Биткоины

               
- Пойдем же уже в магазин! - Сказал Валера, нервно надевая туфли в прихожей.
Дело в том, что сегодня мы собирались ехать на дачу, на машине, но только поздно ночью. И по этому договорились с братом о том, что он подъедет ко мне часиков в девять вечера, чтобы, не спеша зайти в магазин за продуктами, и после этого, попив кофе, постепенно выехать в направлении дачи.
Сегодня я чудом вернулся домой живым, так как ехал раньше обычного, то решил попытаться сесть в полупустой троллейбус, а не идти пешком шесть остановок до дома, как обычно делаю из-за того, чтобы никто не начал меня воспитывать, или учить правильному поведению в транспорте. Дело в том, что со мной это часто бывает. Уж и не знаю почему, но видимо я все делаю не так, то есть не как все, то есть, видимо неправильно.
Вот и сегодня, я не стал бежать напролом к троллейбусу, расталкивая всех на ходу, а пошел не спеша, зная уже на собственном опыте, что, как только я побегу, водитель назло закроет двери перед моим носом. По этому, чтобы не выглядеть посмешищем, я хожу спокойно. Вот и сейчас я шел не спеша, да и к тому же передо мной были еще люди, которые почему-то никак, не могли поместиться в пустом салоне. И когда подошел я, то последний человек только что убрал свою вторую ногу с подножки, на которую тут же занес свою я. Но не тут-то было. Водитель явно не хотел брать сегодня именно меня. Я давно ощущал какую-то неприязнь со стороны представителей транспорта в этом городе, в отличие, ну, скажем от Питера, или любого другого населенного пункта.
Но, скорее всего его просто сильно раздражало мое спокойствие, тот факт, что я не как все, бегу на пролом, расталкивая всех, и сшибая на своем пути. Его задело до глубины души то, что я спокоен. Это видимо не просто вывело его из себя, а заставило пересмотреть все представления о мире, о его законах, и принципах. Я, в глазах водителя оказался разрушителем всего, окружающего мира, так аккуратно, и тщательно построенного в насаживаемой средствами массовой информации виртуальности, и моря рекламы,  с помощью стереотипов поведения.
На дворе было первое сентября, пятница. Начиналась осень. Она подкрадывалась так же незаметно, как и тот всеобщий, всепоглощающий кризис в стране. Ее все ждали, и верили в ее неизбежность. Но, каждый, по-своему, в глубине души верил в то, что она не наступит, и лето, и без того позднее, продлится еще на пару месяцев, ну, или хотя бы на пару недель на крайний случай.
Я шел пешком, мне было хорошо. Надо было только выдержать первые метров пятьсот от метро, и когда уставшая, идущая напролом, и при этом быстро, толпа, поредеет, расслабиться, и ощутить себя жителем города, таким, какой он был еще совсем недавно, может лет десять назад. Ощутить себя в реальном мире, без интернета, навигаторов, телефонов, и компьютерных игр.
Но сейчас все изменилось. Это уже был не город с людьми, приспособленный для проживания. Сейчас это была ночлежка с изнуренными преступниками. Живущими из подтяжка, перебегающими на красный цвет светофора перекрестки, бросающимися из кустов прямо под колеса транспорта суицидками, резко меняющими свое направление. Уткнувшимися в телефон молодыми людьми, влезающими без очереди у касс в магазинах, и в сбербанке. Это уже не был тот город. Все изменилось в нем, он стал другим. Каким-то невыносимым и тяжелым. В нем стало сложно передвигаться, и опасно жить.
Листья еще не начали желтеть, но дожди уже начались, и сегодня я как раз не взял зонт. Но дождь еле моросил, и было даже приятно ощущать на лице пока еще теплую, хотя и осеннюю небесную влагу.
И эта коварная осень, впрочем, как, и кризис в стране, не хотела отодвигать час своего прихода. Скорее напротив, она спешила не просто придти и наступить, она спешила подготовить плацдарм к зиме, предательски вступив в сговор с, и без того коротким и не очень-то теплым летом.
У меня были серьезные проблемы с работой, а точнее с зарплатой. Точнее, обо мне просто забыли у меня в институте, и я по инерции получал свою зарплату, будучи при этом лишен возможности руководить людьми. Всех просто уволили, а те малые остатки, которые чудом остались, были переведены в другие подразделения. И если бы не моя командировка на другое предприятие, а потом долгий больничный, и на конец бесконечно длинный отпуск, то меня возможно уже давно раскусили бы и уволили за ненадобностью. Но ситуация складывалась таким образом, что постоянно меняющееся руководство отличалось тем, что массово увольняло либо самых лучших, либо тех, кто оказывался ближе всех к ним, что называется "светился" перед глазами.
Таким образом, мне удалось не только выжить, как индивидуум, но и сохраниться в целости и сохранности, даже не потеряв своей зарплаты. Если не считать помесячные премии, которые мне теперь уж точно не светили.
И вот сейчас, после давно истраченных отпускных, и соответственно наступившего режима полной экономии, я умудрялся не просто жить, но при этом еще и ездить на дачу, и на последние копейки покупать себе не только еду, но и водку.

- Пойдем, пойдем. - Согласился я, и стал тоже надевать обувь.
Наша цель представляла собой магазин "Пятерочка", который располагался метрах в ста от моего подъезда.
- Валер, ты знаешь, что у нас мало денег?
- А у меня так их вообще нет.
- Значит ты в курсе. Вот и славно. Короче, у меня на карточке рублей триста, и еще на карточке накопительной магазина "Пятерочка", баллов тысячи три примерно. А это еще рублей триста.
- Вот и славно. Нам этого на все хватит.
- Ты думаешь?
- Конечно.
Рассуждая, таким образом, мы поднимались по парадной лестнице обувного магазина, которым была прежде "Пятерочка", при социализме. Эта лестница помнила еще бесконечные очереди, и главное она помнила фарцовщиков, перекупавших дефицитные туфли для дальнейшей их перепродажи.
Мы вошли в магазин по деловому, словно два подельника, пытающихся грамотно, и быстро совершить ограбление, заранее зная что, и где именно находится, мы двигались молча, и быстро, как бы разделившись на две сферы интересов, молча, по устной договоренности.
Я пошел за водкой, а брат за картошкой, молоком, хлебом, и яйцами. Встреча должна была произойти на кассе. Но на какой?
- Пошли в эту. - Предложил Валера, затарившись. - Здесь народу меньше.
- Нет. - Не согласился я. - Нам нельзя туда, где нет людей. Перед нами стоит серьезная задача. - Умышленно громко, и с достоинством, произнес я, и добавил. - Дело в том, что там, где нет людей, там, как правило, происходит коллапс.
Как только мы встали в очередь из двух человек, моментально за нами вырос длинный хвост из заинтересованных в разрешение поставленной перед нами задачей, людей. Это были заспанные, и сосредоточенные на себе женщины, несущие провизию домой, в свои, такие же уставшие и голодные семьи, наполненные мужьями, сыновьями, внуками. В общем множеством чрезмерно уставших особей мужского рода, приносящих деньги, и являющихся надеждой и опорой в эти тяжелые дни, перед годовщиной октябрьской революции. Которая, надо сказать, произошла уже почти столетие, без малого назад.
 Очередь прекратила свое движение практически сразу после того, как мы к ней присоединились. Точнее она начала расти, вместо того чтобы сокращаться. И тут во мне проснулась совесть. Ведь я предчувствовал что-то плохое, но пока не мог объяснить, что именно.
- За нами лучше не вставайте. - Предупредил я растущий хвост.
- Это почему же-то еще? - Поинтересовалась опытная домохозяйка, припарковавшая свою обширную корму сразу же после моего , не загруженного деликатессами, суденышка.
- Потому, что когда я подхожу к кассе, ее сразу же клинит, или товар у меня в корзине оказывается бесценным.

Вообще хочу я вам сказать, что вид у нас, конечно был еще тот.
На мне надеты джинсы, практически черные, с маскировочными пятнами, как на снайпере, но при этом на ногах красовались потертые кеды, с белыми шнурками. Поверх джинсов была выпущена не заправленная в них рубашка, вся усеянная маленькими жирафиками, синего и красного цвета. И слава богу, что носки с рыжими лисичками на голубом фоне, были скрыты под высокими полукедами, даже не смотря на то, что джинсы и были подвернуты. Все это сверху прикрывала куртка, в виде матросского бушлата, но темно синего цвета. И это еще куда бы не шло, если не моя длинная, черная, слегка седая борода, в сочетании с короткой стрижкой, но с челкой.
Одним словом, моя схожесть с портовым бичем была разительна.
Что же касается моего брата, то он, конечно, выглядел по скромнее. Хотя бы только потому, что бороду он не носил, да и кед у него не было. Но из-за того, что он был длиннее меня и при этом гораздо худее, вся одежда висела на нем, как на вешалке. К тому же он уже находился на пенсии, и глаза его не светились тягой к зарабатыванию денег, скорее они просто были глазами, человека, наконец замедлившего темп жизни, и задумавшегося над тем, как она была прожита. Мне до пенсии было еще 12 лет, и я завидовал брату, так, как так же, как и он, тоже разочаровался в своей работе, к тому времени, окончательно, и бесповоротно. 
Все вышеперечисленное, придавало нам двоим, какой-то устрашающий вид. Народ как-то, что ли не доверял нам, если можно так выразится. А точнее, возможно и в чем-то боялся. Мы отличались от толпы. И она держалась от нас в стороне, хотя и пыталась как-то не показывать вида. Мы явно выглядели изгоями, хотя бы только потому, что со стороны могло показаться, что нас интересует только выпивка, ну, и возможно совсем чуть-чуть еще и закуска к ней.
И вот подошла наша очередь.
Больше всего очередь раздражал, конечно, не наш внешний вид. Нет, это все не так страшно, если не то сочетание. Да-да, именно сочетание внешнего вида, и того, что мы покупаем. Ну, яйца, молоко, хлеб, картошка, это все понятно. Но водка! Она, она, портила все представление о нашей духовности, о нашем внутреннем мире. Точнее не она сама, а то, именно то сочетание, которое все видели на ленте кассового эскалатора с продуктами. Именно водка, яйца, хлеб, картошка, и молоко.
Чего-то не хватало. Но чего? Я и сам видел, и даже ощущал эту нехватку. Возможно один какой-либо, если можно так сказать, благородный предмет, мог изменить мнение о нас всей очереди. Казалось бы, простая, маленькая баночка с красной икрой, или, ну, скажем нарезка из ветчины. Они простили бы нам все, даже если бы мы, не смотря на начало осени стояли бы здесь просто в плавках, но их не было на ленте с продуктами, а были только водка с яйцами и хлебом! Разве это допустимо? Это немыслимо. Это сбой всей программы. Да, и потом еще эти глаза. Наши глаза. Полностью отрешенные от этого бешеного мира, вечно везде опаздывающих, и при этом смертельно уставших людей.

- Добрый вечер. - Сказал я кассирше. - И пакет еще.
- Что? - Спросила дагестанская девушка.
- Я говорю, что вечер сегодня добрый, и что у нас нет пакета, и к тому же еще я хотел добавить, что у нас накопительная карточка, и я проверял вчера, на ней есть триста рублей, и триста рублей у меня на сбербанковской карте. Можно ли, мне расплатится с них двоих сразу?
Сзади, прямо за моей спиной послышался душераздирающий вздох. Мне даже показалось, что кто-то испустил дух. Кто-то большой и наевшийся. Ну, то есть совершенно не голодный. И я даже повернул голову назад. Мой взгляд встретился с полными вселенской грусти, глазами домохозяйки.
Наверно неприятности на работе. - Подумал я, и продолжил.
- Проверьте, пожалуйста, не обманули ли меня вчера, и на вашей карточке накопительной правда есть эти огромные, накопленные моим непосильным трудом покупателя, суммы?
- Ластики будете брать? - Выпалила Лаура, ибо так было написано на табличке, пришпиленной к ее кофточке.
- Что? - Обескуражено спросил я, выведенный из строя, как вражеский танк, одним выстрелом прямо под башню.
- Ну, ластики, у нас такая акция. - Ничуть не смутившись, произнесла Лаура.
- Боже упаси. - Не растерялся я.
- А гоблины нужны? - Не унималась Лаура.
- Кто? - Переспросил я.
- Ну, тролли, детям в школу, у вас не собирают разве?
- А тролли, ну, да, конечно, нет, не нужны. - Справился с собой, я.
Тогда, Лаура взяла мою карточку, и, процарапав ей в какой-то щели, сказала:
- Нет, на ней ничего нет.
- Не может быть? - Произнес в наигранном отчаянии я. Да так безысходно тоскливо, что очередь позади меня, вздохнула уже вся и одновременно, каким-то длинным, и отчаянным вздохом.
Мне стало страшно за наши с братом жизни. Но водку отдавать не хотелось.
- Проверьте, пожалуйста, может на ней все же что-то и есть? - Взмолился я.
- Я не умею.
- Тогда позовите старшего кого-нибудь. - Взмолился я.
- Деньги надо с собой носить! - Нравоучительно сформулировала, наконец женщина, стоявшая сразу за мной, и тут я осмелев, все же внимательно стал разглядывать ее по подробнее. Нет, не из-за любопытства, а скорее так, просто, ради разнообразия ощущений.

Это была уверенная в себе, и тем более в своем незыблемом достатке женщина, примерно лет пятидесяти, а может, кто его знает, лет тридцати, определить возраст этого типа людей очень сложно, разве только сделав срез, и подсчитав кольца. Дело в том, что люди, принадлежавшие к таковому типу, обычно еще в юности начинают стричься так, и носить ту одежду, которую им бы и не стоило надевать никогда. Потому, что даже старые люди вовсе не обязаны надевать на себя то, что делает их похожими на чернорабочих. Нет, то есть все, что на ней было надето, вовсе не выглядело неаккуратно. Вовсе нет, просто это были настолько качественные вещи, что мне показалось, что их брали еще лет сорок назад, и на вырост, при этом за очень большие деньги. Все надетое на нее было на столько тщательно и хорошо продуманно, что мне стало страшно за своих рыжих лисичек, которые, спрятавшись глубоко в мои кеды, боялись теперь даже высунуть из них свои носики.
Да, эти люди знают толк в выборе одежды, и это мне очень хорошо известно. У меня был друг, с которым мы со временем разошлись как-то. Так он выбирал себе джинсы по качеству ткани. И если ему она нравилась, то он мог взять несколько пар, про запас. Так же он покупал и обувь, по несколько пар.  И это мне напоминало исконно крестьянский, или купеческий подход к выбору вещей. И в этом собственно нет ничего плохого.
Но это могло сработать раньше, еще в прошлом веке, но, никак не сейчас. Ведь эти же люди покупают себе по одной машине, а не по две. Да, я знаю, что вы скажете, что на две просто нет денег у них. Но ведь можно взять вместо одного бестолкового, и неуклюжего джипа, для вывоза картошки с дачи, несколько маленьких машинок, себе, жене, и детям. Но, нет, скажут они. Им нужно одну, но самую мощную, самую большую, и самую страшную. Чтобы все видели их правильный выбор, и поняли, в конце концов, с кем имеют дело. А дело они имеют с опасными людьми. Которые, не смотря на свой возраст, все еще продолжают самоутверждаться в этой жизни. Им все мало, они хотят большего, им нужны постоянные, новые успехи, в их не легкой борьбе, с все больше, и больше развивающимися технологиями, за достижение наилучших результатов в области потребления.
Им противопоказаны те, кто довольствуется минимумом. Встречая такого человека, они впадают в депрессию, на них нападает чувство непредсказуемого, и необъяснимого страха. Они теряются в жизни. И правильно. Ведь эти самые минималисты, одним только своим присутствием разрушают весь их смысл жизни, все уставы, все стремления. И им просто становится из-за них незачем жить дальше, а точнее существовать. Ведь какой смысл тогда во всем. Да-да, во всем том, что они приобрели, запаслись, за все эти годы небывалого достатка. Нет, конечно семи мраморных слоников у них дома вы не найдете, все гораздо хуже, и только потому, что еще более изощренно завуалировано, и спрятано за огромными, дорогими, и бесполезными, плоскими телевизорами, на всю стену, за кофемашинами, и двухкамерными холодильниками, с огромными морозильными отделениями, где, казалось бы вечно можно хранить мясо, которое всегда должно быть в семье.
Я, с годами стал бояться людей, этих всезнающих, и все умеющих, запасливых, насмотревшихся рекламы, мужланов, с маленькими лбами, и большими глотками. Как правило, они еще страдают ожирением, давлением, и чрезмерной наглостью, основанной на колоссальном самолюбии, замешанном на самоуверенности, доведенной в ранг элементарной глупости.
Мне даже на миг показалось, что эта женщина мне платит зарплату, и если сейчас я отвечу ей что-то плохое, то она не будет со мной церемониться ни минуты, а просито уволит к чертовой матери, даже не разговаривая со мной, и не пытьаясь меня как-то воспитать, вызвать чувство вины перед ней, пересмотреть что-ли мои взгляды на жизнь, и на общество.
Я поймал себя на мысли о том, что мне страшно. Но это ощущение длилось всего лишь мгновение, и взамен ему пришло твердое чувство не просто уверенности, а скорее какой-то игривости, или шутовства. Мне захотелось поиграть с ней, как в детстве с пойманной ящерицей, пока у нее не отвалится хвостик. Или, как с мухой, привязав ее тоненькой ниточкой, и сделав тем самым послушной, не дав лететь туда, куда бы ей хотелось. Иными словами по управлять ей. Нет, ни в коем случае не изменить. Изменить насекомое нельзя. Скорее просто поиграть, и потом отпустить с Богом на волю, не сделав при этом никакого вреда.
Люди не меняются с годами. Точнее, изменения конечно, происходят, и многие умнеют, и становятся глубже, и добрее. Но, это, я думаю, только в том случае, если в человеке заложено еще с детства, родителями, что-то доброе, и человечное, что-то то, что не приобрести с годами, ни за какие деньги, ни по телевизору, ни тем более из рекламы, уже давно научившей жить подавляющее большинство населения «как надо».

- А у нас есть деньги. – Уверенно ответил я.
- Ненавижу, когда с последними деньгами, да еще, и на двух карточках ходят в магазин. – Тут же парировала представительница мирового общества потребления.
- Володь не надо с ней спорить, пусть говорит, что хочет. – Приуныл брат.
- Валер, а я и не спорю. Это, может быть, со мной спорят, а я просто объясняю, что на самом деле все обстоит совершенно не так, как они считают. – Подчеркнуто вежливо, и достаточно громко ответил я.

Где-то вдалеке, в другом конце торгового зала, показался старший продавец. Женщина, с волшебным ключом на шее. Она напомнила мне людоеда, который спал с ним на шее, не снимая его вообще никогда, только ради того, чтобы его ни кто не смог у него украсть.
Да, собственно она, и напоминала чем-то этого людоеда из сказки. Может быть своими размерами, и большим, зубастым ртом, который пока еще улыбался, но, в любой момент мог превратиться в кровожадный оскал, требующий много свежего, человеческого мяса. А может быть и тягой к перебору во всем, к деланию запасов.

- Что тут у вас случилось? – Спросила она, подходя на расстояние выстрела к застывшей в ступоре кассирше.
- Да вот карточка не показывает наличие денег, а они говорят, что деньги на ней есть. – Пролепетала Лаура, при этом почему-то покраснев.
- Деньги у него не читаются! Да он их просто пропил, и забыл об этом. Знаю я, этих мужиков. – Выстрелила мне в спину делегат от всех обиженных, стоящих молча, за ней в очереди. При этом она как-то отделилась от нашей, выведенной из строя, кассы, и как вожак каравана, повела его уверенной походкой, круша на своем пути заросли из сопутствующих товаров, в сторону другой, еще с горем по полам работающей кассы.
- Какие у вас интеллигентные глаза. -  Почему-то выпалил ей в след я.
Но, в ответ только пыль из под копыт, клубилась в диких прериях, перед, еще не выведенными из строя, оставшимися кассами.
- Ну, вот у вас на карточке всего триста четырнадцать рублей. – Констатировал добрый людоед.
- Вот и славно, снимите же их мне. Я хочу ими расплатиться за продукты.
- Нет.
- Что нет? – Не выдержал я.
- Нет, не могу.
- Что же мне сделать для того, чтобы данная операция увенчалась успехом? – Занервничал я.
- К сожалению, вы ничем мне не поможете. Вам надо просто активировать карту в интернете. Это очень просто.
- Блин. – Потеряв всякую надежду на торжество справедливости в этом мире, выпалил я, поймав параллельно взгляд на меня, таких, почему-то повеселевших, серых глаз, принадлежащих стыковочному звену переметнувшейся очереди, у другого кассового аппарата.
- Валера, что будем оставлять? – Спросил я брата.
- Молоко и яйца. – Ни секунды не задумываясь, парировал Валера.
- Конечно, водку они ни за что на свете не оставят. Скорее от голода умрут, чем водку на кассе оставят. – Злорадствовала, проникшаяся немиролюбивыми настроениями, параллельная очередь.
Казалось, весь мир отвернулся от нас, и зажил какой-то своей, параллельной жизнью, в другом измерении, лишь изредка, местами проявляясь фрагментами в нашем измерении.
- Видимо у вас очень большой опыт работы с винно-водочными товарами. – Заключил я, направив свою речь именно в ту сторону, откуда был пойман данный звуковой сигнал, незнакомой мне еще пока цивилизации, явно имеющей отношение к гуманоидам.
- Большой, не большой, но знаем вашего брата. – Не замолкал гуманоид.
И теперь я распознал, кому именно принадлежал этот голос.
Это была полная противоположность по своим внешним показателям, предыдущему оратору. Но, глаза говорили о каком-то внутреннем родстве, и близости на уровне духовной составляющей их жизненных основ, и мировоззрений.
Да, это тоже видимо была женщина, причем того же возраста, но не роста. Этот типаж выглядел гораздо выше, и образованнее. Несомненно, это школьный преподаватель. И, судя по слогу, преподаватель Русского языка и литературы, начальных классов.
- Хорошо, оставляем яйца и молоко. Водку не отдадим. Иначе нечего будет делать на даче. – Согласился я.
- Да, и к тому же нам еще, и за грибами идти. Без водки мы просто ничего и не наберем. – Подтвердил брат.
Так мы и сделали. Расплатившись, и уложив все в пакет, я возглавил колонну отступающих, но не побежденных войск. И в тот момент, когда наши ряды поравнялись с вражескими позициями, мне захотелось гордо прошагать мимо них, молча. Но я не сдержался, толкнув речь, обращенную как бы к брату.
- Какие все же у нас умные, и честные люди. И, судя по поведению, наверняка преподаватели. Ведь сегодня первое сентября. Люди устали в школе с детьми, а тут мы с тобой, да еще, и с водкой.
- Правильная молодежь растет у нас, когда есть, кому объяснить, о вреде алкоголя. - Поддержал брат.
- Да, тяжелый день. - Добавил я, разглядывая вплотную проходя мимо, преподавателя словесности, и не сдержался.
- Скажите, а какой предмет вы преподаете? Случайно, не литературу ли? - Спросил я нашего наставника.
- Я не обязана вам отвечать. - Попыталась скрыть свою профессию женщина.
- Позвольте нам в таком случае считать вас преподавателем литературы, и поздравить с первым сентября. - Добавил Валера.
Женщина ничего не ответила, делая вид, что ничего не слышит, и не обязана отвечать на вопросы не знакомых ей хулиганов, которые достойны только лишь ее нравоучений, и не боле того.
 
И именно в этот момент что-то произошло на кассе противника. Именно в тот момент, когда мы проходили мимо, карточка лидера оппозиции отказалась отдавать деньги. Более того, перед этим, часть продуктов, заподозренных в попытке их покупки, не захотела определяться на кассе.
Причина данного их поведения науке не известна. Возможно они, чисто по человечески, просто не захотели продаваться именно в эти руки, а может быть, и просто передумали покидать магазин именно в этот день. Но ясно было одно, что так просто они не сдадутся.
Та часть очереди, которая представляла собой кочевников из обезвреженной нами кассы, зароптала.
- Ничего страшного. – Как бы в оправдание сложившейся ситуации, пролепетала возможная хозяйка строптивых продуктов. – У меня есть деньги на карточке, да и налом тоже есть. – С этими словами она полезла в кошелек, и стала вытаскивать из него мятые сторублевки вперемешку с тысячными, и пятисотрублевыми купюрами.
- У вас на карточке нет денег. – Произнесла как приговор кассирша, при этом как бы ища поддержки у очереди.
- Как же нет, не может быть такого? – Настаивала хозяйка не сдающихся в плен продуктов.
- Ну, как же не может быть? – Ответила кассир, возвращая карточку обратно хозяйке. – Будете наличными платить?
- Да, то есть нет, то есть да, то есть… Сколько с меня?
- Тысяча девятьсот пятьдесят три рубля, пятнадцать копеек.
-Сейчас, сейчас. – Нервно отсчитывая деньги, произнесла должница.
В атмосфере повисла мертвая тишина, такая, которая видимо, наступает перед артподготовкой на фронте.
- Ой, ой. Кажется, у меня нет столько.
- Ничего страшного. – Привычно ответила кассир. – Что будете возвращать?
Очередь, но уже во главе с подпольным преподавателем смирилась. Многие, потерявшие надежду увидеть своих близких сегодня, стояли молча, и даже не пытались вернуться в освобожденную нами кассу, которая так и стояла без людей, с одиноким кассиром. Люди боялись показать друг другу свою нервозность, получив наглядное пособие и в своих рядах, как следствие поведения.

Мы курили на крыльце «Пятерочки», когда из нее вышла побежденная, и униженная женщина, с двумя целлофановыми пакетами в руках.
-Вам помочь донести продукты? – Предложил я.
Она как-то вздрогнула, ускорила шаг, и от этого чуть было не споткнулась на крутой лестнице, пытаясь по быстрее покинуть это проклятое место.
- Я не юродствую, я от всей души. – Не унимался я.
- Уберите его от меня. Господи, за что? – Уже выкрикивала на ходу, удаляясь в темноту улицы, и как-то боком, боком, постепенно исчезая в дымке наступающей сентябрьской ночи, побежденная, но не сдавшаяся женщина.
- Ай, зачем женьщину напугал, а? – Спросил меня торговец дынями «Торпеда», на чисто Русском языке.
- Таких напугаешь. – Ответил я.
Примирения не произошло. Попытка переговоров провалилась, не смотря даже, и на уступки со стороны такого, еще пять минут назад, непримиримого противника. Да, и как можно примириться двум, совершенно разным лагерям. Но только с той лишь разницей, что мы не хотели никого обращать в свои ряды, с братом. Нам, и самим было хорошо в них, в отличие от этих воинственно, и по миссионерски настроенных женщин.
Поняв это, и докурив свои сигареты, мы с братом двинулись в сторону парковки, где дожидалась наша машина, в полной боевой готовности готовая принять на борт, для дальнейшей транспортировки нас, и нашего, такого важного нам груза, в сторону ночной, но теперь еще вечерней, дачи.

                * * *

Это были последние выходные лета. - "Да это же уже осень, самая, что ни на есть настоящая осень" - Скажете вы.
Да, да, да, соглашусь я. Именно осень. Но осень по календарю, а на деле же это еще лето. Точнее нет, не лето, а последнее его воскресенье, попавшее просто на осень. Пятническая ночь подарила нам "зеленую улицу". То есть, не смотря на то, что мы выехали всего без пяти минут двенадцатого ночи, пробок на дороге вообще не было. Видимо лето подарило нам эти дни. На долгую память о себе. Оно, как будто не хотело больше возвращаться в эти края, на эту перенаселенную, и перегруженную землю. Оно, как бы перепугалось очень сильно за свою судьбу, за свое будущее. И страх быть сожженным еще в весенних кострах, в которых весь город поедет за свои границы, с одной лишь целью. Жечь трупы животных. И воздух Подмосковья наполнится запахом горелого мяса. Потом загорится трава, выгорят поля, затем займутся леса. И так каждый год. Но видимо все, настал предел его терпению, и оно приняло окончательное решение, никогда больше не возвращаться к нам. И по этому на прощание решило подарить пару, тройку дней, и эти выходные.
Если честно, то мне было несколько страшно за себя после нашего похода в магазин. Я думал, что вечер не задался, и по дороге нас ждет множество сюрпризов, с обочечными джипозными нежданчиками, не включающими поворотники спортсменами, за рулем своих "гоночных болидов". Но, нет, ничего такого не произошло. И выходные обещали быть спокойными и возможно прощальными, как будто природа прощалась с нами не на осень, зиму, и весну, а на всегда. От этого было как-то не по себе, но в то же время и спокойно. Какое-то умиротворение спустилось на нас во время нашего пути на дачу. Особенно от того, что дорога в каких-то восемьдесят километров, заняла у нас всего пятьдесят пять минут. И это при том, что мы не нарушали скоростного режима. Ведь если еще каких-то две недели назад на это уходило два с половиной часа, то сегодня это было просто чудо.
Жалко только, что мой сын не поехал с нами, сославшись на усталость после первого сентября. Он пошел в восьмой класс сегодня, и видимо после последнего лета думал, что больше учиться не будет. Но, не тут-то было. Первое сентября нагрянул неожиданно, и насильно вернул человека к общественной жизни.
И все бы было хорошо, но только вот одно маленькое событие дачного масштаба несколько встревожило нас. Нет, это не полное отсутствие грибов, нисколько. Ведь они вовсе не обязаны приходить в наши, Подмосковные леса каждый год.
Что-то другое помешало нам, что-то не приятное, а скорее, возможно и приятное, но не нам, а им. Точнее нашим соседям.
А именно музыка, звучащая, слава Богу, не с раннего утра, а часов с одинадцати дня. И это не так страшно.
 Музыка.
Она бывает разная.
Бывает грустная, веселая, классическая, оперная, джазовая, техно, бывает даже, не побоюсь этого слова, даже шансон. Впрочем, как и радиостанции. Они тоже отличаются друг от друга. И они, в последние годы почему-то состоят на девяносто девять процентов из музыки. Но, одно дело радио "Классика", или скажем радио "Культура". Но, совершенно другое, когда радиостанция крутит только одно направление музыки, без альтернатив, и что самое страшное в данном решении, так это то, что иногда людям приходит в голову, что их выбор радиостанции не только по нраву им, но и всем окружающим.
Так собственно произошло и с нами. И, слава Богу, что их выбор не пал на радио "Шансон". За это поклон им до самой земли.
Вынесенные на улицу, какие-то наимощнейшие колонки, плевали в сторону нашего участка, и при этом еще чуть-чуть в бок, чтобы не только для нас, но и для всех остальных дачников, дикие, неземные звуки "Дорожного радио", музыка чередовалась с рекламой, реклама с музыкой. И уже примерно часам к двенадцати дня, нам собственно уже было совершенно все равно, где кончается одно, и начинается другое. Все смешалось в один сплошной крик, обезьяньими голосами, чередующимися с всхлипываниями детей, и басом каких-то озверевших богатырей.
И это все еще, куда ни шло, но в довершение ко всему, соседская собака, информация о которой имелась на их входных воротах, с наружной стороны, в виде таблички-предупреждения. Которая гласила:
"Внимание, будьте осторожны. На участке злая, злопамятная, и хитрая собака", так вот это коварное животное реагировало на каждый шорох со стороны нашей территории. Она видимо действительно была очень умной, раз могла различать от шума гавкающего, впрочем, как и она радио, любой другой вражеский шорох, вплоть до скрипа цепи колодца, при набирании мною воды.
Что-то страшное срабатывало в этот момент внутри этого коварного животного, и оно с яростью бросалось на штакетник, который снизу предусмотрительно везде был закрыт сеткой соседями, в целях не допустить проникновения на нашу территорию данного зверя.
И дело совсем не в том, что он мог проичинить нам вред. Нет, совсем не в этом. Скорее просто наши соседи боялись, что слыша лай мы просто не заметим его источник из-за его малого размера, и случайно раздавим их "члена семьи".
Валера привез на дачу радио, для борьбы с соседями. Оно было старое, маленькое, но почему-то очень мощное, и легко заглушало соседскую о, напыщенно ощетинившуюся на весь окружающий мир своими разноразмерными динамиками, заполнившими впритык все пространство двух пристяжных колонок.
И ведь виной всему было всего лишь неожиданное появление, год назад, на наших не многочисленных дачах, электричества.
Оно пришло неожиданно. Когда его ждали, и предпринимали все возможное для его скорейшего появления, оно пряталось, и цеплялось своими сильными руками за все, что только можно, много, много лет. И как только, все участники нашего дачного товарищества, разочаровались в его приобретении окончательно, оно просто пришло само.
Я думаю, что ему очень не понравился тот факт, что от него все отвернулись, и просто перестали его хотеть. И я даже думаю, что оно не даром женского рода.
Именно по этому, вернувшись к нам самостоятельно, оно решило отомстить всем. Да-да, именно отомстить, и отомстить коварно, с дьявольским сарказмом. Оно схватилось за людей, вычислив в них все отрицательные стороны. Оно проникло в те места, где раньше у них хранились души, а теперь играла музыка. Но, отнюдь не божественного происхождения. И вступив в сговор с радио, решило мстить всем, причем с самого утра и до самого вечера.
Мы с сыном даже, гуляя вечером вдоль участков, испугались, увидев в одном из свежеотстроенных после появления электричества домов, огромную жидкокристаллическую панель телевизора. Она была размером, я думаю, метр восемьдесят, на метр двадцать наверно, и вся светилась сатанинской рекламой, извергая все цвета радуги, делая при этом из жизни  один, сплошной праздник.

Валера вынес радио на улицу с веранды и поймал "Дорожное радио", настроившись на ту же волну, и подняв звуковую шкалу до того же уровня.
- Зачем это ты делаешь? - Спросил я.
- А пусть стерео эффект почувствуют. - Настаивал брат, при этом пытаясь изощренно уводить радиоволну в сторону, в попытке подхватить еле заметные помехи, плавно переходящие в более сильные, скрежещущие ушную раковину, местами создающие возможно даже и ультразвуковые колебания.
- Валер, не надо уподобляться. - Произнес я, и принялся поднимать со скрипом цепи, ведро из колодца, наполненное водой.
Тут же послышался хриплый, и приглушенный крик волкодава.
- Ой. - Произнес я нарочито громко, как только мог, почти криком. - Тут какая-то собака в колодце.
- Где? Какая? Господи, как она туда попала. - Донеслось испуганно с соседнего участка. - Жужа, Жуженька, ты где девочка моя? - В надежде на счастливый исход событий прокричала, потерявшая члена семьи соседка.
- Нет, вроде нет никого. - Испугался своей шутки я. И тут же добавил. - Просто какой-то стереоэффект в ушах, и мне показалось, что лают из колодца.

 Конечно, радио стало играть по тише, причем практически сразу. Но теперь у нас за забором находились не соседи. Там были наши враги.

Как и каждый раз, мы вернулись в Москву утром, в воскресенье.
Как и каждый раз, я сдал мочу на анализ наряду ДПС, на проверку содержания алкоголя в крови. Но, будучи хитрым, и опытным, я пил не в субботу днем, а в пятницу ночью, или в субботу на рассвете, по приезде на дачу, по этому алкоголь улетучился. Да и выпито было-то не так уж и много, надо сказать.
Так вот, подъезжая к моему дому, я сказал:
- Валер, а на карточке-то у меня триста рублей еще есть.
- Ну, и что Володь.
- Как, что Валер? У тебя нет сигарет, и нет денег. Да и можно теперь выпить бутылочку, ведь ехать больше никуда не надо. Да и карточку мы же с тобой активировали в интернете, и завели мой личный кабинет.
- Ну, если ты так хочешь. - Без энтузиазма произнес Валера.

                * * *

Зайдя в магазин, если честно, я больше всего боялся встретить в нем до боли знакомые лица. Но, все обошлось. Мы быстро взяли водку "Медведь", за двести пять рублей, и подошли к кассе, причем к той же самой. И опять по той же схеме, выбрав самую "проблемную", по принципу, "на везение". Так как в других кассах из-за раннего часа никого не было, а за этой кассой видимо могла зародиться очередь из-за того, что там какой-то, видимо таджик, расплачивался за продукты мелочью. И кассирша пыталась помочь как-то ему, отбирая в первую очередь самые мелкие монетки, чтобы у него остались по крупнее.
- Володь, ну ты умеешь выбирать кассу, я тебе скажу. - Выпалил Валера.
- Тс-с-с. Не нагнетай. - Выстрелил я. - Не известно, что еще будет с нами.
Мужественно, и совсем не интеллигентно, заполняя пустоту ожидания бурными воспоминаниями соседского "волкодава", мы провели время ожидания конца расчета с покупателем, и когда настала наша очередь, я произнес целый монолог:
- Здравствуйте. Это опять мы. Нам пакет, и еще нам удалось активировать вашу карточку. Можно ли нам купить по ней продукты, и нужна ли длоя этого карта сбербанка?
- Добрый день. - Ласково и приветливо ответила кассир, добавив. - Можете. Карта сбербанка не нужна.
- Тогда вот. - Сказал я и пододвинул водку по ближе к кассирше.
- А водку нельзя. - Весело сказала она.
- Как нельзя? - Удивленно спросил я.
- По этой карте алкоголь нельзя. - Добавила кассир.
- Тогда дайте нам три пачки сигарет "Ява". - Тут же перестроился я.
- И сигарет нельзя. - Еще веселее сказала кассир.
- Почему? - Не справился с собой уже Валера.
- Потому, что сигареты тоже по этой карточке нельзя. - Совсем уже, не по ситуации весело, и даже с улыбкой на лице, добавила кассир.
- А что же тогда можно? - Спросил я.
- А все остальное. - Уже еле сдерживая смех, добавила кассир.
- Валера уведи меня отсюда. - Простонал я, аккуратно ломая карточку в руках, причем ровно по середине, и вставляя ее под рамку с рекламой этих карточек, висящую над кассой.
- Зачем же вы ее оставляете? Она вам еще пригодится. На ней же есть деньги. - Вдруг испугалась за нас кассир.
- Не верю я в эти биткоины. - Сказал я.
И мы молча ушли в осень. Теперь уже видимо окончательно, и бесповоротно наступившую, в этом виртуальном мире.


06.09.17.г.