У Сулимана появилась надежда на мирную жизнь. Он начал строить планы на будущее. Не исключал, что возможно, его посадят в тюрьму. За хранение и ношение оружия, за участие в «незаконных» вооруженных формированиях. Конечно, такая перспектива его не радовала. Ведь ярлык уголовника его будет преследовать всю оставшуюся жизнь. Но мало ли таких «преступников» на то время в Чечне? Почти каждого второго можно было посадить за решетку. Но в чем их вина? Они не воевали, они защищали свои дома, улицы, семьи, духовные ценности народа, как от «законных» так и от «незаконных» бандформирований. Их вынудили встать под ружье.
Если же, их не обманывают, и действительно амнистируют, Сулиман расчитывал уговорить мать, и уехать с ней к другу отца в Волгоград.
Прошла еще одна долгая ночь. Как никогда сегодня Сулиман был рад наступившему утру. Он вылез из блиндажа и пошел к костру. Здесь сидели двое его бойцов, пили чай. Сулиман тоже налил себе кружечку.
Кроме отряда Сулимана, здесь базировалось еще несколько отрядов. В том числе, и отряды боевиков.
Время близилось к обеду. С каждой минутой Сулиман чувствовал приближение свободы. И вдруг, со стороны отрядов боевиков послышались громкие возгласы «Аллаху Акбар!».
- Что это с ними? – спросил боец, который сидел рядом с Сулиманом.
- Не знаю, - ответил тот. – Наверное, празднуют День Победы.
И вдруг по рации передают, что в Грозном совершен теракт, убит Глава Администрации республики.
Сулиман почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Ахмат-Хаджи, был его последней ниточкой надежды на спасение. Теперь оборвалась и она. В один миг рухнули все планы на будущее, которые начал строить Сулиман.
Он надеялся, что произошла ошибка. Что информация ложная, и попросил одного из бойцов принести радио.
- Ты это имел в виду, – спросил один из бойцов, – когда говорил, что война для нас закончится?
- Нет, – подавленным голосом ответил Сулиман, – далеко не это я имел в виду.
Сулиман принял из рук бойца радио и включил канал новостей.
К его глубокому сожалению, информация подтвердилась.
В небе появился гул истребителей.
- Всем в укрытие! – скомандовал Сулиман, но сам не торопился уходить.
Ноги отказывались слушаться. Ему не хотелось жить. Непонятные, двойственные чувства овладели им. То ему хотелось взять оружие и побежать в сторону противника, то хотелось зарыться глубоко в землю, подальше от людских глаз. То казалось что в нем столько сил, что он зубами сможет загрызть танки, то чувствовал себя беспомощным ребенком, и хотелось просто плакать.
- Так значит, это ты имел в виду? – с иронией в голосе спросил тот же боец.
- Нет! – прикрикнул на него Сулиман. – И не это я имел в виду.
- Что с тобой Сулиман? Почему ты на меня кричишь?
- Ничего. Почему ты не в укрытии?
- Потому что не хочу.
- И я не хочу, - тяжело вздохнул Сулиман.
- Я останусь с тобой, – сказал боец.
Многие бойцы укрылись в блиндажах. У костра продолжали сидеть Сулиман и боец, который спорил с ним.
На глазах Сулимана выступили слезы. Он по-дружески схватил бойца за плечо и потащил за собой.
- Бегом в укрытие! Дурачок, – сказал Сулиман. – Тебе что? Жить надоело?
Покружив еще некоторое время над позициями боевиков, сбросив несколько ракет, скорее избавиться от них, чем вести прицельный огонь, истребители улетели.
После теракта в Грозном, бои усилились. В леса сбросили несколько групп десантников. Вооруженные отряды оказывали яростное сопротивление.
Сулиман получил по рации приказ, и повел отряд в заданном направлении.
С обеих сторон слышались возгласы «Аллаху Акбар!», когда отряд Сулимана столкнулся в бою с наступающей стороной. Впервые с начала войны Сулиман слышал с обеих сторон эти призывы.
Сулиман с Хасаном находились рядом друг с другом.
- Назад! – дал команду Сулиман. – Всем назад! Отходим!
Впервые за все время войны, Сулиман дал команду отступить, еще имея возможность вести бой. Бойцы подчинились его команде, хоть и не узнавали сегодня своего командира.
По прибытии на базу, Сулиман сразу же отправился в штаб. Здесь проходило совещание полевых командиров.
Штаб находился здесь же, в лесу. Совещание проходило под открытым небом.
- Ты куда нас отправил? – спросил Сулиман начальника штаба.
- Не понял. Ты вернулся? Ты выполнил задание?
- Нет. Не ошибочной ли была наводка? Против нас воевали чеченцы.
- Это предатели, – сказал один из командиров, из числа иностранных наемников.
Сулиман повернулся, и вплотную подошел к нему.
- Никогда! – заскрежетал он зубами. – Ты слышишь меня, тварь? Никогда не называй чеченца предателем. Ты меня понял?
В конфликт вмешались другие командиры, и отвели Сулимана в сторону.
- Что ты себе позволяешь Сулиман? – спросил начальник штаба. – Ты влез в совещание, нарушил график…
- Никогда я не позволю, чтобы какая-то вшивая овца, назвала чеченца предателем, – твердо заявил Сулиман.
- Не называй его так. Эти люди пришли нам помочь.
- Помочь? Если пришли помочь, пусть идут пасти коров или строить дома, дороги, мосты. Одним своим присутствием они говорят нам, что мы не мужчины. Что мы не можем за себя постоять. Где наше самоуважение, чеченцы? – обратился он к другим командирам. - Где наша гордость? Если бы не эти твари, не было бы и этой, второй войны. Не было бы и такого раскола в нашем обществе.
Сулиман и до этого момента не скрывал своего неприязненного отношения к иностранным наемникам. Но сегодня, в нем все кипело, и он объявил об этом во всеуслышание, в форме презрения к иностранной «помощи» в чеченской трагедии.
- Ты не выполнил приказ! Ты нарушаешь порядок совещания… – начал перечислять начальник штаба сгибая по одному пальцы.
- И что? По законам военного времени, вы меня расстреляете? Никогда я не буду стрелять в чеченца, который не перешел мне дорогу, не зная, кто он. Ты наверное, считаешь что я струсил? Дай мне любое другое задание. И ты знаешь, что я вернусь с победой или принесут мой труп.
- Сулиман, ты храбрый воин. Это бесспорно, – сказал начальник штаба. – Но сегодня ты ведешь себя не корректно. И я вынужден отстранить тебя от должности.
- И что? Падет мой авторитет? Или поднимется твой? Мои бойцы подчинятся твоему приказу или приказу другого командира? Станет крепче сопротивление? Мы сейчас не в том положении, чтобы так разбрасываться людьми. Не так уж у тебя много людей.
- В любом случае, я никому не позволю нарушать дисциплину.
- Правильно Сулиман говорит, – заступился за него второй командир. – Это поступок и взгляд настоящего къонаха* (Рыцаря. Чеч. ). Я целиком и полностью его поддерживаю.
Командир вышел из строя, подошел к Сулиману и встал рядом с ним.
- С чего все началось? – продолжил он. – С того что он не захотел стрелять в своих братьев? Там. А здесь не позволил какому-то черту назвать своих братьев предателями? Правильно Сулиман говорит. Где наша гордость, чеченцы? Где наша сплоченность? Где наше нохчолла* ( Кодекс чести. Чеч. ). Да, мы можем назвать их предателями. Потому что они перешли на сторону противника. Но ведь и они нас также могут назвать предателями. За что мы сегодня воюем? Да, мы можем сказать, что защищаем свой народ, свою землю. Но от кого? Мы бок о бок воюем с теми, кто развязал эту войну. Мы больше защищаем этих эмиров и их интересы, нежели свой народ. Они развязали вторую войну, теперь ведут ее, прячась за нашими спинами. Так кто наш друг, а кто враг? Ни эти черти, ни тем более федералы, ни теряют ничего, если мы, чеченцы, будем убивать друг друга. А народ? О народе кто-нибудь подумал? Кто его после нас будет защищать? Если вообще будет, кого защищать. Мы сыны народа, которые должны защищать свой народ. А как мы его защищаем сегодня? Никакой защиты народа от наших нынешних действий я лично, не вижу. Народ просто теряет своих сыновей, своих защитников. И если ты отстранишь Сулимана, – обратился он к начальнику штаба, – я тоже выхожу из твоего подчинения, и перехожу в дикий отряд. Буду сам вести войну. С кем хочу, и как хочу. Но в чеченцев, я тоже стрелять не буду. На чьей бы стороне они не оказались. Если не пострадал от него лично. Или кто-то из моих близких. И назвать чеченца предателем, может только чеченец. Если таковым его посчитает. Но никак подобные этому овцы.
«Дикими отрядами», ополченцы называли партизанские отряды, не подчиняющиеся генеральному штабу.
- И что ты предлагаешь? - спросил начальник штаба.
- В первую очередь, избавиться от этих чертей. Это они раскололи нас после первой войны, не давали объединиться и восстановить разрушенное войной. Это они, выполняя чье-то задание вторглись в Дагестан и развязали вторую войну. Пока они здесь, не будет мира на нашей земле. Они ведь и сейчас стоят между нами, не дают нам стать единым целым.
Начальник штаба понимал, что за Сулиманом и вторым командиром, могут последовать и другие. И чтобы хоть как-то сохранить свое влияние, он должен вести себя с ними корректно.
- Сейчас это нереально, – сказал он. – Нам сначала нужно очистить республику от федералов. Потом и с этими разберемся.
- Уже разбирались, – взял слово Сулиман. – И что? В августе девяносто восьмого. Напоминаю тем, кто забыл. Мы ведь сломали им хребет. Почему не дали добить до конца? Почему не дали очистить Чечню от этих тварей? Мы ведь прекрасно видим, как они сейчас ведут войну. Они берегут свои силы, своих людей. Несложно догадаться к чему это приведет к концу войны. Если она вообще закончится. Если будет вестись таким образом как сегодня, к ее концу не останется народа, нас тем более. Ты хочешь чтобы наша нация исчезла?
- Я всего лишь начальник штаба. Я выполняю приказ свыше. И не готов ответить на твой вопрос. Итак, расходимся. Будем продолжать борьбу, – сказал начальник штаба. – Совещание объявляю закрытым.
Командование боевиков не было заинтересовано в том, чтобы избавиться от иностранных наемников. Через них им поступали деньги.
* * *