Скрипач был дополнением к инструменту. Частью механизма для исполнения мелодий. Питер представил толстяка-швейцара со скрипкой в руках. Мысленно передал инструмент официанту с осиной талией и квадратными плечами, девушке, сидящей за соседним столиком. Скрипка примет любого… хотя, точеный подбородок девушки, пожалуй, наиболее уместен там, в ложбине инструмента. Маэстро вздрагивал кистью руки, трепетал пальцами, представляясь вполне заменимым. Оставаясь при скрипке.
Мелодия стелилась, а иногда взлетала. Питер пережил острое ощущение довольства собой, обстоятельствами, жизнью. Приятно было даже вообще оглядеться. На влажную дольку лимона (которого, кстати сказать, не любил), на чашечку кофе и рюмку коньяка. На дымок сигареты – хорошо высушенной и ароматной.
– Умница! – радовался себе Питер. – Живешь лучше прочих, благоустроенней, свободней.
Питер представил объем приобретенного, свое удобное место в этом объеме, подумал о том, что в свои сорок лет – здоров, крепок телом, достаточно богат, никому не обязан. Семьи у Питера не было, да он и не искал семьи. Можно позволить себе замереть на неопределенное количество лет перед тем, как начинать разрушаться: терять здоровье, силы, желания.
– Собственно, старость… – философствовал Питер, – старость, это когда ничего не хочется. Даже молодости.
Он пригубил коньяк в честь доморощенной формулы, справедливость которой невозможно проверить ему, Питеру.
– Не стоит особенно торопиться, усмехнулся Питер и посмотрел вокруг.
Примчался официант, который был на страже желаний Питера и, поймав взгляд клиента, истолковал его по-своему. Питер поднял рюмку. Лакей знал свое дело, рюмка потяжелела. Что, в свою очередь, доставило немалое удовольствие.
Столик Питера располагался на открытой террасе. Противоположная сторона уютной, худенькой улицы была совсем рядом, блистала стеклянными витринами. Над одной из них висела реклама.
– То, что ты ищешь, – прочитал Питер. И ниже, мелкими буквами, – У нас, разумеется, бесплатно.
Питер знал толк в обмане. Игры такого рода приносили капитал за счет окружающих недоумков, тугодумов, а иногда – просто ленивых людей. Но бесплатное «то, что ты ищешь» было чересчур. Действовало на нервы… что там! Пожалуй, оскорбляло.
Питер нахмурился. Там, на улице, перед темного дерева солидной дверью в «То, что ты ищешь» стояла супружеская пара. Среднего возраста и достатка он и она. Из тех, что проживают в тесных стенах и невысоких потолках, потеют на скучной работе, расплачиваясь жизнью за принципы, мораль, идеалы скромности, красоты, добра, прочую абракадабру. Заурядные налогоплательщики со своими никогда не исполнимыми желаниями, с целым ворохом тускнеющих, но все еще светлых надежд. Добыча Питера и таких, как Питер.
– Попались, голубчики! – душевно огорчился Питер. Разумеется, переживая о том, что «попались» не ему, Питеру, а незнакомому и до боли смышленому конкуренту. – Смелее, друзья, входите! – мысленно предлагал он этим людям. – То, что ты ищешь, бывает бесплатным, но то, что находишь, как правило, стоит денег. И очень немалых.
Подозвав официанта, Питер заказал землянику со сливками. Расслабившись, вспомнил детство, себя, подрумяненного на солнышке, ладонь девочки, пахнущую земляникой, ее ободранные, в зеленке коленки и локти.
– Самая вкусная, спелая ягода, – вспоминал он, – под листьями, в траве. Занавешена. Упрятана, чтобы вызревать. Вообще, все лучшее… – вздыхал про себя Питер, – непременно там, в глубине. Не на виду, но вдруг открывается. Если повезет и если вдруг открывается. Во всяком случае, у меня – так.
Что ж… мужчина, толкнув дверь, пропустил вперед даму, и сейчас пара глупцов, разумеется, уже получает по заслугам. Выкладывает свои, кровные.
А еще через некоторое время Питер снова увидел этих людей. Женщина была счастлива, мужчина – ошеломлен. Ноги его подгибались. Лицо покраснело, глаза блуждали. Преодолевая себя, он несколько опомнился, держался уже молодцом. В руках у женщины – коляска (Питер услышал гортанный смех младенца), мужчина шагал позади. Пройдя улицей, они скрылись за поворотом.
– Однако позвольте! – сказал себе Питер, который отчетливо помнил этих людей без коляски и без детеныша… были он и она, была дверь в «То, что ты ищешь»… Откуда-то сверху, чуть наискосок, в самый висок Питера пришла невероятная мысль. Питер тряхнул головой, освободился.
Между тем, на улице появилась девица. Ниже среднего роста, стриженая, с острым носиком, тонкогубая…. Миниатюрная вообще: бровки, носик, ноженки. И, кажется, с виноватыми, настороженными глазами. Питер встречал таких никому не интересных, обделенных талантами особей женского рода с тусклыми или, наоборот, пронзительными голосами. Эта была еще и не первой молодости. Заметив рекламу, девица вздрогнула, подозрительно огляделась (Питер отвел глаза в сторону, сосредоточившись на землянике)… помедлив, осторожно скользнула в дверь.
– Задрыга, – усмехнулся Питер. – Только тебя там и ждали.
Однако, девицу ждали.
Невероятно! Она вновь появилась на улице в сопровождении молодого очкарика: широкоплечего, толстозадого, щекастого господина. Оба казались смущенными. И задастый очкарик гудел сиплым басом, а девушка отвечала неожиданно звонким, даже каким-то сребристым голоском. Голос девицы не соответствовал тусклой внешности. Впрочем, и сама она на удивление переменилась. Будто бы подросла, стала моложе. Так что было весьма досадно наблюдать этих двоих незнакомых людей.
Питер не верил в чудеса, но с полным основанием представлял всю ничтожность сегодняшних резонов, опыта, знаний, приобретенных человеком вообще и Питером в частности. За жизнь он насмотрелся всякого, самого, казалось, необъяснимого и, с некоторых пор, жил, не пытаясь понять, но пробуя угадать случай. Ощутить удачу всей тоненькой шкурой. Чтобы рискнуть, а чаще – всего лишь не полениться быть первым.
«То, что ты ищешь» заслуживало внимания.
Питер подозвал официанта, распорядился оставить за собой столик, отправился в глубину незнакомого заведения. Происходящее на улице мешало сосредоточиться. Питер искал угол – пораскинуть умом, оценить ситуацию.
Спустившись в полумрак нижнего этажа, он откинул портьеру, вошел. Думая о своем, расплатился за вход. Устроился в мягком кресле, вытянув ноги. Рассеяно наблюдал, как совсем рядом, в двух шагах от его башмаков потеет в танце голая девка. Она была голая, но некрасивая. Зато молодая. Но с отвисшей грудью. Зато не стеснялась. Но танцевала плохо. Зато голая.
Питер представил себя входящим в «То, что ты ищешь». Задумался: что спросить в первую очередь? С удивлением и тревогой убедился… спрашивать особенно нечего!
– Разве миллиард наличными? – нервно усмехнулся он. – Почему бы и нет?
Однако потребовать досыта и всласть, взять нечто важное, достойное его, Питера, просто необходимо! Глупо упускать фантастический случай. Что же спросить? Что?!
Между тем, голая девка вздумала присесть Питеру на колени. Тяжелая, пахнущая одеколоном. Со своей неклассической грудью.
Вокруг засмеялись.
Достав из бумажника нераспечатанную пачку денег, Питер с треском вскрыл ее. Выбрав новенькую купюру, сплюнул в бумажку, наклеил девке на лоб. Но девка, отлепив купюру, разорвала ее в клочья. Бросила в лицо Питеру, ушла с колен. Раздались редкие аплодисменты. Питер вышел вон, злой и растерянный. Пытаясь понять: кому аплодировали окружающие недоумки, ему или голой девке?
Вернувшись к столику на террасе, он беспокойно и жадно оглядел улицу, которая, в каком-то смысле, уже принадлежала ему, Питеру. Являясь собственностью любого храброго в обобщениях делового человека. Берущего в свою пользу там, где найдется.
У двери в «То, что ты ищешь», стоял старик. Время источило стержень, а может быть, насмерть перебило жилу или струну, на которой удерживается всякая плоть. Старик был ветхим, со спины похож на обгорелую спичку: ветер дунет – сломается. Старик набирался сил перед тем, как внести себя в дверь, и дверь распахнулась. Питер увидел это! Она отворилась сама собой. Будто бы там, в солнцем подсвеченной, какой-то белесой глубине, старика ожидали.
– Официант! – вполне равнодушным голосом позвал Питер. – Пожалуйста, счет.
Однако руки его дрогнули, когда, расплачиваясь, Питер краем глаза заметил катафалк, подкативший к двери в «То, что ты ищешь». Руки дрогнули, Питер сбился со счета, выдал чаевых сверх всякой меры.
– Ловко! – про себя одобрил он. – И как оперативно. Старик, разумеется, получил, что искал. Так сказать, стопроцентно. Вперед! – скомандовал себе Питер. – За моим миллиардом. Надеюсь, не последнем в этом гостеприимном доме.
Весело насвистывая, он вышел на улицу.
Подойдя к двери в «То, что ты ищешь», толкнул ее.
Переступив порог, шагнул. С удивлением посмотрел вокруг.
Питер стоял на тротуаре параллельной улицы. Которая была просторней, шире. Мчались машины, спешили прохожие. Оглянувшись, Питер увидел за спиной глухую бетонную стену многоквартирного дома, и ближайшая дверь находилась в сотне шагов. Питер ударил по стене кулаком.
Боль и обида придут позже.
Торопливо обогнув угол многоквартирного дома, Питер пробежал перекрестком, вернулся в узенькую улицу с блистающими витринами. Со столиком на открытой террасе заведения, где знакомый официант уносил на подносе пустую рюмку Питера. Рекламы «Того, что ты ищешь» как не бывало. Запыхавшийся Питер впервые в жизни не верил своим глазам.
– Старею, – подумал он, хватая ртом воздух, озираясь. И далее, – Старость, это когда ничего не хочется. Даже молодости. Однако позвольте! – возмутился Питер. Кто из пустобрехов такое удумал?! Да как он только посмел!
Здесь пришла боль, обида.