Мне очень жаль, что мои сообщения читает другой, совершенно мне незнакомый человек. Мой Алексей был другим. Он был способен на риск и интригу.
Ему было в кайф сметать со своего рабочего стола документы, пепельницы с окурками, чтобы любить меня прямо на столе или (чего уж там!) - прямо на полу на своем черном кашемировом пальто и т.п.
Мой Алексей умел быть со мной беззаботным и слабым, как ребенок – смеяться до слез, звонить мне в 12 ночи, становиться передо мной на колени или просто молчать. Он умел держать удар. О Боже! Он, как никто и никогда, умел держать удары! Это было так по-офицерски, так по-суворовски! Он выдерживал всё: провокации, ревность, колкости, игру в «нелюбовь» – с мраморным спокойствием и улыбкой. Словно его это не касалось. Но я-то знала, что и у него тоже иногда болела душа. Я познала эту душу глубже, чем кто бы то ни было, с кем он прожил всю жизнь. Его душа была ранима, сентиментальна, нежна, трепетна и …духовна.
Мой Алексей всегда мне всё прощал. Абсолютно всё. Ибо он любил меня. Хотя бы одно мгновенье, но любил. И плевать, что это была смешанная любовь: отеческая, дружеская, страстная и недолгая. Я любила его за то, что он такой... настоящий. Я помню, как сильно я его в последний раз обняла. Как будто знала, что больше не придется.
Кто же ты, мужчина, читающий это послание-исповедь? Жестокий двойник, который порабощен страхом? Кого ты боишься? Меня? Себя? Или Бога? Если Бога, то знай: он слышит все мои молитвы о тебе, он знает мою боль. Если бы он мог, то сказал бы тебе: «Оглянись! Кто любил тебя всю жизнь? Кто любит тебя сейчас настолько сильно, как и раньше? Она! Так почему же ты калечишь её – ту, которая любит, –своим могильным молчаньем? Хотя бы поговори». Верни мне Алексея, который не боялся моего голоса, моих глаз и встреч со мной!