На встречу с молодостью. За экватором

Энрике Ду Амарал
Путь к молодости, также как, и к счастью долог и труден. Сначала полтора часа до Домодедова на метро и электричке, потом 5 с половиной до Дубая, там 4 часа ожидания, еще 8 часов в самолете и вот, наконец, мы в Луанде. Столице Анголы.   Кстати, в медицинской страховке, которую нам выдали на работе, было написано кое-что и про Эболу.  Если перевести с бюрократического языка на русский - все очень просто - «Заболеете Эболой, мы не виноваты. Лечите себя сами.» Ну что делать?  Постараемся не заболеть.   
     В Африке всегда нужно соблюдать 2 обязательных правила: «Никуда   не тропиться, и ничему не удивляться.»   Только мы встали в очередь на паспортный контроль, как нас окликнула молодая красивая русская девушка: - Из Москвы, телевидение! Идите сюда, в ВИП зал.
    Вот это новость! Со мной никогда такого прежде не случалось.  Нас встречали дипломаты из российского посольства, как каких-то важных персон.   Пока мы сидели в ВИП зале, за нас все сделали.   Прошли всевозможные контроли, и принесли багаж, за исключением штатива, который потерялся где-то в Дубае.   Нас это не удивило – штатив такая вещь, что часто теряется, но его обычно находят очень быстро.   В последний раз штатив теряли в Штутгарте. Там нашли на следующий день и здесь тоже обещали его найти.  Хотя, если вы знакомы с ангольской аккуратностью, то... не стоит быть столь уверенным. В общем, нужно надеяться на лучшее.   Дальше я удивился еще сильней.  С ангольской стороны нас встречал целый кортеж мотоциклистов, грузовая машина военной полиции, полная автоматчиков. Для каждого из нас приготовили отдельный джип «Тойота» с шофером.  И повезли нас в гостиницу, которую мы заказали и оплатили заранее. 250 долларов в сутки.               

        В 1836 году португальская королева запретила работорговлю, экспорт людей прекратился, но относится к ним лучше не стали. Даже в 20 веке, местное население не имело никаких прав, не имело медицинского обслуживания, не имело возможности учиться.   В Луанде существовали районы, куда неграм заходить запрещалось.  Только рано утром, чтобы убрать мусор и помыть тротуар. Говорят, что город выглядел невероятно красивым и чистым.  По крайней мере, в тех местах, где селились белые.   


Зачем мы здесь.

    Мы едем в Анголу, чтобы снять документальный фильм о войне, в который скрыто, но весьма серьезно участвовал Советский Союз, и об этом до сих пор мало кто знает. Нас всего пять человек: дядя Леша (так называет его моя добрая жена) - автор фильма, Александр – оператор, я – продюсер, «полковник» (назовем его так для краткости) – участник боевых действий в Анголе и «переводчик опытный» (назовем так его для простоты) – тоже работал здесь долгое время.  Двое последних - руководители «Российского союза ветеранов Анголы» (есть такая организация в Москве).  Идея нашего фильма   в том, что двое наших героев ходят по местам былых боев, и вспоминают, «свое героическое прошлое». Дядя Леша тоже ветеран. Он работал переводчиком у «полковника», и мы планируем отправится на юг страны, где они вместе служили, где вместе сидели в окопах, и где проходили самые ожесточенные бои той войны. Все это, несомненно, придаст нашему фильму «эффект присутствия». Потом в Москве мы монтируем их воспоминания с архивными съемками. Уже в России найдем еще людей, совершивших в Анголе настоящие подвиги.  К слову сказать, я, хотя подвигов не совершал, тоже работал переводчиком в Анголе 25 лет назад.  Впрочем, об этом уже упоминала моя добрая жена.  Должно получиться интересно. Ведь, это малоизвестная война, и к тому же полная невероятной экзотики. Здесь же все другое. И земля, и небо, и солнце, и звезды, и восходы, и закаты. И люди здесь другие -  черные, и   хотят они вниз головами, и весна у них наступает в сентябре. А самый холодный месяц – июль.   А на новый год – жара несусветная. И хочется крикнуть: «О нет, я не Негорро, я капитан Себастьян Перейра, торговец черным деревом!  О нет!   Это не Америка, это Африка, Африка!»
    Через войну в Анголе прошли несколько тысяч советских военных. Точное их число вряд ли знают даже в Министерстве обороны. Они приезжали в Африку под видом гражданских специалистов, одетые в одинаковые серые костюмы, выданные в хозяйственном управлении Министерства обороны СССР.   В Луанде они получали местную пятнистую военную форму ФАПЛА (Народные Вооруженные силы Анголы) и   начинали службу.  Кто-то попадал на фронт, в джунгли или савану, в болота, источающие малярию, на минные поля, под пули и бомбы юаровской авиации.  Кому-то везло, и он оставался в относительно спокойной столице служить советником какого-нибудь ангольского начальника.   Но чаще всего здесь происходила ротация. Офицера сначала могли послать на фронт, через полгода перевести в более спокойное место, и потом, уже под конец командировки направить в Луанду, где нет мин и обстрелов.  Советские офицеры находились в Африке так сказать «негласно», они не носили знаков отличия, только они сами знали, кто генерал, а кто лейтенант. Они не должны были участвовать в «боевых действиях».  Их служба ограничивалась обучением ангольских военных, разработкой боевых операций, ремонтом техники. Но это все в теории. На практике, они жили в землянках, спали «в обнимку с Калашниковым», и в любой момент мог начаться обстрел или наступление юаровских войск. Они вместе с ангольцами «ходили» на боевые операции.   Какие тут инструкции!  Тем более, в плен сдаваться нельзя. Нас ведь здесь нет!  И никто выручать не станет. 
     Для такой службы необходимы военные переводчики. Их готовил Военный институт иностранных языков, а также институт имени Мориса Тореза, Ленинградский университет. Португальский язык учили именно для того, чтобы поехать в Африку, чаще всего на войну. Переводчиков вечно не хватало.  В начале войны туда даже посылали переводчиков   с испанским, и им приходилось переучиваться уже на месте.  Студент военного института, изначально офицер, знал на что идет, и с 1 курса готовился поехать в Анголу. Это его профессия. Мы же, студенты Мориса Тореза, на 1 курсе вообще слабо себе представляли, где еще кроме Португалии говорят на этом языке, и что там твориться в Африке. На 3 курсе некоторым из нас предлагали годичную «языковую практику» в «одной из тропических стран».  После института предлагали уже командировку на 2 года, в звании лейтенанта. Студенты, уже побывавшие на «языковой практике» хорошо знали, что это такое, и естественно «в красках» рассказывали о ней сокурсникам.  К 5 курсу желание поехать работать в Африку у кого-то уменьшалось, а у кого-то пропадало совсем.   Командировка конечно дело добровольное, но, если вдруг случалась острая нехватка переводчиков, существовал простой способ вынудить выпускника согласиться.  Если он до института не служил в армии, ему объясняли: «Либо вы едете в Анголу, либо служите здесь на родине в Марах, это где-то Туркмении.  Вы ведь военнообязанный.  Там в закрытом гарнизоне   обучаются офицеры из африканских стран, и вам придется учить их стрелять.  Жара 50 градусов (гораздо сильнее, чем в Африке), ни одного гражданского человека, зарплата – 300 рублей. Помните, там офицер спивается за 1 месяц. А в Анголе платят валюту, много валюты. И пить вы будете хорошее виски, а не какой-нибудь «гнилой шмурдяк».   В такой ситуации выпускник выбирал Африку. Причина проста. Деньги. Сейчас трудно подсчитать   разницу в зарплате. Я как-то пытался сравнить свою африканскую зарплату с советской, получилась, что, если учесть курс доллара на черном рынке, В Анголе мне платили в 40 раз больше.   То есть за месяц я получал столько, что здесь бы пришлось трудиться больше 3 лет!   Трудно отказаться от такого соблазна.   Мы все тогда делали вид, что любим Ленина, а на самом деле    любили Бенджамина Франклина, хотя и понятия не имели, как он выглядит.               
          Ангола из тех стран, где без одобрения начальства невозможно сделать ничего. Тем более, что-то «снять».    В прошлый раз, когда дядя Леша приехал снимать сюда документальный фильм (правда, на другую тему), его прямо в аэропорту арестовали вместе с оператором без объяснения причин.  Они отсидели в «обезъяннике» 2 суток, после чего их депортировали, поставив в паспортах печать – «Виза аннулирована навсегда».  Не помню, что формально им предъявили, но настоящая причина проста - «начальство не одобрило». (Ничего удивительного, Леша хотел снять кино, про пропавших в Анголе российских летчиках, а кому такая тема здесь может понравится?)     Сейчас одобрение мы получили, и как стало ясно -  оно шло с «самого что ни наесть верха». Благодаря «Союзу ветеранов». Все последовавшие события говорили именно об этом.
               
                -----------   

     При колонизаторах Ангола считалась настоящей африканской жемчужиной.  Как часто случалось в португальских колониальных владениях, Луанду построили по подобию Лиссабона. Красные черепичные крыши, комфортабельные гостиницы, уютные особняки, ухоженные улицы. Луанда стоит на океане, и здесь великолепные   пляжи.  А летний сезон начинается в сентябре, и вплоть до апреля - вода теплая.  Вдоль побережья в океан уходит так называемая «Луандская коса», длинная полоса земли, по которой проходит теперь автострада. На той стороне косы, что смотрит в океан, - прекрасный   песчаный пляж метров 200, наверное, а вода здесь чистая, единственно, чего стоит опасаться европейцу - африканского солнца.  Даже в облачную погоду белый человек сгорает мгновенно.               
         В Лубанго – другом красивейшем городе Анголы, и сейчас возвышается статуя Иисуса Христа, подобная тем, что стоят в Рио-де-Жанейро и Лиссабоне.  Спаситель распростер объятия над городом, как бы благословляя его. И правда, в высокогорном Лубанго, воздух прозрачен и свеж, как будто бы это не Африка, а Швейцария. Здесь нет изнуряющей жары, здесь даже растут яблоки, что для Африки невероятная редкость.  Мне рассказывали, что во время войны в Лубанго находился санаторий летчиков Люфтваффе.   Трудно сказать, правда ли это.  Уж очень далеко отсюда до Европы.  Но в любом случае, колонизаторы, знали, где строить, что строить и как строить. Они прокладывали   великолепные дороги, возводили комфортабельные дома, проводили воду и электричество, осушали болота, чтобы уничтожить малярийных комаров.  Сами же и пользовались этими радостями.  Но «Апартеида», строгого законодательного разделения рас, как в ЮАР, в Анголе не существовало.  Португальцы охотно женились на местных девушках (часто весьма красивых, нужно сказать), и у них рождались весьма симпатичные дети мулаты.