Всё же перед тем, как передать дело в НГУ, КГБ выясняло настроение комсомольского актива. Выясняло и настраивало.
В НГУ,– пишет Саша, – приезжал генерал КГБ, рассказывал про идеологические диверсии, говорил студентам: «Что же это вы с одним Горбанем справиться не можете. Сам не слышал, – но рассказывали».
Комитет комсомола НГУ, наверняка не без совета партбюро, решило, что рассматривать персональные дела комсомольцев-подписантов будут не на их факультетах, а сразу на расширенном заседании комитета комсомола НГУ.
И вот, в октябре 1969 года четверо надписантов, а также двое студентов, которые знали об этой акции, но не донесли подверглись разбирательству на расширенном заседании комитета ВЛКСМ НГУ. На нём присутствовали и члены партбюро НГУ и даже члены Советского райкома комсомола.
– Почему не на факультетских собраниях?
Саша Горбань считает, что руководители комсомола НГУ просто побоялись разбирать его дело в соответствии с уставом, т.е. сначала на курсе, факультете, как он пишет, «в первичках», потому что там его бы оправдали.
– Кстати, по уставу ВЛКСМ дело наше должна была бы разбирать первичная комсомольская организация. Но ни одна из комсомольских организаций университета, кроме самого общеуниверситетского комитета, не исключила бы меня из комсомола.
Надо знать новосибирский Академгородок того времени, надо учитывать, что это были студенты физфака, а не какого-либо иного факультета, и к тому же мои друзья. Поэтому организаторы собрания не рискнули выходить на «первичку », а вынесли дело именно на комитет. <…>
Саша добавляет:
– Да, собраний не было по очевидным причинам: Вы представляете, что меня со всей логикой и сценическими способностями выпустили на общее собрание студентов физфака, которые в большинстве своём меня знают и уважают, а моих оппонентов знают похуже и почти совсем не уважают...
Странное было разбирательство. Всё было предрешено.
– Во время судилища в комитете меня спросили: «Что ты дальше будешь делать?» Я ответил: «Думать буду».
И поднялся крик, смех, а кто-то закричал: «Пусть в лагерях подумает!»
– Участники этого собрания пытались подменить следственные органы, тут же вести какое-то своё расследование, утверждали, что я что-то передал «Голосу Америки».
– Я до сих пор хорошо помню одного молодого симпатичного человека, который кричал: «Смотрите, Горбань и здесь ими дирижирует, он у них был главный!» А мне действительно надо было Мешанина и Попова поддержать. Я пытался это сделать – может быть, неуклюже, но тем не менее пытался.
– И когда я выступал, то, естественно, не сказал ни слова покаяния. Сказал, что всё это было с нашей стороны неблагоразумно, но что саму нашу акцию вредной я не считаю.
– Должен сказать, что капитан Лелюков за мной особенно не охотился. Некоторые другие его коллеги были более ретивы. И то, что произошло в комитете комсомола осенью 69-го года, Лелюкова просто потрясло. Он никак не ожидал, что комитетчики, наши почти сверстники, окажутся святее папы римского.
– Ну и выгнали. Причём был очень интересный момент. Я помню одного человека, доцента или профессора, восточного вида мужчину, который подошёл и пожал мне руку в коридоре.
Академик Александр Данилович Александров сказал, что мной восхищается. Люди оказывали моральную поддержку.
После этого собрания было сделано представление в ректорат университета, и тот нас моментально отчислил.
Кстати, мне ничего не известно о дальнейшем рассмотрении персонального дела на заседании бюро райкома комсомола, который должен был утвердить решение комитета комсомола НГУ. Его рассматривают обычно в присутствии того, кого хотят наказать.
Может быть, такого рассмотрения не было, и Сашу Горбаня из комсомола не исключали? Или, – подумал я, – это было сделано заочно, и спросил Сашу об этом
Оказалось, что Саша об этом вообще ничего не знает:
– Только комитет комсомола НГУ - и всё.
Я твёрдо знал, что без райкома комсомола не могло обойтись, и документы об этом должны были сохраниться в архивах. Скорее всего, их никто не искал.
Обращаю внимание моего читателя на дату – октябрь 1969 года, я не ошибся: надписи на стенах появились в начале января 1968 года, а разбирательство было в октябре 1969, – более полутора лет.
И вот, повторяю: Саша и его товарищи были исключены из комсомола, а затем по представлению комитета комсомола отчислены из университета. Все. кроме Петрика, который уехал в Киев и, видимо, был отчислен раньше.
Пытался ли Вас кто-нибудь защитить?
–А это как? Как Вы себе это представляете? Я – никак. Вот анонимный прокурор защитил, когда вернул дело, отказавшись поддерживать обвинение из-за моего малолетства на момент деяния (по 206-й, которую нам инкриминировали, 15-летний не подлежал уголовному преследованию).
Впоследствии Саша с грустью написал:
– Кстати, наблюдая за разными людьми, я выяснил, что самыми отъявленными негодяями были комсомольские активисты.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/09/06/502