бумаги на котором написана от руки купчая.  А нотариусом может быть любой человек прошедший обучение и имеющий лицензию.  При этом эти нотариусы могут трудиться у конвейера на заводе или как в данном случае продавцом в магазине.
Итак Георгий, получив купчую заверенную здоровенным весельчаком — продавцом, передал Валерию три пачки сто долларовых купюр стал владельцем яхты.
Яхту и управление ею, он освоил быстро, вспоминая свой опыт, полученный в регатах. Путешествовать в Штатах совсем не сложно.  Здесь по побережью устроены яхтенные марины во множестве, которое позволяет яхтсмену бросить якорь или стать у пирса к вечеру, стартовав утром.
Какое-то время Георгий путешествовал вдоль Американского побережья.  Спустился по карте от Нью Йорка до Майями, при этом заходил почти во все более или менее интересные яхтенные марины. Но все города и городишки были одинаковыми и ему этот образ беззаботной жизни вскоре ему надоел. Да и полугодичное разрешенное пребывание в стране подходило к концу. Кожа его стала грубой, глаза горели огнем от той энергии, которую капитан получал в море.
Стал вопрос о том, что делать дальше.  Яхту Георгий продал так же легко, как и купил за ту же сумму, которую он уплатил.
Его побег от московской размеренной жизни был неожиданным для тех, кто его знал. Никому он ничего не сообщал о своих намерениях.  Просто купил билет, взял с собою сумку, где разместились пара комплектов белья, книга и сменная обувь. Этот поступок был неожиданным и для Георгия. Но неожиданность эта придавала ему какую-то необоснованную уверенность и вселяла в него приятные и острые эмоции. Он начал замечать, что ощущает мироздание не только в его физическом присутствии.   Это свое ощущение выражал короткой молитвой произнося - «Господи, я есмь!».
Георгию это чувство трудно было осмыслить. Да он и не пытался, просто наслаждался новым ощущением.  И именно это ощущение мироздания давало ему уверенность в правоте принятия решений.
Почему-то не хотелось возвращаться в Москву. Там его ожидала жизнь, от которой Георгий отказался.  В Москве все друзья считали его пропавшим без вести.  Родителей у Георгия нет.  Они неожиданно для всех умерли в один год. Сразу отец, затем мать не перенеся одиночества.
Находясь в аэропорту имени президента Кеннеди он подошел к карте мира, что весела на стене рядом с рестораном. Карта была декоративной, но тем не менее отображала подробно все страны и крупные города. Георгий внимательно смотрел на территорию бывшего Союза.
Именно в этот момент к нему обратился человек облаченный в рясу. По виду явно священник ортодоксальной церкви.  Держа в руках книжечку перевода на английский тот пытался что-то спросить у Георгия,
В жизни у каждого человека встречаются так называемые «стрелочники». Судьба своим мощным потоком несет человека от истоков «реки» до ее впадения в «океан». Иногда люди выпадают из этой стремнины потока. Тогда им встречаются такие «стрелочники» которые направляют выбившегося из «потока» в нужное для выпавшего направление.
Георгий после разговора с монашествующим принял решение так же импульсивно быстро как это привык делать всегда.  Монах оказался настоятелем монастыря. Его звали Серапион и монастырь его находился в Украине под Киевом.
Это были года становления молодых республик.  Календарь определял две тысячи пятый год от Рождества Христова. По уставу монастыря, любой путник мог иметь здесь приют, где ему дадут койку и еду. От странствующего требуется только одно.  Принятие монастырского устава. Таким путникам присваивалось звание — послушник. Они так же, как и монахи стояли на службе в церкви, работали, исповедовались.
Георгию выделили маленькую келью, которая никакой кельей и не была. Это была комната в шесть квадратов.  И находилась она  на этаже высоченной колокольни. В комнате той был склад непотребного в монастырском быту барахла.  Называли эту комнатушку - хламовником.
Георгий вынес хлам, соорудил у окошка ложе для сна и небольшой шкаф из досок и куска фанеры, которые нашел на свалке мусора.  В келье стало уютно и даже просторно. Немного были непривычны потолки, которые устремлялись в бесконечность. В колокольне не экономили на высоте этажа.  Вещей послушнику, как и монаху иметь в большом количестве не полагалось. Сменное белье, обувь и несколько книг. Вот и все имущество.
 Отсутствие стремления к приобретению чего либо, порождало небывалое ранее чувство свободы, что редко можно было ощутить в миру.
Утро начиналось в половине шестого. Колокол звонил к заутренней и черные фигуры чернецов, сгорбленные от раннего пробуждения и еще сонные, шли по аллее на которой лежали крупные капли росы в храм для утренней молитвы.
Георгий успевал сделать зарядку, облиться из ведра колодезною водой. На молитве он стоял бодрый и ощущал голод в желудке.  Ходить в церковь его приучила бабушка еще в совсем детском возрасте.
Иногда по праздникам всей семьей они приходили в маленькую подмосковную церквушку, где стояли службу. Папа был дипломатом и ему нельзя было посещать храм по определению советских стандартов. Но он был тайно верующим и поэтому они всей семьей уезжали в село в Подмосковье где их никто кроме священника не знал. Мама стояла службу как обязанность, так как была примерной и любящей женой.
 Георгий с малолетства был любопытен.  Ему разрешалось вольно ходить по храму на службе, сидеть на полу или лавке у окна. Играть с ровесниками на ступеньках храма. И понемногу с возрастом он втянулся в церковные песнопения и вместе с родителями стоял литургию ощущая торжественность и тайну. Ни в школе, ни во дворе Георгий не делился ни с кем этой тайной, и она стала жить в его душе в дальнейшем переросшая в чувство мироощущения.  Он не ощущал себя особенным от ровесников.  Мало того, не считал себя верующим.  Вернее, он не задумывался об этом. Его увлекали те ощущения торжества и тайны, которые жили в нем и укреплялись от службы к службе.
В монастыре, Георгий с покорностью принимал условие того быта, который предполагал уклад и монастырский устав. Стоял на молитве, исповедовался, как и все. Со временем пришло ощущение, которое называют — благодать.
Чувство это охватывало его не всегда. И чем обуславливался приход этого ощущения духовного «полета» Георгий не знал.  Конечно же он не освободился от тех потребностей, которые здесь за монастырскими стенами считались грехом. Ему как человеку полноценно здоровому хотелось обладать женщиной.    Но послушнику монастырскому полагалось отгонять от себя те образы, которые вначале приходили по ночам, а затем нагло стали посещать его днем и даже во время службы. Враг человеческий приникает в душу монаху или паломнику  не всеми широкими дорогами.  Но маленькими тайными тропками, число которых - семь. К каждой своей тропинке.  К кому-то чревоугодием, кому-то завистью или сластолюбием.
В храм на службу приходили жительницы городка вблизи которого был расположен монастырь. Вначале для Георгия были привлекательны только немногие из них.  Но по времени стали быть привлекательны практически все.  Платки и длинные юбки не спасали его мужской глаз от женской фигуры, как бы Георгий не пытался.
Другие грехи не пленили послушника. Вот только этот «женский» грех, как его называл Георгий.
Тот случай произошел с ним по пребыванию второго года в монастыре. Георгий освоил профессию плотника. Начал он с того, что смастерил себе шкаф в келье. Это заметил монастырский эконом Гедеон. В его обязанности входили все хозяйственные работы, и он же распределял паломников и послушников, а также монахов на дневные работы.

Через время, Гедеон доверил ключи от столярной мастерской паломнику Георгию, и определил того в плотники.  Стол настоятелю, лавки у аллеи, шкафы для келий братии. Все было ему под силу. Получалось гладко и ладно. Как-то однажды Серапион позвал Георгия к себе в кабинет.
- Садись. Не стой, в дверях правды нет. Как тебе житие в пустыне? Ты об постриге не задумывался?
Георгий конечно же думал о принятии монашеского сана. Но всякое лишение свободы было неприлично для его мироощущения. Послушник имел право в любой момент покинуть монастырские стены. Монах не имел такого права и в этом была громадная разница.
- Дело у меня к тебе, Георгий.  Личное можно сказать дело.
То, что просьба будет личная, Георгий понимал еще до того, как переступил порог кабинета. Настоятель мог бы просто дать поручение Гедеону и тот бы разбился в лепешку, чтобы выполнить его перепоручил бы паломнику.
- Не хочу, чтобы о моей просьбе кто-то знал. Ты Георгий молчун знатный.  Просто так не болтаешь.  Да и просьба моя пустячная. Ничего особенного. По твоему столярному делу.
Георгий действительно был молчальником. Слово для него было ценным проявлением человеческой души. Поэтому если он говорил, то только по делу и его слушали внимательно, так как пустяки никогда из его уст не выходили. Он молча приготовился слушать настоятеля.
- Прихожанка у нас есть одна…  Серапион внимательно посмотрел в глаза Георгию. Тот понял о ком пойдет речь. Монахи за глаза настоятеля шептались о отношениях Марьи Гавриловны и Серапиона.  Это была не молодая женщина, лет ей было за сорок. Но статной неординарной фигурой отличалась.  Все у нее было в меру. Не худа телом и не полна.
Все в ней подчеркивало женственность и стать.
Марья Гавриловна одевалась на службу церковную в одежды полные, закрывающие ее формы тела от горла до пят. Но это никак не спасало глаз монашеский.
Голос у нее был грудной, мягкий и какой-то очень нежный. Взгляд хоть и смиренный, придавленный молитвами, но было заметно, что в молодости эта женщина могла позволить себе все, что хотела позволить. Впрочем, она была из простой семьи, и сама не была сложной личностью. 
Георгий удивлялся, как Бог дал сельской женщине не только тело, но и лицо такой притягательной силы. Он всегда становился в церкви в дальний угол подальше от Марьи. Но ночные сладострастные кошмары приходили к Георгию тайной тропинкой в видении прихожанки.
- Так вот о деле.  Мария Гавриловна она наша добрая помощница. Всегда заботится о церковном  хозяйстве...
Серапион оборвал свою речь подумав, что не хорошо перед послушником «мазать маслом телегу»
- У нее в доме крыша прохудилась. Денег особых нет.  Мужика так и не нажила, сама живет.  Нужно бы помочь.  Сходи к ней в село, глянь на крышу.  Если какие материалы нужны, говори, я соображу, где достать. А Гедеону скажи, что мол от меня благословение получил по личным делам удалиться.
- Все сделаю Владыко!
Георгий встал и пошел к двери.  Любой на него месте попросил бы благословения сложив лодочкой ладошки и целовал бы руку настоятелю. Но это было для Георгия пустым занятием. Серапион об этом знал и поэтому не удивился поведению паломника.
До села было совсем не далеко.  Сельские собаки и куры частенько хаживали под монастырскими стенами.
Георгий уложил в ящик свой не хитрый инструмент и направился в село.
Тогда стояло лето, было жарко. Мухи и пыль извечные дорожные попутчики. Но Георгию они не мешали думать о том, как себя вести в присутствии той, в образе которой иногда по ночам приходил грех.
Он решил, что он идет не по своей воле. И это просто его работа, ничего более. Тем более, что Марья Гавриловна протеже не кого-нибудь, а настоятеля монастырского!
Хозяйка хлопотала во дворе и плотника встретила у калитки.
- Слава Богу! Здравствуйте, я-то так и думала, что Вас пришлет благодетель.
- Здравствуйте Марья Гавриловна. Мир дому вашему. Что тут у вас случилось, показывайте.
Хозяйка приготовила к встрече с плотником обед. Как и заведено у них в селе, если не за деньги пришел мастер работать, то корми его, предоставь внимание и почет.
- Да вы садитесь к столу. У вас там в обители обедня сейчас, а тут работы до вечера. Садись мил человек. Ее бархатный голос гладил уши Георгия, да и вправду время было обеденное.
К столу Марья подала борщ смачно заправленный мясным и картофель с котлетами. Здоровая сельская еда. В монастыре не приняты мясные блюда. Рыба иногда подается, в основном по праздникам, но мясо никогда.
Георгий подумал, что он не монах и решил не отказываться от угощения. Ел с аппетитом наслаждаясь домашней стряпней. Хозяйка рассказывала о местных сельских новостях сидя на лавке напротив гостя. Сама она не ела, но как и положено сидела за столом, иногда отлучаясь, что бы принести солонку, хлеба и прочего столового припаса.
Так хорошо стало на душе у плотника монастырского от домашнего уюта, приятной хозяйки, что начинать работу Георгию пришлось заставлять себя.
Он осмотрел крышу. Повреждение было не сложным в ремонте, но требовали пару дней работы, пару брусьев и три листа шифера.  Прохудились лаги под шифером и требовали замены. Для этого нужно разобрать три ряда шиферного покрытия, демонтировать гнилое дерево.
Было жарко и плотник время ото времени спускался с крыши, шел во двор к колодцу. Там набрав полное ведро воды обливал свой голый торс, фыркал как мерин и восклицал от удовольствия.
Краем глаза Георгий заметил, что Мария Гавриловна через плечо наблюдала за его занятием и взгляд у нее был женским, таким который бывает у старшеклассниц и вдов.
 Впрочем, ее можно было понять.  Жила она одна.  Муж погиб еще в ту Афганскую неладную войну!  К ней сватались многие.  Но это были в основном недалекие, неинтересные сельские мужички или женатики.  Все они пили самогон, матерились и ничем не отличались друг от друга. Кто был из мужиков приличный, все женатые. За тех бабы держались своими цепкими и крепкими руками.
У Марии Гавриловны была установка, через которую она не могла перейти.  С женатыми никаких личных вольностей! Да и грех это был для нее верующей прихожанки монастырской. 
С настоятелем монастыря у нее были не простые отношения. Он случалось заходил к ней отужинать.  Но это было другое. Серапион не старый, умный мужик. Конечно же не женатый, а то, что у него обед безбрачия…  Так это не ее грех. Да и к браку ее никто не принуждает.  Одно только не устраивало ее в их отношениях с настоятелем. Он был не объемных телесных размеров. И как мужик не очень способствовал ее женскому удовлетворению.  А если честно, совсем не способствовал. Она делала вид, притворялась.
Но она же женщина. И все же ей была приятна та значимость их отношений, которая делала ее не просто селянкой, вдовой. Она была близка и надобна самому уважаемому человеку в их округе. Именно это и было причинностью их тайных встреч.
Плотника монастырского глаз Марии заприметил давно. Как правило монахи люди неприметные в роли мужчин. Пожилые, с кислыми лицами и отсутствующим взглядом. Плотник же был мужиком с крепкими руками, развитой фигурой.  И самое главное, у него были умные глаза. В них была сила и доброта.  В них был мир и покой, но в то же время непредсказуемость и улыбка. Его глаза улыбались!  Такого Марья никогда не видела. Ни губы, ни одна мышца лица не выказывала улыбки.  Только глаза.
Для женщины ум мужчины так же привлекателен, как и для мужчины аппетитные формы женщины.  Это общеизвестно.  Поэтому глаза Марьи Гавриловны иногда тайно посматривали на плотника.  Но она никак не могла с ним заговорить.
И вот, когда в доме ее случилась беда с крышей, Марья решилась пригласить Георгия для ремонта. Но сама она его просить конечно же не могла.  Эту ее просьбу легко мог выполнить ее тайный друг, настоятель монастыря.  Что и произошло по прошествии двух дней.  Погода стояла сухая и можно было не спешить с ремонтом.
К вечеру Георгий разобрал крышу, проделав немалую работу.  Его ждал ужин. Марья Гавриловна накрыла стол в доме на веранде.  И комаров там немного и глаз соседских нет. Впрочем, все в селе уже знали, кто у нее работал, кто его прислал и знали так же будущее их отношений.  Мужики одобряли, женщины сплевывали через губу и говорили неприличности в адрес Марьи. 
Бабы сельские не любили Марию. Та жила особняком, никого не брала себе в подружки.  Но бабы немного успокоились зная, что мужиков сельских она от себя гонит.
Мария поставила на стол две рюмки и достала из холодильника запотевшую бутылку с прозрачной жидкостью.  На удивление Георгия хозяйка сделала шаг назад, опустила глаза как-то тихо и покорно произнесла
- Так не постный же день. Да и не в монастыре мы, здесь можно. И видя неуверенность плотника добавила
- Я хочу выпить немного, но сама…
- Ладно, давайте Марья Гавриловна я разолью.  Георгий встал из-за стола и взял холодное, запотевшее стекло бутылку в руки.
- Да, что это мы все на Вы? Георгий, зови меня по имени.   Мы давно уже живем как соседи. Да и на службах я тебя заприметила давно.
Георгий подумал об опасной черте их отношений. Разливая водку по рюмкам решил, что боятся ему ни к чему. Он не будет соблазнять подругу настоятеля, хоть и тайную. Да и обязанностей перед владыкой у него не было никаких. Он не в рабстве и совершенно свободный человек.
- За что выпьем Георгий?  В селах принято было пить только после произнесения речи.  Без тоста пьют только алкоголики, так считалось в их селе.
- Приятного аппетита Мария! Георгий был не просто молчуном.  Он был малопьющим в мирской жизни и ненавидел произносить тост.
Марии были симпатичны немногословные мужчины.  Она считала, что такие больше делают, чем говорят.  Марья не задумывалась, что должны мужики делать, но твердо знала, молчун лучше болтуна.
- Ну за аппетит пить как-то не по-нашему.  Давай Георгий выпьем за счастье. За твое мужское и мое женское.  И как бы оправдываясь добавила
- Без счастья то, как же!? Никак без него нельзя.
К ужину Марья Гавриловна оделась в чистое.  Она знала, как одеваться, чтобы показаться женщиной.  Ситцевое легкое платье открывало руки женщины.  Декольте было не глубоким, но достаточным, что бы видна была глубокая узкая щель груди.  Талия была непропорционально узкая разделяя объемную грудь и бедра.
- Как же ты попал в монастырь? Георгий, расскажи свою историю. Не уж то оставил жену, детей?  Мне всегда было интересно, как приходят в монастырь?
-  Нет у меня детей, Мария. И жена не случилась быть. Так, жили с девушкой. Разошлись.
Историю своего побега от мира ему не хотелось рассказывать.  Да и что там говорить?
- Ух ты! У такого мужчины…  А кем работал до монастыря?  Кем ты был?
Георгий подумал, что иногда можно и соврать.
- Плотничал я Мария. Ничего особенного. Работа, дом…
- Ой не похож ты на плотника! Глаза у тебя не плотницкие.  Совсем не плотницкие!
Георгий знал, что женщину, если ты ей интересен, обмануть тяжело.  Да и врать он не привык. Но говорить правду еще более не хотелось.
- Знаешь, есть такой монастырский закон.   Переступая порог монастырский, забудь, что было за порогом.  Вот я и забыл. Только плотником себя и помню. Но не бойся, не вор я и не насильник.
- Ух, да я тебя и не боюсь. Какой из тебя насильник!? Это тебя бабы скорее изнасилуют…
На Марью Гавриловну стал действовать выпитый алкоголь, и она сидела покрасневшая, улыбчивая и почти счастливая. Почти, потому как чего-то не доставало, чего-то самого малого к чему и стремилась душа женщины.
Георгию в этом доме  было немного неудобно и стеснительно.  Что это за ощущение неудобности он не понимал.   И перед кем неудобно так же не осмысливал.
- Мне идти, наверное, пора. Георгий попытался встать из-за стола. Но его остановила рука Марьи, которую она положила на руку плотника.
- Да рано еще. Посидел бы ты немного. И вдруг ее прорвало.  Очевидно накопившиеся эмоции и водка сделали свое дело.
- Да, что уж ты за мужик то такой! Да я тебя, что же в постель, что ли затаскиваю! Я же одна! Понимаешь!?  Я в этом селе совсем одна! Как мой Мишка на ту дрянную войну ушел, так и одна я тут!   Мне же и поговорить не с кем! Эти местные говорить то не могут никак! Им только рюмка и постель и, чтобы молча! Поэтому ни с кем я тут не говорю.  И что же это за жизнь то мне такая!
Она отдышалась и уже спокойно и тихо как бы говоря во внутрь себя продолжила.
- Тут случилось такая хорошая неудача с этой крышей! Мужик пришел.  Хороший, умный, сильный. Да и тот убегает. Это мне, за что же?!  Судьба такая? Где же я так провинилась перед тобою Господи! На каждой службе на коленях стою.  Прошу совсем немногого. Не денег, ни машины, ни коровы. Просто человека, чтобы сидеть с ним, говорить обо мне, о нем, о селе нашем.  И зачем ты мне тело то такое дал!?  Не уж то в насмешку!?
Мария замолчала.  Выдохлась и сидела молча смотря в пол.  Георгий сидел застывший и не мигая смотрел на женщину.
- Да иди. Ладно, я привыкшая.  А за слабость эту ты меня прости. Она поднялась из-за стола, повернулась и пошла в дом.
Веранда начала остывать от дневной жары. Георгий себя ненавидел.  Какой же он идиот! Ведь Мария была ему желанна, и он даже мечтать не мог о близости с ней. Совсем отвык от женского общества.  Вся его сущность напряглась от противоречия между желанием и каким-то неудобством.
И здесь его бунтарский дух сыграл свою главную роль. Георгий быстрым шагом вошел в дом.   Марья стояла у иконы и молчаливо плакала. Она не оборачивалась на вошедшего.  Тот подошел к робкой и обмякшей фигуре Марии. Взял ее за плечи и развернул ее лицом к своему лицу.
- Не нужно, слышишь! Тихо обессилено произнесла Марья.
- Посмотри мне в глаза!
-Нет, уходи.
- Уйду, но прошу тебя, посмотри мне в глаза! Он немного встряхнул женщину.
Мария подняла глаза и в них были не только слезы. Георгий увидел в них бабье страдание, как будто собранное со всего мира. Оно у всех баб одинаковое. Называется женское одиночество.
Их глаза встретились, как встречаются две галактики, устремленные какой-то необъяснимой энергией притяжения.
Только когда за занавеской рассвело Георгий почувствовал, как на него наваливается сон.
- Ты обязательно должен быть утром в монастыре? Мария лежала на загорелом мускулистом плече плотника и нежно смотрела на профиль своего мужчины.
- Я никому ничего не должен.
- Мужчина мой, не уходи от меня! Марии так хорошо не было давно.  Да может и никогда не было.  Она уже и не помнила тех ночей со своим мужем. Давно это было.  Очень давно!  Что бы она отдала за то, чтобы Георгий остался бы с ней и принадлежал бы только ей. Не монастырю, настоятелю или еще кому-либо.  Только ей одной!  Наверное, отдала бы все кроме жизни.  Хату хотите взять?  Да пожалуйста! А кроме нее у нее ничего и нет.
Они уснули и проспали недолгий час.  Марьи нужно было спешить в контору, где она работала бухгалтером.
- Я только покажусь там и сразу домой.  А ты поспи.  Успеешь с крышей то!
Разбудил его стук в дверь. Георгий быстро натянул на себя штаны и рубаху.  У двери стоял пожилой тихий монах по имени Тихон.
- Георгий, тебя Владыко вызывает.
- Случилось что?
- Не знаю, только неистов совсем. Не знаю, что тому причина. Ты сейчас иди к нему. Он велел прийти тебе скоро.
Дорогой Георгий думал о том, как ответит Серапиону. То, что настоятель узнал о их отношениях с Марией, плотник не сомневался. Да и чего же он хотел?  Сам меня послал к ней. Так размышлял Георгий.  Перед дверью потоптался, постучав в дверь отворил.
- Вызывали Владыко?
- Вызывал! Серапион был интеллигентного образа монах. Его фигура весила сто пятьдесят килограммов и роста в нем было под два метра. Характером он хоть и спокоен, но очень властный. Серапион не терпел неподчинения и быстро разделывался с теми, кто не оказывал ему почтения.
История Серапиона была неизвестна никому в монастыре, никто не знал о его до монастырской жизни.
Звали его в миру Степаном. Рос он в семье рабочих при металлургическом заводе. Домик их стоял у заводской стены и развлечением пацанов были игры в «войнушку» на пустыре да в сараях, которые стояли в три ряда прислонившись к заводскому забору.
Степан был предводителем дворовых пацанов.  Его крепкий кулак и такое же крепкое слово сделали из него лидера сначала во дворе, а после многочисленных баталий с соседними дворами и лидером района. После школы он поступил в бурсу, где обучался слесарному мастерству.  Но неожиданно для всех поступил в Университет на исторический факультет. Днепропетровск славился несколькими институтами, но главным конечно же был Университет. Исторический факультет — это идеологический факультет, как любил говорить декан. Степан и там стал лидером. Группа его избрала старостой. Шли семидесятые годы, эпоха глубокого застоя. Леонид Ильич, председатель коммунистов, прилюдно целовался в засос.  В обществе были модны такие слова как дефицит, фарцовка, достать, решить, дооговориться с зав магом.
Степан тихо ненавидел весь этот красно кумачовый идиотизм но считал, что выделяться другим отличительным мнением от партии нельзя. Почему нельзя он не задавался.  Именно поэтому вступил в партию коммунистов, и там стал лидером-парторгом группы.  А по вечерам Степан становился тем, кем он и был в душе.  Разгульным развеселым парнем. Танцы с девчонками, карты до утра в общежитии. Иногда он дрался на танцах с местной братвой и почти всегда одерживал победы.  Ростом Степан был под два метра и весил уже тогда под сотню.
Как-то случился с ним случай. Шел очередной юбилей советского государства. Приближался праздник Седьмого Ноября. Степан к тому времени посещал секцию альпинизма. Там он познакомился с пареньком, с которым вскоре стали они друзьями. Парня звали Орест и был он родом с западной Украины.  Орест был одержим национальной украинской идей.  По вечерам они со Степой закрывались в комнате общежития, где проживали и спорили до утра. И вот как-то решил Орест подняться на заводскую трубу и вывесить там флаг Украины. Приурочить это действие он хотел к ноябрьскому празднику.  Труба была самая высокая в городе на Днепре, а флаг был старых дореволюционных расцветок.  Сверху синяя полоса, снизу желтая.
Степан ничего не подозревающий плохого в том, решил помочь Оресту. Они же в клубе являлись связкой, как же Орест полезет один? На вершину трубы вели скобы, вделанные в кирпичную кладку. Трубу поставили здесь еще до революции и металл на скобах, да и кирпич были не надежными.  Флаг Орест привез из дома, и был он два с половиною метра длинною и полтора мера шириной.
Восхождение нужно было делать в темноте, что бы никто не видел и не донес в органы прежде времени. Нужно сказать, что в те советские времена флаг Украины был таким же, как и все флаги СССР и отличался маленькой синей полоской внизу полотнища. Желто синего флага почти никто не знал. Вот ребята и решили восстановить историческую справедливость. Вернее, решил Орест, а Степан ему был помощником.
Орест лез первым. Их связывала веревка, которую ведущий связки прищелкивал в карабины. Карабины крепил петлями за наиболее прочные скобы.  Ограждения никакого на трубе не было предусмотрено и восхождение требовало от ребят немалого напряжения нервной системы. К трем ночи связка все же поднялась на вершину трубы. Флаг ребята привязали к скобам, и он гордо развевался над городом, никем до рассвета не замеченный.
К девяти часам утра черная волга подкатила к подножью трубы. Два комитетчика в бинокль долго рассматривали флаг.  Потом один из них установил на треноге телескопический объектив и сделал несколько фото. 
Заводскому парткому было дано задание срочно найти смельчака, который смог бы подняться на трубу. Но все поиски такого были тщетны.  После объявления премиальных за снятие флага, нашелся мужик щуплый и вида такого, которому нечего было терять.  Но поднявшись выше десяти метров тот спустился вниз. Вызвали бригаду высотников. Но и среди них никто не решился.  Они привыкли работать на высоте, но с ограждением и страховкой. Стало ясно, что это дело рук альпинистов. Так следователь и написал на папке. Дело «альпинист»  В местном Альп клубе находится пара перворазрядников, которые снимают полотнище флага.  Дело принимает политический характер и с Киева сообщают, что оно взято под контроль главным!
Следы приводят в рабочий поселок металлургического комбината.
Степан уезжает в Киев, но понимает. Что это его не спасет. И вот идет к родственнику дальнему, но опытному в делах юриспруденции. Тот советует уйти в монастырь. Там мол трудно найти будет след Степана.  Имя он изменит, документы потеряет. А со временем и вернуться в город можно.
В Мгарском монастыре Степан становится Серапионом. Принимает через время монашество.  Да так втягивается в церковную жизнь, что и там становится лидером.   Через пятнадцать лет его посвящают в настоятели.
Сейчас же весь его вид напоминал взбесившегося быка. Было видно, как настоятель монастырский пытался держать себя в рамках спокойствия. Применить здесь свой проверенный метод отбития ухажера нельзя, избить Георгия не получится. Но и молчать трудно.
- Вызывал! Я тебя за чем посылал к нашей прихожанке!?
- Я крышу…
- Знаю какую ты там крышу крыл! Перешел на крик настоятель. Мы тебе приют оказали! Кормим тебя!  Отдельную келью… задохнулся от ярости Серапион. Но через мгновение отдышался, и перешел на спокойный тон.
- Так, лишаю тебя отдельной кельи. Будешь со всей братией делить кров! Хватит привилегий! Сегодня же перейдешь в келью с Тихоном жить будешь.  А работу твою закончит Матвей! Все понял!?
Георгий слушал спокойно.  Что с ним может сделать этот человек? Не убьет и не побьет. Свободы не лишит. Ее никто у него не отберет.
- Пошел вон отсюда! Вон! Закричал настоятель и хлопнул ладошкой по столу.
Георгий спокойно вышел из кабинета и пошел к себе в келью. На него нашло такое же состояние ощущение грядущей новизны, как и тогда, когда он покидал Москву, Нью Йорк.
Сборы были не долгими. Его сумка лежала за ненадобностью глубоко в шкафу.   Укладывать туда было практически нечего, вещей послушник не нажил. Пару футболок, зимняя куртка, ботинки, свитер.
Георгий шагнул за порог массивных ворот. За его спиной оставался высокий каменный забор. Он подумал, нужно ли идти простится с Марьей? Это будет непростое расставание. Можно было бы пожить немного у приятной женщины, пока он определится с дальнейшей своей дорогой. 
Так иногда случается, разрыв между потребностью, продиктованной мировоззренческим внутренним устоем и эмоциональным желанием. Георгий боялся привыкнуть к хорошему дому, а главное к любви красивой женщины. А дальше, что?  Устроиться работать трактористом и зарабатывать трудодни?
Нет, решение придет само собой по дороге в столичный город Киев. До него не менее ста километров.  А там он сядет в самолет…, В прочем, денег у Георгия не было. Не то, чтобы совсем, но на дальнюю дорогу недостаточно.
Это совершенно не заботило путника, наоборот веселило.  Он размышлял так.  Ну ведь не умру же я от голода? Нет! И ему было интересно, как же он добудет денег и, что ожидает за поворотом судьбы?
Стоя на обочине, Георгий подымал руку и оттопырив большой палец голосовал, пытаясь остановить попутку.  Так он в Штатах путешествовал от Флориды до Нью Йорка, когда продал яхту.
Долгое время никто не останавливался. Прошел час, второй.  Георгий загадал, если еще час ему не улыбнется удача, придется идти в село к Марьи Гавриловне, так как в наступающих сумерках ему никто уже не остановит авто.
Только Григорий подумал об этом, машина что двигалась с малой скоростью начала тормозить.  Это была на вид не новая Мазда светлого цвета.  Георгий приоткрыл дверцу.
- Мне куда ни будь в направлении Киева. Только извините, денег у меня нет.
Водитель был мужчина средних лет, ровесник Георгия.  Он носил бороду и на вид был чем-то похожий на попутчика.
- Да не нужно мне денег. Садись мил человек!
Поездка обещала быть приятной.  В приятной машине, с приятным собеседником.  Оказалось, что зовут владельца автомобиля Геннадием. Они быстро перешли на ты. Геннадий оказался жителем Соединенных Штатов. Проживает в Нью Йорке. Он психоаналитик, который имеет хорошую клиентуру. Неплохо зарабатывает.
Что бы вспомнить язык, Георгий перешел на английский.
- Да у тебя хорошее произношение! Как будто ты живешь в Бруклине!
Оказалось, что в Украине у Геннадия никого нет. Есть только небольшое дело, по котором прибыл в Украину. Он хотел бы разыскать могилу своего деда и заехать в Университет по делам профессии.  Автомобиль он купил в Германии за совсем небольшие деньги. Решение это было продиктовано желанием путешествия по Европе.






 Геннадий был практичным человеком, как и все его соотечественники. Он посчитал, что подержанный автомобиль может стоить столько, сколько стоит авиабилет. Но плюсом была возможность путешествия. Потом он продаст тому же авто магазину, в котором совершил покупку, потеряв на этой сделке двести евро.  А всего он заплатил пятьсот евро.
Геннадий жил одинокой жизнью в Нью Йорке. Но это его не тяготило. Общения ему было достаточно на рабочих сеансах психотерапии.  Было у него пару друзей для бара. С девушками вообще никаких проблем. Он одинок, у него квартира в центре города, хорошая машина. Приятный субботний вечер в ресторане с девушкой, как правило был с продолжением у него в квартире. Общение без обязательств было нормой делового люда Нью Йорка.
Он жил в Штатах давно. Его увезла мама, когда Геннадию было десять лет. Отец оставался в СССР и дальнейшая судьба ему была не известна.  Пять лет тому мама почила с миром, и Геннадий остался один. Жил он так же легко как и Георгий. Не заботясь о деньгах, которые у него были всегда. И не заботился он о завтрашнем дне.
С собою Геннадий Семенович имел большую походную сумку и портфель, в котором лежали документы, ноутбук и деньги. Денег он взял десять тысяч долларов наличными, так как боялся, что Киевские банки могут не выдать ему наличных.  О том, что в Украине наступили иные, чем в СССР времена Геннадий слышал, но не доверял услышанному из телевизора.
Дороги страны, где он родился были сложны пониманию жителя Америки. Скучны своим однообразием и совершенно не приспособлены для вождения.  Именно поэтому Геннадий остановил машину голосующему у обочины попутчику. Хотелось поболтать с местным жителем и побольше узнать о стране.
Тем временем наступил вечер. Водитель и пассажир оживленно беседовали, переходя с русского на английский и время текло быстро и незаметно. Непривычно для Геннадия слепили глаза встречные машины на узкой дороге.
Знак «ремонтные работы и приоритет встречного транспорта» водитель не заметил или не обратил на него внимания. Дорога сужалась, а встречный грузовик хоть и притормозил, и прижался к обочине, но оставшейся дороги на встречной полосе было недостаточно для того, что бы автомобили разъехались в своем встречном движении.
«Мазда» с большой скоростью зацепила своим правым колесом обочину. Геннадий успел выдавить из легких воздух с звуком « Щет!».  Руками он со всей силы пытался удержать руль автомобиля.
Водитель грузовика в это мгновение выругался и вывернул с обочины на дорогу.  Он так и не увидел, как за бортом его самосвала в пятидесяти метрах летела с дороги на обочину светло серая «мазда». Это и понятно, было темно.
Обочина имела насыпь в пять метров высотою и представляла по сути глубокий овраг тянувшийся вдоль дороги.
Утро началось для дачников-пенсионеров Гаврилы Михайловича и его жены Валентины Мефодьевны затемно, часа в четыре.  Старенький «москвич»  с вечера был подготовлен к дороге. Собрана провизия, кое какой садовый инструмент. Чета пенсионеров жила в Киевской квартире, но летом они наслаждались загородной дачей. Она передавалась в роду Гаврилы Михайловича по наследству.  А построил ее дед пенсионера — знаменитый генерал царской армии, расстрелянный большевиками в лихие года. Все имущество у генерала национализировали, но дача чудом осталась во владении сына генерала. После она перешла к его сыну, Гаврилу Михайловичу.
«Москвич» ехал по дороге не спеша, степенно покачиваясь на ухабах.  Так могут водить авто только пенсионеры, которые знают толк в старых, проверенных временем авто, которое обслуживал гараж Гаврила Михайловича.  В гараже этом проводил он немало времени. Там же стоял диван по моде тех времен на котором иногда его хозяин отдыхал. Это был образ жизни советского автолюбителя.  Жена внимательно смотрела на дорогу и рассказывала своему мужу о проблематике содержания газона. Сорняки и живший на участке крот были ее личными врагами.
Знак «ремонтные работы» и под ним на одном столбике дорожный знак « Приоритет  движения» Гаврил Михайлович хорошо разглядел.  Уже рассвело и его новые очки позволили определить знаки метров за сто. Трасса была пустой от проезжих автомобилей, и старенький «москвич» смело преодолел узость ремонтных работ.
Валентина Мефодьевна, не носила очки и до старости имела хорошее зрение. Она углубилась в своем повествовании о кротах как о уничтожителях газонов.
Неожиданно ее глаз заметил внизу на глубокой обочине кусты.  Но взгляд ее привлекли не кусты.  Она увидела четыре колеса и  покореженное днище автомобиля.
- Стой Михайлыч! Смотри сюда! Жена указывала жестом направляя взгляд мужа вниз на обочину.  Метрах в пятидесяти виднелся перевернутый автомобиль. Он лежал в придорожных кустах и от него исходил сизый дымок. Очевидно, что этот дымок ранее был густым дымом, но со временем он устал и превратился в сизый еле заметный дымок. Резина на колесах сгорела и виднелся обод кордовой проволоки как свидетельницы большого пожара.
От дороги до автомобиля виднелась прореха в кустах, обозначающая аварийный путь.  « Москвич» сдал на обочину и остановился, издав привычный для него звук поскрипывания рессор.
Спуск в обочину был для четы пенсионеров делом не простым. Михалыч спускался первым и подав руку жене обеспечивал ей опору.  Низкорослый кустарник рос вдоль дороги и был похож на высокий газон дикого происхождения.
Тело Георгия лежало неподалеку от автомобиля, метрах в пяти. Левая рука неестественно была вывернута за спину, правая закинута за голову. Все его тело говорило о том, что жизнь вышла, покинув свое земное вместилище. Повсюду были разбросаны обломки автомобиля. Они были перемешаны с комками земли вывернутыми ударом машины.
Сам же автомобиль был искорежен и представлял собою груду металла, обгоревшего и закопченного от дыма.  Михайлыч попытался заглянуть внутрь изуродованного автомобиля. Он увидел там то. что заставило вздрогнуть даже его, бывшего фронтовика — танкиста.
На фронте он немало видел обгоревшие останки, но то было давно. Едкий запах гари от резины шин и сгоревшего человеческого тела заставил пенсионеров ретироваться, они с женою поспешили обратно к своему «москвичу». Нужно было бы как-то сообщить в милицию или гаи.
Цепкий глаз Валентины Мефодьевны разглядел недалеко от тела Георгия черную кожу портфеля.
- Михалыч, глянь-ка! Она указывала на место, где увидела находку. Пенсионер поднял портфель с земли.
- В милицию отдадим.  А то ведь кто-нибудь заберет себе. Слышь Валя, надо бы этого глянуть. Может живой? Давай посмотри, ты же когда-то сестричкой была. Он напоминал ей о ее работе в районной больнице.
Женщина подошла к телу и присела на коленках. Привычным жестом ощупала артерию на шее того, кто беспомощно лежал перед нею. Тело было остывшим в утренней прохладе и на вид, без признаков жизни. Тем временем ее муж пенсионер Михалыч начал осматривать содержимое портфеля. 
- Ух ты! Посмотри-ка мать! Паспорт нашел. Но жена пенсионера, не обращая внимания на речь мужа прислушивалась к телу, лежащему в изодранной и окровавленной одежде.
- Кажется это… Тут Михалыч замолчал, не сказав об «этом» и пошел к своему «москвичу» - Пойдем мать. Пойдем!
- Да подожди ты! Кажись пульс у него есть. Валентина Мефодьевна вначале хотела сказать слово – живой.  Но оно как-то не вязалось с той картиной, которая была никак не совместима с жизнью.
- Какой там пульс, Валя!? Ты, что это серьезно? Показалось может?
Но женщина явно имевшая опыт в том, чем сейчас занималась, сказала с уверенностью.
-  Есть пульс.  Живой он! Надо скорую срочно вызвать.
- Да как же ты ее вызовешь!? Телефона то нет у меня! Давай Валюша мы до поста гаи доедем и сообщим им.  Тут двадцать километров, сорок минут езды.
Но бывшая медсестра знала, что это тело имеет очень тоненькую ниточку соединяющую его с жизнью. И каждая минута здесь решает исход битвы с не жизнью.  Слово смерть, она перестала произносить даже мысленно еще тогда, на фронте.  Нашла ему замену и говорила – нежизнь. Это суеверие ей помогало как-то приспособить тогда еще девичью психику к тому страшному времени.
- Нет Михалыч! Надо бы его довести до больницы. Давай на трассу и останавливай машины. Сами мы его не вынесем на дорогу.
Бывший командир танка фронтовик Михалыч знал, что действовать нужно решительно. В эти ранние рассветные часы вряд ли какой водитель остановит свой автомобиль для старика, подымающего руку у своего старенького «москвича».
 Но он прошедший ту страшную войну принял решение быстро и по-боевому. Выехав своим авто на дорогу, перегородил обе полосы движения.
Вдали появилась фигура большегрузной фуры.  Она двигалась по направлению от города. Визг тормозов и шипение пневматики заполнили пространство. Отборный русский мат из приспущенного окна покрыл все близлежащее пространство. Дверка кабины иностранного авто - дальнобоя под названием «вольво» распахнулась и на ступеньку водрузилось громадное тело водителя. Он открыл рот, чтобы продолжить покрывать пространство, но увидев на обочине искореженный автомобиль – осекся.
- Прости дед, тут авария? Все целы?
На заднем сидении «москвича» тело пострадавшего разместили с трудом.  Михайлыч ехал аккуратно, но на сколько позволяла дорога – быстро.
В районной больнице, куда прибыла чета пенсионеров дежурный хирург с потухшими сонными глазами смотрел на спасателей с укором.
- Да не нужно было его вести сюда! Надо было сообщить на скорую. Но делать нечего, пришлось врачу выполнять свою работу. Маховик врачебной помощи со скрипом начал вращаться. Пострадавшего увезли в реанимацию, а чета пенсионеров покорно и тихо сидела на стульчиках в коридоре у кабинета заведующего отделением.  В дверь к заведующему недавно зашел анестезиолог и слышался их громкий спорный диалог.
- А родственники у него имеются?
- Иван Александрович! Побойтесь Бога! Какие родственники?! Он же без сознания. Никаких документов нет.  Вы скажите, что мне делать!? Позволите взять препараты из НЗ ?
- Нет. Не позволю. Он этот твой «дорожный» почти труп! А кто будет оплачивать анестезию и.. Нет не позволю!
Михалыч встал со стула и постучав в приоткрытую дверь вошел в кабинет.
- Да вы что же, позволите ему умереть?
-Отец, понимаете…  Зав отделения дородный мужчина средних лет встал из за стола. – Да вы садитесь на стул. Понимаете, нет у нас финансирования. Ну где я возьму те препараты!?  Я же со своего кармана…
- Я оплачу!  Михалыч выпалил это оплачу, как будто выстрелил по врагу из башенного орудия. Он сел за стол.  Его жена, услышав речь мужа вошла в кабинет.
- Да где ж ты деньги то возьмешь, отец? Она называла мужа по привычке, оставшейся от того счастливого времени, когда они жили с детьми.
- Есть у меня…  Заначка имеется.
Дальше был разговор с заведующим о сумме которую необходимо было внести в кассу больницы.
- А долларами можно оплатить? Спросил пенсионер и посмотрел на испуганные глаза жены.
- Это будет примерно пятьсот долларов… протянул заведующий и посмотрел на анестезиолога. В кассу нет, вряд ли, но тут я смогу помочь. Глаза заведующего с интересом посмотрели на фронтовика.
Пришлось признаться Михалычу жене о том, что в портфеле были не только документы. Долго они спорили, сидя в машине.  Спор этот был о том, что портфель надо отдать в милицию. Вот что с деньгами делать? Паспорт иностранный. И деньги американские. Но то, что деньги эти пропадут в милиции, было понятно и поэтому приняли решение отдать только портфель с документами, но деньги оставить пока у себя.  Если выздоровеет, тогда посмотрим, что с деньгами делать. А пока они будут оплачивать лечение.
Милиционер, сержант серьезного и усталого вида, прибыл в больницу только к обеду.  Он оформил протокол и принял у четы пенсионеров портфель, составил опись содержимого.
А тем временем в реанимационной шла борьба за жизнь бывшего послушника монастыря Георгия.
К удивлению медперсонала операционной, где пострадавшему проделали довольно сложную операцию по удалению осколка черепа, пациент был скорее жив, чем мертв. Здоровый организм цеплялся за право жизни и как бы то ни было побеждал в этом неравном бою.
Лицо Георгия было обожжено и ему пришлось удалить кожу и часть лицевой мышцы. В черепную кость вставили титановую пластину вместо осколка черепа, который удалили.
В то время к иностранцам на территории бывшего Союза относились если не трепетно, то с большим вниманием. Очевидно, это и спасло Георгия.  Так как документы в портфеле были на имя гражданина США Геннадия Семеновича Осипова, все считали, что перед ними именно представитель этих самых документов.
Милиция долго не стала разбираться, кто был попутчиком владельца автомобиля.  Написали в отчете – неопознанный труп.
Так Георгий стал Геннадием, жителем Соединенных штатов Америки. В портфеле лежала толстая папка зеленого цвета, в которой находились документы на квартиру в Нью Йорке, методические документы психоаналитического кабинета принадлежавшего господину Осипову. Документы на автомобиль и связка ключей.
 
Через шесть дней реанимационных процедур Георгий стал подавать признаки сознания. Около него стоял врач и пытался получить ответ на вопросы стандартные, которые обычно задаются тем пациентам, которые приходят к сознанию.
- Вы меня слышите? Если слышите, закройте и откройте глаза.
Пациент лежал с открытыми глазами и не реагировал на вопросы.  Но у него была реакция зрачков на свет.  Через сутки больной начал шевелить губами.
- Вы меня слышите?
Георгий закрыл и открыл глаза.  При этом пытался шевелить губами.
- Замечательно! Анестезиолог потер ладошки друг о друга.
- Геннадий Семёнович, сколько Вам лет? Это был стандартный вопрос, который может помочь определить мозговую деятельность больного.
- Я…Я… Мне… Были заметны явные потуги. – Не… после этого Георгий замолчал и закрыл глаза. Он устал. Те немногие силы, которые появились у него в теле улетучивались с каждым словом.
- А это ничего. Это уже победа!  Анестезиолог, глядя на медсестер расправил плечи, давая понять всем, кто здесь победитель. Он был молод. Его профессиональные рвения к изучению нового в медицине еще не утихли.  Через пару тройку лет, его «проглотит» тот синдром профессионального выгорания о котором ему рассказывали в академии на лентах по психологии. Еще он радовался победам над смертью и пытался выходить каждого больного попадающего на операционный стол.
На следующий день больной начал осмысливать то, что называется окружающим миром. Он понимал, что находится в больнице. Но как сюда попал, не помнит. Что самое обидное, в голове мысли путались и через несколько минут усилий что ни будь вспомнить, наваливался сон. Георгий мягко проваливался в дремоту, как погружается тело в пуховое основание.  Мягко и глубоко.  Его организм спал в беспамятстве до времени пока не появлялось достаточно сил для реального мира.
- Где я? Обычно спрашивал больной приходя в себя.
- Все хорошо Геннадий Семенович! Вы в больнице. Уже все нормально, Вы идете на поправку. Опытная медсестра знала, что говорить нужно волшебное – «все хорошо». Конечно же не все было хорошо. Голова больного обмотана бинтами, гипсовая повязка на руке. Со всех сторон к телу Георгия были подключены трубки и провода.  Над его головой висел монитор, на котором  кардио зуммер подавал ритмичные сигналы. Слева и справа кровати больного находились больные после хирургических операций.
- Что… что с..лу.. Георгий умолк. Он с трудом вспоминал слова.
Пригласили невропатолога.   Никита Иванович по годам должен быть на пенсии. Но в этой больнице была его молодость, зрелость и вот теперь вся его жизнь. Он был опытным диагностом и уже через пять минут осмотра готов был поставить диагноз.
У больного отсутствовала память. Амнезия! Оставалось выяснить частичная или полная. Тем ни менее он сохранил способность к оперативной памяти. Через время начнет говорить и воспринимать реальный мир. Аналитические способности мозга не утеряны. Возможно нарушена координация.  Будет учится ходить, приобретать навык. 
Прошел месяц.  Больной Геннадий Семенович Осипов шел на поправку. Заведующий потребовал денег от пенсионеров на реабилитацию.
Георгий превратился в Геннадия, чему не мог противиться по причине отсутствия памяти. Все детали происшествия и документы подтверждали личность Геннадия, и Георгий смиренно принял этот факт его личности. 
Какие-то обрывки памяти, фрагменты всплывали неожиданно, сами по себе. Церковь, самолет, небоскребы большого города.

И многое другое, что он считал бредом и старался не концентрироваться на этих фрагментах.
Приехал следователь из милиции. Ему нужно было провести идентификацию личности. Повязку с головы уже сняли, но лицо было изуродовано травмой.
Следователь — майор милиции Кабаненко Юрий Васильевич был стройным молодым человеком.  Он увлекался спортом, изучал языки и вообще был передовым прогрессивным «следаком» в управлении.
Майор привез портфель из черной кожи для опознания и передачи владельцу. После стандартных вопросов он вдруг перешел на английский язык, который был хоть и примитивный, но грамматически правильный.
-Do you speak English? You arrived in Ukraine from where?
-I'm from New York ... But I dont remember anything ... I'm sorry. Георгий испугался того, что он произнес эти слова на английском языке. Оказывается, он и вправду американец…
Дальше майор не стал проводить исследования. Он довольный собою, заполнил протокол и передал больному его портфель с документами и ноутбуком. Впрочем, электроника была ни на что не годная, так как раскололся монитор и теперь компьютер был годен только для мусоросборника. 
Заканчивался третий месяц пребывания Георгия — Геннадия в больнице. Начали поговаривать о выписке, а, следовательно, стал вопрос куда с больницы выезжать.  Чета пенсионеров по-прежнему хлопотала над Георгием и предложила жить у них на даче. Генеральская дача была не простой. В доме имелись три большие спальни. В те дореволюционные времена жилые помещения делались для проживания, а не для пребывания. Так же имелся зал и столовая веранда. К дому уже в советские времена Михалыч пристроил флигель. К ним часто приезжали дети, до того, как подались в Америку. Вот этот флигель со спальней и прихожей они и отдали под жилье американцу. Так Георгия звали в больнице за глаза, так стали называть и пенсионеры.
Американец не противился судьбе.  Он решил принять предложение своих попечителей и по тому как выписался из клиники, переехал в село на дачу пенсионеров.
Дача располагалась на окраине рядом с такими же поместьями городских жителей столицы. Десна протекала рядом в ста метрах,  лес за рекой в котором городские и сельские жители любили собирать грибы.
Так начинался следующий этап жизни Георгия. Лицо его совсем зажило, но глубокий шрам проходящий через левую щеку всегда будет напоминать о больнице и аварии. Титановая пластина в черепе совсем не беспокоила и была практически не заметна. Облик «американца» стал брутальный, впрочем так же как и до аварии  привлекательным для женского глаза.  Его шрам делал лицо мужественным, а борода мудрым. Георгий пытался вспомнить о своем попутчике, погибшем в автомобиле. Но у него это никак не получалось. Нашел в портфеле купчую на автомобиль. Оказывается, его он купил в Германии.
Изучив документы из портфеля, «американец» стал понимать о том, чем занимался он в Нью Йорке. Надо же! Он был психоаналитиком.  И даже имеет клиентуру и собственный кабинет в очень престижной части города. 
Георгий все больше убеждался в том, что он действительно американец, зовут его Геннадий и он психолог не понятно почему оказался в Украине. 
Дачные будни начинались обыденно.  Просыпались хозяева рано в половине шестого. «Американца» не будили, но он приобщился к размеренному быту и выходил к шести на веранду, где Валентина Мефодьевна подавала завтрак.
За утренним столом принято было говорить о дне насущном. Говорили о том, что нужно полоть огород от сорняков. Обсуждали сельские новости. Георгий как мог помогал по хозяйству. Собирал урожай помидоров или поливал из шланга водою газон, который так любили хозяйка.  Время текло по дачному тихо и плавно.   День неспешно начинался, незаметно подкрадывался обед. Валентина Мефодьевна накрывала стол в тенистом углу под абрикосовым деревом.  За стол принято было садится втроем. Гаврила Михайлович как хозяин занимал место в торце кондового стола выполненного из моренного дуба. Стол этот жил при доме еще со времен генеральских и было ему чуть менее ста лет. Кресло-стул, на котором восседал глава дома так же сотворено тем же мастером, что и стол. Слева и справа за длинным двухметровым столом расположились хозяйка и их постоялец Георгий.
Обед протекал неспешно и не обязательно, был легким и состоял из трех блюд.  На первое Мефодьевна подавала по их устоявшейся привычке суп. Как правило он был овощным. Когда сосед Федот приносил рыбу для продажи, подавалась уха.
Второе блюдо состояло из каши. Это были простые сельские каши, без претензий и изысков. К каше как правило подавалось мясо или рыба. И третьим блюдом был компот. Холодный из погреба с ломтем белого хлеба, который выпекала хозяйка в печи, орудуя ухватом и пекарской лопатой.
После обеда дед объявлял адмиральский час. Он служил в сталинской армии, где после обеда полагался час сна. Жена не разделяла его распорядка, но не осуждала причуды мужа.
Георгий принимал этот сон с удовольствием. В распахнутое окно задувал свежий ветер, кровать располагалась под этим самым окном. Спал он не долго. Пол часа от силы. После сна Георгий изучал методические документы по технике глубокого внушения, которые обнаружились в том самом портфеле, который перешел ему по наследству. Впрочем, он считал себя хозяином портфеля и ожидал воспоминаний, вызванных чтением. Но они никак не приходили, и Георгий решил изучить методику вникая в каждый термин, размышляя над тем, что как ему думалось написанным им же самим в той прошлой жизни.
Потом приходил вечер и с ним ужин. За ужином разговоры шли о прошедшем дне, Михайлыч делился новостями из телевизора и газет.   Георгий и Валентина Мефодьевна молчаливо слушали председательствующего за столом Михайлыча.
День тянулся за днем и так прошел месяц. Георгий неожиданно для хозяев дома стал посещать воскресные службы сельского прихода Николаевской церкви. Собственно, эти посещения были неожиданными и для него самого. Но было в этих церковных службах ощущение привычно торжественного таинства, которое притягивало Георгия. Он старался никому об этих походах в церковь не говорить, но в селе никаких тайн быть не может.
О нем говорили мужики, обсуждая невиданный случай и чудесное воскрешение из почти уже мертвого. А молва пошла дальше и глубоко затронула этот аспект воскрешения. Говорили о том, дескать умер американец и сутки был мертвым.  А потом его поместили в морг и хотели разрезать, а он видите ли взял и открыл глаза. Ну «дохтор» в обморок, а американец с тех пор ничего и не помнит. А не помнит потому как в тело его вселился кто-то другой.  Кто именно сельская молва еще не понимала, но внимательно присматривалась к американцу, чтобы в дальнейшем развить сюжет.
Местным красавицам было все равно кто в кого вселился, и они переходили от тайных взоров к явным вызывающим и как им казалось завлекающим.
Георгий к этому времени отрастил бороду.  Лицо его заросло, но глубокий шрам через всю щеку остался все же хорошо заметным.
 В фигуре «американца» было что-то заброшенное как в старой холостяцкой квартире.  Вскоре произошел случай, который изменил уложившийся быт Георгия.
Он к тому времени в молве селян был уже не только «американцем» но и «дохтором». Дело в том, что Михайлыч как главный источник информации, рассказал соседу Федоту о том, что «американец» не простой.  Он оказывается психоаналитик.  Такого длинного и непонятного слова Федор ни запомнить ни выговорить не мог и он сократил его до «дохтора» Но конечно же доктор был не простым, он был что то вроде бы знахаря, который лечил какие то душевные болезни.
Молва сразу поняла, от чего американец ни с кем не общается, все больше молчит и ходит по воскресениям в церквушку, стоя там службы от начала до исповеди.
А то, что доктор обливался по утрам холодной колодезной водою, только усиливало тайну и увеличивало число тех, кто разносил молву.
Федот жил в старой покосившейся хате и являлся соседом генеральской дачи. Он был запойным алкоголиком нигде не работал и жил тем, что ловил рыбу в реке. Ловил он ее для продажи и менял на продукты или деньги. Зимой было сложнее.  Приходилось в лесу собирать сушняк, рубить его и пилить на санках или на своей спине разносить по домам.  Где кормили, где давали денег.  Но при этом всегда наливали в граненный стакан мутной жидкости, которую Федот выпивал одним глотком.
И вот после очередного глубинного и затянувшегося запоя сидел Федор на полу у входной двери.  Он держал в руках веревку и завязывал петлю. Ему недавно исполнилось шесть десятков лет. Жена ушла давно, дети не вспоминали о нем и жизнь казалось уже шла мимо него, а он был где-то вдалеке от нее.
Работать для пропитания становилось тяжело.  Как ни странно, но здоровье было еще в той норме, которая не напоминала о каких-то скрытых хронических недостатках. 
Так сидел Федот на грязном годами не мытом полу и машинально завязывал узел. За соседским забором слышался плеск воды, это «американец» обливался из ведра после утрени молитвы.
Федор завидовал образу жизни соседей и от чего-то очень уважал Георгия.  Он даже немного побаивался его.  Именно это настороженное уважение и вселило мысль Федору поговорить напоследок с «американцем» Но трезвым делать это было непривычно. А выпивки не было, так как было утро. Всякий алкоголь, что бывал в доме Федота не доживал до утра.
И все же Федор отважился подойти к забору, чтобы посмотреть на «дохтора».  В заборе была выломана падением дерева пару досок и эта прореха позволила Федору протиснуться на территорию соседа.
«Дохтор» стоял спиною к пришельцу и растирал полотенцем свою мощную спину, на которой виднелись пару глубоких еще красных шрама. Для Федота это было подтверждением той молвы о воскрешении. Он уже хотел тихо уйти обратно в заборную щель, но Георгий обернулся и теперь просто и тихо уйти было для Федота невозможно.
Он потоптался на месте, опустил голову.
- Чего тебе? Спросил его Георгий.
- Дык.. Я то, того! Я хотел спросить. И он замолчал, так как его мозговая деятельность была не готова к такому вопросу, который у него крутился в голове. 
Георгий перебросил полотенце через плечо и подошел к соседу.
- Ну так и спроси.  Что беспокоит?
Федот растерялся, помолчал, а потом выдал
- Говорят… ты того! Ты умер, что ли! А потом того! Взял и воскрес! Брешут, или как? Сосед осмелел и даже посмотрел «американцу» в глаза.  Там он увидел какую ту необъяснимую ему силу и молчаливую глубину осмысления. От этого увиденного он тут же опустил глаза и стал рассматривать свои изодранные временем и дворовой собакой тапки.
- Ну и так сказать можно.  Что-то похожее на то как умер, а потом воскрес. При этом Георгий улыбался, но сосед принял его слова всерьез.
-И как? Как там на том свете то? «Жизня» там есть или как?  Федор спросил о том главном, о чем давно уже размышлял в часы протрезвления. Он в серьез подумывал о веревке и о том, что «там» будет проще и легче жить.  Там точно нет самогона и еда там не нужна. Но есть ли «там» и будет ли он жить после того как затянется узел на шее, Федот не знал.  С этим и пришел к соседу.  Тот точно знает.  Он же был там.  А брехать не станет. Не такой он человек.  И вот сосед подтвердил, что был «там».
- Федор, да ты, что же собрался покидать нас? Спешишь «туда»?
Федот помялся и выпалил.
- А. чего?! Чего тут то ? За чего держаться то? Глянь-ка на меня! Каково такая жизня!?
 Перед Георгием стоял худой до костей длинной фигуры с немытыми растрепанными волосами чахлый старец, в котором как-то еще теплилась жизнь, но совершенно было очевидно, что это пребывании этой жизни в этом теле, дело недолгого времени.
-Так ты мне скажи, дохтор. Есть тама чего?  При этом пришелец поднял указательный палец к верху и указывал на небо. Георгию было неудобно в мокрых плавках рассказывать соседу о том, о чем он сам не знал, но только верил в то, что «там» конечно же есть жизнь.
-  Ты вот, что Федор.  Приходи-ка ты ко мне через час. Постучись во дверь флигеля, а я открою тебе. Хорошо?
- Дык я-то конечно…  Через час приду, «дохтор»! И Федот попятившись спиной в проем забора исчез так же неожиданно как и появился.
После завтрака Георгий задумался о утренней встрече с соседом. Не собрался ли он покончить со своею постылой ему жизнью?  Задумался, что бы он сделал на месте… Но на место соседа ему никак не хотелось становится и чувствовать те эмоции, которые ощущал Федот. Хорошо бы ему как-то помочь! И тут он начал думать и вспоминать методику лечения, которая была описана как ему казалось им же в той прежней жизни, которую он совсем не помнит.
В одном из эпизодов описания у него был фрагмент применения глубокого транса, а попросту говоря гипноза.  Неужели он владеет гипнозом? В записях был описан случай применения гипнотического транса к пациенту с целью избавления его от игровой зависимости.
А значит, можно попробовать с Федором внушить ему отвращение к спиртному. В случае неудачи, больших неудобств не станется.  Сосед и не поймет, о чем будет происходить действие.
В комнате у Георгия стоял массивный письменный стол и два глубоких кресла ручной работы оббитых дорогой старинной и еще «живой» материей.
В дверь робко постучали. Было понятно, что это пришел Федор. Он долго топтался в дверях, не решаясь войти и напоминал пугливого зверька перед капканом. И хочется, но страшно.
Георгий усадил соседа в кресло, что уже было для Федота чем-то напряженным и необычным.  Он таких с рождения своего не видывал.
Георгий объяснил суть того, что будет происходить. Он будет говорить, а Федору нужно будет попытаться выполнить то, о чем он услышит.
Прежде всего Георгию нужно будет успокоить и расслабить мышцы и ум пациента.
- Закрой глаза! Голос Георгия прозвучал спокойно, уверенно и сильно. Федор подчинился и сразу как-то обмяк фигурой провалившись в глубокое кресло.
- Сделай глубокий вдох! Не открывай глаза.  Монотонная речь доктора попадала в цель и Федот беспрекословно и шумно вдохнул в свои легкие воздух. – Медленно выдыхай. Еще раз вдыхай! Почувствуй, как ты наполняешься спокойствием! Руки и ноги твои тяжелые и… 
При этом голова Федора откинулась и было понятно, что он спит или был близок ко сну.
-  Спи! Тебе хорошо и приятно.  Ты спишь и слышишь мой голос! Если ты слышишь голос, подними правую руку!
Георгий не ожидал, что пациент выполнит его приказ.  Но Федор медленно поднял руку и остановил движение ожидая команды.
- Опусти руку и открой глаза!  Федор подчинился и смотрел не мигающим взглядом куда-то через Георгия.
- Перед тобою стоит стакан.  Возьми его в руку! Приказал Георгий.
Сосед повиновался и взял правой рукою воображаемый стакан.
- Это водка! Пей ее!  Федот повернул голову, привычно сделал выдох через плечо и опрокинул «стакан» в себя при этом натурально скривился и крякнул от мнимого удовольствия.
- Посмотри на дно стакана! Ты видишь там коровий навоз, который ты выпил вместе с водкой!
Федор посмотрел в «стакан» и у него с живота в горло пошли позывы к рвоте.
- Тебе противно и тошнота наполняет твое горло! Приказал Георгий. При этом его пациент содрогнулся всем телом, нагнулся над полом и изрыгнул зеленую жидкую массу, от которой Георгию стало не по себе. Федора еще раз выворотило и кучка на полу увеличилась в размере.
- Водка! Это водка! Она всегда с коровьим навозм! Самогон! Он всегда будет с говном и грязью!  От услышанного пациентом судорги увеличились и Георгий начал беспокоится о физическом состоянии Федота.
Все! Ты больше не пьешь водку!  Ты не пьешь самогон и вино! Ты не пьешь навоз и говно! Ты свободен и тебе никогда больше не захочется пить говно и водку!
Теперь я буду считать до трех! На счет три ты проснешься и забудешь все, что здесь происходило.
Федот очнулся после произнесенного Георгием счета и сидел какой-то пустой и легкий.  Пустота при этом была внутренней, легкость внешней. Он увидел под ногами нечистоты и содрогнулся.  От куда это!? Но доктор его успокоил. Все хорошо!
Что бы проверить на сколько сеанс был успешным, Георгий решил провести эксперимент. Он оставил Федота в кресле и пошел в дом к Михалычу.
- Хозяин, у тебя водка имеется? Михайлыч всегда держал в серванте в запасе несколько бутылок, но вопрос его удивил
-Ты ж не пьешь!
- Да надо мне, я возмещу.
-Бери. Ради бога! И Михайлыч протянул ему пол литровку с шляпкой –пробкой и пестрой этикеткой!
В кабинете Федот хлопотал с нечистотами орудуя тряпкой.  Он догадывался, что это его дело живота, но не понимал, как все произошло.
Георгий молча поставил стакан, откупорил бутылку.  Так же молча налил до половины граненную емкость и приказал
- Пей!
Федот был как всегда утром с похмелья и стакан водки был для него привычным и дорогим лекарством.
-Ну ты «дохтор» даешь! Это ж… ладно, если ты так кажешь, то слушать дохторов треба! При этом взял привычным жестом стакан, выдохнул и как привык одним глотком опрокинул в себя… Георгий замер и ожидал провала своей методики. Но как только Федот сделал попытку проглотить вылитое в полость рта, из его горла раздались звуки спазмов. Все содержимое стакана полилось на пол, а Федот закрывая ладонями рот пытался спасти остатки драгоценной жидкости.
- … Фу ты господи! Прости «дохтор»! Чего-то у меня не туда! Ну что же это такое мать его! ... Федот чертыхался и отряхивал с груди то, что вылилось из него, не принятое непослушным горлом.
Георгий налил еще.  Он был уже спокоен.  Работает! Методика сработала и теперь в результате он был уверен.
Вторая попытка выпить налитое «дохтором» закончилась тем же.
Федот уходил домой расстроенным и озабоченным. Он не понимал того, что произошло во флигеле соседа и еще не осознавал последствий. Решил, что «американец» дал ему «паленную» водку. Поэтому Федот был раздосадован на соседа и теперь не знал, как ему к нему относится.  На прощание «дохтор» попросил никому ничего не рассказывать.
Первым делом, решил Федот, нужно пойти к Никошке хромому. Никодим мужик хоть и болтливый, но всегда при нем самогон и закусь имеется.
Двор Никодима был на другом конце села у реки и по пути у Федота сложился целый рассказ о сегодняшних событиях. А рассказывать придется.  Кто ж без того, чтобы рассказать новости о «американце» нальет стакан. А под эти новости обязательно поднесут.
Никодим работал в саду и на Федота не обратил никакого внимания. И только после того, как тот начал свой сказ о «дохторе» вогнал лопату в грунт, отряхнул пыль со штанин и пошел в дом. Федот пристроился на лавке у садового стола ожидая поднесения.
Никодим молча вынес пол стакана самогона, огурец и поставил перед Федотом.
- Спасибочки Никоша! Ты человек! Не то шо этот дохтор! Какой-то мути налил, так та в горло не пошла!
- Сказывай, чего там произошло у тебя с соседом.  Никодим присел напротив пришедшего Федота и ждал пока тот опохмелиться.
Федор взял в одну руку стакан, в другую огурец.
- Дык я ж и говорю. Энтот «америкашка» хотел меня чего-то того!
-Чего того!? Никодим начинал жалеть, что налил стакан такому идиоту!
- Дык лечить или еще чего.  Не понял я! Только налил какой-то гадости и заставил пить.
При этом Федот выдохнул через левое плече и одним махом отправил стакан в открытый рот. То. что после этого произошло, трудно поддается описанию. В горле начались спазмы и вылитое в рот не провалилось в гортань, а с выдохом брызгами полилось на сидящего напротив Никодима.
Тот шарахнулся в сторону, отряхнулся и с размахом двинул кулаком в челюсть Федоту.  Тот от этого полетел навзничь на спину и замычал от обиды и досады! После этого разразившись бранным матом пошел прочь со двора.
Что же это с ним сделал этот «американец» ? Может он какой-то знахарь? Может и не «дохтор» вовсе! Какого-то зелья из бутылки ему дал испить!? И как теперь он будет жить!?
Федот попробовал еще пару раз выпить самогона, но результат тот же! А слухи по селу побежали быстрее, чем огонь по очерету. Теперь говорили о том, что и не американец вовсе этот доктор. И, что после воскресения из мертвых в тело того американца вселился какой-то дух. А от бога или от врага его, молва пока еще не знала.   То, что «американец» был знахарем, селяне знали точно!
Такое, проделывать простой человек не может.  А Георгий, уверился в том, что он владеет гипнозом задумывался о том, зачем Господь ему дал такие способности. Но уже через день, вечером в гости к дачникам напросилась Марфа, заведующая свинофермой. Она принесла им в подарок большущий шмат сала и сидела за столом никак не решаясь начать разговор.
Потом все же объяснила, что мужик ее запойный алкаш и « жисть с ним противность одна!» Михалыч и Валентина очень были удивлены тем, что она к ним с таким пришла.  Но потом все открылось. Оказывается, дачники то о своем постояльце ничего и не знали! А он то знахарь и никак не менее.
Вызвали за стол Георгия – Геннадия. Для всех и для себя самого теперь Георгий носил имя Геннадия.
- Геннадий, посиди с ними. Тут дело есть. 
- Соседа ты  заговорил?
- Да, я. Только не заговоры это и не знахарство. Но Марфа его оправдания и не слушала.
 - Сможешь и моего Николку заговорить?
-Как Бог даст….
- Так я его завтра приведу?
И так началась трудовая деятельность новоиспеченного психа терапевта, в миру называемого знахарем.
Знахарь совершенствовал по ходу практики свою методику. А в народе росла вера в его силу.   И ему уже не нужно было успокаивать и расслаблять пациента перед сеансом внушения. Он зажигал свечу, подносил к глазам пациента приказывал неотрывно смотреть на огонь. Говорил своим уверенным и сильным голосом – Спи! И тот кому говорилось тут же впадал в транс.
Георгий такой силы внушения не ожидал, но он ее получал и ему оставалось грамотно ею пользоваться. 
Теперь он заканчивал сеанс тем, что сообщал пациенту, что тот должен пойти в храм и покаяться, а также причастится. Как человек верующий и воцерковленный Георгий был убежден, что сила ему давалась свыше и поэтому тот, кто исцелялся должен был закрепить успех принятием силы высшего порядка. 
Селяне не все это понимали , но выполняли. По селу пополз слух, что тот, кто не исповедуется и не причастится, снова возвращается к своим зависимостям.
У местного священника начала расти паства, а у Георгия авторитет перед местным священником. Шли слухи, что «знахарь» он и не знахарь вовсе. Ведь он не пьет, мяса не ест и с женщинами не общается. А значит и не человек он вовсе! Но так как в церковь ходит и пост соблюдает значит посланник от Бога!  Вот как.
У забора избы выстраивалась очередь.  Сразу это забавляло дачников и самого Георгия, но потом все стало очень серьезно.   С соседних сел жены везли своих мужей – алкоголиков. Начали приезжать посетители из города. Георгий принципиально не брал подношений и тем более денег.  Ему Михалыч передал пачку зеленых американских денег и поэтому в деньгах ни Георгий ни Михалыч с Валентиной Мефодьевой не нуждались. Георгий разделил зеленую пачку на две половины и дачники теперь нив чем себе не отказывали.
Михалыч купил для москвича новую резину.  Поставил у калитки для прихожан новые скамейки.
Лицом Георгий преобразился до неузнаваемости.  Его борода разрослась. Волосы на голове он так же не стриг. Ликом напоминал святого с иконы и это усиливало эффект внушения на пациентов.
К нему уже шли не только, что бы освободиться от алкогольной или табачной зависимости, но и просто для разговора, за советом.
Никому Георгий не отказывал, а если просьба была не под силу ему, отсылал к священнику или доктору.
Как-то к воротам дома подъехали два громадных легковых автомобиля.  Стекла были темными, колеса большими.  Человек в темном костюме и темных очках осмотрел тех, кто дожидался очереди на посещение доктора. Молча открыл калитку и прошел в дом. Там Михалыч хлопотал по своим бытовым делам, а Мефодьевна хлопотала у печи заваривая травы, которые полагалось пить для исцеления.
- Здравия желаю, обратился вошедший к хозяевам.  Те отставили свои хлопоты и смотрели на вошедшего.
- Я слышал у вас тут проживает… знахарь.
- Да не знахарь он! Михалыч пытался объяснить суть происходящего.
-Ну хорошо, пусть будет американец, психоаналитик и все такое. Но он лечит от болезней?
- Да это Вы с ним мил человек поговорите.
- Я ему человека привез. Не простого, государственного человека!
-А перед Господом все равны! Поэтому ступайте во флигель как освободится доктор. Валентина Мефодьевна показала рукой куда идти человеку в черном костюме и черных очках и продолжила заниматься варкой отвара.
Государственный служка потоптался у двери флигеля. Он не привык ждать. Постучался в дверь. Через пару минут дверь отворилась и от туда вышел сгорбленный посетитель который молчаливо не глядя по сторонам направился к воротам усадьбы на выход.
Черный костюм постучался и вошел в комнату. Просторная светлица, в углу стоит два кресла друг на против друга, немного развернуты в выходу.  На стене иконы, у икон свежие цветы. Хозяин кабинета был с огромной бородою, черной закрывающей практически все лицо.
Шрам через левую щеку виднелся из под зарослей и придавал какой то толи зловещий, то ли загадочный вид своему хозяину. Одет Георгий был в льяную широкую рубаху черного цвета, которая обнаруживала в нем толи знахаря, толи священника. Каждый пришедший мог сам выбрать на кого походил хозяин загадочного флигеля. Но то, что он не был похож на обычного человека, которых все привыкли видеть повседневно, это было определенно.
Черный пиджак задавал вопросы, получал односложные ответы.
-Я привез сюда моего босса.  Она государственный человек.
-Хорошо.
- У Вас лицензия врача имеется?
-Нет.
- Почему же Вы лечите? У Вас права государственного нет!
- Почему? Потому, что люди болеют. А право мне не государство дает, есть силы выше государственных.
-Так, сейчас я приведу Елену Николаевну, а Вы смотрите! Не навредите.  Иначе Вы от сюда поедете далеко!
- А знаете, что! Я откажусь принимать Вашего государственного человека. И покиньте мой кабинет. Георгий говорил слова тихим, но сильным стальным голосом давая понять, что он хозяин в кабинете и он хозяин их не сложившихся отношений.
В этот момент двери отворились и в кабинет вошла женщина средних лет. Ей можно дать за тридцать, но не более сорока. Стройной фигуры, брюнетка с короткой стрижкой.  Бежевый костюм. Юбка как и положено официальному лицу на десять сантиметров ниже колена, зауженная к низу по последней моде.
- Я не стала дожидаться приглашения.  Простите! Вадим, ты можешь подождать меня у машины или во дворе. Она говорила повелительным спокойным голосом, но в нем ощущалась натяжение струны которая в любой момент может порваться.
- Здравствуйте… Простите, как мне Вас называть? Доктор, знахарь или святой может быть? Она смотрела в глаза Георгия и в ее взоре была власть, помноженная на снисхождение.
- Ну раз Вы уже пришли, присаживайтесь в кресло.  Зовите меня Геннадий Семеновичем. Я психоаналитик и занимаюсь частной практикой. Впрочем, от государства лицензии не имею. Но насколько я знаю, для консультаций лицензия не требуется.
- Да я не за этим к Вам прибыла, доктор! Вы простите моего помощника, если он обидел Вас. Я ведь за помощью. Слухом земля полнится, что мол кудесник Вы и, что можете помогать и излечивать душевные и телесные травмы.
Георгий уселся в кресло поудобнее. Ему нужно было переломить ее повеление, ее стремление заполнить все пространство своей волей.
- Давайте о сути.  Рассказывайте все как Вам будет угодно. Подробно или в эпизодах. Но как Вы, наверное, понимаете, все, что Вы скажите останется в этих стенах. И еще, я не уверен, что смогу Вам помочь, но об этом после того, как я пойму с чем Вы ко мне пришли.
- Хорошо, пожалуй, я начну. Меня зовут Елена Николаевна, я депутат Верховной Рады.  Так же у меня есть бизнес, три предприятия и один небольшой завод. Так же я мать сына, которому пятнадцать, по моему он ненавидит меня. Так же жена мужу, которого я практически не вижу. У меня есть два любовника, с которыми периодически встречаюсь и нет совершенно свободного времени.
 Тон ее речи начал становиться спокойнее.  Ушли повелительные нотки и перед Георгием сидела женщина, привлекательной наружности совершенно несчастная в своей личной жизни.
- Мне тридцать восемь, я имею парочку хронических болезней и совершенно не имею друзей. У меня имеется одна подруга, но я не могу ей полностью доверять.
Я практически лишена нормальных человеческих эмоций, никого не люблю и меня так же никто не любит. Я имею все, что захочу иметь и ничего из этого меня не радует.  Если я завтра покину этот мир, никто не будет плакать по мне, да и мне, пожалуй, это событие принесет облегчение. К вам, доктор я приехала, чтобы рассказать то, что меня тяготит и может быть Вы исправите мне, что-либо. Поправите карму, что ли. Хотя наверное мой приход к вам от большого отчаяния.
Георгий слушал и тихо творил внутри себя молитву. «Господи, милостив буди мне грешному» Он понимал, что его обычным методом внушения здесь не поможешь. Прихожанка брала все с чем сталкивалась в свои руки, все контролировала и абсолютно никому и ничему не верила.
Такие сами решают, что им вредит, а что помогает. Сами выбирают и не позволяют себе быть избранными кем-то. С ними трудно, но еще труднее им самим с собою. Они как правило сами создают систему координат ценностей и значимостей, и коррекция их может осуществляться только ими самими.  Их разум как правило рациональный, все просчитывал и осмысливал не давая ни малейшего места эмоциям.
Георгий слушал прихожанку и молился.  К нему приходило убеждение отказаться от дальнейшего разговора и посвятить свое время тому, кому он может помочь. Но что-то внутри его сопротивлялось и даже появилась какая-то симпатия к этой несчастной женщине.
- Предлагаю Вам описать ту женщину, которой Вам бы хотелось стать.
- Я хочу быть сама собою и никем более! Категорически отвергла предложение пациентка превратившись снова в депутата.
- Конечно же! Но Вы ведь хотели бы что-то корректировать в своей жизни, не так ли? Поэтому я предлагаю потрудится и создать образ той, которая Вам комфортна и приятна. И вот еще, что. Описать эту новую для Вас женщину необходимо на бумаге.
Глаза у депутата Верховной Рады расширились, ноздри немного набухли возмущением, и она прихлопнула ладошкой по столу.
- Ну это слишком! Я не готова писать такие ученические сочинения!
Она поднялась с кресла и направилась к выходу.
- Спасибо доктор, я многое поняла. Простите мою глупую слабость и прощайте!
Дверь за ней закрылась, а Георгий облегченно вздохнул и прочел благодарственную молитву.
Но это было только начало их непростых отношений. Через неделю ближе к вечеру дверь в кабинет отворилась и вошла Елена Николаевна.  На ней был костюм в темных тонах, очень хорошо подчеркивающий фигуру. Что не мало важно. Она улыбалась.
- Вы удивитесь доктор, но я снова к Вам! На этот раз глаза депутата были наполнены не свинцовой тяжестью, а в них искрился огонек интереса. Интерес этот скорее всего был вызван тем, что она приняла правила игры, которые установил этот сельский знахарь.  Она решила дать ему шанс а заодно и себе.
-Да. Не скрою, удивлен. Не скрою, что не сильно обрадован вашим появлением. Чем обязан?
- Я хотела бы примириться. Да мы собственно и не сорились.  Мне нужно было время подумать. И я выполнила то, о чем вы меня просили.
- Простите, но я вас не просил.  Я Вам рекомендовал.
 Георгий не давал ни малейшего шанса для того, чтобы эта женщина взяла беседу под свой контроль.
- И давайте определимся. Я не лечу, я консультирую. Заметьте это разные вещи. Работаю здесь не столько я, сколько вы. А я корректирую вашу работу мы ее вместе анализируем. Поэтому воспринимайте все мои рекомендации как рекомендации, а не как приказания.
Елена Николаевна явно была не готова к такой коррекции восприятия их отношений. Изначально она ожидала чего-нибудь магического, быстродействующего. Она не предполагала своего участия в этом процессе, а только пользование процессом. Но теперь, когда определена ее работа и активная роль, ее начал процесс коррекции забавлять. Да, она будет работать, ее жизнь пришла в тупик, в котором нет места радости, любви и вообще ничему и никому кроме работы.
Георгий уселся поглубже в кресло, что означало его готовность к деятельности.
- Прочитайте то, что вы написали. Попросил он Елену Николаевна. Теперь роли установились в привычное для Георгия места.  Он главный и созидающий в процессе, пациент ведомый.
 Посетительница достала из папки пачку листов с машинописью, и Георгий понял, что это была серьезная работа над осмыслением собственной личности и так же созданием новой.
Сочинение начиналось с описания детства.  Влюбленностей девичей и перетекала в студенчество. Но более всего было интересно слушать о личностном проекте создания любимой женщины.  Заголовок этой части сочинения так и гласил. – «Моя любимая женщина.»
Чтение так захватывало Елену Николаевну, что она перешла с сухой дикторской интонации в эмоционально живую и немного трепетную.
- Она, моя идеальная женщина, просыпается на плече мужчины и первое, что делает целует его во все любимые места.
Георгий отметил первичное желание прежде всего любить, а не быть любимой.
Елена Николаевна зачитывала написанное ею самой, а Георгий  слушал и что-то в нем самом восставало против его же модели жизни им же самим построенной. Его начало тяготить гендерное одиночество.  Ерунда, он делает полезное для людей дело, это главное! Георгию никак не виделась проекция его семейности или вернее он отгонял от себя такую мысль.  О С одной стороны он понимал, что гармония жизни должна включать в себя отношения с женщиной, но с другой ему нравилась та социальная роль доктора, которая сама собою пришла в его жизнь.
Его беспамятство прошлого не было таким монолитным как в те послеоперационные дни.  Все больше в сознание прорывались какие то эпизоды, образы.  Они были из той прошлой жизни, которая была за  ширмой памяти и в которой начали образовываться проплешины. Но Георгий не желал анализировать, напряженно вспоминать. Новая жизнь с чистого листа его вполне устраивала.   
Договорились с Еленой Николаевной встретится и она подготовит проект который называется «как стать любимой женщиной и жить интересной жизнью» Они определили такое понятие как « интересная жизнь» Оба пришли к заключению. Что интересность жизни состоит в каком то интересе которым увлечен человек. На вопрос чем увлечена Елена Николаевна та никак не могла ответить.  Только одно – работа.  Но она не была для нее интересной.
Процесс этот шел таким образом. Георгий задавал тему, определял понятия, а дальше прихожанка проецировала тему на свою жизнь и развивала ее в своем контексте. 
Елена Николаевна приезжала теперь каждый субботний день, регулярно раз в неделю. Их сеансы стали традиционными и ожидаемыми.  Георгию нравилось развивать и совершенствовать методику которая возникала по ходу их встреч. А посетительнице нравился творческий процесс в котором, как ей казалось она являлась строителем своей новой жизни. С большой и наверное отчаянной решительностью Елена Николаевна принимала жизненно важные решения. И они касались не построения новой страны, образовавшейся на географической карте как самостоятельное государство сосем недавно, что было важнее они касались ее жизни.  Она уже через месяц продала свои предприятия своим же соучредителям и теперь ее время делилось на рабочее и личное. Она стала замечать, что спешит домой, чтобы поговорить с сыном, приготовить ужин. С мужем они развелись быстро, без претензий и дележа и в ее душевном пространстве образовалось место для того, кого она уже давно ждала и рисовала в своем воображении.
Наступила осень. Хозяева дачи начали собираться к переезду в город. Своего постояльца они уговаривали оставаться жить на даче. Они гордились им и его присутствие в их доме было важным и приятным событием. После того как у калитки их дачи выстраивалась очередь пенсионеры пробрели немалую значимость и почет. Пусть эта значимость была в рамках сельских, но для четы пенсионеров жизнь начиналась с началом дачного сезона. Городская жизнь это ожидание весны.
В генеральском доме имелась печь, которой можно будет отапливать дом.  Сосед Федор теперь стал небольшим предпринимателем. После того как он бросил пить, его в приятели пригласил местный лесничий. Тому нужен был компаньон по очистке леса.  А если проще, то по негласной продаже дров. Самому ему сделать это было невозможно. Он наоборот по должности должен был оберегать лес.
 Федор теперь поставлял дрова почти во все дома их села и конечно же соседу заполнил дровяник совершенно бесплатно. Мало того, он обязался топить печь генеральской дачи.
Елена Николаевна уволила своих водителей и охранника и с удовольствием управляла автомобилем сама. После одного из посещений Георгия она возвращалась домой в бодром и каком-то созидательном настроении.
У дороги голосовал длинноволосый парень с рюкзаком.  Почему-то ей захотелось его подвести до города, так как хотелось поговорить хоть с кем. Только не самой с собою.
Данила возвращался с Кавказа, где жил все лето в альплагере и работал спасателем.  Это был представитель той беззаботной породы молодых людей, которые жили своим интересом и  только для себя.  Ничего постоянного и стабильного в их жизни не могло быть кроме увлеченности тем образом «горной» жизни, которой жил попутчик. Он был в несвежей одежде, но весь пропитан эмоциями гор, какой-то настоящей жизнью, о которой Елена не знала, но своим женским чутьем воспринимала как что-то новое именно то, что ей было необходимо. Они ехали и беззаботно болтали о какой-то ерунде. Она статусная дама старше Данилы на три года в строгом рабочем костюме, и он высокий блондин, хорошо сложенный фигурой, с длинными по плечи волосами, завязанными узлом на затылке, но абсолютно не серьезный и никак не солидный.  На таких Елена даже не взглянула бы как на мужчину еще месяц назад. Парень постоянно смеялся и был совершенно беззаботен о дне завтрашнем по всему было видно, что для него есть только день сегодняшний и только он был ему интересен.


Приехав в город Елене захотелось накормить этого бродягу, так как Данилу никто не ждал, а денег у такие ребята никогда про запас не хранят.  Елена Николаевна была хоть и немного старше Данила , но по эмоциональным ощущениям на много. Может быть это позыв «накормить» был вызван материнским инстинктом, а может и каким то интересом, определению которому Елена никак не могла подобрать. А может это была неосознанная симпатия женщины, которая уже давно живет в одиночестве и какой-то социальной изоляции.
Ужин их начался в одном из городских ресторанчиков, небольшого уютного и с хорошей кухней. Давно так вкусно Данил не ужинал. Утром Елена проснулась на плече у Данила и вспомнила о сельском знахаре и его беседах с ней. Воспоминание это было с благодарностью и уважением. Она лежала и пока ее мужчина досыпал вспоминала себя какой она приехала во флигель генеральской дачи.  За два месяца с ней произошла та перемена, о которой она не могла мечтать, но мечты эти рождались именно там во флигеле генеральской дачи, а воплощались ею.
Елена Николаевна сделала для Георгия большую рекламу. Внешне она чудесно преобразилась. Глаза искрились каким то озорным огоньком. Она увлеклась рисованием и писала неплохо маслом незатейливые сюжеты. У нее появились подруги, а мужчины мечтали о встрече на ужине « просто поболтать». И все, кто интересовался автором таких изменений, она направляла в село к генеральскому флигелю.
А тем временем у Георгия, который для всех оставался Геннадием Семёновичем Осиповым так же начались перемены. Теперь все больше у его ворот останавливались дорогие авто. Их владельцы приезжали как они говорили «просто на беседу»
Но именно это движение под названием «поговорить» и беспокоило Георгия.  Среди этих разговорщиков немало было хронических алкоголиков. И это были его профильные клиенты.
Они были с должностями, деньгами, статусом и прочими социальными регалиями. Доктор денег не брал и те в подарок везли всякую всячину. Поэтому Георгий начал направлять их в церковь к батюшке Евдокиму, для того, чтобы исцеленные не только исповедовались, но и помогли ремонтом храму.
Но были и те, кто желал перемен в жизни, но не знал каких и как эти самые перемены осуществить.
Самые простые и тем приятные посетители были селяне со своими не хитрыми алкоголическими проблемами. Георгий все чаще задумывался над тем, чтобы убыть в Штаты в Нью Йорк, где как ему казалось у него была квартира, автомобиль и кабинет, и там он мог бы практиковать свою методику глубокого внушения.  Все чаще он пытаться сопоставлять те фрагменты воспоминаний прежней жизни, которая осталась там, в до реанимационной жизни.
Никак не складывались пазлы в единый рисунок. Он не понимал, откуда брались воспоминания о церкви, ночных службах.  Яхта, паруса и чопорные чистенькие причалы у которых стояли парусники. Нью Йорк с его небоскребами, метром и закусочными бистро. Какая-то женщина, воспоминание о которой порождали у Георгия теплые чувства. Может быть он был женат? Были ли дети?  Через малое время воспоминаний как правило наступала усталость и даже сонливость и Георгий оставлял это занятие до следующего раза.
Но мысль с поездкой за океан была жива и каждый вечер ложась в постель, Георгий мечтал о том, как он полетит через океан. Адрес квартиры и ключи и документы лежали в портфеле. Деньги еще оставались от той пачки долларов, которую торжественно вручил ему Михалыч.
Кто или что управляет судьбой человека? Уж точно не он сам. У церкви есть учение о Проведении, которое нисходит на человека и правит его действиями. Но так ли это на самом деле никто доказать или опровергнуть человек не в силах. Или может быть он сам по своей воле вершит свою судьбу?
Наступил январь. Холода установились и снег улежался. Посетителей генеральской дачи уменьшилось до одного, двух в день. Это давало возможность Георгию почитать любимые книжки. А для него они были все новыми. Он начал почему-то с Пастернака «Доктор Живаго» То место, где Живаго живет в заброшенном зимнем хуторе, особенно нравилось Георгию. 
В избу кроме Федора соседа заходила бабка Марфа. Она из лучших чувств и в благодарность за исцеленного брата, начала присматривать за домом.  Убиралась и готовила стряпню.  Вечером часто выключали свет. 
Приходилось палить свечи или зажигать керосиновую лампу.
В субботу перед сочельником после обеда в дверь робко постучали. Георгий удивился.  Посетитель в предрождественский день. Обычно сельские готовились к завтрашнему празднику, резали худобу, пекли хлеба и вынимали из подвалов сало и горилку.
В дверь вошла женщина.  Она была в овечьем дубленном полушубке, платок как шарф до глаз, на голове вязанная шапка, ноги в теплых сапожках. Сельские так не одевались. Но и городской вошедшую определить было сложно.
У порога постучала ногами, отряхивая с сапожек снег.
- Здравствуйте доктор! Голос приятный, бодрый.  Георгия обычно так называли сельские посетители. Городские предпочитали определять его по имени очеству.
- Проходи, снимай шубу, в доме печь топится, тепло. Георгий всех местных величал на «ты», по совету местного церковного батюшки. Так посетители чувствовали себя более расковано.
Вошедшая скинула полушубок и осталась в платье поверх которого был одет белый свитер домашней крупной вязки. Лицо и фигура были отменных тонких линий, совсем не сельских, не испорченных тяжелым земельным трудом.
Георгий с удовольствием и любопытством присматривался к посетительнице. Было в ее глазах что-то такое, что как казалось доктору теплым и очень близким ему.
Хозяин кабинета усадил пришедшую в кресле и спросил о ее имени, а сам начал разжигать фитиль в лампе так как свет дневной потихоньку уходил и сменялся сумерками.
- Из далека я. Здесь у тетки Марфы в гостях, приехала к празднику. Тетка тут у вас по хозяйству хлопочет, все про вас мне рассказывает. В их селе вы местная примечательность.  Говорит мол чудеса творите. Зовут меня Марией.
Георгий управился с лампой и сел в кресло. Он устраивался глубже, поудобнее.  Никуда не хотелось спешить в этот предновогодний вечер. Такой уют иногда испытываешь, когда за окном ненастье, а в доме стоит запах теплой печи, кофе и хлеба. Друзей он в селе не завел, поэтому в гости к нему никто не придет, а следовательно и торопиться незачем.
- Мария чудесное имя. Меня можешь звать доктором или Геннадием Семеновичем.  Он говорил стандартными заученными фразами. Посетительница как-то пристально с настороженностью рассматривала Георгия.
- Что-то тебя беспокоит? Георгий начал тревожится о пристальном взгляде Марии.
- Чудны дела Господни.  Вы доктор на одного моего знакомого похожи.  Ну уж так сильно похожи.  Только пропал он, уехал от меня не простившись. Но он моложе был и без бороды.  А голос точно такой же как у вас!
- Это случается. Я здесь случайно. А вообще из далека приехал.
- Слыхала я. Из Америки! Надо же, никогда бы не подумала, что с американцем сидеть за столом буду.
- Так что же тебя привело ко мне, красавица? Рассказывай без утайки, все это останется в этих стенах.
Мария Гавриловна рассказала свою женскую историю. О муже, который погиб в Афганскую. О селе их противном сердцу Марии.  О сельских мужиках и о монастырском настоятеле.  О том, что полюбила она плотника монастырского, а тот неожиданно ушел из монастыря и нет о нем никаких известий.
О том, что молит Бога о мужике, но никак Господь не сведет ее с тем, кому отдаст она душу свое и тело. А к батюшке пришла не знает зачем. Может за советом, а может он как-то судьбу ее чудесным образом поправит? Марфа говорит, что мол случается такое у доктора.
Георгий молча слушал Марию и ему казалось, что ее неприкаянность житейская относится и к его жизни.   К жизни, которая была у него одинока, необустроенна и тем наполовину пуста как пуст сосуд, который красив снаружи, но не наполнен внутри. Как бы там ни было и какую смысловую миссию не выполняет он, но также он и мужчина, который «оторвется от матери и отца своего и прилепится к жене своей».  А значит та вселенская тоска по второй половине так или иначе присутствуют в нем и отзывается во всем, чем бы Георгий не занимал свое время, отведенное ему Богом на земле. Именно поэтому Адам взмолился к Создателю, что бы тот дал ему плоть от плоти жену и помощника в делах его.
- Я чаю заварю Мария, не возражаешь? Георгию не хотелось, чтобы Мария Гавриловна спешила домой, а чем ей помочь он не знал.  Разве, что выслушать с участливостью и вниманием.
- Да не спешу я.  В доме у тетки суета, подготовка к празднику. Мне места на кухне не дают, своих достаточно. А Вы кто, доктор или так.. знахарь может какой? В глазах Марии появился озорной огонек.
- А как тебе удобней!  Диплом имеется, но народ за кудесника меня принимает.
- Так говорят, что мол в сон вгоняете человека и что во сне что-то с ним делаете такое, что человек другим становится!
Георгий улыбался и думал о том, что он конечно знал, что о нем народ слухи пускал.
- Говорят, что бабы бездетные рожают после Вашего гипноза! Мария улыбалась и тем веселила Георгия. Казалось от ее улыбки весь генеральский дом наполнялся праздничным беспечным настроением. Георгию было так тепло и приятно, а от сказанного и весело, что он рассмеялся.  Про себя подумал, что не помнил, когда он это смеялся, кажется никогда.
- Вера в человеке. А не вне его. Мария. Я только помогаю людям поверить в то, во что они хотят поверить.  Да ты пей чай и рассказывай, а я устроюсь поудобнее и буду тебя слушать. А там глядишь, чудо под Рождество и произойдет. Само собою произойдет, как происходит снег от воды или дерево вырастает из семени. Может нас с тобою Бог подслушивает и чудеса сотворит. Ты веришь в чудеса?
- В монастыре духовник говорит, что мол чудеса все не от Бога. А я верю. Вот верю и все тут! А зачем тогда весь этот сказ народный и зачем я столько лет жду моего любимого как чуда? Не нужны мне тогда ни монастырь, ни вера, чтобы прождать и не дождаться! 
И она рассказывала свою историю о плотнике и крыше, которую тот чинил. И, что наставник монастырский из ревности мол прогнал послушника и тот не попрощавшись ушел.  А может не мог простится, а может…
- Батюшка Геннадий! Вот на Вас похож голосом.  Такой же был ростом. Но только улыбчив был и без бороды. И моложе лет так на десять.  А ведь может инопланетяне забрали или авария какая!
Они проговорили еще час, наверное, и Мария засобиралась уходить.
- Говорите может Господь нас подслушивал? Спасибо Вам доктор Геннадий.  Как-то легко с Вами. С Марфой не поделишься наболевшим. В селе я ни с кем не общаюсь по душам. А с Вами хорошо, облегчилась я перед праздником. Я тут еще неделю буду гостить.  Если позволите после Рождества наведаюсь к Вам.
Она стояла у дверей и одевала на себя полушубок.
- Мария Гавриловна, а какой монастырь то у вас в селе?
- М….й батюшка!
- А речка там у Вас имеется в селе у монастыря?
- Так Сула же протекает.  Что ей сделается, всегда там текла!
Георгий проводил Марию, а сам сел у лампы и обхватив голову руками о чем-то напряженно думал. Но вскоре на него навалился сон и он, поддавшись этому желанию улегся на диван. Сон был тяжелым.  Говорят, под Рождество снятся вещие сны. От куда берутся те ведения, которые мы видим во сне? Входят в нас извне или сублимируются от сочетания молекул нашего организма?
Георгию привиделась встреча с каким-то невиданным чудовищем.  Тот был похож на человека, но внутри его был человек, который им управлял. Битва была страшной, и Георгий победил чудовище.  Из него вышел тот человек, который управлял чудищем, и они с ним неожиданно подружились.
Проснулся он ночью. Голова немного болела от преждевременного сна или от того, что приснилось. Появилось неожиданное желание выпить чего ни будь и закусить. Для этого нужно было пройти в дом, там у Михалыча всегда была заначка в чулане.
Георгий налил пол стакана водки. Достал из банки огурец. Подумал, что с ним происходит что-то неподвластное ему и он предается необъяснимому желанию, которое немного пугало. Он не хотел задумываться от чего это и почему, а хотелось просто исполнить эту прихоть и подтвердить этим, что он человек простой, с желаниями человеческими.
Водка вошла в него холодной струей и когда опустилась ниже превратилась в горячее разливающееся по всему телу озеро. Потом это тепло поднялось выше и вошло в голову.
Мышцы тела расслабились и Геннадию захотелось с кем-либо поговорить, рассказать свою историю. Но рядом никого не было.  А история у него была короткой длинною в полгода. И тогда ему пришло стойкое желание лететь через океан. Наверное, оно выражалось в потребности перемен.  Перемен в образе жизни, перемен окружающего мира и может быть перемены деятельности. Быть полезным всем он устал.  Захотелось быть полезным самому себе и от этого Геннадий наполнялся уверенностью в том, что он после праздника поедет в аэропорт и купит билет в новую жизнь.
На Рождественской литургии Георгий, как и положено мужчине стоял в правой половине зала.  Женщины должны были стоять в левой, но сельские жители не чтили это правило и поэтому стояли там, где кому было удобно.
Георгий заметил, что в первом ряду в двух метрах от него виднелась голова недавней к нему посетительнице Марии Гавриловны. Народа было много, но из уважения к «батюшке» к Георгию близко не толпились и поэтому он мог стоять свободно.
Какое-то чувство, что это уже когда-то было посещало «батюшку», особенно когда он поглядывал в сторону Марии. Георгий гнал от себя все эти мысли и проваливался в душевный настрой монотонного пения таинственного и торжественного.
Вечером пошли колядовники.  Группы ряженных детей, взрослых с песнями и танцами ходили по улицам и подойдя к воротам избранных колядовали.
К генеральской даче подошла первая группа колядовщиков когда мороз окреп и с неба начали кружась падать крупные хлопья снега. В лунном свете это было торжественно и празднично.
Хозяин по традиции обязан вынести бутылку самогона для мужиков, конфеты для женщин и мелкие деньги детям. Георгий, зная этот веселый обряд приготовил все заранее.
Как правило ходили по своей же улице соседи и к Георгию пришли от двора Марфы. В веселой пляске с бубнами и барабаном, он заприметил Марию, вчерашнею посетительницу.  После пения колядок, мужики взяли с подноса Георгия шкалики и начали наполнять горилкой.
- С нами выпейте доктор! Мария своим звонким голосом перекрикивала толпящихся ребятишек, баб и раскрасневшихся мужиков.
- От чего бы и не выпить, согласился Георгий и взял в руку шкалик.
- На «брудшат». кричала Марфа
- На брудершафт, поправлял ее брат Петр. Который был в завязке так как являлся посетителем доктора.
- Марфа с тобою на брудершафт!? Георгий смеясь принял игру.
- Та шо зи мною!? Ось племяшка в мэнэ е! И она показала на Марию. Все это происходило под неимоверный шум барабана, песнопений и топота пляски.
– Не бойся доктор, не ушу я тебя! Перекрикивала гомон Мария при этом подняла стакан.
Выпили и переплетя руки выпили налитое. Теперь нужно было целоваться. Мария демонстративно раскинула руки в стороны, прогнулась в спине выставив грудь на встречу доктору.
Георгий приложился губами к горячим губам Марии и тут голова его пошла по кругу. Но он устоял, крякнул для порядка и сказал
-Хороша колядка! Благодарствую гости дорогие!
Все колядники захлопали в ладоши и с песнями пошли дальше по улице петь свое « Христос народился!»
Долго не спалось. Не помогали ни рюмка водки, ни заварка мяты. И только ближе к трем часам ночи он уснул.
Утром все село спало, после веселой встречи праздника. Георгий достал свою походную сумку и начал собирать вещи. У него оставались деньги примерно пять тысяч долларов, нашлась рубашка, сменное белье и свитер.
Местный автобус начинал ходить в десять утра, но ему не пришлось долго стоять у остановки. Первая же машина остановилась и из нее вышел никто другой как сосед Федор. Он накопил денег на старенький «Жигули», чем был несказанно горд.
-Доктор, не уж то в город собрались? Садитесь дорогой мой соседушка! С ветерком довезу!
По пути Федор рассказывал о достоинствах двигателя его третьей модели, пообещал, что и дальше будет протапливать дом, поддерживая в нем тепло.
Георгий вышел у телефонной будки.  Позвонил хозяевам дачи. Трубку взяла Валентина Мефодьевна.
- Да как же так быстро то! Что ж Вы нас покидаете! А как же посетители, что ж я им скажу? Причитала бывшая медсестра военного госпиталя.
В аэропорту народа много не было. В эти лихие года, деньги обесценились так, что у народа и на поезд денег наскрести тяжело.
Билет он купил до Франкфурта. А там купит до Нью Йорка. Пришлось ожидать самолета семь часов.  За это время Георгий пошел в парикмахерскую, где ему постригли бороду и голову. В зеркале отражался совсем незнакомый человек. Молодой, подтянутый и никак на «батюшку» не похожий. И только шрам через левую щеку, немного портил картину. Шрам был глубоким и на паспортном контроле пограничник долго рассматривал фото.  Потом вызвал старшего смены. Но после того, как Георгий предоставил справку с больницы и подтверждение личности от милиции, пограничник ударил штемпелем о паспорт сообщая этим жестом о открытии дороги во вне государства.
В аэропорту Франкфурта на Майне все было сложнее. Справки не помогали, так как были не переведены на международный английский язык. А шрам привлекал секьюрити.  Но и там удача улыбалась Георгию. После того, как он поговорил с шефом охранной службы, Георгия пропустили к дальнейшему пути.
Полет через океан составлял девять часов. Они летели над Гренландией, и Георгий пытался рассмотреть припойные льды и айсберги.
В аэропорту нужно было пройти пограничную и таможенную службу.  Конечно безупречный английский помогал Георгию, но тем не менее сотрудник пограничной службы пригласил Георгия подтвердить его соответствие на экране дактилоскопии. Для этого нужно приложить палец к экрану и через пару секунд зажигалась зеленая или красная лампочка. Что обозначало соответствие или не соответствие паспорта и его хозяина. Дело в том, что в паспорте находился чип с электронной информацией о владельце.
Каково же было удивление пограничника и Георгия. Когда зажглась красная лампочка контроля. Повторные попытки ничего не принесли. Георгия пригласили в кабинет к следователю охранной службы. Кабинет находился тут же недалеко от линии контроля. Как не объяснял задержанный об аварии и о том, что у него есть справка из милиции о подтверждении личности, офицер делал вид, что не слушает. Он совершенно механически, как будто делал это каждый день заполнял формуляр и был полностью поглощён этой работой.
Через час прибыл наряд полиции. Георгия пригласили пройти в автомобиль.
Следственный изолятор представлял собою клетку зарешеченную с одной стороны, а с трех сторон были глухие стены. На лавках сидели какие-то черные худые парни и скалились широченными белыми улыбками. Пару проституток приютились в углу и нагло развалившись на лавке ожидали своей участи. Георгий присел между черными и проститутками. Он сидел, обхватив голову руками и напряженно думал о своем будущем, а еще более о своем прошлом. Как так получилось, что паспорт… Может быть в аварии, что-то случилось с чипом и он показывает ошибку?
Ждать нужно было до утра.  Когда пришел офицер, Георгия пригласили в кабинет. Вопросы были разные.  Но после того, как он не смог пригласить ни одного свидетеля, сославшись на то, что не помнит, офицер понимающе улыбнулся и спросил об адвокате.
Дело передали в суд. Но до суда Георгия поместили в камеру.  Это была комната семь квадратных метров. Четыре койки. В два яруса. Туалет находился у входа, там же рукомойник.
Два черных соседа ожидали суда совершив кражу автомобиля. Третий был белым толстяком, добродушный на вид.  Но он убил свою жену, когда узнал о том, что она спит с его бухгалтером и теперь так же, как и Георгий ожидал суда.
Суд состоялся через месяц. До этого времени офицер пытался доказать то, что владельца паспорта убил Георгий и присвоил документы, деньги и квартиру. Но так как отсутствовал труп как доказательство преступления Георгию инкриминировали незаконное пересечение границы.
Судья была женщина необъятных размеров, жесткая характером, да и еще к тому же черная. Она присудила депортацию и спросила, может ли Георгий купить себе авиабилет?
Стал вопрос, куда высылать этого наглого молодого человека, который утверждает, что не имеет памяти.  Но так как он прилетел из Киевского аэропорта, решили вызвать Украинского консула.
В беседе Георгию удалось убедить представителя консульства в том, что после аварии он ничего не помнит. Этому способствовал документ из милиции с печатью и тремя подписями.
Возвратился в Киев Георгий только в конце февраля. Денег у него осталось немного и он, сидя в аэропортовском кафе раздумывал о том, куда ему податься. Никого у него нет, кроме как тех, кто спасли его после той страшной аварии. Милые дачники Михалыч и Валентина Мефодьевна безусловно обрадовались бы возвращению их постояльца.  Но Георгию от чего-то не хотелось возвращаться к прошлой жизни. А хотелось чего-то нового.
Сидя в американской тюрьме Георгий начал понемногу вспоминать прошедшее.  Он был убежден теперь, что тот, кто остался в машине и обгорел до неузнаваемости и был тем, личность которого он Георгий представлял.  Неосознанно, по лишению памяти, но все же суть оставалась та же. Он украл личность своего попутчика. Как это произошло понять сложно, но со временем все на откроется.  Все больше перед ним становился вопрос о монастыре. Он был монахом? Или жил возле монастыря? Здесь неподалеку один монастырь в той стороне по направлению от куда он ехал.  Машина упала в кювет со стороны от направления города Л.
…Георгий подошел к массивным воротам монастыря. Стена из старинного красного кирпича высотою в два этажа ограждала монастырское поместье.
Вратник, молодой худощавого вида монах по имени Варнава вышел из своего укрытия и подошел к путнику.
- Да никак Георгий! Удивленно воскликнул страж. Он вглядывался в лицо пришедшего, но по всему было видно, что он признал Георгия и был рад появлению того.
- Что у тебя с лицом? Авария? Где ты был все это время?
Георгий молчал и смотрел вратнику в глаза.
- Ты везучий! Серапион то в отъезде. Зол он на тебя сильно!
-А это кто Серапион?
- Да ты никак головой пострадал!? Варнава вглядывался в глаза Георгия и старался оценить обстановку.
- Ты же тогда, когда крышу то чинил у Марии, Серапион… Да ты и вправду ничего не помнишь...!
Дорога к селу была не долгой. Майское солнышко пригревало землю, и трава начала покрываться сочной зеленью. Село начиналось сразу за пролеском в сотни полторы шагов от монастырской стены.
Крайний сельский дом Георгий сразу опознал, какие-то островки памяти всплывали все больше в последнее время. Вот и крыша, которую он чинил, низкий штакетник забора.
Во дворе суетилась хозяйка и завидев путника устремилась к калитке.
Они стояли друг напротив друга.  Стояли и молчали неотрывно глядя друг другу в глаза.


                К  О  Н  Е  Ц