У меня есть один приятель — бывший однокурсник, толковый парень из Обнинска — светлая челочка, открытое лицо, подтянутая фигура, не урод — все данные для отличной карьеры в среде московского топ-менеджмента, но есть одна дурная привычка, которую он подцепил еще в общаге от студентов из Мьянмы, очарованных богатством и гибкостью русского мата, и от которой он уже много лет тщетно пытается избавиться.
Каждый раз, когда он выходит с блестяще проведенного собеседования или прощается в просторном холле офисного здания класса «А+» с миловидной секретаршей крупной иностранной компании или многообещающего интернационального диджитал-стартапа (по случайному совпадению, как правило, третьей или четвертой в #топ100девушек русского инстаграма — и то исключительно по причине того, что первые две позиции куплены и проплачены вперед на 260 лет двумя конкурирующими чеченскими кланами для их ротирующихся наложниц), каждый раз, когда его ухоженная рука с аккуратным, ненавязчивым, неброским, в меру строгим и совершенно не роскошным, но — кто знает, тот поймет — моментально идентифицируемым любым хоть сколько-нибудь разбирающимся в мужских аксессуарах человеком как атрибут успешного бизнесмена наручным хронометром, накрываемым, но не скрываемым полностью рукавом сшитого по индивидуальной мерке пиджака — подобно тому, как изумрудная мальдивская волна накрывает, но не скрывает полностью гладкие ноги твоей партнерши, на которых после сверхдорогой лазерной эпиляции никогда больше не будут расти ни волосы, ни волоски, ни даже пушок — каждый раз, когда его мощная ладонь с уверенным хватом, помнящим и рифленый гриф штанги в элитном фитнесе на Остоженке, и идеальные округлости новых спутниц высокой жизни, и приятную туговатость руля в охотничьем джипе, ложится в другую такую же мощную, солидную, спокойную и ничуть не шершавую, открытую инновациям и вливаниям иностранного капитала, а также — в перспективе — дружеским партиям в гольф на частном загородном поле «Пушкинские лунки», и — кто знает — может быть, практически родственному выпиванию на свадьбе молодых и таких же ослепительно безукоризненных, как родители, золотых детей будущего, подходящую, словно ключ к замку, не влажную и не шкрябистую, самую что ни на есть человеческую — потому что если человек — венец эволюции, то что есть венец человечества? — несомненно, успешный и богатый человек, широко улыбающийся другому точно такому же, выходящему из дубового кабинета на фоне мраморных барельефов, в окружении медных канделябров, в умеренном тепле и мерном амбиансе, сдержанном модерне, тихом центре, деловом формате, протягивая руку, говоря: «Было очень…» — всякий раз, когда реактивный самолет карьеры моего институтского приятеля поднимается до этой точки, где все пассажиры, включая самого сэра Ричарда Бренсона, испытывают легкий экстаз и чувство невесомости, у моего несчастного однокурсника отнимаются руки и ноги, надуваются щеки, выпучиваются глаза, рассыпаются волосы, летят к лицу не успевающие руки, и на весь холл, руша едва возведенные хрупкие леса репутации, разрывая только-только налаженные полезные связи и затаптывая, подобно табуну краснознаменных коней, еще не взошедшие семена большой дворянской дружбы, раздается предательское: «ААААА-ПЧ-***!!!!»