Без родины 2 - Глава 4

               
                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

    Валентину Николаевну  я нахожу   на рабочем месте. Она  пытается понять, почему не работает новенький, только что вынутый из коробки,  компьютер. Известие о  молебне  не вызывает у нее  энтузиазма.

– Ты хоть представляешь,  сколько надо проделать работы, чтобы это мероприятие прошло на должном уровне? – спрашивает она  грустным голосом.

– Да чего тут сложного? –   пожимаю я плечами, – ну, приедут  священнослужители из епархии, помолятся возле храма. Семинаристы споют хором,  владыка благословит  пару  случайных старушек,  и  все!

– Ага, размечтался! Бывают же дураки,  вроде тебя, – произносит она устало, – я тут  живу всю жизнь, но не помню ни одного случая посещения деревенской церкви в нашем районе  владыкой из Калуги! Я не знаю, кто пожалует на молебен по церковной линии, однако   районное начальство будет, это раз,  городское телевидение пришлет корреспондентов, это два,  и приедут главы администраций  близлежащих поселений, чтобы на нас посмотреть, и себя показать,  три.  И это не считая того, что милиция будет  охранять, а скорая помощь  дежурить. И что  я  покажу? Из-за чего столько шуму?  Из-за  развалин,  и, как ты выразился, двух старушек?

– Что же теперь делать? – я неожиданно понимаю, что  то ли я втянул владыку в «историю», то ли он меня.

– Я возьму на себя организацию сельского  праздника, а ты  поезжай сейчас к  отцу Лаврентию. Пусть он тебе объяснит, как нужно готовиться,  по церковному уставу, к  таким мероприятиям! – говорит Валентина Николаевна.

– Хорошо, – тяжко вздохнув, соглашаюсь я.  Глядя на расстроенное лицо Валентины Николаевны, у  меня возникает желание   изменить ее,  не очень лестное,  мнение обо мне. Я   предлагаю ей:

– Хочешь, я тебе компьютер  настрою? Сможешь на нем  работать!

– У нас  денег нет, появятся, я тебя позову! – отмахивается она.

– Да я бесплатно.

– Ты на глазах становишься лучше и  лучше! – удивляется Валентина Николаевна.

    Отец Лаврентий  ведет вечернюю службу   в  единственно пригодной для богослужения церкви района. Она находится  на окраине городка. Ранее я с благочинным не встречался, но слышал, что он человек своеобразный. Я захожу в храм и вижу кадящего  священника лет пятидесяти с длинной  седой бородой. Народу в храме чуть, из мужчин  только я.

    О. Лаврентий заканчивает кадить,   службу  продолжает другой священник, невысокий,  лет тридцати. Голос у него красивый, но интонации вызывают сомнения  в трезвости. А благочинный  выходит из алтаря и направляется ко мне. Тут я понимаю, что  нахожусь  у аналоя, установленного   для  совершения таинства исповеди. О. Леонид  произносит  резким голосом:

– Встаньте на колени, молодой человек! Если  вы пришли просить прощения  у Бога,  покажите  свое раскаяние!

    Говорить, что я не готовился к исповеди, мне кажется  неудобным.  Потоптавшись, я неловко  становлюсь  на колени. О. Лаврентий недовольно хмурится,  и, постукивая пальцем  по кресту на аналое, говорит:

– Да не передо мной надо становится на колени, а перед ним! Измените положение!

  Чувствуя спиной любопытные  взгляды  небольшой очереди, я, покраснев, выполняю указание. О. Лаврентий, довольный  моим смирением, спрашивает:

– В чем желаете покаяться?

– Я был на приеме у владыки, о. Георгия. После нашего разговора  он захотел приехать в Настино. Отслужить молебен  на восстановление сельского храма, находящегося в плачевном состоянии.

      Однако  мои слова   не вызывают у  о. Лаврентия эмоций. Он не показывает, что понял их, и таким же, как и раньше,  колючим голосом спрашивает:

– Вы будете исповедоваться?

– Нет, – говорю  я.

– Тогда отойдите, не мешайте! Подойдете после! –  произносит  о. Лаврентий и делает   жест рукой. Ставши пунцовым, я поднимаюсь с колен.

    По окончании службы о. Лаврентий приглашает  пройти к нему домой.  Его   недостроенный  двухэтажный дом находится сразу за храмом. Я голоден, и у меня  мелькает слабая надежда, что, возможно, я попаду на ужин,  или хотя бы на чай с печеньем. Но надежда оказывается напрасной: когда мы поднимаемся по скрипучей, явно временной лестнице, на второй этаж, то попадаем в комнату,  в центре которой  за  круглым столом, обложившись канцелярскими папками,  сидят две женщины лет шестидесяти.  Похоже, меня пригласили на обычное совещание. Так оно и есть: одна из женщин –  староста городского храма по имени Ольга, а другая –  Вера, районный архитектор. 

    Отец Лаврентий меня представляет,  усаживает, и  сразу переходит  к делу, ради которого собрались. Речь идет о реставрационных работах  в храме, находящемся  в 10–километрах от  Настино. Я хорошо знаю этот храм, он расположен между населенными пунктами, и, несмотря на прекрасную сохранность, приход там вряд ли удастся создать. Однако это не мое дело.  Я   от скуки, вызванной обилием строительных подробностей,  рассматриваю фотографии на стенах. На них о. Лаврентий  запечатлен с женой и детьми, коих я насчитываю пять человек.
 
– А где его семья? – спрашиваю я тихо у старосты, когда о. Лаврентий отлучается на  минуту.

– В Московской квартире, завтра приедут. Жена у него известный профессор, в будние дни занимается научной работой и преподает! – говорит она мне.

     «Ага!» – думаю я, – « наверное, едой не пахнет по причине отсутствия жены!»

    Наконец совещание заканчивается. О. Лаврентий просит меня  рассказать о себе  и о том, зачем я приехал.  Выслушав,  благочинный спрашивает:

– А для чего нужен  храм в Настино? Из этого  села  исповедаться  и причащаться приезжают редко,  в основном на праздники. Человек  тридцать – сорок. Кто в тот храм ходить будет?  Кто будет следить за его состоянием? И, в конечном итоге, кто  в нем служить будет?

– Настино быстро растет, вдоль Оки строятся новые базы отдыха, дачные поселки. Появляются  обеспеченные люди. Они  содержат прислугу,  рабочих. Социальный состав населения меняется. Так что перспектива у  прихода  в селе, имеется. Я там работаю не первый год, наблюдаю все своими глазами. Конечно, строить  новый храм  не стоило бы, но он  есть, и, на мой взгляд, утерять его  будет неправильно. История   нам  этого  не простит!–  меня несет,  и я заканчиваю речь пафосно. Староста Ольга, глядя на меня, звонко смеется. Архитектор Вера  молчит, но мне кажется, что она поддерживает меня.

    Поблескивая  стеклами большущих очков, о. Лаврентий говорит  еще суще, чем до этого:

– Это приятно, что вы радеете о церкви. Но вы напоминаете мне одну женщину, которая так же, как и вы,  произносила пламенные речи. Подняла общественность, меня, благочинного, лишила сна и отдыха. Но как только  получила награду от митрополита за активную гражданскую позицию,  уехала,  оставив нам свои личные долги,  сделанные под благовидным предлогом. Не знаю, что где она  сейчас с медалью,  но с той поры душевный покой ко мне, так и не вернулся. Так что, не надо  пытаться выглядеть святее папы Римского! Вместо того чтобы болтать,  делайте конкретные дела!

– Какие именно? – сердясь, что мои   намерения  подвергают сомнению,  спрашиваю я.

– Найдите возможность прибрать храм внутри. Потом осмотрите, насколько он  зарос.  Постарайтесь очистить от деревьев, откройте  его  взглядам  вашего, «нового сельского социума». Чтобы не только вы, но и они храм увидели. Тогда, возможно, объявятся люди, которые захотят стать благодетелями, или помогать посильным трудом. Что касается приезда владыки, то подготовку этого события я возьму на себя, к тому же он уже звонил, мы в курсе.

    Когда после окончания  совещания я собираюсь уезжать,  женщины просят меня  подвезти их. Говорят, что недалеко.

– Ну, если недалеко! – без желания соглашаюсь я.

  О. Лаврентий, видимо проверяя меня, просит заодно, вместе с Ольгой, завести  на склад свечи  и иконы, которые  он привез из Софрино.

– Так что же  вы  в храме   не выгрузили?–  спрашиваю я, таская коробки из его «Нивы»  в свою ГАЗель.

– Значительную часть выгрузили, – отвечает священник,– но привез слишком много,  в храме больше класть некуда!

    Ольгу,  и правда,  везти недалеко, дольше таскали. Она открывает  длинный деревянный дом, и я вижу  стеллажи, размещенные  в огромной  неуютной комнате.

– Куда вас теперь? – интересуюсь я, закончив ставить коробки на полки.

–  Никуда. Я здесь живу, – Ольга показывает  на пустой дверной проем, через который можно пройти в другую комнату. В которой, как я вижу издалека, вся обстановка состоит из старых сундуков и железной кровати с  кружевными накрахмаленными покрывалами.

– Вы что, на складе  живете? – поражаюсь я.

– Склад здесь временно, его перенесут. А я останусь. – Говорит  Ольга  и улыбается краешками губ.

– Отец Лаврентий строит себе  двухэтажный дом, а вы в закутке без окон и дверей ютитесь? – возмущаюсь я.

– Не совсем так, – она протестующе машет руками, – отец Лаврентий здесь  пять лет. Он заочно закончил семинарию,  продал принадлежащий ему бизнес,  и за свои деньги восстановил храм, в котором   служит.  А тот  дом,   его матушки. Она местная,   получила  его в наследство. Я же  в городке  случайно. Слава Богу, о. Лаврентий не дал пропасть, а то бы  жила  на улице...

Заметив по женщине, что  разговор ей крайне неприятен, я перестаю  расспрашивать.

    Выбравшись на улицу,  я  везу домой  Веру,  которая живет, по меркам городка,  далече. Она кажется мне женщиной веселой и общительной.  Наверное, первый человек, который во всей этой истории с храмом  пытается меня поддержать и дать какие-то, может быть, и не особенно   нужные, но  психологически  важные советы.

    Мне становиться легче от ее участия. Перед тем, как выйти из машины, она, расчувствовавшись,   предлагает  бескорыстно сделать  чертежи для восстановления купола и колокольни.

–  Да я, собственно, так  глубоко не собираюсь во все это  погружаться! Думаю, с меня хватит     возни с приездом владыки! – откровенно  признаюсь я.

– У вас глаза человека,  предназначенного совсем для другой жизни, чем та, которую, по вашему рассказу, вы ведете! Я, думаю, что эта история продолжится  и после отъезда о. Георгия! – говорит  Вера,  и озорно  улыбнувшись мне  на прощанье, бежит в свой дом, спасаясь от крупных капель набежавшей  грозы.

  Я возвращаюсь  в общежитие  поздно. В холодильнике  буханка  черствого хлеба и замороженная курица. Чтобы ее приготовить, нужно идти в конец коридора, на общую кухню. Я так устал, что у меня нет на это сил. Я беру хлеб, заползаю под одеяло, и, откусив  от  него немного, так и засыпаю, с буханкой в обнимку..