Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
А.С.Пушкин.
...Разработанное на родных нивах доброе
сердце не оскудеет, а только прибавится в
дарении добра всякому. Мы за то, чтобы пер-
вые университеты любви и милости отрок про-
ходил дома, среди родных преданий и песен,
среди родного языка, родного уклада харак-
тера и души. Чтобы было ему с чем выйти в
свет, а не явиться голодранцем, чей род
промотал своё состояние и достояние. Нацио-
нальному человеку есть откуда нести ответ-
ственность перед миром.
В.Г. Распутин
Истинный патриотизм в том, чтобы обогащать
других, обогащаясь сам духовно.<…> Патрио-
тизм - благороднейшее из чувств. Это даже
не чувство, это - важнейшая сторона и лич-
ной, и общественной культуры духа, когда
человек и весь народ как бы поднимаются
над самими самой, ставят себе сверхличные
цели.
Д.С.Лихачев.
Я собираюсь говорить сначала даже не о какой-либо идеологии, а просто о чувстве, которое считаю врождённым, и дающем жизненную опору – любви к Родине. Это чувство возникает отнюдь не из пропаганды, а из свободного непредвзятого восприятия и чистой, идущей изнутри, радости. В ставшей уже старинной песни Марка Бернеса чётко выражается, что Родина начинается «с картинки в твоём букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе», а не с пропагандистского выступления по радио. Хоть любовь к Родине и является чувством, изначально внутренним состоянием, но оно всё же вынужденно превращаться и в идеологию – один из так называемых «измов», а именно – патриотизм. (Происхождение от латинского «pater» - «отец», что в данном случае означает «отечество»).
Как социально-политическое воззрение, патриотизм взаимодействует с другими воззрениями, либо пересекаясь в каких-то моментах, либо враждуя. Целью моего выступления как раз и будет рассмотрение патриотизма в историческом контексте. В особенности же хочу обратить внимание читателей на периоды, когда сама власть являлась враждебной патриотизму. Были две такие разновидности власти – 1) большевики троцкистского типа, 2) либерал-реформаторы 90-х годов прошлого века. Первые – фанатичные коммунисты, вторые – не менее радикальные капиталисты, но, как сказал Аристотель, противоположности сходятся. Троцкисты и либерал-реформаторы сошлись своим радикализмом, объявляющим неверным пройденный до них исторический путь и неполноценным тот народ, среди которого они осуществляли свою деятельность. Отрицая достоинства и достижения того народа, который их окружает, они и становились космополитами, «гражданами мира», глобалистами и т. д. Об этом и скажу подробнее.
Критика патриотизма и её ограниченность.
Я не буду затрагивать чисто обывательский космополитизм, который является обёрткой обыкновенного эгоизма, нежеланием задумываться о проблемах страны и народа. Именующие себя космополитами любители сытого спокойствия полагают, что можно полюбить сразу всё человечество без предварительных ступеней – любви к семье, народу и стране. Это, конечно же, полная чушь. Не полюбив указанных человеческих общностей, любить можно одного лишь себя. Говорить тут о каких-то «общечеловеческих ценностях», позволяющих опускать свой народ – это всё равно что оправдывать безразличие к близким любовью к «дальним», тем, кто живёт на другом конце земного шара, и кого никогда в глаза не видел.
Поговорить я хотел о той критике патриотизма, которая не обывательская, а интеллектуально и духовно подкованная, которую совершали те люди, которые были носителями большого, если не сказать, гениального ума.
Итак, наиболее полной антитезой, противопоставлением патриотизму, является космополитизм. Данное слово появилось в Древней Греции, и означает оно «мировое гражданство» («космос» - мир, «полис» - город-государство, в данном случае, гражданство). Что интересно, утвердил это понятие Сократ, безусловно мудрый человек, один из величайших мыслителей древности. Это выражалось в его ответе на вопрос, откуда он родом: «Я не афинянин и не грек, но я гражданин мира». Видимо, так Сократ хотел выразить уважение всем негреческим народностям, признание способности находить истину у всех людей земли.
Другого крупного мыслителя, критиковавшего патриотизм, можно найти в России XIX-XX веков. Это был Лев Николаевич Толстой в позднем периоде своего творчества. Начиная с учения о ненасилии и общечеловеческой братской любви, Толстой дошёл до обвинения патриотизма в том, что из него проистекают войны. Опять же, отстраняясь от раздумий, что произошло со Львом Николаевичем в почтенном возрасте (в своей жизни он размышлял много и с запредельным напряжением) снова скажу, что изначально патриотизм – это всего лишь любовь к Родине. Ключевое слово здесь – «любовь», и потому невозможно понять, как из любви проистекает ненависть и войны. Следуя такой логике, придётся сказать, что и свою семью любить не следует – это приведёт к вражде с другими семьями. Толстой понимал патриотизм как любовь к своим правителям, тогда как изначально – это любовь не к правителям, а к простому народу, к природе родной земли и своей культуре. Именно такой патриотизм первичен, а государственнический, верноподданнический – вторичен. Он может проистечь из первого, а может и не проистечь. Эта ситуация выражается во фразе «люблю свою страну, но ненавижу государство». Историческим примером такого сочетания являются белоэмигранты, вздыхавшие по «России, которую мы потеряли» и проклинавшие «совдепию».
Кстати, интересен в плане рассматриваемой темы случай гражданской войны, который никак не вписывается в толстовскую теорию о происхождении войн. В случае гражданской войны, обе стороны представляют один народ, имеют одну Родину, но воюют из-за разногласий в том, как это Родина должна жить. В Гражданской войне в России и красные, и белые сражались за одну страну, но под разными лозунгами. У красных: «Социалистическое отечество в опасности», у белых: «За веру, царя и отечество». В двух этих лозунгах фигурируют не два разных отечества, а одно и то же. Различаются только взгляды на него и цели в отношении него.
Периоды космополитизма правителей.
1) Большевики троцкистского типа.
Да-да, бывали в истории России периоды, когда космополитичной была сама власть. Первой такой разновидностью власти, пытавшейся вытравить из народа его историческую память и самосознание были последователи Льва Троцкого (в девичестве – Лейба Бройнштейн), или, как они называли себя сами, революционные марксисты. С их идеалами мировой революции и «Земшарной Советской Республики» для них ничего не значили ни Россия, ни её народы. Патриотизм вообще любого народа представлялся троцкистам помехой революции, потому как мешал всем людям слиться в одну революционную биомассу без различия культур и традиций. «Будь проклят патриотизм!» - провозглашал в связи с этим Троцкий. Многообразие народов и культур представлялось как отсутствие единства и сплочённости революционных рядов. Следует отметить, что свой космополитизм троцкисты официально именовали «интернационализмом», хотя понятия эти довольно разные. Интернационализм, каким он в дальнейшем явился в Советском Союзе, выступает за дружбу и сотрудничество между народами, но с сохранением каждым из них своего лица и своей культуры. Такой подлинный интернационализм оказался также вполне совместим с патриотизмом в советский период нашей истории. Космополитизм же обезличивает народы, нивелирует культурное многообразие планеты и, таким образом, низводит человечество на более примитивный уровень, на котором можно в основном потреблять, следовать за вождями, но трудно что-либо созидать. Когда однажды к Троцкому обратились, как представители его народа, евреи, с жалобой на какие-то национальные притеснения, он и им ответил, что он больше никакой не еврей, а «интернационалист». Таким образом, именно космополитизм, а никакой не интернационализм взяли на вооружение самые отмороженные революционеры.
2) Либерал-реформаторы 90-х годов.
Новое издание космополитизма и русофобии возникло в нашей стране с перестройкой и достигло апогея в последующей «контрреволюции» или «демократической (капиталистической) революции» начала 90-х годов. С дискредитацией советского строя пришло также высмеивание служения советскому государству, а под руку с ним и презрение к русскому народу как государствообразующему. Никто не высказался о перестроечно-реформаторском периоде так афористически точно и ёмко как мыслитель Александр Александрович Зиновьев: «Метили в коммунизм, а попали в Россию».
Все проблемы русского народа младореформаторы находили в том, что этот народ – «раб по своей природе». Под рабством отныне понимались сразу оба минувших общественных строя, помимо царского строя, теперь ещё и советский. По младореформаторской, гайдаро-чубайсовско-коховской логике получалось, что только теперь, с либерально рыночными реформами на Россию снизойдёт настоящая свобода, какой ещё не было во всей истории. И действительно, в девяностые годы был такой расцвет, такая свобода для уличной преступности, бытового насилия, бандитизма, криминальных войн, наркомании, проституции, сект и прочего, что аналогов действительно не было во всей мировой истории. И наряду со всем этим махровым цветом расцвела русофобия. Народ разлагался, лишившись столь твёрдого нравственного ориентира как патриотизм. О каком патриотизме могла идти речь, когда экономику навязывал международный валютный фонд (МВФ), политику диктовал вашингтонский обком, а культурная продукция навязывалась либо безродно-массовая, либо чернушная, унижающая русских на случай, если они ещё вдруг недостаточно унижены. Словом, страна находилась под внешним управлением и в ней было запрещено всё своё, начиная с идеологии. Неофициально в ранг национальной идеи возводилось обыкновенное пьянство, как в чернушном фильме «Не валяй дурака». Вместо нашей страны стала «эта страна», вместо России – «рашка» (прошу заметить, это словцо возникло тоже не из нашего языка, а из глобалистского английского, образовано от звучания английского названия России). Охотнее всего опускали «эту страну» те, у кого хватало денег уехать из неё. Капитал же всегда космополитичен – он указывает родину только в том месте, где его можно больше заработать.
Но сделанный набросок той эпохи неполон без упоминания вклада президента Ельцина в «прославление» своего народа в Берлине, в день вывода последних войск пьяным рёвом под «Калинку». Таким образом, достоинство и суверенитет страны были принесены на алтарь «общечеловеческих ценностей». Как когда-то ранее на алтарь «мировой революции». И хотя сейчас страна и движется в направлении возвращения своего могущества и независимости, все равно остались следы деятельности либеральных космополитов, в частности в языке, когда столько исконно русских слов вытеснено варваризмами-англицизмами, когда стоянка называется паркингом, отбор – кастингом, доброволец – волонтёром и так далее. И, конечно, русская речь будто сыпью покрылась всякими «вау» и «упсами». У народа отнимается его язык. А также экономический сектор правительства остаётся всё таким же либеральным, подчинённым МВФ. Для защиты же результатов своей деятельности от недовольных, либерал-реформаторы смастерили пугало «русского фашизма». Они мастерить его начали ещё в перестроечные годы, приписывая черты фашизма народу, победившему фашизм. К этому вернусь несколько позже.
Соотношения патриотизма с другими идейными течениями.
Итак, я подошёл к следующей части своей статьи – к рассмотрению соотношения патриотизма с другими «измами». Никакая идеология не может существовать отдельно от других, каждая утверждается взаимодействием и противоборством с другими идейными течениями, зарождается в сопротивлении другим. Это по аналогии с тем, как если бы никто никогда не болел – не нужны были бы врачи, если бы все были законопослушны – не нужна была бы полиция-милиция. Так же и здесь: если бы никто не пытался бы отнять и/или опорочить чувство Родины, не унижал бы её, не навязывал народу комплекс исторической неполноценности – не нужен был бы и патриотизм. Говоря покороче – если бы никто не покушался на любовь к Родине (как чувство), то не нужен был бы патриотизм (как идеология). Теперь же рассмотрим соотношения патриотизма с конкретными другими идеологиями.
1) Соотношение патриотизма и коммунизма.
Частично оно уже рассмотрено на примере троцкизма как враждебное. Троцкий насмерть стоял на идее мировой революции, идущей вразрез со сталинской идеей построения социализма в отдельно взятой стране. Для этого самого «раздуваемого пожара мировой революции» должны были быть отменены все различия стран и народов, чтобы они слились в единую революционную биомассу. Отсюда такие высказывания Троцкого, как: «Будь проклят патриотизм» и «Россия – вязанка хвороста, которая должна быть брошена в топку мировой революции». Сюда же присовокуплялось высказывание Маркса: "Пролетариат не имеет отечества". Идейный разворот произошёл, когда во внутрипартийной борьбе стала побеждать фракция Сталина, а Троцкий ушёл в оппозицию, а затем эмигрировал. В литературе вновь стали прославляемы имена великих русских классиков, ранее «сброшенных с парохода современности». Особенно боготоворим стал с 30-х годов Пушкин, создатель литературного русского языка. Пушкина возносили практически наравне с Лениным, как некий «поэтический вариант Ленина». Тираж книг о Пушкине был сопоставим разве только с тиражом книг о Ленине. Было ещё такое основание для восторга большевиков перед Александром Сергеевичем: ранний период его творчества был довольно вольнолюбив, в его стихах просматривался радикализм, вражда к монархии и религиозные сомнения. Также заговорили о русском народе, как о первом совершившем рабоче-крестьянскую революцию.
Наконец, в такой страшный период как Великая Отечественная война, Сталин напрямую заговорил о русском народе и его полководцах, подвиг которых должен был вдохновлять солдат. Как отметил историк и мыслитель Игорь Ростиславович Шафаревич, вопреки надеждам безбашенных революционеров – космополитов и «земшарников», предстояла великая война не между классами, а всё-таки между государствами – Советским Союзом и Третьим Рейхом со множеством его прихвостней. И победа в этой войне стала славнейшей страницей истории Советского Союза, да и всей исторической России. Шафаревич не очень обольщался сталинским тостом за русский народ, но тем не менее, по окончании страшной войны, словосочетание «советский патриотизм» стало самым естественным, которое только можно себе представить. Советский период также продемонстрировал прекрасную совместимость патриотизма и интернационализма. Советский патриотизм был присущ русским и украинцам, латышам и таджикам, членам Политбюро и простым рабочим.
2) Соотношение патриотизма и национализма.
Человек, ненавидящий другой народ, не любит и свой собственный.
Н.А.Добролюбов.
Теперь я поговорю как раз о том, что является как раз неприязнью к другим странам и народам, что сеет рознь – о национализме. Определения понятия «национализм» довольно разные, но всё-таки преобладает то, которое осталось с советских времён. Главным советским толковым словарём был словарь Ожегова, и вот определение национализма оттуда: «идеология и политика, исходящая из идей национального превосходства и противопоставления своей нации другим; проявление психологии национального превосходства, национального антагонизма, идеи национальной замкнутости». Современный же главный познавательный ресурс – Википедия – определяет национализм несколько иначе: «…Национализм проповедует верность и преданность своей нации, политическую независимость и работу на благо собственного народа, культурное и духовное возрастание, объединение национального сознания для практической защиты условий жизни нации, её территории проживания, экономических ресурсов и духовных ценностей. Он опирается на национальное чувство, которое родственно патриотизму.» Таков отрывок из определения в Википедии. Словом, в первом значении национализм – это вывернутый наизнанку патриотизм, где вместо любви к своему народу нелюбовь к другим; во втором значении это просто составная часть патриотизма, любовь к своей нации, помимо любви к стране. Но придерживаться я всё же буду первого значения, как явно более распространённого, и крайним проявлением которого является фашизм. Самой малой и безопасной степенью национализма является бытовой национализм представляющий собой обычное ворчание с избитой фразой: «Понаехали тут!». Это лозунг бытового национализма. Но совершенно другая реакция возникнет у патриота, как реакция на гостей из других стран или других народов. Он почувствует, что приезжие своим визитом оказывают честь его стране, народу и даже лично ему. Ведь раз приезжают – значит нравится (невольные приезды – особый случай, не о них сейчас речь).
Таким образом, общее у патриотизма и национализма только лишь в контурах, отделяющих своё от чужого, а всё остальное различается. Я не собираюсь считать национализм каким-то чрезмерным патриотизмом, это такой же абсурд, как если считать ненависть чрезмерной любовью. Я уже показал некорректность противопоставления патриотизма интернационализму. Это отметки на двух разных шкалах, отношение к своей стране отмечается по шкале «патриотизм – космополитизм», а отношение к другим странам и народом – по шкале «национализм – интернационализм». Согласно древнегреческому философу Аристотелю, любая добродетель представляет собой «золотую середину» между двумя крайностями, каждая из которых является пороком. Например, храбрость – это середина между трусостью и безрассудной смелостью, бережливость – середина между расточительностью и скупостью. Могу добавить свой пример: одной крайностью является космополитизм, а другой – нацизм, середину же представляет патриотизм в сочетании с интернационализмом, сочетание любви к своему народу с уважением к другим, умением ценить и уважать их достижения в различных областях. Добавлю, что кровавым был не только нацизм, но и космополитизм. Лев Троцкий был кровавым космополитом, залившим кровью Крым, и вообще одним из устроителей «красного террора» и «расказачивания» с элементами геноцида. Казачество – это особая этнокультурная общность со своим хозяйственным укладом. Оно хоть и рассматривалось большевиками официально как «особая экономическая группа», но это было тесно связано с их этнокультурными особенностями, а всё выделяющееся в таком плане негласно подлежало уничтожению.
Но кое-кому выгодно всё-таки отождествлять патриотизм чуть ли не с фашизмом, а именно – это выгодно тем либералам, которые хотят лишить народ национального самосознания, превратить его в массу. В эпоху правления либералов - 90-е годы, слово «патриот» стало практически ругательством. Дело в том, что патриоты в 1993 году защищали законно избранный парламент от кровавого ельцинского погрома, учинённого во имя мировой олигархии. С тех пор и стало модно считать патриотизм почти что синонимом фашизма. В фашисты были записаны писатели-деревенщики, живые классики – Распутин, Астафьев, Бондарев, Белов и прочие – болеющие сердцем за судьбу русского народа. (Понятие "фашист" вообще расширилось до того, что если раньше оно, лишившись политической окраски, означало просто "злодей", "изверг", то теперь, чтобы назваться фашистом достаточно неодобрительного высказывания об однополых браках). К тому же, бывает, что к патриотизму действительно подмазываются откровенные нацики, и это у них, к сожалению, получается. Пример – соседняя страна, где проходят «патриотические» факельные шествия… Если у нас патриотизм выдавался за фашизм, то там – наоборот…
В завершение темы добавлю прекрасную газетную цитату: «Национальная заносчивость и агрессия глубоко чужды спокойному, мужественному чувству патриотизма, с которым наш народ побеждал и будет побеждать».
3) Соотношение патриотизма и либерализма.
Оно уже довольно рассмотрено и показано как антагонистическое. Деятельность либеральных реформаторов, пришедших к власти в 90-е годы прошлого века и до сих пор остающихся в экономическом секторе правительства и имеющая влияние на культурную продукцию, можно ещё выразить в таких цитатах, в которых наглядно отражено отношение данных деятелей к своему народу. Егор Гайдар: «Ничего страшного нет, в том, что часть пенсионеров вымрет, зато общество станет мобильнее». Анатолий Чубайс: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом – новые вырастут». Да, здесь можно содрогнуться, но дальше я постараюсь быть беспристрастен. Эта же деятельность является составной частью глобального проекта «конца истории». Историю должны были закончить Соединённые Штаты Америки. Их идеолог и псевдомыслитель Френсис Фукуяма воспевал этот конец как уже совершившийся. Возникает вопрос: а что будет после истории? После конца истории должен быть Pax Americana. То есть мир в котором всё по-американски – обезличивающая как народы, так и отдельных людей масс-культура, и главная цель жизни в прибыли. Американцы должны победить в крутом боевике под названием «история человечества». В такой энтропии и обезличенности на американский манер, естественно, не останется никакого места для чьего-либо патриотизма. Но в XXI веке всё-таки наступили некоторые помехи для установления Pax Americana, и мировая история не кончается. Подробно я в эти моменты вникать не буду, скажу только, что в них замешана наша страна, альтернативные НАТО политические и экономические блоки и сетевые деятели из самой же Америки.
Но всё-таки между патриотизмом и либерализмом нет изначального, природного антагонизма. Его нет между любовью к свободе и любовью к Родине. В дореволюционный период либерально настроенные политики и мыслители вполне могли любить Россию (И. С. Тургенев, В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин и др.) И в наши дни в одной солидной газете я читал, что для процветания России не хватает в политике либерал-патриотов, как ни странно покажется кому-то это сочетание.
4) Соотношение патриотизма и анархизма.
А вот здесь антагонизм практически полный. Но и это соотношение было затронуто, когда речь шла о толстовстве. Кто выступает за отмену государств – анархисты, видя в нём источник насилия, воспринимают патриотизм как любовь именно к государству, услужение правителям. Но я повторюсь, что изначальный патриотизм – это любовь не к правителям, а к простому народу, к природе своей земли и своей культуре. Почтение к правителям – следующий этап, который может наступить, а может и нет.
В своём стремлении устранить нации космополиты анархистского типа, доходят до того, что не разделяют гордости нашего народа великой Победой в самой страшной войне – Великой Отечественной. Они боятся чрезмерности этой национальной гордости, им всюду мерещится фашизм. Но если победителей фашизма путать с самими фашистами, то это будет заявление уже не политическое, а чисто клиническое, которое мне здесь комментировать незачем.
5) Соотношение патриотизма и гуманизма.
Эти воззрения также некоторые любят противопоставлять с обеих сторон. Со стороны патриотизма это делают неонацисты, религиозные фундаменталисты, со стороны гуманизма – анархисты, либералы-глобалисты, прочие космополиты и те, кто связывает патриотизм с национализмом. Но истинный гуманизм состоит в том, чтобы человека не лишали чувства Родины, являющегося врождённой опорой. Если человеку запрещают любить то, что ему дорого, отнимают то чувство, которое является врождённой жизненной опорой и умиротворяет, то о каком гуманизме может идти речь? А ведь именно это делали рассмотренные исторические типы космополитов – отмороженные революционеры и младореформаторы 90-х. Хотя что с них взять, какой гуманизм, если они даже человеческими жизнями пренебрегали, не то что «какими-то там» чувствами. Ещё имеется космополитический миф, будто патриотизм мешает любить всё человечество в целом. Не мешает, а наоборот, является необходимой ступенью к этому. Любя свою страну и свой народ, человек также способен понять, как кто-то из другой страны так же любит свою страну, как представитель другого народа любит свой народ. А из этого понимания рождается мирное сосуществование всех народов Земли. Так что здоровая любовь к родине никогда не приведёт к вражде к другим народам, наоборот, она преобразит отношение ко всему миру, подобно тому, как наличие возлюбленного преображает отношение ко всем людям.
Итог о сущности патриотизма.
Итак, к чему мы пришли в нашем рассуждении? Мы отделили патриотизм от всего поддельного, подстраивающегося под него. И наоборот, показали его связь с тем, с чем она была ранее не так заметна. Ну а что в итоге мы можем сказать о патриотизме самом по себе и его роли в истории России? Что это хоть и идеология, но проистекает она из чувства – идеология, порождённая чувством, а не пропагандой, и защищающая чувство. Любовь к своей семье, родственникам, родному городу, деревне, двору и любовь к Родине – явления одного порядка. Патриотизм препятствует превращению созидающего народа в массу потребителей, препятствует обезличиванию народов, превращению людей в одинаковых «мистеров Смитов». Он побуждает того, кто на это способен, к внесению вклада в национальную культуру, а посредством неё – в мировую, ибо мировая культура складывается из национальных и их взаимодействия и никаким другим способом не образуется и не обогащается. Космополиты анархистского типа иногда напевают про какую-то мировую гармонию. Якобы, она должна наступить без наций. Но не доходит до этих мечтателей, что гармония невозможна без многообразия, она объединяет и сочетает различные элементы лучшим образом. Можно ли найти музыкальную гармонию в монотонном гудении? Нет, её можно найти только в мелодии, в которой переливаются различные ноты, размеры, тона. Или можно ли назвать красивым город, в котором все дома и улицы выглядят совершенно одинаково? Как мир прекрасен в своём природном многообразии – в нём есть джунгли, пустыни, ледники, тайга и прочее, так же он прекрасен и в своём этнокультурном многообразии. А это многообразие сохраняет патриотизм каждого народа.
Что конкретно до России, то наиболее славные победы она одерживает при сплочённости социальных слоёв и наций, составляющих её. Акция «Бессмертный полк» творит некое чудо, поскольку в каком-то смысле восстанавливает Советский Союз, воссоединяя народы, населявшие его. И не только эти народы! Во всём мире вспоминают о когда-то единой цели – спасении мира от коричневой чумы. И здесь простой народ оказывается сильнее правителей с их разногласиями. И это всё делает патриотизм! Если углубиться в историю, то нашу страну освобождал когда-то сам народ, без содействия властной верхушки. Это было в Смутное время, когда переменчивая властная верхушка (Годунов, Шуйский) перестала сопротивляться, и польско-литовские интервенты вошли в Кремль. Оттуда непрошеных гостей изгнало народное ополчение во главе с Мининым и Пожарским. И где здесь, спрашивается, угождение власть придержащим? Они ведь все отстранились от судьбы страны! После ещё одного светлого события нашей истории - первого прорыва человека в космос, сам этот человек, Юрий Алексеевич Гагарин, объявил, что считает это не своим личным достижением, а достижением всего советского народа. Ведь этот небывалый полёт был подготовлен тренерами, великим конструктором С.П. Королёвым, а ещё раньше - теоретическими рассуждениями о космосе К.Э. Циолковского и В.И. Вернадского, идеями русского космизма, начиная с Н.Ф. Фёдорова.
Ваш покорный слуга полюбил Родину ещё задолго до того, как узнал понятие «патриотизм». Именно от этого патриотизм у него настоящий, чистый, как родниковая вода. После впечатлений, полученных от альбома «Литературные места России» я могу с полным основанием утверждать, что патриотизм – чувство радостное, спокойное и мирное, это просто БЛАЖЕННОЕ чувство!