И тут вдруг, – рассказывает Дебора Яковлевна, – мне позвонил Арзамасцев: “Хотел бы с Вами встретиться”. А в это время он уже стал секретарём Омского горкома комсомола. И вот, как я могу ещё раз не сказать, что он был добрым человеком? Оказывается, он (по собственной инициативе!) направлял запрос в Новосибирский университет по поводу Саши. Подчеркнул в этом запросе, что Саша – безусловно одарённый человек, что все мы (и он – как секретарь горкома комсомола) призваны заботиться о будущем советской науки и должны подумать о судьбе этого юноши.
Затем Арзамасцев достал бумагу, пришедшую в ответ, в руки мне давать её не стал, но с возмущением пересказал её главную мысль: для советского учёного в первую очередь важны марксистские взгляды, кем бы по специальности этот учёный ни был.
Помню, как Арзамасцев брезгливым движением отбросил эту бюрократическую отписку в сторону: “Вот что ответили мне учёные мужи”.
И спросил: «Что Вы и Ваш сын намерены теперь делать?»
Я ответила, что Саша будет работать, как и работает, – токарем.
«Да Вы смеётесь! – сказал мне тогда Арзамасцев. – Давайте я попытаюсь устроить его в политехнический институт, связи кое-какие есть».
На это я ему ответила, что сын ни за что не пойдёт в политехнический, что механизмами, «железками» он заниматься не будет, это его абсолютно не интересует.
Ему нужна математика, т.е. если говорить об омских условиях, то речь вести надо только о пединституте (университета в Омске тогда ещё не было).
Арзамасцев несколько удивился, но обещал поговорить и относительно пединститута. И действительно – через некоторое время позвонил мне и сказал: пусть сын идёт с документами в пединститут, его примут на 2-й курс.
Саша пишет об этом так:
«Самое смешное, директор ПТУ Владимир Кузьмич Арзамасцев стал в этот момент первым секретарём горкома комсомола, и письмо пришло на него.
Он собрал пленум, который решил рекомендовать меня в местный пединститут. <…>
Вспоминаю разговор с Владимиром Кузьмичом Арзамасцевым, когда он был секретарём горкома комсомола и организовывал мне рекомендацию в пединститут. Помню его деликатность.
Он, глядя чуть в сторону, попросил меня описать на бумаге фактическую сторону дела, из-за которого я был исключён из университета. И, если меня не очень затруднит, в конце этой бумаги написать, что ничего подобного впредь я делать не собираюсь. Речь шла не о каком-то покаянии, нет, это был чисто формальный ход. Он и это, видимо, считал несколько неприличным делом, но ему надо было хоть что-то, хоть какой-то документ положить перед пленумом горкома. И на пленуме мой вопрос был решён положительно».
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/09/08/1720