Двери закрылись со звуком влажного поцелуя, и лифт поехал вверх. А я закрыл глаза.
Поцелуи! Когда я целовал девушку последний раз? Года четыре назад. Было это… сказочно что-ли? Она приехала на три дня позже меня: была ещё белой-белой, стояла в очереди на ресепшене. Я проходил мимо, когда она заполняла бланк на вселение, и заглянул ей через плечо. Ага – Ангелина! И поспешил к себе в номер, чтобы быстро скинуть футболку и шорты и остаться в одних плавках. Я тогда сам себе казался неотразимым: довольно спортивное тело выделялось на фоне жирных телес русских, украинских и немецких туристов. Затем как бы случайно пошёл в сторону ресепшена, как только она оттуда вышла в сопровождении менеджера-араба, тащившего её чемодан.
- О, Ангелина! – пропел я, и раскинул руки для объятий. Девушка растеряно замерла, а я быстро обнял её и шепнул на ухо:
- Нечего пускать этого проходимца в номер. Я сам Вас провожу, Вы ещё благодарить меня будете.
- Я провожу её сам, - сказал я арабу и взял у него ключи. – Это моя, кивнул я на Ангелину, не уточняя, что значит «моя».
Далее я внушал девушке по дороге, что, мол, незачем пускать к себе всяких и всё такое. А через три дня мы целовались. Её сердце было свободным, как и моё. А ещё через 5 дней я узнал, что живёт она в моем городке в соседнем доме. А ещё через 11 дней, когда её муж избил меня прилюдно во дворе, я узнал, что сердце её было свободно только на период отпуска. Я потом долго жил с болью в сердце, правда, врач утверждала, что это не от любви, а от ребра.
И снова звук влажного поцелуя – двери открылись этажом или двумя выше. Вошёл плюшевый мишка с меня ростом с раскинутыми объятиями: какая-то женщина несла его, обхватив за талию двумя руками, не видя дороги за огромной башкой косолапого. Двери снова поцелуйно закрылись. Хотя в этот раз была примесь звука «шлепок по попе», что навело меня на романтические мысли.
- Давайте знакомиться? – предложил я. Девушка вздрогнула, ойкнув.
- У меня нет времени, - ответила она из-за спины медведя.
- А у меня нет пространства. Предложение такое: Вы найдёте время, а я – пространство, и мы создадим с Вами свою собственную Вселенную.
- Молодой человек, отстаньте со своими глупостями, - довольно резко ответила женщина. Я, пытаясь скрыть свой провал, стал выкручиваться:
- Когда я предлагал знакомиться, я говорил не Вам, а медведю с его объятиями, а когда говорил про время и пространство, я хотел, чтобы Вы нашли секундочку в своём плотном расписании сделать шаг назад, чтобы у меня было пространство дышать: у меня, видите ли, аллергия на синтетику и пыль.
- Потерпите, я уже сейчас выйду.
Племянница подарила мне резиновую мышь «на удачу» и она не раз уже действительно меня выручала. Я нащупал её в кармане и бросил под ноги женщине, топнув ногой, чтобы заглушить звук падения игрушки, и выругался.
- А, чёрт! У Вас мышь под ногами!
Женщина завизжала и подпрыгнула. Лифт дёрнулся, замер, и свет погас.
Я помню, как однажды, когда мне было лет 5, я заболел, и меня оставили одного вечером в квартире. Родители ушли на день рождения в соседний подъезд, взяв мою старшую сестру. Перед уходом сестра мне сказала:
- Я открою тебе тайну. Только ты никому не говори! В нашей квартире завёлся призрак. Я читала, что эти призраки начинают ходить по квартире, когда родителей нет.
Родители уже ждали сестру на лестнице; та выключила свет и выскочила из квартиры. Сказать, что я тогда пережил, у меня не получится толком: тот страх, который меня парализовал, стал наивысшим баллом в моей внутренней шкале ужаса, к которой я прибегаю сейчас, оценивая ту или иную пугающую ситуацию. Я никак не мог достать с кровати до выключателя, а спуститься на пол и дойти до настольной лампы не хватало духа. После этого я заикался года два.
А ещё был случай, когда ребята постарше сказали, что у них в открытый люк воланчик для бадминтона упал, попросили меня за ним спуститься. Не сложно догадаться, что над моей головой люк быстро оказался закрытым, а сам я такую тяжесть поднять не мог. В течение трёх часов я орал в этой тёмной тесноте, как резаный, ревел и пытался приподнять эту чугунную тяжесть, на которую сверху быстро накидали кирпичи. Никаких сотовых телефонов тогда ещё не существовало, так что мои вопли только ночью случайно услышал пьяный прохожий.
Сейчас мне 32 года. И теперь моя тревога по поводу темноты и тесноты начала мало-помалу подниматься с глубин подсознания. Я осознавал это и ничего не мог с собой поделать. А ещё я осознал, что мы уже минуты две стоим и молчим.
- Приехали, - сказал я, просто для того, чтобы тронуть тишину своим голосом. Мне показалось, что тьма густеет, слова в ней вязнут, а потому недалеко могут отплыть от говорящего.
- Приехали, - вторила мне женщина каким-то неживым, механическим голосом.
- Что ж Вы так мышей боитесь? – спросил я.
- Я не знаю. Я знаю одно – ты идиот.
Я начал шарить по карманам в поисках телефона: хотелось подсветить панель, найти кнопку вызова помощи. Экран телефона загорелся бледным светом, мигнул красным сигналом и погас – аккумулятор сел. Остались только круги перед глазами.
- Мадам, Вы не могли бы подсветить телефоном? Вызовем помощь.
- Пытаюсь найти его в сумочке. С медведем неудобно.
Раздался грохот.
- А, чёрт! Уронила.
- Разбился?
- А я знаю? Нужно поднять. Поднимите его.
- А Вы не могли бы шаг назад сделать или в сторону?
- Да я и так упёрлась в угол. Проклятый медведь занимает много места!
Я опустился на корточки, начал шарить.
- Здесь одни осколки. Я порезался даже.
- А, так это я зеркало значит уронила.
Я начал подниматься.
- Эй, осторожно! Вы мне платье задираете!
- Простите. Ничего не видно.
- Да прекрати ты!
Я опустился снова на пол.
- Вы не только по лифтам скачете, но и с «ты» на «Вы».
Раздался грохот, от которого я подскочил, а женщина завизжала и ударила меня коленом прямо в глаз.
- Твою мать, дура, ты что делаешь?!
- Идиот, ты мне чуть платье не порвал!
- А зачем ты грохочешь?!
- Я телефон уронила.
- Дура криворукая.
- Козёл.
Я снова пошарил и порезал вторую руку.
- Тут одни осколки. Телефон вдребезги.
- Отлично!
Я начал водить рукой вокруг, желая найти край её платья, чтобы встать и не задрать ей его. Однако вместо этого наткнулся на её коленку и получил снова удар в лицо.
- Сука! – выдохнул я, прижимая ладонь к носу.
- Ты извращенец?
- Да я случайно, идиотка!
В голове звенело: от удара коленом я приложился головой о твёрдую стенку. Лифт такой тесный и такой… железный!
Я сел на задницу и запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. Лицо становилось неприятно липким.
- Поищите кнопку аварийного вызова, пожалуйста, - сказал я, чуть погодя. – Она обычно где-то отдельно, посередине.
- Ищу уже. Вы тоже скачете с «ты» на «Вы».
- Я обычно со всеми девушками на «Вы», исключение составляют лишь те, кто меня сильно бьёт.
- Я нажала уже на все кнопки, кажется. Видимо, не работает.
- Может, в другом месте?
- Поищите тоже, у меня не получается.
Я опасливо поднялся, прикрывая лицо рукой от вероятного удара. Начал ощупывать стену. Чувствовалось, как я пачкал кровью каждую точку, к которой прикасался. Медведь занимал невероятно много места, и, казалось, он продолжал расти. Куда бы я ни двинулся – он вечно упирался мне в лицо.
- Слушайте, может, Вы на пол его положите?
Послышались шорохи, потом тишина. Я стал слепо шарить, сделал шажок и с ужасом понял, что уткнулся пахом во что-то. Удар последовал незамедлительно. Я осел на пол, схватившись руками за промежность и хватая воздух ртом. Следующий удар был в глаз. Видимо, локтём, т.к. он был уж очень сильным. Затем удар по рёбрам – видимо, каблуком. И снова и снова удары.
- Ублюдок! Извращенец!
- Да я ж…
- Заткнись, или убью! У меня нож!
В голове гуляло эхо. Я лежал, неудобно скрючившись, на осколках. Часть из них впилась в меня. Глаз заплывал, лицо очень болело, а ребро болело просто жутко.
- Пожалуйста, успокойтесь, женщина. Я не хотел к Вам притрагиваться. Темно и тесно. Мне тоже неприятно тут торчать.
Молчание и возня в ответ. А потом мир сошёл с ума.
Помните, в детстве мы верили, что игрушки могут оживать по ночам? Нам приятно было думать об этом. Медведь положил мне лапу на колено. Я оцепенел.
Конечно, первое, что должен подумать человек – что бешеная женщина просто взяла лапу медведя и положила мне на колено. Я так подумать не успел, так как лапа медведя слегка сжалась. Я в ужасе стал слепо щупать тьму, в надежде дотронуться до женщины, стремясь развеять бредовые мысли о самостоятельности медведя. Женщины не было. В этой жуткой тесноте женщины не было. Более того, медведь чуть слышно заворчал. Я попытался вскочить, однако ребро… Мне кажется, ребро моё торчало наружу – адская боль усадила меня на место.
Мир не собирался на этом останавливаться и продолжал сходить с ума дальше: лифт стал переворачиваться на бок. Делал он это с сильной вибрацией и скрежетом. А я… я не мог закричать – боль в боку не давала мне даже сделать нормальный вдох. Медведь продолжал ворчать, его трясло. Я схватил его лапу, чтобы убрать со своего колена: лапа была тёплой, шерсти не было.
Я пополз. С того момента, как пространство перевернулось, ползти было куда. Женщина зарыдала, заголосила. Так голосят, когда умирает твой ребёнок. Я пополз дальше, стараясь увеличить расстояние с этой безумной особой, хотя, судя по звуку, от меня до женщины было несколько метров.
Лифт оказался бесконечным. Время от времени пропадала стена, вдоль которой я полз. Потом я уперся в какую-то липкую груду и замер. Я больше ползти не мог. Баба голосит, медведь уже ревёт страшно, а ещё я начал осознавать, что что-то горит. Дым. Если и умирать, то я хочу это сделать на этой податливой липкой груде, а не на осколках.
- Есть кто живой? – крикнули за дверями.
- Мы тут! – крикнул я. Но крик был только в моей голове, изо рта он идти отказался. Видимо, тьма сгустилась предельно, проникла в мои внутренности своей густой массой. Я ударил по двери трижды.
Двери открылись. Не поцелуйно, а со скрежетом. За дверью была такая же темнота. Темнота спросила несколькими мужскими голосами: ещё живые есть?
Значит, тьма явилась забрать меня, значит, можно было промолчать, и она бы ушла!
- Есть ещё кто-то тут? А? – спросил уже один голос тьмы и дотронулся до моего ребра. Я заорал от боли.
Да кто эта тварь такая, чтобы я её не выдавал и терпел пытки? А медведь? Эту нечисть всё равно ждёт ад – на Земле таким явно не место.
- Там баба и медведь. Баба сильная и бешеная – ребро мне вырвала. А медведь плюшевый, но не подпускай его ко мне, тьма.
Тьма схватила меня множеством невидимых рук и потащила, многоголосо ругаясь.
- Тьма, скажи, этот лифт шёл в ад?
- Какой, на хрен, лифт? – спросила тьма одним голосом.
- Давайте носилки! В этом вагоне один живой! – Крикнула тьма другим голосом.
- А баба тут где? – спросила тьма ещё одним голосом, - где медведь?
- Да кого ты слушаешь? – продолжала тьма на очередной лад.
- Но он вроде кого-то видел.
- Да глянь на его раны! Кого он может видеть?
- А откуда он знает, что меня зовут Тёма?
- А я знаю? Давай быстрее, говорят, и на других станциях тоже могут быть взрывы.
Тьма продолжала беседовать сама с собой, меня качало где-то в невесомости, влекло куда-то и влекло - подальше от воспоминаний о боли, свете и той девушки, до которой я не доехал всего одну станцию.