Дорога до горизонта - 9
Эпизод 22. Проходит жизнь… в "помойное ведро"
Неопытный рулевой уснул за штурвалом баркаса и, врезавшись в берег, закричал спросонья: "Капитан! Приплыли! Море кончилось!"
В каждом произошедшем событии в жизни как будто заключён определённый смысл, вытекающий из прошлого и предсказывающий будущее. Надо уметь понять этот смысл, анализируя многообразие, как будто бы случайностей.
Опять случилось, что не было ни жилья, ни работы. В государственные структуры меня не тянуло. Режим, субординация и всякая там трудовая дисциплина – это не по мне, да и прописка в паспорте была не местная, московская. Кормился случайными заработками, как птичка божия, надеясь фатально на скорые, благоприятные повороты судьбы. Ночевал по разным дням у разных приятелей, стесняясь, извиняясь за причиняемые своей персоной неудобства, задабривая, когда бывали деньги, детей мороженым, взрослых – популярным тогда вином «Монастырская изба».
Как-то встретился с сыном и тот, оглядывая мою небритую внешность, предложил пожить у него в квартире, в его комнате. «Мать будет у себя в спальне, я – в зале, а ты – в моей отдельной комнате». Что ж, впрочем, квартиру со всем барахлом я им оставил благородно, могу же немного попользоваться собственным благородством. Заехал в давно отринутую, забытую атмосферу и многое поневоле вспоминалось, но не хотелось случайным взглядом, забытым запахом будить мучительные воспоминания. С бывшей супружницей демонстративно, отстранённо и даже брезгливо не обменивался даже репликами, смотрел мимо неё. Уезжал утром в свои скитания, приезжал как можно позже вечером и заваливался на диван, закрыв двери комнаты. И было так противно, противно.
Ворочаешься до утра в бессоннице, думаешь, думаешь… Что-то не умнею я с годами. Несёт меня и несёт куда-то. Перекати-поле на голой зимней степи. Хочется крикнуть, как когда-то одинокий лебедь на степном озере, надрывно, из перебитой моим выстрелом шеи… что-то короткое, предсмертное.
Должен же быть какой-то направляющий смысл в моих скитаниях. Мудрый Декарт, скептический философ семнадцатого века тоже задумывался об этом. Сидел в мрачном средневековом замке, концентрируя внимание на запылённой бутылке старого вина, и делал выводы умозрительным путём. Под старость лет над бутылкой старого вина, в чужой стране, давно забыв в своих скитаниях родимые края. Любил он одиночество – но много путешествовал, как будто из огня да в холод железо перемещал, готовя сталь.
Извлёк он истину в вине, что надо в жизни накувыркаться, намучиться, нахлебаться впечатлений, ощущений, ошибок, ран, болезней, потерь и приобретений – и лишь тогда имеешь право делать выводы о закономерностях в происходящих случайностях. Правда, формулировал Декарт свои мысли витиевато, напыщенно, в стиле своего времени.
И, между прочим, этому умозрительному выводу существует практическое подтверждение. Как применяемая до сих пор на месторождениях золота такая штука - ГЭП, гидро-элеваторный прибор, сам по себе полный аналог «проходушки» диких золотоискателей. По их жаргону «колода» или «корыто». В этом самом ГЭП золотосодержащая руда бьётся в водном потоке о стальные «порожки», дробясь и измельчаясь, оседая крупинками-шлихами золота на ячейках резиновых ковриках внизу. По средне-статистическим данным на сто килограмм перерабатываемой руды - сто граммов полезного выхода промышленного золота. Промышленного, грубого, с примесями, далёкого ещё до мирового стандарта «999-й» пробы. Нужен процесс амальгации-обогащения, в котором выжигается кислотой лишнее для стандарта «999».
Сын мой сказал мне угрюмо, глядя из-под мохнатых бровей, доставшихся ему от деда, сказал, что уже надо уходить из их квартиры: мол, мама нервничает. Я ушёл. Сын буркнул, посмотрев на меня критически, что-то вроде того: и чего я достиг в своей жизни. И не нашёлся даже, что ответить... А чего надо достигать в жизни? Генеральских погон, толстого кошелька? Простого самого, наверное - чтобы сволочью, гадом и вором тебя люди не считали...
Путём ряда случайностей приткнулся к одному предприятию, только что возникшему и занимавшемуся поставками сельхозпродукции широкого ассортимента. В их коллективе было на тот момент два акционера и два шофёра - телохранителя.
Помогал по случаю советами по разным бумажным делам в организационном периоде. Потом «два толстяка» - хозяева данного предприятия, позвали меня, так сказать, в штат сотрудников. Пообещали много, но в перспективе. Вскоре акционеры между собой поссорились из-за шкуры неубитого медведя и разделили свой бизнес, как при разделе совместно нажитого имущества. Поначалу помогал обоим, но они стали ревновать меня, как общую любовницу, и я остановил свой выбор на одном из них, на мой взгляд более душевном по человеческим качествам.
Около трёх месяцев, пока «раскручивалось дело», зарплаты не видел. Хозяин давал иногда деньги «на бензин» тем и обходился. Своим «шефом» я хозяина не считал, потому что «шеф», по моему мнению, должен больше разбираться в деле, чем его подчинённый - а для своего хозяина я был, скорее, по разнице в возрасте, пионервожатым.
Должность моя была неопределённого направления и универсальная по обязанностям, но, в основном, играть роль «штатного заложника». Бывал в заложниках и в банках, когда наступал срок возврата кредита и мои очередные заверения о соблюдении моим хозяином всех условий договора уже всерьёз не принимались. И на различных хлебокомбинатах, элеваторах, маслозаводах – пока им не поступали деньги за отгруженную продукцию. А так, ничего - работа не пыльная: отсидишь иногда несколько дней под присмотром местного охранника – и всё. Врать, только, много приходилось за чужие авантюры.
Хозяин фирмы арендовал огромный склад высотой в шесть этажей из сплошного бетона. Мне даже выделили кабинет с мебелью из пластмассовых ящиков для стеклотары. Кабинетик - площадью метров в пять. Еле уместилась моя раскладушка. Но зато высотой метров десять. В этом высотном бетонном бункере я прожил месяца два.
Торгово-посредническая возня, которую мой хозяин называл бизнесом, набирала стремительное ускорение. Бизнес этот странным образом существовал не по экономической формуле Карла Маркса: товар-деньги-товар. Наоборот: деньги-товар-деньги. Подобное экономическое уродство, по моему размышлению, долго существовать не могло. Но наше предприятие набирало обороты, хозяин даже увеличил резко штат, набрал бухгалтеров, кассиров, товароведов, экспедиторов. Однако ж зарплатные деньги, по- прежнему, выдавал стихийно, под настроение. Мужикам «на бензин», женщинам – «на колготки». Кажется, что «на колготки» выдавали больше, чем «на бензин».
Перспектива развития бизнеса определялась связями хозяина в интендантской службе министерства обороны. Заключались огромные контракты на бешеные суммы, с предоплатой. Загружалось вагонами, эшелонами продовольствие на военные склады по военным округам. К моим разнообразным функциям добавилась ещё миссия «миротворца». Случались ситуации, когда начальник военного склада бурно выражал претензии по качеству и количеству поставленного продовольствия. Меня отправляли туда в командировку с заданием вручить подарок и напоить «дОсмерти».
Когда, упившись на халяву, начальник склада падал с дивана в своём кабинете, миссию свою считал выполненной. Ещё вменялось мне в обязанности организовывать «клоунады» перед кредитными комитетами в банках, колдовать с ксероксами, оформляя заявки для конкурсных торгов, выступать в различных инвестиционных комиссиях, обосновывая необходимость вложения инвестиций в перспективное предприятие моего хозяина. В благодушном настроении хозяин обещал когда-нибудь, может быть, дать денег на квартиру.
В это время квартиры уже начали продаваться. Хозяин заботился о моей жилищной проблеме, особенно после моих воспоминаний о перспективных, богатых возможностях в Москве. Там у меня и дочки генералов, и внучки государственных лауреатов не теряют, мол, надежду. И он предпринимал свои маневры, чтобы удержать меня от «прыжка в сторону», но экономным образом. Подгонял мне состоятельных невест из торгашеского сословия и выражал своё мнение, что в моём возрасте быть холостым – подозрительно. Возможно. Но в тех случаях, когда очередная съёмная квартира меня устраивала, то и холостяцкая жизнь была приятна. Старость стремится к одиночеству. А в семейной суете не будет хватать третьего, необходимого для человека элемента – немного философии.
Со всё учащающимися периодами хозяин кейсами отвозил в столицу «рубли-доллари» . Разумеется – нужна «предоплата», чтобы предоплату включили в контракт и наценки на товар – не на уровне минимума рентабельности. В эти поездки частенько призывал меня. Поскольку доверял, поскольку со мной веселее и не нужна мне гостиница в Москве.
Не было у меня чёрной зависти, что хозяин меняет «крайслер» на «600-й», строит особняки под черепичными крышами. Шальные деньги, в конечном итоге, добра не приносят – закон гармонии. И прав был Петр Первый, расстреливая интендантов через год их службы. Опасная работа у этих толстоморденьких ребят. На себе лично греха не чувствовал. Это чужие авантюры – а моё дело исполнять свою работу: обязаны же адвокаты защищать даже кровавых маньяков.
С этими мыслями надумал я заняться адвокатской, так сказать, деятельностью. Это, вроде, и не госслужба в отвратном для меня чиновничьем подчинении, и не воровская коммерция с перспективой - на один день вперёд в ближайшем будущем. Начальства нет, сам по себе: отстёгивай только с гонораров налоги и взносы на содержание адвокатской бюрократии.
Требовалось сдать квалификационные экзамены – сдал. Надо было по обычаю накрыть «поляну» членам адвокатского президиума – накрыл. Внедрился в синекуру когда-то «жидо-масонской мафии», посчитавшей себя недавно «зародышем демократии».
В то время уже ни от «мафии», ни от «зародыша» почти совсем ничего не осталось. Адвокатские структуры напоминали гнездовья грифов-стервятников, сидевших, нахохлившись, на ветвях деревьев, высматривая в обозримой дали, трепыхавшиеся в предсмертных конвульсиях тела потенциальных жертв, тьфу ты, клиента.
Со временем, разобравшись в адвокатской классификации, делил их на удавов и лягушек. Удавы, заглотив поросёнка или зайца, долго потом в тиши переваривали добычу. А лягушки - постоянно квакали и прыгали за комариками.
Сам занимался в основном направлением хозяйственного права, вёл сквалыжные дела бизнесменов легкой и средней весовой категорий. Обожал данный контингент судебные процессы, насмотревшись голливудских фильмов. Судебные процессы напоминали им, наверное, собачьи бои, где вместо бультерьеров на арену выпускаются адвокаты. По менталитету своему истцы и ответчики , одинаково, в силу закона и честность судей не верили. Надеялись больше на мухлёж доказательств, подкуп судей, запугиванье противоположной процессуальной стороны.
Как-то после суда увидел на своей машине взрезанными все четыре колеса: в духе времени и правового воспитания. А судьи, в большинстве большинства, подкупаясь, взвешивали на весах Фемиды суммы взяток от истца-ответчика и при уравновешивании чашек весов – решали по справедливости.
Иногда, обращая внимание на суммы гонораров, получаемых моими коллегами, мне мои запрашиваемые по соглашению суммы, казались копейками. Но не позволяла элементарная логика брать оглушительные «бабки» за простой для меня алгоритм решения правового казуса, где главное бремя - просто отираться по коридорам правоохранительных учреждений, сочинять формальные жалобёхи и протесты. Возможно, что для моих коллег с купленными папой дипломами, подобные проблемки казались охренительно сложными – тогда понятно, коэффициент накручивали за умственный перенапряг. Называя клиенту сумму своего гонорара, они покровительственно похлопывали его плечу и советовали, если сумма кажется ему чрезмерной, обратиться к адвокату меньшей профессиональной квалификации.
В образном восприятии адвокатское «сообщество» напоминало дружный коллектив скорпионов в одной кастрюле. По принципу: первый враг адвоката – другой адвокат, и под лозунгом французских проституток: не суетись под клиентом. Порою на вечерних посиделках за рюмкой чая, где разговор лишь о работе, любил данный контингент подсчитывать, загибая пальцы, количество своих добытых «оправдательных» приговоров. Сразу приходили на ум слова «нетленки» : «служил Гаврила адвокатом// Гаврила ушлый парень был// И прокуроров, как лопатой// в процессах он словами бил».
Обслуживание интендантской фирмы не бросал, по возможности появлялся. Но исключительно для консультаций правового характера. Твёрдо заявил хозяину, что ходить в заложниках и выступать на «подмостках» различных учреждений с жалобными песнями: "дайте хоть сколько-нибудь под любой процент" – это мне не по возрасту и, вообще, не адвокатское дело. Предчувствием предчувствовал, что «тёплый зелёный душ» для этой фирмы скоро закончится и настигнет её участь Золотой Орды. Моя голубая мечта в образе малюсенькой квартирки превращается в бледную тучку на горизонте.
Но, видимо, имелась всё-таки у меня эта самая интуиция, что застолбил себе адвокатскую должностюху. Из всех трех «необходимостей» для человека позаботился хотя бы о куске хлеба. Но своя собственная жизнь так и шла – не так и не туда – а в это самое место, названное знаменитым Фредериком Соломоном Перлзом, психологом и психотерапевтом, «помойным ведром сознания». Всё напрасное, ошибочное в жизни – и уходит в это «ведро». Противоречит в этом знаменитый создатель метода «гештальттерапии» Фредерик-Соломон Рено Декарту. Ничего зазря в жизни не проходит – всё прожитое когда-нибудь пригодится. Но понимаешь это, когда в глаза смерти посмотришь. Вот тогда и происходит мгновенный процесс амальгации.
Сам хозяин на фирме в своём кабинете появлялся всё реже и реже. Вояжировал в Москву, к нужным людям, отвозя «откаты» и «прикормку», которые получались уже не из прибылей. А из цепочки кредитов и перекредитовок. Чем больше обороты – тем глубже финансовая яма. На кредитной наркоманской игле долго не живут.
Зарплату коллективу уже несколько месяцев не выдавали. Дуры-девки из бухгалтерии заказали молебен. Приехал поп с кадилом, освятил все кабинеты и, для надёжности за дополнительную плату, подсобные помещения. Сказал я этим дурам, что по национальной принадлежности начальства следовало бы пригласить муллу и принести в жертву чёрного барана.
Страшно делалось коллективу в ожидании тех времён, когда не можно будет подворовывать азартно и, одновременно, клянчить на бедность, пуская слезу. Хозяин в ту пору выдавал деньги только тем, кто, подловив его в коридоре, между приездом и отъездом, пускал носом пузыри. Кто денег не клянчил, значит, тому деньги не нужны.
Самому хватало от адвокатских доходов на свои скромные потребности. Когда нет своей квартиры, семьи – деньги особо тратить некуда. Приезжал на фирму, отирался по кабинетам, пугая мрачными пророчествами коллектив. Чувствовал возрастающую озлобленность к себе, потому что я «в свободном полёте», что деньги у хозяина не выклянчиваю и что мне таинственно известно об истинном положении дел.
Мне к тому же было известно - кое-что, у кого «рыльце в пушку» по никем не контролируемым кассовым операциям. И кое-кто об этой моей информированности догадывался. Но мне, как и Достоевскому насчет «заговора бомбистов», было противоестественно «настучать» хозяину о воровстве из его кармана.
Порою вечером, в неохоте возвращаться в четыре стены своего холостяцкого жилья на очередной съёмной жилплощади, засиживался с бухгалтершами в фирме. Выпивали чрезвычайно популярное тогда «Киндзмалаури» и «Хвачкару», закусывали шоколадкой, сплетничали и хихикали.
Рая – главбушка и Галка – кассирша, были женщинами, хоть и замужними, но эмансипированными, остроумными и ехидными. И всё пытались выведать у меня какую-то «военную тайну». Они в извечном женском хобби тоже подбирали мне невесту, злясь, что холостые мужики гуляют на свободе. Я, подвыпив, грустно цитировал стихи Гейне, что юность кончилась, проходит дерзкой зрелости пора, и рука смелее бродит вдоль прелестного бедра… А иногда, в весёлом настроении, влёт сочинял им эпиграммы. В основном про Расиха Салиховича, заместителя хозяина, бывшего главного агронома какого-то агропрома, который имел рефлекс обильного слюновыделения при виде пышной симпотяжки. Рифмы подбирались сразу: агроспец – жеребец, рефлекс – кекс. Бухгалтерия хохотала. «Давай ещё». Любил самарский народ посмеяться над ближним своим.
======= "" =====