Дорога до горизонта - заключительный эпизод
Эпизод 23. В объятиях Фемиды
Юриспруденция никогда не была близка моей душе со своей казуистикой, талмудистикой, идеологическим подтекстом. Закон и религия, по словам Ницше, костыли слабого человека. Выбирал по молодости эту профессию, исходя из симпатий к изучаемым там предметам – политическая история и социальная психология. Общеправовые дисциплины внимания не привлекали. Возопиёт кто-нибудь из преподавателей специальных предметов: "А академик Венедиктов гениально открыл, что право собственности состоит из трёх правомочий – владение, пользование, распоряжение…" Как будто этот Венедиктов, прямо мудрец Соломон или Ломоносов.
Вот преподаватель истории политических учений любил с усмешкой спросить: «А в чём смысл жизни человека? Кто правильно ответит – на экзамене «автоматом» пятёрка». Ну, тут начинает аудитория выкрикивать: власть, богатство, наслаждения… А тот усмехается, вот, мол, выплески подсознания.
Через много лет дошло до меня – в чём этот смысл. Смысл жизни человека в том, чтобы понять смысл жизни.
Практическое применение Закона подразумевает в своём абсолюте – поиски истины и восстановление гармонии в человеческих отношениях. А по существу – отнюдь не этими категориями руководствуются участники процессуальных разбирательств. Исключительно категориями эгоизма, карьеризма, корысти… или «революционной целесообразностью».
В текущих ныне временах квалификация «специалистов» с купленными дипломами была ещё та. Убеждая следователя или судью в правильности той или иной правовой позиции, нужно было переводить лингвистически юридическую терминологию на разговорный язык соседок по коммунальной квартире…
- В постановлении Верховного Суда о делах по сбыту фальшивых денег сказано, эти преступления совершаются исключительно с прямым умыслом.
- Ну да.
- Так у обвиняемой не было прямого умысла!
- Да бросьте вы. Что же она пошла обменивать фальшивые деньги?
- Обвиняемая, как следует из материалов дела, сомневалась в их подлинности.
- Вот, вот. Что же вы ещё хотите?
- Она сомневалась! Это не прямой умысел! Это косвенный умысел! Нет доказательств очевидности!
- Не пудрите мозги… прямой – косвенный. И вообще, что вы кричите? Суду всё ясно. Виновна.
Человеческие судьбы обтачивались на ржавых токарных станках в мастерских правосудия, точно болванки заготовок разгильдяем-токарем.
А как любили мои коллеги блеснуть красноречием, запутываясь в витиеватости придаточных предложений, теряя в их клубке логическую нить. На ежегодных отчётно-перевыборных конференциях, где избирался руководитель адвокатской Палаты области, молодые адвокаты лощёного облика, в смокингах, с широкими атласными поясами, как у испанских тореадоров, а не в джинсах и мятых пиджаках, как у нормальных мужиков, упоённо произносили речи в поддержку того или иного кандидата. Грассируя, модулируя голосом, жестикулируя пальцами и руками. От их напыщенного вида в сознании собственной серьёзности делалось смешно. Нормальные мужики прыскали тайком в сжатые кулаки. Клоуны цирка «шапито» с гастролями проездом. Воистину, отсутствие чувства меры. вкуса – есть отсутствие ума. Всё равно, что белоснежная сорочка с галстуком-бабочкой – и кроссовки на босу ногу.
* * *
Интендантская фирма приближалась к грани катастрофы: законы экономики обмануть нельзя, также как и законы природы.
Из одного из своих вояжей хозяин приехал необычайно возбуждённым, в весёлом настроении. Своему заму Расиху Салиховичу и мне объяснил в кабинете, показывая гербовый розоватый бланк:
- Друг один в Москве, помощник депутата помог. Вексель крупной графитовой компании. Теперь вылезем.
Расих Салихович восхищённо почмокал губами, осматривая вексель с суммой с девятью нулями.
- Отдал всего-то за него, - хозяин растопырил на двух ладонях пальцы.
- О-о, - сказал Расих Салихович восхищенно. – Якши-и…
- Может, фальшивый, - посмотрев на вексель, сказал я. – Надо бы в интернете посмотреть, что это за графитовая компания.
- Вечно ты… это самое, настроение испортишь, - произнёс осуждающе Расих Салихович.
Герой моих эпиграмм – Расих Салихович был до невозможности обидчивый, точно маленький ребёнок. Как-то пошутил, что он, как старинный аппарат газированной воды. Три копейки входит запросто – а рубль, никак, хоть ногами бей. «А почему меня ногами бить?»- обиделся тогда по-детски Расих Салихович.
Иногда - в смысле, когда на меня после разумного уровня "медитации", наплывали размышления о гармонии между национальной принадлежностью и штатным расписанием - возникали следующие выводы. Та нация, к которой принадлежал "в век незабвенный моими эпиграммами" Расих Салихович, очень отменна в качестве подчинённых, но, не приведи судьба, иметь их начальниками. Вот - самая древняя нация, насколько сам имел опыт убедиться, в начальниках - прямо изумительна и естественна. А, к примеру, упитанные выходцы из "незалежной" - так они в своём абсолютном большинстве совершенно не видят себя в роли подчинённых. Ну, а наша "титульная" нация - а-а, красноречивей междометий в данном случае слов не найти - ни подчинёнными, ни начальниками... Эх!
Через несколько дней подтвердились мои неосознанные подозрения. Скрутили руки нашему генеральному директору, когда он в банке переоформлял этот вексель на погашение кредита. Вексель был настоящий. Но восемь из девяти нулей подрисованы. Друга ты никогда не забудешь, если с ним подружился в Москве.
Пришёл к хозяину в камеру предварительного заключения по адвокатскому удостоверению, пользуюсь статусом защитника по уголовному делу.
- Что теперь? – коротко и горестно спросил хозяин, сидя на голом топчане в итальянском костюме «как у Ходорковского». – Кому сколько давать? Много?
Вылитый Прошка Громов в заключительных главах «Угрюм-реки».
Сказал, отмахнувшись, ему, что ничего никому давать не требуется. И врать ничего не надо, говорить правду. Ты не мошенник, а жертва. В индоссаменте векселя указана сумма за него заплаченная, и она соответствует фактической цене векселя. Пусть ищут тех, кто нули подрисовал. Элементарный развод. Развод по-московски.
Хозяина моего удивительно быстро выпустили и дело уголовное прекратили. Фамилия его в области была известная, да и, по всей вероятности, пошёл он трясти последние заначки, не доверяя мне и не веря в справедливость закона.
Расих Салихович, встретив своего начальника из заключения, заявил глубокомысленно:
- Я, это самое, так и думал… Так и думал это самое… - и засуетился, отряхивая невидимые пушинки с плеча директора.
- Сядь ты, не суетись, как сперматозоид, - раздражённо отстранился от него хозяин.
Расих Салихович ещё раз произнёс «я так и думал, это самое» и, не обидевшись, сел на своё место, по-ученически сложив руки на крышке стола.
- Думать надо уметь, - сказал я, ни к кому не обращаясь и глядя в потолок.
Тут Расих Салихович ярко выражено обиделся и забурчал что-то себе под нос.
После этого генеральный директор совсем перестал появляться в офисе. Его первый заместитель, герой эпиграмм, таинственно намекал на свою осведомлённость: директор, мол, распродаёт свои особняки и квартиры – а потом всё будет нормально. Но потом – и Расих Салихович перестал приезжать на работу, сообщив, что заболел. Потом и другие «заместители» перестали шастать по коридорам со своим обычным озабоченным видом. Потом и бухгалтерские девки расселись по домам, сказав, что готовят нулевые балансы об отсутствии хозяйственной деятельности.
В рабочий день в офисе присутствовали: я и две уборщицы. Чувствовал себя пулемётчиком с двумя престарелыми санитарками, оставшимися прикрывать отступление батальона.
И вот, как прорвало, зачастили к нам делегации кредиторов от Владивостока до Калининграда. Даже не представлял себя масштабы деятельности своего хозяина: кому только мы не были должны. Объёмы авантюр вызывали восхищение в примитивности схем. Любит всё-таки русский народ обманывать и быть обманутым. В делегациях кредиторов представлялись солидно: и «генералами МВД в запасе», и без представления, просто хмуро и кровожадно скрежеща зубами.
Всех встречал дипломатично вежливо, выслушивал претензии, соглашался, признавал их несомненную правоту. Проклинал мировой кризис экономики, Сороса, Ротшильда, Рокфеллера, американскую кредитную систему, Сталина, Горбачёва, Ельцина – и предлагал встретиться в суде.
А что даст им решение суда при нашем минусовом балансе и десяти, всего-то, тысяч рублей уставного капитала? Ну, опишут судебные исполнители имущество на распродажу – десять стульев, шесть столов, три компьютора и мою печатную машинку. Долговой тюрьмы для экономических разгильдяев у нас законодательством не предусмотрено. Думал уже, что просто вывесить на дверях плакат: «У нас дефолт. Все ушли на фронт. Встретимся в суде».
И голова моя потом трещала от последовавших чередой арбитражных процессов, в которых как ответчик мог лишь поспорить о степени бешенства в размере штрафных санкций – и то непонятно для чего – а остальное всё безоговорочно признавать. И это всё бесплатно, чисто по-человечески, не мог, жалея «Прошку Громова», тоже взять и «разбежаться в разные стороны».
* * *
От этой суматохи терял и в адвокатском заработке - не хватало времени. По возможности вёл дела по всякой мелочёвке. Бабушкам помогать в борьбе за справедливость. Супругам, променявшим восторг любви на долю в совместно нажитом имуществе. А тут ещё с квартиры меня резко попросили. Продал машину влёт – за сколько взяли. Перетащил свои два чемодана на новое жильё в таком захолустье, что там по ночам выли то ли волки, то ли вурдалаки.
В очередной раз, заехав в офис за документами для очередного арбитражного процесса, встретил хозяина, который понуро сидел один в разорённом кабинете.
- Как дела? – видимо так, просто для вида, спросил он.
- Всё хорошо, прекрасная маркиза, – ответил я на банальный вопрос. – Свою машину вот продал.
- И я свой мерс тоже, - сказал печально «Прошка Громов». – На такси приехал…
Мы посидели, помолчали, вспомнили, как всё начиналось семь лет назад. Потом опять замолчали. Было его жалко, «жальчее», чем самого себя. Человек-то он был хороший – жизнь вокруг него… нехорошая.
- И как ты дальше? Я-то, пробьюсь…
- А, как-нибудь, - сказал хозяин и вынул из кармана куртки газетный свёрток. – На. На квартиру тебе. Только никому не говори. И смотри, чтобы не кинули.
Будто кто-то ударил меня по затылку, заставляя упасть на колени и молитвенно сложить руки. Сдержался, не упал на колени…
- Да за свою квартиру… Да любому глотку порву. Да ты что! Ой, спасибо! Ой, господи…
- Ладно. За всё хорошее. И … - он встал, собираясь уходить.- За помин моей души… Или… как там правильно говорится… чтобы добрым словом вспоминал.
Он пошёл быстрым шагом к автобусной остановке. Смотрел я из окна на него, вспоминая слова царя Соломона.
Думал, что денег в газетном свёртке хватит на уголок в коммуналке. Когда развернул, пересчитал – этих денег хватит и на шикарную, по моим меркам, однокомнатную квартиру.
Эпизод 24. Вот радость жизни редкая
И случается ещё очередная таинственная случайность в моей жизни. Через несколько дней в газетных объявлениях о продаже квартир нашёл одно, поразившее меня – именно то место, которое я облюбовал, проезжая однажды мимо. Среди натурального леса, недалеко от дикого берега Волги, кирпичная, симпатичная пятиэтажка. «Вот бы жить тут», - сказал я тогда своему сидевшему рядом приятелю.
Когда приехал осматривать квартиру, то первым делом вышел на лоджию… Справа, совсем близко блестело синевой зеркало реки, вокруг - многоцветье осенних красок настоящего леса. Городского пейзажа совсем не просматривалось.
- Сколько? – спросил я с придыханием у продавца квартиры.
Тот, заметив моё волнение, почесал волосатое пузо, потом затылок, назвал неуверенно цифру.
- Ладно, - тут же согласился я.- Когда будем оформлять покупку?
Приехал через день, чтобы начать процедуру сделки – но продавец замялся, принялся что-то объяснять о другом покупателе, который даёт больше.
- Сколько? – уже сузив от злости глаза и сжимая кулаки, спросил его. – Ладно. Приеду завтра. Если опять будешь жлобствовать – прибью.
Жлоб осознал мои интонации и больше не жлобствовал.
Как говорится, моя радость не знала границ. Казалось, что никогда ещё не был так счастлив в жизни. Выходил утром на лоджию, смотрел на плавно текущую Волгу, думал, держась за поручень: в этих местах запрятал свои клады зловещий атаман Барбоша, недалеко от моего сегодняшнего дома происходила «стрелка» Ермака с делегатами купцов Строгановых насчёт «моржи» от завоевания Сибири. Есть всё-таки какая-то закономерность в случайностях моих жизненных событий. Если существует на свете перевоплощение душ, хотел бы перевоплотиться во что угодно, но только на этом самом месте.
Все деньги, что были в тот момент, вложил в ремонт квартиры. Украшал её, точно мамаша любящую дочку для свадьбы. Возвращаясь вечерами в квартиру, прямо-таки млел от ощущения радости обладания своим жильём, своим жизненным углом.
* * *
Прикручивая к потолку люстру, подумал, что теперь можно и жениться – а то раньше, какой из меня бесквартирный спутник жизни. Да и правильно люди говорят, что под старость лет одинокий мужик вызывает жалость, будто чеховская Каштанка. Жена нужна как необходимый элемент, чтобы, не впадая в суету домашнего быта, заниматься философскими размышлениями о закономерности случайностей.
И была давно у меня на примете подходящая на роль жены кандидатура – длинноногая стюардесса, тьфу ты, медсестра, с которой мы несколько лет изредка встречались и надолго расставались по вредности моего вспыльчивого характера, избалованного холостяцким сумасбродством. Кандидатура по всем тактико-техническим данным соответствующая параметрам идеальной жены. Как истребитель вертикального взлёта для авианосцев. Быстро расставались, а потом бы - быстро сходились.
На кусок хлеба зарабатывал, женщина рядом была, но с философией что-то не клеилось. Видимо, мешала повседневная суета для заработка на кусок хлеба. Видимо, хотел ещё и"масла" на кусок хлеба. Видимо, философия - масла не уважает.
Внешняя жизнь, оболочка ядра вертелась в суматохе броуновского движения. Опять всё было не по мне, и опять – опять на черновик, опять – в «помойное ведро». Из всех испробованных в своей жизни работ, адвокатская – самая постылая для моей души. Тут надо обладать качествами «энергетического вампира», находить удовольствие в конфликтах, руганье, гавканье, подпитываться от чужих эмоций, долбя «клювом» чужой мозжечок. У меня же выходило наоборот, происходило вычерпыванье собственной энергетики и требовалось время от времени, насколько позволял график работы, уходить в «медитацию» дня на два-три.
Вот наука, нейрофизиология только сейчас сделала открытие, что медитация меняет структуру головного мозга. Наука – только сейчас это открыла, а мне это когда ещё известно было. Без медитации давно бы сдулся, как воздушный шарик - инфаркт и прочие судороги организма. Возможно, что изменения, происходящие при медитации в структурах мозга, выводят на какой-то новый уровень сознания в понимании окружающего мира. Наука пока этого не объяснила – а мне некогда в суматохе будней.
Эпизод 25. Это дороги нас выбирают – но не мы дороги
В моём кувыркании лишь одна из работ была бы, наверное, мне по мне. Когда по возвращении с Севера задумался внезапно, куда пойти работать, зашёл случайно, проходя по улице недалеко от дома, в отдел кадров треста «Нефтегеофизика». Предложили вакантную должность, только что введённую в штатное расписание в духе времени начинающейся перестройки – должность социолога. «О-о, - сказал я обрадовано, - в социальной психологии я кое-что соображаю. Это в самый раз по мне».
Вот была дармоедская работёнка. Выдвинув ящик стола, читал тайком от сожителей по кабинету толстенную монографию «Психология стресса». До сих помню, что у волков, если они несколько раз подряд не настигают добычу, происходит инфаркт. Сомлев от чтения, ходил в кинотеатр по соседству, обедал, опять читал и собирался домой. Раз в неделю сдавал отчёт в профсоюз о ходе социалистического соревнования. Раз в месяц направлялся вместе с эвээмщиком Сеней Овсищером, как самые безработные члены рабочего коллектива, на овощную базу.
На третий месяц такой работы у меня запротестовала совесть. На четвёртый месяц – написал заявление об увольнении. К тому времени «Психологию стресса» я уже дочитал до конца.
«Зря вы это, - сказал начальник отдела кадров. – Подождите, когда Иван Иванович из отпуска выйдет. Он вас предлагает замом начальника полевой партии. Зарплата там –ого!».
Иван Иванович, седой «старый большевик», секретарь парторганизации треста. Один раз в составе инспекционной группы взяли меня в поездку по полевым партиям геофизиков, разбросанных в разных местах по соседним областям. Моя задача была проверять «ход исполнения социалистических обязательств». Геофизические партии взрывали степь, исследуя объёмы залежей нефти. Кочевали они цыганским табором, жили в палатках – холостые, в вагончиках на колёсах – семейные. Когда в лагере одной из партий трестовское начальство попарилось в баньке на берегу пруда, отужинали жаренными дикими утками, за стенами штабного вагончика раздались буйные крики, грозящие «всех размолотить».
«Васька гуляет»,- извиняющее и шёпотом объяснил местный начальник партии трестовскому начальству.
Все сидели тихо, пили чай, прислушиваясь к грозным обещаниям Васьки. Мне вдруг надоело подобное смирение, вышел и направился к сидевшему на лавке лохматому мужику, похожему на загулявшего Илью Муромца, сжимавшему в двух руках автомобильный коленвал.
- И никто, Вася, тебя не поймёт. Одному богу известно, что творится в душе человека…
Лохматый мужик повернул голову, посмотрел, как собака, услышавшая ласковую речь. Посидели с Васей на лавочке минуты две, поговорили о жизни. Вася жаловался на свою супружницу и ковырял коленвалом землю под ногами.
- Да брось ты, Вась, эту железяку и топай спать. Сон – лучшее лекарство…
Васька бросил коленвал и ушёл покорно в свой вагончик. Когда я вернулся к начальству, Иван Иванович посмотрел на меня проницательным взглядом «старого большевика».
Но не согласился я ждать Ивана Ивановича из отпуска, душа горела – и получил на руки свою трудовую книжку. Теперь, думаю, может зря поспешил, та работа была бы по мне.
А устроился затем дворником в соседнем дворе – престижная по тем временам должность в диссидентских кругах…
Эпизод 26. И вот опять закономерная случайность
Великий Леонардо писал в своём дневнике, что для философских размышлений требуется свободное время, гармония между одиночеством и общением, элементарный материальный достаток и библиотека. Насчёт женщин Леонардо ничего не писал. Наверное, женский элемент лишний на пути к познанию истины. А тут ещё мудрец Сенека подвернулся со своим афоризмом, что первый признак упорядоченного разума – это умение оставаться на одном месте и жить в одиночестве. Душе хотелось одиночества...
Жена с дочкой уехали, как говорят в тюрьме - «с вещами». Стартовала, будто палубный истребитель вертикального взлёта. Жил один, опять вёл сам своё домашнее хозяйство. Кажется, ОтеллЕ сказал Яго: ты – мавр, живи один. И Отелло задумался над смыслом этой фразы.
Одиночество прекрасно – когда есть, кому об этом сказать. Но не получалось гармонии по формуле да Винчи. Может, из-за его специфического отношения к женскому полу.
* * *
И происходит ещё одна авария. По случайности. Это катастрофы можно предсказать, они приближаются постепенно. А аварии – случайны. Хотя, как считал Эммануил Кант, случайность – непознанная закономерность.
Кто-то уже толкал меня в спину, бил по макушке, делал настойчивые намёки, натягивал вожжи: «Не понял? На!.. Опять не понял? На-на!.. На!.. Опять не понял…». Будто кто-то наблюдает из-за правого плеча, управляя тобой, как упрямой, сноровистой лошадью. Не осознаём мы в повседневной жизни этой высшей психической силы, не понимаем «узды», или ошибочно трактуем произошедшее, как результат простого совпадения.
С самого утра перенервничал, напсиховался по работе, поругавшись, будто на базаре, с помощницей мирового судьи, не желавшей принимать от меня искового заявления. Изображала она из себя «дипломированного специалиста» с недавно купленным дипломом.
Когда сел за руль машины, застучало в висках, к лицу прилила кровь. Решил прямиком направиться в баню попариться, расслабиться, успокоиться. А баня в тот день, оказалось, не работает. Расстроился ещё больше. Поехал медленно домой. До дома оставалось метров пятьсот. А дальше – не помню…
… Коврик на полу машины был полон кровью, и в луже валялось зеркало заднего вида. Поднял зеркало и, поплевав на крепление, попытался приклеить его к треснутому лобовому стеклу.Зачем-то… Перед моей машиной, увидел, стояли уже "пожарка", МЧС, ДПС, «скорая помощь». Первыми ко мне подошёл сержант из ДПС. Потребовал предъявить документа и назвать фамилию.Документ предъявил, а про фамилию сказал "не помню". Вышел из машины и упал на асфальт. Ко мне тут же подбежали со «скорой» двое в белых халатах, оттолкнули гаишника, затащили под руки к себе в машину, сделали укол. А дальше – опять ничего не помню...
Два месяца в больнице с пятью переломами и "мозготрясением третьей степени по «шкале Рихтера". Мои бедные, неоднократно разбитые мозги, неужели в них ещё что-то шевелится.
Лёжа в больнице, задрав ногу с блестячей железякой фиксирующего аппарата, всё размышлял о диалектике произошедшей аварии. Не то, что «ай-яй-яй, как всё плохо» - скорее, наоборот: «надо же, как повезло». Потеряв тогда сознание от гипертонического криза на нервной почве, врезался, разогнав машину, рефлекторно, в судороге давя на педаль газа, в стоявшую у тротуара старую, пустую «Волгу». А, если бы не стояла на дороге эта «Волга»? А, если бы на том месте был грузовик или трактор? А, если бы - дорогущая иномарка? А, если бы – на пути оказались люди?.. Если бы не было этой «Волги» - а впереди там был крутой поворот налево и прямо по курсу – мощный дуб, вылетел бы через стекло «лобовухи», и сполз бы по стволу дуба, как дохлая белка. И сработали, слава Богу, все четыре подушки безопасности. Удар был такой силы, как рассказывали, что «Волгу, стоявшую на тормозе, отбросило метров на пять, а у моей машины в двигателе загнуло клапана… Случайность – или закономерность? Кто-то меня наказывает? Или, Тот «кто-то» - меня спасает? Или направляет - на нужную дорогу?..
Выписали меня из больницы раньше срока за неоднократное нарушение больничного режима. Ну да, ругался с лечащими врачами на предмет неверного моего лечения и ногу не дал ампутировать, обещая «всех посадить», и самолечением занимался.
Доехал до дома на такси и взбирался на костылях на свой пятый этаж медленно-медленно, будто альпинист по отвесной скале, волоча за собой переносной унитаз. Квартира моя встретила меня холодной философской тишиной одиночества.
В «Психологии стресса» было написано, что от постоянной, не проходящей боли животные впадают в бешенство, а люди кончают невыносимую жизнь самоубийством. Постоянная боль и ночью и днём – это непрерывный стресс, который делается ещё более обжигающим нервы от чувства полной беспомощности.
Когда по-червячьи забираешься в ванну и также из неё выползаешь, когда, упав, теряешь костыли и не в силах до них дотянуться, когда, лёжа на полу кухни, готовишь себе макароны, когда кричишь противно-жалобно соседям из окна, чтобы купили тебе этих самых макарон. И «Кто-то - Тот» из-за правого плеча шепчет сквозь твои стоны: «А теперь ты понимаешь?..»
Приехали жена с дочкой в мою квартиру с разбросанной повсюду немытой посудой, с прожжённым линолеумом, пропахшую мочой, сгоревшей яичницей и застарелым табачным дымом. На моём диване наконец-то перестелили постельное бельё, в воздухе запахло съедобной едой, начал принимать лекарства в соответствии с врачебными рекомендациями, а не по собственным предположениям.
Через год смог выбираться во двор, неуверенно переставляя костыли и тщательно выбирая место, куда надо поставить их резиновые наконечники. Потом, через несколько месяцев, пыхтя, с кружащейся от перенапряжения головой, смог добираться до берега Волги. Сидел там, на диком камне, смотрел на медленное течение реки и размышлял - как же быстро летит время, точно стая диких напильников. Может быть, Тот «за правым плечом» и пригнал меня пинками в то самое состояние души, которое я всегда и искал неосознанно. Не мы выбираем дорогу… Это дорога нас выбирает, если задуматься, по настоящему философски…
Эпизод 27. Но море не кончилось
Дома смотрю из окна, опершись на подоконник, подперев щеку ладонью, похожий в своей позе на одного из тех загадочных уродцев-мыслителей на портике собора Парижской богоматери. Но размышляю вовсе не о бренности людской суеты – а о простых вещах. «Смотрю из окошка и в мыслях витаю// а как это птицы по небу летают//Гляжу вниз с окошка и думаю тоже//без костылей там шагает прохожий//Без костылей – вот прям чудеса// свободен в пространстве, как стриж в небесах…
Тот «Кто-то» намеренно сунул мне в подмышки костыли и сказал: «сиди – и не дёргайся» Сижу и не дёргаюсь. Спокойным сделался, задумчивым, чувствительным до плаксивости. Контуженный, одним словом. Выстукиваю двумя пальцами, злоупотребляя многоточием, эту аварийную балладу, похожую по своей композиции на банальный шашлык. Кусочки личной жизни, прошпигованные «луковыми колечками» лирических отступлений, мудростями мудрых и собственными мудрячими размышлениями. Отдельные не придуманные реальности личной жизни, нанизанные на шампур аварийных ситуаций и прокопчённые, по всем правилам, в дыму тлеющих угольков памяти.
И что же мне там выходит дальше, по этому самому, как его, гороскопу? Умереть под забором, в прошлогодних кустах череды?.. Может быть, уже «кончилось море»?..
Чёрта с два, «море не кончилось». Есть у меня рыжая амазонка, умеющая безболезненно делать обезболивающие уколы, есть дочка, фантазёрка-хулиганка, готовая встать за меня «блин, против стаи диких слонов». И пусть зарастает чередой зарезервированное за мной место под забором.
И ещё пылит моя просёлочная дорога. Дорога вдаль. Дорога – до горизонта. И это не мы выбираем дорогу. Это дорога выбирает нас.
сентябрь 2012 г.
+