МЕМУАРЫ ОБЫВАТЕЛЯ.
ГЛАВА 19.
ПАРАБОЛА.
Когда ты потеряешь дом и друзей,
Когда ты потеряешь всё то, что любил,
Когда оставят тебя надежда и силы,
и ты решишь, что это конец! -
- Вот это и будет начало!
Китайская мудрость.
Парабола – это геометрическая фигура, напоминающая разрезанный пополам эллипс.
Парабола номер один – это парабола с вершиной вверху. Для людей несведущих
в геометрии - это горка.
Парабола номер два – это парабола с вершиной внизу. Для людей несведущих в
геометрии - это яма.
Взяв с налёту стольный город Киев - для киевлян и не киевлян, я казалась взлетевшей на вершину параболы номер один. То есть на вершину горы.
А, по моему душевному состоянию, я оказалась на вершине параболы номер два, попросту в яме. На самом дне. И, края у этой ямы - были гладкие, словно отполированный гранит. Поначалу, я пыталась из ямы выбираться, но слегка оторвавшись от дна, по гладким и крутым склонам ямы, быстро и неуклонно скатывалась обратно.
Причитать и жаловаться на судьбу – было бессмысленно. Люди видели меня на
вершине горы, и моё нытьё из ямы, они совершенно не воспринимали. Так, что на дне своей ямы, я была ещё и совершенно одинока. Ну, не совсем одинока - вместе со мной в яме, был мой, теперь уже вечный спутник – арахноэнцефалит. Такой сосед в моей яме, был совсем уж лишний, но он один мне не изменил, и остался мне верен до конца. И, по мере того, как я слабела, он становился всё сильнее.
Ещё живя в Припяти, я осмысливала своё дальнейшее арахноэнцефальное проживание в этом лучшем из миров. Свод правил, который я тогда составила, был совершенно нехитрый, и вполне выполним, в той, моей прежней жизни.
Двойственное состояние, в котором я оказалась после чернобыльской катастрофы,
как ни странно, смогла бы понять особа, известная всему миру под именем леди Диана Спенсер, принцесса Уэлльская.
Да – с. Не больше, не меньше. У, Дианы были внешний блеск, внешне завидная судьба,
и тяжёлая внутренняя драма, проявления которой воспринимались её королевским окружением, как капризность, как скверный характер, как проблема, высосанная из пальца. А, её булимия, рассматривалась, как средство изводить окружающих и мучить их, ради какой-то, ведомой лишь ей, Диане, тайной выгоды.
Так и я, шатаясь всё сильнее и безнадёжнее, всё дальше уходила от того, чтобы меня,
понимали люди здоровые, благополучные или лучше приспособленные к предложенным им жизненным обстоятельствам.
И, выход, который виделся мне со дна моей ямы, был один - вверх, избавившись от земного притяжения.
Тот Киев, который мне достался, высасывал из меня последние силы, а уехать оттуда по ряду причин, я считала невозможным.
Тем, кого любила, я хотела быть опорой, но чем дальше, тем сильнее становилась
для них бременем.
И, такая моя жизнь, не нужна была никому. Так я считала.
И, мне тоже, такая жизнь была не нужна. Так я считала.
И, жизнь ответила мне:
- Ладно! Если вы так желаете…
И, стала жизнь от меня уходить…
И, при взаимном согласии, мы с жизнью должны были вскоре расстаться.
………………………………………………………………………………….
Весы, какое-то время ещё колебались, за и против. Окончательный перевес произошёл,
тогда, когда я пробиралась с работы домой. В переполненном метро, как обычно, меня придушили, хотя и не до конца. Следующий перегон был на автобусе, и в автобусе меня
додушили уже добросовестно.
Ввиду малосильности, самостоятельно запихнуться, в плотно утрамбованный автобус, я не могла, и меня вместе с собой задвинул в автобус, какой-то могучий дядька, наверное, Илья Муромец. Автобус тронулся. Я выдохнула, а вдохнуть уже не смогла…Что было потом, я не знаю. Очнулась я на автобусном сиденье оттого, что Илья-Муромец сильно хлопал меня по щекам. И, кто-то в автобусной толкучке, кричал про Скорую помощь.
Илья Муромец своими мощными хлопками быстро вернул мне соображение, и я заорала, чтобы меня не трогали до моей остановки. Моя остановка была предпоследней в маршруте, и я без помех выползла из почти пустого автобуса. А, дальше, радуясь тому, что моя тьмутаракань, по вечерам тонула во мраке, стала пробираться к своему дому,
вольным стилем. То припадая к грязной земле, то отталкиваясь от неё, то согнувшись в
три погибели, то пробегая небольшие расстояния, сильно раскачиваясь в обе стороны…
Для того, чтобы довести себя до такого интересного состояния, приличным людям надо выкушать не меньше литра водки, а у меня это получалось без малейших материальных затрат.
На моё счастье никто не стоял у меня на пути. А, может редкие прохожие, увидев меня
издалека, попрятались от греха подальше.
Ввалившись, наконец, в свою квартиру, я вздохнула с облегчением – родные уехали
по делам, квартира была пуста, и никто не видел, до какого безобразия я докатилась в очередной раз. И, съехав на пол под входной дверью, я могла без помех провести инвентаризацию своей текущей жизни.
Итак:
1 - помощи от меня государству и семье, теперь не предвидится,
2 - и нравится им это или нет, а как порядочному государству и хорошей семье,
впредь заботы о таком никчёмном субъекте, как я, государству и семье, придётся взвалить на их несчастные плечи.
3 – И, мне надо дать окончательный ответ, желаю ли я дальше жить, постепенно превращаясь в овощ несъедобный, но при этом цепко держась за столичную прописку и репутацию страдающей, но уважаемой дамы?
Ответ нарисовался быстро:
- Ну пожила, и хватит. Не путайся под ногами, не создавай толпу, а
создай простор вместо себя.
А, дальше было дело техники. Бросаться с крыши, или лезть в петлю я не стала,
ввиду скандальности и не эстетичности этих способов покидания жизни.
Надо было уйти деликатно, замаскировав свой уход, под уход по естественным причинам. Это было несложно, ввиду моего, всем известного диагноза.
Выковыряв пригоршню снотворных из упаковки, упаковку я выбросила в мусоропровод,
заметая следы
Разделась, и приняв лекарство от жизни, я улеглась в постель, якобы спать.
Засыпала я медленно. То ли лекарство было слабое, то ли моя многомесячная бессонница
была слишком упорна. Засыпая, я увидела припятский лесок, когда-то напомнивший мне
далёкие прибалтийские леса. И, вновь, как тогда, почудилось мне обещание счастья.
- Обещание, которое никогда не сбудется, - успела я подумать. И, словно в тёплую ванну,
я стала проваливаться в сон.
В своей предыдущей жизни, я перед засыпанием всегда думала о планах на завтра. Это был ритуал, ставший моим условным рефлексом.
И, по многолетней привычке, я и сейчас подумала про завтра. И тут, меня охватил ужас, от осознания того, что завтра, уже не будет...
Я, кувырком слетела с кровати, допозла до туалета и промыла желудок. Меня колотил озноб. Я снова забилась в постель и протряслась всю ночь от ужаса.
Утром вернулись мои родные, и к счастью, никто ничего не заметил..
Ходила я опять плохо, но к этому уже все привыкли.
…………………………………………………………………………………………
Меня опять попытались вылечить, и опять безрезультатно, если не считать удовлетворения врачей от проведённого ими лечения. И, хотя я стала выглядеть благопристойнее, но причиной тому было то, что меня на время оставили в покое и
у меня стало больше сил, чтобы корректировать сволочное поведение, моего полоумного автопилота.
Целыми дням я сидела теперь на своей десятиэтажной голубятне, и созерцала
тошнотворно-унылые, равномерно серые, без травинки и кустика, плебейские кварталы, в дыму и чаду раскинувшиеся внизу до пыльного горизонта.
И, постепенно я догадывалась, что незаконченную попытку покушения на себя, я повторю, и уж теперь доведу её до конца. А, будет это геройством или слабодушием, мне было всё равно.
……………………………………………………………………………………………………
Порой спасением от больших несчастий, являются маленькие недостатки характера.
Таким моим недостатком был авантюризм, и сопряжённая с ним отвага идиота.
Терять мне было нечего, и ввиду близкой кончины, я решила совершить последний
познавательный вояж в места, о которых много слышала ещё в Припяти. Давние знакомые, приезжавшие к нам из Прибалтики, были в восторге от своего города, вырастающего среди огромных лесов и изумительных озёр. Люди, рассказывающие о своём любимом городе, были очень разными, но все они были единодушны в одном – в восхищении своим прибалтийским чудом.
- Редкий случай, - думала я тогда, - когда вкусы многих и совсем разных людей, совпадают.
И, как царь Салтан, в известной сказке, я говорила себе:
- Коль жив я буду, чудный остров навещу, у Гвидона погощу…
………………………………………………………………………………………………
- Быть или не быть? – абстрактно вопрошал пространство шекспировский Гамлет.
- Быть или не быть? – спрашивала я себя, но в отличие от Гамлета, я интересовалась подробностями:
- Если быть, то ГДЕ? А, если не быть, то, КАК?
Решив, что НЕ БЫТЬ, я всегда успею, я всё же решила поискать места,
где я смогу БЫТЬ.
- Страна большая, а я, хотя и строптивая по части требований к образу жизни,
решила, что поискать стоит. Хотя бы попытаться. Ужас, который охватил меня после неудавшегося суицида, ещё не выветрился во мне до конца. И, я стала искать. Привилегии, которыми наделяли тогда припятчан, давали мне возможность осесть в любом местечке, которое я присмотрю.
Вот только присмотреть подходящее местечко мне никак не удавалось.
Видимо, из-за стервозного и капризного характера. Так считали окружающие.
И, они были правы. Депрессия, которая грызла меня изнутри, окрашивала в мрачные тона
всё вокруг. И, куда бы я не ехала, я повсюду тащила за собой свою больную душу, и весьма ненадёжное тело, которое могло подвести меня в любой момент.
А, вот чем вылечить, хотя бы душу – было совсем непонятно.
У сильной, но потерянной Любви, есть одна особенность – потерявший эту Любовь человек, идеализирует прошлое. И, даже если он пытается найти другую любовь,
у него это не получается, так как сравнения с ушедшим идеалом, не выдерживает ничто.
Так и я, держа в памяти ту Припять, которая начала исчезать ещё до катастрофы,
нигде не могла найти её в реальности. Стоит ли удивляться, что ничего, из доступных
для моего проживания мест, мне не нравилось. И, остался у меня последний, распоследний вариант. Прибалтийский. Ну, все хвалили его. Ну, и в видениях он мне являлся. Ну, и жить временами, мне всё же хотелось…
И, вот, я сошла с электрички на маленьком захолустном полустанке, с загадочным заграничным названием – Пасмальвес.
Со мной сошло ещё несколько человек. Я осмотрелась. Кругом был глухой лес, без каких либо признаков обитания человека. Я, было раскрыла рот, чтобы спросить, – куда я попала?
Но люди, сошедшие со мной, подхватив свои авоськи, быстро смылись в лесу.
Стояла такая тишина, что казалось, будто у меня заложило уши. И после
круглосуточного гула и грохота мегаполиса – это казалось чудом.
Я вдохнула воздух, который был напоён сосновым запахом, и был таким хрустально чистым, что он тоже показался мне чудом, особенно поразительным, по контрасту с ядовитым газовым коктейлем, которым я уже привычно дышала последние месяцы в Киеве.
Меж деревьев, я разглядела удаляющуюся плюшевую спину какой-то тётки,
и рванула за ней. Несмотря на шарообразную фигуру, тётка оказалась достаточно резвой,
и мне с трудом удалось её догнать. Правда, это мало что мне дало – тётка оказалась
иностранкой, не понимавшей ни бельмеса по-русски. Но, какой ни есть, а всё же это был живой человек, и я мелкой трусцой увязалась за ней. Моя смышленость меня не подвела,
через двадцать минут, мы с тёткой вышли к человеческому жилью.
- Так это и есть хвалёный остров Буян?!
Разочарование было таким сильным, что мне захотелось завыть по-волчьи, а потом
долго биться головой о ближайшую сосну….
- Что я надеялась увидеть?! Собор парижской богоматери? Римский Колизей?
Или рижский Домский собор? Или Версаль?! Или чего?
- Чего я хотела увидеть, в городе, возведённом по железным правилам советской архитектуры для нищих, родоначальником которой, являлся незабвенный Никита Хрущёв.
- О, мерзкие серые коробки! О, ублюдочные советские транспаранты пятиметровой высоты!
- О, этот сосновый, хотя и густой, но тонкоствольный, словно рахитичный лес!
- О, моя невозвратимая Припять, впусти меня в свои радиоактивные пределы и умрём вместе!
Так я стояла несчастным чучелом посреди дороги, и, возможно, что-то бормотала,
по поводу своей порушенной жизни. Я, как писали Ильф и Петров, хлестала своё горе
стаканами, и не заметила, как ко мне подошли два молодых человека.
- Посмотрев тогда на мою физиономию, можно было предположить, будто я поджидаю подходящий грузовик, чтобы кинуться к нему под колёса.
И. два симпатичных юноши стали меня спасать.
- А, ваше какое дело? - стала я хамить в ответ.
Рыцари оказались духом не слабые, и к сумасшедшей и злобной незнакомой ведьме, нашли подход. Для начала они осведомились, – не нужна ли мне помощь?
- Нет! – рявкнула я в ответ, а моё лицо, залитое слезами, сказало:
- Да!
……………………………………………………………………………………………
Прошло много лет, и после того дня, я больше никогда не видела этих славных ребят.
Но, участие, которое они тогда проявили ко мне, дало мне толчок к подъёму со дна моей кошмарной параболы. И, порой, мне кажется, а порой и не кажется, а я просто уверена,
что это не были люди. Это были светлые духи, в человеческом обличье, посланные моим ангелом-хранителем, заметившим мою, уже хроническую склонность к дезертирству из
жизни.
Да, моя прежняя жизнь подошла к концу. Это надо было понять и принять.
Но, впереди была ещё одна жизнь. Не похожая на прежнюю, но такая же
прекрасная, такая же сложная, трудная, но интересная, со взлётами и падениями, с любовью и ненавистью, с удачами и провалами, с новыми друзьями, и врагами, которых раньше у меня никогда и не было. Ну, что ж, и это надо было испытать.
………………………………………………………………………………………………
Существует много восточных теорий о реинкарнациях. Из них следует, что душа приходит в этот мир много раз. И, чтобы предыдущая жизнь, с её ошибками и несчастьями, не мешала бы человеку в его новой жизни, память о прежних воплощениях
отсутствует. Но, это был не мой случай. Я всё помнила о своей прежней жизни.
И, поэтому хорошо понимала, чем мне приходится платить, за право жить.