Предисловие: Этот текст состоит из двух частей. Одна моя. Вторую написал мой брат. В целом, это не литература, а хроники одной семьи.
Наверное, в прошлой жизни у него были крылья. И к тому, что в этой их у него почему-то нет, он привык далеко не сразу. И пока не привык, то и дело шагал с разбегу прямо в пропасть, расшибался, ревел, тут же утешался, вставал и нёсся куда-то снова, чтобы снова разбиться вдребезги. Бедная бабушка, она рисковала заработать инфаркт по десять раз на дню, глядя на эти полёты. У этого ребёнка совершенно не было чувства самосохранения, ну просто никакого.
- Настя, я схожу за сумкой. Стой здесь и держи его. Ты поняла? Не просто стой, а стой, смотри и держи двумя руками, чтобы не выпал!
- Хорошо, мама…
И я честно стояла и давила на него двумя руками. И смотрела на него, почти не моргая, потому что знала – стоит только отвернуться и он обязательно попытается выпасть из коляски. Но, на этот раз, судя по его виду, летать он, как будто бы был не настроен. Лежал смирно, смотрел в небо и чем-то в этом небе был увлечён. Ну и хорошо, думаю, значит можно на секундочку его отпустить. Порисовааать… И я его отпустила. На одно мгновенье, как мне показалось. И всего-то я и успела, что присесть рядом с коляской и провести мелком линию на асфальте. В следующий миг этот недоделанный птеродактиль вывалился из коляски головой об асфальт и заорал так, как умел орать только он один - чтобы кровь застыла в жилах. После этого падения к коляске пришили ремни безопасности…
Ходить он начал очень рано, вернее даже не ходить, а сразу бегать и бегал постоянно – быстро так, только лови. Его вообще невозможно было удержать рядом с собой, только если на поводок посадить. Он всё время лез куда не надо, ломал всё, что попадалось в руки, пачкался с головы до ног, не успеешь переодеть. С его появлением моё детство закончилось и началось постоянное: «Рося – фу!!! Рося - не лезь! Не бери! Не бегай! Рооосяяяаааа!!!! Щажже вернись!!!...». По-моему я всё время на него орала. Это превратилось в какой-то безусловный рефлекс – разговаривая с братом, я непроизвольно переходила на крик. Я его гоняла, шпыняла, била его постоянно. Бабушка говорила – вот вырастит и тебе отомстит. Это ты сейчас большая, а он маленький. А через пару лет он выше тебя на голову станет, что тогда делать будешь? Но он мне никогда не мстил. Он всегда был очень добрый. С самого бессмысленного детства.
- Вот тебе конфетка, ты сам съешь, а Насте не давай.
Скорее всего, конфета была только одна, и бабушка отдала её самому маленькому. Маленький примчался с этой конфетой ко мне, и сказал «на!», протягивая её на липкой ладошке.
На первый взгляд мой брат типичный красавчик, любимчик и везунчик. Первое и второе – да, третье – даже и не знаю…
В пять лет он попал под машину.
Это случилось 18 мая. Мы расклеивали окна в школе, когда под эти самые окна прибежал мой одноклассник и сказал: Денисова! Там твоему брату табло машиной разбило.
Слово «табло» неприятно резануло слух. Одноклассник явно хотел казаться крутым мужиком, когда произносил его. Но выглядел щуплым придурком. Это всё, о чём я тогда подумала, услышав, что, возможно, моего брата машина задавила. Я, на всякий случай, пошла посмотреть, где он там бегает. Уже возле дома соседи подтвердили – да, перебегал дорогу и попал под машину. Под КАМАЗ.
«Мы с друзьями гуляли возле автобусной остановки. Когда подошёл автобус, кто-то из приятелей содрал с меня кепку и сделал вид, что бросил её в автобус. Так как кепка была моей сестры позволить, что бы она уехала, я не мог. Я запрыгнул в автобус, еле успев в уже закрывающиеся двери. Кепки в автобусе не было. Ей размахивал один из друзей, стоя на улице. Все смеялись. Не беда, подумал я, сейчас я проеду одну остановку и вернусь обратно. Перейдя дорогу, я сел на автобус идущий в обратном направлении, следом за которым шёл ещё один. На своей остановке я выскочил, и даже не думая, побежал между двух автобусов…
…посмотрев влево, я увидел оранжевый москвич, который пытался затормозить уходя куда-то в сторону. И КАМАЗ, такой огромный груженый плитами для постройки домов, он даже не тормозил…
Столкновение память не воспроизводит.
…очнулся я на проезжей части. Не знаю почему, но первая мысль была вернуться на остановку. Кое-как встав, я проковылял метров пятнадцать и упал.
Собралась толпа. Все охают. Какой то мужик снял ремень и начал перетягивать мне ногу. Я посмотрел. Вся нога была сплошное месиво, но больно не было. Мужчина притянул ремнем то, что лежало отдельно, точнее болталась на коже - кусок мяса с моей ноги. Кровь, как сейчас помню, лилась ручьем. Новые красивые джинсы, которыми я так гордился, были испорчены, одного мокасина тоже не было. Кто-то дал мне конфет, кто-то мороженое. Я тем временем лежал на грязной остановке.
В скорой мне дали наркоз, и я уснул. Проснувшись, я первым делом спросил, где мое мороженное, сказали, оно растаяло, и его выкинули. Я заплакал от обиды. Врачи улыбались, кто-то даже посмеялся. Потом последовали одна операция за другой, больница за больницей. В итоге за все время я пролежал в больницах наверно несколько лет.
Во дворе все считали, что мне отрезали ногу.
Лежа в одной из больниц, в отдельном боксе, я как-то ночью тихонько плакал то ли от одиночества, то ли оттого, что мне было стыдно. Из-за стенки послышался голос девочки. Не плачь, сказала она, посмотри в окно, видишь, как листья клена на ветру играют, я представляю, что это мультики, и становится весело. Она рассказала, что видит она. Я рассказывал, что вижу я. Это было не действия таблеток и уколов, это были детские мечты и фантазии. Потом меня перевели в другую больницу. Лежал я в ожоговом отделении. Сколько я всего там нагляделся… Фильм ужасов. Ходил я там дружить в соседнюю палату к мальчику, ему было 15 лет. Его друзья привязали к стулу, облили бензином и случайно подожгли. 89 % ожога. Лица я его не видел. Он был завешен простыней. И только чуть-чуть со мной говорил. В палате едко пахло. А пахло гниющим телом, это я понял уже, когда вырос. Придя утром, я друга не обнаружил. Медсестра ответила, что его выписали. Она врала, но я не этого не понял. Он умер. Это я понял уже когда вырос.
Позже меня выписали, но не в последний раз. Дальше ждала пластическая операция. »
Больницы так плотно вошли в нашу жизнь, что перестали мне казаться чем-то выходящим за рамки обычного существования. После школы я ехала сидеть с братом, пока мама была на работе, точно так же ругала его за баловство – к гипсу он быстро привык и шкодил не хуже, чем без него. Лежать ему быстро надоело, и уже через месяц после трёх операций он носился по больнице, приволакивая костяную ногу и удивляя врачей и медсестёр. Когда его выписали, он тут же запросился на улицу, к друзьям и обратно его уже опять было не заманить ни кнутом, ни пряником. Потому что только на улице он чувствовал себя счастливым. Носился, хромая и прибегал обратно только для того, чтобы перебинтовать покалеченную ногу – бинты всё время развязывались и за то долгое время, пока он в них ходил, я научилась бинтовать конечности не хуже военной медсестры.
И только недавно, ведя машину, я вдруг осознала, что в тот день нам всем просто невероятно повезло.