«Хочешь стану животным, к примеру, собакой
Буду рад каждой встрече, лаять, давать лапу.
Хочешь стану солдатом, молчаливым суровым
Я могу стать твоим любимым актером.
Моряком могу стать или вообще космонавтом
Только ты мне ответь, а оно тебе надо?
Я могу на орбите месяцами болтаться,
Пока ты не пошлешь сигнал…
…домой приземляться»
(«Семейный вальс»)
«Не уходи! Я прошу тебя! Останься с нами…. Там ничего нет... Мы же еще можем все исправить…» - слов, что бы тебе все сказать, как всегда не хватает. Я держу тебя за руку. Вокруг нас сумерки постепенно сгущаются. Солнца здесь никогда не было, возможно поэтому пшеничное поле, с разрезавшей его пыльной проселочной дорогой, серое, будто озарено светом полной луны на несуществующем небосклоне. Казалось, будто ты услышала мои мысли, те самые, что прячу в глубине, даже от самого себя, и пришла на это место… И мы говорили… И я снова кричал, а ты снова молча отводила взгляд в сторону, аккуратно, но настойчиво пытаясь освободить запястье. И снова ты растворяешься в этих млечных сумерках…
И снова это сон.
Бреду на кухню в темноте, стакан минералки и несколько подряд выкуренных сигарет. За окном глубокая ночь. Если включить свет, то это наваждение, ощущение близости тебя, прикосновения сквозь ткань майки к твоему телу, твой запах окончательно испарятся. Заезженной пластинкой в голове крутится мысль о том, что бы тебе позвонить. Вот так вот просто, взять и ночью, перебудив всех домашних, трезвонить пока ты не проснешься. Недовольная. Подумаешь, что снова пьян. Я тебе буду говорить, говорить, говорить… все, что недосказал там, в поле, 10 минут назад.
Стоп. А что, собственно говоря, я тебе скажу? Ты и так все это слышала и знаешь. И когда слушала, отводила взгляд в сторону. И было это уже миллионы раз – наша маленькая игра с парадоксальными правилами, где ты проявляешь чудеса стойкости и упрямства, все так же продолжается. А ведь Пушкин не дурак был, он же мне советовал меньше любить. Я не послушал, а теперь, видно, уже поздно. Но все-таки молчу. Не звоню, не бужу и не говорю.
Моя маленькая, милая родинка на теле, плавно переросшая в раковую опухоль, мой единственный человек, научивший меня молчанию, терпимости и тихому, незаметному для окружающих, обожанию, мне больше нечего сказать тебе.
Сегодня утром понял простую мысль – я не хочу возвращаться, я поменялся. Не хотел этого, но похоже теперь и вправду ничего не исправить.
К слову, на Руси когда то была одна церемония: мальчика, который готовился стать мужчиной, что бы доказать свою беспощадность будущего война, заставляли убить собаку. Причем убить именно свою собаку, возраст которой был примерно такой же, как и самого мальчика. По сути, что бы стать взрослым он должен был лишить жизни своего преданного и близкого друга, который сопровождал его всю жизнь с пеленок, своего верного товарища.
И ты знаешь – играй в эту игру сама.
Надеюсь, выигрыш стоил того.