Пока ты жив, можно всё исправить...

Екатерина Бедулина
Предисловие

Жизнь – это бег, в котором нельзя остановиться и постоянная борьба, и решение конфликта внутри себя. Для одних – спринт, короткая дистанция, которую они тщательно пытаются продлить, прекрасно осознавая, что ещё один неверный шаг может привести к полной остановке сердца. Для других – целая вечность.

Человека часто закаляют обстоятельства. События, которые произошли независимо от нас. И каждое из них – начало цепочки, которая связывает между собой определённые жизненные ситуации, в которых закладывается получаемый нами опыт, состоящий из испытаний, ошибок, наших побед и поражений. Когда цепь обрывается, естественно, рассыпаются и «жемчужины жизни». Однако… Кто сказал, что цепь нельзя восстановить? А что, если просто попробовать начать всё заново? Выстроить другую цепочку?

Пока ты жив, можно всё исправить. Внимательно вслушайтесь в эти слова. Как много в них смысла, силы, веры. Глубокой философии, осознания собственного предназначения в жизни. Но чтоб его понять, надо заглянуть внутрь себя, нырнуть на самое дно, раствориться в морских волнах собственной души и вынырнуть на поверхность. Где тебя ждёт совершенно иная жизнь и новый путь, который ты должен пройти до конца. 




Основано на реальных событиях

ЧАСТЬ 1
Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Я могу для тебя отдать
Всё, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!

Эдуард Аасадов



1

Удар, и мгновенный отскок. Ещё удар. И снова отскок. Удар. Отскок. И так до бесконечности, до боли в каждой мышце раскалённого от пота тела, до тёмно-алых кругов перед глазами.

Резкие и оглушительные – как огненные вспышки ярости. Полное отсутствие контроля над собой, с трудом сдерживаемые приступы агрессии. Будто внутри его был неразрешимый конфликт, который он тщательно пытался устранить.
 Андрея остановил резкий голос Антона Михайловича, его тренера.
– Стой! Остановись!

Молодой человек вздохнул и с укором посмотрел на тренера. Поджал губы, и, стянув с себя кожаные боксёрские перчатки, бросил их на пол.
Казалось, в тот день что-то не сошлось. Тучи сгустились неожиданно,  словно раскаты грома заполнили весь зал, нарушив царившую здесь гармонию. Для Антона Михайловича это выглядело как предательство, но понять, что происходит с его учеником, он не мог.

В какой-то момент юноша сдался. Почему это произошло? И где Антон допустил ошибку?

Первое знакомство со спортом началось, когда Андрею было шесть лет. Занятия боксом никогда не были для него «против воли». Огромное желание и стремление к высокому результату. Антон Михайлович наблюдал за сложным периодом взросления своего ученика, и поражался его бойкому, напористому характеру, настойчивости и целеустремлённости.

Иногда хотелось сравнить характер Андрея с хорошо выдержанным красным вином: он определял его крепость и сорт – в нём всегда был скрыт какой-то трудно уловимый посыл.

Казалось, бокс для Андрея – это не просто спорт и самовыражение.  Парень умел вести особый диалог с самим собой. Со стороны создавалось впечатление, что он настойчиво боролся с туманом, некой невидимой пылинкой, которую ему хотелось стряхнуть с себя как можно скорее. С каждым ударом парень сбрасывал с себя свою неуверенность и накопившийся за день груз проблем. Он знал свои минусы и плюсы, сильные и слабые стороны. До дрожи в каждой мышце, до приятного тепла, разжигающего тело до каждой капли солоновато-горького пота… Он выкладывался на все сто процентов.

Уверенный в собственных силах, Андрей подавал большие надежды. Он был тем, на кого была поставлена большая ставка. За его плечами уже было немало престижных наград и титулов. Но его тренер знал, что этот парень может сделать гораздо большее, и всегда говорил: «Ты сможешь! Иди вперёд! Не сдавайся!»


* * *
Узнав про Чемпионат Европы, Антон Михайлович без сомнения выдвинул кандидатуру Андрея.  Всё шло хорошо, но вскоре тренер стал замечать, что с парнем стало что-то происходить. Это не давало ему покоя, тревожило.

Обычно, всю свою боевую свирепость Лучинский сохранял для профессиональных выступлений. На ринге он наносил удары, чтобы причинить  повреждения, изувечить противника,  уничтожить его, но делал это  без  злобы и раздражения.

В последнее время Андрей был подавленным, у него отсутствовала концентрация внимания и не было собранности. Он выглядел на площадке как белка, которая застряла в колесе и не знает выхода, но продолжает беспощадно «лупить» боксёрскую грушу: не видя ничего вокруг – ни цели, ни удара. Казалось, в один миг она порвётся, и оттуда посыплются тысячи крошечных пуль.

Тренер был поражен необъяснимой энергетикой, которая была внутри его воспитанника. Среди всех – он заметно выделялся. У Андрея была та самая искра, которая вспыхивала, словно вспышка. А угасая, оставляла после себя едва заметный след, словно игривые огоньки догорающего костра.

В этом парне было то, чего не было других, и именно это заставляло Антона Михайловича работать с ним более усердно, чем с остальными своими учениками. В спортивной секции иногда начинали ревностно относиться к такому отношению тренера к Андрею. Бывали случаи – подшучивали, но видя такой высокий результат Андрея со стороны, – оставляли парня в покое. Кому хочется выглядеть слабаком на фоне такого сильного парня со «стержнем» внутри. Сейчас же ребята наблюдали за тем, что происходит с Андреем и не могли поверить в такие перемены в парне: куда пропал тот «огонь»? Хотя некоторые понимали Андрея, и даже где-то сочувствовали ему.



* * *
Антон Михайлович тяжело вздохнул, поднял брошенные на пол перчатки.
– Андрей… Постой! Не уходи! Что происходит?
Парень остановился. С силой зажмурил глаза и с грубыми нотками в голосе сказал:
– Со мной всё в порядке! Просто я устал.
– Устал? Но ты же и раньше занимался столько же! Впереди – Чемпионат Европы! Андрей… Я верю в тебя!
– Я не могу…
«Что? Как это не можешь? Ты сдаёшься?!»
– Боксёр без джеба – не боксёр. Ты разве это забыл?

Андрей не мог повернуться к тренеру лицом. Ему было стыдно показывать слёзы, которые застилали его глаза. Его тело судорожно дрожало, и тренер это видел. Антон Михайлович аккуратно взял молодого человека за плечо. Андрею трудно было скрыть от тренера свои чувства: он всё же давно успел стать ему родным.
Мальчик рано потерял родителей, поэтому Антон Михайлович выполнял обещание, данное другу: присмотреть за его сыном, нести ответственность за него. Он сумел настолько заменить ему отца, что Андрей даже не ощущал того, что не между ними нет никакой родственной связи.

– Андрей… Что с тобой произошло? Почему ты вдруг «сломался»?
– Мне страшно. Я знаю, что сегодня-завтра смогу стать чемпионом Европы затем – мира. А дальше что?  Мне уже не к чему будет стремиться. А во мне живет эта энергия, которую я не могу никуда выплеснуть. Вы же прекрасно знаете, что бокс – это вся моя жизнь. Для меня, если всё в один миг закончится, – это ощущение, будто бы от меня оторвали что-то живое.

Антон Михайлович нахмурился. Не нравилось ему это. Ох, как не нравилось!
– Ты ещё не чемпион, чтобы говорить такое! Я не ожидал от тебя поражения! Андрей, возьми себя в руки, прошу тебя! Это важно! Ты сильный парень. Талантливый. У меня никогда не было такого ученика, как ты. Я горжусь тобой! Но я хотел бы, чтобы ты всё же взял самую наивысшую вершину. И я говорю тебе сделать это вовсе не ради меня. Ты сам себя должен победить. Понимаешь?
Андрей кивнул.

– Бокс лучше всего отражает то, что происходит в жизни: когда получаешь нокдаун, ты должен встать! Все в своей жизни, так или иначе, получают нокдауны, но надо встать и двигаться дальше, бороться до конца!
Андрей с силой стиснул зубы, но сказал на удивление мягко:
– Я понимаю Вас, Антон Михайлович. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Я Вас не подведу!
Парень протянул тренеру ладонь.
– Простите меня!
Антон Михайлович улыбнулся, и вдруг обнял Андрея, похлопав его по спине.
– Вперёд, мой чемпион! Покори этот ринг!



2
Удары в спину чаще всего наносят те, кого защищаешь грудью.
Эльчин Сафарли


Она сидела у него на коленях, а он – словно растворился сладком аромате её волос.
– Аня,  что тебе подарить на день рождения?
Она равнодушно пожала плечами.

– Не знаю, Андрей. Я хочу, чтобы ты стал чемпионом. Для меня это важно. Ты тогда будешь очень богат. А значит, мне никогда не надо будет беспокоиться о том, что я не получу то, чего хочу.
От услышанного всё внутри Андрея взорвалось. Как будто тысячи крошечных пузырьков ударилось о бетонную стену.

Не может быть! Она что, всё это время была со мной только из-за денег? Те деньги, которые я получал от участий в соревнованиях, – вот что её волновало. Деньги, а вовсе не я! Но как она может такое говорить? Она что, так искусно играла всё это время со мной и моими чувствами только лишь потому, что ей нужен был мой статус и положение в обществе, моё имя и деньги? Это же так жестоко! Она даже не понимает, что я её люблю. Любил. Не знаю…

Нет! Этого не могло быть! Это же самое настоящее предательство. Я, получается, для неё вовсе и не был близким человеком? Как она могла так жестоко меня обмануть?

– Так ты всё это время меня обманывала?
Его трясло. Душа превращалась в трещины, словно кто-то только что расколол на две равные части грецкий орех. Эти две скорлупы были опустошёнными и ни капли не связанными друг с другом. Трудно было поверить в то, что ещё несколько минут назад они были единым целым.

Хотелось вскрикнуть. Но он не мог. Вместо этого внутри его велась борьба. Там, на дне души, что-то вспыхнуло искусственно созданным пламенем, словно кто-то подлил в горящее пламя каплю бензина.

Казалось, в один момент весь мир отозвался странным, глухим эхом. Его душу опустошили точно также, как обычно опустошают виски, – мгновенно, одним рывком.
– Скажи, что это неправда, Ань!
Девушка залилась звонким смехом.

Ещё никогда ему не было так плохо и больно, как сейчас. По телу словно били тысячи стрел, жаля его своим ядом, словно кто-то нарушил пчелиный улей. Голова ныла, а сердце беспощадно рвалось на части.


* * *
– Садись, я тебя прокачу! Смотри, какую мне машину подарили!
Девушка счастливо улыбалась, открывая дверцу новой машины – чёрного «БМВ Х-5».
Андрей послушно сел в машину. В тот момент он не хотел никуда отпускать её одну. Ему было совсем не важно, что она всего лишь играет его чувствами и что её волновали только деньги. Он как будто бы знал, что именно сейчас ему нужно быть рядом. У него было необъяснимое предчувствие того, что эта встреча последняя.
Он смотрел на дорогу и думал о чём-то своём и не мог понять, почему любил эту девушку. Да и любил ли он её? На первом месте у него всегда была любовь к спорту. Всё остальное его мало волновало. Но с Аней получилось по-другому.

Они пересеклись на одном из турниров. Девушка подошла к Андрею, чтобы поздравить с победой. Парень смутился: у него не было опыта общения с девушками. Но Аня взяла инициативу в свои руки, и вскоре – они общались так, словно бы знали друг друга уже достаточно долго.

Андрей с каждым днём понимал, что роднее, чем Аня, – у него никого нет. Теперь ему сложно было осознать: он, оказывается, никогда не был для неё таким же родным. Девушке нужен был его статус – успешный спортсмен, подающий большие надежды.


* * *
Трещина напоминала щель, внутри которой было страшное и неприятное чувство – пустота. Ничего не болело. Его сердце билось спокойно. В один миг кто-то беспощадно растоптал едва потухшие огоньки от костра, превратив их в дымчатый пепел. Не оставив надежды, что искорка, возможно, вспыхнет вновь.
Странное это было чувство. И для Андрея, как для спортсмена, оно было совершенно незнакомым. Это было хуже поражения. Любое поражение давало стимул: хотелось идти вперёд, несмотря ни на что. Сейчас внутри Андрея происходила странная реакция: словно камень сорбит, внутри его всё разлагалось, кипело.

Он смотрел на дорогу, и всё вокруг  смешивалось в цвет мокрого асфальта: архитектурные сооружения за окном выглядели крайне мрачно, словно нависшие над ним серые тучи. Деревья словно бы цеплялись за него своей кроной, так и норовя расцарапать ему лицо, руки… Прежний яркий и красочный, радужный мир Андрея потерял все свои краски. Парень закрыл глаза.


* * *
Он не сразу понял, что произошло. Машину слегка качнуло в сторону, что-то вдруг стало дымиться.
– Аня? Что происходит?
Вместо ответа девушка осторожно открыла дверцу машины, и почти что выползла из неё. Андрей попробовал сделать то же самое, но почувствовал, как что-то с силой зажало ему ноги и рёбра. Он не мог пошевелиться. Парень в ужасе стал шарить руками в поисках аварийной кнопки.
Должен же был быть какой-то выход!

Но всё вокруг было покрыто густым туманом, облаком едкого дыма. Андрей боялся одного – что машина может взорваться в один момент, и он просто не успеет выбраться. Он не мог понять: что же ему мешало, и что же так сильно сдавливало его ноги.

Ему некогда было думать об Ане. Сильная боль в теле была куда сильнее душевной. И это его пугало. Он выглядел так, словно бы младенец, барахтающийся в воде. Беспомощно. С силой бил по стеклам машины, дёргал ручки двери… Но это был тупик, из которого не было выхода.

Взрыв прогремел внезапно. Так, словно это был одиночный залп праздничного салюта. Вот только салют был далеко не праздничным.
Ему казалось, что это уже конец, но, как оказалось, что это был далеко не конец, а только начало. Начало страшной трагедии, которая уже никогда не позволит ему завоевать титул чемпиона Европы по боксу.


3
Жизнь есть действование, а действование есть борьба.
В.Г.Белинский

Антон старался сохранять спокойствие, хоть и чувствовал, что у него скоро «сдадут нервы». Сидя в коридоре одной из центральных больниц города, он ждал главного врача. Напряжение росло с каждой секундой. Он понимал, что потерял своего лучшего спортсмена и чемпионата не будет.
Насколько серьёзно обстоят дела с Андреем? Ответа на этот вопрос не было. Антон Михайлович поглядывал на дверь, ведущую в реанимационное отделение.
Ладно уж, фиг с ним, с этим чемпионатом, главное, чтобы парень жив остался!
Наконец, молчаливая, отдававшая холодом, дверь реанимационного отделения открылась.

– Антон Смирнов? – спросила молоденькая девушка-медсестра.
– Да.
Антон приподнялся со скамьи. Взгляд его был тревожным, выжидающим.
– Вы только не переживайте… Андрей уже никогда не сможет принять участие в Чемпионате.
Антон почувствовал, как его ноги стали ватными, ему стало не хватать воздуха. Перед глазами всё смешалось.

– Он погиб? – голос дрожал, как натянутая струна.
– Вы не так всё поняли! Парень находится в медикаментозном сне. Сколько он пробудет в коме – неизвестно. Даже если он и очнётся, встать с постели он никогда не сможет. У парня частично парализованы некоторые участки тела. И я, по правде, даже и не знаю, что хуже. В любом случае – он не сможет восстановиться даже тогда, когда выйдет из комы.
– Вы хотите сказать, что на ринг он больше не выйдет?
Только сейчас он начал понимать всю серьёзность происходящего.




* * *
Все произошло настолько неожиданно и быстро, что он до конца не мог осознать: как ему сейчас реагировать на последние события. Казалось, ещё совсем недавно он готовил Андрея, своего лучшего бойца, к Чемпионату, а теперь что – не видать этого Чемпионата. Да фиг с ним, с этим Чемпионатом, главное, чтоб Андрей был жив. Это было для него намного важнее. Андрей – талантливый парень. Таких как он больше не будет, и как профессиональный тренер по боксу Антон прекрасно это понимал.

Как же ему хотелось, чтобы сейчас кто-то с силой ударил его по лицу. Для того, чтобы было не так больно, для того, чтобы ощутить вкус собственной крови: солоноватой, пенящейся у рта, словно морская соль.
Чтобы привести его в чувство. Антону казалось, что это какая-то странная игра, правил которой он, к сожалению, не знал. Словно сама жизнь сыграла с ним злую шутку.


* * *
Уходить из отделения реанимации ему не хотелось. Молоденькая девушка-медсестра несколько раз подходила к нему, советовала всё же идти домой. Говорила, что всё равно на первых порах ничего не изменится, а если что случится с Андреем, – она даст знать. Но Антон продолжал сидеть в коридоре. Хотя он уже сам с трудом понимал: чего он ждёт, ведь ему ясно уже сказали: Чемпионата не будет! Это прозвучало, как приговор для преступника. Только вот виновного в этой ситуации не было.

Хотя… Нет! Определённо он был. Антон не понимал, как его воспитанник мог попасть в аварию. Парень никогда не водил машину, ведь восемнадцать лет ему исполнилось относительно недавно, значит, с ним кто-то был в тот момент. Но кто? Это ещё предстояло выяснить.

Он вдруг резко вскочил и направился к двери, ведущей в реанимационное отделение.
– Вам сюда нельзя!
Остановила его медсестра.
– Я должен быть рядом с ним, поймите! Пожалуйста, дайте мне возможность просто быть с ним сейчас. У мальчика нет родителей, он мне как сын, понимаете? Я дал слово, я обещал, что, если с ним что-то случится…
– Я понимаю.


* * *
Зайдя к нему в палату, Антон Михайлович помедлил. И не сразу смог взглянуть на своего ученика. Бинты туго стягивали его раны. Казалось, на теле Андрея и вовсе не осталось живого места.

Лица его он не видел – оно также было перевязано бинтами. Он поджал губы, чтобы сдержать бурю эмоций, но из груди сам собой вырвался крик отчаяния. Невозможно было сохранять самообладание в такой сложной ситуации. Это было его самое худшее поражение, с которым было трудно бороться.
Медсестра наблюдала за ним, стоя за его спиной, стараясь не нарушать тишину.
– Оставьте нас!
Девушка хотела было возразить, но, увидев лицо Антона, понимающе кивнула и вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

Антон подошёл к Андрею, осторожно тронул бинты на его руках, нащупал его пальцы… Аккуратно взял его за руку. Она показалась ему безжизненной, холодной. Ему на миг казалось, что перед ним лежит неодушевленная кукла. Однако пульсометр отображал пульс: Андрей находился сейчас «между жизнью и смертью». Лишь слегка окровавленные бинты, которые перевязывали изящные, хорошо прокаченные мышцы, всё же говорили, что перед ним, как бы там ни было, живой человек.

Антон ничего не мог сделать в тот момент. Воспоминание перенесло его в прошлое: тот момент, когда на его глазах ушёл из жизни лучший друг Виктор – отец Андрея. В висках пульсировали слова: «Позаботься о моём сыне, прошу тебя!»
Антон с силой стиснул зубы, чтобы отогнать тяжёлые и одновременные дорогие ему воспоминания.

Нет! Он не должен предать друга. Он сдержит обещание:
– Я никогда тебя не предам, слышишь? Никогда! Ради твоего отца…
Он судорожно дрожал, словно сейчас на него обрушилось сразу несколько ударов бойкого противника. Сейчас этот противник был ему невидим, но при всем этом он умудрялся наносить ему уверенные, смелые удары, от которых он никак не мог увернуться.

Это были удары безысходности, отчаяния, которое каждый раз заставляло его унизиться, сдаться, потерять окончательно контроль над как над собой, так и над самой ситуацией, не оставляя ему никакого права выбора. Но почему-то Антон верил, что всё возможно изменить.

Он сам не понимал, почему до последнего верил в Андрея, как будто отчаянный атеист, у которого вдруг что-то щёлкнуло внутри и он неожиданно для самого себя поверил в существование Бога.

Антону на секунду показалось, будто пульс Андрея забился более учащённо и что он его слышит. А может просто до последнего верил в это.
Антон никак не мог смириться с тем, что где-то он что-то упустил, допустил ошибку, раз в нужный момент он не смог быть рядом, не смог поддержать его в трудной ситуации. Хотя почему-то интуитивно понимал, что здесь мало его вины.
Он никак не мог смириться с тем, что для Андрея это – последний удар. То, к чему так стремился парень, – вдруг так внезапно оборвалось.
В этой истории явно был кто-то третий, чье имя ему ещё предстоит разгадать.




4
Единственный человек, который может мне сказать,
что я в чем-то слабоват – это тренер.
Уэйн Руни

Воздух был пронизан холодом. Мелкий моросящий дождь бил по коже, словно тысяча мелких осколков разбитой стеклянной игрушки.
Когда-то Антон ненавидел этот «моросящий» дождь именно за его «колкость», но сейчас он абсолютно ничего не чувствовал. Ни боль. Ни разочарование. Ничего. Пустота. Отсутствие чего-то.

Он никак не мог справиться с этим потрясением. Боль внутри была настолько сильной, что он не мог сдерживать себя. Это нужно было принять, но Антон не знал, как же справиться со своими эмоциями и чувствами в этот момент.
Антон не знал, что сказать своим воспитанникам. Едва войдя в спортзал, он опустил глаза, как будто бы внутри у него было очень тяжёлое чувство вины, которое, как камень, давило, тянуло его на дно, и это чувство не позволяло поднять голову, взглянуть на ребят. Он прошёл мимо своих учеников, не видя ничего перед собой, – равнодушно, с безразличием, и опустился на скамью. Закрыв лицо руками, он вдруг тихо зарыдал. Его тело судорожно дрожало.
Мальчишки переглянулись между собой.

– Антон Михайлович, с Вами всё в порядке?
Им никогда не приходилось видеть тренера в таком состоянии. Антон Михайлович был всегда образцом сдержанности и мужественности. В нём так удачно сочетались такие качества, как: глубокая мудрость, дружелюбие, справедливость.
Они видели многое: и болезненные поражения, которые с трудом переносились после проигранных турниров по боксу и волевой борьбе, и довольно жестокие травмы…Но такого состояния они не видели ещё никогда.  Им было трудно поверить в то, что всегда собранный и уверенный в себе учитель, который всегда учил не сдаваться, идти вперёд, так неожиданно сдался сам. Он словно стоял на краю невидимой пропасти, ступая одной ногой в бесконечность. Перед ним была тонкая материя – пелена, которая застилала глаза от реальности, в которую он ещё пока никак не мог принять.

Ученики смотрели на него выжидающе. Однако Антон никак не мог совладеть со своими чувствами и эмоциями. Он сам не заметил того, как с неба на него обрушилось ведро с тысячью мелких осколков, которые впивались в тело и беспощадно резали его.
– Слушайте внимательно…
Тренер всё же смог справиться с потоком эмоций, слишком сложно было сказать то, что было на душе.
– Чемпионата не будет!
По залу прошёлся гул.
– Тихо!
Антон в порыве ударил кулаком по стене.
– Так вот, – продолжил он, – Андрей Лучинский попал в аварию. Сейчас он находится в коме, и непонятно как долго он будет в таком состоянии. Я прошу отнестись к ситуации более, чем серьёзно. Это не значит, что я теперь буду давать вам поблажки, вовсе нет. Сдаваться нельзя! Будем продолжать работать. Вы должны все понимать, что я жду от вас такого же уровня мастерства, как у Андрея. Андрей… Он…
Голос его задрожал.

– Господи, да что же это такое происходит! Ну почему же он?
– Может быть, всё образуется как-то… – сказал кто-то из мальчишек.
Антон Михайлович вздохнул.
– Сейчас об этом сложно думать.


* * *
Время для него остановилось. Он не замечал того, как за окном день сменяет ночь, а ночь переходит в утро, он не слышал ни единого звука. Казалось, город вымер. Остановилось движение машин, всё застыло, покрылось прочным слоем непробиваемого льда.
Антон дежурил у постели Андрея, не отходя от него. Надеялся, что он чувствует и слышит его. Ему казалось, что сейчас он вот-вот откроет глаза, но нет, Андрей, казалось, не спешил просыпаться. Он был погружен в глубокий сон.
Боль возрастала сильнее и сильнее, и вдруг, в одно мгновение, всё прекратилась. Я увидел, что моё тело отделяется от меня. Вернее, я отделился от тела, не очень соображая, что происходит, и направился к свету исходящему от входа в необычный коридор-тоннель.

Стены этого коридора светились, и были чем-то похожи на каменную пещеру. Этот свет влёк меня, и я, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее полетел вдоль этого коридора, наполненного светом.
Я чувствовал, что лечу не просто мимо чего-то, а перемещаюсь сквозь время. И вдруг, до меня дошло – я умер. Я видел себя сверху и сбоку. Как будто меня подняло вверх и прижало к потолку. Причем я довольно долго наблюдал как врачи и сестры стараются меня оживить. А потом меня словно в водоворот засосало и «всосало» обратно в тело.

Внутри меня всё отрицало происходящее, и какой-то невидимой силой, меня выталкивало из этого состояния наружу. Я как будто упал куда-то на самоё дно, и я никак не мог позволить себе раствориться в этой невидимой волне, которая билась о стенки сосуда моей души.  Как бы я ни старался «не захлебнуться» в этом нескончаемом потоке, всё внутри боролось, отчаянно, со всех сил. Неожиданно мне всё же удалось пробраться наружу. И я стал стараться хоть чуть-чуть глотнуть воздух. Но видимо, это море было слишком глубокое…


* * *
Марина наблюдала за Андреем с предельной осторожностью. Всегда аккуратно меняла капельницы, внимательно следила за показаниями приборов, вела записи, консультировалась с врачом. Почему-то ей было очень важно, чтобы Андрей вышел из комы. Не потому, что он был выдающимся спортсменом, а потому, что, наблюдая за Антоном Михайловичем, ей искренне хотелось, чтобы произошло чудо. Ей было очень тяжело видеть страдания и переживания тренера. Ей всячески хотелось поддержать его, но она не находила нужных слов.
Я вновь вижу бесконечное море… Но все чаще и чаще мне кажется, что у него нет дна. Я растворяюсь в нём и не чувствую ничего. Та самая боль, тот самый дискомфорт, который я испытывал раньше, – всё это куда-то ушло. Я был опустошенным сосудом, который никак не мог выплыть на поверхность этого самого моря…

Где-то надо мной я слышал странный крик чаек. Они парили высоко-высоко в небе и крик их был каким-то странным, напоминающим, скорее какой-то писк: «Пип, пип, пип…» Этот странный крик обрывался, и я вновь «барахтался» в этих солоноватых волнах, ища спасение, пытаясь пробраться к свету.
Иногда мне казалось, что я видел какую-то человеческую помощь. Нет, скорее я её ощущал. Я знал, что кто-то здесь, со мной, хочет помочь мне выбраться на поверхность этого самого моря, но…

Наверное, я для кого-то был просто трудно подъёмным камнем, который невозможно было достать со дна. Как бы я ни пытался пробиться к поверхности этого бездонного моря, казалось, я был в бессилии это сделать. Для меня было странно, что я, обладая навыками нанесения удара, как боксёр, не мог ничего сделать. Не мог коснуться дна, не мог даже пошевелиться… Но мне безумно хотелось туда, на поверхность, чтобы, наконец-то, вздохнуть спокойно, чтобы вырвать из груди этот непонятный клубок необъяснимой боли.


* * *
Антон Михайлович продолжал дежурить у постели Андрея и день и ночь, всё ещё надеясь на то, что хоть как-то ситуация изменится. Он совсем забыл о тренировках, и его ученики даже поначалу злились на него. Но прекрасно понимали, что здесь никак нельзя злиться, надо войти в положение, надо понять человека, поддержать.
Тренажёрный зал казался ему пустым. Он не слышал звонкий смех своих учеников, не слышал, как по залу эхом разносятся удары по боксёрской груше… Ему казалось, что он и вовсе находится сейчас в совершенно ином измерении, в мире, где между им и Андреем проходила никем не видимая нить, которую он с каждой секундой пытался притянуть к себе ближе и ближе, но делал это с предельной осторожностью, боясь оборвать её…

Воспоминания не давали ему покоя. Вот он учит Андрея как правильно наносить удары противнику, как уворачиваться от них, как ругает его за то, что неправильно нанёс удар по голове, вот Андрей отрабатывает технику ног, учится терпеть боль… Это первые взлёты и падения, первые победы…

И что теперь? Перед ним был пустой зал, окутанный тонким туманом неизвестности, неизбежности… Хотелось бежать. Но куда? От кого? Да и зачем?
А тем временем нужно было продолжать тренировать ребят, ведь он не мог уйти из профессии. Он отдал этому очень долгие годы.

Сотни машин перед глазами. Никогда не видел такой большой поток машин. И вдруг… Сильный ливень Пробки. Почему я не могу ехать? Почему машина заполнена водой? И почему же я не могу выбраться? Да что же это такое то? Холодные капли дождя проникали под одежду. Казалось, они имели такую тяжесть, что она тянула меня куда-то на самое дно. Я не мог понять, почему я не могу пошевелиться. Болело всё тело. Ноги оканемели. А тем временем вода лилась и лилась. Капли коснулись моих рёбер и от боли я вскрикнул… Что это? Почему я не могу дышать?
Я отчаянно пытался кричать. Но чья-то невидимая рука сдавливала мне горло. С такой силой, что я не мог этого выносить. Господи, да что же это со мной? И вообще… Где я? Почему я сейчас в машине и что происходит вокруг меня?
Странный водоворот событий… И я… Опять тону в этом бездонном море. Меня крутит… Крутит… Ах, как бы мне хотелось отсюда выбраться. Но как?
Я не мог понять этого состояния. Я не мог понять, что происходит… Я не мог ничего видеть, чувствовать. Но я жил. Я знал это. Жил!




5
Берегитесь того, кто не ответил на удар.
Б. Шоу

В зале было шумно. Вовсю шла подготовка к соревнованию. И Антон Михайлович сильно волновался. Из-за редких тренировок с учениками, он боялся, что у них потерялся тот самый уровень мастерства, который был отработан до самых тонкостей.
Его ученики старались изо всех сил. Они прекрасно знали, что Антон Михайлович, на самом деле любил и верил в каждого из них почти также, как и в Андрея. Именно поэтому они хотели быть такими же лучшими, такими же «чемпионами». Но при этом ни в коем случае не подражая самому лучшему ученику, который так неожиданно «сошёл с дистанции», так и не выиграв свой самый сложный бой.
– Ну что, все в сборе?
Спросил Антон, подходя к своим ученикам.
– Так точно!
Хором отозвались ребята.
– Тогда начнём!


* * *
Неожиданно в зал ворвалась девушка. Она пыталась вырваться из рук охранника, который не пускал её на ринг. Девушка была слишком наглой и даже несколько неадекватной. Оказывая сопротивление, ей, всё ж удалось вырваться.
– Да пусти же ты меня, дебил какой-то!
– Э, дамочка, кого ты «дебилом» обозвала? За такое сейчас в отделение поедем! Оскорбление тут распускаете, ведете себя неподобающе.
– Какая я тебе дамочка?
Девушка схватила свою сумочку и принялась «лупить» ею охранника, нанося хаотичные движения.
Все в недоумении  смотрели на девушку.
– Да увидите вы эту ненормальную! Что она здесь забыла?
Антон Михайлович подошёл к девушке.
– Вы что-то хотели?
Девушка, отдышавшись, сказала:
– Мне нужен Андрей…
Странная догадка скользнула в голове у Антона Михайловича.
– А Вы, простите, кто ему?
– Неважно!
– Нет, дорогая моя, теперь это очень важно. Потому что мой бывший ученик сейчас находится в таком состоянии, что… Для меня теперь всё важно! Всё! Понимаешь меня?
Девушка молчала. Вид у неё был какой-то тревожный.
– Что с Андреем? Что случилось с ним после аварии?
Антон Михайлович внимательно посмотрел на девушку.
– Вы знаете об аварии? Откуда?
И тут вдруг он всё понял. Вне себя от ярости он вдруг с силой ударил девушку по щеке. В зале воцарилась тишина.
Девушка вскрикнула. Но, кажется, именно этот удар привёл её в чувство.
– Да! Я была тогда с ним!
 Она всхлипывала, голос её срывался до крика.
 – Я не знала, что будет так… Я не хотела!
Продолжить она уже не могла. Кровь хлынула по её лицу.
– Андрей в коме! Ты это понимаешь? Да что ты вообще можешь соображать? Уже как третий месяц он на одном уровне. А ведь чем дольше человек находится в коме, тем меньше шансов, что он выберется из нее. Ты ему всю жизнь поломала! Понимаешь? Ты понимаешь вообще, что ты за решёткой должна быть? И я добьюсь этого, деточка! Мало тебе не покажется! И мне совершенно «плевать», что у тебя связи и влиятельный папочка. Ты ответишь за всё. По полной программе!
– Но я… Я…
Девушка вытирала тыльной стороной ладони кровь, струящуюся из разбитой губы.
– Уходи. Зачем ты здесь сейчас? Уходи! Тебе что, мало было? Да?
Антон был вне себя от ярости.



Дождь. Он начался внезапно. Холодные капли неожиданно стали теплее, постепенно окрашиваясь в красный цвет. И вкус у него какой-то странный. Солёный. Кровь? Откуда она? И почему так беспощадно струится по моему лицу? Да что же это происходит?!

Как ни пытаюсь рассмотреть сквозь стёкла машины что там – за ним, – всё равно ничего не вижу. Вернее – вижу: всё в красном цвете. Что-то не так. Что-то определённо не так. Но почему же я никак не могу выбраться из этого замкнутого пространства? И почему мне так сложно дышать? Да что же вообще происходит?!
Я пытался кричать, но чья-то невидимая рука сдавила моё горло. И вместо этого из моей груди хлынул новый красноватый поток странной жидкости… Да что же это такое то?


* * *
Марина вошла в палату тихо, словно опасаясь того, что Андрей мог её услышать. Ей хотелось, чтобы вокруг царила тишина и был слышен лишь один звук – её бьющегося сердца и сбившегося, неровного дыхания…

Те чувства, которые жили в ней всё это время, она с трудом скрывала от других. Она не могла понять, почему за это время Андрей стал для неё настолько родным, близким человеком. Каждый раз, ставя капельницу, она аккуратно касалась пальцами его кожи,  и тут же отдёргивала саму себя: «Нет! Нельзя!»
Даже подружка в университете сказала: «Ты в своём уме? Он же – практически «живой труп»! Зачем тебе это нужно? Опомнись!»

Вот и в этот раз она приблизилась к Андрею, но неожиданно почувствовала, как по его пальцам словно бы прошёлся ток. Девушка убрала руку и взглянула на прибор, показывающий пульс. Пульс Андрея участился.
Она снова попробовала прикоснуться к Андрею. Как вдруг… Тело его задрожало, на теле стали появляться капельки пота.
Марина отпрянула назад.

Он борется. Наверняка сейчас, там, во сне, что-то происходит с ним. И ему очень тяжело. Однако я не могу позволить себе сейчас уйти. Это будет неправильно сейчас.  Я должна быть с ним. До конца.
Она осторожно коснулась его руки. С силой сжала её. Лёгкое касание. Похоже, что он в ответ сжал её руку.

Он слышит! Он меня слышит! Ну же, Андрей! Прошу тебя, ты так мне нужен сейчас!
Его тело словно бы подалось немного вперёд. Затем по нему вновь прошёлся ток… Необъяснимой силой, его всего буквально «скручивало». Марина, наблюдая за всем происходящим, не могла ничего сделать. Она стояла и просто не понимала того, что происходит. Он боролся. Он хотел жить…

Она не помнила, как и когда его перестало трясти. Его пульс неожиданно стал прерываться. Затем вновь забился учащенно. Казалось, что прибор просто-напросто отражает удары молнии.

Это было что-то мистическое. Марина тесно сжала руку Андрея. Пульс стал ровным. Она закрыла глаза и начала шептать молитву.
Вдруг Андрей закашлялся. Или ей это просто-напросто показалось? Девушка отпустила руку Андрея и сделала шаг назад. Его ресницы дрожали, губы приоткрылись. Марина не верила во всё происходящее.


* * *
– Но он открыл глаза! Я не вру! Он, правда, открыл глаза!
Главный врач с недоверием посмотрел на девушку и вышел из палаты. Девушка никак не могла понять: что произошло? Казалось, что всё, что происходило здесь несколько минут назад, – это сон. Может, она придумала себе это? Однако дыхание Андрея стало более спокойным, а тело сменило температуру на более теплую.


* * *
Едва Антон Михайлович вошёл в палату Андрея, как к нему тут же подбежала медсестра. Девушка выглядела взволнованной.
– Антон Михайлович, мне Вам нужно кое-что рассказать!
– Марина? Что с Вами? Успокойтесь, давайте по порядку.
Антон Михайлович присел на краю кровати Андрея. Марина села рядом.
– Он открыл глаза…
– Марина, но это же невозможно!
Девушка опустила глаза.
– Я очень много делаю для того, чтобы он очнулся…
Антон Михайлович замер. Он поднялся с места, и стал ходить по палате кругами.
Марина продолжала:
– Понимаете, всё это время, пока Вас нет, я дежурю у постели Андрея, и знаете, больше всего мне хочется, чтобы он открыл глаза. Главное, чтобы он жил…
– Марина, но ведь для тебя чужой. Почему ты так хочешь ему помочь?
Он вновь взглянул на девушку и обо всём догадался.
Девушка подняла глаза. В них читалось сразу несколько чувств: искренность, преданность, дружелюбие, сопереживание, надежда, вера... Но вместе с тем в них была скрытая безысходность.

В этот момент они оба понимали, что это невозможно, и оттого, обессилев окончательно, вдруг, совсем неожиданно друг для друга, обнялись и заплакали. Они судорожно рыдали, словно маленькие дети, у которых отняли любимую игрушку. Именно от этого чувства на душе становилось легче. Они были родные. Объединённые одним общим горем, одной верой в чудо.

Холодный ветер пронизывал моё тело насквозь, будто его касались морские волны. А может, и вправду, это были волны? Почему-то от этих прикосновений мне неожиданно становилось тепло. Я пытался укрыться от этого ветра, этого холода, но мне казалось, что что-то меня берегло, согревало. Да, я чувствовал это. Какой-то невидимый луч света, от которого исходило необъяснимая мне сила и тепло.
Я знал, что где-то там, на поверхности этого моря, в котором я так отчаянно «тонул», был тот самый свет. Именно он и грел меня, давал мне силу на то, чтобы жить.

Несколько раз мне даже показалось, что в искажённом отражении поверхности моря я видел образ Пресвятой Богородицы. Где же я вообще нахожусь? А может, я уже давно в раю? Нет, ещё рано… Я же знаю, что я ещё жив. Но где я? И почему рядом со мной никого нет?

Почему я не слышу голоса, почему я ничего не вижу и почему не чувствую своих ног? И откуда же эта странная боль в позвоночнике?
А может, просто это обыкновенная усталость от очередной тренировки? Но почему же я не могу  чувствовать своё тело? Даже после самого сильного поражения, даже после тяжёлой травмы, я ощущал боль, сейчас – ничего, пустота. Как будто из меня что-то вырывали… Одно я знал: я всё же жив… И именно это – было для меня самым лучшим утешением, спасением. Оно давало мне надежду на то, что я всё же найду в себе силы и возможность, чтобы суметь «вынырнуть» на поверхность. Туда, где я видел тот самый отчётливый лучик света, добра.


6
Вера состоит в том, что мы верим тому, чего не видим;
а наградой за веру является возможность увидеть то, во что мы верим.
Аврелий Августин

Белоснежные облака напоминали сахарную вату: лёгкие, воздушные, мягкие… Их слегка оборванные края искрились в небе от лучей солнца.
Лёгкий ветерок трепал её каштановые волосы, слезились глаза. Хотя ей казалось, что плакала она совсем по другой причине.

Марина готова была смириться с тем, что Андрей Лучинский – это безнадёжный случай. Но где-то внутри её всё же горел слабый огонёк надежды. Ей хотелось сделать что-то невозможное. Она верила в силу своей любви, молитвы. И ей казалось, что это всё – куда сильнее болезни Андрея. Главное – она не переставала верить. И именно Вера давала ей силы.

В храме было почти безлюдно. Это позволяло девушке сосредоточиться на молитве. Марина поставила свечу и устремила свой взор на икону Пресвятой Богородицы.
В её глазах было отчаяние и застывшие слёзы. Неожиданно кто-то аккуратно тронул её за плечо. Девушка обернулась.
Перед ней стоял батюшка.
– У Вас что-то произошло?
Марина кивнула.
– Могу я с Вами поговорить?
– Да, конечно. Пройдемте со мной!





* * *
Я не знаю, как и когда это началось. Скорее всего, с того самого момента, когда я услышала об этой страшной аварии по телевизору. Помню, как тогда всё по мне содрогнулось и перевернулось. Хотя я не могла тогда понять: почему. 

В тот день было моё дежурство, и я как раз была в ночной смене. Когда врач поставил Андрею неутешительный диагноз, я долго не решалась выйти в коридор, чтобы сказать об этом его тренеру. Я видела глаза Антона Михайловича, и мне хотелось всячески помочь, поддержать. Но сделать я ничего не могла. Единственное, что я могла в тот момент, – находиться рядом с Андреем, поддерживать его мысленно, и верить до последнего в лучшее.

Я сама не заметила того, как привязалась к нему, и даже не могла предположить, что Андрей станет для меня настолько родным, по-настоящему близким человеком.
Это может быть странным, но я чувствую его. Словно читаю. Читаю, как книгу, находя каждый раз на её страницах что-то новое, свежее.
Он слышит меня, я это знаю. Один раз он открывал глаза…

Значит, всё может получиться! Я верю в то, что я смогу это сделать. Но иногда мне кажется, что я нахожусь в каком-то заблуждении. И всё происходящее со мной – это мне всего лишь кажется. Что не было всего.
Смысл жизни теряется тогда, когда ты незаметно для себя перенастраиваешься с того, чтобы отдавать, на получение.

Однако каждый раз, находясь в его палате рядом с ним, я слышу его дыхание, чувствую, он улыбается: от него идёт тепло, тёплая энергетика… И я знаю: он мне благодарен.
Я не могу знать, что с ним происходит, когда он находится в коме, но я прекрасно знаю: что там, в том мире, он всё понимает, всё слышит. Знает. И знает гораздо больше, чем я могу предположить.

Он видит всё изнутри. Это точно также, как врач видит болезнь на рентгене – там, на снимке видно всё до мелочей… Понимаете? 
Я знаю, именно сейчас, сейчас, он, как никогда, нуждается в сильной поддержке. Ему нужен тот, кто поверит в него. А я верю в него. Верю!
Я сама не знаю, почему он мне стал настолько близким и родным человеком, но я сделаю всё, чтобы всё же это произошло – Андрей Лучинский должен выжить, он должен открыть глаза.


* * *
Отец Георгий слушал Марину внимательно, не перебивая, давая ей возможность высказаться. Затем, выслушав долгий и непростой рассказ девушки, он молча положил ей свою ладонь на голову, и начал читать молитву.
Он долго что-то шептал, затем протянул ей чашу с водой и сказал.
– Выпей!
Марина послушно отпила из чаши три глотка. Но батюшка покачал головой.
– Пей всё до конца! Тебе нужны силы! Теперь дай мне свою правую кисть.
Девушка послушно протянула руку. Батюшка закрыл глаза.
– Ты сильная девушка! Особенная. И в тебе есть та сила, которая, и вправду, может помочь Андрею. Да, это так! Я помогу тебе. Ты только не отчаивайся. Всё будет хорошо. Любовь твоя победит. Знаешь почему? Пока он жив, можно всё исправить!




7
Величайшее испытание мужества человека – потерпеть поражение и не пасть духом.
Роберт Ингерсолл
Время было как натянутая пружина. Антон Михайлович и Марина находились все эти полгода в сильном напряжении. Ожидании.

Пока Андрей находился в медикаментозном сне, создавалось впечатление, что все события, происходящие в этот период, – кадры из затянувшегося сериала, повторяющегося по нескольку раз. Только вот «актёры»  этого кино уже устали играть свою однотипную роль, им хотелось развязки сюжета…
 Наконец, Андрей стал приходить в себя. Это произошло так неожиданно, что, все происходящее можно было назвать не иначе, как чудом.


* * *
Когда Марина вошла в палату Андрея, она показалась ей удивительно светлой. За окном светило раннее весеннее солнце. Скорее – именно они так освещали помещение. Но нет, это был иной свет.

Странное предчувствие не покидало девушку, и отчего-то она подошла к Андрею и осторожно взяла его за руку. В этот момент по её телу прошёлся ток. Это было похоже на некую мистику.

Его веки задрожали. Парень открыл глаза и устремил свой взор на потолок. Его зрачки расширились, словно он что-то внимательно изучал. Андрей что-то пытался спросить, и в его глазах было напряжение. Марина знала, что ему очень тяжело, больно. Девушка не выпускала его руку из своей.
Андрей закашлялся. Марина высвободила свою руку и осторожно поправила маску на его лице. Он пристально смотрел на неё, слегка щурясь, словно от солнца, словно что-то хотел спросить.
– Андрей, ты в больнице! Всё хорошо.
Он попытался было сделать какое-то движение головой, но вдруг с силой зажмурил глаза, и даже это вызвало сильную боль. Для того, чтобы сделать хоть малейшее движение, он делал над собой усилие, и Марина это прекрасно понимала.
«Господи, как же ему больно! Видимо, он осознаёт сейчас всё происходящее! Но как же ему сказать, что он никогда не встанет с постели? Это будет для него сильным потрясением!»


* * *
Антон держал за руку своего воспитанника, и чувствовал облегчение. Казалось, даже дышать  после того момента, как Андрей открыл  глаза, стало легче. Словно кто-то вынул из груди тяжёлый снежный ком, который так долго не мог сдвинуться с места…
Андрей был ещё слаб, разговаривать с ним было рано. Антону Михайловичу не терпелось узнать правду о произошедшей трагедии.  Он понимал, что за всем этим стоит девушка Андрея – Анна: та самая «ненормальная», которая однажды «ворвалась» в спортивный зал.

Но у него было ещё немало сложных вопросов, на которые найти ответ не предоставлялось возможности. И от этих мыслей с каждым разом становилось тяжелее и тяжелее.


* * *
Ребята как обычно выстроились в ряд, ожидая указания тренера.
– Доброе утро, Антон Михайлович!
Антон вздохнул. Впервые за этот нелёгкий период времени, они почувствовали, что в этом вздохе было облегчение, надежда и свобода.
Мальчишки переглянулись между собой. Их глаза радостно заблестели.
Кажется, в жизни тренера произошли приятные изменения. Он вернул утраченный «боевой» дух.
Антон, словно щурясь от солнца, зажмурился…
– Андрей Лучинский пришёл в себя!


* * *
Никогда в жизни ребята так не радовались. Даже самой большой победе на чемпионате. Даже новой подаренной тренером форме и спортивным снарядам. Они понимали, что человеческая жизнь стоит гораздо дороже этого всего.
Только она – девушка, которую так сильно любил Андрей, та, ради которой он готов был идти на всё, – не поняла его, предала и так жестоко ушла. Ушла, забрав с собой его успех, молодость и талант.
 


8
«Нельзя поверить в невозможное». – «Просто у тебя маловато опыта. В твои годы я уделяла этому полчаса ежедневно; и порой мне удавалось поверить в шесть невозможных вещей до завтрака».
Льюис Кэрролл

Андрей закашлялся и попытался сделать движение рукой, но… Не смог. Руки, как и тело Андрея, были частично парализованы, и любое его движение вызывало сильную боль. Это отражалось на его лице.
Врач осторожно снял с него маску. Он понял, что она ему только мешала, Андрей почти задыхался под ней.

– Марина! Поговори с ним.
Девушка осторожно присела на край кровати Андрея и взяла его за руку. Парень посмотрел на неё.
Какой он красивый!

Её сердце сделало невероятно крутое сальто, затем какой-то непонятный скачок и замерло.
Андрей приоткрыл губы, но не смог издать ни звука. В его глазах блеснули слёзы.
Марина слабо улыбнулась. И сжала его руку.

– Андрей, всё хорошо! Ты жив. Но пока тебе рано вставать…
Девушка отвела глаза и перевела дыхание.
Наверное, не стоит ему говорить о том, что с постели он не сможет встать никогда.
Андрей выжидающе смотрел на неё и жмурился, словно в его глаз попала соринка, и он не может её ни смахнуть, ни выплакать. Казалось, парень понимал, что с ним произошло. От того, что он не мог пока говорить в связи с пережитым потрясением, осознанность произошедшего с ним – это всё вызвало у него страдание и муки. 


* * *
В ту минуту меня словно вытолкнуло давлением из высокого сосуда с плотной пробкой. Оказывается, есть совершенно другая форма жизни, о которой я совсем не подозревал, будучи за прозрачными стеклянными стенками.
Теперь, вырвавшись из этого дна, «прорвавшись», наконец, к тому самому свету, я увидел то, к чему мне следовало готовиться ещё там, будучи на дне. Реальность оказалась очень сурова и жестока со мной.

Я видел их глаза. В них было сострадание и тоска, печаль. Они смотрели на меня с некой долей разочарования. И мне тогда стало понятно: всё плохо. Всё очень плохо.
Иначе мой тренер, самый родной и близкий для меня человек, смотрел бы на меня совсем по-другому. Ведь он всегда гордился моими успехами и всегда поддерживал при поражении. Но сейчас я знал: это хуже поражения. Наверное, это было как приговор. И я понял это по ощущениям, по той сильной боли, которой отдавало моё тело.

Эта боль билась о стенки сосуда, пытаясь найти утешение. Словно морские волны никак не могли улечься, от нескончаемого, бушующего шторма.
Мне сейчас так хотелось, чтобы мне сказали правду, какой бы она ни была. От этого становилось тяжелее и тяжелее. Я не знал, что было хуже: боль, которая била по всему телу, словно пульсирующий по нему ток, либо эта неизвестность.
И лишь одно я чувствовал: что-то родное и близкое мне. Какой-то непонятный свет, который напоминал мне тот самый «луч», «свет», который я заметил ещё будучи «там», на самой глубине…
Это была невероятная сила Любви. Такая, о которой не говорят в книгах, которую не показывают в кино… Молчаливая, тихая, безусловная, нежная, спокойная, ровная…
Он ещё не понимал, откуда идёт этот свет, но он давал ему силу, веру в то, что всё будет по-другому.


* * *
Белоснежные стены, нескончаемый ряд прыгающих солнечных зайчиков. Андрей уже давно привык к этому помещению, запахам, звукам. Привык к боли, которая так прочно заковала его в свои цепи, не давала покоя.
Ему хотелось кричать. Кричать с силой, во весь голос, не боясь порвать связки. Потому что ему так надоело быть в этой внутренней тишине.
Он не привык к ней. Он привык бороться и побеждать. Идти вперёд и не сдаваться. А теперь… Он был лишен хоть малейшего движения.
Но, наверное, период его реабилитации должен был пройти несколько этапов.
Неужели, это то, о чём я думаю? Неужели моё тело не поддаётся никакому больше движению, действию? Неужели я и вовсе утратил способность двигаться?



* * *
– Что со мной? – осипшим голосом спросил Андрей.
От неожиданности Марина, которая в этот момент убиралась у Андрея в палате, вздрогнула. Стеклянная пробирка выскользнула из её рук и разбилась вдребезги.
Девушка обернулась. Она словила его взгляд. Андрей смотрел на неё с любопытством. В глазах застыл вопрос и какая-то просьба.
Марина подошла к его постели.
– Андрей… Ты приходишь в себя.

Девушка ласково взяла его за плечо, но тут же одёрнула руку, покраснела.
Андрей попробовал улыбнуться, но вместо этого у него получилась недовольная гримаса. Мышцы на лице напряглись.
– Что со мной?
Повторил он свой вопрос.
– Андрей… Нам не хотелось тебе это говорить.
Глаза парня наполнились слезами.
– Скажи мне правду, прошу тебя…
Голос его прорезался, стал более мягким, хрипловатость ушла.
Она с силой сжала его руку и сказала:
– Андрей, ты только не волнуйся, я с тобой. Я тебе всё расскажу, но не сейчас. Тебе нужно немного набраться сил.
Она опустила глаза, с трудом скрывая слёзы.
– Почему я не могу встать? Скажи мне правду!
Девушка поднялась и отвернулась. Она не могла смотреть ему в глаза, говоря всё это.
– Ты попал в страшную аварию. За рулём была твоя девушка. В результате аварии ты теперь…
Марина уже не могла сдерживать слёзы. Она повернулась к нему лицом.
– Я теперь инвалид, да? 
– Андрей, чемпионата больше не будет для тебя... Никогда!
Андрей закрыл глаза. Его тело пронзила такая боль, что он даже не смог вскрикнуть. Никогда ещё он не испытывал жалость к самому себе. Кто-то нажал на кнопку «STOP», и хаотичное движение его насыщенной жизни – неожиданно прервалось. Это даже была не пауза, взятая на некоторое время. Это было «финал», о котором он подозревал, но с которым никак не хотел соглашаться.



9
Не бойся соревноваться с теми, кто сильней. Непобедимых не существует.
Икер Касильяс

Он испытывал разочарование. Состояние, вызванное несбывшимися ожиданиями, надеждами и мечтами; состояние неудовлетворённости по поводу того, что не оправдало себя, что не удалось. Он не смог!

В один миг он перестал быть Чемпионом, тем самым «героем», на которого все ровнялись. Но как так? Неужели всё? Нет! Он должен был что-то делать. Ну не бывает же так… Чтобы раз – и всё, свет погас навсегда. Нет! Меняют же лампочки, и свет же снова загорается… И его зажжётся. Или всё же… Нет?!

Слёзы текли по его подушке. Боль пронизывала тело насквозь.
Зачем я живу? Ведь я уже никому не нужен. Я не смог. Не смог! Я предал отца, тренера, ребят. Да себя, в конце-то концов! Неужели теперь я, восемнадцатилетний парень, теперь всю жизнь так и пролежу в постели, так ничего и не сделав?



* * *
– Зачем Вы это сказали ему?
Антон Михайлович был растерян и не знал, как себя вести.
– Но он же всё равно рано или поздно должен был знать правду. Разве нет? Он сам попросил. Я не могу его обманывать, Антон Михайлович, поймите. Андрей сам понимает, что с ним что-то произошло. И это его мучает. Очень сильно мучает. Я пытаюсь как-то смягчить эти его страдания, но он сейчас очень зол на всех, потому что ему трудно принять эту сложившуюся ситуацию. С ним всё будет хорошо… Верьте.
Антон смотрел на девушку, и ему казалось, что перед ним какое-то божественное существо. Ведь с каждым днём Андрею становилось лучше, и даже главный врач отделения удивлённо пожимал плечами.
– Я не могу понять, откуда в нём эти силы? Это просто что-то мистическое. Его тело потихоньку приобретает «гибкость». Но как? Если клетки его были практически «заморожены», это просто невозможно!
Теперь Антон поверил в то, что любовь может творить чудеса. Но это и вправду было удивительно и чем-то магическим.


* * *
– Марина…
Парень повернул голову к девушке. Он попытался приподняться, но она успела его остановить.
– Не нужно. Тебе нельзя, Андрей! Не делай резких движений, это всё же опасно.
– Я хочу тебе сказать… Он зажмурил глаза.
Марина присела рядом. Он смотрел на неё и в его глазах блестели слёзы.
– Помоги мне! Я не хочу навсегда остаться инвалидом. Я хочу на ринг. Я не могу без этого!
– Андрей, но это невозможно. Твоё тело практически…
Он стиснул зубы. Затем сделал над собой усилие. Его рука в его руке выскользнула, напрягая мышцы, он всё же смог сделать лёгкое движение.
Марина ошарашенно смотрела на Андрея.
– Как? Ты можешь?
– Могу! – сказал он.
– Андрей, но это же…
Он заплакал.
– Марина, я лежу здесь без движения уже практически третий месяц, ещё полгода пролежал в коме. Мне надоело! Я не готов к тому, чтобы ещё лет 30 или 40 пролежать вот так. Без единого движения. Это как приговор для меня. Да лучше бы я умер, чем так… Жестоко!
Марина поджала губы.
– Андрей… Ты молодец, ты борешься. Я не знаю, насколько это всё возможно, но помни одно. Пока ты жив, ты можешь всё исправить. Тебе даётся сила, которая ведёт тебя к тому, чтобы ты смог всё же изменить выпавшие на тебя тяжёлые обстоятельства. Ты можешь!


10
Жизнь без испытаний – это не жизнь.
Сократ

Стук каблучков эхом отзывался по больничному коридору, нарушая царившую здесь тишину и покой. Оставляя позади себя шлейф приторно-сладких духов, и не взирая на недовольные взгляды медицинского персонала, она прошла через реабилитационное отделение и оказалась у двери, ведущую в палату Андрея.
На секунду, её рука замерла ну ручке двери.
Они столкнулись с ней нос к носу. Марина сразу же догадалась, что перед ней «та самая» Аня, которая лишила Андрея счастливого будущего.
– Мне нужен Андрей Лучинский.
Марина отпрянула от неё, словно обожгла руку.
Да, она действительно «обожглась», и этот ожог вызывал чувство жуткого дискомфорта.

– Зачем ты здесь?
Аня смотрела на медсестру широко раскрыв глаза.
– Чего-чего ты сказала? Ты что это… Уже моего парня решила «отхватить», да?
– Слушай, ты в своём уме? Ты понимаешь вообще, куда ты пришла? И не хами мне тут.
– Я то понимаю, а ты вот, походу нет. Это что, у тебя работа такая, в халатике своём чужих парней соблазнять…
Марина не выдержала и дала девушке пощёчину.
– Вы точно ненормальные все! И Михалыч, и ты! Пусти меня, хуже будет! Я на тебя заведующему пожалуюсь.
Девушка вновь попробовала  потянуть ручку двери на себя. Но Марина сказала:
– Что, решила посмотреть на свою работу, да? Качественно, кстати! Человек теперь инвалидом на всю жизнь стал.
Аня открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не нашла слов.
 – Я не знала, что так выйдет… Правда. Я хочу извиниться. Я…
– Ладно, зайди… Но не долго. Ему нельзя волноваться сейчас.




* * *
– Марина…
Андрей повернул голову в сторону двери. Увидев Аню, его затрясло. Он попытался было встать, но сильная боль прошлась по позвоночнику. Парень с силой стиснул зубы.
– Пошла вон отсюда! И не приходи больше!
Она испуганно посмотрела на Андрея. Затем подошла к его кровати.
– Ты не слышала, что я сказал? Уходи!
– Андрей, мне нужно поговорить с тобой.
– Нам не о чем разговаривать!
– Андрей… Послушай, я не хотела, чтобы так получилось. Я не хотела ломать тебе жизнь.
– Но сломала! И спасибо тебе за это! Что, хотела денег? Теперь видишь, нет у тебя ни меня, ни денег… Ничего нет! Довольна? Я теперь «калека», и не смогу выйти на ринг никогда. А теперь просто уйди. Оставь меня!
– Андрей, если тебе что-то будет нужно, мой отец найдёт лучшую клинику, лучших врачей, мы сделаем операцию…  Можно даже попробовать лечение за границей. Ты только скажи…
Андрей рассмеялся.

– Ты сама себя слышишь? Почему ты думаешь, что в этой жизни деньги решают всё? Есть вещи, которые стоят намного дороже. Тебе этого не понять.
– Андрей... Послушай…
Андрей сделал над собой усилие и осторожно стал шарить рукой по стоящей рядом тумбочке. Наконец, нащупав на ней пустой стакан, он осторожно взял его в руку и с силой запустил в стену.
– Уйди!
Он бился в истерике, мышцы его напряглись, голос срывался.
– Уйди! Не хочу тебя видеть!
Марина прибежала на шум.
– Что здесь произошло?
– Пусть она уходит! Ненавижу!
Медсестра промолчала. Тяжело вздохнула. Она сразу поняла: что-то случилось. Девушка заметила разбитый стакан.
Они молча смотрели друг на друга. Он тяжело дышал, по глазам текли слёзы… В этом молчании она смогла понять слишком многое: и боль, и разочарование, и бессилие.
В его погасших глазах застыл вопрос: «Зачем мне это? За что мне эти страдания? Сколько это может продолжаться?»
Ей хотелось сжать ему руку, сказать что-то, но вместо этого она молча обнимала его взглядом, словно теплый весенний ветер, который так ласково щекотал кожу.


* * *
Мне снилось чистое небо над головой, белоснежные облака, которые мгновенно таяли, словно сахарная вата во рту. Яркие лучи солнца касались лица. Ощущение нежности, прикосновение бархатистого крыла бабочки к коже…
Наверное, это был мой рай. Рай, в котором мне было тихо и спокойно. Комфортно. Здесь была особая тишина. Таинственная. Именно эта таинственность и привлекала меня в теперешних снах.
Раньше они были другими – беспокойными и тревожными. Да и это едва ли можно было бы назвать сном.  После тренировок болело все тело, и от усталости я засыпал почти мгновенно.



* * *
Он попробовал вновь самостоятельно подняться, но сильная боль прошлась по позвоночнику. Он откинулся на подушку и закрыл глаза. По щекам потекли слёзы.
– Марина…
Тихо позвал Андрей.
Девушка подошла к нему, присела на край кровати. Взяла его за руку.
– Всё будет хорошо, Андрей. Я с тобой. Я рядом.
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, ты права, это невозможно.
Марина вздохнула.
– Андрей… Послушай меня. Я очень хочу, чтобы ты встал на ноги. И это возможно. Только всё требует очень много времени, терпения, сил. Необходимо большое желание и сила воли. Я знаю, что, если каждый день выполнять ряд определенных физических упражнений, то это может способствовать тому, что мышцы могут отойти от замороженного и окаменевшего состояния, прийти в движение. Я хочу попробовать. А что, если получится?
– А если нет?
С сомнение спросил он.
– Андрей, никогда не теряй надежду. Слышишь? Никогда! Как спортсмен, ты должен знать, что такое борьба, рвение к победе и последний рывок. Я в тебя верю! Пойми, Андрей, ты должен бороться. Мы должны бороться!
Андрей прищурился.
– Мы?



11
Терпение — прекрасное качество, но жизнь слишком коротка, чтобы долго терпеть.
Абу-ль-Фарадж

Андрей долго смотрел ей вслед. Никто раньше не говорил ему таких слов. Совсем незнакомый человек поверил в него, вызвался помочь.
На сердце было лёгкое волнение и трепет. Андрей понимал: что-то с ним произошло. Непонятное тепло и нежность. И от этого чувства было спокойно. Он верил ей. И именно эта вера давала силы. Андрей попробовал приподняться. Боль сильно ударила по позвоночнику, но, не смотря на это, он всё же смог сделать то, что хотел.


* * *
Утром Марина зашла к Андрею. Он не спал.
– Андрей…
Тихо позвала она.
Андрей повернул голову.
– Здравствуй, Марина!
Девушка достала из кармана халата большое красное яблоко и протянула его Андрею.
– Это тебе.
– Спасибо.
Андрей взял яблоко, повертел в руках и положил на тумбочку. Он смущённо улыбнулся.
– Марина… Я думал над твоими словами. Вообще, ты очень многое для меня делаешь. Когда ты рядом, мне становится лучше. Ты даёшь мне новое дыхание, силу. И мне хочется жить… Даже дышать по-другому.
Марина отвела глаза.
– Марина…
Продолжил он.
– Ты вчера говорила про физические упражнения, массаж мышц. Меня это заинтересовало. Я хотел бы попробовать.
Андрей сделал небольшое усилие над собой и попробовал приподняться.
Марина подбежала к нему.
– Всё в порядке!
Марина удивлённо смотрела на него. Это и вправду было чем-то наподобие чуда.
– Андрей… Но как? Как ты смог? Я рада за тебя, но торопиться особо не стоит.
Андрей взял девушку за руку.
– Спасибо тебе.
– Я пока ничего не сделала для тебя.
– Ты дала мне надежду. А для меня это огромный стимул к победе.


* * *
В спортивном зале слышался звонкий смех мальчишек. Соревнования шли вовсю. Однако Антон Михайлович не торопился никого готовить к чемпионату. Того уровня, который был у Андрея Лучинского, он не видел ни в одном своём ученике. Но он так к этому стремился, ему так хотелось найти замену «ушедшему» с ринга бойцу.
Что-то подсказывало ему, что Андрей вернётся. Он сам ещё не мог понять, откуда у него интуитивно было это предчувствие, но, глядя на то, как Андрей боролся со своей болезнью, он понял: в этом парне просто несгибаемый стержень, грифель карандаша, который, казалось бы, никогда и не ломался. Тренер поражался такой выносливости своего воспитанника. И не мог понять, как же всё-таки Андрей, попав с сложнейшую жизненную ситуацию, – продолжать жить боксом и вести сложную борьбу. Только теперь он  боролся с самым сильным противником – самим собой.
Это было сложнейшее испытание. Ведь самое сложное поражение – принять то, что ты находишься в безвыходной ситуации. Но Андрей не хотел этого признавать. И чем больше было отрицания с его стороны, тем больше было поддержки откуда-то свыше. Казалось, Бог слышал его, и именно он внушал ему: «Ты справишься, ты сможешь, всё у тебя будет хорошо!»


* * *
– Когда мы начнём заниматься?
Марина улыбнулась.
– Хоть сейчас.
Марина привезла инвалидную коляску. Помогла Андрею сесть в неё.
– Я попробую…
Андрей приподнялся. Сильная боль ударила по спине. Он вскрикнул. Но… Он стоял на ногах.
Марина подбежала к нему. И получилось так, будто она его обняла. Девушка отстранилась.
– Извини…
Андрей улыбнулся.
– Я смог.
И тут Андрей неуверенно сделал шаг. Второй он уже сделать не смог – стал терять равновесие.
– Андрей… Я прошу, не спеши пока. Но ты молодец.



* * *
Антон Михайлович и сам не верил в то чудо, которое происходило на его глазах. Андрей быстро шёл на поправку. И он понимал, что дело здесь не только в огромной силе, которая жила внутри его ученика. Дело было в том, что у Андрея появилась вера. Вера человека, которая и вела его осуществлению цели.


* * *
Когда Антон приехал к Андрею, тот был настроен решительно.
– Антон Михайлович, я хочу вернуться…
Антон посмотрел на него с удивлением. В его взгляде было одобрение, но он понимал: этого делать нельзя.
– Андрей… Ты только недавно пришёл в себя. Ты ещё слаб. Тебе нельзя на ринг. Пойми это!
Андрей с силой сжал кулак.
– Пожалуйста! Я хочу вернуться. Я должен побороть самого себя! Мне это, и вправду, очень надо!
Антон Михайлович тяжело вздохнул.
– Ты не сможешь!
Андрей попытался подняться. Тело его трясло от лихорадочной дрожи.
– Я? Я могу! Я должен победить этот страх. Я самому себе должен доказать, что я могу. Поймите меня! Я не могу проиграть бой с самим собой. Я не могу сдаться! Не могу быть бессильным. Я должен стать победителем. Я сам себе – враг. Это мой самый непобедимый противник.
Антон развёл руками.
– Ничем не могу тебе помочь.
С этими словами он вышел из палаты Андрея.



* * *
Антон вдруг услышал за своей спиной какой-то шум. И девичий крик. Он ворвался в палату.
Распахнутое окно и легкая штора на ветру.
Марина держала Андрея за руку и умоляла остановиться.
– Андрей, не делай этого! Андрей!
Антон подбежал к девушке и оттащил Андрея от окна. Парень вырвался, и снова подбежал к окну. Одна нога повисла в бесконечности…
– Оставьте меня в покое! Уйдите!
– Андрей… А ты обо мне подумал?
Марина сказала эти неожиданно сама для себя. На несколько секунд всё замерло. Как в замедленной съёмке Андрей медленно слез с окна и подошёл к Марине. Поднял её заплаканное лицо, и внимательно всмотрелся ей в глаза.
В этих словах прозвучало отчаяние. Но именно они ударили Андрея по сердцу, заставив за каких-то тридцать секунд перевернуть всё внутри. Необъяснимые чувства переполняли его. Он смотрел на девушку так, словно пытался обнять её взглядом, и это было для него что-то новое, необъяснимое.
– Марина, ты что?
Девушка опустила глаза.
– Андрей… Внутри тебя зажглась искра. Береги её. Не теряй веру в себя. Ты выжил. И не просто так. Я каждый день молила Бога о том, чтобы ты хотя бы остался жить. И он дал тебе второй шанс, вторую попытку. А ты? Ты разве ответил ему благодарностью? Нет! Сейчас ты предаешь его. Предаешь своего лучшего друга. Разве не он спас тебя, когда тебе было плохо? Тогда не вини судьбу в том, что так всё произошло. Ещё не поздно всё исправить. Пока ты жив…



12
Чаще всего побеждает тот, кого не принимали всерьез.
Эразм Роттердамский

Полупустой тренажёрный зал. И звуки от ударов по боксёрской груше. Как раскаты грома.
Антон Михайлович вошёл в зал с горящими глазами.
– Ребята, у меня для вас сюрприз.
Он отошёл от входной двери, дав возможность войти Андрею. Парень неуверенно сделал шаг. И застыл. На глаза навернулись слёзы.
По залу прошёлся возглас удивления: «Андрей Лучинский?» Андрей рассмеялся:
– А вы что, меня уже заживо похоронили?


* * *
Удар, и мгновенный отскок. Ещё удар. И снова отскок. Ещё удар. И снова отскок. И так до бесконечности. Андрей с лёгкостью отрабатывал удары. Прямые удары дальней рукой, короткие прямые удары, боковые удары дальней рукой, кросс, хук, свинг, излюбленный удар многих боксеров профессионального уровня – джеб и удары снизу.
 Каждый удар возвращал ему утраченные силы, и зажигал внутри его новое яркое пламя, которое вспыхивало с каждым разом с новой искрой. Он вспоминал разнообразные техники боя, восстанавливал силы и оттачивал заново свой внутренний «стержень». Для него всё началось заново. Словно он, шестилетний мальчишка, вновь вошёл в полупустой спортивный зал, чтобы научиться наносить удар своему сопернику.

Агрессия, свойственная ему ранее, куда-то исчезла, характер ударов стал более сдержанным, без резких движений. Это была совершенно иная техника, и это был новый боец. Боец, который сумел  пойти наперекор всему, чтобы сказать в ответ: «Я могу!» Боец, сумевший подняться, чтобы собрать все свои новые силы, обретённые с помощью искренней любви, так неожиданно и внезапно появившейся в его жизни.
Именно эта любовь сделала его таким. Она сгладила острые углы его дерзкого характера, и помогла заново поверить в собственные силы.


* * *
Нокаут. Это, конечно, не самое страшное, что может случиться. Но для меня это стало бурей в пустыне…
После мощного апперкота (удара снизу), я, раскачиваясь из стороны в сторону, повалился спиной на твёрдую поверхность ринга, запрокинув голову и согнув руки в локтях.

Как это могло произойти и почему я не рассчитал свои силы? Неужели Антон Михайлович был всё же прав: мне рано выходить на ринг, и не стоит и вовсе этого делать.

Кровь из носа и разбитой губы хлещут наружу. Весь ринг заполняется кровью, и становиться скользким. Повернув голову к своему тренеру, я увидел, как он с остервенением машет мне руками. «Наверное, меня ждёт  тяжёлый разговор...» – подумал я. Но сознание моё было помутневшим, оглушенным ударом противника. Я не могу собраться силами. Сквозь оглушительные аплодисменты зрителей, я слышу, как судья начинает считать до 10. 7…8…9. На «семь» я делаю отчаянную попытку подняться,  и словно вижу впереди себя яркий свет и протянутую руку. Пытаюсь дотянуться рукой, повернуться на спину, приподняться на одно колено. Но время между тем куда-то летит, оно, будто замедляется. Мне удаётся перевернуться на живот. А голова гудит, словно улей. Но к этому моменту рефери отсчитывает 10 и начинает размахивать надо мной руками. Я вижу, краем глаза как он берёт побившего меня боксёра за руку и поднимает её вверх. Я смотрю на это и чувствую, как сознание покидает меня. А крики довольной толпы всё усиливаются и усиливаются. Но я уже этого не слышу. Я теряю сознание. 

– Андрей! Андрей!
Второй раунд начался активнее. Мой соперник притеснил меня к углу и начал наносить боковые удары. Кровь вновь хлынула по лицу. Снова нокдаун. Я поворачиваю голову и вижу тренера. Он устало смотрит на меня и тянет ко мне руку.
– Ну же, вставай. Не давай ему загонять себя в угол!  Не показывай, что ты слабее. Ты же до этого – смог! 

Я уже чувствовалась усталость, но, поднявшись, и с трудом держа равновесие, я делал слабые удары по корпусу противника. 
В седьмом раунде мы оба едва держались на ногах. После моего джеба соперник упал на ринг. Через пять секунд он поднялся и был снова готов к бою. 
Судья спросил, не остановить ли бой, но я резко отказался. 

Прозвучал гонг к восьмому раунду. И тут во мне проснулась моя агрессия. Та самая, которую я так долго прятал от всех. Я, наконец, освободил того самого зверя внутри себя из замкнутой клетки. Из груди вырвался крик, подобный рычанию тигра. Удары сыпались с обеих сторон. Мне удалось перехватить инициативу и после сильного свинга, мой противник повалился на ринг.

Судья отсчитал десять секунд и подошёл ко мне. Подняв мою руку, он объявил:
– Андрей Лучинский, абсолютный Чемпион Мира…

Я делаю усилие над собой, хоть всё тело дрожит от боли. Шатаясь на ногах, я слабо понимаю, что происходит. Всё передо мной плывёт и кружится. Сильное головокружение заставляет меня опуститься на одно колено. Борясь с приступом боли в позвоночнике, и пересиливая страх и отчаяние, я всё же подымаюсь вновь, чтобы встретиться глазами в зале с той самой, кто привёл меня к этой Победе.

Самая большая победа – победа над самим собой. Но, если бы не было тебя, твоей огромной веры в меня, твоей поддержки и твоей безграничной любви, я бы не выжил в этих условиях. Спасибо, что ты со мной. Каждую минуту, секунду, час… Я чувствую тебя, как воздух. Ты – мой кислород. Моё дыхание… Ты – вся моя жизнь. Линия… Судьба. Ты – продолжение меня.
Я жив. И я всё исправил.