Мутант - организм, наследственно отличающийся от предков признаком или группой признаков, возникших в результате естественной или искусственной вызванной мутации. лат.Mutatio – изменение. (из интернета)
– Бабушка, как называется …этот? Клещ? Плещ?
– Какой? – недоуменно посмотрела бабушка на внучку.
– Ну этот? – кивнула старшая в сторону простирающегося поля.
Семья ехала на молебен к чудотворному образу. Каждый год икону вывозили из монастыря на крестный ход в близлежащие места.
Добрый человек, купивший дом в селе, восстановил на фундаменте разрушенного храма часовню, и по всей округе были развешаны бумажки, объявляющие о молебне. Проехав по многочисленным ямам своей дороги из деревни, они тряслись в машине, проезжая по незнакомой местности. Село находилось совсем не близко.
Бабушка смотрела сквозь тонированные стекла на тучи, свисавшие над пустыми полями, где порой проплывали бетонные стены с провалившейся крышей и дырявыми окнами. У заброшенных строений, вдоль дороги, всюду возвышалась масса огромных белых зонтиков с разлапистыми листьями и жирным стволом. Торжествующий вид этого растения приводил к размышлению о пределе человеческого существования.
– Какой клещ? – рассеянно переспросила бабушка, отвлекаясь от созерцания затемненного пейзажа.
– Ну ты же нам рассказывала! Вот этот! Клещ? Плещ?
Бабушка совсем растерялась и смотрела на внучку, пытаясь угадать, о чем это она?
– Да вот же он! – и ручкой махнула на гигантские цветы.
– А-а! – поняла, наконец бабушка, – это «борщевик»! Бор-ще-вик.
– Ну вот, – успокоилась внучка, и принялась о чем-то размышлять, сдвинув бровки. – Он же ядовитый, ты нам рассказывала.
– Да-да, ядовитый, – кивнула бабушка и опять погрузилась в просмотр брошенных полей. ЗАросли борщевика и куски бетона весьма подходили к фону фантастического зрелища. А может и «Мамай прошел», вспомнила бабушка древнюю пословицу, но вслух не сказала.
Вечерами бабушка выходила на променад. Дорога тянулась через деревню, потом за деревней еще с километр, и заканчивалась развилкой – пойдешь направо, то неведомо куда, если прямо, то до леса, а налево за горку, то на болото.
Прогулка совершалась только из-за собачки, которой, как думалось, было скучно сидеть на огороде. Время от времени собачка подкапывала грядки, чтобы на нее обратили внимание, или валялась под кустом смородины, прячась от дневного жара. С бабушкой увязывались внуки. Вся компания шла до самой развилины, откуда хорошо виден закат солнца, и по облакам определялась погода на следующий день.
Дети были городские, да и бабушка не в деревне родилась, поэтому шагали только по дороге, проросшей, опутывающей ноги, травой. Над ними возвышались зеленые дебри, и все букашки, паучки и прочая живность сидели прямо перед глазами, и бабушке приходилось напрягаться с ответом на вопрос «а это кто?», вспоминая про «солдатиков», «вонючек» и «просто паучков». «Одуванчик лекарственный» был узнаваем, также, как и «клевер луговой», но «лютик едкий» и «бодяк полевой» никак не хотели запоминаться. Во всем травяном множестве поражал только огромный размер отдельно стоящих растительных существ с гигантскими листьями и стволом с белыми цветочками на конце каждой спицы.
Устрашающий бабушкин окрик «нельзя трогать!» привел детей в онемение.
– Это борщевик, ядовитое растение! – и бабушка поведала жуткую семейную историю, которая стала преданием.
– Возвращались мы однажды с дедушкой из деревни в Москву. Солнце палило без единой тучки. И дедушка решил прикрыть себя, и увидел огромный лист этого самого растения, которое называется «борщевик», обрадовался, как раз то, что ему нужно. Бабушка умоляла его: «Брось! Брось, он ядовитый!». А дедушка даже слышать не хочет, уселся в машину, то так лист приложит, то по-другому… Домой приехали – а у него все руки красные, как ошпаренные. Бабушку не послушал, – заключила она свой поучительный рассказ.
– Не трогайте, не поймешь, то ли это цветок, то ли дерево. Ученый один был в безбожное время. Решил удивить и создать такое растение, чтобы всех насытить, коров заставляли кормить. Молоко горькое стало. Вот и сотворил опасный сорняк, мутант называется. Премию, наверное, ему дали.
– Бабушка, лучше расскажи нам про этот лес!
– Какой лес? – удивилась та, и вдруг увидела вокруг высокие березы, свешивающие свои ветки с шуршащей листвой.
«Действительно, лес. Как время быстро летит!» – изумилась она, качая головой.
– Да не было тут никакого леса!! Поле было! Как-то вышли мы с собакой утром на дорогу, а вон там, сейчас и не видно, в том месте две цапли с длинными ногами, шеи вытянуты, краси-и-вые! Я остановилась полюбоваться, а они собаку почуяли и медленно поднялись вверх. … А, может это журавли были.
Хозяйка дома, где мы сейчас живем, рассказывала, совхоз тут располагался, «Красноармеец» назывался, и поле это совхозное, что-то здесь сажали, сеяли. А вот с этой стороны, где борщевик, так тут огороды под картошку, по несколько десятин у каждой семьи. В деревне коров держали, у всех коровы да лошади. Дорога эта как футбольное поле по ширине была, когда шло стадо. До того времени, как царя убили, в день по двадцати пар венчалось. В каждой деревне свой святой праздник отмечали. Храм разрушенный видели? Как на трассу выезжать? Себе дома деревянные ставили, а храм каменный, чтобы красиво, чтобы далеко видно было, перекреститься да помолиться.
А на Троицын День вот на этой горке собирались всей деревней. Никто не знает, откуда здесь взялась эта горка, может курган какой древний. Вот мы идем по заросшей дороге, а дальше-то еще три деревни было, и святой источник, и хутора были. А в нашей деревне, в двухэтажном доме аптека размещалась, в школе монахини учили детей грамоте. У хозяйки дома папаша попал в плен к немцам в Первую мировую войну, у булочника в работниках находился, захотел вернуться домой, а ему хозяин говорит: «Не ходи, у вас там голод», а тот не поверил. «Нет, такого не может быть, – говорит, – чтобы в России хлеба не было! Вы тут просто хлеб едите, а у нас хлеб всегда с маслом!» – и уехал, в восемнадцатом году. Все дома большие в деревне, где-то такой дом стоял, что его при Советской власти вывезли в село на роддом… Сорок мужиков на Вторую мировую войну взяли из деревни, а вернулось три человека. В одном доме и отец, и трое сыновей погибли…
Машина продолжала трястись по разбитому, лежащему ломтями асфальту. От оконного стекла борщевик окрасился в ядовито-зеленый цвет, а серые облака нависли усиленно потемневшими тучами, угрожавшими дождем.
Но когда остановились и выбрались наружу, оказалось, что проглядывает солнце и голубеет небо, а в соснах прячутся сельские домишки. Красивой оказалась новая часовня из бревен и колокольня – устроитель постарался. Привезли чудотворную икону. Народу не много собралось, часовенку только и заполнили. Молебен пропели, помолились. А батюшка как будто мысли бабушкины читал.
– Сколько веков ходили крестные ходы по нашей земле! Чтобы приложиться к чудотворной иконе на две версты выстраивалась очередь, в семьях по пятнадцать детей росло. Отошли от Бога. Человек в гордости сказал – «Я сам все сделаю! Сам все себе создам! Из пыли могу себе все сделать!» Ошибаешься человек! Пыль тоже создал Бог!
На обратной дороге возвышающиеся борщевики все так же загораживали виднеющийся лес и заслоняли красоту полевой травы, и даже закрывались лучи солнца, едва сумевших пробиться сквозь тучи. «Кто же это был? – размышляла бабушка, – Две цапли или журавли? Как хоть журавли выглядят? В интернете надо посмотреть. Ох, опять этот интернет».
– Лошадки! – воскликнула младшая внучка, увидев откуда невесть взявшихся, пасущихся двух коров.
– Бабушка, смотри, а у меня «монстер хай» есть! – старшая ткнула ей пластмассовую куклу с фиолетовыми волосами на фиолетовой голове, – у нее штанишки с хвостом. А бывают куклы черного цвета, и у них шесть рук и зубы как у вампиров, а уши как у кошки или собаки.
«Мутант, он и есть мутант», – подумала бабушка. То ли о кукле, то ли о борщевике.
То ли еще о чем-то.
2017